Текст книги "Дела плоти. Интимная жизнь людей Средневековья в пространстве судебной полемики"

Что же касается кастрации, то ее использование в качестве наказания за сексуальные преступления было известно уже салическим франкам:

Если раб причинит насилие чужой рабыне и вследствие этого преступления рабыня умрет, раб должен или уплатить господину рабыни 240 ден., что составляет 6 сол., или же должен быть кастрирован[209]209
  Салическая правда / пер. Н. П. Грацианского, под ред. В. Ф. Семенова. М., 1950. Ст. XXV. § 7.


[Закрыть].

То же наказание полагалось насильникам (mulierum oppressores) в XI в.[210]210
  Du Cange C. Glossarium mediae et infimae Latinitatis. Graz, 1954. Bd. 1-10. Bd. 2. S. 212.


[Закрыть] Позднее, как видно из приведенных выше примеров, такая мера применялась почти исключительно в парасудебных ситуациях, хотя и считалась вполне допустимой: именно поэтому месть оскорбленных родственников так легко прощалась королевским судом.

Интересно, что кастрация прелюбодея рассматривалась в качестве нормы права (очевидно, также под влиянием византийского законодательства) в городах средневековой Италии: Флоренции, Перудже, Венеции. Здесь, как мне представляется, особое звучание приобретало «теоретическое» обоснование членовредительства, разработанное византийскими теологами. В основе его лежало понятие πορνεία, обозначавшее любые незаконные сексуальные отношения и, в частности, адюльтер[211]211
  Meyendorff J. Christian Marriage in Byzantium: The Canonical and Liturgical Tradition // DOP. 1990. Vol. 44. P. 99–107.


[Закрыть]. С религиозной точки зрения, πορνεία являлась грехом телесным (а не духовным), что делало само тело опасным для окружающих, особенно когда бывало обнажено и прекрасно[212]212
  Как представляется, здесь находила свое развитие древнегреческая традиция, согласно которой сексуальное желание являлось естественным ответом именно на красоту человеческого тела, неважно, мужского или женского: Dover K. J. Classical Greek Attitudes to Sexual Behavior // Arethusa. 1973. Vol. 6. № 1. P. 59–73.


[Закрыть]. Именно поэтому в качестве единственного действенного средства для борьбы с данным грехом (или преступлением) византийские правоведы рассматривали членовредительство[213]213
  Kazhdan A. Op. cit. P. 134–135, 143.


[Закрыть].

Ту же картину мы наблюдаем и в средневековой Италии. Если мужчину, виновного в адюльтере, ждала кастрация, то женщине отрезали нос, дабы ее красота более не привлекала к себе взгляды окружающих[214]214
  Той же участи, по мнению итальянских судей, заслуживали и пассивные гомосексуалисты, приравниваемые к женщинам (Ruggiero G. Constructing Civic Morality. Р. 181). Подобное «уравнение в правах», возможно, также было воспринято средневековой правовой традицией из греческой. Подробнее см.: Dover K. J. Greek Homosexuality. L., 1978. P. 16, 187; Михайлин В. Ю. Тропа звериных слов. Пространственно-ориентированные культурные коды в индоевропейской традиции. М., 2005. С. 298–304.


[Закрыть], либо подвергали публичной порке[215]215
  Lett D. «Femme tenues» et «femmes connues». Concubinage et adultère dans trois status communaux marchésans du XVe siècle // Splendor Reginae. Passion, genre et famille. Mélanges en l'honneur de Régine Le Jan / Sous la dir. de L. Jégou, S. Joye, T. Leinhard, J. Schneider. Turnhout, 2015. P. 169–178, здесь Р. 174–175.


[Закрыть]. И в том, и в другом случае подчеркивался прежде всего производимый диффамационный эффект, позволявший за счет унижения преступника восстановить честь и достоинство не только его непосредственной жертвы, но и всего городского сообщества[216]216
  См. подробнее: Ruggiero G. Constructing Civic Morality. P. 180–183; Zorzi A. Rituali e cerimoniali penali nella città italiane (secc. XIII–XVI) // Riti e rituali. P. 141–157, здесь Р. 146–147. О значении диффамационного эффекта в такого рода наказаниях в Византии: Kazhdan A. Op. cit. О древнегреческих корнях подобного отношения, когда соблазнение женщины оскорбляло исключительно достоинство ее родственника-мужчины (отца или мужа), см.: Cohen D. Law, Society, and Homosexuality in Classical Athens // Past and Present. 1987. № 117. P. 3–21; Dover K. J. Classical Greek Attitudes. P. 62.


[Закрыть]. Таков был основной принцип итальянского судопроизводства, и особенно, как отмечал Гвидо Руджеро, в отношении преступлений, совершенных на сексуальной почве[217]217
  Ruggiero G. The Boundaries of Eros. Sex Crime and Sexuality in Renaissance Venice. N.Y., 1985. P. 17–19, 21–24, 43–49, 70–75, 90–92.


[Закрыть]. Тот же принцип, по всей видимости, доминировал и в представлениях итальянцев о загробных страданиях. Изображая мучения, уготованные грешникам в аду, художники, по мнению специалистов, часто воспроизводили сцены наказания преступников, знакомые им по повседневной жизни[218]218
  Edgerton S. J. Pictures and Punishment. Art and Criminal Prosecution during the Florentine Renaissance. Ithaca; L., 1985. P. 23–27; Baschet J. Les justices de l'au-delà. Les représentations de l'enfer en France et en Italie (XIIe-XVe siècles). Rome, 1993. P. 518–531.


[Закрыть]. Так, на фреске Джотто «Страшный суд» (1305 г.) перед зрителями представала некая пара, очевидно, признанная виновной в адюльтере: мужчина был подвешен на веревке, привязанной к гениталиям (что намекало на возможную кастрацию), а женщина висела на крюке, зацепленном за вагину (Илл. 8). Только в XV в. под влиянием гуманистических идей в итальянской системе уголовных наказаний произошли видимые изменения: «символическое членовредительство» начало постепенно уступать место денежным штрафам[219]219
  Zorzi A. Op. cit. P. 151; Dean T. Op. cit. P. 14–15; Ruggiero G. Violence in Early Renaissance Venice. New Brunswick, 1980. P. 44–45, 164.


[Закрыть].

В отличие от Италии, во Франции – при всем понимании унизительности кастрации – на первый план выходил все же не ее диффамационный эффект, но, как ни странно, ее близость к смерти. Убийство виновного действительно являлось здесь наиболее «популярным» наказанием за адюльтер в случае самосуда[220]220
  Интересно, что в некоторых сборниках обычного права убийство любовника жены даже не рассматривалось как уголовно наказуемое деяние. См., например: «Car il est clere chose que se uns hons defent a un autre par devant justice ou par devant bonnes gens qu'il ne voist plus entour sa fame ne en son ostel pour li pourchacier tel honte, et il, apres la defense, le trueve en fet present gisant a sa fame, s'il ocist l'homme et la fame, ou l'un par soi, il n'en pert ne cors ne avoir» (Beaumanoir Ph.de. Op. cit. T. 1. P. 472, курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть]. Например, в 1392 г. письмо о помиловании было даровано Симону де Ламуа из Котентена, на протяжении восьми лет терпевшему сожительство собственной жены с местным кюре Робером Жильбером и даже согласившемуся взять на воспитание девочку, которая родилась от этой связи. В конце концов Симон обратился в арбитражный суд, где заключил со своим соперником соглашение, и

упомянутый Жильбер в присутствии этих арбитров пообещал и поклялся на святых евангелиях, а также пообещал принести клятву перед распятием, что более никогда не придет к истцу и к этой женщине [в дом] и не оскорбит ее[221]221
  «Et eust ledit Guillebert promis et juré en la presence desdiz arbitres aux saintes evangiles de Dieu et promis a faire serement sur le corps de Dieu sacré que jamais a ladicte femme ne retourneroit ne au dit suppliant ne la fourtreroit» (ANF. JJ 143. № 198, октябрь 1392 г.).


[Закрыть].

И все же «перемирие» длилось недолго. В очередной раз застав любовников на месте преступления, Симон убил их обоих.

Понимание равноценности двух возможных в случае адюльтера наказаний – убийства и кастрации – прослеживается и по нормативным документам, причем уже самым ранним. Например, согласно «Салическому закону» (Lex salica), за кастрацию свободного мужчины полагалось заплатить точно такой же штраф, как за его убийство или за кражу его жены – 8 тысяч денариев[222]222
  «Если кто кастрирует свободного человека, присуждается к уплате 8000 ден., что составляет 200 сол. Прибавление 12-е. Если же оторвет совершенно, присуждается к уплате 8000 ден., что составляет 200 сол.» (Салическая правда. Ст. XXIX. § 9). «Если кто лишит жизни свободного человека, или уведет чужую жену от живого мужа, присуждается к уплате 8000 ден., что составляет 200 сол.» (Там же. Ст. XV). К тем же последствиям могли привести и измена жены или ее изнасилование: плата за это преступление была эквивалентна плате за убийство или кастрацию: «Если кто возьмет чужую жену при живом муже, повинен уплатить 8000 денариев, что составляет 200 солидов» (Салическая правда. Капитулярий VI. Ст. XVII. § 1).


[Закрыть]. Наличие гениталий, таким образом, вполне логично связывалось с самой возможностью жизни, поскольку их отсутствие лишало мужчину надежды на рождение у него потомства[223]223
  Интересно, что уже у греков понятия «стерильность» и «смерть» были равнозначны: Bowie A. M. Aristophanes: Myth, Ritual, and Comedy. Cambridge, 1993. P. 265–267.


[Закрыть].

Любопытную параллель к такому восприятию мужских половых органов мы находим в Библии. Здесь, в книге Бытия, упоминалась форма клятвы, имевшая хождение у евреев:

И сказал Авраам рабу своему, старшему в доме его, управляющему всем, что у него было: положи руку твою под стегно мое, и клянись мне Господом Богом неба и Богом земли, что ты не возьмешь сыну моему жены из дочерей Хананеев, среди которых я живу. Но пойдешь в землю мою, на родину мою, и возьмешь жену сыну моему Исааку… И положил раб руку свою под стегно Авраама, господина своего, и клялся ему в сем[224]224
  Быт 24: 2–9. См. также: «И пришло время Израилю умереть, и призвал он сына своего Иосифа, и сказал ему: если я нашел благоволение в очах твоих, положи руку твою под стегно мое и клянись, что ты окажешь мне милость и правду, не похоронишь меня в Египте, дабы мне лечь с отцами моими: вынесешь меня из Египта и похоронишь меня в их гробнице. Иосиф сказал: сделаю по слову твоему» (Быт 47: 29–30).


[Закрыть].

Таким образом, если дело касалось продолжения рода (т. е. самой жизни), клятву приносили буквально на гениталиях того, кто, собственно, и являлся наиболее заинтересованным лицом[225]225
  О важности данного жеста и его символическом наполнении в средневековой французской экзегетике см.: Schmitt J.-C. Op. cit. P. 61–62.


[Закрыть].

В более поздних, по сравнению с «Салическим законом», правовых текстах кастрация, в понимании как потерпевших, так и судей, также приравнивалась к смерти. Судя по уголовным регистрам Парижского парламента, возмещение ущерба за надругательство над мужскими половыми органами составляло 10 тысяч парижских ливров[226]226
  В уже упоминавшемся выше деле 1353 г. о кастрации монаха истец требовал заплатить ему 10 тысяч парижских ливров за понесенный ущерб (ANF. X 2a 6, fol. 57v-59). В деле от 1368 г. говорилось о некоем экюйе, обвинившем местного священника в краже домашних животных и зерна и заключившего его на этом основании в собственную тюрьму. Там он «много раз» пытал несчастного, подвешивая его за гениталии и предлагая отказаться от Бога. В качестве наказания священник требовал взыскать со своего мучителя ту же сумму в 10 тысяч ливров (ANF. X 2a 8, fol. 54v-56, июнь 1368 г.).


[Закрыть] – столько же, сколько обычно требовали за создание угрозы жизни истца или за убийство[227]227
  При угрозе жизни вследствие многочисленных ранений: ANF. X 2a 6, fol. 54 (ноябрь 1352 г.). В случае убийства: ANF. X 2a 6, fol. 342vB-345 (февраль 1356/1357 г.); X 2a 7, fol. 34B-35A (сентябрь 1361 г.); X 2a 9, fol. 132vB-134v (август 1378 г.). Любопытно, что и за насильственное лишение девственности штраф составлял те же 10 тысяч ливров – в том случае, если преступнику удавалось избежать смертной казни. Именно такой приговор был вынесен, в частности, в 1401 г. сиру де Тюизи, сеньору де Шевриер, изнасиловавшему совсем юную девушку, но раскаявшемуся в содеянном и по собственному почину давшему признательные показания: ANF. X 2a 14, fol. 44v-47 (декабрь 1401 г.).


[Закрыть]. В некоторых случаях за «незаконной» кастрацией могла последовать казнь того, кто ее совершил. Именно такой приговор был вынесен в 1376 г. целой группе людей, напавших на свою жертву прямо около его дома. По свидетельству потерпевшего, они заявились к нему, когда уже стемнело и все спали, выпустили привезенную с собой курицу и заставили ее кричать. Истец, думая, что лиса залезла в его курятник, вышел безоружным во двор, где был схвачен и кастрирован – всего лишь потому, что незадолго до того выиграл у своих обидчиков несколько судебных процессов[228]228
  ANF. X 2a 9, fol. 37B-38 (июнь 1376 г.).


[Закрыть].

Таким образом, в позднесредневековой Франции кастрация воспринималась, скорее, как правонарушение, нежели как достойное наказание виновного. Не удивительно, что все рассмотренные выше дела, связанные с преступлениями сексуального характера, представляли собой ситуации парасудебного разрешения конфликта. Система французских судебных наказаний в подобных ситуациях и, в частности, в случае адюльтера вообще довольно долго оставалась слабо разработанной и, в связи с этим, сильно различалась в зависимости от провинции, где рассматривалось то или иное дело. Например, в Арле обычным наказанием за измену было изгнание виновных из города[229]229
  Тушина Г. М. Демографические аспекты социальной истории Прованса XII–XIV вв. // Женщина, брак, семья до начала Нового времени. Демографические и социокультурные аспекты / отв. ред. Ю. Л. Бессмертный. М., 1993. С. 83–88.


[Закрыть]. Во Фрежюсе на них налагался внушительный штраф[230]230
  Courtemanche A. Morale sexuelle des clercs et des laïcs. P. 366.


[Закрыть]. В Тоннере, напротив, адюльтер наравне с изнасилованием и убийством расценивался как тяжкое уголовное преступление и карался смертью[231]231
  Gauvard C. «De grace especial». Р. 790.


[Закрыть]. Неверных жен также весьма охотно заключали в монастыри[232]232
  Eadem. Honneur de femme et femme d'honneur. P. 164–165. Данная норма опиралась на римское право – новеллу Юстиниана Que sit mulieris adulterae poena (nov. 134), предлагавшую двухлетнее заключение в монастыре для неверной женщины. Если по истечении этого срока супругам удавалось помириться, муж мог забрать жену домой, в обратном случае ему разрешалось развестись с ней и создать новую семью: Lovato A. Sulla novella 134 di Giustiniano // Carcer II. Prison et privation de liberté dans l'Empire romain et l'Occident médiéval / Ed. par C. Bertrand-Dagenbach et al. P., 2004. P. 71–92; Hillner J. Prison, punishment and penance in Late Antiquity. Cambridge, 2015. P. 322–326.


[Закрыть]. Данная норма была, в частности, известна обычному праву Тулузы, где применялась до 1296 г. вместе с конфискацией имущества прелюбодейки[233]233
  Именно такая норма права упоминалась в основном тексте «Кутюм Тулузы», записанном в 1286 г. За адюльтер наказывались не оба любовника, но лишь неверная супруга, которая теряла право распоряжаться своим приданым, а также имуществом мужа после его смерти: «Consuetudo est Tholose sive usus quod mulieres transducte per maritos suos ipsis viris premortuis lucrantur et debent recuperare de bonis ipsorum maritorum dotes et donationes propter nuptias seu agenciamentum… nisi forte ipse mulieres viventibusmaritis suis crimine adulterii fuerint condempnate et, post eandem condempnationem, quod mariti earum eas sibi non reconciliaverint vel inter ipsos conjuges pactum aliter non extiterit» (Gilles H. Les coutumes de Toulouse (1286) et leur premier commentaire (1296). Toulouse, 1969. P. 125–126).


[Закрыть]. Позднее, однако, эта система оказалась пересмотрена, и местные чиновники – как, впрочем, и их коллеги в других городах Южной и Северной Франции – предпочли обратиться к иным формам наказания за адюльтер, носившим прежде всего диффамационный характер и касавшимся не только женщин, но и мужчин.

* * *

Как отмечал Жан-Мари Карбасс, в южных областях Франции адюльтер рассматривался как тяжкое уголовное преступление уже в конце XII в. в отличие от северных регионов королевства, где светские власти начали уделять ему повышенное внимание лишь с конца XIV в.[234]234
  Самое раннее упоминание адюльтера как общественно опасного преступления содержалось в первом варианте «Кутюмы Монпелье», датирующемся 1190 г.: Carbasse J.-M. «Currant nudi». La répression de l'adultère dans le Midi médiéval (XIIe-XVe siècles) // Droit, histoire et sexualité. P. 83–102, здесь P. 84–85.


[Закрыть] Вероятно, примерно в то же время возникло и весьма специфическое наказание за супружескую измену. В документах, происходящих как из Тулузы[235]235
  В глоссе к «Кутюмам Тулузы», составленной в 1296 г., сообщалось об отказе от норм римского права, согласно которому любовнику неверной супруги отрубали голову, а ее саму брили наголо и ссылали в монастырь. Отныне судьи обращались к местному обычаю, заставляя обоих преступников пробегать по улицам города на глазах собравшейся толпы, а затем конфискуя их имущество: «Item videndum est qua pena hodie puniuntur adulterantes in civitate Tholose. Nam de jure comuni certa pena posita est, videlicet homo comittens adulterium debet decapitari. Mulier vero debet mitti in monasterium et debet tondi et verberari et de hac materia consuevit legi C. ad legem Jul. de adulteriis. l. quamvis in fi. et in aut. ibi posita. Set hodie de usu et consuetudine Tholose extraordinarie puniuntur. Nam pluries vidi currebant villam nudus cum nuda et erant judicati per sentenciam ad perdendum bona» (Gilles H. Op. cit. P. 256–257, курсив автора – О. Т.).


[Закрыть], так и из Ажена, Периго, Эг-Морта, Сен-Бернара, Драгиньяна, Лурда и других городов Южной Франции, оно обычно именовалось «бегом» (course), а его суть заключалась в следующем[236]236
  Описание «бега» и соответствующие выдержки из источников, за исключением специально оговоренных случаев, приводятся ниже по: Carbasse J.-M. Op. cit.


[Закрыть]