Текст книги "Музыкантша"

Анжела передёрнула плечами.

– Я и не хотела есть. Я мечтаю поскорее увидеть наказание. Вы же сами сказали, кто я, – Чёрный Ангел.

– Ты будешь играть, когда я буду наказывать её. Надеюсь, Полина будет считать тебя исчадием ада!

– А я и есть исчадие ада.

– Громко сказано! Скоро я превращу тебя в кроткую овцу!

– Я могу быть и кроткой овцой, если захочу. Вы что, боитесь меня?

– Тебя? С какого рожна мне бояться сумасшедшую бабу? Только потому, что она хорошо играет на скрипке? Ты не за того меня принимаешь, милая! Я и не таких ломал. К тому же скоро я буду знать о тебе всё. Что ты выпендриваешься передо мной? Изображаешь из себя демона в юбке? Да ты самая обыкновенная шлюха! Шлюха, как все бабы! Думаешь, провела смычком по струнам и все уже ползают твоих ног?!

– Ты можешь испытать со мной то, что не испытывал с другими… ну, хотя бы попытаться…

– Бред! Я имел кучу баб, и все они одинаковы! И вообще, мне надоела эта дискуссия! Если будешь так вести себя, я посажу тебя на цепь! – Альберт выпустил воздух, поняв, что сгоряча сболтнул лишнее. – Рашид приведёт тебя к месту наказания.

Альберт вышел, громко хлопнув дверью. Анжела легла на кровать, заложив руки за голову. С чего он так разнервничался? Из-за того, что она пыталась соблазнить его? Ну что с того? Разве он не сам этого хотел? Любой бы на его месте понял, что она шутила. Или издевалась. Но в любом случае он мог воспользоваться моментом или так же отшутиться. Анжела хотела нащупать его слабые стороны. Ей пришло в голову, что Альберт болен. Болен и старательно скрывает это. Конечно, это чертовски неприятно, что из-за неё накажут Полину, но её вины здесь нет. Анжела надеялась, что Полина не станет её обвинять, хотя вряд ли можно ждать мудрости от глупой двадцатилетней девчонки. Как они-то с Настей попали в эту мясорубку? Или Альберт их тоже украл? Анжела незаметно для себя заснула.

Экзекуция проходила в подвале. Когда Анжелу привели туда, всё уже было готово. Посередине стояло нечто вроде деревянной лавки, к которой была привязана Полина, лежащая на животе. Она была абсолютно голой, волосы распущены и свисали, закрывая лицо. В полумраке подвала её белые ягодицы испуганно подрагивали – Полина плакала. Анжела не могла рассмотреть выражения её лица, но ей стало не по себе. Альберт стоял здесь, на лице его играла блаженная улыбка. Увидев Анжелу, он сделал знак начинать здоровому мужику, стоящему рядом с Полиной. Тот кивнул, перекрестился, чем несказанно удивил Анжелу, и вытащил из ведра замоченные в воде розги. Постучал розгой по ладони, разрубил воздух, прицелился и обрушил удар на девушку, беспомощно распластавшуюся перед ним. Полина вскрикнула, но палач поспешил ударить ещё. На нежно-розовой коже вздулся отвратительный красный волдырь. После очередного удара волдырь лопнул, и из него брызнула алая кровь. Полина завизжала, потом тоненько завыла. Альберт велел Анжеле играть. Она прислонила скрипку к лицу и заиграла. Ей хотелось сыграть так, будто она делает это в последний раз. Она вложила в свою игру всё сочувствие и сожаление, на которое была способна. Ей хотелось, чтобы Полина поняла и простила её, вдохнуть в неё силы и не дать ей упасть духом. Постепенно Полина затихла и перестала кричать.

Альберт сделал знак палачу, что довольно, и тот, раскрасневшийся от возбуждения, отбросил розгу в сторону. После этого он, сопя и отдуваясь, расстегнул штаны и изнасиловал беспомощную девушку. Анжела думала, что её вырвет от отвращения. Она устало опустила смычок, на истерзанную Полину смотреть больше не было сил. Если бы она могла, то упала и забилась в истерике, но прошлая жизнь научила её твёрдо стоять на ногах. Альберт велел отнести Полину в её комнату, а Анжеле велел убираться к себе. Его трясло мелкой дрожью, и Анжела снова засомневалась в нормальности его рассудка.

На следующий день должна была состояться репетиция, и Анжела, слегка робея, вошла в комнату к девушкам. Она очень боялась встретиться с ненавидящим взглядом Полины, но Полина лежала на кровати, отвернувшись к стене. Настя хлопотала вокруг неё. Анжела подошла к Полине, встала на колени перед кроватью и погладила девушку по шелковистым волосам. Потом прошептала ей в самое ухо.

– Прости меня, пожалуйста… он сделал это специально.

Полина осторожно под одеялом сжала руку Анжелы, и она поняла, что та не держит на неё зла. Настя совсем по-детски сложила на коленях пальцы крестиком, пряча их в складках одежды. Она укоряюще взглянула на Анжелу и громко произнесла.

– Зачем ты притащилась сюда?! Это всё твой змеиный язык! Убирайся отсюда! – Полина бросила взгляд на скрещённые пальцы Насти, всё поняла и решила поддержать игру. Морщась от боли, она села на кровати и прохрипела Анжеле в лицо:

– Что ещё тебе нужно?! Тебе мало моих страданий?! Ненавижу!!! Пусть он сломает тебе пальцы!!! Посмотрим, как играют гении без пальцев! – Полина засмеялась, довольная шуткой.

Анжеле показалось, что в её голосе слышатся нотки настоящей ненависти и презрения, но она отогнала эту мысль от себя – девочка реально пострадала, зачем на неё обижаться? Анжела вздохнула. Настя вскочила, стащила Анжелу с кровати и потащила её к двери, в которую забарабанила ногами. Дверь тотчас распахнулась, будто за ней кто стоял, и вошёл Альберт. Он широко улыбался.

– Не нужно ссориться, девочки. Анжелочка уже раскаялась. Она так больше не будет. Прошу вас, начинайте репетицию, в воскресенье спектакль. Если вы так будете себя вести, то пострадаете уже за свои собственные языки. Уяснили? – Настя метнула на Альберта красноречивый взгляд, но быстро опустила ресницы, испугавшись своего внезапного акта неповиновения. Но на её счастье, Альберт ощупывал взглядом Полину и поэтому не смотрел на девушку. Анжеле показалось, что он, словно демон из ада, питается чужими страданиями и черпает в них вдохновение. Несколько долгих секунд Альберт смотрел на Полину, затем развернулся и молча вышел.

Полина, превозмогая боль, встала, взяла в руки скрипку и заиграла. Из-под её смычка побежала та самая мелодия, которую Анжела играла ей на экзекуции…

Теперь они не разговаривали друг с другом, но общее несчастье сплотило их. До воскресенья Альберт, видимо, решил оставить их в покое, потому что никак не напоминал о себе. Боясь разговаривать вживую, девушки придумали особенный музыкальный язык. Если кто-то из них грустил, то скрипка плакала. Если они боялись, то и скрипка звучала тревожным набатом, если всё было более или менее спокойно, то лилась плавная, умиротворяющая мелодия. Это было очень удачной находкой, потому что несведущий в музыке человек вряд ли смог бы разобраться в этой фантасмагории. Только однажды, перед самым спектаклем, Анжела разлепила губы и спросила, что именно будут играть? Настя пожала плечами.

– Не знаю. Это не мы решаем. – При этом она слегка покраснела и извлекла из скрипки возмущённо-презрительный звук, за которым последовал приторно-тошнотворный и ненавидящий. Полина добавила звук отвращения и испуга.

Анжела горько усмехнулась. Примерно всё понятно. Чего ещё можно было ожидать от извращенца? Она издала с помощью скрипки тяжёлый вздох, в котором слышался сдавленный плач.

– И как часто бывают спектакли?

– Когда как. Как захочет Альберт Львович. Иногда раз в неделю, а иногда и раз в месяц.

– А гости приходят?

– Редко.

Их болтовню прервал Рашид. Он пришёл за Анжелой. Уже лёжа в своей комнате, она размышляла, что же Альберт делает с девушками? Как он их использует? Скорее всего, так же, как и её – для оказания секс-услуг своим гостям. Таинственный спектакль даже вызывал у неё болезненное любопытство.

В воскресенье ей принесли её сценический наряд, только на этот раз там были ещё и трусики, если микроскопический кусочек ткани можно было так называть. Анжела облачилась в него и вышла вслед за Рашидом. В зале, где должен был состояться спектакль, уже находились Настя и Полина. Они были в аналогичных нарядах, только Настя была одета в розовое, а Полина – в белое. Этакий ангельский мини-оркестр. Сцена занимала всю стену, напротив стояли стулья для зрителей. Зал был не мал, но и не велик. В самый раз для домашних постановок. Альберт сидел здесь один. Он велел девушкам встать сбоку сцены и начинать играть, как только он махнёт им рукой. По всей видимости, он был ещё и режиссёром предстоящего спектакля. Анжела обратила внимание, что его глаза лихорадочно блестят, а голос звучит крайне возбуждённо. Когда всё было готово, открылся занавес, и группа девушек в старинных русских нарядах выстроилась на сцене. Они сплели руки, затянули песню и начали водить хоровод. Потом на сцену выбежали юноши, которых оказалось в два раза больше, чем девушек. Девушки сделали вид, что испугались и с криками разбежались по сцене. Парни стали их догонять. Альберт велел играть, и ангелы заиграли. Девушки визжали, парни хватали их и валили на землю, начиная стаскивать с них одежду. Вскоре все оказались голыми, никто уже не визжал, началось просто массовое совокупление. На каждую девушку пришлось по два парня. Что происходило дальше, можно описать двумя словами – Содом и Гоморра. Все виды сексуальных извращений присутствовали здесь в полной мере. Всё действо, совершенно лишённое какого-то ни было смысла, крутилось вокруг этого. Устав от девушек, парни начинали ласкать парней, а девушки друг друга. Вдруг Альберт разделся и выскочил на сцену, держа в руке плётку. Он начал стегать разгорячённые обнажённые тела направо и налево. Актёры вскрикивали, но продолжали заниматься тем, чем занимались. Альберт стегал и стегал, пока не устала рука. Потом он, тяжело дыша, подошёл к ангелам и протянул им раскрытую ладонь, на которой лежали три таблетки.

– Жрите, сучки, – просипел он, – иначе никогда не познаете настоящего блаженства, убогие твари! Кому я сказал, жрите! Удавлю!!!

Девушки взяли по таблетке и засунули себе в рот. Альберт выдернул Настю за руку и впился губами ей в губы. Потом оттолкнул её от себя и велел встать на четвереньки. Настя подчинилась. Альберт начал стегать её плёткой.

– А вы что стоите? – Альберт бросил злобный взгляд в сторону Анжелы и Полины. – Обнимитесь, детки! Я хочу посмотреть, как вы нежно любите друг друга! Поцелуй эту общипанную кошку, Ангел! Она сладенькая, хоть и драная! Ха-ха! – Альберт начал закатывать глаза.

Анжела послушно обняла Полину и прижалась к её щеке. Альберт, красный от возбуждения, стоял рядом. Ну, взасос, взасос! Ангел! Ты же любишь это!

Анжела раздвинула языком губы Полины, и та послушно приоткрыла рот. У Анжелы закружилась голова. Ей захотелось ласкать и целовать Полину, трогать её самые интимные места… Она поцеловала Полину в шею, потом взяла в рот сосок и втянула его в себя. Полина вздохнула и застонала. Альберт хохотал у них за спиной. Он снова принялся стегать Настю, а потом встал на четвереньки и вошёл в неё, грубо раздвинув бёдра. Анжела, возбуждаясь всё больше, ласкала Полину. Они откатились в сторону от Альберта и Насти, как вдруг Анжела почувствовала, как что-то твёрдое вошло ей в зад. Она закричала от боли и негодования, но это что-то продолжало внедряться в неё, нимало не заботясь о её желании. Боль разрывала Анжеле внутренности, чтобы немного отвлечься, она продолжала гладить и целовать Полину, покусывая её за соски. Полина начала трогать её грудь, и вдруг Анжела застонала от наслаждения, слившегося воедино с болью. Она с усилием повернула голову и увидела молодого человека, прижимавшегося к её ягодицам. Глаза у него были закрыты, он явно был не в себе. Не обращая внимания на Анжелу, он бешено завращал бёдрами и испустил стон. Анжела почувствовала, как что-то горячее ринулось в неё пульсирующей струёй. Парень оторвался от Анжелы и упал тут же, закатив глаза. Липкая жидкость вытекала из заднего прохода Анжелы. В горле у неё пересохло, и она выплюнула таблетку, которую держала за щекой. Сжала рукой грудь Полины и поцеловала её в пупок. Полина тяжело дышала и извивалась под ней. Анжела немного привстала и осмотрелась. Все лежали вповалку, и парни и девушки. В углу сцены конвульсивно дёргался Альберт, изо рта его шла пена. Настя лежала рядом с каким-то парнем, который пытался раздвинуть ей бёдра руками. Анжела услышала шёпот Полины и подвинулась к ней. Полина зашептала ей в самой ухо:

– Прости, Ангел, что я кричала на тебя… тогда, после наказания. Молчи… молчи и послушай… Я всё расскажу тебе. Спаси нас, Ангел! Он убьёт нас. Убьёт или покалечит, что одно и то же. Я чувствую это. Мы для него ничто, люди для него ничто. Он болен, очень болен. Он сумасшедший! Он абсолютно ненормальный. Ты сама это видишь. Я видела, ты выплюнула таблетку, значит, ты понимаешь… Он всегда даёт нам такие таблетки. После них ничего уже не важно, кроме похоти. Грязной похоти. После них ты хочешь только одного – самого гнусного секса. Но я хотела сказать тебе другое. Ты мне нравишься, Ангел. Я тоже выплюнула таблетку, потому что хотела поговорить с тобой. То, что он сделал со мной, это мелочь, полная ерунда. Тем более, что он дал мне эту самую таблетку, после которой всё становится всё равно. Мне даже не было больно. Мы пока нужны ему, но это только пока. Он извращенец, самый ужасный извращенец на свете. У нас здесь была одна девушка, он называл её Саломея. Очень красивая девушка. Она танцевала перед гостями и для Альберта. Она не видела ничего особенного в том, чтобы танцевать обнажённой. Это доставляло ей удовольствие. Кажется, она была стриптизершей, и это было её профессией. Я не знаю, в чём именно она провинилась, но случилось ужасное. Господи! Это было настолько ужасно… но всё равно слушай… нет, не перебивай меня, прошу! Он посадил её в хлев на цепь. Цепь была такой длины, что она могла стоять только на четвереньках, как животное. Ей приносили еду в миске, какие-то объедки. Каждый, кто хотел, мог зайти туда и делать с ней всё, что ему вздумается. Здесь работает много отвратительных людей, ты ещё не видела. Мне кажется, что некоторые сбежали из тюрьмы… хотя я не уверена. Альберт приводил нас с Настей смотреть на унижения Саломеи. Она не была похожа на человека… Господи! А потом… потом он привёл осла… он хотел, чтобы мы это видели… видели, что бывает за непослушание. Он особенно подчеркнул это и велел нам смотреть. Бедняжка орала так, что я думала, что умру прямо там, с ней рядом… это было безумие… полное безумие… так отвратительно, мерзко! Потом он снял с неё цепь и бросил во дворе умирать. Она мучилась ещё целые сутки, истекала кровью… в пыли… я думала, что сойду с ума… Альберт сказал, что так бывает со строптивыми самоуверенными девчонками, у которых длинный язык и короткий ум. Он кастрировал Рашида, кажется, они с Саломеей любили друг друга… Настя так сказала мне, Альберт иногда посещает её под кайфом. Он проговорился ей, смеялся над ними… Это демон, Ангел! Это демон во плоти… Мы попали в самый ад, Господи! Я хотела купить квартиру, мне нужны были деньги, у Насти была мечта – шикарная машина. Наши родители не так богаты, а нам бы никогда столько не заработать… Один парень, узнав о наших проблемах, предложил нам поговорить с одним человеком. Он сказал, что мы сможем за год заработать столько, что хватит на всю жизнь. Так мы встретились с Альбертом. Он назвал нам суммы контрактов, и они были настолько велики, что это вскружило нам голову. Мы взяли отпуск в консерватории, ничего не заподозрили. Нам нужно было играть на частных вечеринках. Единственное условие, сказал Альберт, мы должны были жить у него, а родителям сказать, что уезжаем на год за границу. Он очень хитёр. Он разрешает нам иногда звонить родителям и отсылает им деньги. Ему не нужны неприятности раньше времени. Он не хочет скандала. Вечером он даже разрешает нам брать телефон под присмотром Рашида, чтобы не сболтнули лишнего… Мы в аду, Ангел… Спаси нас, пожалуйста! Я не хочу умирать, я хочу выбраться отсюда… как можно быстрее… пожалуйста, сделай что-нибудь… я знаю, ты сможешь… прошу, прошу тебя… – Полина беззвучно зарыдала, сотрясаясь всем телом. Анжела прижала её к себе.

– Я попробую…

– Он убьёт нас, убьёт! – У Полины начиналась истерика. – Что нам делать? Что? Я больше не выдержу!

– Не плачь, я не могу убить его завтра. Придётся подождать.

– Хорошо, я подожду… я сделаю всё, что ты скажешь… ляг поближе, мне страшно… – Анжела подвинулась к Полине и обняла её одной рукой.

Очнулись они утром. Тела на сцене слабо шевелились и вздыхали. Кто-то хрипло кашлял, Альберта среди них не было. Анжела завернулась в чей-то наряд и прикрыла Полину. Они слезли со сцены и сели на стулья, дрожа от холода. Рашид открыл дверь и проводил девушек к себе. Анжела долго стояла под душем, пытаясь смыть с себя прошедшую ночь, налипшую на неё, будто помои. Потом надела халат, легла в кровать и уснула беспокойным сном. Ей снился мужчина в бейсболке, он противно ухмылялся, и Анжела поняла, что он радуется её проблемам. Она хотела ударить его по лицу, но почему-то не могла его достать. Она тянула руки, чтобы достать его, но он удалялся всё дальше, а её рука вытягивалась, становясь всё тоньше и тоньше. Наконец он исчез, и Анжела проснулась. Было ещё светло, но спать снова не хотелось. Анжела лежала в кровати, размышляя над словами Полины. Альберт безумен, это ясно. Так же ясно, что он убьёт их, не задумываясь, в любой момент. А это значит, что нужно что-то делать. Полина сказала, что он иногда посещает Настю. Значит, нужно сделать так, чтобы он посещал и её. Нужно вкрасться в его порочную, прогнившую насквозь душонку, и тогда взять его за горло. Нужно разгадать его слабости и пристрастия, чтобы узнать место, куда ударить. Но самое главное – когда и как. Он один раз уже оттолкнул её… вдруг он не захочет с ней спать? Может, его не интересуют женщины? Но он же спит с Настей… Занятая мыслями, Анжела даже не услышала, как открылась дверь и зашёл Альберт. Она увидела, как он смотрит на неё, и откинула простыню, которой была укрыта. Альберт выглядел неважно. Мешки под глазами набрякли и отвисли, уголки рта опустились, кожа приобрела серый оттенок. Он сел на кровать рядом с Анжелой.

– Прикройся, шлюшка! Чего заголилась?

Анжела набросила на себя простыню, сделав обиженный вид.

– Я думала, вам это нравится. Мне показалось, вы не выносите вида одетых людей.

– Не выношу, особенно баб. Но сейчас мне не до этого. Я хотел поговорить с тобой, и для этого необязательно пялиться на твои голые телеса.

– Хорошо, – Анжела натянула простыню до самого подбородка. – Я вас слушаю.

– Я кое-что разузнал о тебе. С тринадцати лет ты жила в детском доме. Потом тебя взяли в семью. Оформили опеку. У твоей опекунши был душевнобольной сынок. Потом опекунша умерла, а ты жила с её сыночком. Потом и он умер.

– Ну и что? Открыли Америку! Я и сама бы вам это рассказала, если бы вы спросили.

– Дело не в этом. Дело в том, где ты была до тринадцати лет? В твоём деле написано, что тебя нашли на вокзале и ты ничего не помнила, кроме своего имени.

– Ну, раз так написано, значит, так и было. В чём вы сомневаетесь?

– Я сомневаюсь в том, что ты ничего не помнишь.

– Но это правда. Я ничего не помню.

– Ещё там написано, что ты уверяла, что тебя похитили цыгане и заставляли играть на скрипке.

– Наверное, это так. Я смутно помню, что вечно мёрзла… играла где-то… то ли в переходах, то ли на улице… кажется, меня били… потом мне удалось бежать… это всё.

– Тогда почему, скажи мне на милость, ты явилась на эту чёртову могилу?! Может, у тебя тоже проклюнулись смутные воспоминания?! Дочку этого ублюдка тоже звали Анжелой, и она тоже играла на скрипке. Какое странное совпадение, не находишь? Мне это сразу показалось подозрительным.

– Я не пойму, что вы от меня хотите? Даже если допустить, что вы правы, то что с того?

– А то, что он мог отдать тебе то, что украл у меня. Где твой папаша, детка?

– Я не знаю. Он умер. Если бы он был жив, разве я бы жила в детском доме? Как я, по-вашему, попала туда?

– Не знаю. Это ты расскажешь мне. Тебе придётся вспомнить, иначе я рассержусь. Я ждал двадцать с лишним лет, у меня лопается терпение.

– Хорошо. Я сделаю всё, что в моих силах. Я буду вспоминать день и ночь. Но что он украл у вас? Как я могу вспоминать то, о чём не имею ни малейшего представления?

– Он украл у меня рубины. Тебе не доводилось в детстве играть с такими маленькими красными камушками?

– Не доводилось.

– Это плохо.

– Как он мог украсть у вас эти камни? Мне с трудом верится, что у вас можно что-то украсть.

– Я не всегда был таким, деточка. Раньше я был белым и пушистым. А твоего папочку я знаю, чуть ли ни с детства. Мы были друзьями.

– Не называйте его моим папочкой, я ещё ничего не вспомнила. Всё может оказаться не так, как вам представляется.

– Тем хуже для тебя. Воспоминания для тебя теперь единственный шанс.

– Очень мрачно.

– Увы. А что касается того, как он украл… я расскажу тебе эту историю в другой раз. – Альберт усмехнулся. – Я буду, как Шахерезада, рассказывать тебе по кусочку сказки.

– Скорее, Шахерезада – это я.

– Только в отличие от калифа, меня твои сказки не интересуют. Я хочу получить назад свои рубины. Мне тоскливо без них. И не нужно ничего выдумывать, я всё равно пойму, что ты врёшь. Кстати, сегодня можешь сходить погулять во дворе, Рашид будет тебя сопровождать. Одевайся! – после этих слов Альберт вышел, даже не оглянувшись.

Анжелу это покоробило, и она начала сомневаться, что сможет так просто войти к нему в доверие, не говоря о том, чтобы залезть к нему в постель. Она оделась и стала ждать Рашида. Он пришёл довольно скоро и с мрачным выражением лица попросил Анжелу протянуть ему руку. Анжела доверчиво протянула, и на её тонком запястье защёлкнулись наручники. «Можешь погулять! – с горечью подумала она. – Хотя вряд ли стоило надеяться на иное».

Анжела покорно шла за Рашидом по ступенькам лестницы, стараясь не споткнуться. Во дворе Рашид сразу увёл её в сад, подальше от двора и его обитателей. Там стояла деревянная скамейка, и Анжела с Рашидом сели на неё. Было тепло, дул ветерок, и Анжела на мгновение забыла о своих несчастьях. В принципе, Рашид ей нравился. У него был мужественный вид и открытый взгляд. Анжела временами поднимала на него глаза, но он хранил непроницаемое молчание. Тогда она решила заговорить первой.

– Тебе нравится здесь?

– Какое вам дело? Дышите воздухом, чтобы сохранить хороший цвет лица.

– Боюсь, что цвет лица скоро мне будет совершенно не нужен.

– Это не моё дело. Мне велели охранять вас.

– Почему ты так разговариваешь со мной?

– Вы пытаетесь меня спровоцировать.

– Нисколько. Просто ты мне нравишься, и я хочу с тобой поговорить.

– Не стоит этого делать. Ничем хорошим это не кончится, и в первую очередь для вас.

– Для меня? Почему? Ты всё рассказываешь Альберту?

– Нет. Только, если вы не переходите границы.

– Упаси Бог! Я только хотела узнать – ты что, до пенсии собираешься здесь торчать?

– Я уже отвечал – не ваше дело! У вас на прогулку всего полчаса, не стоит её сокращать.

Анжела передёрнула плечами и упёрла взгляд в землю. Крепкий орешек, этот Рашид. Полина сказала, что он любил Саломею… Раз способен любить, значит, не совсем безнадёжен. Как он мог позволить Альберту сотворить с ним такое? Он сказал, что Альберт спас ему жизнь… ну и что? Зачем спасать человеку жизнь, если требовать у него такое? Чем так хороша эта жизнь, если она нуждается в таких жертвах? Неужели Альберт испугался, что Рашид способен перепортить всех его баб? Но они и так все перепорчены… Любовь, вот в чём всё дело… дело в любви… Он осмелился полюбить… Этого Властитель Ада простить не смог. И он отобрал у человека то, что в его извращённом мозгу представлялось ему органом любви. Жалкий идиот! Тупоголовый баран! Разве можно запретить любовь? Но ничего, когда-то он допустит ошибку… Анжела наклонилась к самому уху Рашида и едва слышно прошелестела одно слово: «Саломея». Рашид вздрогнул, как от удара хлыстом и резко повернул голову. Анжела смотрела на деревья, как ни в чём не бывало.

– Вы что-то сказали? – Губы у Рашида нервно дрожали.

– Нет. Сад красивый… Отведи меня обратно.

Рашид встал, потянув Анжелу за собой. Она заметила, что он помрачнел ещё больше, а когда в комнате расстёгивал ей наручники, то никак не мог вставить ключ в замок. «Он до сих пор любит её, – подумала Анжела, – он не забыл». Её лицо озарила радостная улыбка. Рашид не простит Альберту Саломею.

На следующее утро Альберт снова навестил Анжелу. Он никуда её не звал и ничего не говорил о репетициях с девушками. Анжела спросила сама.

– Когда мы сможем репетировать?

– Когда я тебе скажу. Здесь всё решаю я. У других нет права голоса. Когда мне понадобятся твои услуги, я сообщу тебе. Ты проявляешь нездоровое любопытство, дорогая. Лучше скажи, ты вспомнила что-нибудь?

– Нет. Мне не на чём сосредоточиться. Расскажите вторую часть сказки.

– Слушай, мне не жалко. Когда-то мы с тем покойником, Эдиком, царствие ему небесное, были закадычными друзьями. Это было далеко отсюда. Однажды, от своей прабабушки я узнал, что мой предок по отцовской линии оставил некую заначку. Так, на чёрный день. После всем известных событий он сбежал за границу, бросив заначку на произвол судьбы. Старуха вручила мне памятку о том, где зарыты драгоценности. Я не верил во всю эту чушь, поэтому рассказал Эдику. Мы с ним уже жили в этом городе. Но Эдик отнёсся к старушечьей болтовне серьёзно. Он уговорил меня поехать на место и проверить. Я согласился от нечего делать. Мы приехали в деревушку и пошли в тайгу, якобы на охоту. По плану заначка находилась в удалённом охотничьем домике. Вечером мы добрались до заимки. Я чертовски устал, но Эдик убедил меня достать заначку. Моему удивлению не было предела, когда я увидел эти маленькие красные камушки. Я знал, что мой предок имел рубиновый рудник, но вид их поверг меня в шок. Я похлопал Эдика по плечу, и сказал, что он получит от меня парочку камушков за настойчивость и веру в успех. В домике мы выпили, а потом Эдик схватил ружьё и выстрелил в меня… Ублюдок попал в голову… потом вырыл яму и закопал меня. Он решил, что расправился со мной, сгрёб камушки и исчез. Но мне повезло. Охотники пришли в этот же день, они увидели, что земля шевелится, и откопали меня. Я ничего не помнил, год провалялся в больнице, перенёс кучу операций, потом ещё два года восстанавливался. Память постепенно вернулась. Я не мог забыть такое, иначе лучше бы мне умереть сразу. Твоему папочке, прости, Эдику, не повезло. Я вернулся, и даже несколько удивился, что ублюдок живёт всё там же, почти не скрываясь. Женился, обзавёлся ребёнком… Прямо цветёт пышным цветом. Он узнал, что я вернулся, и наделал в штаны от страха. Потом он умер, сгорел в собственной квартире. Я пытался узнать, кто это сделал, но так и не смог. Потом смирился – Эдик не был пай-мальчиком, тем более, учитывая его образ жизни. Я сумел достичь всего сам, без помощи этих злосчастных камушков. И тут появляешься ты. Я снова вспомнил. Эти камни принадлежат мне. В принципе, это дело Эдика – жить или умирать. Я хочу только видеть камни. Надеюсь, это теперь тебе понятно?

– Вполне… – Анжела задумчиво покусывала губу. Зачем ей скрывать от него то, что случилось на самом деле? Какой в этом смысл? Эдик всё равно умер, теперь уже по-настоящему, так может, рассказать ему всё и таким образом завоевать его доверие? Наконец Анжела решилась.

– Ладно. Я многое помню. Не знаю, поможет ли это вам, но я расскажу. Тогда, в квартире, наша семья не погибла. Я даже не подозревала, что отец устроил инсценировку. Мы просто собрали вещи и уехали в деревню. Кажется, Осиновка… точнее не могу вспомнить. Мы ехали очень долго, не помню сколько, я была ещё маленькой. Отец с матерью всё время ругались, но я не слышала, чтобы при мне они говорили о камнях. В деревне мы поселились в доме, где и прожили некоторое время. Там было неплохо, мать работала, а отец начал пить. Они всё время скандалили из-за денег… У матери был любовник, и она хотела бросить отца. В тот день он пришёл злой и сильно пьяный. Я играла на скрипке у себя в комнате, он ворвался, ударил меня… отобрал скрипку. Потом пришла мать, увидела меня и набросилась на отца. Он начал её избивать… она упала и не шевелилась. Я хорошо помню, как она лежала там, у печи, как сломанная кукла… Я всё видела. Потом отец выпил стакан водки и упал головой на стол. А потом пришёл мужчина… я не знаю, кто это… правда, не знаю… я никогда его раньше не видела… он взял нож и полоснул отца по горлу. Брызнула кровь, много крови… я помню взгляд отца… как у испуганного барана, я хотела закричать, но тот мужчина велел мне молчать. Он бросил что-то на пол, и пол загорелся. В углу стоял баллон с газом. Мужчина взял меня за руку и вывел оттуда. Мы пошли в лес, и там он оставил меня. В лесу меня нашёл цыган. Дальше вы знаете. Отец умер, это совершенно точно. А про то, что он уже успел умереть здесь, я узнала от случайного поклонника. Очевидно, он заметил моё сходство с матерью… я думаю так. Так я и попала на могилу нашей семьи.

– Прелестная история. Поздравляю, милая! У тебя уже две могилы. Если всё то, что ты мне говоришь, правда, то совершенно очевидно, что и тебя похоронили тоже.

– Да. Там, в таборе, когда я рассказала им, что мои родители сгорели, они отправили человека разузнать всё. Он пришёл и сказал, что в деревне погибла семья из трёх человек.

– Мило. Тебе удаётся обмануть смерть. Но это ни на шаг не приближает нас к разгадке исчезновения камушков.

– Может, он сбыл их раньше?

– Всё может быть. Но вряд ли эта шестёрка могла проглотить такое количество денег. Он просто бы подавился. Ему не удалось бы их переварить, я уверен. Куда он мог сбыть их? Нет, он выжидал случая. Возможно, вёл переговоры. Но очень осторожно. Я нутром чувствую, они ещё целы. Камушки-то не простые, редкие… Вот так-то, детка… – Альберт вдруг без всякого перехода схватил Анжелу за горло и стал сжимать пальцы. При этом он противно ухмылялся, а кончик его красного острого языка чуть высунулся между зубами. Анжела смотрела ему прямо в глаза, и вдруг ей показалось, что где-то в самой-самой глубине его глаз, она уловила мольбу о помощи… Ей стало жаль его, уставшего от собственных безобразий и собственной мании величия. В этот миг он показался ей несчастным и затравленным зверем, попавшим в капкан себя самого. Анжела растянула посиневшие губы в улыбке, и Альберт отпустил её. Что-то неуловимое промелькнуло в его взгляде, который он бросил на Анжелу, когда уходил.

Несколько дней после этого Альберт не появлялся. Рашид каждый день выводил Анжелу гулять, словно собаку на поводке. Настю с Полиной она не видела, и почему-то волновалась за судьбу девушек. Она была уверена, что её давно ищут, не могут не искать, но кто её здесь найдёт? Это большой вопрос. Во всяком случае, именно она была слабым звеном в тщательно выстроенной маскировке Альберта, и он не мог этого не понимать. Анжела не знала, что Альберт послал телеграмму её жениху, что сразу после концерта ей поступило предложение, от которого она не могла отказаться – поехать на гастроли в Америку. Выезжать нужно было немедленно, и Анжела согласилась. Это выглядело странно и подозрительно, тем более, что телефон Анжелы не отвечал, но всё же это позволяло оттянуть время начала поисков.