Текст книги "Шурочка: Родовое проклятие"

Саня сидел, поджав ноги и положив к себе на колени голову Алексея. Он закрыл ему глаза и прикрыл обожженное лицо носовым платком.

– Вы знаете, кто он такой? – спросил один из этих людей.

– Да. Это мой друг Алексей Журавлев, – ответил Саня.

Милиционер нагнулся к телу, приподнял платок с лица сгоревшего человека, потом выпрямился, печально качая головой.

По земле стлался густой дым. Люди начали расходиться по домам. Саня все еще сидел, не выпуская из рук голову своего друга, и беспрестанно бормотал:

– Что же ты, Леха? Как же так? Ты меня спас в море, а я не смог спасти тебя на земле.

Кто-то из людей подошел и спросил:

– Сколько ему было лет?

– Двадцать четыре, – тихо ответил Александр.

– Боже! Какое несчастье! Погиб парень в расцвете лет, ни за что, ни про что. А я говорил Валентине: «Сдай своего Бориса в психушку», а она: «Жалко мне его», вот тебе и жалко, чуть семью не сгубил. Наверняка, это он устроил пожар, да сбежал. А чужой человек жизни лишился из-за них. Э-хе-хе, вот как бывает. Парня-то как жалко, молодой еще.

Саня сидел и думал: «Какая жестокая судьба! Он так хотел жить, быть счастливым и внезапно ушел в вечность, не дойдя всего несколько метров до дома своей любимой девушки». Вдруг над его головой раздался протяжный вздох, похожий на стон, жалобный и безнадежный. Александр поднял глаза и увидел Нину. Она провела руками по лицу и замерла, дрожа с ног до головы, не отрывая глаз от обгоревшего тела.

– Саня, это Леша? – тихо спросила она.

– Да, – ответил он.

Руки ее повисли в воздухе. Она опустилась на колени, взяла обгоревшую руку Алексея и прижала к своей груди.

– Алеша, вот здесь, под моим сердцем бьется маленькое сердечко нашего ребенка. Я хотела сказать тебе об этом при встрече. Я не знала, что наша встреча будет такой. Но, может быть, ты слышишь меня? Я люблю тебя, и буду любить нашего малыша и заботиться о нем всю свою жизнь, – слезы покатились по ее щекам.

Она провела рукой по его руке и нечаянно наткнулась на часы, которые когда-то подарила ему. Ремешок обуглился, стекло местами расплавилось от огня и вздулось, стрелки на циферблате не двигались. Нина сняла часы с его безжизненной руки и прошептала:

– Они перестали стучать вместе с твоим сердцем.

Тело Алексея погрузили в машину и увезли.

– Нина, пойдем, я провожу тебя домой, – сказал Александр.

– Куда они увезли его? – спросила она.

– В морг. Так полагается. Ты не волнуйся, все хлопоты я возьму на себя.

– Я хочу похоронить его в нашей деревне.

– Да, конечно, а сейчас пойдем отсюда.

Ночью Нина не могла заснуть. Она лежала, съежившись на постели. Она не чувствовала больше ничего, кроме острой мучительной боли и злобы на неумолимую природу, причиняющую людям такие страдания. «Чем я прогневила судьбу? За что мне такое?» – думала она. Нина чувствовала себя очень несчастной. Жизнь казалась ей беспросветной и сулила только одни беды. Она подошла к окну. Ночь была тихая и звездная. Опустив голову на руки, Нина дала волю своему отчаянию. Потом она поглядела на звезды и, протянув руки к небу, взмолилась:

– Алешенька, милый мой, я так хочу к тебе! Возьми меня с собой!

XV

Третью ночь подряд Шурочке снился один и тот же сон. Алексей открывает калитку, заходит в дом, улыбается, и она бросается ему навстречу, чтобы обнять его. Но почему-то вместо него оказывается Клавдия, почему-то она в черном платке, с печальным лицом, а сердце у Шурочки колотится так, что вот-вот выпрыгнет из груди. Очнувшись от странного сна, она выходила на крыльцо, делала несколько глотков свежего воздуха, и ей становилось легче дышать. Каждое утро мимо ее дома проходила соседская девочка, погоняя двух тощих коров, и Шурочка провожала ее взглядом до конца улицы. Потом она еще долго стояла у калитки, поджидая почтальона.

– Шурочка, опять ты вскочила в такую рань, – раздался голос Клавдии.

– Мамочка Клавочка, я чувствую, что сегодня придет письмо от Алешеньки. А может он и сам приедет? Недаром каждую ночь мне снится сон, что он открывает калитку и входит в дом. Боже, как я соскучилась! Мы не виделись целых шесть лет! Ты и вообразить себе не можешь, как я страдаю от разлуки.

– Однако, хватит стоять, пойдем чай пить, – сказала Клавдия, повязывая голову своим любимым белым в черную точку платком.

Шурочка уже собралась войти в дом, как услышала голос почтальона:

– Хозяюшка, получи письмецо!

– Ну? Что я тебе говорила? – радостно воскликнула Шурочка и, забрав у почтальона письмо, вошла в дом.

Прочитав его, она была уничтожена. Она застыла в неподвижности, опустив письмо на колени.

– Что? Что случилось? На тебе лица нет! – взволновалась Клавдия.

Шурочка не могла вымолвить ни единого слова. Клавдия выхватила у нее из рук листок и начала читать, с трудом разбирая слова. Это письмо было от Александра, в котором он сообщал о гибели Алексея, о его героическом поступке и о месте его захоронения.

Шурочка расстегнула кофту и изо всех сил прижала ладонь к горячему боку. Последнее время у нее случались приступы, и иногда это ей помогало. Но сейчас ей стало совсем плохо, в глазах поплыли темные пятна. Она с трудом подошла к зеркалу, как будто для того, чтобы поправить волосы. Холодная тошнота подступила к горлу. Поверхность зеркала стала мягкой, глубокой, как вода, и Шурочка ощутила, как всю ее начала всасывать внутрь эта мягкая глубина. Она собрала все усилия, чтобы вырваться из этой бесцветной пустоты. Но ее словно что-то обожгло внутри, и она рухнула на пол.

С этого дня Шурочка начала быстро чахнуть. Глядя на нее, сердце у Клавдии разрывалось от боли. Иногда казалось, что разум ее вовсе покидает. То она вела себя так, будто не отдавала себе ясного отчета в том, что произошло. То у нее возникала потребность бежать, куда глаза глядят, звать на помощь. То она падала на колени и исступленно молилась, отчаянно и страстно взывая к богу. Она часами смотрела на икону, и ей казалось, будто это уже не бог, а Платон глядит на нее. Да, это его глаза, его лоб, его взгляд! «Иисусе», – шептала она, а с ее уст слетало имя Платона. Она видела его, видела так ясно, точно он стоял перед ней.

Прошли осень и зима в унылой, смертной тоске. Наступила весна с ясным голубым небом и ярким солнцем, снова пробилась трава, но унылая, смертная тоска еще больше усиливалась. Приступы повторялись все чаще и чаще. Шурочка училась превозмогать боль, прибегая к различным уловкам – щипать или кусать свою руку. Но страшное оцепенение с каждым днем сковывало ее истерзанное тело и меркнущее сознание. Вскоре у нее появилось ощущение неги и предсмертной истомы.

Очнувшись от глубокого сна, она с удивлением открыла глаза и увидела наклонившееся над ней лицо своей матери. Оно расплывалось и таяло в воздухе.

– Мама, мамочка, это ты? – прошептала Шурочка.

– Доченька, милая моя, – услышала она знакомый нежный голос из своего детства.

Шурочка заплакала.

– Как же я соскучилась по тебе, мамочка! Но ведь ты же умерла?

Шурочка хотела приподняться, но Полина жестом не позволила ей этого сделать.

– Посмотри, кто пришел со мной, – прозвучал все тот же милый голос матери.

Шурочка смотрела, широко раскрыв глаза и разинув рот, не то от удивления, не то от счастья. Один за другим в ее комнату входили сначала отец, потом Тимошка, Артемка, Галочка и Алексей, и все они улыбались, точно были живые. Сердце Шурочки разрывалось на части, она металась на постели, пытаясь встать и заключить их всех в свои объятия.

– Дорогие мои, родные, вы здесь, вы со мной! – воскликнула она.

Клавдия не оставляла Шурочку ни на минуту. Она понимала, что та бредит от сильнейшего жара и боли. Она постоянно смачивала полотенце холодной водой и укладывала на лоб больной, пытаясь хоть как-то облегчить ее страдания. Иногда Шурочка приходила в сознание и с усилием поднимала глаза на Клавдию.

– Мамочка Клавочка, умоляю тебя, – шептала она обессилившим голосом, – усыпи меня, иначе я сойду с ума, я хочу видеть их, я знаю, что они здесь, рядом, они пришли за мной, потому что им плохо без меня.

Клавдия только разводила руками. Потом Шурочка снова теряла сознание, и ее бледное, измученное лицо вновь начинало светиться от счастья. Вдруг она схватила руку Клавдии и начала судорожно сжимать ее.

– Посмотри! Посмотри! Платон пришел! Боже мой, как же я счастлива!

Тут Клавдия услышала легкий стук в окно. Она хотела подойти и посмотреть, кто стучит. Снова раздался точно такой же стук в соседней комнате. Она кинулась к окну. Там никого не было. В третий раз раздался более громкий, отрывистый стук, и Клавдия, испугавшись, выскочила на крыльцо. Никого не было. Она обошла дом со всех сторон. Стояла мертвая тишина. Клавдия вернулась в комнату и обнаружила уже бездыханное тело Шурочки. Волосы разметались по подушке, а широко раскрытые глаза застыли в счастливой улыбке. Клавдия в отчаянии прижалась лицом к ней и разрыдалась. Она вспомнила о своей прежней мечте: всегда быть рядом с Поленькой, растить Шурочку, ее детей. Но все получилось наоборот. Все мертвы, а она жива неизвестно для чего. Больнее всего было то, что она навеки простилась со своими любимыми и самыми родными людьми, она никогда больше не увидит их. Клавдия глядела на мертвую Шурочку, лежавшую так спокойно, словно она радовалась, что может никогда не просыпаться.

– Бедная моя, сколько же страданий выпало на твою долю! Какое страшное проклятие навалилось на всю вашу семью! Арина! Ты слышишь меня? – закричала Клавдия, воздев руки к небесам. – Это ты во всем виновата! Это ты своим страшным грехом погубила весь род! Сколько же невинных душ загублено тобой!

После похорон Шурочки Клавдия была, как безумная. Она не понимала того, что ей говорили, она слушала разговоры соседей и не знала, о чем идет речь, что-то оборвалось у нее в груди. Она понимала, что навсегда распрощалась с людьми, которые были ее единственной семьей, единственным смыслом ее жизни. Она сидела на стуле возле окна, устремив бессмысленный взгляд куда-то вдаль, и вдруг услышала, как скрипнула дверь. Сердце ее сжалось в предчувствии, что сейчас она обернется и увидит свою Шурочку. Но, обернувшись, она увидела на пороге незнакомую молодую женщину с младенцем на руках. Клавдия хотела встать, но побоялась упасть, до того у нее ослабли ноги. Женщина подошла к ней и вежливо спросила:

– Вы бабушка Алексея?

– Да. А ты кто такая?

– Я Нина Воробьева. Мы с Алексеем любили друг друга. Мы не успели пожениться, но вот его дочка, – она протянула ребенка Клавдии, – ее зовут Александра.

Клавдия осторожно взяла девочку на руки и прошептала:

– Шурочка…

Безмерное волнение охватило ее. Она с нежностью раскрыла одеяльце и увидела карие глазки малютки и светлые завитки волос на головке.

– Моя Шурочка…, – повторила она.

Клавдия прижала к себе ребенка и осыпала ее личико бессчетными поцелуями. Нина стояла рядом и, улыбаясь, смотрела на нее.

– Можно мы будем жить с Вами? – робко спросила она. – У нас больше нет никого из родных.

Клавдия подняла на нее обезумевшие от счастья глаза и произнесла:

– Бог смиловался надо мной! Дочка, верь мне, вот эта девочка, эта наша Шурочка будет обязательно счастлива!