Текст книги "Музыкантша"

Женщины поплелись на работу, многозначительно переглядываясь и жалея прораба в глубине души.

После обеда бригадирша начала собирать деньги на похороны.

Похороны прошли спокойно. Увидев мать в гробу, Вовочка долго смотрел на неё, потом погладил по руке и заплакал. На кладбище он испуганно жался к Анжеле, и та всё время гладила его по голове, чтобы он не боялся. Отец Вовочки, бывший муж Раисы, на похороны не явился, предпочитая откупиться деньгами. Ввиду полной беспомощности членов Раисиной семьи, организацию похорон взяли на себя женщины из её бригады. Гроб с телом усопшей опустили в заранее приготовленную яму и быстро забросали землёй – шёл дождь, и мокнуть никому не особенно хотелось. Скромные поминки справили в кафе, а потом разошлись каждый по своим делам. Анжела и Вовочка вернулись в пустую квартиру. Вовочка выглядел тихим и немного пришибленным, Анжела позволила себе заплакать. Она по-своему привязалась к Раисе и даже почти полюбила её, хотя по-настоящему близких отношений у них так и не установилось из-за скрытности Анжелы и её тяготению к одиночеству. Ночью Анжела ворочалась с боку на бок, пребывая то ли в полусне, то ли в полуяви. Ей чудился её давний знакомый в бейсболке и рваных джинсах. Он противно улыбался, пристально глядя на Анжелу, а потом исчез в пустом дверном проёме. Когда он ушёл, Анжела увидела открытое настежь окно, которое так хлопало створкой, что ей казалось, будто бы в голове у неё ударяют в набат. Она в ужасе проснулась, покрытая с ног до головы липким холодным потом, и пошла в ванну, чтобы смыть с себя весь этот кошмар, который, казалось, приклеился к ней намертво. После ванны она забралась в постель к Вовочке, и они проспали до самого утра, обнявшись. Вовочка тихо всхлипывал во сне, и Анжела с удивлением поняла, что он тоже плакал всю ночь, не в силах заснуть. В этот миг он показался ей почти нормальным; просто подчиняясь неведомой сильной воле, он внедрился в её жизнь, чтобы сыграть там такую неприглядную роль. Но Анжела раскрыла замысел, и теперь притворяться не было никакого смысла. Более того, она даже испугалась такого поворота событий. Вовочка был теперь её единственным родственником и единственной привязанностью.

Утром им позвонил нотариус и попросил Анжелу зайти к нему в контору. Когда Анжела пришла, он торжественно вынул из сейфа завещание и зачитал его ей. Анжела оторопело слушала. Раиса, добрая душа, оставила Анжеле не только квартиру, но и солидную сумму денег на счёте. Сумма была, конечно, не астрономической, но на нормальное существование Анжеле и Вовочке её хватало с лихвой. Эта сумма позволяла Анжеле не заботиться о хлебе насущном, пока она учится и не искать побочных заработков.

Анжела вернулась домой, приготовила ужин, накормила Вовочку и сделала ему укол. После смерти матери Вовочка никак не мог прийти в себя и ходил сам не свой. Анжела боялась, что произойдёт срыв, и Вовочку упрячут в психушку. Теперь она, как и Раиса когда-то, боялась одного упоминания о психушке, и у неё всякий раз сжималось сердце, когда Вовочка был не в себе. Анжела, как могла, объяснила ему, что у его мамы теперь другая жизнь на небесах, много лучше чем та, которую она вела здесь. Вовочка, слушая её, тоненько выл. Анжела сказала, что мамочка с небес наблюдает за ними и помогает им. И она очень расстраивается, когда Вовочке плохо. Чтобы напрасно не волновать её, надо перестать впадать в уныние и начать жить по-прежнему. Вовочка кивал, слушая речь Анжелы, вздыхал и прижимался к ней.

В сентябре начались занятия в консерватории, и жизнь понемногу вошла в нормальное русло.

Старый скрипач, Роберт Генрихович, пил кофе в преподавательской. Кроме него, здесь сидела только заведующая учебной частью Любовь Петровна. Роберт Генрихович отхлебнул кофе и обратился к коллеге.

– Как вам моя новая ученица? Божественная игра! Это чёрт знает, что такое! Здесь и отрешённость, и фанатизм, и одержимость, и напор! Это даже не талант, это Дар! Да, да – Дар, с большой буквы! Есть, знаете, как говорят, мужская игра и женская игра. Но это, это выше этого! Это игра самого Ангела, у которого нет пола, как известно! И я счастлив, что хоть в конце жизни мне довелось такое услышать! Мне кажется, так играл сам маэстро. Н-да… сам маэстро Паганини… Во всяком случае, я именно так представлял себе его игру. Эта девочка в состоянии свести с ума любого. Мне кажется, что она и сама немного сумасшедшая, нормальный человек просто не в состоянии так играть! Мистика, чистая мистика!

– Кому это вы там поёте дифирамбы? Это вы про Анжелу Цыганкову?

– Господи, ну конечно! О ком я ещё могу говорить?! Вы, право, удивляете меня, дражайшая!

– Эта та из детского дома? У которой опекунша выпала из окна? Тёмная история… Она не испортит нам показатели?

– Что вы такое говорите?! Ну какие показатели?! Любовь Петровна! Вы вгоняете меня в шок! Надо же так выразиться! Испортит показатели! Да она прославит наше с вами учреждение во веки веков! И меня, старого ремесленника от музыки, и вас, бумажного червяка!

– Роберт Генрихович! Я бы попросила вас не выражаться!

– Ну, извините, дорогая, вырвалось, это я от избытка чувств. Не берите в голову. Не обращайте внимания на старого дурака.

– Да чего уж там… Если бы я вас не знала… К вам только спичку поднеси, вспыхиваете, как порох!

– Такой уж уродился. Но девочка просто клад, уж поверьте.

– Да верю я вам, не кипятитесь. Она вроде сейчас в квартире с сыном своей опекунши живёт? Она же ей квартиру завещала? Парень, я слышала, душевнобольной, и она за ним ухаживает.

– Всё так, всё так. Но что же здесь необычного? Женщина выпала из окна на работе, несчастный случай, не более того. Никто, знаете ли, не застрахован… Девочка-то здесь причём? А сынок у той женщины действительно больной, дебил вроде. Так Анжелочка его опекает, присматривает за ним. В дурдом, заметьте, не сдала, хоть и сама ещё ребёнок.

– Прямо мать Тереза.

– Не иронизируйте, уважаемая, за этим стоит трагедия. У девочки не простая судьба, отнюдь не простая… Все эти сытые детки и представления не имеют, что ей пришлось пережить и что она переживает сейчас. Отсюда и игра. Отсюда и глубина. Отсюда и этот надрыв, что хватает за душу и выворачивает её наизнанку. Когда я слышу её игру, мне кажется, что она стоит предо мной голая… Да, голая… совершенно беззащитная…

– Роберт Генрихович!

– Да перестаньте вы, Любовь Петровна! Никакой пошлости… Я пытаюсь передать вам свои ощущения… Я и сам впадаю в экстаз, практически религиозный. Вы знакомы с таким видом экстаза?

– Не доводилось.

– Вы много потеряли, скажу я вам… Потом чувствуешь себя совершенно пустым, как воздушный шарик.

– А вам-то откуда он знаком? Вы не перестаёте меня удивлять!

– Как-то случайно попал на проповедь. Знакомый один затащил. Что я там увидел, даже передать не могу… а потом я и сам наполнился таким восторгом, таким благолепием! Не помню, как и вышел оттуда… С тех пор от проповедников держусь подальше.

– И правильно делаете.

– Да, сами видите, я человек очень тонко чувствующий, меня легко вывести из равновесия…

– Да уж…

– Так вот, к чему это я всё. Я бы хотел, уважаемая, чтобы Анжелочке, учитывая все обстоятельства и необычайный талант, назначили государственную стипендию. Я настаиваю на этом. Таких людей надо холить и лелеять.

– Я приму к сведению.

– Это нужно не просто принять к сведению. Если хотите, это наше дело чести.

– Ну ладно, ладно. Я похлопочу.

– Будьте так любезны. Я на вас надеюсь. Пойду, пожалуй, студенты ждут.

– Идите, дорогой мой, идите… – Любовь Петровна сняла трубку телефона, – мне тоже позвонить нужно.

Роберт Генрихович, напевая, вышел. Восторг от того, что у него такая ученица, лился у старого музыканта через край. Он вообразил себя неким подвижником и решил сделать всё, от него зависящее, чтобы облегчить Анжеле путь на Олимп. Что этот путь состоится, он практически не сомневался.

* * *

Молодой человек с тонкими аристократическими чертами лица полулежал на диване в гостиной. Было очень душно, очевидно, назревала гроза. Молодой человек зевнул и обратился к девушке, стоящей у распахнутого окна.

– Послушай, Ангел! Что это там за история с дебилом? Может, расскажешь?

Девушка резко повернулась и метнула в сторону молодого человека обжигающий взгляд, от которого он смутился и опустил глаза.

– А тебе какое дело? С чего это ты вдруг заинтересовался?

– Да так. Сам не знаю. Увидел тебя у окна и вспомнил, что ты никогда мне толком ничего не рассказывала о себе. Я только знаю, что там была какая-то трагедия с твоей опекуншей. Выпала из окна, кажется. Остался её сын дебил, с которым ты одно время жила. Вот и всё. Но знаешь, хочется всё-таки больше узнать о своей будущей жене, с которой я собираюсь прожить долгую и счастливую жизнь.

– Он умер.

– Умер?

– Да, умер несколько лет назад, когда я заканчивала консерваторию… Он сошёл с ума и умер.

– Сошёл с ума?! Да он же был сумасшедшим… как он мог опять сойти с ума?!

– Тебе не понять… Ты бы мог сойти с ума, уже будучи сумасшедшим?… А он смог… он сошёл с ума от тоски и страха. И от любви ко мне. Ты бы мог сойти с ума от любви? Глупый вопрос. Конечно, нет. Это я виновата в том, что он умер. Я бросила его одного. Гастроли, концерты… концерты, гастроли… я не могла брать его с собой, а он не мог оставаться дома один… Сиделки отказывались за ним присматривать, потому что когда я уезжала, он впадал в страшную истерику. А когда я возвращалась, о Боже! Мне казалось, он сходит с ума уже от счастья. Мы гуляли с ним в парке… А потом мне снова пришлось уехать, уже надолго. И я сдала его в психушку! Это была очень хорошая частная клиника, но это не мешало ей быть психушкой. Я своими руками отвела его туда… Я предала его… мне нет прощения… Они там надели на него смирительную рубашку и сделали какой-то дрянной укол. Как он смотрел на меня! Я никогда не забуду… Потом я пришла за ним, но ему, как мне сказали, стало гораздо хуже. Он сидел один в палате и никого не узнавал. Мне разрешили зайти, он лежал такой тихий, будто невесомый… глаза закрыты… я взяла его за руку, он открыл глаза, зарыдал, вздохнул и умер… Наверно, не хотел быть мне обузой… Не хотел меня связывать… Ты понимаешь?! Умер, чтобы не мешать мне… Он знал, что музыка выше жизни, а любовь важнее смерти…

– Когда ты так говоришь, Ангел, мне начинает казаться, что и ты сошла с ума. Что ты так беспокоишься об этом дебиле? И потом, что это за неуместная патетика? Что за высокие слова? Тебя послушать, так твоего дебила нужно канонизировать. Прямо святой, не иначе! Смотри на вещи проще. Не всё так сложно, уверяю тебя.

– Может быть, может быть и я сошла с ума… И прекрати называть его дебилом!

– А ты прекрати казнить себя и винить в его смерти. Он всё равно бы долго не протянул.

– Тебе-то откуда это известно? Ты случайно не Господь Бог?

– Такие долго не живут. И потом, как бы ты иначе смогла сделать карьеру? Даже, если он и пожертвовал своей никчёмной жизнью, это ничего не значит. Ты ничего ему не должна.

– Хватит об этом. Я не хочу больше это обсуждать.

– И то правда, чего я завёлся? Кстати, Ангел, ты сейчас зарабатываешь кучу денег, могла бы квартирку и получше присмотреть. Или тоже воспоминания не пускают?

– Ты прав. Не пускают. Но это снова не для твоих ушей.

– Хорошо, замнём для ясности. Мне надоело ссориться. Давай сходим куда-нибудь. Я проголодался.

– Я не хочу есть. Я, пожалуй, лягу. Устала…

– Как хочешь. – Молодой человек обиженно пожал плечами. – Я тогда пойду. Послезавтра у нас гастроли, и я, как твой директор, настаиваю чтобы ты хорошенько отдохнула. Выбрось из головы все мрачные воспоминания и думай о нашем будущем.

– Я постараюсь. Иди, Макс. Завтра мне не звони, я хочу побыть одна, мне нужно настроиться.

– Желание звёзды – закон. Я заеду послезавтра. Отвезу тебя в аэропорт.

– Ты не едешь?

– В этот раз нет. Несколько срочных дел накопилось. Надо разгрести. Там большая куча денег. Нам с тобой к свадьбе не помешает.

– Тогда до скорого.

– Бывай.

Анжела проводила Макса до двери и закрыла её за ним. Зачем она выходит за него замуж? Зачем она разоткровенничалась с ним про Вовочку? Выплеснула свою непрекращающуюся боль, а он только посмеялся. Не хочешь, чтобы тебе плевали в душу, не раскрывай её. Заранее было понятно, что он не способен её понять, но вырвалось, сказалось… Идиотка. Ну да ладно, впредь она постарается держать рот на замке. Анжела зябко поёжилась. На улице жара, а ей холодно… Правду Макс сказал, она сумасшедшая.

Анжела сварила себе кофе, добавила молока и задумчиво помешивала его ложкой. Сумасшедшая… Говорят, она божественно играет… Люди на её концертах сходят с ума… впадают в экстаз… Разве могла бы она играть так, если бы была нормальной? Сейчас уже ничего не изменишь, даже если бы ей и хотелось. Анжела выпила кофе и легла в кровать. Завтра она решила сходить на кладбище, к Вовочке и Раисе.

На кладбище было тихо. Дул лёгкий ветерок, пели птицы. Анжела подошла к могилам Вовочки и Раисы и села на скамейку. Она заказала Вовочке самый дорогой памятник, который смогла найти тогда, из чёрного мрамора, с тонкими белыми прожилками. На памятнике был выбит портрет, и Анжела долго смотрела на него. Что бы, интересно, он сказал, если бы у неё появился муж? Как бы он вынес это? Макс говорит, хорошо, что он умер вовремя… Странное словосочетание – умереть вовремя… как-то дико звучит. Разве возможно умереть вовремя? Анжела погладила фото на памятнике. «Он плакал, когда я играла ему, – подумалось ей, – а разве Макс стал бы рыдать? Он думает только об одном – как бы заработать побольше денег. Хотя зачем ему так много денег? Что он будет с ними делать? Покупать недвижимость, машины? Смешной человек… а ещё мнит себя нормальным. Хорошо, что он не поедет со мной». Анжела положила на могилы по букету цветов, которые принесла с собой – Вовочке белые лилии, а Раисе – красные розы, и медленно пошла прочь с кладбища.

В самолётном кресле Анжела сидела, закрыв глаза. Ей овладело странное пограничное состояние, то ли сон, то ли явь. Она ощущала вибрацию самолёта, слышала мерный рокот моторов, но в то же время чьи-то полустёртые образы теснились вокруг неё, мешая полностью отключиться. Когда самолёт приземлился, Анжела почувствовала себя разбитой и измученной.

В аэропорту её встречали, и она пересела в роскошный чёрный автомобиль, который мигом домчал её до гостиницы, где ей предстояло остановиться. Гостиница была хорошей, номер просторный. Анжела разделась и с наслаждением приняла ванну. Было раннее утро, а концерт должен был состояться только вечером. Можно было побродить по городу, но Анжеле не хотелось. Что-то смутно тревожило её, отзываясь дрожью в самых кончиках пальцев. Анжела вдруг вспомнила, что раньше, ещё до деревни, она с родителями жила в городе, вот только в каком? Его название совершенно стёрлось из памяти. Как же давно всё это было и почему-то настигло её именно сейчас. Она почти не вспоминала этот период своей жизни, словно его и не было. Она помнила деревню, цыганский табор и детский дом, но всё, что было до этого, её память начисто исторгла. Анжела выглянула из окна. Вид показался ей знакомым, и дурацкая мысль неожиданно пришла в голову – а вдруг это и есть её родной город? Тот город, где она родилась и прожила пусть и небольшую, но часть своей жизни? Если бы они не уехали тогда, кто знает, как бы сложилась её судьба? Может, и мать бы осталась жива… А отец… Об отце Анжеле не хотелось думать. Все мужчины, которые именуют себя нормальными, на самом деле извращенцы. Напыщенные индюки. Они способны только чинить насилие и издеваться. В любой женщине они видят только себя и никого больше. Женщина нужна им, чтобы оттенить их величие. Конечно, это не относится к Вовочке, потому что он был естественным, как сама жизнь. Анжела снова ударилась в воспоминания. Потом спустилась вниз и в ближайшем кафе выпила чашечку крепкого кофе. Репетировать ей не хотелось. Дрожание пальцев выдавало внутреннее возбуждение, которое всегда предшествовало хорошей игре.

Концерт прошёл, как всегда, на ура. Публика рукоплескала, на сцену сыпались цветы. Пожилой мужчина подошёл к Анжеле поближе и лично протянул букет. Она поблагодарила. В букете была записка, Анжела развернула её: «Разрешите зайти к Вам за кулисы и лично выразить своё восхищение?». Анжела подняла глаза, пожилой мужчина смотрел прямо на неё. Она кивнула. Почему бы и нет? Он не похож на прилипалу. Возраст не тот. А так приличный с виду мужик, взгляд только тяжёлый, мутный. Будто смотрит на тебя через призму чего-то…

В гримёрке Анжела не стала сразу раздеваться, ждала мужчину. Он вошёл почти сразу за ней и неловко застыл в дверях. Анжела улыбнулась и пригласила его сесть на свободный стул. Мужчина боком протиснулся мимо букетов и сел. Анжела продолжала на него смотреть, ожидая, что он ей скажет. Мужчина молча разглядывал её. Наконец, когда пауза слишком затянулась, он произнёс:

– Надеюсь, вы меня извините…

– За что мне вас извинять?

– Что ворвался к вам… и теперь сам не знаю, что вам сказать… и зачем я пришёл. Играете вы великолепно… Никогда особенно не любил скрипку, а тут… словно чёрт дёрнул. Сосед билет принёс. У него подруга не смогла пойти, и он мне его отдал. А у меня вечер свободный как раз, вот и я и пошёл. Хотя смешно – свободный вечер! У меня все вечера свободные. Ну, да дело не в этом. Хотя, может и в этом… Совсем запутался, простите. Может, то, что я сейчас скажу, прозвучит нелепо, но уж очень вы мне напомнили одну женщину. Давно это было, очень давно. Но увидел вас и вспомнил. Ностальгия разыгралась… Так захотелось поближе подойти, посмотреть на вас… удивительное сходство!

– Она была вашей женой?

– Нет, что вы! Мы работали вместе… она была моей любовницей.

– Как её звали?

– Неважно, потому что она давно умерла, вернее погибла… Ужасная смерть! Её муж и дочь тоже погибли. Ходили слухи, что муж был связан с криминалом и за это их убили…

– Вы любили её?

– Да, наверное… Хотя, почему наверное? Любил, разумеется… Если увидел вас, и сердце так и подпрыгнуло. И это после стольких лет! Её дочь тоже звали Анжелой, и она тоже играла на скрипке. Марго говорила, что у неё редкий талант.

– Марго?! Её звали Марго?!

– Да, Марго… Она не признавала имя Маргарита. Оно ей не нравилось.

– Вы женаты?

– Да. Но мы развелись.

– Есть дети?

– Уже взрослые. Живут отдельно. Так что я совсем один. Думаете, старый дурак расчувствовался от одиночества?

– Нет, я так не думаю.

– Вы не могли бы поужинать вместе со мной? Мечта фаната – ужин со звездой! А вообще просто хочется побыть с вами подольше. Для нас, стариков, воспоминания имеют большую ценность. Не погрешу против истины, если скажу, что они сейчас важнее настоящего. Всё ведь в прошлом… А что впереди? Почти ничего… философом стал в конце пути.

– Я с удовольствием поужинаю с вами. Тем более, что завтра после концерта я улетаю.

– Спасибо вам! Я буду помнить это до самой смерти, уж поверьте.

– Подождите меня за дверью, мне нужно переодеться.

– Конечно, конечно!

– Кстати, вас как зовут?

– Ах, да! Совсем забыл представиться! Леонид Степанович. Ну, так я за дверью. Жду.

Анжела кивнула.

В ресторане они заказали ужин и бутылку вина. Леонид Степанович настоял, что оплачивать будет он сам. Ему хотелось поухаживать за дамой, тем более, что и деньги ему особенно некуда тратить. Анжела не возражала. Леонид Степанович налил ей вина, и она тихонько его потягивала, наблюдая за нечаянным знакомым. Она поняла, что та, о ком говорил ей старик, была её матерью. А этот город и есть город её детства. Всё сошлось. Перед ней сидел любовник её матери собственной персоной. Как иногда неожиданно раскрываются тайны… Матери уже нет, а тайна жива. Почему она изменяла отцу? Не любила? Зачем тогда вышла за него замуж? Отец заставил её? Трудно было поверить, что мать любила и этого человека, который сидел напротив. Тогда кого она любила? Это большой вопрос. Мужчины любили её, а она их нет. Играла с ними, как кошка с мышью… Что она хотела от жизни? Анжела опустошила бокал, и Леонид Степанович налил ей ещё.

– Расскажите, пожалуйста, что там за история с вашей возлюбленной? Она как-то страшно погибла…

– Тёмная история. Её муж, кажется, его звали Эдуард, был связан с криминальными кругами. Марго, мне думается, была совершенно не в курсе. Она работала у нас на заводе, моим секретарём, воспитывала дочь. Но, видимо, так принято у тех людей, что за грехи отцов страдают все. Кому-то что-то он то ли задолжал, то ли что-то не поделили, не буду врать, не знаю. Просто в один прекрасный день в квартире, где они жили, нашли три сгоревших трупа. Мать мужа их опознала, а у Марго родственников не было. Или были, но никто не стал их разыскивать. Вот, собственно, и всё. Но это было много лет назад.

– Мрачная история. – Анжела спряталась за бокалом с рубиновой жидкостью. Она не знала этого. Оказывается, все они давно умерли и похоронены. И она тоже умерла. И есть её могила… И вот из трёх человек она одна реально существует на этом свете. Восставшая из мёртвых. Как в голливудском фильме ужасов. Анжела усмехнулась. Её способности от Дьявола. Бог не стал бы дарить ей такого совершенства, чтобы не искушать остальных. Её талант куплен, она заключила сделку.

– А как была их фамилия? Той семьи.

– Фамилия? Дай Бог памяти… Фёдоровы, кажется. Да, точно Фёдоровы.

– И могила есть?

– Конечно. Как же без могилы? На нашем кладбище. Я хожу иногда, так, поговорить с Маргошей… А почему вы спрашиваете?

– Прониклась вашей историей. Может, тоже схожу…

– Да зачем вам?

– Ну, это уж моё дело…

– Простите… конечно, ваше.

Анжела вытерла рот салфеткой.

– Ну, мне пора. Нужно отдохнуть после концерта.

– Конечно. Не смею дольше вас задерживать. И огромное вам спасибо, что не отказали старику! И помните, я ваш ярый поклонник!

Анжела встала из-за стола.

– Вы не идёте? Я могу подвезти вас. Шофёр ждёт в машине.

– Нет. Я посижу ещё, выпью. Так приятно вспомнить молодость. Да и дома мне делать совершенно нечего. А вы идите.

– Прощайте.

– Прощайте.

В номере Анжела разделась, достала скрипку из футляра и начала играть. Она любила почувствовать музыку каждой клеткой своего тела, впитать её в себя и вместе с ней исторгнуть вовне свою боль. Потом, обессиленная, она опустилась в глубокое кресло и налила себе вина. Вот как всё обернулось. Ей не нужно было приезжать сюда и будоражить память покойников. Но откуда она могла знать? Это Он так посмеялся над ней, это Он хотел, чтобы она приехала сюда и достала из могилы свой собственный труп. Хорошо, что Макса нет рядом. Он и об этом позаботился заранее. Конечно, Макс бы только мешал. Разве могла бы она рассказать ему всё? Разумеется, нет. Завтра утром она обязательно сходит на кладбище.

Анжела проснулась рано, но машину для поездки на кладбище вызывать не стала. Ей свидетели не нужны. Зачем кому-то знать, что она посещает кладбища в незнакомом городе?

Местное кладбище оказалось довольно большим, и, чтобы напрасно не плутать среди незнакомых могил, Анжела сразу зашла к кладбищенскому сторожу. Мужчина лет пятидесяти поднялся ей навстречу.

– Что вы хотите, дамочка?

– Я хочу найти могилу семьи Фёдоровых – мать, отец и дочь. Погибли около двадцати лет назад.

– Вот те раз! А вам-то это зачем? Сколько помню, в последние пять лет к ним никто не ходит. Мать раньше ходила, да перестала что-то. Ещё один мужик ходит, не знаю кто, правда. Вот и всё.

– Ну, если я вас прошу, значит, мне нужно. Я проездом в вашем городе. Дальняя родственница. Случайно узнала о трагедии и решила навестить. Вот, помянете потом. – Анжела протянула мужчине пятьсот рублей.

Тот жадно схватил бумажку и торопливо спрятал её в карман засаленных брюк.

– Раз – родственница, значит, родственница. Пойдём, девушка. – Мужчина вышел из сторожки и запер дверь.

Они прошли вглубь кладбища, и мужчина показал рукой на неказистую неухоженную могилку с тремя проржавевшими памятниками.

– Вот они, горемычные.

– Спасибо, можете идти, я постою тут немного.

Мужчина закивал и удалился. Анжела молча взирала на место своего успокоения. Убогие могилы, заброшенные и никому не нужные. Да и кому, собственно, они могли быть нужны? Их малолетняя дочь, которая могла помнить, погибла вместе с ними. Анжела посмотрела на дату, указанную на её памятнике. За годы дожди, снега и солнце почти стёрли краску, но она смогла вычислить разницу – восемь лет. Ей было восемь лет. Матери немного за тридцать, отцу тоже. Не каждому человеку доводится при жизни видеть место своего захоронения. Анжела окинула взглядом последнее пристанище их многострадальной семьи. Безысходность и запустение царили здесь. Ограда покосилась, крапива росла густо и весело, махая на ветру шипастыми листочками.

Анжела вернулась в сторожку. Мужчина уже купил поллитровку и налил себе стакан.

На скрип открываемой двери он обернулся и с удивлением уставился на Анжелу. Потом он вгляделся в неё попристальнее. Анжела порылась в сумочке и достала несколько пятитысячных купюр.

– Вот, возьмите. Приведите, пожалуйста, могилы в порядок. Мне, к сожалению, некогда этим заниматься, но я на вас надеюсь.

Мужчина поперхнулся.

– Как скажешь, девушка. Откуда такая щедрость к дальним родственникам?

– Делайте, что просят. Остальное вас не касается.

– Знамо дело, не касается. Я так спросил.

– Вы не могли бы вызвать мне такси? У меня телефон сел.

– Да, пожалуйста. Две минуты потерпите.

– Я на улице подожду.

– Ждите. – Мужчина набрал номер и заказал такси. Потом приоткрыл дверь и крикнул Анжеле, сидящей на скамейке возле строжки. – Куда ехать, девушка?

– В гостиницу Центральная.

– Понял! – Мужчина передал ответ Анжелы и положил трубку. Потом задумался и снова выглянул из-за двери, пристально рассматривая Анжелу. Она поймала его взгляд, и он поспешно отвернулся.

Когда такси пришло, и Анжела уехала, он снова снял трубку телефона и набрал номер.

– Иваныч? Привет. Это я. Тут дело такое… Да не ори ты! Важное. Сам сейчас поймёшь. Да говорю я, говорю! Ты слушай, а не визжи. Баба сегодня одна на кладбище приходила, просила ей могилу Фёдоровых показать. Да, да! Тех самых! Говорит, дальняя родственница. Я к ней присмотрелся – вылитая покойница! Ну, жена этого. Да нет, не она! Точно, точно. Молодая ещё. Помнишь эту историю? Муженёк то ли украл там чего, то ли ещё что-то натворил. Искали его всем городом, помнишь? А нашли убиенного. Никто так и не понял тогда, кто убил-то? И то, что искали, не нашли. А теперь родственница эта. Деньгами швыряется. Мне пятнадцать тысяч дала, чтобы я могилу в порядок привёл. Мне, представляешь?! Незнакомому человеку. Может, её пощипать? Барину скажем, это у него тогда шашни с этим мужиком были. С покойником. Может, ему и надо? Сам с ней захочет разобраться. Вдруг покойничек денежки ей успел передать? Ты же сам ему должен, вот и откупишься. И потом, дамочка не бедная. Может, всё-таки пощипать удастся?… Понял. Куда поехала? В Центральную. Вот так. Там у нас только звёзды останавливаются, сам знаешь, номера там ого-го! Что? Только отъехала. Ну, бывай. Я у себя если что.

Возле гостиницы Анжела расплатилась и быстро поднялась к себе. Она не обратила никакого внимания на коренастого парня, стоящего на ступеньках. Когда Анжела скрылась, парень вошёл в холл гостиницы и подошёл к портье.

– Что за дамочка?

Портье снисходительно посмотрел на парня.

– Не знаешь, что ли?

– Откуда?

– Скрипачка. Очень знаменитая. Всего два концерта в нашем городе. Один вчера был, а другой сегодня вечером. А потом всё – тю-тю!

– Ну, надо же! – Парень присвистнул. – Кто бы мог подумать!

– А что?

– Да ничего. Понравилась просто, приударить решил. Но теперь передумал. Такая пташка не по мне.

– Надо думать! – Портье окинул парня презрительным взглядом.

– Ну, счастливо оставаться! – Парень кивнул портье и вышел на улицу.

Отойдя за угол, он достал телефон и начал звонить.

– Привет! Это я. Дамочка не простая. Знаменитая скрипачка. Точно. Я там в гостинице и афишу видел. Анжелой зовут. Точно. Сегодня концерт вечером, потом сразу улетает. Всё понял, ухожу.

В сторожку на кладбище зашёл мужчина, одетый в строгий костюм. Сторож кинулся к нему навстречу, стряхнул крошки со стула и подвинул его мужчине.

– Садись, Иваныч. Какими судьбами? Не ожидал, признаться.

– Я насчёт бабы той, что у тебя утром была. Скрипачка она. Знаменитая.

– Похожа. Какая-то вся замороченная.

– Эта замороченная скрипачка сегодня вечером улетает. А перед этим у неё будет последний концерт.

– А нам-то что?

– Теперь – что. Я по твоему совету позвонил Альберту, барину нашему доморощенному. Он велел нам её к нему привезти.

– Здрасьте, я ваша тётя! А если она не захочет?

– Идиот! Конечно, не захочет. Она сегодня улетает. С какой стати ей хотеть? Так чтобы наверняка захотела, её нужно украсть.

– Украсть?! Ну, знаешь… это уже криминал!

– Кто это говорит? Это старый вор?

– Я людей не воровал.

– А теперь своруешь. Не психуй, Альберт заплатит. Я уже проверил, у неё охраны нет. Водитель только после концерта за ней приезжает.

– На хрена нам это нужно? Сам пусть ворует.

– Сказал же – заплатит. И потом, если она окажется полезной, он нам долг спишет.

– Не нам, а тебе.

– Ну, мне. А я тебе. Вот мы все и квиты. Мы её ему привезём, и с нас взятки гладки. Ты хоть знаешь, где Альберт живёт?

– Откуда? Он с такими, как я, не якшается. Слышал, в городе у него апартаменты. Пентхаус там, что ли, какой-то…

– Эти апартаменты для отвода глаз. Он в лесах поместье, знаешь, какое, отгрохал? Точно барин. Вообразил себя графом Шереметьевым, мать его… у него там и театр собственный и актёры…

– Даже так? Они что, крепостные, что ли? Рабы?

– Мне откуда знать? Я сам не видел. Это для особых гостей и для него лично. Он это поместье от всех прячет. Тайная резиденция. Режим особой секретности.

– Как же мы туда попадём?

– Никак не попадём. Мы довезём эту скрипачку до определённого места, а там нас встретят. Меньше знаешь, как говорится, лучше спишь.

– А оплата? Заплатит он когда? Помещик этот чёртов.

– Половину он уже заплатил, половину на месте отдаст, когда девку передадим.

– Шустрый какой…

– Загорелся сладкозвучного соловья приобрести для своих нужд.

– А потом что он с ней делать будет? Не всю же жизнь он её у себя держать собрался? Она ведь не мешок картошки – съел и забыл.

– Не всю, наверное. Он намекнул, если она не подойдёт или окажется бесполезной, в бордель её продаст, в Турцию или в Египет… А деньги от продажи учтёт в счёт моего долга. Так что, как ни крути, нам всё выгодно.

– Добрый дядя.

– Какой есть. Ладно, я пошёл – мне подготовиться надо. Ты тоже собирайся, за тобой заедут попозже.