Текст книги "Ледяной круг"

Глава 7

Норлунг проснулся от утреннего холода. Левый бок, под которым спала Астин, был гол и незащищен. Король потянулся и прищурил глаза. Сквозь опущенные ресницы он видел сосновые ветки и качающееся над ними сероватое небо.

С речки долетал плеск. Принцесса всегда умывалась долго, словно видела воду в последний раз в жизни. Приверженность спутницы к чистоте казалась Львиному Зеву предосудительной. Он не мог объяснить ей, что тереть себе шею песком в любую погоду, стоя по колено в ледяной воде, опасно.

Арвен поежился и плотнее завернулся в плащ. Он представил себе серую реку, медленно катившую воды мимо берега, и девушку в одной рубашке, переступавшую стройными незагорелыми ногами с камня на камень. Это было невыносимо! Мало того, что она спит у него под боком!

Норлунг сел. «Пойти, что ли, тоже умыться?» – сама мысль была отвратительна, но сон уже не шел. Тихий свист с берега нарушил ленивые размышления короля. Свистела явно не Астин, она вообще не умела свистеть. Дремотное оцепенение мигом слетело. Арвен вскочил и побежал по тропинке вниз. Он не обращал внимания на то, что мелкая галька сыплется у него из-под ног, а ветки предательски хрустят. Плеска на воде больше не было слышно! Ни звука, ничего!

Еще минута. Проклятый ивняк! Где же? Где? Норлунг выскочил с мечом в руках на пустой берег.

У самой кромки воды лежали сапоги Астин. Больше вокруг ничего не было, лишь холодный ветер с реки пробегал по зарослям тростника. Арвен нагнулся, чтобы разобрать на песке цепочку размытых водой следов. С каждой минутой слабая накипь речного прибоя все больше и больше слизывала их. Норлунг успел заметить только, что это были отпечатки волчьих лап, неестественно глубокие и крупные. Оставалось только гадать, превышают их обладатели ростом среднего медведя или нет.

Львиный Зев выпрямился. Так вот почему всю последнюю Неделю его беспокоил отдаленный волчий вой, словно целая стая шла по их следам, но не решалась приблизиться. Он уговаривал себя, что это невозможно, волки никогда не продолжают преследование так долго. Однажды ночью ему даже послышалось тихое поскуливание в соседних кустах, и Арвен пустил туда наугад две стрелы. Утром он ничего не нашел, но это не успокоило норлунга.

Король зло сплюнул. Ему, человеку, выросшему среди диких лесов в холодных фьордах, многое казалось странным. Не было ни следов борьбы, ни пятен крови! Чем волки могут схватить, кроме пасти? И как тянуть тело иначе чем волоком?

Сжав в руке меч и стараясь также не оставлять следов, Арвен осторожно двинулся по самой кромке воды в ту сторону, куда вели уже почти исчезшие отпечатки лап. «Хотел бы я посмотреть на свистящих волков», – думал король, внимательно вглядываясь в сероватую полосу песка.

Наконец его терпение было вознаграждено. Норлунг увидел длинную цепочку следов, выходивших как бы из-под прибоя. Судя по ним, животных было трое, и опять: ни пятнышка крови, ни вмятины от тела на берегу. Арвен уже стал сомневаться, не стоит ли поискать несчастную спутницу в воде у стоянки, но тут же отогнал от себя эту вполне разумную с человеческой точки зрения мысль. Волки никогда не бросили бы добычи, а треск в ивняке не мог напугать трех таких крупных животных. Они скорее приготовились бы к нападению на него самого, чем пустились в бегство. К тому же Львиный Зев был почему-то уверен, что звери исчезли с берега еще до того, как он бросился вниз по тропинке. Характер следов указывал на размеренный шаг, а не на бег.

Арвен последовал за странными похитителями на берег. Мокрые лапы оставили несколько отпечатков на склоне. Львиный Зев вскарабкался вверх, ухватившись руками за мощные изогнутые корни сосен. Дальше его путь пролегал через кусты дикой малины, на которых остались выдранные кусочки шерсти. «В это время волки не линяют, – мелькнуло в голове у норлунга. – Такое впечатление, что к ним шкура плохо приросла!» Но королю некогда было додумывать мысль до конца. Он уже лез через заросли орешника вверх по склону, надеясь, что там наконец начнется ровная земля.

Лес постепенно густел. Арвен с трудом выбирал себе дорогу. Вдруг в отдалении послышался глухой волчий вой, странный в дневную пору. Слава Богу! Он не сбился с пути. Львиный Зев перестал поминутно нагибаться к земле, ища следы, и бросился бежать на звук. Вскоре он замедлил шаг и осторожно заскользил между деревьями. Вверху, среди поредевших сосновых крон, мелькнуло небо. Норлунг стоял на краю большой поляны, в глубине которой возвышалось странное жилище из поваленных деревьев, дерна и веток. Остов его составляла некогда могучая ель-великанша, рухнувшая, вероятно, в грозу. Ее вывороченные корни образовали глубокую пещеру, вокруг которой и громоздилось нелепое сооружение.

Внутри слышалась возня, вовсе непохожая на волчью. Все это крайне не понравилось королю. Он хотел сначала подкрасться поближе и посмотреть, что происходит в землянке, но его план резко изменил истошный женский крик, донесшийся из глубины. Сжав меч в руке, Арвен ринулся вперед и вломился в жилище похитителей через «парадный вход». Корни больно хлестнули его по лицу, но он не закрыл глаза. В норе царил рассеянный свет. Солнце пробивалось сквозь дыры в дерне. Что ж, тем лучше. Львиный Зев по крайней мере видел своих врагов.

Перед ним за необычайным столом из молодых березовых стволов сидело несколько… Арвен не сказал бы человек, но и не стал бы называть их волками! «Спаси меня, Боже!» Это были оборотни. Они походили на зверей, вставших на задние лапы и несколько облезших. Их руки, а король не сомневался, что существа имели именно руки, были снабжены острыми загнутыми когтями и покрыты клочковатой свалявшейся шерстью. Зато ноги вполне соответствовали волчьим и были даже вывернуты коленями назад. Но ужаснее всего казались морды, звериные во всем, кроме осмысленных, злобных, человечьих глаз.

Тварей было не менее тридцати. Нападение застало их врасплох. Трое оборотней рухнули на пол сразу, истекая густой, почти черной кровью. Остальные ощерились и, издав угрожающее рычание, закружили вокруг врага. Арвен отступил к стене, ища глазами спутницу. В дальнем углу логова, на полу, среди копошащихся волчат ему почудилась человеческая фигура. Девушка лежала, согнувшись, без движения, но какая-то странная уверенность подсказывала Арвену, что она жива. Твари, обступившие его плотным кольцом, не спешили нападать и лишь угрожающе рычали. Из их толпы выступил мощный кряжистый волчина с серебристой, словно седой, шкурой на загривке и разинул пасть. Никогда норлунг не слышал ничего подобного. Гортани оборотней были явно не приспособлены для произнесения человеческих слов. Прошло не менее пяти минут, прежде чем из сдавленного хрипа и поскуливания, временами обрывавшегося в откровенный рык, Арвен сумел выделить звуки, похожие на речь.

– Ты пришел. Мы были уверены, – сказал вожак. – Это твоя женщина.

– Не трудно догадаться даже с волчьими мозгами, – съязвил Львиный Зев, продолжая крепко сжимать меч.

– Не пугай мою стаю, человек, – прорычал оборотень. – Мы не причиним ей вреда, если ты сделаешь то, что тебе скажут.

– Я скорее оторву ваши поганые головы, – зло бросил король, оглядываясь по сторонам.

– Ты опустишь руку на одного из нас, а десяток других вцепятся тебе в горло, – возразил вожак. – Согласись на наши условия, и мы отпустим ее.

– Каковы они? – мрачно осведомился король, сознавая горькую правоту слов хозяина логова.

– Мы шли за тобой от самого Иггдрасилева леса, – заявил вожак. – Часть моих сыновей охотится в его окрестностях. Двое из них хотели напасть на твою стоянку, но были убиты тобой. Убиты! – прорычал что-то неразборчивое. – Оборотня нельзя убить простым оружием. Их поразили стрелы, пущенные твоей рукой, а тела растворились, как туман утром.

Арвен не понимал, к чему клонит вожак. Если речь шла о кровной мести… Но какая к черту кровная месть?

– Мы поняли, что ты и есть тот человек, который может пересилить силу демона, – хозяин. – Для этого не нужно заколдованного оружия или амулетов. Дело в тебе самом!

– Мне случалось бороться с вашей братией и голыми руками, – пожал плечами Арвен. – И я убедился, что кровь у вас такая же красная, а смерь такая же мучительная, как у простых существ.

– Нет, – на морде вожака появилось отвратительное подобие усмешки. – Просто ты можешь причинить нам вред.

– Чего же вы от меня хотите? – спросил Арвен.

– Амулет, нам нужен амулет! – в один голос взвыло все волчье племя, собравшееся в логове. – Принеси нам ожерелье с шеи графа Крискиллы, только ты можешь достать его!

– Какое ожерелье? – король недоверчиво смотрел на оборотней, столь странным образом добивавшихся его помощи. – Что я должен сделать?

– Садись на пол, – сказал вожак. – Можешь убрать свой меч и подойти к своей женщине. Старуха Эйэ провоет тебе историю про колдуна Крискиллу, превращавшего людей в волков, а волков в людей. Она одна осталась на свете из тех, кто видел все своими глазами.

Арвен сделал несколько шагов по направлению к углу, где белым пятном маячила рубашка Астин. Волчицы, охранявшие пленницу, недовольно заурчали, но пропустили короля. Львиный Зев нагнулся к девушке, она уже пришла в себя и молча сидела, держа на коленях серый меховой комочек.

– Арвен, они не злы. Выслушай их, – устало сказала принцесса. Волчонок зевнул и ткнулся влажным носом в ее ладонь.

Король опустился возле Астин, положив тяжелую руку ей на плечи, одним этим жестом подчеркивая свое право на нее.

Оборотни легли на пол, и только старая облезлая тварь, тяжело хромая, подошла к людям.

– Там, за серой водой, после топи, где бежать только по кочкам, – проскулила она, – есть логово из камня, в нем живет человек, но никто не захочет поживиться его мясом. Будь проклята ночь, когда его мать провыла на луну о новом помете, среди которого понесла и этого колдуна! Он сделал амулет из наших зубов и когтей, и мы перестали быть собой!

– Если я тебя правильно понял, – медленно произнес Арвен, – ты хочешь сказать, что за рекой в замке живет человек, который сделал вас оборотными при помощи своего ожерелья? Забрав у него амулет, я смогу вернуть вам прежний облик, и вы снова станете людьми…

– Двуногие хорошо умеют говорить, – мрачно ответил ему вожак. – Ты все правильно понял, кроме одного: мы волки и хотим ими остаться.

Арвен остолбенел.

– Это Крискилла отобрал у нас нашу волчью сущность, – продолжал хозяин логова. – Он взял нашу силу себе и наделил ею своих слуг. А нам отдал часть их человеческой натуры, не самую лучшую, – вожак зло огляделся вокруг. – Мы превратились в жалких выродков, которые не могут никому показаться на глаза. Те, кого ты здесь видишь, уже третье поколение. Из стариков осталась только Эйэ, она все помнит, но говорит хуже нас.

Эйэ кивнула.

– Из-за заклятия мы не можем сами убить Крискиллу, – добавил вожак. – Его вообще никто не может убить, кроме человека, способного побеждать демонов простым оружием.

– Вы считаете, что этот человек я? – спросил Арвен. – А если мне не удастся достать ожерелье?

– Тогда твоя женщина умрет, – ответил хозяин. – Выбирай. Мы дадим тебе три ночи. Если до этого времени ты не вернешься, волчицы разорвут ее.

– Астин, – Львиный Зев склонился к уху принцессы. – Кажется, у нас нет выбора. Ты решишься остаться здесь?

– Я боюсь только за тебя, – покачала головой девушка. – Если ты погибнешь, у Арелата нет шансов. Поэтому соглашайся и беги. Один ты доберешься быстрее, чем со мной. Я дам тебе свой перстень. Надеюсь, что в Орнее, увидев его, подчинятся твоему слову.

Арвен досадливо отмахнулся. «Когда-нибудь эта женщина перестанет молоть чепуху?»

– Я согласен, – сказал он, обращаясь к вожаку. – Я пойду туда, но пусть твои сыновья покажут дорогу и на обратном пути приведут сюда наших лошадей с поклажей.

– Ты надеешься вернуться? – осклабился хозяин.

– Вы, как я понимаю, тоже на это надеетесь, – мрачно заявил Арвен. – Так что не советую трогать ни женщину, ни имущество.

Глава 8

«Не все так просто, как думает этот ничтожнейший из магов», – на губах Нитокрис блуждала рассеянная улыбка, когда она поднималась к себе по выщербленным ступеням башни. Вечная жизнь в ее смертном теле поддерживалась только новой молодой кровью, ее запахом и вкусом, а главное, той удивительной силой, которую излучала эта влага.

«Аль-Хазрад полагает, что Бельзебел нужна мне только для поисков священного металла, – на лице Нитокрис отразилось едва сдерживаемое возбуждение. – Глупец, я шага не сделаю ради какой-то безделушки, пока не получу Арвена. А там, быть может, никакой металл уже не понадобится… У каждого своя игра, Аль-Хазрад. Ты хочешь властвовать, а я жить. Что важнее?»

Так высоко на площадку над башней Супруга Бога поднималась очень редко. Вызвать Бельзебел можно было только в полнолуние – ночь полной силы Солнца Мертвых, и Нитокрис спешила наверх со священными сосудами и ожерельем золотых мух в руках. Хотшепсут должна была привести туда Жертву. Хозяйка чуть досадливо пожала плечами, увидев, что алтарь под самым обелиском еще пуст. Ждать она не могла. Гранитная игла уже почти разделила луну пополам.

– Где? – нетерпеливо выкрикнула царица, схватив служанку за подбородок. – Почему ты ее еще не привязала?

Хотшепсут, вся дрожа от страха, выступила из тени.

– О, госпожа моя… Я никого не нашла… – голос девушки срывался. – Пощадите… – рухнула на каменные плиты, все еще теплые после дневного солнца, и принялась целовать сандалии Нитокрис.

– Ты хорошая служанка, Хотшепсут, – с расстановкой сказала царица. – Я не хочу убивать тебя. Но мне нужен человек на камне.

Ужас парализовал девушку.

– Я должна была сама соединиться с Бельзебел для поисков Львиного Зева, – в раздумье проговорила царица. – Но сейчас мне пришло в голову кое-что получше. – Нитокрис с силой потянула рабыню с пола и, запрокинув ее голову вверх, долго рассматривала нежное, перепуганное лицо.

– Да, – наконец тихо сказала она, – я так и сделаю. Ты будешь и жертвой, и тем человеческим телом, которое необходимо Бельзебел, чтобы в слиянии двух сущностей она могла обрести голос и говорить со мной.

Несчастная забилась в руках Нитокрис, но царица держала ее железной хваткой. Чем дольше убийственный свет белой луны падал на лицо Хотшепсут, тем безвольнее и тише становилось ее сопротивление. Наконец Нитокрис уложила рабыню на камень под обелиском и осторожно освободила ее руки и ноги от дешевых медных браслетов, а бедра от кожаного передника, расшитого бисером. Затем, взяв один из священных сосудов, она натерла тело Хотшепсут черным густым, как смола, маслом.

Низкое теплое небо склонялось над ними. Ужасающе близкий диск луны, казалось, вот-вот накроет Супругу Бога и ее жертву. Нитокрис отошла от алтаря на некоторое расстояние и сама скинула одежду. В ее руках появился тимпан, под жесткие рассыпчатые звуки которого царица начала кружить вокруг обелиска, время от времени ударяя себя в грудь сжатыми кулачками.

Наконец голова Нитокрис склонилась набок, на губах появилась пена. Она чувствовала, что ее тело напряжено и готово к восприятию всей глубины неба, усыпанного крупными, как кристаллы соли, звездами. Тимпан ударил последний раз, и женщина набросила себе на шею ожерелье из магических мух.

Сверкающие в лунном свете насекомые, соединенные друг с другом тонкими золотыми нитями, рассыпались и застыли на смуглой, мокрой от пота коже царицы. Женщина распростерлась на коленях перед обелиском и вскинула вверх руки. Почти сразу же над ее головой пронесся резкий порыв ветра, обдавая едва живую от перенесенного напряжения Нитокрис звездной пылью. Казалось, он зародился где-то в дальних уголках вселенной и теперь нес на своих крыльях страшную неземную заразу.

Грудь царицы тяжело вздымалась, по ее щекам катились крупные слезы. Нитокрис собрала последние силы, чтобы принять в себя нечто, приближавшееся к ней из бездны. Одновременно ее голая спина ощутила слабое, но явственное дрожание камней под башней и тихий, но постоянно усиливающийся гул. Это приближалась Бельзебел.

В следующий миг Нитокрис испытала сильный удар, и вслед за ним сладкую, сводящую мышцы живота боль. Ей казалось, что камни под ее ногами вздыбились и тут же опали. Тело царицы, опрокинутое навзничь, несколько раз конвульсивно дернулось и затихло, расслабляясь. Супруга Бога чувствовала, как внутри нее медленно расползается чужая могущественная тяжесть, втекая в каждую жилку, в каждую каплю крови.

Когда Нитокрис поднялась с каменных плит, она уже не была похожа на себя. Ее грудная клетка вздыбилась, спина заметно деформировалась, сквозь тонкую маску человеческого лица светилась маленькая голова насекомого. К алтарю под обелиском подползло, шевеля длинными шерстистыми усами, отвратительное чудовище, сочетавшее в себе черты нечеловечески прекрасной женщины и крупной навозной мухи. Хотшепсут, на мгновение пришедшая в себя, издала ужасный крик и навсегда затихла, ощутив трепетное прикосновение жадных лапок Бельзебел. Муха склонила голову и впилась в смуглую шею жертвы. Позвонки хрустнули, как хрустит устрица во время еды. Еще живая Хотшепсут испытала одновременно и страшную боль, и никогда дотоле неведомое наслаждение.

Супруга Бога собрала всю свою силу и начала медленно, при каждом глотке крови выталкивать чуждую ей сущность в тело своей рабыни. Она задумала то, что еще никому не удавалось: вызвать Бельзебел и сохранить свое собственное тело. Хрипло дышавшая и выкручивавшаяся на камне служанка содрогнулась от сильного спазма, ее руки вскинулись вверх, а ноги изогнулись в коленях, под кожей вместо ребер начали проступать широкие плоские пластины мушиного брюха.

Впервые в жизни Нитокрис могла наблюдать за воплощением Бельзебел со стороны, и зрелище привело ее в замешательство. Давно забытое отвращение всколыхнулось в Супруге Бога, но она преодолела его, поздравив себя с тем, что сама освободилась от мушиного облика.

Нитокрис отступила на шаг и вытянула вперед руку с талисманом, заклинавшим Бельзебел. Ожерелье – знак власти над Царицей Мух – осталось у нее на шее. Она в страхе смотрела на алтарь под обелиском. Вместо Хотшепсут на камне сидела громадная шестирукая тварь с хрупкими, словно слюдяными, крыльями. Повернув к Нитокрис свою маленькую прилизанную головку, Бельзебел вылупила на нее мутные сетчатые глазищи.

– Да продлит господин наш твои годы, сестра моих несчастий, – вежливо обратилась она к Нитокрис. – подаст тебе обильный гаввах во все дни жизни твоей. Что тебе понадобилось от меня? Время мое к службе твоей, ибо я счастлива снова осязать полную луну телом, которое ты мне подарила, и благодарность моя измеряется только выпитой жизнью.

Нитокрис склонилась перед ней в глубоком поклоне.

– Госпожа дум моих, – пропел тихий голос царицы, – я осмелилась прибегнуть к твоей помощи по двум причинам. Я ищу мужчину, норлунга, чья сила удержит меня на краю этого тленного мира. Помоги мне найти его. О второй услуге мы поговорим потом.

– Мужчина? Норлунг? – Бельзебел спустила с камня длинные стройные ноги, унаследованные от Хотшепсут. – Нам угоден мужчина. Но за вторую услугу должна быть уплачена отдельная цена.

– Я поделюсь с тобой его жизнью, – с неудовольствием ответила Нитокрис. – Если ты найдешь норлунга.

– А у него много силы? – насмешливо спросила Бельзебел.

– Нам хватит, – Супруга Бога сделала шаг к Царице Мух и положила ей руку на загривок. – Летим, если ты не возражаешь. Нам надо найти его еще до рассвета.

Нитокрис взобралась на спину Бельзебел, и та, расправив крылья, с легким треском взмыла в ночное небо. На ее груди светился неестественным зеленоватым светом печальный пентакль, число сеферот которого точно соответствовало числу золотых мух в ожерелье царицы. Темный неподвижный Кем поблескивал лоснящейся тушей между низких берегов. Бельзебел летела на север, унося на себе ту, что никогда не должна была покидать пределов Харазима, а Нитокрис, по временам глядя вниз, испытывала острое желание прыгнуть в зовущую пустоту под ногами.

Глава 9

Граф Крискилла потянул носом воздух и совсем по-волчьи повернул голову, словно вслушиваясь в отдаленный, одному ему ясный звук. Он стоял на башне в вечерний час, ожидая, когда последние лучи солнца растворятся в густой темноте и настанет его время жить. Тонкий розоватый закат предавал болотам и вересковым пустошам необычайно нежный облик. Но Крискилла не видел этой тихой, зачаровывающей сердце красоты. Его зрение давно уже перестало различать знакомые человеческому оку оттенки. Он замечал лишь, как пульсируют пятна тепла и движутся темные контуры. Чем чернее сгущался мрак, тем совершеннее становилась способность оборотня отыскивать глазом врага. Врага? Друга? Не все ли равно? Пищу.

А враг был близко. Крискилла чувствовал это. Но граф чувствовал и другое: тихие ровные толчки откуда-то из-под земли. Они отзывались во всем его теле непрекращающимся, ноющим пением крови, от которого оборотня охватывало радостное возбуждение. Там внизу, глубоко по неведомым тропам шли его лунные братья, дети древних великих народов, такие же изгои в сегодняшнем мире, как и он сам.

Крискилла не принадлежал к кругу арелатской знати. Его могущественный род тянул свои корни в те незапамятные времена, когда по земле гарцевали гордые люди с Островов Блаженных. Гибель мира, гибель великой прародины, мгновенное могущество и слава отпавших колоний, их уход в небытие под сапогами дикарей, лавиной хлынувших с севера. Теперь он один, последний скрюченный лист на сухом семейном древе. Один среди пугающих безмолвием болот, из черной воды которых в небо смотрят лица бесчисленных поколений, прошедших по улицам мертвых городов. Граф знал, что покоится у него под ногами. Хранитель исчезнувших лабиринтов, он ждал долго и дождался! Скоро они придут. О, если б он мог дать им знать о себе!

Внезапно огромная черная тень наползла сзади на башню и закрыла собой половину неба. Вечер превратился в непроглядную ночь. Лишенная звезд мгла была осязаемой. Она склонялась над башней, над маленьким человечком на ее вершине, Ц возомнившим себя повелителем оборотней. Она смеялась над Ш ним, над его болотами и пустошами, над некогда великим родом принцев Оберона…

– Ты слышишь меня, Крискилла? – голос пришел к нему с мощным порывом ветра. Молния пересекла небо, и граф увидел громадную фигуру человека, склонявшегося к нему с высоты. – Ты слышишь меня? Отвечай!

– Я слышу тебя! – граф не мог устоять на ногах, он не мог поднять лица, но слышал зовущий его мрак.

Черная рука протянулась вниз, и, отделившись от земли, Крискилла поплыл над собственным замком. Он видел холмы и глубокие впадины, которые были ладонью звавшего его божества. Он видел, как мрак далеко вверху колыхался и свистел – это дышала и говорила чудовищная сила, пришедшая за ним. Собрав остаток сил, Крискилла выпрямился и скрестил руки на груди. Он – последний потомок великих владык мертвого города – ни перед кем не станет преклонять колени. Былая надменность взяла верх над страхом, граф овладел собой. Он прищурил желтоватые глаза и повел острыми ушами. Он у себя дома, и неведомый страж небес пришел к нему, чтобы просить… он знал это.

– Что тебе надо от меня, гость? – надменно спросил граф.

– Гость? – расхохоталась темнота. – А ты не потерял достоинства оберонских принцев. Что ж, пусть будет по-твоему. Пригласи же меня войти.

Крискилла держался на ногах из последних сил. Луна, только бы взошла луна, тогда он вновь обретет необходимую твердость, но сквозь огромную тень гостя не видно было даже неба!

– Входи! – закричал граф, приложив ладони ко рту, и его голос сорвался на вой. – Входи, кто бы ты ни был, и я встречу тебя в своем тронном зале!

В то же мгновение резкий ветер засвистел в ушах Крискиллы. Ему показалось, что он с неимоверной скоростью летит вниз. Все его волчьи потроха сжались и оборвались, когда падение резко прекратилось. Граф оказался не на башне и не на земле перед дверью своего жалкого жилища, напоминавшего в темноте бесформенное нагромождение каменных блоков. Он стоял в закопченном зале, занимавшем собой чуть не весь второй этаж.

Победив дрожь в ногах, вызванную не страхом, а колебаниями пола, граф огляделся по сторонам. За высоким выветренным от времени окном, лишенным ставень, царила темнота. Но это была не та давящая плотная громадина, с которой только что соприкасался оборотень. На него смотрела живая благоуханная ночь, с холодным гнилым ветром болот, с затаенными шорохами и звуками, с блуждающими зелеными огоньками над пустошью. Крискилла полной грудью вдохнул влажный воздух и успокоился. С высокого иссиня-черного неба на него смотрели звезды, и бесстыдная голая луна ласкала светом белесоватую кожу оборотня.

– Ты успокоился, увидев свою госпожу? – раздался у него за спиной насмешливый сухой голос. – И это называется тронным залом?

Крискилла обернулся. В нескольких шагах от него у длинного дубового стола с выщербленной крышкой стоял высокий сухопарый человек, укутанный в длинный черный плащ. Одежда отшельника никак не вязалась с тонкими хищными чертами лица, явно выдававшими в госте фаррадца. Граф не испытывал свойственного невежественным северянам предубеждения против детей Кема. Он чувствовал, что его самого связывает с ними нечто большее, чем кровное родство. Отпрыски одной великой цивилизации, ушедшей в небытие, они оказались заброшены по разные стороны моря, чтобы опять слиться при новом повороте вселенной.

– Не богатая обстановка, – буднично заметил маг, отодвигая стул и садясь с таким тяжелым стуком, как будто на ветхое дерево упал каменный истукан.

– Я беден, – достоинством отозвался Крискилла. – род пресекся, но я не в праве умирать. Я страж, – он прошел к высокому стулу с резной спинкой, отдаленно напоминавшему трон, и опустился на него, чтобы чувствовать себя хозяином.

– Страж? – переспросил гость. – Что же ты охраняешь?

– Этого мне не дано знать, – угрюмо отозвался граф, – как и тем, кто был до меня… Но я должен продолжать жить, хотя бы и оборотнем! – Крискилла с силой хватил ладонью по ветхому подлокотнику. Дерево хрустнуло и подломилось.

– Ну-ну, – гость жестом остановил его. – Не стоит так горячиться. Мы, дети лунной крови, всегда рассудительны, а ты сейчас все еще в облике человека и должен сдерживать себя. Расслабишься после, – помедлил. – Дам тебе эту возможность, – добавил он, – я приготовил для тебя славную охоту.

– Охоту? На кого? – не понял Крискилла, все еще раздосадованный очевидной иллюзорностью своей власти.

– Об этом потом, – бросил гость. – А сейчас я могу показать тебе то, ради чего ты и твои предки добровольно обрекли себя на прозябание в глубине болот.

Сердце Крискиллы судорожно забилось. Семейная легенда гласила, что поколение за поколением древний род оборотней будет вымирать среди этих гниющих пустошей, пока в один из дней не явится тот, кто освободит Волка. Освободит ради битвы!

– Ты готов увидеть настоящий тронный зал? – спросил гость. – Отвечай мне, жалкая тварь! – резко крикнул он. – Ты не побоишься встать перед пустым престолом оберонских принцев-оборотней?

У Крискиллы перехватило голос. Он не мог говорить, но кивнул головой в знак согласия.

– Тогда идем, – черной ледяной рукой фаррадец схватил графа за плечо, и они точно провалились в бездну.

Мрак с редкими вспышками ослепительных огней длился всего минуту, за ним последовала полная пустота без света и звуков. А когда Крискилла открыл глаза, вокруг не было ни жалких деревянных скамей, ни голого камня выщербленных стен.

– Где мы? – едва слышно спросил граф, не смея поднять взгляд вверх к потолку.

– Где? – рассмеялся маг. – Ты у себя дома, а я у тебя в гостях. Неужели не узнаешь?

Болезненное чувство охватило душу Крискиллы. Он обвел глазами помещение, в котором оказался. Оно было огромно. Граф скорее знал, чем видел, что находится в зале, чьи размеры превышали всякое воображение. Лес темных величественных колонн устремлялся к потолку. Стены отступали куда-то в темноту. Под ногами Крискилла различил пол, покрытый какими-то желтоватыми пластинами, инкрустированными цветными камешками.

– Да-да, это золото, – фаррадец, – владыки Оберона попирали его ногами.

– Но, но… где я? – не в силах оторвать глаз от ярких изумрудных трав и рубиновых ягод у себя под башмаками, спросил граф.

– Идем, – маг взял его за локоть и повел вперед к центру зала, где на двенадцати звездных ступенях возвышался черный каменный трон.

Приглядевшись, Крискилла понял, что престол сделан из гладкого полупрозрачного минерала, в глубине которого вспыхивали и гасли разноцветные искры.

– Садись, – маг властно подтолкнул оборотня вперед. Граф не стал сопротивляться, он смутно чувствовал, что все окружающее принадлежит ему по праву. Медленно опустившись на гладкий холодный камень, Крискилла огляделся вокруг и выпрямил спину. С потолка свисали древние знамена с изображением водных чудовищ и каких-то таинственных знаков, которые он начинал медленно узнавать. Его пальцы ласкали глубокую резьбу подлокотников трона, его глаза, казалось, всасывали мрак и величественную красоту дворца.

Гость поднялся по ступеням вслед за ним. В руках у него появился странный венец, непохожий на жалкие железные короны теперешних владык. Но Крискилла знал, что это именно корона, а не шлем, и не маска. Дороже нее, казалось, не было ничего на земле.

Венец коснулся головы графа, и в следующую минуту густой мрак и пустота вновь засвистели вокруг. Крискилла точно очнулся ото сна. Он сидел на своем сломанном деревянном стуле среди ветхой комнаты с окнами-дырами, а перед ним стоял ухмыляющийся фаррадец. Гнев и отчаяние охватили графа.

– Негодяй! Ты посмеялся надо мной! – он вскочил, занеся руку для удара. – Ты заставил меня грезить. – Его пальцы наткнулись на что-то тяжелое, съезжавшее на лоб и мешавшее видеть.

– Коснись своей головы, – маг не отступил, а просто переместился в воздухе на некоторое расстояние от графа.

Крискилла озадаченно рассматривал массивный золотой венец в виде головы волка с открытой пастью.

– Где мы были? Куда все исчезло? – мрачно спросил он.

– На первый вопрос я тебе уже ответил, – сказал фаррадец, вновь приближаясь. – Что касается второго, то ничего никуда не исчезло. Все увиденное тобой не сон. Великий дворец оберонских владык сотни лет покоится под твоими ногами. Он был там всегда! А то, что ты называешь замком, – гость расхохотался, – всего лишь голубятня над сторожевой башней. Ну?

Смысл сказанного доходил до графа медленно. Медленнее, чем ожидал маг. Потрясение было слишком жестоким. Все эти годы его семья голодала и ютилась в жалкой скворечне, а далеко внизу, под их ногами лежали несметные богатства, принадлежавшие только им.