Текст книги "Шурочка: Родовое проклятие"

XI

Прошло четыре года. Ум и душа Насти были так погружены в искусство, что домашняя жизнь проходила для нее, как сон. Каким великолепием казалась для нее жизнь сцены, этот идеальный мир поэзии и музыки, единственный мир, который соответствовал всем ее мечтам!

Наконец, наступил торжественный час – она будет играть свой первый спектакль. Ступив на сцену, ей показалось, что, заброшенная на чужбину, она, наконец, вернулась на родину. Ее глаза светились. Цвет лица беспрестанно менялся, то оживляясь, то становясь бледным. С цветом лица менялось и выражение: то оно было чрезвычайно печальным, то озарялось весельем. Ее роль получила в ее устах могущество, которого она не осознавала, ее голос трогал зрителей до слез.

Первое действие все решило. Она чувствовала это по неподвижности публики. Люди были, точно прикованные к стульям, сидели, еле дыша, с орошенными слезами лицами. Наконец, занавес опустился, и раздались бурные рукоплескания. Все вдруг поднялись со своих мест и в один голос начали произносить ее имя. Настя вышла, дрожащая, бледная, глядя в толпу зрителей, и публика увидела ее взгляд, полный слез, и поняла восторг девушки. Раздались оглушительные крики одобрения. Она стояла перед всеми этими людьми, сердца которых покорила, и наслаждалась тем, что ее талант, наконец, вышел на свет в полной славе.

Проходили недели, месяцы. Настя блистала на сцене, слава расточалась молодой актрисе, но она от этого не изменила простоты своего образа жизни, своего скромного жилища. Ее окружали разные люди, на ее пути становились всякие козни и искушения, но ее репутация сохранялась незапятнанной. У Насти появилась целая свита поклонников, но сердце ее оставалось верным. Часто в ее мыслях возникал образ Кости. Иногда, погружаясь в воспоминания о дивной ночи, проведенной с ним, она вздрагивала от шелеста листьев дерева под своим окном, точно узнавала в нем знакомый голос.

Однажды, поздним вечером, возвращаясь домой из театра, она шла по темному коридору и услышала стон, доносившийся из комнаты хозяина. Дверь была приоткрыта. Настя толкнула ее и оказалась в комнате. На постели, корчась от боли, лежал хозяин. Слабый свет бросал отблески на искаженное лицо больного. Возле него никого не было. Он так стонал, что, казалось, вот-вот испустит последний вздох.

– Воды, – пробормотал он слабым голосом.

Настя подошла к постели, нагнулась и взяла его за руку. Хозяин приподнялся на своей постели и устремил на нее потухшие глаза.

– Я не хочу умирать, я хочу жить, спаси меня!

Настя отправилась в свою комнату и вернулась через несколько минут с травяным отваром, который произвел свое целебное действие. Страдания уменьшились, и хозяин погрузился в глубокий сон. Утром она привела доктора. Он осмотрел больного и, повернув голову к Насте, сказал:

– Это лихорадка. Вот лекарство, – он протянул ей пузырек с прозрачной жидкостью, – поите его. Если произойдет перемена, пришлите за мной.

С этими словами он двинулся к двери. Настя не знала, что делать, но бросить одинокого, обессиленного человека она не могла. Проводив доктора, она вернулась к больному. Он лежал с закрытыми глазами, дыхание его было спокойно. Настя приняла решение перебраться в его комнату на время, чтобы ухаживать за ним. Всю ночь она не сомкнула глаз. Незадолго до восхода солнца хозяин проснулся. Он обвел комнату слабым, потухшим взглядом и, увидев Настю, улыбнулся. Он произнес ее имя и протянул к ней руки.

– Мне теперь будет хорошо, совсем хорошо, правда?

Настя взяла лекарство, которое прописал доктор, и начала поить его с ложечки. Но лекарство не произвело того действия, которое она предполагала. Вместо спокойного сна оно вызвало что-то вроде лихорадочной спячки. Это был не сон, а бред. Он смотрел на Настю блуждающими глазами и бормотал бессвязные слова. Нервная дрожь пробегала по его телу.

– Где он? Я не могу его найти.

– Кто? – тихо спросила Настя.

Старик с ужасным криком закрыл себе лицо обеими руками. Потом со страшной энергией продолжил:

– Максим, сынок мой! Как же ты мог? Я ведь жил только для тебя! Вот, бери все мои деньги, я для тебя собирал их. Разве я мало любил тебя? Боже мой! Сжалься надо мной, не бросай меня!

Внезапно крик отчаяния утих, все его тело скорчилось, последняя судорога пробежала по его лицу, и его безжизненная голова рухнула на подушку. Настя стояла в растерянности. Ей вдруг стало жаль его. Четыре года они прожили в одном доме, и никто, в сущности, ничего не знал о жизни этого человека. Все его недолюбливали, считали скрягой и посмеивались над его внешностью. А ведь он, наверное, прожил несладкую жизнь, испытал немало страданий, но никогда никому не пожаловался на свою судьбу, не рассказал о своей боли, которая разрывала ему сердце.

После похорон владельца этого дома, местком распорядился выселить жильцов и отдать дом под общежитие для работников театра. Насте повезло больше других. За ней оставили ее комнату, как за актрисой этого театра. Вскоре по соседству поселились другие актеры, и дом зажил новой, совсем другой жизнью.

Проходили недели, месяцы. Душа Насти была неспокойной. Лишь на сцене удавалось найти покой и забвение. По ночам она постоянно твердила себе: «У меня все хорошо. Я счастлива». Почему же так беспокойно билось ее сердце? В ее душе росла пустота, и она ничем не могла ее заполнить. Тоска длилась, длилась без конца. Ей не хватало родного дома, Марии Терентьевны, Шурочки. Иногда ей хотелось кричать и бежать на край света от мыслей и воспоминаний. Иногда она задавала себе вопрос: «Не точит ли ее другое, куда сильнее?» Ей никак не удавалось отогнать мысли о Косте. Но театр! Ради этого стоит терпеть и тоску, и одиночество. Настя льстила себя надеждой, что держится, как надо, что ничем не выдает свое подлинное состояние души. Она тщательно следила за тем, чтобы говорить, смеяться, общаться с людьми в точности, как раньше. И с виду она оставалась все той же прежней Настей – независимой, порывистой, дерзкой. Несколько раз она пыталась заставить себя съездить в родную деревню и навестить близких сердцу людей, и каждый раз в последнюю минуту что-нибудь важное и неотложное мешало поехать. Но она понимала: подлинная помеха – ее трусость. Хватит ли сил снова расстаться с ними? Пусть они думают, что у нее все хорошо, что она спокойна и счастлива. Настя поймала себя на том, что вздыхает, и подавила вздох. Это состояние души не могло не отразиться на ее актерской игре. Несмотря на торжество актрисы, ее успех стал казаться сомнительным.

Однажды Настя вышла на сцену, дрожащая, бледная, и ропот дурного предзнаменования послышался в зале. Она мгновенно поняла реакцию публики и от смущения и взволнованности потеряла ту энергию, которая могла спасти ее. Послышался свист, одинокий, но отсутствие оглушающих аплодисментов предвещало общее осуждение. В первый раз на сцене ее встретило ледяное равнодушие публики. Неблагосклонный ропот других актеров и этот свист, который дошел до нее, – все это парализовало и подавило ее. Она застыла, бледная и немая, перед тысячами холодных и жестоких глаз, которые остановились на ней. И вдруг она заметила в зале лицо, которое разом произвело на ее душу действие, лицо, беспрестанно преследовавшее ее в мыслях и во снах. Она не могла оторвать своих глаз от этих черт лица, она вглядывалась в него, и ледяной страх, охвативший ее, рассеялся, как туман.

– Костя… – прошептала она.

В глубоком блеске его глаз было столько любви, которая оживляла и укрепляла ее. Она смотрела на него, и сердце ее согревалось. И вдруг полился прелестный голос молодой актрисы, чистый, полный и звучный. Настя чувствовала, что присутствие Кости внушало ей силу и вдохновляло ее. Когда все было кончено, весь зал ответил великодушным взрывом «браво». Прежде, чем уйти за кулисы, она невольно бросила взгляд на Костю и увидела его спокойную, нежную улыбку, которая уже давно проникла в ее душу, чтобы жить в ней.

Переодевшись в свое скромное платье, она вышла из гримерки. Она шла между толпами поклонников, занимавших все проходы, и на ее глазах блестели слезы радости.

Костя ждал ее у выхода из театра. Его взгляд и улыбка, которые еще стояли перед ней, притягивали ее к себе, точно магнитом. Все это было похоже на сон. Несколько минут он стоял молча, любуясь прелестным видом молодой актрисы. Наконец, он заговорил:

– Ты счастлива, Настенька?

– Не знаю, – прошептала она, – но я чувствую, что должна тебя благодарить.

– За что? – улыбаясь, спросил он.

– Сегодня ты спас меня. Я была на краю пропасти, в которую меня подталкивала публика. А ты? Ты, словно луч солнца! Как же я тебе благодарна, и как же я рада тебя видеть!

В ее голосе было столько нежности и ласки, что Костя заговорил с большей смелостью.

– Ты ошибаешься, я тут ни при чем, это твой заслуженный успех. А я? Я просто любовался тобой.

– Нет, нет! Этим успехом я обязана только тебе. Что же мы стоим? Пойдем ко мне. Я приглашаю тебя в гости.

Настя резво просунула руку, чтобы взять его под руку, но мгновенно наткнулась на костыль и машинально отдернула свою руку.

– Прости, я так разволновалась, что забыла…

– Не надо продолжать и не надо извиняться.

Темная тень пробежала по его лицу. Он посмотрел на Настю и замолчал. Ее сердце сильно билось.

– Ну, и что! Подумаешь, костыль! Я все равно люблю тебя!

Услышав это, он почувствовал, как у него сжалось сердце.

– Боже! Как же ты мне дорога, милая моя! – проговорил он, обернувшись и ласково положив свою руку на ее руку.

Настя протяжно вздохнула. Неожиданное появление Кости выбило ее из колеи. Она была счастлива снова увидеться с ним, увидеть его живое, красивое лицо, эти глаза, для которых, казалось, ничего, кроме нее, не существовало. Он наклонился к ней, и она вздрогнула от прикосновения его губ.

– Не надо, Костя, на нас смотрят, – тихо сказала она, – пойдем, я покажу тебе свое жилище.

Они пошли по дороге, которая примыкала к театру напротив городских садов и вела в кварталы, где располагались жилые дома.

– Входи, Костя, добро пожаловать.

Она почувствовала его растерянность и, чтобы как-то разрядить обстановку, придала голосу больше веселости, чем прежде. Она провела его в свою комнату, а сама занялась напитками. Ожидая Настю, он шагал по комнате, постепенно освобождаясь от скованности и погружаясь в домашнюю атмосферу. Затем присел к столу. Годы ожидания, надежд, отчаяния не только измотали его психологически, но и заставили отказаться от решения забыть Настю и все, что с ней связано. Он знал, что приехал в город лишь за тем, чтобы найти ее, сказать, что любит и убедить принять эту любовь. Настя бегала из кухни в комнату, расставляя тарелки с овощами, хлеб, масло. Костя воспользовался возможностью рассмотреть ее как следует.

– Настя, а ты стала знаменитостью, – сказал он, – тебе нравится жить здесь?

Она немного помолчала, обдумывая ответ.

– Да. Так мне, во всяком случае, кажется. Я люблю свою работу, безумно люблю театр.

– Понимаю. Работа – это немало, и театр – это прекрасно, но еще не все. У тебя было много мужчин? – прямо спросил он.

От неожиданного вопроса Настя застыла на месте.

– Вообще не было.

Костя улыбнулся.

– Но ведь у тебя столько поклонников. Очень трудно устоять от соблазна. Я много о тебе думал.

Щеки у Насти разгорелись, но, взяв себя в руки, она холодно спросила:

– Ты еще не сказал мне, что привело тебя в город?

– Я приехал, чтобы увидеться с тобой, – голос его звучал совсем тихо, – я просто не мог тебе позволить исчезнуть. Я старался, я очень старался. Но ничего не получалось. Я просто должен был отыскать тебя. А теперь, когда ты стала такой знаменитостью, это оказалось совсем просто.

Он остановился, а затем осторожно спросил:

– Ведь что-то было между нами там, в нашей деревне?

Вопрос повис в воздухе. Настя изо всех сил старалась сдержать свои чувства.

– Как тебе нравится моя квартира? – вдруг неожиданно спросила она.

– У тебя тут все есть, тебе повезло, что нашла такое место.

Костя потянулся за бокалом.

– За твое новое жилище, за твой театр и за хороший вечер, – сказал он шутливо.

– За все это, – откликнулась Настя.

«И за нас», – хотелось ей добавить. Он от всей души желал того же. Но никто из них не отважился произнести этих слов.

Обволакивающее ощущение близости все усиливалось с каждой минутой. Костя подошел к окну и распахнул его. Звезды сверкали в ночи.

– Погаси свет, – сказал он.

Она погасила свет и подошла к нему, наслаждаясь прелестью ночи. Мгновение они стояли бок о бок. Потом он положил руку ей на плечо и повернул к себе. Она ощущала его близость. Он нежно подержал ее, потом наклонился и поцеловал. Настя вцепилась в его руку и, ощутив ее тепло и силу, испытала неудержимое желание прижать ее к груди и не отпускать. Но тут она пришла в себя, резко выдернула ладонь и вымученно улыбнулась. Костя прошептал ей на ухо:

– Настенька, милая, ты для меня вовсе не процветающая актриса, ты для меня нежная, умная женщина и все та же задорная рыжая девчонка с соседнего двора, которая стала мне ближе всех на свете.

Он мягко поцеловал копну ее волос, вдыхая их душистый аромат. Она зачарованно вслушивалась в его слова. Привстав на цыпочки, она поцеловала его в губы, которых, как она сейчас поняла, жаждала все эти годы. Охваченная страстью, она целовала и целовала его. Костя нежно гладил ее плечо, бормоча слова любви. Она позволила подвести себя к кровати. С бесконечной нежностью он ласкал ее, целуя лицо, глаза, шею, плечи.

«Как же я люблю его», – мечтательно подумала она, но тут же опомнилась, в мгновение переходя от любви к страху. «Что? Люблю его? О, боже, нет!» Настя понимала, что любит мужчину по-настоящему. «Но, не сейчас, – настойчиво говорил внутренний голос, – этого нельзя допустить, я все испорчу. Только театр и больше ничего!» Она вся застыла от страха и паники. Костя вдруг почувствовал, что, лежа в его объятиях, она вся напряглась.

– В чем дело, милая? – спросил он.

– Мне очень жаль… Просто все это ошибка.

Костя, словно ужаленный, вскочил с кровати.

– Ошибка?! – воскликнул он. – Не понимаю. Я ничего не понимаю. Мне показалось, что ты тоже любишь меня!

– Нам нельзя больше видеться. Прости. Это моя вина.

Она горько зарыдала, страдая от боли утраты, с мукой отрывая его от собственного сердца. Настя поспешно спрыгнула с кровати и начала лихорадочно одеваться. Костя попытался ее удержать. Но, оттолкнув его, она пошла к двери, нащупала ключ и вышла.

– Настя! – отчаянный возглас донесся до нее уже в коридоре.

– Прости меня, прости и прощай, – вырвалось у нее издали, но она так и не узнала, услышал он или нет.

Костя, ошеломленный, сидел в пустоте и не мог осознать, что только что от него ушла женщина, без которой жить ему было невозможно.

Настя бродила по улицам и чувствовала себя обездоленной. Только что она своими руками порушила нежную любовь. Но она не могла позволить себе отвлечься от избранного пути. Она понимала, что не может быть свободной, пока не освободится от театра. Она целиком должна отдать себя искусству. Ей было тяжело и болезненно, вся душа ее кровоточила. Настя бродила по улицам, точно лунатик, и не заметила, как ноги сами привели ее к театру. Увидев любимое здание, она словно очнулась от сна. Солнце высоко сияло в небе.

– Который час теперь? – воскликнула она. – Я, наверное, опоздала на репетицию!

Она молниеносно влетела в зал и увидела, что все актеры в сборе и ожидают только ее одну.

– Боже мой, наконец-то, нас удостоила своим драгоценным вниманием сама Анастасия Быстрова! – произнес режиссер.

Его сарказм был неприятен Насте, но в сравнении со всем остальным произошедшим казался не больнее булавочного укола.

– Быстро на сцену! Сколько можно ждать! – гневно крикнул он.

Настя молча подчинилась, и на сцене началось действие.

– Настя! Ты слишком неповоротлива! Мне надо, чтобы ты кружилась и порхала, как бабочка, ясно?

– Виновата, простите, – пробормотала она.

– Виновата! Простите! – передразнил ее режиссер. – Ладно, давай по-новой!

Настя прилежно кружилась и танцевала, и постепенно поток ругательств режиссера иссяк. Но вскоре ему что-то снова не понравилось, и она почувствовала, что все – она выдохлась. Она остановилась. Режиссер заговорил очень холодно и размеренно:

– Слушай, не знаю, что происходит с тобой сегодня, где гуляют твои мысли. Знаю только, что не здесь, и о работе ты вовсе не думаешь.

Махнув рукой, он обратился ко всем актерам:

– Ну, что вы тут стоите? Идите домой! Всем отдыхать до вечера! Только попробуйте испортить мне спектакль!

Ослепленный гневом, он ринулся в комнату, служившую ему личными апартаментами. Дверью он хлопнул так, что все вздрогнули.

Шло время. Актеры разошлись, только Настя оставалась на месте. Она чувствовала себя слишком изможденной, чтобы пошевелиться. Тут дверь неслышно отворилась, и вошел режиссер. Его гнев прошел. Он подошел к ней и взял ее за руку.

– Сыграешь спектакль сегодня и пару дней отдохнешь. Все будет в порядке, Настена. Ну, что? Останемся друзьями?

Она улыбнулась и тихо произнесла:

– Я не могу пойти домой сейчас. Можно я посплю в гримерке?

– У тебя была бессонная ночь? – игриво спросил режиссер.

– Простите, но мне не до шуток.

– Ладно, ладно, – он похлопал ее по плечу, – иди, поспи, но к вечеру, чтобы была в форме.

Костя прождал Настю весь день. В глубине души он надеялся, что она вернется к нему. Он стоял у двери, словно пригвожденный к полу, мертвенно бледный. Ему было так горько, что тоска казалась болью, раздирающей горло. Он вонзил ногти в ладони, чтобы заглушить страстное желание заплакать. Медленно, очень медленно он овладел собой и вышел из комнаты, мягко прикрыв за собой дверь. Костя вышел на улицу, свернув направо, начал подниматься на холм. Позади него остался дом, где жила Настя, и здание ненавистного театра, ради которого его любимая и единственная женщина отказалась от него – от Кости. Хотя обычно он любил внимательно вглядеться в окружающий пейзаж, сейчас он ничего не замечал вокруг себя. Вдруг кто-то восторженно рассмеялся и шутливо двинул Костю кулаком в плечо.

– Костя! Матвеев! Ты ли это?! Какая неожиданная встреча! Вот уж не думал тебя встретить здесь! Каким ветром тебя сюда занесло?

– Снежин? Вот это встреча! А в деревне тебя уже считают пропавшим без вести.

Костя смотрел на Михаила и думал: «Этот парень просто не может не нравиться. Все такой же красавчик, густые темные волосы, открывающие лоб, сильные, загорелые руки. Ничего удивительного, что все девушки с ума по нему посходили».

– Я жив и здоров, как видишь. Начал новую жизнь, женился.

– Женился? Ты? Не может быть! Ну, друг, удивил ты меня! А как же Настя? Ты же уехал вслед за ней. У тебя, кажется, была цель – добиться ее во чтобы-то ни стало.

– Да, не скрою, была такая цель, да судьба распорядилась иначе. Встретил другую, ради которой и отказался от своей цели. Не нужна мне Настя, да и не любил я ее никогда. Просто хотел побороть ее недоступность, вот и все. А сейчас она знаменитость. А я кто? Простой кровельщик.

– Ну, а жена-то твоя кто?

– Наденька моя – медсестра. Она меня, можно сказать, с того света вытащила. Я обязан ей жизнью, да и люблю я ее очень сильно.

– Вот как! А как же Вера? Ведь любовь у вас была, кажется?

– Не суди, друг, меня. Верка – это моя очевидная и безусловная победа, но все это уже в прошлом. Да, кстати, как она поживает?

– Сначала убивалась по тебе, ждала. Ну, а сейчас замуж выходит.

– Как замуж? Когда? За кого?

– Ну, брат, засыпал ты меня вопросами.

Хорошее настроение Михаила мгновенно улетучилось. Он покрылся холодным потом и почувствовал прилив ярости.

– Спокойно, Миша, – Костя предостерегающе посмотрел на него, – возьми себя в руки.

Михаил через силу выслушал этот совет и молча кивнул.

– Замуж она выходит за Адика в следующем месяце. Вся деревня гулять будет, ведь первую красавицу, наконец-то, сосватали.

Михаил обиженно посмотрел на Костю.

– Она по любви выходит за него?

– Совершенно верно, – ответил Костя и с восхищением подумал: «Блестящий ответ, Костя. Получил по заслугам этот прохвост».

– Ладно, прости, друг, мне пора, – руки Михаила чесались от желания хорошенько врезать этому Адику по зубам.

Он с трудом заставил себя сохранить хладнокровие и даже забыл расспросить Костю обо всем другом.

Когда на город опустились сумерки, Настя вошла в свою комнату со спокойным видом, как будто она только что выходила из нее за носовым платком. Она никому не обмолвилась словом, что заставило ее совсем недавно с криком убежать прочь. Она вошла с высоко поднятой головой. Увидев на столе лист бумаги, она подошла и, обессилив, опустилась на стул. Это было прощальное письмо Кости.

«Настя, посмотри в окно, посмотри на дерево под твоим окном. Посмотри, как оно выросло, изуродованное и кривое. Ветер занес семя, из которого оно выросло. Его жизнь была постоянной борьбой, чтобы видеть свет. Оно гнулось и корчилось. Встретив препятствие в одном месте, оно росло и пробивалось в другом, чтобы выйти, наконец, на свет. Как же оно сохранилось, несмотря на все невыгодные условия рождения? Оно сохранилось благодаря инстинкту, который заставлял его бороться за свет. Я, как это дерево, несмотря на все страдания и удары судьбы, стремился к солнцу всеми силами. Мое солнце – это ты. Я, как мог, боролся за счастье. Прежде, чем мы еще встретимся с тобой, твой взгляд не раз остановится на этом дереве. И, когда ты услышишь шелест его листьев и увидишь луч солнца на них, вспомни обо мне, вспомни о нас с тобой».

Настя сидела удивленная и опечаленная этими словами. Невольно она несколько раз прочла эти строки и мысленно протянула руки, как бы для того, чтобы вернуть своего любимого. Она отдала бы целый свет, чтобы еще раз его увидеть, чтобы услышать один только раз его спокойный, серебристый голос, чтобы почувствовать еще раз эту руку, касающуюся ее руки. Но, как всегда, она упрямо тряхнула головой и сказала сама себе: «Я справлюсь. Я уже справляюсь».