Текст книги "Дела плоти. Интимная жизнь людей Средневековья в пространстве судебной полемики"

Что же касается кастрации, то ее использование в качестве наказания за сексуальные преступления было известно уже салическим франкам:

Если раб причинит насилие чужой рабыне и вследствие этого преступления рабыня умрет, раб должен или уплатить господину рабыни 240 ден., что составляет 6 сол., или же должен быть кастрирован[209]209
  Салическая правда / пер. Н. П. Грацианского, под ред. В. Ф. Семенова. М., 1950. Ст. XXV. § 7.


[Закрыть].

То же наказание полагалось насильникам (mulierum oppressores) в XI в.[210]210
  Du Cange C. Glossarium mediae et infimae Latinitatis. Graz, 1954. Bd. 1-10. Bd. 2. S. 212.


[Закрыть] Позднее, как видно из приведенных выше примеров, такая мера применялась почти исключительно в парасудебных ситуациях, хотя и считалась вполне допустимой: именно поэтому месть оскорбленных родственников так легко прощалась королевским судом.

Интересно, что кастрация прелюбодея рассматривалась в качестве нормы права (очевидно, также под влиянием византийского законодательства) в городах средневековой Италии: Флоренции, Перудже, Венеции. Здесь, как мне представляется, особое звучание приобретало «теоретическое» обоснование членовредительства, разработанное византийскими теологами. В основе его лежало понятие πορνεία, обозначавшее любые незаконные сексуальные отношения и, в частности, адюльтер[211]211
  Meyendorff J. Christian Marriage in Byzantium: The Canonical and Liturgical Tradition // DOP. 1990. Vol. 44. P. 99–107.


[Закрыть]. С религиозной точки зрения, πορνεία являлась грехом телесным (а не духовным), что делало само тело опасным для окружающих, особенно когда бывало обнажено и прекрасно[212]212
  Как представляется, здесь находила свое развитие древнегреческая традиция, согласно которой сексуальное желание являлось естественным ответом именно на красоту человеческого тела, неважно, мужского или женского: Dover K. J. Classical Greek Attitudes to Sexual Behavior // Arethusa. 1973. Vol. 6. № 1. P. 59–73.


[Закрыть]. Именно поэтому в качестве единственного действенного средства для борьбы с данным грехом (или преступлением) византийские правоведы рассматривали членовредительство[213]213
  Kazhdan A. Op. cit. P. 134–135, 143.


[Закрыть].

Ту же картину мы наблюдаем и в средневековой Италии. Если мужчину, виновного в адюльтере, ждала кастрация, то женщине отрезали нос, дабы ее красота более не привлекала к себе взгляды окружающих[214]214
  Той же участи, по мнению итальянских судей, заслуживали и пассивные гомосексуалисты, приравниваемые к женщинам (Ruggiero G. Constructing Civic Morality. Р. 181). Подобное «уравнение в правах», возможно, также было воспринято средневековой правовой традицией из греческой. Подробнее см.: Dover K. J. Greek Homosexuality. L., 1978. P. 16, 187; Михайлин В. Ю. Тропа звериных слов. Пространственно-ориентированные культурные коды в индоевропейской традиции. М., 2005. С. 298–304.


[Закрыть], либо подвергали публичной порке[215]215
  Lett D. «Femme tenues» et «femmes connues». Concubinage et adultère dans trois status communaux marchésans du XVe siècle // Splendor Reginae. Passion, genre et famille. Mélanges en l'honneur de Régine Le Jan / Sous la dir. de L. Jégou, S. Joye, T. Leinhard, J. Schneider. Turnhout, 2015. P. 169–178, здесь Р. 174–175.


[Закрыть]. И в том, и в другом случае подчеркивался прежде всего производимый диффамационный эффект, позволявший за счет унижения преступника восстановить честь и достоинство не только его непосредственной жертвы, но и всего городского сообщества[216]216
  См. подробнее: Ruggiero G. Constructing Civic Morality. P. 180–183; Zorzi A. Rituali e cerimoniali penali nella città italiane (secc. XIII–XVI) // Riti e rituali. P. 141–157, здесь Р. 146–147. О значении диффамационного эффекта в такого рода наказаниях в Византии: Kazhdan A. Op. cit. О древнегреческих корнях подобного отношения, когда соблазнение женщины оскорбляло исключительно достоинство ее родственника-мужчины (отца или мужа), см.: Cohen D. Law, Society, and Homosexuality in Classical Athens // Past and Present. 1987. № 117. P. 3–21; Dover K. J. Classical Greek Attitudes. P. 62.


[Закрыть]. Таков был основной принцип итальянского судопроизводства, и особенно, как отмечал Гвидо Руджеро, в отношении преступлений, совершенных на сексуальной почве[217]217
  Ruggiero G. The Boundaries of Eros. Sex Crime and Sexuality in Renaissance Venice. N.Y., 1985. P. 17–19, 21–24, 43–49, 70–75, 90–92.


[Закрыть]. Тот же принцип, по всей видимости, доминировал и в представлениях итальянцев о загробных страданиях. Изображая мучения, уготованные грешникам в аду, художники, по мнению специалистов, часто воспроизводили сцены наказания преступников, знакомые им по повседневной жизни[218]218
  Edgerton S. J. Pictures and Punishment. Art and Criminal Prosecution during the Florentine Renaissance. Ithaca; L., 1985. P. 23–27; Baschet J. Les justices de l'au-delà. Les représentations de l'enfer en France et en Italie (XIIe-XVe siècles). Rome, 1993. P. 518–531.


[Закрыть]. Так, на фреске Джотто «Страшный суд» (1305 г.) перед зрителями представала некая пара, очевидно, признанная виновной в адюльтере: мужчина был подвешен на веревке, привязанной к гениталиям (что намекало на возможную кастрацию), а женщина висела на крюке, зацепленном за вагину (Илл. 8). Только в XV в. под влиянием гуманистических идей в итальянской системе уголовных наказаний произошли видимые изменения: «символическое членовредительство» начало постепенно уступать место денежным штрафам[219]219
  Zorzi A. Op. cit. P. 151; Dean T. Op. cit. P. 14–15; Ruggiero G. Violence in Early Renaissance Venice. New Brunswick, 1980. P. 44–45, 164.


[Закрыть].

В отличие от Италии, во Франции – при всем понимании унизительности кастрации – на первый план выходил все же не ее диффамационный эффект, но, как ни странно, ее близость к смерти. Убийство виновного действительно являлось здесь наиболее «популярным» наказанием за адюльтер в случае самосуда[220]220
  Интересно, что в некоторых сборниках обычного права убийство любовника жены даже не рассматривалось как уголовно наказуемое деяние. См., например: «Car il est clere chose que se uns hons defent a un autre par devant justice ou par devant bonnes gens qu'il ne voist plus entour sa fame ne en son ostel pour li pourchacier tel honte, et il, apres la defense, le trueve en fet present gisant a sa fame, s'il ocist l'homme et la fame, ou l'un par soi, il n'en pert ne cors ne avoir» (Beaumanoir Ph.de. Op. cit. T. 1. P. 472, курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть]. Например, в 1392 г. письмо о помиловании было даровано Симону де Ламуа из Котентена, на протяжении восьми лет терпевшему сожительство собственной жены с местным кюре Робером Жильбером и даже согласившемуся взять на воспитание девочку, которая родилась от этой связи. В конце концов Симон обратился в арбитражный суд, где заключил со своим соперником соглашение, и

упомянутый Жильбер в присутствии этих арбитров пообещал и поклялся на святых евангелиях, а также пообещал принести клятву перед распятием, что более никогда не придет к истцу и к этой женщине [в дом] и не оскорбит ее[221]221
  «Et eust ledit Guillebert promis et juré en la presence desdiz arbitres aux saintes evangiles de Dieu et promis a faire serement sur le corps de Dieu sacré que jamais a ladicte femme ne retourneroit ne au dit suppliant ne la fourtreroit» (ANF. JJ 143. № 198, октябрь 1392 г.).


[Закрыть].

И все же «перемирие» длилось недолго. В очередной раз застав любовников на месте преступления, Симон убил их обоих.

Понимание равноценности двух возможных в случае адюльтера наказаний – убийства и кастрации – прослеживается и по нормативным документам, причем уже самым ранним. Например, согласно «Салическому закону» (Lex salica), за кастрацию свободного мужчины полагалось заплатить точно такой же штраф, как за его убийство или за кражу его жены – 8 тысяч денариев[222]222
  «Если кто кастрирует свободного человека, присуждается к уплате 8000 ден., что составляет 200 сол. Прибавление 12-е. Если же оторвет совершенно, присуждается к уплате 8000 ден., что составляет 200 сол.» (Салическая правда. Ст. XXIX. § 9). «Если кто лишит жизни свободного человека, или уведет чужую жену от живого мужа, присуждается к уплате 8000 ден., что составляет 200 сол.» (Там же. Ст. XV). К тем же последствиям могли привести и измена жены или ее изнасилование: плата за это преступление была эквивалентна плате за убийство или кастрацию: «Если кто возьмет чужую жену при живом муже, повинен уплатить 8000 денариев, что составляет 200 солидов» (Салическая правда. Капитулярий VI. Ст. XVII. § 1).


[Закрыть]. Наличие гениталий, таким образом, вполне логично связывалось с самой возможностью жизни, поскольку их отсутствие лишало мужчину надежды на рождение у него потомства[223]223
  Интересно, что уже у греков понятия «стерильность» и «смерть» были равнозначны: Bowie A. M. Aristophanes: Myth, Ritual, and Comedy. Cambridge, 1993. P. 265–267.


[Закрыть].

Любопытную параллель к такому восприятию мужских половых органов мы находим в Библии. Здесь, в книге Бытия, упоминалась форма клятвы, имевшая хождение у евреев:

И сказал Авраам рабу своему, старшему в доме его, управляющему всем, что у него было: положи руку твою под стегно мое, и клянись мне Господом Богом неба и Богом земли, что ты не возьмешь сыну моему жены из дочерей Хананеев, среди которых я живу. Но пойдешь в землю мою, на родину мою, и возьмешь жену сыну моему Исааку… И положил раб руку свою под стегно Авраама, господина своего, и клялся ему в сем[224]224
  Быт 24: 2–9. См. также: «И пришло время Израилю умереть, и призвал он сына своего Иосифа, и сказал ему: если я нашел благоволение в очах твоих, положи руку твою под стегно мое и клянись, что ты окажешь мне милость и правду, не похоронишь меня в Египте, дабы мне лечь с отцами моими: вынесешь меня из Египта и похоронишь меня в их гробнице. Иосиф сказал: сделаю по слову твоему» (Быт 47: 29–30).


[Закрыть].

Таким образом, если дело касалось продолжения рода (т. е. самой жизни), клятву приносили буквально на гениталиях того, кто, собственно, и являлся наиболее заинтересованным лицом[225]225
  О важности данного жеста и его символическом наполнении в средневековой французской экзегетике см.: Schmitt J.-C. Op. cit. P. 61–62.


[Закрыть].

В более поздних, по сравнению с «Салическим законом», правовых текстах кастрация, в понимании как потерпевших, так и судей, также приравнивалась к смерти. Судя по уголовным регистрам Парижского парламента, возмещение ущерба за надругательство над мужскими половыми органами составляло 10 тысяч парижских ливров[226]226
  В уже упоминавшемся выше деле 1353 г. о кастрации монаха истец требовал заплатить ему 10 тысяч парижских ливров за понесенный ущерб (ANF. X 2a 6, fol. 57v-59). В деле от 1368 г. говорилось о некоем экюйе, обвинившем местного священника в краже домашних животных и зерна и заключившего его на этом основании в собственную тюрьму. Там он «много раз» пытал несчастного, подвешивая его за гениталии и предлагая отказаться от Бога. В качестве наказания священник требовал взыскать со своего мучителя ту же сумму в 10 тысяч ливров (ANF. X 2a 8, fol. 54v-56, июнь 1368 г.).


[Закрыть] – столько же, сколько обычно требовали за создание угрозы жизни истца или за убийство[227]227
  При угрозе жизни вследствие многочисленных ранений: ANF. X 2a 6, fol. 54 (ноябрь 1352 г.). В случае убийства: ANF. X 2a 6, fol. 342vB-345 (февраль 1356/1357 г.); X 2a 7, fol. 34B-35A (сентябрь 1361 г.); X 2a 9, fol. 132vB-134v (август 1378 г.). Любопытно, что и за насильственное лишение девственности штраф составлял те же 10 тысяч ливров – в том случае, если преступнику удавалось избежать смертной казни. Именно такой приговор был вынесен, в частности, в 1401 г. сиру де Тюизи, сеньору де Шевриер, изнасиловавшему совсем юную девушку, но раскаявшемуся в содеянном и по собственному почину давшему признательные показания: ANF. X 2a 14, fol. 44v-47 (декабрь 1401 г.).


[Закрыть]. В некоторых случаях за «незаконной» кастрацией могла последовать казнь того, кто ее совершил. Именно такой приговор был вынесен в 1376 г. целой группе людей, напавших на свою жертву прямо около его дома. По свидетельству потерпевшего, они заявились к нему, когда уже стемнело и все спали, выпустили привезенную с собой курицу и заставили ее кричать. Истец, думая, что лиса залезла в его курятник, вышел безоружным во двор, где был схвачен и кастрирован – всего лишь потому, что незадолго до того выиграл у своих обидчиков несколько судебных процессов[228]228
  ANF. X 2a 9, fol. 37B-38 (июнь 1376 г.).


[Закрыть].

Таким образом, в позднесредневековой Франции кастрация воспринималась, скорее, как правонарушение, нежели как достойное наказание виновного. Не удивительно, что все рассмотренные выше дела, связанные с преступлениями сексуального характера, представляли собой ситуации парасудебного разрешения конфликта. Система французских судебных наказаний в подобных ситуациях и, в частности, в случае адюльтера вообще довольно долго оставалась слабо разработанной и, в связи с этим, сильно различалась в зависимости от провинции, где рассматривалось то или иное дело. Например, в Арле обычным наказанием за измену было изгнание виновных из города[229]229
  Тушина Г. М. Демографические аспекты социальной истории Прованса XII–XIV вв. // Женщина, брак, семья до начала Нового времени. Демографические и социокультурные аспекты / отв. ред. Ю. Л. Бессмертный. М., 1993. С. 83–88.


[Закрыть]. Во Фрежюсе на них налагался внушительный штраф[230]230
  Courtemanche A. Morale sexuelle des clercs et des laïcs. P. 366.


[Закрыть]. В Тоннере, напротив, адюльтер наравне с изнасилованием и убийством расценивался как тяжкое уголовное преступление и карался смертью[231]231
  Gauvard C. «De grace especial». Р. 790.


[Закрыть]. Неверных жен также весьма охотно заключали в монастыри[232]232
  Eadem. Honneur de femme et femme d'honneur. P. 164–165. Данная норма опиралась на римское право – новеллу Юстиниана Que sit mulieris adulterae poena (nov. 134), предлагавшую двухлетнее заключение в монастыре для неверной женщины. Если по истечении этого срока супругам удавалось помириться, муж мог забрать жену домой, в обратном случае ему разрешалось развестись с ней и создать новую семью: Lovato A. Sulla novella 134 di Giustiniano // Carcer II. Prison et privation de liberté dans l'Empire romain et l'Occident médiéval / Ed. par C. Bertrand-Dagenbach et al. P., 2004. P. 71–92; Hillner J. Prison, punishment and penance in Late Antiquity. Cambridge, 2015. P. 322–326.


[Закрыть]. Данная норма была, в частности, известна обычному праву Тулузы, где применялась до 1296 г. вместе с конфискацией имущества прелюбодейки[233]233
  Именно такая норма права упоминалась в основном тексте «Кутюм Тулузы», записанном в 1286 г. За адюльтер наказывались не оба любовника, но лишь неверная супруга, которая теряла право распоряжаться своим приданым, а также имуществом мужа после его смерти: «Consuetudo est Tholose sive usus quod mulieres transducte per maritos suos ipsis viris premortuis lucrantur et debent recuperare de bonis ipsorum maritorum dotes et donationes propter nuptias seu agenciamentum… nisi forte ipse mulieres viventibusmaritis suis crimine adulterii fuerint condempnate et, post eandem condempnationem, quod mariti earum eas sibi non reconciliaverint vel inter ipsos conjuges pactum aliter non extiterit» (Gilles H. Les coutumes de Toulouse (1286) et leur premier commentaire (1296). Toulouse, 1969. P. 125–126).


[Закрыть]. Позднее, однако, эта система оказалась пересмотрена, и местные чиновники – как, впрочем, и их коллеги в других городах Южной и Северной Франции – предпочли обратиться к иным формам наказания за адюльтер, носившим прежде всего диффамационный характер и касавшимся не только женщин, но и мужчин.

* * *

Как отмечал Жан-Мари Карбасс, в южных областях Франции адюльтер рассматривался как тяжкое уголовное преступление уже в конце XII в. в отличие от северных регионов королевства, где светские власти начали уделять ему повышенное внимание лишь с конца XIV в.[234]234
  Самое раннее упоминание адюльтера как общественно опасного преступления содержалось в первом варианте «Кутюмы Монпелье», датирующемся 1190 г.: Carbasse J.-M. «Currant nudi». La répression de l'adultère dans le Midi médiéval (XIIe-XVe siècles) // Droit, histoire et sexualité. P. 83–102, здесь P. 84–85.


[Закрыть] Вероятно, примерно в то же время возникло и весьма специфическое наказание за супружескую измену. В документах, происходящих как из Тулузы[235]235
  В глоссе к «Кутюмам Тулузы», составленной в 1296 г., сообщалось об отказе от норм римского права, согласно которому любовнику неверной супруги отрубали голову, а ее саму брили наголо и ссылали в монастырь. Отныне судьи обращались к местному обычаю, заставляя обоих преступников пробегать по улицам города на глазах собравшейся толпы, а затем конфискуя их имущество: «Item videndum est qua pena hodie puniuntur adulterantes in civitate Tholose. Nam de jure comuni certa pena posita est, videlicet homo comittens adulterium debet decapitari. Mulier vero debet mitti in monasterium et debet tondi et verberari et de hac materia consuevit legi C. ad legem Jul. de adulteriis. l. quamvis in fi. et in aut. ibi posita. Set hodie de usu et consuetudine Tholose extraordinarie puniuntur. Nam pluries vidi currebant villam nudus cum nuda et erant judicati per sentenciam ad perdendum bona» (Gilles H. Op. cit. P. 256–257, курсив автора – О. Т.).


[Закрыть], так и из Ажена, Периго, Эг-Морта, Сен-Бернара, Драгиньяна, Лурда и других городов Южной Франции, оно обычно именовалось «бегом» (course), а его суть заключалась в следующем[236]236
  Описание «бега» и соответствующие выдержки из источников, за исключением специально оговоренных случаев, приводятся ниже по: Carbasse J.-M. Op. cit.


[Закрыть].

Мужчина и женщина, признанные виновными в адюльтере, обязаны были пробежать через весь город по заранее установленному или определенному местным обычаем маршруту – чаще всего от одних ворот до других[237]237
  «De una porta dictae villae usque ad aliam» (Сен-Бернар, 1207 г.); «Currant a porta Loci usque ad portam Stagni per majorem plateam» (Памье, 1228 г.).


[Закрыть]. Впереди них двигался глашатай, трубивший в трубу и призывавший жителей насладиться зрелищем. (Илл. 9) Естественно, «бег», как и любое иное публичное наказание, проводился исключительно средь бела дня – non de nocte sed de die[238]238
  О негласных правилах проведения публичной экзекуции см. подробнее: Тогоева О. И. Казнь в средневековом городе. Зрелище и судебный ритуал // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. М., 2000. Т. 3. С. 353–361.


[Закрыть].

Для нас особенно важным представляется то обстоятельство, что очень часто подвергнутые такому наказанию любовники должны были бежать по улицам города голыми. Схваченные на месте преступления nudus cum nuda, они в точно таком же виде за свой проступок и расплачивались. Судя по документам, чаще всего оба были полностью обнажены[239]239
  Согласно «Кутюме Сент-Коломба» 1286 г.: «Tout homme qui sera surprise en adultère avec une femme mariée, tout homme marié ou tout autre homme quelqu'il soit, doit être conduit nud dans la ville» (Les coutumes de l'Agenais / Ed. par P. Ourliac, M. Gilles. P., 1976–1981. T. 2. P. 322). Согласно «Кутюме Добеза» 1272 г.: «Aquest capitol parla: de tots hom que sera pres ab femna maridada e tota femna que sera presa ab home molherat, ambiduy corran lodit castet tutz nutz, liatz ab una corda» (Ibid. P. 341). Наиболее жестко данная норма оговаривалась в «Кутюме Ажена» 1271–1279 гг. Если любовники были застигнуты на месте преступления, т. е. «лежащими друг на друге в голом виде в постели», мужчина должен был претерпеть наказание полностью раздетым и «ни в каком ином виде»: «E devo estre pres aquil adoltre si son trobat essemps l'us sobre l'autre, e si son nu e nu en un leghs, e que l'om aia las bragas trachas, e no en autra manera» (The Costuma d'Agen. A thirteenth-century customary compilation in old Occitan transcribed from the Livre juratore / Ed. and transl. by F. R. P. Akehurst. Turnhout, 2010. P. 40, курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть]; иногда мужчине оставляли его брэ, а женщине – нижнюю рубашку[240]240
  «Nutz en bragas e la femna en sa camia» (Гурдон, 1243 г.); «Currant villam nudi cum braccis» (Леза, 1299 г.).


[Закрыть]. При этом распутница должна была бежать впереди, держа в руках веревку, второй конец которой привязывали к гениталиям (per genitalia) ее любовника[241]241
  «E si nuhls home molheratz ni nulla femna maridada son trobatz en adulteri, cadaus paguara a nos de gagie LXV s. e se habitans volen que passe o curreran la dicha vila publicamen, tugh nud, liat lome ab una corda pels colhos, e la femna ira prumiera e tirara lome par la dicha corda» (Coutumes de Sauvagnas, 1264 // Les coutumes de l'Agenais / Ed. par H.-E. Rébouis. P., 1890. P. 28). «D'ome e de femna pres en adulteri es aitals costuma a Agen, so es a ssaber que devo corre la vila nu, ligat ambedui d'una corda» (The Costuma d'Agen. P. 40).


[Закрыть]. В некоторых случаях, насколько можно судить по рисунку из «Кутюм Тулузы», веревка бывала пропущена между ногами женщины, доставляя ей тем самым дополнительные мучения[242]242
  Coutumes de Toulouse // BNF. Ms. lat. 9187. Fol. 30v. Кодекс датируется 1292–1297 гг., иконографическая программа, к которой относится интересующий нас рисунок, была, вероятно, исполнена в 1296–1297 гг. Подробнее о ней см.: L'Engle S. Justice in the Margins: Punishment in Medieval Toulouse // Viator. 2002. T. 33. P. 133–165; Тогоева О. И. Между текстом и миниатюрой: наказание фальшивомонетчиков в «Кутюмах Тулузы» (BNF. Ms. lat. 9187) // ЭНОЖ «История». 2017. Вып. 6 (60): http://history.jes.su/s207987840001890-8-1


[Закрыть]. (Илл. 10)

«Бег» также мог сопровождаться публичным бичеванием, иногда – «до появления крови»[243]243
  «Hodie, in executione cujusdam sentencie late per judicem Draguignani, contra Bertrandum de Tholosa et Hugam Robaudam, uxorem Bertrandi Robaudi, de Caliano, pro adulterio comisso per eos, predictos Bertrandum et Hugam, per castrum Draguignani usque ad locum deputatum fustigavi et usque ad sanguinis effusionem» (Драгиньян, 1338 г.);
  «A far lo cors de la vila et estre batutz per lo borreu jusquas ha effusion de sanc, et aysso per so que ladicha Helena forec presa en adulteri dins lo loc de Sant-Marcel» (Кордес, 1484 г.).


[Закрыть].

Традиция наказывать виновных в адюльтере, выставляя их на всеобщее обозрение голыми, нашла свое отражение и в художественной литературе Средневековья. Так, в «Видении Туркиля» (1206 г.) описывалось посещение главным героем загробного мира, где он попадал на театральное представление, которое каждую субботнюю ночь давали для демонов в аду[244]244
  Об этой особенности «Видения» см. подробнее: Schmidt P. G. The Vision of Thurkill // Journal of the Warburg and Courtauld Institutes. 1978. Vol. 41. P. 50–64.


[Закрыть]. На сцене сменяли друг друга различные «актеры» – грешники, показывавшие, за какие именно проступки они оказались прокляты. В частности, прелюбодеи должны были совокупляться на глазах у собравшихся зрителей[245]245
  «Postmodum adductus est ad scenam furiosorum adulter cum adultera, qui adinvicem feda copula iuncti venereos motus et impudicos gestus palam omnibus cum multa sui confusione et demonum exprobratione replicaverunt» (Die Vision des Bauern Thurkill. Visio Thurkilli mit deutscher Übersetzung / Hrsg. von P.G. Schmidt. Leipzig; Weinheim, 1987. S. 58).


[Закрыть]. Та же тема обыгрывалась в многочисленных описаниях чудес, якобы произошедших с грешниками в церкви. Например, в «Поучении дочерям» рыцаря Жоффруа де Ла Тур Ландри (1372 г.) рассказывалась история некоего Перро Люара, который совокуплялся со своей любовницей прямо у алтаря. В наказание Господь полностью обездвижил обоих, и прихожане смогли увидеть их в весьма непристойном виде[246]246
  «Il avint en celle eglise à une village de Nostre-Dame que un qui avoit nom Perrot Luart et qui estoit sergent de Cande en la mer, sï coucha avec une femme sur un autel. Si advint un miracle qu'ilz s'entreprindrent et s'entrebessonnèrent comme chiens tellement qu'ilz furent aussy pris de toute le jour à journée, si que ceulx de l'eglise et ceulx de paix eurent assez loisir de les venir veoir; car ils ne se povoient departir, et convint que l'on venist à procession à prier Dieu pour eulx, et au fort sur le soir ilz se departirent» (Le Livre du Chevalier Geoffroy de La Tour Landry pour l'enseignement de ses filles / Ed. par A. de Montaiglon. P., 1854. P. 80). Об особенностях использования в «Книге поучений» многочисленных нравоучительных «примеров» см. подробнее: Крылова Ю. П. Автор и общество в позднесредневековой Франции. «Книга поучений дочерям» Жоффруа де Ла Тура Ландри. М., 2014. С. 126–255.


[Закрыть]. В той же позе и полностью обнаженными прелюбодеи изображались и претерпевающими муки в аду (Илл. 11).

Наказание «бегом» оставалось популярным в городах Южной Франции вплоть до периода раннего Нового времени[247]247
  Как отмечает Лея Отис-Кур, в период позднего Средневековья в уголовном судопроизводстве Южной Франции наметилась, тем не менее, тенденция к использованию более щадящих наказаний в случае адюльтера. «Бег» назначался только тогда, когда обвиняемые не могли заплатить денежный штраф или имелись отягчающие обстоятельства (беременность женщины или ее любовная связь со священником): Otis-Cour L. «Lo pecat de la carn»: la répression des délits sexuels à Pamiers à la fin du Moyen Age // Studi di storia del diritto I. Milan, 1996. P. 335–366; Eadem. Réflexions sur l'application de la peine dans le Midi de la France à la fin du Moyen Age // La peine. Discours, pratiques, représentations / Textes reunis par J. Hoareau-Dodinau, P. Texier. Limoges, 2006. P. 99–109, здесь Р. 101–102. Кроме того, наказание «бегом» стали иногда проводить не на городских улицах, а в более «интимной» обстановке – например, в стенах суда, как это было в Памье в конце XV в.: Eadem. L'exemplarité de la peine en question: la pratique de la «peine cachée» dans le Midi de la France au XVe siècle // RHD. 2002. T. 80 (2). P. 179–186. Наконец, очень часто дела об адюльтере стали заканчиваться судебным примирением супругов: Eadem. Réflexions sur l'application de la peine. P. 103–105.


[Закрыть]. В Тулузе его использовали не только в XIII в., но и в конце XIV в. и даже в начале XV в.[248]248
  В 1428 г. некая Клер де Порте была признана виновной в адюльтере и убийстве собственного мужа и приговорена к «бегу» за первое преступление и к смертной казни через отрубание головы – за второе: Carbasse J.-M. Op. cit. Р. 100, note 53.


[Закрыть] В XIV в. course упоминался в материалах судебной практики Драгиньяна, Периго, Руэрга, Фуа, Гурдона[249]249
  См., например: «Johanna, uxor Arnaldi Mantelini aliter dicti La Vessa, de Fuxo, de pluribus adulteriis et excessibus accusata, occasione dictorum criminum per nos fuerit condampnata ad currendum villam» (Фуа, 1370 г.).


[Закрыть] и Фрежюса[250]250
  Courtemanche A. Morale sexuelle des clercs et des laïcs. Р. 370.


[Закрыть]. В конце XV в. он все еще применялся в Кордесе[251]251
  См. прим. 1 на с. 82.


[Закрыть], а в конце XVI в., несмотря на ордонанс Людовика XI (1423–1483) от 1463 г.[252]252
  Официальный запрет на использование «бега» в качестве наказания за адюльтер содержался в ордонансе, призванном пересмотреть привилегии Перпиньяна: «Touchant la punition des adulteres, nous voullons que la peine de courir la ville ou la composition desquieulx est faicte mention oudit article, soit ostée, et laquelle nous abolissons par ces presentes» (Ordonnances des roys de France. T. 16. P. 50).


[Закрыть], наличие такого наказания фиксировалось в Арле[253]253
  Согласно документам 1568 г., в Арле наказанию «бегом» подвергались куртизанки: Aubenas R. Cours d'histoire du droit privé. Aix-en-Provence, 1958. T. 6. P. 52.


[Закрыть]. И хотя Жан-Мари Карбасс настаивал на том, что в данном случае мы имеем дело исключительно с южнофранцузской практикой[254]254
  Carbasse J.-M. Op. cit. P. 83, 88–89, 102.


[Закрыть], исследование Сирила Понса показало, что точно так же course был популярен и в некоторых городах Северной Франции, например, в Труа, в Лионе и его окрестностях[255]255
  Gauvard C. Honneur de femme et femme d'honneur. P. 164, note 24 (со ссылкой на: Pons C. L'adultère en France, XIIIe-XVe siècles. Mémoire de DEA. Université Paris I-Panthéon-Sorbonne, 1995, dactylographié).


[Закрыть]. Более того, установления аббатства Клюни (1161–1172) свидетельствуют, что «бег» местные власти использовали уже в XII в.:

За адюльтер полагается следующее наказание. Чтобы прелюбодей и прелюбодейка пробежали бы голые из одного в другой конец города. Если же они исполнят это, их имущество и тела да пребудут в мире[256]256
  «Adulteri pena est, ut adulter adulteraque a fine usque ad finem ville nudi concurrunt; quod si fecerint, res eorum et corpora pacem habebunt» (Bruel A. Recueil des chartes de l'abaye de Cluny. P., 1903. Т. 5. P. 550. № 4205).


[Закрыть].

Указанием на использование «бега» в качестве наказания за адюльтер на севере Франции являлся и один из нравоучительных «примеров» Этьена де Бурбона, большую часть своей жизни проповедовавшего в родном Лионе, а также в Бургундии, Лотарингии, Савойе. Согласно его рассказу, некая замужняя женщина, вступив в преступную связь с местным банщиком, пригласила его к себе в отсутствие супруга. Однако тот, узнав о готовящемся свидании, внезапно вернулся домой и привел с собой «много других людей». Женщина спрятала любовника в печи, но муж велел ей зажечь огонь и «испечь пироги». Голый и обгоревший, банщик, естественно, выпрыгнул из своего убежища, был схвачен присутствующими и проведен по улицам города до главной площади, где подвергся бичеванию, сопровождавшемуся «насмешками и оскорблениями»[257]257
  «Quod videns qui intus latebat, per medias flammes nudus et semiustus prosiliit in publicum, fustigatus cum derisione et ululatu per forum» (Anecdotes historiques. P. 404. № 469).


[Закрыть].

О том, что course был хорошо знаком и жителям северных областей королевства, свидетельствовала также законотворческая деятельность французских монархов. Еще Жан де Жуанвиль писал о том, что Людовик Святой (1214–1270) сам ввел подобное наказание для рыцарей, посещавших публичные дома. И в данном случае прежде всего бросался в глаза его диффамационный характер:

И первым, о ком мы расскажем, был рыцарь, застигнутый в борделе, которому предложили выбрать [наказание], согласно местным обычаям. Выбор заключался в том, что проститутка провела бы его, одетого в одну рубашку и с привязанной к гениталиям веревкой, по всему военному [лагерю], либо же он терял [боевого] коня и доспехи и изгонялся бы из войска[258]258
  «Tout premier vous dirons d'un chevalier qui fu pris au bordel, au quel l'en parti un jeu, selonc les usages du païs. Le jeu parti fut tel, ou que la ribaude le menroit par l'ost en chemise, une corde liee aus genetoires, ou il perdroit son cheval et s'armeure, et le chaceroit l'en de l'ost» (Joinville J. de. Vie de Saint Louis / Ed. par J. Monfrin. P., 1995. P. 250).


[Закрыть].

Наследники Людовика IX и их юристы также хорошо понимали смысл «бега», подтверждая его использование в различных городах королевскими письмами и ордонансами: в 1292 и 1362 гг. – для Вильнеф-лез-Авиньон, в 1357 г. – для Вильфранш-дю-Периго, в 1395 г. – для Монфокона, в 1396 г. – для Флёранса[259]259
  Ordonnances des roys de France. T. 3. P. 207; T. 5. P. 611; T. 8. P. 54, 95–96.


[Закрыть]. С точки зрения диффамационного эффекта, «бег» оказывался, вне всякого сомнения, значительно более серьезным наказанием, нежели смертная казнь[260]260
  О склонности средневековой системы правосудия к эффектным в плане диффамации наказаниям см.: Gauvard C. «De grace especial». P. 790–791; Morel B. Op. cit. Р. 96–114. О «миметическом моменте», составляющем сущность подобных наказаний: Ямпольский М. Указ. соч. С. 76–77.


[Закрыть]. Пробежка по городу в голом виде, в компании любовницы, под градом ударов вела к публичному осмеянию и унижению мужчины, к превращению его в преступника – и не только. Особый смысл, на мой взгляд, имело здесь даже не раздевание прелюбодея, но привязывание к его гениталиям веревки, в буквальном смысле угрожавшей его мужскому достоинству. Подобным образом достигался эффект имитации кастрации, что приводило не просто к унижению, но и к символическому лишению виновного его половой идентичности, к превращению его в женщину и, как следствие, к исключению его из общества полноценных мужчин[261]261
  Имитация наказания (например, в отношении судьи, вынесшего несправедливое решение и в свою очередь приговоренного к тому же самому наказанию) была весьма распространенным явлением в средневековом судопроизводстве. Подробнее см.: Тогоева О. И. «Истинная правда». С. 342–362.


[Закрыть].

* * *

Подобная трактовка «бега» могла бы выглядеть в высшей степени умозрительной, не располагай мы весьма интересными историческими параллелями к такому восприятию данного наказания. Параллели эти хоть и относятся к древнегреческому полисному праву, их истинное происхождение до сих пор остается неясным.

Первой из тех, кто обратил пристальное внимание на систему наказаний, полагавшихся за адюльтер в Античности, была, насколько можно судить, Полин Шмитт-Пантель. Она отмечала, что полисы, в которых применялся именно «бег» (или «прогулка»), находились на периферии греческого мира – в Трифилии, Эолиде, Писидии. Жители этих мест не воспринимались как настоящие греки, хотя и «варварами» не считались. Их называли μιξοβάρβαροι (полуварвары), а принятые в их среде нормы права рассматривались населением центральных районов Греции как привнесенные извне, заимствованные из других культур[262]262
  Schmitt-Pantel P. L'âne, l'adultère et la cité // Le Charivari. Actes de la table ronde organisée à Paris (25–27 avril 1977) par EHESS et CNRS / Publiés par J. Le Goff et J.-C. Schmitt. P., 1981. P. 117–122.


[Закрыть].

Тем не менее, о какой бы области ни шла речь, адюльтер расценивался здесь как прямой отказ от нормальной семейной жизни и рождения потомства, а значит – как угроза всему обществу в целом. Исключение представляла Спарта, где, в отличие от других греческих полисов, в прелюбодеянии могли обвинить только неженатого мужчину, чей холостой статус всячески осуждался. В зимнее время взрослые спартанцы, не состоявшие в браке, должны были нагими обходить агору, распевая особую песню, в которой признавали, что понесли данное наказание заслуженно, ибо не повиновались законам, предписывавшим им иметь жен[263]263
  Винничук Л. Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима / пер. В. К. Ронина. М., 1988. С. 140.


[Закрыть].

Как свидетельствовал Гераклид Понтийский, в некоторых полисах (например, в Лепреоне в Трифилии) в качестве наказания за адюльтер также практиковался обычай, очень похожий на средневековую французскую уголовную практику, – пробежка (или «прогулка») любовника замужней женщины по городу или за его пределами, вокруг стен, что означало символическое исключение преступника из общества[264]264
  Schmitt-Pantel P. Op. cit. P. 118, 122.


[Закрыть]. Такую пробежку мужчина совершал связанным, что в обычной жизни считалось совершенно неприемлемым по отношению к взрослому свободному человеку, ибо унижало его и приравнивало к рабу[265]265
  Ibid. P. 119.


[Закрыть].

П. Шмитт-Пантель полагала возможным уподобление этого типа наказания за адюльтер двум другим правовым нормам, принятым, в частности, в Афинах. Пойманный с поличным прелюбодей подвергался насильственной эпиляции либо процедуре ῥαφανιδωθῇ, когда ему в анальное отверстие вставляли хрен (или редьку)[266]266
  Allen D.S. The world of Prometheus: the politics of punishing in democratic Athens. Princeton, 2002. P. 214.


[Закрыть]. То, что выбривание лобка являлось здесь повседневной женской практикой уже превращало первое из упомянутых наказаний в нечто чрезвычайно унизительное для мужчины, поскольку таким образом его совершенно недвусмысленно уподобляли представительницам слабого пола. То же относилось и ко второму наказанию – ῥαφανιδωθῇ – символически изображавшему соитие и также «превращавшему» преступника в женщину и даже – в проститутку, услуги которой были доступны всем[267]267
  Михайлин В. Ю. Указ. соч. С. 304.


[Закрыть]. Похожая участь ждала мужчин, нарушивших законы Гортины, где на виновных в адюльтере надевали корону из шерсти (что также ассоциировалось с женскими повседневными занятиями) и в таком виде выставляли на всеобщее обозрение[268]268
  Schmitt-Pantel P. Op. cit. P. 119–120. В Афинах при рождении девочки двери дома украшали шерстяными нитями: Винничук Л. Указ. соч. С. 155.


[Закрыть]. Для прелюбодеев существовал термин άνανδρος, что буквально означало «не мужчина» и отсылало к образу греческого бога Адониса[269]269
  Об образе Адониса см. подробнее: Détienne M. Les jardins d'Adonis. La mythologie des aromates en Grèce. P., 1972. См. также: Bowie A.M. Op. cit. P. 46, 48–49, 56, 93. О буквальном воспроизведении этой традиции в Византии: Kazhdan A. Women at Home // DOP. 1998. Vol. 52. P. 1–17, здесь Р. 14.


[Закрыть].

Символическое превращение в женщину – так же, как и в рассмотренных ранее примерах с имитацией кастрации в городах средневековой Франции, – лишало преступившего закон мужчину общества ему подобных, делало его изгоем, поскольку вместе с половой идентичностью он терял и право быть гражданином полиса[270]270
  Bowie A.M. Op. cit. P. 46. Той же участи заслуживали, согласно полисному праву, мужчины, занимавшиеся проституцией: Dover K. J. Classical Greek Attitudes. P. 67–68; Cohen D. Op. cit. P. 12–14.


[Закрыть].

* * *

Формальная и смысловая близость наказаний, полагавшихся прелюбодеям в Древней Греции и во французских городах эпохи Средневековья и раннего Нового времени, заставляет задуматься о возможном влиянии одной правовой системы на другую. К сожалению, в специальной литературе, насколько можно судить, происхождение course в подобном ключе пока не рассматривалось. Жан-Мари Карбасс, настаивавший, как я уже упоминала, на бытовании данного обычая исключительно в южных областях королевства, полагал, что его корни следует искать на Пиренейском полуострове[271]271
  Carbasse J.-M. Op. cit. P. 89, 99.


[Закрыть].

И действительно в этом регионе «бег» использовался в качестве наказания за адюльтер уже в XI–XII вв. Во всяком случае, о знакомстве с подобной нормой свидетельствуют местные правовые тексты. Одними из самых ранних являлись грамота, дарованная Олорону (Беарн) в 1080 г.[272]272
  «Examentz, si augun homi de questa ciutat sera prees en adulteri, eg ab sa molher corren exetz bestiduras per tote la carrere ciutat» (For de Béarn, législation inédite du XIème au XVème siècle / Ed. par A. Mazure. Pau; P., 1841. P. 217).


[Закрыть], и сборник фуэро Миранды-де-Эбро 1095 г., где course предлагалось применять, если женатого человека пытались соблазнить посторонние женщина или мужчина. Таким образом, «бегом» здесь наказывалась не только собственно супружеская измена, но ее прелюдия[273]273
  «Et si aliquis vir vel mulier pro sua facinia acceperit virum uxoratum per capillas vel per barbam aut per testiculos redimat pugnum pro medio homicidio, et si non potuerit redimere jaceat in carcere xxx diebus et postea sint fustigati ab una parte ville usque ad aliam» (Muñoz y Romero T. Colección de fueros municipales y cartas pueblas. Madrid, 1847. T. 1. P. 348).


[Закрыть]. Однако уже в грамоте, дарованной Аграмуну в 1113 г., речь шла исключительно об адюльтере[274]274
  «Si autem aliquis fuerit captus in adulterio cum uxore adulterius, currant ambo vir et mulier per majorem carrieram acrimontis nudi, et sint verberati. Aliud damnum non eveniat eis aliquo modo» (Ibid. P. 400).


[Закрыть]. Тот же контекст присутствовал в грамоте, выданной Льейде в 1149 г.[275]275
  «Currant ambo vir et f emina per omnes plateas civitatis ilerdae nudi et verbati nec aliud damnum, honoris vel pecuniae inde sustineant» (Loscertales P. Costumbres de Lérida. Barcelona, 1946. P. 7).


[Закрыть], и в тексте фуэро Теруэля 1176 г.[276]276
  «De eo qui duas in simul duxerit. Similiter quicumque in aliis partibus uxorem nuptam habuerit, et illa vivente, in turulio cum alia nupserit et si probatum fuerit suspendatur. Si vero dominum fecerit fustificetur per plateas et per omnes calles et eiciatur sine remedio de hoc villa» (Aznar y Navarro F. Colección de Documentos para el Estudio de la Historia de Aragón. Saragossa, 1905. T. 2. P. 204).


[Закрыть] В более поздних документах – например, в фуэро Валенсии (конец XIII – начало XIV в.) – «бег» предлагалось использовать, если в незаконной сексуальной связи подозревали христианина и сарацинку[277]277
  Варьяш И. И. Сексуальные связи сарацинок с христианами в землях Арагонской Короны: норма и практика // ЭНОЖ «История». 2017. Вып. 6(60): https://history.jes.su/s207987840001903-2-1


[Закрыть].

Столь широкое распространение данной правовой нормы на территории Пиренейского полуострова позволяет, на мой взгляд, и в самом деле предполагать, что именно отсюда она была заимствована в XIII в. французскими юристами, тем более, что исследователи нашли уже немало иных пересечений в текстах испанских фуэро и южнофранцузских кутюм[278]278
  См., в частности: Ourliac P. Les coutumes méridionales et les fueros // Annales de la faculté de droit de Toulouse. 1958. Vol. 6. P. 148–155. О заимствовании наказания «бегом» в городах Южной Франции из испанской практики см. специальное исследование: Roques F. Note sur l'origine de la Сourse // RHDFE. 1959. Vol. 36. Р. 398–406.


[Закрыть]. Тем не менее, определить, откуда course появился на самом Пиренейском полуострове, значительно труднее. Проблема осложняется не только тем, что до сегодняшнего дня никто из историков даже не пытался связать воедино традиции отдельных греческих полисов с испанскими правовыми нормами. Не менее важно и еще одно, дошедшее до нас от поздней Античности письменное свидетельство об использовании «бега» в качестве наказания за адюльтер, принадлежащее Тациту. В нем сообщалось о точно таком же обычае, принятом на вооружение в некоторых германских племенах:

У столь многолюдного народа прелюбодеяния крайне редки; наказывать их дозволяется незамедлительно и самим мужьям: обрезав изменнице волосы и раздев донага, муж в присутствии родственников выбрасывает ее из своего дома и, настегивая бичом, гонит по всей деревне; и сколь бы красивой, молодой и богатой она ни была, ей больше не найти нового мужа. Ибо пороки там ни для кого не смешны, и развращать и быть развращаемым не называется у них – идти в ногу с веком[279]279
  Тацит Корнелий. О происхождении германцев и местоположении Германии // Тацит Корнелий. Сочинения в двух томах. Т. 1: Анналы. Малые произведения / пер. А. С. Бобовича. Л., 1969. С. 345.


[Закрыть].

Идея о том, что на средневековые французские кутюмы оказали прямое воздействие варварские обычаи I в. н. э., была отброшена специалистами как необоснованная еще в конце XX в.[280]280
  Roques F. Op. cit. P. 398; Carbasse J.-M. Op. cit. P. 89.


[Закрыть] Это, однако, никак не приблизило их к решению вопроса, в какой взаимосвязи находились греческие и испанские нормы права, касавшиеся наказания за адюльтер. Правда, Ф. Рок предложил в свое время гипотезу, согласно которой германские племена (и, в частности, вестготы) оказали самое непосредственное воздействие на законодательство Пиренейского полуострова, в том числе – в сфере уголовного преследования преступлений сексуального характера. Тем не менее, исследователь признавал, что ни в эдиктах вестготских королей, ни в «Книге приговоров» (Lex visigothorum) такая норма как «бег» не упоминалась ни разу[281]281
  Roques F. Op. cit. P. 400–401. «Книга приговоров» (VII в.) рассматривала как совершенно легитимную реакцию на адюльтер убийство прелюбодеев законным супругом женщины или ее отцом, т. е. самосуд: «Если прелюбодей и прелюбодейка будут убиты ее мужем или женихом, то не должны быть задержаны за убийство. Если отец в своем доме убьет дочь за прелюбодеяние, да не претерпит никакого наказания или обвинения» (Вестготская правда (Книга приговоров). Латинский текст. Перевод. Исследование / общ. ред. О. В. Аурова, А. В. Марея. М., 2012. С. 565).


[Закрыть]. Таким образом, его концепция, какой бы привлекательной она ни казалась, повисала в воздухе. Более того, она никак не учитывала явно греческого происхождения данного типа наказания.

Однако именно свидетельства, впервые собранные П. Шмитт-Пантель, могут, как мне представляется, пролить некоторый свет на долгую историю course. На мой взгляд, именно от населения пограничных греческих полисов германские племена в своем движении на Запад могли почерпнуть сведения о столь экзотическом наказании. Из того же источника, по всей видимости, информацию о существовании подобного правового обычая получили и византийские законотворцы. И хотя ни в одном документе, вышедшем из их скрипториев, насколько мне известно, не упоминалось о наказании «бегом», совершенно очевидно, что очень многие нормы частной жизни и ее регламентации были заимствованы в Империи из полисного права. В Византии также вполне легальным считалось разрешение конфликта посредством самосуда (убийство насильника или любовника замужней женщины ее супругом и отцом не являлось здесь преступлением[282]282
  Deswarte T. Une sexualité sans amour? Sexualité et parenté dans l'Occident médiéval // CRM. 2005. № 190. P. 141–164, здесь Р. 148–149.


[Закрыть]) или же официальным путем, предусматривавшим использование принципа талиона: публичную порку, отрезание носа, обривание и т. д.[283]283
  См. прим. 3 на с. 72.


[Закрыть] В свою очередь, именно византийское законодательство оказало существенное влияние на развитие правовой сферы на Пиренейском полуострове[284]284
  Lopez R.S. Op. cit. См. также: Martin C. Ne inter conjuges divortium fiat // Splendor Reginae. P. 93–99, здесь Р. 95–96; Кофанов Л.Л. Римское право в Испании до VI века // Вестготская правда (Книга приговоров). С. 19–31, здесь С. 28–29; Марей А.В. Уголовное и гражданское право в «Вестготской правде» («Книге приговоров») // Там же. С. 134–151. Об использовании вестготами в качестве наказания за похищение свободной женщины насильственной эпиляции (декальвации) см. специальное исследование: Ауров О.В. «Alço la mano, a la barba se tomo»: Из истории испанской средневековой правовой символики // Кентавр / Centaurus. Studia classica et medievalia. Вып. 1. М., 2004. С. 125–160.


[Закрыть]. Именно так там и мог появиться обычай использовать «бег» в качестве наказания неверных жен и их любовников, который затем практически в неизменном виде оказался перенесен на французскую землю[285]285
  Дэвид Коэн отмечал, что восприятие адюльтера и, как следствие, наказания за него как унижающих достоинство мужчины (мужа или любовника соответственно) было характерно для всего средиземноморского региона, от Греции до Пиренейского полуострова включительно: Cohen D. Op. cit. P. 10–11.


[Закрыть]. И хотя – повторюсь – у нас нет ни одного прямого доказательства подобного происхождения course, мы, тем не менее, располагаем весьма важным косвенным подтверждением данной гипотезы. К рассмотрению этого аргумента мы теперь и обратимся.