Текст книги "Дела плоти. Интимная жизнь людей Средневековья в пространстве судебной полемики"

в ту же ночь она развлекалась на протяжении всей ночи в компании [ныне] покойного Жана дю Буа, [который являлся] в то время клерком [теперь уже также] покойного Гийома д'Анферне, военного казначея, [и] который также имел с ней интимные отношения. И полагает, и [даже] совершенно уверена в том, что забеременела она от сира де Нувийона и Жана дю Буа, или от [кого-то] одного из них, но от кого [точно], она не знает[686]686
  «En laquelle nuyt mesmes elle jeut toute la nuyt en la compaignie de feu Jehan du Bois, lors clerc de feu Guillaume d'Anfernet, tresorier des guerres, lequel ot samblablement compaignie charnele à elle deposant. Et tient, croit et scet fermement, elle qui deppose, que par lesdiz sire de Nouvion et Jehannin du Bois, ou l'un d'eulx, elle fu engrossie lors, mais elle ne scet lequel» (Ibid. P. 125–126).


[Закрыть].

Таким образом, из рассказа Колетт следовало, что предполагаемых отцов у ее мальчика было сразу два. Причем упомянутый в ее показаниях покойный клерк королевского казначея изначально играл эту «роль», признав новорожденного своим сыном и оплачивая все расходы молодой матери[687]687
  «Elle dist publiquement aus femmes qui estoient presentes que icellui filz estoit et appartenoit audit feu Jehannin du Bois, durant la vie duquel il a ycellui tenu pour son filz, l'a aidié à gouverner bien et grandement, et elle qui parle aussi» (Ibid. P. 126).


[Закрыть]. После смерти Жана дю Буа эта почетная миссия была возложена на его начальника, который продолжал снабжать женщину деньгами «из любви и сочувствия, которые испытывал к своему писцу, к этому ребенку, а также к ней»[688]688
  «Et depuis le trespassement d'icellui defunct, ledit feu tresorier, pour contemplacion et amour qu'il avoit à sondit clerc, a icellui enfant, et elle aussi, gouverné et eulx donné de l'argent bien et grandement, jusques en la fin de ses derreniers jours» (Ibid.).


[Закрыть].

Лишь после кончины казначея Колетт оказалась вовсе без средств к существованию, и тогда «все люди и соседи» начали ее уверять, что сын ее исключительно похож лицом на господина Ле Мерсье[689]689
  «Et disoient lors les gens et voisins d'elle qui parle que le filz d'elle qui parle sambloit moult bien par sa filosomie audit sire de Nouvion» (Ibid.).


[Закрыть]. Тогда-то она и «вспомнила», что в ту знаменательную ночь развлекалась сразу с двумя мужчинами, и решила попытать счастья в столице, поскольку знала, что «это – высокопоставленный и могущественный сеньор, [имеющий] деньги и богатство» и что от него можно надеяться получить «кое-какие средства, которые помогут ей жить и содержать себя и сына»[690]690
  «Elle recordant que ledit sire de Nouvion, en la nuyt que elle avoit conceu ledit enfant, avoit eu compaignie charnele à elle qui parle…, veant et saichant icellui seigneur estre moult hault seigneur, et poissant d'avoir et de biens, et en entencion d'avoir aucune chose de son avoir, pour aidier à vivre et nourrir elle qui parle et sondit filz» (Ibid.).


[Закрыть]. Кроме того, на помощь Жана Ле Мерсье Колетт рассчитывала и потому, что

ее жених Жан де Порт ничего доброго ей не делал, но бил ее и вел дурной образ жизни, тратил все [деньги], которые она могла заработать тяжким трудом. [А затем] этот жених бросил ее, оставив ни с чем и совсем одну[691]691
  «Jehannin des Portes, fiancé d'elle qui parle…, ne lui faisoit aucun bien, mais la batoit et menoit mauvaise vie, et aussi lui despendoit tout ce que elle povoit gaignier à la peine de son corps, et lequel son fiancé avoit lessiée elle qui parle toute seule et desnuée de tous biens» (Ibid.).


[Закрыть].

Вот почему она отправилась в дом господина де Нувийона, но тот лишь отругал ее и потребовал никогда более к нему не приходить и никаких разговоров о ребенке с ним не вести[692]692
  «Parla à icellui sire de Nouvion, qui de ce que dit est la ravala et blasma moult fort, en lui deffendant que plus ne parlait, de ce, ne n'alast ou venist en son hostel pour ladite cause» (Ibid. P. 127).


[Закрыть]. Колетт, впрочем, и не подумала сдаваться: она обратилась за помощью к купеческому прево Парижа, которым на тот момент являлся Жан Жувенель дез Урсен (ок. 1360–1431), еще один сторонник партии «мармузетов»[693]693
  Favier J. Dictionnaire de la France médiévale. P. 537.


[Закрыть]. По просьбе молодой женщины он переговорил с Жаном Ле Мерсье, по-видимому, своим добрым знакомым, однако успеха не добился[694]694
  «Elle s'ala par devers ledit prevost des marchans, lequel lui dist que de ce il avoit parlé audit sire de Nouvion, lequel lui avoit respondu qu'il n'y estoit en riens tenus, et que plus ne doresenavant ne lui feust de ce parlé» (Registre criminel du Châtelet de Paris. T. 2. P. 127).


[Закрыть]. И лишь после этого обвиняемая решилась на отчаянный шаг – сочинила записку, прикрепила ее сыну на рукав и заставила мальчика прогуливаться в таком виде во дворе дома сира де Нувийона.

В заключение наша героиня заявила, что, как ей кажется, именно Жан Ле Мерсье «лучше, чем кто бы то ни было другой», подходил на роль отца ее ребенка, хотя она всегда – «пока у нее было, на что жить и кормить себя и своего сына» – утверждала, что родила его от Жана дю Буа[695]695
  «Elle croit et tient en sa conscience icellui enfant estre et appartenir audit sire de Nouvion mieulx que à autre personne quelconques, nonobstant ce que dit est… que… tousjours eust recelé et dit icellui enfant non estre à autre que à icellui defunct Jehan du Bois, tant comme elle eust eu de quoy vivre ne nourrir soy et sondit filz» (Ibid. P. 128).


[Закрыть].

Столь подробный рассказ о собственной незадачливой судьбе не оставил Колетт ни малейшей надежды на снисходительное отношение к ней судей (Илл. 36):

Все они, учитывая [социальное] положение заключенной, которая является женщиной, [ведущей] распущенный и дурной образ жизни, [ее] противоречивые показания, записанные в [этом регистре], обидные и оскорбительные слова, сказанные ею сиру де Нувийону, который является, как всем известно, высокородным сеньором [и членом] королевского Большого совета, [а также] жажду наживы, которая подвигла ее произнести эти слова, решили и постановили [следующее]. В качестве судебного наказания за лживые обвинения, [высказанные в адрес сеньора де Нувийона], она будет выставлена к позорному столбу, а [затем] навечно изгнана из города, виконства и превотства Парижа под страхом быть закопанной заживо, [если вернется][696]696
  «Tous lesquieulx, veu l'estat d'icelle prisonniere, qui est femme de dissolue vie et mauvaise, les denegacions et variacions par elle faites, cy-dessus escriptes, les parolles injurieuses et diffamatoires par elle dites de la personne dudit sire de Nouvion, qui est seigneur de tel estat que chascun scet, et du grant conseil du roy, la manière et cause de convoitise qui mouvoit et a meu icelle prisonniere de proférer les parolles dessus escriptes… délibérèrent et furent d'oppinion que, pour pugnicion de justice,… que elle ne feust, veu fon parjurement, tournée ou pillory, et banye à tousjours de la ville, viconté et prevosté de Paris, sur peine d'eftre enfouye toute vive» (Ibid. P. 129–130). Закапывание живьем являлось типичной для Средневековья казнью, применявшейся к женщинам. Считалось, что осужденная, повешенная на виселице, смутит взоры окружающих своими голыми ногами: Morel B. Op. cit. P. 85–88; Gauvard C. Condamner à mort. P. 46–51.


[Закрыть].

* * *

Для парижских судей, собравшихся в Шатле в июне 1391 г., Колетт Ла Бюкет, вне всякого сомнения, являлась проституткой. Не случайно в приговоре она была названа «женщиной, ведущей распущенный и дурной образ жизни» (femme de dissolue vie et mauvaise). И дело заключалось отнюдь не в личности ее противника – Жана Ле Мерсье, которому для очистки совести и восстановления подорванной репутации требовалось унизить таким образом свою обидчицу, а заодно отвести от себя обвинение в ее изнасиловании[697]697
  Как свидетельствуют письма о помиловании, одним из немногих способов добиться королевского прощения за изнасилование было попытаться доказать, что жертва не являлась девственницей (elle n'estoit pas pucelle) и отличалась дурной репутацией (reputee d'estre diffamee). Именно так, к примеру, оправдывались в совершенном преступлении участники группового изнасилования, совершенного в отношении служанки кюре городка Туси (Toucy): ANF. JJ 165. № 322 (сентябрь 1410 г.). Те же аргументы использовались и в уголовных процессах Парижского парламента. Например, в 1406 г. Эмери Жирар, лейтенант управляющего крепостью Ла Рошель, настаивал, что не похищал и не насиловал некую Жанетт, дочь местного шевалье, поскольку «всей округе известно, что эта девица не является невинной» (il estoit commune renommee au pays que ladicte fille n'estoit pas pucelle): ANF. X 2a 14, fol. 311-312v (март 1406 г.).


[Закрыть]. Как я уже не раз упоминала, в категорию «проституток» во Франции эпохи позднего Средневековья могли угодить не только обитательницы борделей, но и особы, имевшие беспорядочные половые связи, одного или нескольких постоянных поклонников или даже единственного сожителя, который, тем не менее, не спешил в официальном порядке предложить своей подруге руку и сердце.

Именно такую судьбу, по мнению окружающих, и избрала – волей или неволей – наша героиня. Лишившись невинности в весьма, надо полагать, юном возрасте, она была практически обречена на жизнь одиночки, безо всяких надежд на замужество. Колетт, как уже говорилось, служила горничной на постоялом дворе, что также не могло не сказаться на отношении к ней в родном Кодебеке, а затем в Париже. Более того, из ее собственных показаний становилось ясно, что ее сексуальные партнеры постоянно менялись, и ни с кем из них брака она так и не заключила.

Улучшению репутации молодой женщины не способствовала и мимолетная связь с весьма знатным и состоятельным Жаном Ле Мерсье. Подобные случаи, конечно, не являлись редкостью для Франции XIV–XV вв., но часто влекли за собой скандалы и судебные разбирательства. Так, регистр Парижского парламента от 1404 г. сохранил для нас историю королевского прево Лана Тристана Анотена, воспылавшего страстью к некоей незамужней девушке и осыпавшего ее подарками. Юная особа не скрывала этих знаков внимания, очень быстро о них узнали соседи, которые принялись судачить (les voisins en parlerent) о ее недостойном поведении. Масла в огонь подлило и то обстоятельство, что месье Анотен состоял в законном браке, чем жители Лана особо возмущались: «Хоть он и был женат, но заводил интрижки на стороне, и об этом все узнали от женщин, которых он посещал»[698]698
  «Bien qu'il soit marie ayme en dehors et en est renomme et contente bien comme on dit les femmes qu'il aime» (ANF. X 2a 14, fol. 156, январь 1404 г.).


[Закрыть]. В конце концов, соседи перешли к решительным действиям, и их перепалки с прево стали-таки предметом рассмотрения в суде.

Возможность наладить личную жизнь и выйти замуж для Колетт Ла Бюкет оказывалась проблематичной еще по одной причине – из-за наличия у нее внебрачного ребенка. Мальчик (имени которого, надо сказать, мы из материалов дела так и не узнали), вероятно, все это время жил с матерью исключительно благодаря материальной поддержке ее любовника Жана дю Буа, а после его смерти – его бывшего начальника Гийома д'Анферне, с которым нашу героиню также связывали не совсем понятные отношения. Подобный вариант, насколько можно судить, был счастливым и редким исключением из правил. Значительно чаще нежеланных детей, являвшихся для их матерей обузой, старались подбросить в монастыри, церкви или богадельни[699]699
  Об отношении церковных и светских властей к этой, распространенной с раннего Средневековья практике см. подробнее: Alexandre-Bidon D., Lett D. Les enfants au Moyen Age, Ve-XVe siècles. P., 1997. P. 36–37.


[Закрыть]. Именно так решила поступить еще одна героиня Алома Кашмаре, Колетт Фелип (Colette Phelipe), дело которой рассматривалось в Шатле в 1392 г.[700]700
  Registre criminel du Châtelet de Paris. T. 2. P. 525–533.


[Закрыть] Забеременев от своего сожителя, она вскоре лишилась его поддержки и вынуждена была зарабатывать на жизнь в одиночку, нанявшись служанкой в частный дом, хотя, по мнению ее хозяина, проституцией не занималась[701]701
  «Laquele Colete, comme chamberiere, y demoura par l'espace de dix mois ou environ depuis le département dudit Atavien, durant lequel temps l'a veue estre de bonne vie et renommée, et de bonne conversacion, sanz faire pechié de son corps qu'il veist ne apperceust en son hostel» (Ibid. P. 527).


[Закрыть]. Тем не менее, спустя всего 15 месяцев после рождения дочери, женщина оставила ее у входа в собор Парижской Богоматери, где ребенка и обнаружили свидетели, также допрошенные в суде[702]702
  «Elle vit une fillete de l'aage de xv mois ou environ, laquele fu trouvée à Nostre-Dame de Paris après disner sur les carreaux» (Ibid. P. 530).


[Закрыть]. К сожалению, мы не знаем, чем закончился данный процесс и какой приговор был вынесен в отношении Колетт, поскольку на ее деле регистр обрывается. Одно можно сказать точно: судьи сочли ее «публичной женщиной», не имевшей средств для содержания дочери, а потому бросившей ее на произвол судьбы и попытавшейся обвинить в этом посторонних лиц[703]703
  «Est femme qui de son corps fait sa volunté aus compaignons, ce que elle nye avoir apporté l'enfant à Nostre-Dame de Paris, mais li avoir fait porter par une personne et femme incongneue, et laquelle elle ne vvelt nommer ou enseignier, disant que elle ne scet son nom ne sa demeure, qui n'est pas vraysemblable» (Ibid. P. 533). Справедливости ради следует добавить, что некоторые парижские проститутки испытывали все-таки более нежные чувства к собственному потомству. В 1407 г. одна из них – жертва сразу двух изнасилований – пыталась точно так же, как и Колетт, оставить ребенка в столичном Отель-Дьё, где произвела его на свет. Тем не менее, ей удалось наняться кормилицей в богатый дом, и она забрала своего мальчика с собой: ANF. X 2a 14, fol. 368v (май 1407 г.).


[Закрыть].

Убийство ребенка также являлось для женщин, не состоявших в браке, одним из распространенных способов избавиться от обузы и скрыть собственный позор. Так, в одном из писем о помиловании за 1406 г. упоминалась некая 17-летняя горничная, которая задушила своего новорожденного сына, поскольку

очень страдала [от боли] и мучилась угрызениями [совести], совершенно лишилась разума и сил и не знала, что делать…, а также потому, что не имела никого, кто бы ей помог[704]704
  «Et en icelle nuit eust enfant et mis hors un enfant fils, apres lequel enfantement, quant elle fu un pou allegee de sa douleur et d'icelle aventure estant tres courrociee et dolente, toute despourveue de son sens et de sa force, et en peril de mort et de ce si astrainte qu'elle ne savoit que faire… et aussi qu'elle n'avoit aucun qui la reconfortast» (ANF. JJ 160. № 191, январь 1406 г.).


[Закрыть].

Впрочем, подобный выход из положения искали не только проститутки или незамужние девицы, но и вполне, на первый взгляд, добропорядочные особы. Например, в 1405 г. оказалась помилована 28-летняя вдова из Амьена, которая утопила своего младенца,

дабы избежать позора для себя и своих родителей и друзей, а [также] из страха, что ее брат, [реакции] которого она опасалась, узнай он [о родах], задушит ее и убьет[705]705
  «Pour eschever le deshonneur d'elle et de ses diz parens et amis et pour crainte et doubte d'un sien frere dont elle se doubtoit se ce venoit a sa cognoissance que il ne la tuast ou affolast» (ANF. JJ 160. № 95, ноябрь 1405 г.).


[Закрыть].

Тем не менее, Колетт Ла Бюкет не пошла на столь крайние меры, несмотря на то, что родители всячески попрекали ее внебрачным сыном. Мальчик продолжал жить с матерью, и в споре с Жаном Ле Мерсье он выступил ее главным помощником, если не сообщником. Та же метаморфоза произошла, по всей видимости, и с неким Ришаром из Сен-Дени, молодым человеком десяти лет, который в том же 1391 г. свидетельствовал в суде королевского прево Парижа против Марион де ла Кур (Marion de la Court) – местной прачки, а по совместительству «проститутки, женщины веселого образа жизни, собственным телом и в меру сил доставляющей удовольствие своим компаньонам»[706]706
  «Marion de La Court, lingiere, fille de vie… dit et afferma par son serement que vérité est que elle est femme joyeuse de vie et… de son corps fait à son povoir le plaisir des compaignons» (Registre criminel du Châtelet de Paris. T. 2. P. 422–441, здесь Р. 422).


[Закрыть]. Обвиняемая регулярно промышляла воровством, а мальчик помогал ей в этом ремесле, отвлекая на себя внимание клиентов, владельцев таверн и челяди в богатых домах, куда удавалось проникнуть его хозяйке[707]707
  Ibid. P. 423–425.


[Закрыть]. В своих показаниях в суде Марион постоянно отзывалась о Ришаре как о слуге (son varlet)[708]708
  Ibid. P. 423, 430, 432–435.


[Закрыть], который обычно сбывал краденое, да и сам не брезговал мелким воровством. Однако перед казнью, стоя на краю ямы, в которой ее должны были закопать живьем как закоренелую преступницу[709]709
  «Comme larrenesse elle ne feust exécutée, c'est assavoir enfouye toute vive, et… elle l'avoit bien gaignié et deservi» (Ibid. P. 436).


[Закрыть], она внезапно назвала его сыном[710]710
  «Elle estant auprès de la fosse ordennée à le enterrer et fur le point que l'en lui vouloit mettre, congneut et afferma par serement les confessions cy-dessus escriptes… estre vrayes… Et, oultre ce, et en augmentant ycelles confessions et pour vérité et afin de descharger fon ame… de ses péchiez, crimes et larrecins par li faiz elle puist et ait cause de recevoir la mort en plus grant contriccion, congneut et confessaa avoir fait les larrecins… à plulieurs et diverses foiz et ycelles fait faire en sa presence à son sceu et commandement par Richart son filz» (Ibid. P. 437, курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть]. Любопытно, что мальчик, несмотря на обвинения, выдвинутые против него его хозяйкой (или матерью), не был арестован и после ее смерти, по-видимому, пополнил ряды многочисленных малолетних попрошаек, которыми так славился средневековый Париж[711]711
  Alexandre-Bidon D., Lett D. Op. cit. P. 173–187.


[Закрыть]. Примерно такая же участь могла ожидать и сына Колетт Ла Бюкет, учитывая, что нашу героиню изгнали из столицы королевства.

Оставался последний способ устроить судьбу, не подвергая жизнь ребенка опасности и не принуждая его заниматься противозаконной деятельностью. Именно на такой вариант и рассчитывала, вероятно, Колетт. Жан Ле Мерсье мог признать ее сына своим, дать ему имя и назначить содержание. Подобных примеров история средневековой Франции знала немало. И если Жан, будущий граф Дюнуа (ок. 1402–1468), бастард Людовика, герцога Орлеанского (1372–1407), родился у знатной женщины – Мариэтт д'Энгьен (Mariette d'Enghien)[712]712
  После убийства отца в 1407 г. Жан получил известность как Бастард Орлеанский и воспитывался Валентиной Висконти, вдовой герцога. После того как его сводный брат Карл, герцог Орлеанский (1394–1465), оказался в плену после битвы при Азенкуре в 1415 г., именно Жан возглавил партию арманьяков – сторонников дофина Карла, на службу к которому он поступил в 1417 г. и оставался одним из самых преданных его военачальников и советников. В благодарность за службу Карл VII и даровал ему в 1439 г. титул графа Дюнуа: Wagner J.A. Encyclopedia of the Hundred Years War. Westport; L., 2006. P. 175–176; Contamine Ph., Bouzy O., Hélary X. Jeanne d'Arc. Histoire et dictionnaire. P., 2012. Р. 674–676.


[Закрыть], то упоминавшийся ранее королевский прево Парижа Амбруаз де Лоре являлся отпрыском незаконнорожденной, но затем признанной официально дочери сеньора Гийома де Пре, имевшего связь со служанкой[713]713
  О запутанной семейной истории Амбруаза де Лоре см. ниже: Глава 10.


[Закрыть]. Похожая ситуация повторилась век спустя с Гийомом, бастардом Пуатье, сыном графа Шарля II де Пуатье († 1455), королевского советника и камергера, и его служанки Беатрис. Гийом являлся верным сподвижником Карла VII, занимал пост сенешаля в графстве Валентинуа, а в 1461 г. стал опекуном сводного брата Эймара – законного наследника отцовского титула[714]714
  Harsgor M. L'essor des bâtards nobles au XVe siècle // RH. 1975. T. 253 (2). P. 319–354, здесь Р. 331.


[Закрыть]. И хотя, как справедливо отмечают исследователи[715]715
  Рут Каррас отмечала, что, согласно неписаным нормам, средневековый обыватель имел право признать своим только ребенка, рожденного от давней сожительницы. Если мужчина и женщина являлись любовниками и не могли рассчитывать на заключение брака даже в отдаленном будущем, их дети так и оставались бастардами: Karras R. M. Marriage, Concubinage, and the Law // Law and the Illicit in Medieval Europe / Ed. by R. M. Karras, J. Kaye, E. A. Matter. Philadelphia, 2008. P. 117–129. См. также: Gauvard C. «De grace especial». P. 721–723.


[Закрыть], наличие бастардов отнюдь не приветствовалось среди французских обывателей, поскольку вело к диффамации их матерей (как, впрочем, и отцов)[716]716
  Уголовные регистры Парижского парламента за XIV – начало XV в. содержат три подобных дела. В 1369 г. речь шла о рождении у жительницы Санлиса внебрачного ребенка, которого она, согласно слухам, убила и зарыла в саду, оставив без крещения. Обвинение против нее было выдвинуто лейтенантом королевского бальи Санлиса, но женщина вместе со своим супругом опротестовала данный иск в парламенте: ANF. X 2a 8, fol. 114–115 (июль 1369 г.). В 1369–1370 гг. бастард сира д'Эквена, виконта де Пуаза, пытался завладеть имуществом некоего жителя Арраса, с которым судился. Для этого он, в частности, подделал печать собственного отца. Виконта привлекли к ответу как соучастника преступления, но в суде он отказался от незаконнорожденного сына, объявив его бродягой (vagabond): ANF. X 2a 8, fol. 155v-156 (январь 1370 г.). Наконец, в 1404 г. в парламент было передано дело по обвинению некоей женщины, убившей свою внебрачную дочь: ANF. X 2a 15, fol. 1 (ноябрь 1404 г.). В тот же период всего в одном уголовном процессе участвовал бастард, официально признанный родственниками по отцовской линии. Семья убитого королевского сержанта требовала примерно наказать преступника – виконта де Кодебека: смертной казнью и конфискацией имущества в том случае, если он сознается в случившемся, или же вызовом на судебный поединок, если он будет настаивать на своей невиновности. Поскольку сыну убитого сержанта на тот момент исполнилось всего 8 лет, его интересы на будущем поединке должен был отстаивать племянник покойного, являвшийся незаконнорожденным отпрыском семейства. Адвокат виконта заявлял, что поединок с бастардом не может иметь место, однако судьи Парижского парламента посчитали иначе и приняли положительное решение по данному делу: ANF. X 2a 7, fol. 179v-183v (май 1365 г.).


[Закрыть], знатные сеньоры королевства, напротив, в XIV–XV вв. охотно признавали своих незаконнорожденных детей, наделяли их титулами и состоянием, обеспечивали им высокие должности в армии, при дворе или в церковной иерархии и таким образом создавали новые и весьма полезные для себя социальные связи[717]717
  Подробный анализ истории французских бастардов XIV–XVI вв., происходивших из знатных семейств Франции, см. в: Harsgor M. Op. cit. См. также интереснейшую подборку статей в: Bâtards et bâtardises dans l'Europe médiévale et moderne / Ed. par C. Avignon. Rennes, 2016.


[Закрыть]. Иными словами, теоретически мы можем предположить, что, сложись ситуация иначе, Жан Ле Мерсье не отказался бы от сына-бастарда и так же, как и многие его знакомые и коллеги, принял бы его в свою семью[718]718
  О наличии у Жана Ле Мерсье детей, рожденных в законном браке, нам, к сожалению, ничего не известно.


[Закрыть]. Тем не менее, скандал, который учинила Колетт Ла Бюкет в его доме и который, по мнению судебных чиновников, мог повлиять на отношения сира де Нувийона с законной супругой и даже привести к их разводу[719]719
  Такое предположение было высказано в тексте приговора по делу Колетт: «Et que en ce pourroit advenir très-grant descort et separacion de mariage entre icelli sire de Nouvion et madame sa femme qu'il a de present» (Registre criminel du Châtelet de Paris. T. 2. P. 130, курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть], не позволил ее мечтам осуществиться. Напротив, за свое преступление наша героиня заплатила весьма дорогую цену. Как мы помним, ее не только выставили к позорному столбу, что было самым распространенным наказанием в подобных случаях[720]720
  См. прим. 27–28. То же наказание, согласно ордонансу 1348 г., полагалось и за богохульство (см. прим. 22).


[Закрыть], но и навечно изгнали из Парижа и его окрестностей под страхом смертной казни.

Столь суровый приговор не может не вызвать у нас удивления. Дело в том, что у Колетт Ла Бюкет имелось важнейшее смягчающее вину обстоятельство – маленький ребенок. Как свидетельствуют регистры Парижского парламента XIV–XV вв., наличие детей у арестованных за уголовные преступления женщин чаще всего обусловливало более щадящее наказание. Например, в 1410 г. дамуазель де Турне, проходившая как соучастница в убийстве, добилась защиты короля, который призвал советников парламента войти в ее бедственное положение и отпустить из тюрьмы Консьержери, где она сидела, домой – до следующего слушания ее дела. Извиняющим мотивом при этом являлось как раз «наличие пятерых малолетних детей» и утрата мужа[721]721
  «Est ladicte damoiselle chargiee de cinq petiz enfans et par les gens d'armes qui sont sur le pays ne s'en ose aler a son pays et si ne pourroit retourner en si brief terme dont elle pourroit perdre toute sa chevance d'elle et de ses diz enfans veu le cas de la mort de dit mary» (ANF. X 2a 16, fol. 89–90, декабрь 1410 г., курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть]. Похожее отношение к преступникам демонстрируют и письма о помиловании: на рубеже XIV–XV вв. семья или находящиеся на иждивении просителя дети упоминались в этих документах как смягчающее вину обстоятельство в 60 и 40 % случаев соответственно[722]722
  Gauvard C. «De grace especial». P. 100.


[Закрыть].

Конечно, Колетт Ла Бюкет, поссорившаяся с исключительно «неудобным» человеком – ближайшим советником Карла VI, – загнала себя тем самым в настоящую ловушку. Хотя в конце XIV в. оскорбление королевского чиновника еще не воспринималось в полной мере как преступление, совершенное против самого монарха (pars corporis regis), эта идея, тем не менее, уже начала постепенно набирать силу[723]723
  Autrand F. Offices et officiers royaux en France. Р. 301–302, 307.


[Закрыть]. А потому скандал, учиненный нашей героиней в доме Жана Ле Мерсье, мог привести к самым неожиданным и тяжелым для нее последствиям.

И все-таки одного оскорбления – пусть даже такого серьезного, ставившего под сомнение нравственность знатного сеньора и даже угрожавшего ему разводом с законной супругой – в 1391 г. было явно недостаточно, чтобы примерно наказать Колетт Ла Бюкет. При внимательном изучении материалов ее дела выясняется еще одно интересное обстоятельство: приговор ей был вынесен не только за «обидные слова», высказанные в адрес сира де Нувийона, но и за вполне обычное и исключительно распространенное в средневековой Франции преступление – за кражу кошелька с деньгами, отреза полотна и мехов, которые она позаимствовала в доме своей хозяйки, мадам Лангелот, где служила горничной[724]724
  «Requise quelz biens elle a prins en l'ostel de sadite maistresse Langelote, dit par son serment que vérité est que par icelle sa maistresse Langelote avoit esté mis en sa chambre, sur un de ses coffres, une bourse à homme couverte de veleueau et à boutons d'argent dorez, et un peine et une touaille… et elle qui parle, print iceulx bourse, peine et touaille, et les bailla audit son ami» (Registre criminel du Châtelet de Paris. T. 2. P. 128–129).


[Закрыть]. Данное преступление, как я уже упоминала, на страницах «Уголовного регистра Шатле» встречалось неоднократно и практически всегда каралось парижскими судьями самым суровым образом[725]725
  См. прим. 2 на с. 209.


[Закрыть]. Лишь в редких случаях следствие не заканчивалось вынесением смертного приговора – в частности, когда речь шла о первой и единственной краже или о краже имущества, имевшего небольшую ценность[726]726
  Registre criminel du Châtelet de Paris. T. 1. P. 194, 196, 241, 310, 393, 398, 406, 494, 565; T. 2. P. 70, 171, 374, 436, 455.


[Закрыть]. К этой категории обычно относились и случаи воровства, которым промышляли слуги и которое Алом Кашмаре имел обыкновение именовать в своем сборнике «предательством» (trayson)[727]727
  Подробнее об этом типе воровства см.: Тогоева О. И. Служанка, ее хозяин и его серебряные ложечки: к проблеме доверия и предательства в средневековой Франции // ЭНОЖ «История». 2018. Т. 9. Вып. 9 (73): https://history.jes.su/s207987840002403-2-1/.


[Закрыть], совершенным в отношении хозяев, что нарушало столь желанное доверие между обитателями одного дома[728]728
  Как советовал автор Le Mesnagier de Paris своей супруге, при найме на работу служанки (chamberiere) следовало прежде всего поинтересоваться у ее прежних хозяев, насколько ей можно доверять и чего можно от нее ожидать на новом месте службы, учитывая ее прежний опыт: «Et par le service du temps passé enquerez quelle creance ou esperance l'en peut avoir de leur service pour le temps advenir» (Le Mesnagier de Paris. P. 438, курсив мой. – О. Т.). Та же проблема доверия возникала, когда речь шла об отношениях между знакомыми или соседями. Так, в письме о помиловании от 1385 г., выданном Жану дю Канда (Jean du Candas), мелкому воришке из Амьена, говорилось, что он совершал кражи «у некоторых своих соседей и друзей, которые ему доверяли» (aucuns de ses voisins ou amis desquelz se confioit): ANF. JJ 127. № 15 (июнь 1385 г.).


[Закрыть]. Именно так и был расценен поступок Колетт Ла Бюкет судьями Шатле – как «предательство, которое она совершила по отношению к упомянутой [Лангелот], украв [у нее] вещи стоимостью около четырех франков»[729]729
  «La trayson par elle faite à icelle en prenant lesdiz biens, avec la valeur d'iceulx… à iiij fr. ou environ» (Registre criminel du Châtelet de Paris. Т. 2. P. 130).


[Закрыть].

Вероятно, в тот момент, когда дело нашей героини поступило на рассмотрение прево Парижа, ее главное преступление – оскорбление королевского чиновника – еще не являлось достаточным основанием для сурового наказания виновной. Как я упоминала ранее, подобные правонарушения только-только начали входить в сферу компетенции французских светских судей и в 1391 г. представлялись своего рода казусами, решение которых пока не опиралось на законодательную базу или на некую сумму ранее рассмотренных прецедентов. Поэтому чиновники Шатле были вынуждены использовать «дополнительное» обвинение, что позволяло им перевести данное дело в разряд особо тяжких и вынести по нему соответствующий приговор.

Таким образом, отвечая на вопрос, почему Алом Кашмаре обратил на процесс Колетт Ла Бюкет особое внимание и включил его материалы в свой сборник, сослаться мы можем сразу на несколько причин. Прежде всего, произошло это потому, что автора «Регистра Шатле» интересовали все варианты главного для средневековой Франции уголовного преступления – воровства, в том числе и категория «воровство-предательство», когда речь шла об отношениях домовладельцев и их слуг. Кроме того, он, вероятно, решил зафиксировать в своей выборке один из самых ранних случаев судебного преследования человека, нанесшего словесное оскорбление королевскому чиновнику, личность которого чем дольше, тем больше воспринималась как неотъемлемая часть «тела» правителя. Наконец, Алома Кашмаре – пусть даже это предположение и не основывается ни на каких прямых доказательствах – могла заинтересовать история самой Колетт Ла Бюкет, одинокой молодой женщины, оставшейся с ребенком на руках и без малейшей надежды наладить свою личную жизнь после бурно проведенной юности, отважившейся устроить невероятный скандал и поссориться с одним из самых высокопоставленных людей Франции, что стоило ей судебного разбирательства и запрета на проживание в Париже…

Глава 8. История злоключений Масет де Рюйи, или О пользе пытки

Но что могло бы случиться, если бы Колетт Ла Бюкет все-таки улыбнулась удача? Если бы один из ее многочисленных сексуальных партнеров предложил ей – «распутной женщине» – выйти за него замуж? С одной стороны, ответить на эти вопросы не представляется возможным из-за отсутствия у нас необходимой информации – прежде всего, о судьбе Колетт после ее изгнания из столицы Французского королевства. С другой стороны, мы можем предположить дальнейшее развитие событий, исходя из судебного казуса, также описанного в регистре Алома Кашмаре. Таким образом, нашей героиней вновь окажется парижская проститутка – женщина, которой удалось не только проститься со своим сомнительным ремеслом, но и стать супругой достойного и уважаемого человека.

Впрочем, подробности личной жизни этой молодой особы с трудом поддаются проверке. И проблема заключается здесь вовсе не в том, что нам, как в случае Раймона Дюрана, Джона Райкнера или Колетт Ла Бюкет, не хватает источников. Напротив, материалы судебного процесса, к которому мы теперь обратимся, представлены в «Уголовном регистре Шатле» в полном и, я бы сказала, поражающем воображение объеме[730]730
  Registre criminel du Châtelet de Paris. T. 2. P. 280–343.


[Закрыть]. Однако события, послужившие поводом для возбуждения данного дела, были описаны в ходе следствия тремя разными рассказчиками, что породило три, весьма различные версии произошедшего, из которых судьям надлежало выбрать лишь ту, которая показалась им максимально правдивой. Попытаемся и мы последовать их примеру.

* * *

Познакомимся прежде всего с участниками процесса, который начался в парижском Шатле 29 октября 1390 г. Непосредственным поводом для него послужило исковое заявление некоего Аннекина де Рюйи (Hennequin de Ruilly) и его матери Люсет (Lucete). Эти жители городка Герар (Guerart) в провинции Бри обвинили свою знакомую – Жанну де Бриг (Jehenne de Brigue) по прозвищу Сговорчивая (La Cordière) – в занятиях колдовством.

Надо сказать, что интерес, проявленный Аломом Кашмаре к данному составу преступления (а он включил в «Уголовный регистр Шатле» материалы сразу двух ведовских процессов[731]731
  Подробный анализ второго дела см. в: Тогоева О. И. «Истинная правда». С. 152–179.


[Закрыть]), сам по себе обращает на себя внимание. По единодушной оценке специалистов, рассмотрение подобных дел во французских судах в интересующий нас период носило единичный характер[732]732
  Soman A. Les procès de sorcellerie au Parlement de Paris (1565–1640) // AESC. 1977. № 4. P. 790–814; Boudet J.-P. La genèse médiévale de la chasse aux sorcières. Jalons en vue d'une relecture // Le mal et le Diable. Leurs figures à la fin du Moyen Age / Sous la dir. de N. Nabert. P., 1996. P. 35–52; Gauvard C. Jeanne d'Arc. Héroïne diffamée et martyre. P., 2022. P. 111–116.


[Закрыть]. В частности, только 1 % записей в регистрах Парижского парламента за 1380–1463 гг. касался обвинений в колдовстве. Та же ситуация наблюдалась и в королевской канцелярии, выдававшей письма о помиловании[733]733
  Eadem. «De grace especial». P. 441–448; Eadem. Paris, le Parlement et la sorcellerie au milieu du XVe siècle // Finances, pouvoirs et mémoire. Mélanges offerts à Jean Favier / Textes réunis sous la dir. de J. Kerhervé et A. Rigaudière. P., 1999.
  Vol. 1. P. 85–111.


[Закрыть]. Тем не менее, это не означало, что судебные власти, а в еще большей степени представители церкви (теологи и университетские доктора) обходили данную проблему молчанием: напротив, на рубеже XIV–XV вв. во Французском королевстве уже активно разрабатывались теоретические основания для привлечения к уголовной ответственности «ведьм» и «колдунов», обсуждались меры борьбы с ними и создавалась собственная демонологическая концепция[734]734
  Подробнее см.: Тогоева О. И. Короли и ведьмы. С. 41–116.


[Закрыть].

Очевидно, именно с этим процессом и оказалось связано то, какое внимание уделил Алом Кашмаре своим героям. Возможно также, что его особо заинтересовал и статус потерпевшего. Аннекин де Рюйи являлся королевским чиновником и много лет занимал в родном городе пост прево[735]735
  «Lequel de Ruilly… est homme qui se gouverne ou pays de ses terres et labeur, et aussi de la prevosté de Guerart, qu'il a tenue par longtemps à ferme» (Registre criminel du Châtelet de Paris. T. 2. P. 316, курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть]. Конечно, эта должность не шла ни в какое сравнение с положением уже знакомого нам Жана Ле Мерсье, финансового советника Карла VI, однако и здесь речь могла вестись не просто о противозаконных занятиях колдовством, но о покушении на жизнь человека, приближенного к самому монарху.

На момент начала процесса в Шатле Аннекину исполнилось «примерно 34 года» (xxxiiii ans ou environ), и среди местных жителей он, как следует из материалов дела, пользовался большим уважением[736]736
  «Saichant le dessus dit Jehan de Ruilly… estre homme de bonne vie, estat, gouvernement et renommée» (Ibid. P. 292–293).


[Закрыть]. Помимо того, что он занимал в Гераре важный административный пост, он также являлся хозяином таверны[737]737
  «En laquelle ville de Guerart sondit mary et elle ont demouré ensamble, et tenu taverne et hostelerie par l'espace de quatre ans» (Ibid. P. 328).


[Закрыть], что обеспечивало ему не только достойное положение в обществе, но и широкий круг общения. В частности, в своих показаниях Аннекин отмечал, что с главной подозреваемой, Жанной де Бриг, он познакомился за восемь лет до описываемых событий и ему была прекрасно известна ее репутация проверенной знахарки и ведуньи[738]738
  «Il a bien viij ans qu'il cognoist ladite Jehennete, et l'a veu demourer par icellui temps à Lortie, près de Guerart, durant lequel temps il a oy dire et tenir tout communement au pays que elle estoit devine» (Ibid. P. 286).


[Закрыть]. Вот почему, когда молодой прево серьезно заболел и «не смог найти ни одного человека, кто бы ему помог», он обратился за помощью к Жанне, которая обещала найти для него подходящее лекарство[739]739
  «Dit que, ou Quaresme derrenierement passé ot un an, il fu forment malade… et ne trouvoit homme qui lui donnast conseil pour la garison d'icelle maladie,… que ladite Jehennete vint devers lui en son hostel,… et lui dist oultre que le landemain elle revenrroit à lui, et y mettroit remède se elle povoit» (Ibid., курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть]. (Илл. 37)

Уже на следующий день после их первой встречи она явилась к Аннекину домой и сообщила ему, что причина его недуга кроется в колдовстве: порчу на него якобы навела давняя знакомая – некая Жилет, «дочь повитухи» из Парижа, с которой пациента связывали, надо полагать, весьма близкие отношения, поскольку она родила от него двоих детей[740]740
  «Et lui dist icelle Jehennete que il estoit tenus de femme; et il qui parle lui demanda de quel femme, et elle lui respondi que ce estoit d'une femme appellée Gilete, fille d'une ventrière demourant à Paris,… de laquelle il avoit eu deux enfans» (Ibid. P. 286–287). Указание на профессиональные занятия матери Жилет почти автоматически предполагало знакомство этих женщин с колдовством. Подробнее о связи между ремеслом повитухи и ведьмы см. прежде всего: Agrimi J., Crisciani C. Savoir médical et anthropologie religieuse. Les représentations et les fonction de la vetula (XIIIe-XVe siècles) // AESC. 1993. № 5. P. 1281–1308, здесь Р. 1284–1285.


[Закрыть]. Тем не менее, Аннекин на ней не женился, отсюда и проистекали, по всей вероятности, его беды. По мнению Жанны де Бриг, как его изложил в суде пострадавший, Жилет изготовила фигурку из воска, куда заключила прядь его волос, и периодически нагревала ее на сковороде, поставленной на открытый огонь[741]741
  «Elle avoit fait un voult de cire où elle avoit mis des cheveux de lui qui deppose, et que toutes fois que il estoit ainsi malade, elle mettoit sur le feu, en une paelle d'arain, ledit voult, et le tournoit à une cuillier d'arain» (Registre criminel du Châtelet de Paris. T. 2. P. 287).


[Закрыть]. Еще через неделю знахарка призналась, что ей удалось победить злые чары, восковая фигурка «умерла» (ledit voult estoit mort), однако Жилет обзавелась тремя жабами, которых кормит грудным молоком и прячет с левой стороны постели и с их помощью по-прежнему наводит порчу на Аннекина. Жанна даже предложила своему клиенту отправиться в Париж, дабы лично убедиться в истинности ее слов[742]742
  «Avoit icelle Gilete prins trois crapos, et les nourrissoit de let de femme aus piez de son lit. Et lui dist oultre que se il vouloit aler à Paris, il trouveroit ledit voult ou lit d'icelle Gilete, du costé destre» (Ibid. P. 287–288). С точки зрения средневековых обывателей (как, впрочем, и судей), жабы являлись почти неотъемлемым элементом любого колдовства. Тем не менее, в материалах французских ведовских процессов упоминания этих излюбленных питомцев «ведьм» и «колдунов» крайне редки, и с этой точки зрения дело Масет и Жанны де Бриг представляет собой известное исключение. Подробнее о связи жаб и лягушек с магическими практиками в Западной Европе эпохи Средневековья и Нового времени см.: Игина Ю. Ф. Ведовство и ведьмы в Англии. Антропология зла. СПб., 2009. С. 211–243. Об изначальной связи жаб с темой болезни и смерти см.: Berlioz J. Crapauds et cadavres dans la littérature exemplaire (XIIe-XIVe siècles) // Micrologus. 1999. T. 7: Il cadavere. P. 231–246. Совершенно логично выглядело и упоминание конкретного места, где Жилет прятала своих жаб, поскольку традиционно считалось, что левая сторона принадлежит дьяволу: Тогоева О. И. Рыжий левша: Тема предательства Иуды в средневековом правовом дискурсе // Одиссей. Человек в истории – 2012. М., 2012. С. 98–112; Она же. Короли и ведьмы. С. 223–238.


[Закрыть]. (Илл. 38) Тем не менее, спустя еще какое-то время она уверила прево Герара в том, что и с этой напастью она справилась и что теперь он обязательно поправится, поскольку все жабы умерли и Жилет выкинула их в Сену[743]743
  «Lui dist icelle Jehannete que elle avoit tant fait que iceulx trois crapos desquieulx icelle Gilete le vouloit encharéer estoient mors, et que icelle Gilete les avoit jettez en Saine» (Registre criminel du Châtelet de Paris. T. 2. P. 288).


[Закрыть]. Молодой человек, по его собственному признанию, действительно стал чувствовать себя лучше, а потому заплатил за услуги знахарки один франк[744]744
  «Depuis que icelle Jehannete lui ot dit que elle avoit fait mourir lesdiz voult et crapos, il amenda et gary bien, et tant qu'il a esté depuis tousjours en bonne santé… Requis quel salaire ladite Jehannete ot de lui, dit que elle en ot un franc» (Ibid. P. 288–289).


[Закрыть].

Успешное излечение Аннекина де Рюйи, казалось бы, отнюдь не могло стать причиной судебного иска, тем более поданного в королевский суд Парижа. Напротив, потерпевший должен был быть благодарен Жанне де Бриг за оказанную помощь. Конечно, с конца XIII в. по начало XV в. во Франции, как и повсюду в Западной Европе, шла настоящая война профессиональных медиков со знахарками, которых обвиняли прежде всего в том, что их знания ненаучны, что они не могут понять истинных причин той или иной болезни и часто действуют по наитию. Большинство врачей полагали, что практические навыки этих женщин, передававшиеся по наследству из уст в уста, совершенно недостаточны для успешного лечения, поскольку лишены теоретической базы и опираются лишь на личные, весьма субъективные суждения и опыт, что само по себе представляет опасность для клиентов. И хотя сведения о воздействии на человеческий организм тех или иных трав и растений, доступные знахаркам, многими признавались полезными и заслуживающими специального изучения, их реальное применение всегда оставалось под вопросом. Более того, уверенность в магическом характере познаний этих женщин и лежала в основе набиравшей популярность идеи о том, что их действиями руководит Нечистый или его демоны[745]745
  Agrimi J., Crisciani C. Op. cit. Р. 1283–1289.


[Закрыть]. Не случайно в подавляющем большинстве ведовских процессов, имевших место во Франции в XIV – первой половине XV в., речь шла не об «ученом», но о «деревенском» типе колдовства, когда суть обвинения составляли такие преступления, как наведение (или снятие) порчи, любовные привороты и отвороты, изготовление восковых фигурок «жертв» с целью вызвать у них болезни, физические страдания или спровоцировать их смерть[746]746
  Подробнее о «деревенском» типе колдовства, описанном во французских судебных регистрах XIV–XV вв., см: Тогоева О. И. Еретичка, ставшая святой. С. 116–117. См. также: Le Roy Ladurie E. La sorcière de Jasmin. P., 1983. Р. 23–30, 67–68; Maier E., Ostorero M. Utz Tremp K. Le pouvoir de l'inquisition // Les pays romands au Moyen Age / Sous la dir. de A. Paravicini Bagliani, J.-P. Felber, J.-D. Morerod, V. Pasche. Lausanne, 1997. P. 247–258.


[Закрыть].

И все же, чтобы судить этих женщин как ведьм, необходимо было прежде всего их обнаружить и арестовать, а кроме того – иметь на руках донос «доброжелателей» или исковое заявление потерпевших, позволявшие проводить допросы подозреваемых с особым пристрастием. Собственно, так и произошло в случае с Аннекином де Рюйи, однако именно этот его поступок и вызывает удивление. По всей видимости, наш герой, давая показания в Шатле, о чем-то умолчал – и это становится тем более очевидным, стоит нам познакомиться с рассказом Жанны де Бриг о, казалось бы, тех же самых событиях.

* * *

Любопытно, что обвиняемая изначально категорически отрицала, что является знахаркой и ведуньей (devine)[747]747
  «Et dit que riens ne scet du fait de diviner» (Registre criminel du Châtelet de Paris. T. 2. P. 280).


[Закрыть]. По ее словам, этим «ремеслом» занималась ее давняя приятельница – некая Марион, к которой Жанна регулярно обращалась за советом и помощью, а потому и сама прослыла среди знакомых настоящей ведьмой[748]748
  «Et dist que, au temps dessus dit, elle… se accointa d'une femme nommée Marion… laquele ne lavast point ses mains au dimenche et ne dist point sa patenostre, ne feist point de croix sur elle, ne deist aucun Benedicite,… et que icelle Marion feroit pour elle ce qu'elle vouldroit» (Ibid. P. 280–281). Упоминавшееся в протоколе отрицание церковных таинств (нежелание отмечать воскресенье, осенять себя крестом или произносить слова молитв) являлось верным признаком истинной ведьмы: Тогоева О. И. Еретичка, ставшая святой. С. 135–136.


[Закрыть]. В действительности же, заявляла госпожа де Бриг, она лишь исполняла роль посредницы между Марион и клиентами, желавшими вернуть похищенные или пропавшие у них вещи, найти и наказать воров и браконьеров[749]749
  Registre criminel du Châtelet de Paris. T. 2. P. 282–285. Колдовские практики, к которым обращалась Жанна де Бриг и прочие «ведьмы», упомянутые Аломом Кашмаре в его регистре, подробно рассмотрены в: Gauvard C. Renommée d'être sorcières: quatre femmes devant le prêvot de Paris en 1390–1391 // Milieux naturels, espaces sociaux: Etudes offertes à Robert Delort. P., 1997. P. 703–716 (рус. пер.: Говар К. Прослывшие ведьмами: четыре женщины, осужденные прево Парижа в 1390–1391 годы / пер. с фр. И. А. Тогоевой // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории – 2000 / под ред. Ю. Л. Бессмертного и М. А. Бойцова. М., 2000. С. 221–236).


[Закрыть].

Тем не менее, когда на очередном заседании суда знахарке зачитали показания, полученные от Аннекина де Рюйи, она несколько изменила свою историю. Теперь вместо подруги Марион в ее рассказе фигурировала крестная, также носившая имя Жанна (une sienne marrine nommée Jehenne)[750]750
  Наследственный характер магических знаний, полученных от крестных или старших родственниц, являлся важной составной частью обвинения на средневековых ведовских процессах: Тогоева О. И. Еретичка, ставшая святой. С. 139.


[Закрыть]. Эта женщина, по словам обвиняемой, действительно занималась колдовством, заключив договор с дьяволом (Haussibut) и постоянно призывая его на помощь. Она неоднократно предлагала крестнице научить ее своему «искусству», на что та в конце концов согласилась[751]751
  «Et, ce fait, sadite marrine lui enseigna la manière comme elle parleroit audit Haussibut et à ces autres choses, en lui disant que bien parleroient à li» (Registre criminel du Châtelet de Paris. T. 2. P. 292).


[Закрыть]. Именно в этот момент к Жанне де Бриг и обратился Аннекин, который был уже сильно болен. Она захотела помочь столь уважаемому человеку и призвала дьявола; он-то и поведал ей о парижанке Жилет, которая навела порчу на бывшего сожителя[752]752
  «Lequel Haussibut… dist à elle qui parle que icellui de Ruilly estoit envoulté et ensorcelé par une femme demourant à Paris, à la porte Baudoer, avec laquele ledit de Ruilly avoit longuement fréquenté et eu de lui deux enfans» (Ibid. 293).


[Закрыть].

Этого признания оказалось вполне достаточно для того, чтобы судьи сразу же приговорили обвиняемую к смертной казни через сожжение «как ведьму и отравительницу»[753]753
  «Délibérèrent et furent d'oppinion que elle estoit digne et avoit desservi mort, comme sorciere ou ensorcelerresse de gens, et que pour ce elle feust arse» (Ibid. P. 296, курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть]. Однако здесь в плавном течении процесса произошел первый сбой: Жанна внезапно объявила о своей беременности, что не позволяло немедленно отправить ее на костер. Дабы подтвердить истинность ее слов, 9 февраля 1391 г. в Шатле были вызваны «матроны» – повитухи, которые осмотрели заключенную и заявили, что она действительно «носит ребенка уже около пяти месяцев»[754]754
  «Agace La Françoise et Jehanne La Riquedonne, matrosnes jurées du roy nostre sire… ont veue et visitée Jehanne La Cordiere… et tiennent et croyent fermement… que icelle prisonniere est grosse d'enfant sentant de cinq mois ou environ» (Ibid. P. 297, курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть]. Тем не менее, повторное освидетельствование, состоявшееся 5 апреля того же года, не выявило ни малейших следов беременности, а потому округлившийся живот Жанны списали на «дурные жидкости, скопившиеся в ее теле»[755]755
  «Mais tiennent et croient fermement que… ce que elles cuidoient avoir sentu… estoient mauvaises humeurs acumulées ensamble en son corps, par quoy elle estoit ainsi ronde» (Ibid.).


[Закрыть]. Не сумев воспользоваться этой отсрочкой, обвиняемая сразу же прибегла к другой, не менее законной уловке – она подала апелляцию в Парижский парламент, вынудив судей Шатле допустить коллег из вышестоящей инстанции к рассмотрению ее дела[756]756
  «De laquele sentence laditte prisonniere appella en parlement» (Ibid. P. 299).


[Закрыть]. Однако и те, ознакомившись со всеми предоставленными в их распоряжение материалами, не нашли в ходе процесса никаких нарушений, а потому приведение приговора в исполнение стало, казалось бы, неотвратимым[757]757
  Ibid. P. 299–302. О существовавших в средневековом уголовном судопроизводстве совершенно законных отсрочках при рассмотрении дела Жанна де Бриг, вероятно, знала по собственному опыту, поскольку за два года до описываемых событий уже сидела в тюрьме. Там она родила ребенка, а потому была отпущена на свободу: «Cogneut avec ce, que, puis deux ans ença, elle fu emprisonnée… pour souspeçon de ce que l'en disoit que elle estoit devinerresse…; esqueles prisons elle… jeut d'enfant… et, en après ce, fu mise hors desdites prisons» (Ibid. P. 296).


[Закрыть].

Столь энергичное сопротивление Жанны де Бриг своей участи вызвало известное раздражение у судебных чиновников. Кроме того, они, возможно, все же решили подкрепить уже вынесенное было решение по ее делу дополнительными доказательствами вины, для чего отправили «ведьму» на пытку (mise à question)[758]758
  Ibid. P. 302.


[Закрыть]. Только после этого Жанна радикально изменила показания и поведала совершенно новый вариант истории своих отношений с семейством де Рюйи.

На сей раз выяснилось, что с просьбой осмотреть Аннекина и помочь ему справиться с болезнью к нашей героине обратилась его мать Люсет. Она же «по секрету» рассказала знахарке, что, «по слухам», молодого прево околдовала его собственная жена – Масет[759]759
  «Icelle Lucete dit secretement à elle qui parle que l'en avoit donné à entendre audit de Ruilly, son filz, et à elle, que sondit filz estoit prins et envoulté de charoy par Macete, sa femme» (Ibid. P. 303, курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть]. Но ни она сама, ни ее сын не осмелились заявить о своих подозрениях вслух и предпочли, чтобы всю правду об имевшем место преступлении открыла Жанна – «дабы сохранить мир и спокойствие между супругами»[760]760
  «Mais elle ne sondit filz ne osoient ce dire à icelle Macete, et amoient mieulx que par elle qui parle… feust dit et révélé la vérité, que ce icellui de Ruilly, son filz, ou elle, Lucete, le deissent, pour nourrir et garder la paix entre iceulx mariez ses enfans» (Ibid. P. 303–304, курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть].

Когда же «ведьма» прибыла в дом де Рюйи, ее успела перехватить сама Масет, которая, отведя ее в сторонку, упросила рассказать Аннекину, что в его болезни виновна Жилет Верьер, его бывшая парижская подружка[761]761
  «Elle qui parle fu prinse et tirée à part par icelle Macete…, et priée et requise très-instanment que elle voulfist dire audit de Ruilly, son mary, s'il lui demandoit se il estoit envoulté… que c'estoit par une nommée Gilete Verrière, demourant à Paris, à la porte Baudoer, laquele avoit eu deux enfans de lui» (Ibid. P. 304).


[Закрыть]. За эту услугу супруга прево Герара обещала отлично ей заплатить и «сделать еще много хорошего»[762]762
  «Et afin que elle deist ces choses audit de Ruilly, son mary, lui promist donner le drap d'un chaperon qui vauldroit viij f., et mieulx lui faire ce elle faisoit ce que elle lui requeroit» (Ibid.).


[Закрыть]. Спустя какое-то время молодая женщина вновь вызвала Жанну на встречу и попросила научить ее кое-каким приемам колдовства (faire et enseigner plusieurs choses). Она призналась, что муж обращается с ней дурно, а сама она уже давно влюблена в капеллана Герара и хочет сбежать с ним из города[763]763
  «Icelle Macete dist… que elle estoit moult fort et grandement énamourée du chapellain du curé d'icelle ville de Guerart, ne ne povoit durer se elle ne le veoit, et que son entente, et aussi la voulenté dudit curé, estoit d'eulx en aler ensamble par le pays et bien loings, pour ce que, par nulle voye et manière du monde, elle ne povoit demourer ne plus estre avec ledit de Ruilly, son mary, pour la mauvaise et oultrageuse vie que il lui menoit» (Ibid. P. 305).


[Закрыть]. А потому ей необходимо, чтобы Аннекин не просто оставался болен, но и умер бы как можно быстрее[764]764
  «Se elle lui savoit donner, enseigner ou bailler conseil ne chose quelconques par quoy ledit de Ruilly, son mary, cheist et feust en très-grant langueur de maladie, et que jamais il ne se peust partir de son hostel, sans ce toutesvoyes qu'il souffrist mort» (Ibid., курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть]. Согласно показаниям обвиняемой, она научила свою новую подругу, что следует в таком случае предпринять, та же в качестве ответной благодарности рассказала, как составлять приворотное зелье, поскольку сама Жанна де Бриг более всего мечтала об одном – выйти замуж за отца своих детей:

[Масет] рассказала ей, как заставить ее дружка Аннекина (это имя носил и сожитель Жанны. – О. Т.) съесть этот [заговоренный] воск, [но] так, чтобы не умереть. Выслушав Масет, обвиняемая, испытывая чувство огромной любви к своему другу Аннекину, а также к детям, которых она родила от него, и надеясь, что он женится на ней, позаимствовала у этой Масет сковороду и ложку, о которых упоминалось выше, а [также] воск и смолу[765]765
  «Elle lui diroit et enseigneroit la manière comment elle feroit mengier audit Hennequin, son ami, de ladite cire, sans ce que à ceste cause il receust mort aucune. Ouye laquele Macete, elle deposant, pour la très-grant ardeur d'amour que elle avoit audit Hennequin, son ami, et pour l'amour des enfans que elle avoit euz d'icellui, tandant afin qu'il espousast icelle deposant, print et emprumpta d'icelle Macete… la paile et cuillier dont cy-dessus est faite mencion, et la cire et poix qui estoit dedens icelle paile» (Ibid. P. 308).


[Закрыть].

Тем не менее, все усилия Жанны ни к чему не привели, и она собралась вновь повидаться с Масет, чтобы узнать у нее о каком-нибудь более надежном средстве. Сделать ей это, однако, не удалось, поскольку в тот же день она была арестована и препровождена в Шатле[766]766
  «Рour ce qu'il estoit advis à elle qui parle que, par laditte ointture, sondit ami ne avançoit point sa voulenté, ne n'espousoit elle qui parle, icelle deposant ot voulenté et entencion d'aler par devers icelle Macete… et que ou jour que par le procureur de la royne elle fu prise et admenée prisonniere en Chastellet» (Ibid. P. 309).


[Закрыть].