Текст книги "Ангел, архангел, архай"

В предназначенной для Гетеанума деревянной скульптуре Рудольф Штейнер изображает Аримана как крайне замкнутое, высокомерное, коварное существо, питающее к человеку безмерное презрение. И именно эти качества развивает в себе каждый, кто консервирует в себе материалистивеское мировоззрение, охотнее признавая себя «интеллектуальным животным», чем устремленным к Ангелу духом. Такие люди, а их сегодня большинство, «протащат» Аримана в свое «светлое будущее» как символ благоденствия и прогресса, нисколько не беспокоясь при этом, что «благоденствие» их бездуховно, а прогресс – всего лишь материальный. Среди этих людей будут определенно врачи и священники, ученые и политики, но главное – воспитатели.

Одной из самых опасных иллюзий современного «ученого мира» остается убежденность в том, что материалистически ориентированная наука нисколько не пострадает, не восприняв в себя духовно-научные импульсы. Причиной этой иллюзии является «опьянение величием» естествознания, его несомненными успехами. Как раз на это и расчитывает в своей бесконечной изобретательности Ариман: он попросту усыпляет человека. Как существу, чей рассудок намного превышает человеческий, Ариману не интересен прогресс как таковой, ему нужна лишь «утечка духа», неизбежная при материальном прогрессе. В идеале Аримана устроила бы такая «наука», которая позволяла бы ему непрерывно «откачивать» из человеческого существа незадействованные в рассудке, невостребованные душевно-духовные компоненты. На этом ариманическом пути естествознание неизбежно «задохнется», став механической игрой чудовищно развитого рассудка.

Инспирированный Ариманом материалистический дарвинизм не в силах предвидеть будущее Земли. В лучшем случае говорят, что с разрушением планеты человек куда-нибудь «отселится», мысля опять-таки материалиастически: люди будут продолжать делать то же самое, только в иных условиях, «сходных» с земными. Уже сегодня подыскивается в космосе нечто подобное Земле, и те критерии, что принимаются при этом в расчет, носят исключительно материальный характер (так астрофизики «присматриваются» к карликовой звезде, носящей имя Кеплер, «выясняют» водно-газовую ситуацию на спутниках Сатурна, «прицениваются» к Марсу и Венере). В этом «космическом материализме» нет даже намека на поиск связанной с иными планетами духовности, между тем как она везде присутствует: посылая, например, к Марсу, космический зонд, ученые ничего не знают о том, что они сами, в своем бестелесном посмертном состоянии, уже были на Марсе, как и на других планетах солнечной системы, проходя подготовляющий их очередное рождение космический цикл.

Закоренелось в материализме и нежелание расширить естествознание за его «естественные», физические границы приведет, согласно духовно-научным данным, к тому, что часть людей останется на Земле, больше уже не пригодной для человеческого развития: эти «люди» будут «все еще влачиться по Земле и иметь дело с тем, что тогда особенно расплодится на ней: с деятельностью бацилл, туберккулеза и т. д., ибо труп земли станет средой обитания этих микроскопических существ… наступит такое время, когда те, кто таким образом будет привержен материалистическому воззрению, свяжутся с силами Луны и станут кружить вместе с нею вокруг Земли, превратившейся к тому времени в шлак, в труп»[144]144
  Р. Штейнер. Низвержение духов тьмы. Лонгин. Ереван.2008, с. 205.


[Закрыть].

Ариманический дарвинизм сводится по сути к тому, чтобы «удержать жизнь» на Земле: углубиться в нее, сохранить ее такой, какой она является сегодня, на все времена. Земля, согласно «проекту» Аримана, должна стать последним космическим домом человека: домом, из которого изгнано душевно-духовное. Приковать человека к Земле цепями его рассудка, не позволить ему возвыситься над мертвыми абстракциями, над этим работает сегодня Ариман.

6. Естествознание: наука прошлого.

Тому, кто сомневается еще в ариманическом характере современного производства, базирующегося на достижениях материалистической науки, полезно увидеть своими глазами, как функционирует в Китае пушной промысел: с «друга человека», собаки, заживо сдирается шкура (а в соседней Корее мясо собак отбивается в целях улучшения вкуса также на живых «друзьях человека»). Это не частный садистский случай, но практика в промышленном масштабе, по своей сатанинской сути сравнимая лишь с изощренными пытками инквизиторов.

Сегодня можно уже говорить о «промысле истребления» всей живой природы: аварии на атомных электростанциях, сброс в водоемы промышленных ядов, утечка нефти и многое другое. Создаются комиссии по «расследованию», тратятся впустую огромные средства, и все это во имя бесспорных, привлекательных, бесценных идеалов «защиты окружаюшей среды», ни один из который сегодня не является действительным.

Это только один из примеров того, насколько недействительны сегодня все идеалы «благоденствия». Ведь все они взяты, в сущности, из прошлого, в котором было еще правомерным стремление к «господству над природой» с целью познания законов природы и развития абстрактного, рассудочного мышления. Это «прошлое» закончилось в последней трети девятнадцатого столетия, когда в человеческое существо были ввергнуты ариманические силы, обосновавшиеся с тех пор в человеческой голове. С этой духовно-научной истиной ни в малейшей мере не склонно считаться современное естествознание: в головах людей, в их мыслях, воле и чувствах, действует и правит бал Сатана. В наибольшей степени ариманическими силами оккупируется человеческий рассудок, поэтому сегодня так много «очень умных», «дьявольски изобретательных», но бесчеловечно настроенных голов, и все они, каждая на свой лад, несут в мир ложь о правде.

Естественнонаучные идеалы, среди которых наиболее «бесспорным» остается сегодня «идеал мнения большинства», эта «статистика» демократия, все еще приносят свои сладкие плоды, но «сладость» эта подобна химическим заменителям сахара: больше вреда, чем пользы. Не случайно в «передовые демократиии», а это страны Запада, устремляются сегодня мутные потоки «беженцев» со всего мира, не имеющие в своих намерениях ничего демократического, но с поразительной легкостью злоупотребляющие как раз демократической ориентацией западной жизни. Подступая к демократии с отсталым, стоящим на ступени «господства над природой» мышлением, не так уж трудно найти «оправдание» для паразитического типа развития, свойственного, к примеру, Африке и ряду других «развивающихся» областей мира: брать со стороны готовое, минуя свое собственное, внутреннее, развитие. И дело не в том, что Африка «не хочет трудиться», а Китай, напротив, производит для мира «всё»: обе крайности основаны на обращенности мышления исключительно к физическому. Гротескным примером китайского «природоведения», наряду с истреблением во славу Мао воробьев и мух, является сегодня браконьерство на Дальнем Востоке, в Сибире и даже… в Африке: в дело идут не только «шкуры», но и куда более «весомые», с точки зрения рынка, дипломы о высшем образовании, кандидатские степени, лауреатские свидетельства. Все это достигается в обход собственной душевно-духовной эволюции, на механической, подражательной основе, так что всякий китайский «виртуоз» – это в лучшем случае копировальная машина. Наивно было бы думать, что «культурная революция» закончилась в Китае со смертью Мао: она набирает все больше и больше обороты, превращая густонаселенную страну в единый трудовой лагерь. Окажись жизнь Мао более долгой, число насильственно умерщвленных намного превысило бы уже имеющиеся сорок пять миллионов погибших. Но Мао продолжает посмертно влиять на живых из духовного мира, непрерывно посылая им разрушительные «строительные» импульсы. Результат уже сегодня налицо: стране, производящей «всё», грозит экологическая, водная и пищевая катастрофа.

Это всего лишь один пример того, как действует в односторонне материалистической практике научный прогресс: творимая по образу естествознания картина мира есть некая «инерция прошлого», «всемирный труп прошлого»[145]145
  Р. Штейнер. Низвержение духов тьмы. Лонгин. Ереван.2008, с. 224.


[Закрыть]. Если отвлечься, к примеру, от факта владения Китаем «Сааба» или сбивания с орбит американских ступников, и заглянуть на миг в подвалы, где по желобам течет из вспоротых шей «друзей человека» живая еще кровь, или заглянуть в камеру пыток любой китайской тюрьмы, можно ведь почувствовать себя в кошмаре «прошлого», если бы настоящее не было во сто крат хуже.

Развивая естествознание лишь на материальной основе, без всяких ссылок на сверхчувственное наблюдение, можно изучать только умершую жизнь, и такое «труповедение» как нельзя лучше устраивает Аримана. Будущее, каким оно заложено в «плане» эволюции человека, содержится, как семя, в естественнонаучных законах, но извлечь это будущее из сегодняшней материалистической картины мира может только сверхчувственное наблюдение. В противном случае, когда естествознание упорствует в своем исключительном «праве на истину», неизбежно рождаются монстры от науки, с которыми сама же наука и не может справиться (чего стоит один только «адронный коллайдер»!) Развиваясь отдельно от морали и мотивируя это научной «объективностью», естествознание вступает на путь откровенного воровства, последствия которого скажутся в полной мере на моральном самочувствии последующих поколений. Символическим предупреждением об этой опасной тенденции «заземления» науки становится сегодня индустрия трансплантации человеческих органов, поставившая себя в зависимость от «необходимого количества» изъятых из мертвых тел «запчастей», что само по себе может привести к неограниченным злоупотреблениям (примером чего служит систематическое похищение и убийство людей в Косово на предмет «торговли органами»).

Сегодняшняя материалистическая наука не понимает смысла происходящего. Исследуя лишь останки прошлого, уже состоявшегося, данного, будь то вещь или процесс, наука не принимает во внимание становление как таковое, указывающее в сторону будущего, в сторону истины. Научиться наблюдать становление и на этой основе пробиваться к познанию сил, питающих это становление, вот что должна наука в ближайшем будущем освоить, иначе она останется всего лишь «знанием о трупах».

Ежедневно на китайских «зверофермах» освежевывается заживо несколько тысяч собак и кошек, и тысячи женщин и детей надевают шубы, пропитанные концерогенными красителями, и кто-то считает при этом «большие деньги», не сбиваясь со счета соображениями о неисчислимых страданиях животных. Подпирая собой производство, материалистическая наука ничего не желает знать о том, что «братья наши меньшие» имеют общее с человеком духовное происхождение и проходят свой путь к индивидуализации. Лишенное моральных импульсов, производство рискует стать неодолимой преградой для воплощения животных в будущем планетарном состоянии, что нанесло бы невосполнимый вред и самому человеку. Действуя сегодня даже хотя бы с помощью грубых рыночных средств (запреты на торговлю «мехами»), можно для начала умерить ариманический потенциал производства, но только понимание сатанинского характера односторонне-материалистической практики может остановить «благоденствие» Аримана: «когда человек проникнут тем, что исходит из духовной мудрости, – подчеркивает Рудольф Штейнер, – то для ариманических сил это величайший ужас кромешной тьмы и огонь пожирающий»[146]146
  Р. Штейнер. Низвержение духов тьмы. Лонгин. Ереван.2008, с. 223.


[Закрыть].

Материалистическая односторонность сегодняшнего взгляда на мир неизбежно ведет каждого к себялюбию: человек становится эгоистом согласно принципу «жизнь дается один раз». И от этой «одноразовой» жизни каждый стремится взять как можно больше, не считаясь ни с какими «предрассудками». При этом никто не замечает, например, в России, что страны «Пушкина» больше не существует, никто до сих пор не принимает всерьез «диагноз» Бунина, поставленный им в его «Окаянных днях»: Россия погибла навсегда. Возражения против этого могут быть самые решительные, тем более, что «в области балета» Сталин оказался «впереди планеты всей», а «новый русский» сделался богаче «старого европейца». Однако то, что увидел незамутненным взглядом Бунин, действительно таково: Россия «сошла с рельсов» своего народного духа, подавшись в сторону совершенно чуждого ей искусственного интернационализма. Большевизм обрушился на Россию не как «досадная случайность», но как закономерное, с духовно-научной точки зрения, «возмездие» за недостаток морали в прошлом. С одной стороны, боязнь свободы, с другой – склонность к бунту, в результате чего сознание индивида оказалось пробужденным бесами, не будучи еще достаточно зрелым. Материалистическая научность, активизируя рассудочность лозунга, сыграла в ходе ленинской смуты роль «стража воображения», запершего на засовы страха, отчаяния и безнадежности не понимающие происходящего души. От имени сталинской научнокоммунистической «коллективизации», истребившей крестьянство, оказалась вырванной с корнем основа российского менталитета: земля стала «ничьей». И к этой пока еще «ничейности» загодя присматривались будущие «новые русские», целенаправленно опошляя исконную русскую тягу к земле (огромную роль тут сыграло квазинародное, хорошо продуманное «интернациональными режиссерами» балалаечно-песенное искусство, попросту оглупляющее уже оторванного от своей земли «землепашца»). Большевистско-интернациональное «режиссерство», поставившее на «научную основу» бессмысленность «поворота рек вспять», нисколько не пострадало от основательных и порой проницательных и пылких литературных и политологических «разоблачений»: мышление «разоблачителей» не посягнуло на ариманическую твердыню большевизма, его презрение к духовному. Ведь говоря только о событиях на физическом плане (даже с описанием «засекреченных» подробностей), делают неоценимую уступку Сатане, оставляя его неузнанным. И никакие «тайные архивы» не могут раскрыть суть дела, если игнорируется сверхчувственное знание: это будут всего лишь «послесловия» к так и оставшимся тайной событиям. Та сила натиска, с которой Ариман обрушился на Россию в 1917 году (а по сути, гораздо раньше), могла бы многократно уничтожить всю духовную жизнь народа, если бы не скрытый от материалистической науки факт: из духовного мира приходят души, уже раньше жившие в этом народе и потому имеющие иную, чем у большевиков, моральную ориентацию.

Новорожденные люди приносят в жизнь новое, нередко противоречащее самой жизни, и даже с учетом последующего «воспитания» (а оно ведь может оказаться «пионерским» или просто «нашим»), новое так или иначе пускает в жизнь свои ростки. И дело тут не в повторении «скифа с раскосыми и жадными глазами», во что наивно верил Блок, но в соответствии приходящих на землю человеческих душ сущности народного Архангела, Духа народа. Незнание (а ведь сегодняшняя наука попросту этого не знает) этого факта приводит к неимоверной путанице в социальной жизни, обустраиваемой большей частью против и наперекор поставленной Духом народа задачи. При этом все только и делают, что говорят и спорят о «народе», употребляя настолько духовно бедные понятия, что ими едва покрывается внешняя, физическая реальность.

Сегодняшний большевизм, как в России, так и на Западе, это прежде всего неустойчивость положения индивида: кроме «прожиточного минимума» (на который невозможно прожить), человеку не гарантируется ничего. И поскольку жизнь, согласно материалистическому воззрению, всего «одна», индивид сжигает ее в погоне за пропитанием, не давая себе никакой возможности внутреннего развития (никто и не принимает такое развитие всерьез). И это великая для Аримана победа, когда человек добровольно дает себя духовно обезоружить, при этом предаваясь иллюзии, что все идет как нельзя лучше. Даже «отдавая жизнь за свободу» или какой-то иной «идеал» (миллиарды людей во всем мире «борются» напрасно), люди сегодня не в состоянии проникнуться сутью своих идеалов, не имея для этого достаточно развитого мышления. Делались попытки, правда, перейти от естественнонаучной парадигмы мышления к «гуманитарной», но ни одна из этих попыток не была доведена до конца: научная мысль так и не доросла до философии свободы. В результате естественнонаучный подход к реальности только укрепился в своей «единственности».

На рубеже третьего тысячелетия многим это уже «бросается в глаза»: что-то стало с нашей моралью. Жить стали вроде бы «лучше», а в действительноти это совсем не так. Это предчувствие действительности (а оно появляется здесь и там у совершенно «нормальных» людей) есть верный знак того, что рано или поздно значительная часть людей придет к взгляду на себя как на независимый, суверенный дух. Не считаясь с этим, сегодняшнее естествознание лишает себя будущего даже в своей, ограниченной «физической реальностью» области. Какую правду несет естествознание людям, если оно заранее игнорирует интуитивно добываемую каждым истину? Естествознание становится ложью всякий раз, когда к нему не присоединяется духовно-научный импульс. Не располагая средствами познания души (а это исключительно сверхчувственное наблюдение), естествознание оставляет без внимания оккультную, скрытую активность души, сопутствующую внешней повседневной активности человека: действительность остается неосознанной. И на этих «бессознательных просторах» строит свои владения Ариман: человек «подпитывается» изнутри паразитирующими на нем разрушительными силыми, имеющими ту же самую почву, что и инфекционные болезни.

7. Спор между кровью и разумом.

Когда сегодня кто-то пытается «поставить на место» те или иные «отклонения» социальной и в целом культурной жизни, неизбежно встает вопрос о национальном. Национальной становится концепция прогресса, в национальное упирается «норма морали», не говоря уже о «национальных интересах», в которых просто погрязла внешняя политика.

К национальному сегодня особое отношение: это не только флаг, гимн и государственная граница, это прежде всего намерения. Те идеалы, которые повседневно импульсируют общество, придавая ему ту или иную моральную окраску, не представляются сегодня чем-то стабильным: это своего рода диссонансы. И надо проникнуться пониманием природы диссонанса, чтобы найти верный ответ на «вечный» вопрос: почему многое сегодня так плохо. Как правило, на этот вопрос пытаются ответить поверхностно: голосуйте за ту или иную партию, за того или иного политика, и все уладится. Но дело не только не улаживается, но становится со временем «неразрешимой задачей», какой становится, к примеру, так называемая «борьба с терроризмом».

Природа морального диссонанса, движущего сегодня общественное развитие как на Западе, так и на Востоке, исчезает из поля видимости материалистически ориентированного обществоведения. В ход идут лишь «проверенные практикой» средства, такие, как «опросы общественности», ведение «тайных досье» и всякого рода статистика, плетущаяся по пятам уже совершившихся событий. Никто не говорит честно и вслух, что сегодня стало уже невозможным контролировать, к примеру, рынок или распространение наркотиков и оружия, и нет поэтому в сознании людей той крайней озабоченности, с которой следовало бы взирать уже сегодня на ближайшее будущее, подступающее к человеку с вопросом: что делать?

В одном из своих самых «загадочных» афоризмов Ницше советует «многое вообще не делать», и если учесть ту духовную атмосферу ожидания перемен, в которой он жил и по своему «задыхался», можно постепенно проникнуться предчувствием решающего поворота в сознании: в сторону одухотворенной «веселой науки», с одной стороны, и в сторону омертвляющего всякое знание Антихриста, с другой. Рубеж XIX–XX веков явился не только сменой дат, отмеченной взлетом утонченных эстетических переживаний и остроумно сформулированных естественнонаучных теорий: начался новый этап борьбы за свободу. Ницше призывает своих современников «родить сверхчеловека»: произвести на свет гораздо более одухотворенное, чем они сами, существо, но при этом следуя «принципу крови», указующему на ряд предков и наследственность, на «дионисийскую» приверженность земному началу. Эта задача, инспирированная Антихристом, не может быть решена в ходе человеческой эволюции, постепенно упраздняющей «принцип крови» и возвышающей человека над его родом. «Арийство» Ницше имеет глубочайший смысл именно в плане духовного роста, как некое «саморождение», «вознесение» окрепшего в земных испытаниях духа над отмирающей телесной организацией человека.

Мышление современников оказалось неготовым понять смысл «арийства» как возвышенного призыва к индивидуальности, обращенной, вслед за Заратустрой, к солнечному Богу. Вместо этого складывается материалистическая практика ницшеанства, взывающая к инстинкту, к бессознательному, опьяняющая незрелые умы иллюзией «доступности» того «человекостроения», с которым немедленно сращивается крайне агрессивное устремление к «иудейской избранности». Ницшеанство явилось по сути «изнанкой» выползающего из недр подистории сионизма: общим у них является как раз отрицание в человеке духа, на фоне которого приверженность «принципу крови» становится перманентным призывом к войне.

Сам Ницше никогда не был и не мог быть «ницшеанцем»: в его телесной организации сверхчувственно (согласно наблюдениям Рудольфа Штейнера, посетившего Ницше на склоне его жизни) наблюдалась «приподнятость» душевно-духовной части над физической, т. е. имелось явное предрасположение к духовному познанию. Дух Ницше как бы «парил» над его земным существом (не случаен поэтому образ парящего в воздухе Заратустры), устремляясь в солнечные духовные выси, но «гордость кровью» (в роду Ницше было много «благородных предков») оказалась удобной лазейкой для Аримана, упирающегося в принцип наследственности (когда-то содействующий эволюции, но в последней трети XIX века противоречащий ей): наследственность и кровь обещают лишь «вечное повторение» одного и того же.

Впервые в истории человек оказывается, начиная с рубежа XIX–XX веков, перед сознательным выбором: быть «сыном своего народа» или отказаться вообще от «рода и племени», следуя лишь своим моральным интуициям (в духе Заратустры). Значимость этого выбора можно понять лишь на основе духовно-научного рассмотрения тысячелетней человеческой истории. «Изгнание из рая» есть своего рода «превентивная мера» против устремленности (привитой человеку Люцифером) сорвать «незрелый плод» свободы: человек был принудительно брошен в поток наследственности, «прикован» родовыми связями к земле, дабы, не будучи к этому пока подготовленным, не устремиться к «абсолютной свободе». Под охраной «принципа крови» развитие человека продолжалось вплоть до XV века, и все, что звало людей «к свободе», будь то разрыв семейных уз или требование законодательно защитить «права человека», все это приходило к человеку со стороны, хотя и формулировалось им самим: весть о свободе и бунте приносили «бесы». Так было, пока сознание человека не поднялось на более высокую ступень и в ходе Нового времени не обрело рассудочно-материалистические наклонности: появилась возможность индивидуального суждения и вместе с ней возможность индивидуальной, не «полученной со стороны», свободы. В этом был смысл поступательного развития, и качества «свободной индивидуальности» стали закрепляться в людях в противовес «кровным обязательствам»: то, что было раньше «бунтом», становится в Новое время способом мышления. Такое кардинальное изменение ситуации, когда родовое больше уже не содействует эволюции, но вступает с ней в противоречие, связано с «перевертыванием» сфер действия «добра» и «зла»: «добро» (силы «восхождения» к духу) отныне стоит на стороне индивида, тогда как «зло» (силы «нисхождения» в материю) правит родом. Те бунтарские силы, что звали прежде к «свободе», становятся в ходе Нового времени оплотом национальной принадлежности и родового порядка, и начиная с последней трети XIX века внедряются в человеческое существо. Это принципиально новое состояние человека: сатанинские силы приходят к нему не извне, но изнутри, из него самого. В этом и состоит главное «приобретение» рубежа веков, с его «серебряным ренессансом»: местом обитания Аримана становится сам человек. Отсюда некая «раздвоенность» сознания (что наблюдается уже у Фауста: «Ах, две души живут во мне…», и на что постоянно «жалуется» Ницше): сознание сопричастности «роду» и сознание его деградации, расчищающей место для «внеродового», «общечеловеческого».

Приоритет «кровного начала», наблюдаемый сегодня повсеместно и находящий свое крайнее выражение в обусловленном «чистотой крови» гражданстве, является ничем иным, как симптомом вырождения. Для здорового сознания (а это сегодня встретишь не на каждом шагу) мир все больше и больше становится похожим на «психушку», которой заведует рассудок. Этот «главный врач» и решает, что и как делать. И среди самых «авангардных» средств остается по-прежнему терапия национальной идеи, какой ее выработало человеческое мышление на рубеже XIX–XX столетий. На волне этой, ставшей в ХХ веке глобальной идеи, облаченной порой в причудливые лохмотья и декорации «сталинизма», «сионизма», «национал-социализма», «маоизма» и просто «демократизации», работают все нынешние политические направления, так или иначе делающие ставку на географически-родовое начало. Отсюда такое, непрерывно растущее изобилие «автономий», из которых ни одна не способна полагаться на себя, но полагает своим долгом заявить, что ее «происхождение» и «история» ничем не хуже, и даже лучше соседней. Каким бы смехотворным не выглядело, к примеру, заявление беженца-курда в датской газете, что «Курдистан ничем не уступает в культурном плане Дании», такие «нонсенсы» есть факт повседневности (любой чеченец скажет то же самое о «своей» культуре, что она «не хуже русской»). В недавно вышедшей в Германии «биографии» генерала Власова последний выступает как «мученик свободы» именно на почве своих национальных иллюзий относительно «великого русского» и «великого немецкого» народов (воевать «вместе» против Сталина, тем самым встраивая в мировую войгу еще одну, на этот раз гражданскую, войну и окончательно губя Россию). Бросается в глаза то, насколько схожи между собой все случаи «национальной озабоченности», будь то косово-албанская «автономия», татарская «строптивость», венгерская и румынская «противоцыганщина» и т. п. Всякий «народный идеал» становится сегодня благом для «иудея», не желающего считаться с тем фактом, что импульс Христа уже пришел к людям, импульс свободного духа. Все то, что базируется сегодня на «принципе крови», занято строительством «от мира сего» и обращено к нисходящему развитию: здесь правят силы рассудка и материалистическая ориентация познания и практики (трагикомично выглядят, например, яростные попытки националистических русских организаций «судиться» с со столь же яростными националистическими «жидовскими организациями»: обе стороны только удачно дополняют друг друга, не выходя при этом из порочного круга «национального» и пренебрегая, собственно, духом Христа). Донируемая и откровенно разворовываемая на протяжение многих десятилетий Россия сможет стать русской и, с учетом мирового водительства Архангела Михаила, сделаться духовным примером для всего мира лишь в том случае, когда русские души укрепятся духовно-научными импульсами, – и никак иначе. Это дело каждого в отдельности индивида: возвысить себя до человека.

Однако сегодня на основе национальной идеи строятся социальные структуры (всякого рода «режимы»), призванные усыпить каждого в отдельности выполнением той или иной «общей задачи». При этом «общее» в этих задачах не тянет на всеобщие человеческие истины, добыть которые можно лишь путем сверхчувственного наблюдения. Все лозунги «освобождения народа», «бархатных» или «оранжевых» революций и всякого рода «перестроек» есть всего лишь камуфляж отсталости мышления. Одним из характерных проявлений этой наступательной глупости стали предвыборные лозунги Ю.Тимошенко: «Украина – это я!», а также призывы «наших», достойные хрестоматийно-комсомольских прибауток: «Нашего не отдадим!». Оглушение пустословием, вот та норма, с которой сжилась сегодняшняя политика, и за кулисами этого театра действуют уже не переодетые королями актеры, но истинные властители ситуации: ариманические силы.

Мировоззрение, возникшее на основе национальной идеи, независимо от уровня его «демократичности», неизменно ведет людей к социальной слепоте. И чем активнее «национальный элемент» в сознании человека, тем с большей вероятностью человек исключает себя из эволюционного развития: ему суждено попросту «проспать» самого себя. Дело нисколько не меняется оттого, что кто-то, оставаясь приверженцем своей нации, добивается тех или иных успехов в материальном строительстве: все со временем «пойдет на слом», если не будут задействованы силы, поднимающие человека над «родиной» и «кровью». Такая «безродность» является сегодня чем-то совершенно немыслимым для большинства людей, но к этому придется рано или поздно придти, иначе ход развития человека окажется под «патронажем» Аримана.

С точки зрения дарвинизма, а он по-прежнему лежит в основе современного естественнонаучного мышления, человек уже «состоялся», борьба за существование и естественный отбор сделали свое дело, и это – вопрос о прошлом. Дарвинизм заканчивается, собственно, на индивиде, с которого, но уже в духовном плане, начинается развитие человека по восходяще й линии, так что каждую личность можно считать «отдельным человеческим видом», без какого бы то ни было отношения к нации или расе. Человек Дарвина, это всего лишь высокоразвитое животное в «шкуре» своего народа. С этой иллюзией никто сегодня не хочет расстаться, хотя давно уже имеется гораздо более мощное, чем дарвинизм, эволюционное учение гётеанизма: учение об эволюции духа в природе и в человеке. С точки зрения духовной науки, которая, как подчеркивает Рудольф Штейнер, развивается в русле гётеанизма, люди не смогут пройти через предстоящую Земле катастрофу, «которую можно сравнить со смертью Земли»[147]147
  Р. Штейнер. Низвержение духов тьмы. Лонгин. Ереван.2008, с. 275.


[Закрыть], если им вовремя не удастся усвоить и развивать гетеанистический тип мировоззрения.

Физическая привязанность к «почве» и к «родине» сыграла и продолжает еще играть в истории положительную роль, но сама «сцена истории», а это ведь не только физический, но еще и духовный мир, требует сегодня других «актеров», сознающих свою временность пребывания на Земле.

Но что же, собственно, произошло с человеческим «родом» и «кровью» в плане дальнейшей непригодности дарвинистическиго идеала для хода эволюции?