Текст книги "Царский сплетник и дочь тьмы"

18

К главному базару, расположенному в Среднем граде Великореченска, Виталик подъехал с утра пораньше в золоченой карете, подаренной ему чуть больше месяца назад Кощеем и Доном. Карету сопровождала его личная гвардия под предводительством Семена, разодетая в пух и прах по последней пиратской моде. Все были в черных кожанках; у каждого на голове красовалась бандана, на поясе висела абордажная сабля, из перевязей торчали рукояти кремневых пистолей, и все дружно гнули пальцы, как учил их кэп. Правда, не у всех получалось.

– Балда! – треснул царский сплетник по затылку Феде, выпрыгивая из кареты. – Мизинцы и указательные пальцы вперед, а остальное в кулак! Чё ты сразу все веером растопырил? Нормальные пацаны так не делают.

– Да у меня они по отдельности не гнутся, – расстроенно прогудел Федя.

Виталик покосился на его медвежьи лапы, удрученно вздохнул:

– Может, тебе лишние пальцы к ладони привязать?

– А как я тогда стрелять буду?

– И то верно. Тогда сунь их в карманы, не позорь братву.

– А что им там делать?

– Шарики катать, – прошипел Виталик. – Ты ж, зараза, всех из образа вышибаешь!

Федя поспешил сунуть руки в карманы.

– Уже лучше. Так ты гораздо представительней выглядишь. Все всё помнят? Вы теперь бойцы криминального авторитета. Никто ничего не забыл?

– Все нормально, кэп.

– Мы чё, дурные, чё ль?

– Я вот только не понял, – почесал затылок Митяй, – ежели стража наедет, их мочить?

– Я тебе замочу! Ежели наедут, пальцы веером распустишь и говоришь: все вопросы к папику.

– А если они спросят: кто такой папик?

– Да это ж наш капитан, – сердито рявкнул Сема.

– А-а-а… – До Митяя наконец дошло.

– Тогда за мной, – скомандовал царский сплетник и с гордо поднятой головой вошел на уже шумящий и вовсю торгующий, несмотря на раннее время, базар.

Операция «Борзой авторитет» началась. Они шли между торговыми рядами и, старательно оттопыривая пальцы, поясняли торговому люду, что пришла к ним радость великая: платить за охрану от бандитов всяких им теперь придется на одну треть меньше, так как Дон теперь в общем раскладе не участвует. Большинством голосов акционеров ЗАО «Братва и К°» он выведен из совета директоров и лишен своей пайки. А если у его мальчиков возникнут вопросы, просьба переадресовывать их главному криминальному авторитету Великореченска – царскому сплетнику. Эта информация торговым людом воспринималась неоднозначно. Большую его часть это известие приводило в бурный восторг, меньшую – в уныние. Они уже предвидели грядущие бандитские разборки, связанные с переделом рынка, и готовились к дополнительным финансовым поборам на эту войну. Закончив инструктаж, Виталик зашел в каменный добротный павильончик при рынке, над дверями которого красовалась надпись «Гильдия наемных рабочих», а внутри сидел только один человек – сам глава гильдии, которому Виталик с ходу сделал крупный заказ. Заплатил щедро. При виде целых пяти золотых у главы гильдии глаза полезли на лоб.

– Когда приступать? – просипел он.

– Немедленно. Меня не устраивает качество великореченских дорог. Так что к завтрашнему утру дорожка от подворья Янки Вдовицы до бывшего подворья Никваса…

– Бывшего подворья? – насторожился глава гильдии.

– Бывшего, – кивнул Виталик, – он мне деньги должен. За этот месяц такие проценты набежали, что десять таких подворий купить можно. Так вот, чтоб дорога к завтрашнему утру была готова, лучшим камнем вымощена, и, не дай бог, моя карета хоть на одном ухабе по пути подпрыгнет, – лениво процедил юноша.

– Сделаем в лучшем виде, – заверил царского сплетника глава гильдии, благоговейно глядя на гонорар. – Лучше, чем мостовая на площади у дворца Гордона будет!

– Мне нравится твой энтузиазм, – кивнул Виталик. – Дерзай. Родина, – ткнул он себя пальцем в грудь, – тебя не забудет.

Покинув контору гильдии наемных работников, Виталик направился к выходу с базара и сразу наткнулся на группу стрельцов городской стражи, делающих плановый обход торгового центра столицы. При виде главного криминального авторитета Великореченска, накануне объявленного во всерусийский розыск, отряд дал по тормозам и уставился на него, как баран на новые ворота.

– Царский сплетник, – пролепетал один из стрельцов, испуганно косясь на братву Виталика.

– Какой это царский сплетник, болван! – зашипел на стрельца урядник. – Царский сплетник в боярской шапке ходит, в шубейке горностаевой с царского плеча. А это брат его, очень уважаемый человек. Среди местной братвы шишку держит.

– Фу-у-у… – с облегчением выдохнули стрельцы и поспешили посторониться, давая дорогу очень уважаемому человеку.

Все прекрасно помнили, как эта лихая команда с двадцатью пятью бойцами штурмом взяла столицу, и связываться с ней никому не хотелось. Братва крутого криминального авторитета продефилировала мимо стражи, гордо задрав нос.

До выхода с базара царский сплетник все же не дошел. На этот раз уже он дал по тормозам, увидев спешащую навстречу Янку с корзинкой, которая висела на сгибе ее локтя. Она деловито тащила за собой на прицепе вечно смущающуюся Лилию, что-то втолковывая ей по пути.

– Виталик! – радостно воскликнула она, увидев юношу, с ходу чмокнула его в щеку и потащила за собой Лилию дальше.

Челюсти отпали не только у команды царского сплетника, но и у всех свидетелей этой сцены. Царский сплетник в первый момент тоже слегка растерялся. По настоянию Янки они свои отношения ни перед кем не афишировали, а тут такое у всех на виду в самом людном месте.

– Вдовица, ей можно, – прошелестел шепоток по торговым рядам.

– А чё, молодец девка! Глядишь, и самого царского сплетника захомутает!

«Ну, слава богу, народ сам все разрулил», – мысленно перекрестился Виталик, приходя в себя. Поманив пальцем десятника, отцепил от пояса кошель и кинул его служивому.

– Видишь, девочки пошли? – кивнул он в сторону Лилии и Янки.

– Вижу.

– Здесь пятьдесят золотых, – веско сказал сплетник. – Это плата за охрану. С этого момента рядом с Янкой должен быть как минимум десяток стрельцов. Разумеется, только тогда, когда она покидает свое подворье. Передашь Федоту, что это плата за первый месяц. Все понял?

– Все! – страстно выдохнул урядник. – Разрешите исполнять?

– Разрешаю, – кивнул Виталик.

Стража, громыхая сапогами, кинулась догонять девиц.

– Кэп, – расстроился Семен, – ты что, своим людям не доверяешь?

– А что, они уже…

– Конечно!

Виталик пристальнее присмотрелся вслед уходящим девушкам и только тут заметил, что несколько его людей крутятся все время рядом, поочередно сменяя друг друга. Вот коробейник свернул в соседний ряд, уступая место пристроившемуся в хвост девицам нищему, вот его уже сменил почтенный горожанин, старательно делающий вид, что разглядывает неподалеку от лекарок товар. Все это были агенты созданной им конторы под названием ЦРУ, контролирующие великореченский рынок.

– Хорошо работают, – одобрительно хмыкнул Виталик, – моя школа!

Криминальный авторитет возобновил движение и уже на выходе с базара нарвался на еще одни отряд солдат. Судя по всему, в связи с последними событиями – нападением на царскую семью, – городская стража удвоила бдительность и соответственно количество патрулирующих город отрядов. И опять инициативу проявил какой-то особо рьяный вояка.

– Царский сплетник! – заорал он. – Я его нашел!

Команда Виталика тут же ощетинилась абордажными саблями и пистолетами.

– Всем стоять! – выскочил откуда-то из подворотни Федот. – Ну, чего орешь? – с ходу набросился он на чересчур ретивого стрельца.

– Я царского сплетника нашел, – пролепетал сбитый с толку стрелец, тыкая пальцем в сторону Виталика.

– Это не царский сплетник, а его брат, – сердито сказал Федот, – очень уважаемый в Великореченске человек. Так что орать и пальцем тыкать во всех подряд не надо! А то царский сплетник или его брат Женек тебе этот палец вместе с рукой оторвет.

Виталик одобрительно кивнул, выудил из кармана золотой и кинул его бдительному служаке.

– А царского сплетника рекомендую поискать в каком-нибудь кабаке, трактире или харчевне. Где еще этому бездельнику быть? Пока серьезные люди за него серьезные вопросы решают, он предпочитает там отрываться.

– А вот ребят моих спаивать не надо, – укоризненно покачал головой стрелецкий воевода. – Господин шутит, – повернулся Федот к своим стрельцам, – нет там царского сплетника. Насколько мне известно, его вообще в данный момент в Великореченске нет. Так что кабаки разрешаю посещать только в нерабочее время.

– Не забудьте выпить там за мое здоровье, – хмыкнул Виталик, запрыгивая в свою карету. – Трогай! – крикнул он кучеру.

– Обожди, – тормознул кучера Федот, подошел к карете, сунул голову в окошко. – Ты это… сплетник, – шепотом попросил он, – сильно-то не борзей. Я ж все-таки на службе. Мне как-то реагировать надо.

– А что ж ты на Дона и Кощея не реагируешь?

– Ну, так… – Федот явно растерялся.

– Вот и я о том. Да ты не дергайся, все будет путем. Главное, стрельцов своих в узде держи. Пусть раньше времени излишней инициативы не проявляют. Даже когда все вокруг орать начнут, что царский сплетник вражина и изменщик подлый, все равно молчите в тряпочку. А когда я дам отмашку, мочите всех, на кого укажу. Ну да к тому времени, я думаю, ты и сам разберешься в ситуации.

– Чую, накроется мое воеводство медным тазом. Ладно, пару дней продержусь. Ты сейчас куда?

– В поместный приказ.

– Зачем?

– Дело у меня там есть.

– А потом?

– А потом на подворье купца Никваса. Беспредельничать начну.

Федот в ответ на это признание только тяжко вздохнул.

– Да ты сильно не страдай. На этот раз на почти законных основаниях, – успокоил его сплетник. – Если хочешь, можешь даже поприсутствовать.

– Обязательно поприсутствую, – хмуро буркнул Федот.

– В поместный приказ! – крикнул Виталик.

Кучер щелкнул кнутом, и карета тронулась с места.

19

Подьячий поместного приказа Пантелеймон всю дорогу до подворья купца Никваса сиял, как свеженачищенный пятак, нежно поглаживая только что состряпанную на пару с царским сплетником бумагу. Десять минут работы – и в награду целый золотой! Виталик, трясшийся рядом с ним в карете, по лихорадочному блеску глаз подьячего понял, что тот с его помощью только что открыл для себя Клондайк и уже мечтает о расширении бизнеса.

– Значит, так, чернильная твоя душа, – ткнул царский сплетник подьячему кулак под нос, – акция одноразовая. Узнаю, что без моего ведома что-то подобное провернул, я тебя…

– Да ни боже ж мой! – отшатнулся Пантелеймон и начал мелко креститься. – Чтоб я самого царского сплетника обманул! Да ни за что!

Виталик удовлетворенно хмыкнул. Все-таки имидж крутого криминального авторитета работал на него неплохо. В принципе то, что он собирался провернуть, был чистейшей воды криминал, но что делать? Как иначе вызвать огонь на себя?

– Я вот только не понял, почему так мало? – рискнул все-таки робко спросить подьячий. – Всего капь[1]1
  1 капь = 4 пуда = 65,52 кг.


[Закрыть] стерляди…

– Так надо, – отрезал юноша.

– И все-таки вас могут не понять, – с сомнением покачал головой Пантелеймон.

Карета остановилась напротив подворья Никваса. Из нее выскочил суетливый Пантелеймон, следом неторопливо вышел царский сплетник, с ленцой зевнул и сладко потянулся. Около ворот уже крутился отряд стрельцов с Федотом во главе. Стрельцы с опаской косились на братков главного криминального авторитета Великореченска, со скучающим видом подпирающих соседский плетень. Вид у них был самый что ни на есть бандитский.

Перед началом операции Виталик особо настоял, чтобы каждый член его ударной группировки наложил на себя самый зверский макияж и выглядел так, чтобы народ великореченский шарахался от них, как черт от ладана.

Сплетник царственным жестом руки приказал стрельцам посторониться. Те покосились на Федота, тот кивком головы приказ подтвердил, и дорога к воротам бойцам Виталика очистилась.

– Митяй, будь ласков, постучи, – кротко сказал сплетник.

Ворота заходили ходуном под пудовыми кулаками Митяя. Со стороны хором опального купца послышались встревоженные голоса дворовой челяди.

– Кто там? – спросил чей-то тонкий, испуганный голосок из-за ворот.

– Подьячий поместного приказа, – начал отрабатывать свой золотой Пантелеймон.

– Чего надо?

– Опись имущества составить.

– Чего-о-о? – на этот раз голос был сиплый и явно мужской.

– Не доходит, – грустно вздохнул Виталик. – Ребята, разберитесь. Ворота все равно менять, хлипкие они какие-то, мне на подворье с таким убожеством жить западло.

Ребята разобрались быстро.

– Разойдись!

Тяжелые, дубовые ворота в один миг были сдернуты с петель и аккуратно уложены на травку рядом с забором.

– На дрова, пожалуй, пойдут, – все так же лениво сказал Виталик, заходя внутрь. – Это кто? – кивнул он на простоволосую молодку с отвисшей челюстью в пышном сарафане, застывшую на крыльце хором Никваса.

– Матрена. Так сказать, жена-с.

– Чего?!!

– Не ваша-с. Должника вашего Никваса.

Тут из-за дома купца вылетел плечистый мужик с оглоблей и перекрыл дорогу в терем.

– Только тронь, убью!!!

Пантелеймон попятился, но юноша схватил его за шиворот и вновь поставил рядом.

– А это кто?

– Конюх ейный. Антип.

– Он мне нравится. А что, Антип, за золотой со мной работать будешь?

– В год? – ощерился детина.

– В месяц. Пока…

– В смысле как «пока»? – выпучил глаза Антип.

– Ну, ежели с братвой сойдешься, срок испытательный пройдешь, то будешь эту сумму получать не менее чем раз в неделю.

Теперь и у Антипа отпала челюсть. Оглобля выпала из его рук и покатилась по траве. Он обернулся на хозяйку, со всхлипом пару раз вздохнул и… отрицательно мотнул патлатой головой.

– Какая прелесть! – умилился сплетник. – Сема, как закончим дело, потолкуй с ним более предметно. Такие кадры нам нужны. Но это потом. А сейчас, ребятушки, – щелкнул он пальцами, – быстренько телеги сюда. Времени в обрез, из графика выбиваемся.

Его команда схватилась за оглобли и вкатила во двор телеги.

– Ну и чего столбом стоим? – спросил Виталик у Матрены. – Вещички грузим и шустро катим с моего подворья.

– Что?!! – ахнула Матрена и заголосила так, как умеют голосить только русские бабы. – Люди добрые! Это что ж такое деется? Меня, дочку боярскую… А-а-а!!! Тати ночные уже среди бела дня честной народ грабють!

Разве может не откликнуться честной народ на такое из ряда вон выходящего событие? Заселен Верхний град Великореченска был плотно, и около подворья купца Никваса вмиг собралась огромная толпа. Всем было интересно, как тати ночные среди бела дня честной народ грабють. Именно этого и добивался Виталик. На этом шоу ему нужно было как можно больше свидетелей.

– Ночные тати, – распустил он пальцы веером, – грабят по ночам. А я день и ночь работаю на благо родины.

– Это ты работаешь? – уперла кулачки в крутые бока Матрена.

– Да, – кивнул Виталик. – Причем не хуже, чем ты со своим конюхом на сеновале.

Толпа радостно заржала. Судя по всему, о неформальных отношениях женушки купца с прислугой знали все.

– Ах ты, идолище поганое! Тать! Убивец! Думаешь, не знаю, кто к кормильцу нашему троллей подослал?

Царский сплетник возликовал. Склочная баба лила воду на его мельницу.

– Что делать, – горестно вздохнул Виталик. – Законы бизнеса суровы. Он мне столько денег должен, что простой смертью умереть не имеет права. Перед смертью ему еще помучиться надо.

– Он тебе деньги должен? – недоверчиво спросила купчиха.

– Пантелеймон, озвучь бумагу, – приказал Виталик.

Подьячий развернул свиток, на котором, как говорится, еще чернила не просохли, и зачитал состряпанный Виталиком документ.

– «Я, купец первой гильдии Никвас, обязуюсь сохранить на своем складе в целости сданный на хранение товар, коим является капь стерляди свежего посола стоимостью в один золотой…»

Все дружно ахнули. Цена за эту дешевку (по великореченским меркам капь стерляди стоила не больше половины гривны) была просто несусветная.

– «…и выдать вышеуказанный товар его владельцу царскому сплетнику Виталию Алексеевичу Войко по первому требованию, но не позднее 15 июня сего года. За оказанные услуги по хранению товара Виталий Алексеевич Войко выплачивает купцу Никвасу вознаграждение в размере одного рубля серебром. В случае невозврата вышеозначенного товара купец Никвас обязуется возместить царскому сплетнику неустойку в размере двадцати процентов за каждый день просрочки».

Пантелеймон поднял свиток над головой.

– Извольте ознакомиться. На документе стоит подпись господина Никваса и царского сплетника. Это подпись вашего мужа? – ткнул он бумагу под нос Матрене.

– Да вроде… – неуверенно пробормотала купчиха.

– Тогда извольте рассчитаться, – улыбнулся Виталик, мысленно гладя себя по голове. В школе он славился своим искусством подделывать подписи учителей в дневнике, и этот навык теперь ему пригодился.

– Так склад же тот давно сгорел, – растерянно сказала Матрена.

– Совершенно верно, – подтвердил Пантелеймон, – а ваш супруг, вместо того чтоб рассчитаться, это обошлось бы ему тогда всего в один золотой, ударился в бега.

– Целый золотой! – застонала купчиха. – Вот урод! Как появится, убью!

– Боюсь, что вы не совсем правильно поняли ситуацию, – вкрадчиво сказал подьячий. – Золотой было сорок дней назад, а сегодня у нас уже 25 июля, и с учетом набежавших процентов вы должны одну тысячу четыреста шестьдесят девять золотых, семь рублей серебром, один алтын, один грош и полушку.

– Но ты сильно не расстраивайся, – успокоил молодку сплетник, – я не зверь: грош, алтын и полушку прощаю, – милостиво махнул он рукой.

– Добрый у нас кэп! – загалдела его команда.

– Большой души человек!

– Ик! – согласилась Матрена, падая в обморок.

– Грузите ее в телегу, – приказал большой души человек. – Мебель, чад и домочадцев туда же. Чтоб к полудню дом был чист от посторонних. Пантелеймон, навскидку, во сколько оцениваешь все это барахло с участком? – кивнул он на хоромы купца.

– С учетом надворных построек в пятнадцать золотых.

– Для ровного счета пусть будет девятнадцать. Итого за Никвасом еще тысяча четыреста пятьдесят. Оформи соответствующую бумагу и дай свидетелям расписаться.

Свидетели резво сыпанули в разные стороны. Они уже поняли, что бедный купец попал на элементарный развод, и быть свидетелем сего прискорбного действа никому не хотелось. Потому, наверное, никто, кроме Федота, и не заметил, как Семен, повинуясь кивку головы Виталика, сунул в руку конюха толстый кошель.

– Знаешь, куда хозяйку везти? – тихо спросил он у него.

– Ясно дело куда. К батюшке. На подворье боярина Тишайшего.

– Не советую.

– Почему?

– Воздух великореченский с сегодняшнего дня вреден для твоей хозяйки. Я слышал, у нее домик в деревне есть?

– Ну, есть, – угрюмо буркнул Антип.

– Вези ее туда и схоронитесь там до времени.

Федот подошел к сплетнику.

– И сколько в кошеле? – спросил он, усмехаясь.

– Сотня.

– Круто.

– Ну, я ж не зверь.

– А вот народ поверил.

– Так это же прекрасно!

– Никвас и впрямь тебе был должен?

– Да, но не мне.

– А кому?

– Руси. Проследи, чтоб здесь все было тихо и к полудню на подворье не было ни души. Мне и моим ребятам уже пора.

– Опять идешь кого-нибудь трясти?

– Да, но тебя в свидетели на этот раз не приглашаю. Царский сплетник вышел на охоту и скоро здесь многих начнет трясти.

20

Ровно в два часа пополудни в церкви при английском посольстве заиграла органная музыка. Это был единственный храм божий в Великореченске, снабженный таким прекрасным инструментом, и единственная католическая церковь на Руси, а потому почти все прихожане-католики, проживающие в посольской слободе, собрались сегодня здесь, чтобы послушать проповедь епископа.

Сам Варфоломей Виссарионович стоял возле аналоя. Как только последние аккорды величественной музыки стихли, он начал речь, сверкая свежим фингалом под глазом, который не смог замаскировать даже толстый слой грима и пудры. Причем речь свою он толкал на чистейшем русском языке, на котором в посольской слободе все общались друг с другом.

– Дети мои, святая католическая церковь щедро жертвовала вам на продвижение истинной веры на Руси. Насколько мне известно, они шли на… скажем так… подарки для окружающих царя бояр, способных влиять на его решения, но мы не видим ощутимых результатов. Тем не менее церковь продолжает возлагать на вас надежды и еще раз благословляет на дело великое, богоугодное. Все вы знаете, как быстро распространяется ересь по миру, какие извращенные формы принимает христианская религия вдали от святейшего престола папы римского. Так называемая церковь православная плюет даже на обет безбрачия и обязывает священнослужителей жениться и заводить детей!

Святые отцы католической церкви, присутствующие на проповеди, завистливо вздохнули при этих словах, а прихожане одобрительно загудели. Это не понравилось епископу, и он продолжил проповедь, уже срываясь на крик:

– Мало того! Их священнослужители проводят обряды церковные не на языке божественной латыни, а на варварском местном наречии, зарабатывая себе дешевый авторитет! Вам, и только вам, дано спасти эту убогую, отсталую страну и вырвать ее из мрака нищеты и невежества.

– Вообще-то они здесь нехило живут, – донесся до епископа чей-то тихий голос.

– Кто сказал такую ересь? – начал крутить головой епископ в поисках еретика. – Анафеме предам! Прокляну!

Прихожане испуганно молчали. Быть преданным анафеме не хотелось никому. Это немного успокоило епископа, и Варфоломей Виссарионович продолжил:

– До святейшего престола дошли сведения, что отступники получили мощнейшее оружие, способное на корню подорвать устои святой католической церкви. Какой-то хитрый агрегат, который печет Библии православные, как блины. Вы представляете, что будет, если эта ересь хлынет на наш просвещенный Запад? Все, как один, примут православие! Этого допустить нельзя! – епископ щелкнул пальцами. – Заносите!

Дюжие монахи, прибывшие с ним из заморских стран, втащили в церковь тяжеленный сундук и поставили его рядом с аналоем. Епископ лично откинул крышку. Прихожане дружно ахнули. Сундук был доверху набит золотыми монетами.

– Здесь двадцать тысяч полновесных золотых, – мрачно сказал епископ. – Святая католическая церковь надеется, что этого хватит для подкупа кого-нибудь из окружения царского сплетника, имеющего доступ к секретной технологии изготовления еретических книг.

– Подкуп? – загудели прихожане.

Причем загудели с разной интонацией: кто заинтересованно, а кто и осуждающе. Епископ взял с аналоя кипу бумаг и кинул их в сундук поверх золота.

– Церковь святая дает вам индульгенции. Ради дела великого заранее отпускает вам все будущие грехи.

– Все? – недоверчиво хмыкнул кто-то из зала.

– Все! И разрешает всё, вплоть до убийства! В борьбе за веру истинную все меры хороши. Будем бить еретиков их же собственным оружием! Словом божьим, железом каленым выжигать будем ересь из отступников, отринувших святую католическую церковь!!! – входя в религиозный экстаз, орал фанатик. – Я верю, что рано или поздно придет тот час, когда костры святой инквизиции заполыхают по всей Руси!!! И первым на костер взойдет сам царский сплетник! Антихрист, появившийся на Руси неведомо откуда!

Пламенную речь епископа прервала непонятная возня со стороны хоров и чьи-то приглушенные голоса.

– Сема, пасть ему заткни, чтобы не вякал. Ишь, Ван Клайберн, блин, нашелся! Не справимся мы без него. Да меня маман до седьмого класса в музыкальную школу гоняла. Я хоть сейчас «Мурку» с закрытыми глазами сыграю. Ух, сколько здесь рычажков! Чё? Регистры, говоришь? Давим на эти. Нельзя? Не сочетаются? Хрен с тобой. Сема, развяжи. Будет подыгрывать. Но попробуй мне только хоть одну ноту фальшивую взять! Пасть порву, моргала выколю, а патриарх до кучи еще и анафеме предаст. За ним не заржавеет. Очень он не любит, когда на церковь православную всякие педики наезжают. Что значит: почему педики? Ни один нормальный мужик без бабы обойтись не может, если он не педик или не импотент. Воздержание? Да ежели б Адам с Евой так воздерживались, нас бы с тобой на свете не было! Ну, начали!

Возня за хорами утихла, и ожил орган. Играл Виталик на удивление чисто и красиво. Видать, действительно когда-то посещал музыкальную школу. Прихожане замерли, вслушиваясь в незатейливую, но очень душевную мелодию. И тут грянул хор. Нет, это был не хор мальчиков. Партия исполнялась лужеными, пропитыми глотками здоровенных мужиков, но как проникновенно они пели! Недаром перед выходом на дело царский сплетник убил два часа на репетиции с братвой в салоне мадам Нюры.

 
C чего начинается Родина?
С картинки в твоем букваре…
 

На глаза прихожан навернулись слезы. Каждый, наверное, вспомнил о своей далекой родине и невольно всплакнул.

 
С хороших и верных товарищей,
Живущих в соседнем дворе.
 

Кто-то из прихожан зашмыгал носом.

 
А может, она начинается
С той песни, что пела нам мать…
 

– Эх, жизнь моя жестянка! – кого-то из прихожан капитально пробило, и он зарыдал в голос.

 
…С того, что в любых испытаниях
У нас никому не отнять.
 

И тут все прихожане дружно встали со своих лавочек и вытянулись по стойке «смирно».

 
С чего начинается Родина?
 

Из-за хоров появилась длинная процессия небритых личностей, обвешанных с головы до ног оружием, во главе с царским сплетником.

 
С заветной скамьи у ворот,
С той самой березки, что во поле,
Под ветром склоняясь, растет.
 

Небритые личности подхватили сундук, продефилировали мимо обалдевшего епископа и медленно двинулись к выходу, в такт музыке чеканя шаг. Увлекшийся органист продолжал играть. Такой оратории ему исполнять еще не приходилось, а она ему, судя по тому, как он азартно давил на педали и клавиши мануала, явно понравилась.

 
А может, она начинается
С весенней запевки скворца…
 

Епископ молча открывал и закрывал рот, пытаясь что-то сказать, но ничего, кроме невразумительного мычания и бульканья, выдавить из себя не смог. Наглый ход царского сплетника лишил его дара речи.

 
…И с этой дороги проселочной,
Которой не видно конца…
 

Песня затихла где-то за дверями костела, но ее тут же подхватили прихожане:

 
С чего-о-о начинается Ро-о-одина-а-а?