Автор книги: Ольга Тогоева
Жанр: Юриспруденция и право, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)
Думается, что в основе этих – правовых или же, напротив, художественных текстов – вполне мог лежать приведенный выше короткий пассаж из Lex Ribuaria. Впрочем, отголоски того же самого обычая мы, как кажется, встречаем и в более ранних источниках – например, в уже упоминавшихся эдикте Ротари VII в.[402]402
См. прим. 3 на с. 122.
[Закрыть] или жизнеописании Людовика Святого Жана де Жуанвиля начала XIV в.[403]403
См. прим. 1 на с. 85.
[Закрыть]
Что же касается возможных истоков данной правовой нормы, то особый интерес в этой связи вызывает составленный в конце VI в. пенитенциалий, авторство которого приписывается св. Колумбану. В нем присутствовал пассаж, чрезвычайно близкий к рассмотренным выше юридическим и литературным памятникам: лишение девушки невинности предлагалось компенсировать женитьбой на ней ее обидчика, если он являлся холостяком, с согласия родителей потерпевшей[404]404
«Si autem uxorem non habuit, sed virgo virgini conjunctus est, si volunt parentes ejus, ipsa sit uxor ejus» (Poenitentiale Columbani // Die Bussordnungen der abendländischen Kirche / Hrsg. von F.W.H. Wasserschleben. Halle, 1851. S. 353–360, здесь S. 357).
[Закрыть]. И хотя ни меч, ни веретено в данном контексте не упоминались, мне кажется возможным предположить, что данный обычай пришел в континентальную Европу именно из Ирландии.
Покинув в 591 г. вместе с группой монахов родной остров, св. Колумбан проповедовал и в Австразии, и в Лангобардском королевстве, и в Бургундии, и в Нейстрии. Однако приписываемый ему пенитенциалий, по мнению специалистов, в полной мере сохранил сугубо ирландские правовые нормы, касавшиеся тарифицированных наказаний, полагавшихся за те или иные грехи[405]405
Le pécheur et la pénitence au Moyen Age. Р. 62–63; Gaudemet J. Les sources du droit de l'Eglise en Occident du IIe au VIIe siècle. P., 1985. P. 125, 174; Cornélius J.-B. Saint Colomban: le randonneur de Dieu. P., 1992. P. 66–70.
[Закрыть]. И в том, что касается случаев сексуального насилия, мы находим подтверждение данному предположению в тексте, вне всяких сомнений, созданном в Ирландии, причем в монастырской среде.
Речь идет об «Истории аббата из Друменаха, который превратился в женщину», записанной между X и XII вв., но отсылавшей к периоду раннего Средневековья[406]406
Публикацию текста и его анализ см. в: Потопаева В. Г. История аббата из Друменаха, который превратился в женщину: магия, сатира или юридический казус? // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории – 2018 / под ред. О. И. Тогоевой и И. Н. Данилевского. Вып. 13. М., 2018. С. 227–238.
[Закрыть]. Этот источник дает нам яркое свидетельство существования устойчивой пары меч/веретено в правовом пространстве острова. Главный герой рассказа, настоятель местного монастыря, заснувший на холме, чудесным образом оборачивался в момент пробуждения женщиной:
Аббат не понимал, чем прогневал Господа, исказившего его облик, ведь он не совершал никакого преступления:
И, хоть он и наказал меня подобным образом, я готов дать клятву, что я не причинял никому вреда, не обманывал, не осквернял колокол, мощи или епископский посох, не наносил ущерба церкви, не произносил оскорблений, и не уходил гость недовольным от моего народа или из моего дома[408]408
Там же. С. 237.
[Закрыть].
Внезапная смена пола виделась аббату наказанием более тяжким, нежели смерть, и хотя спустя некоторое время он возвращал себе свое истинное мужское обличье, внимание в этой истории привлекает отнюдь не ее счастливый конец. Текст, представлявший собой художественный нарратив, в действительности иллюстрировал особенности ирландского семейного права, где мы сталкиваемся с уже знакомой нам четкой оппозицией, в которой веретено (или прялка) ассоциировалось с жизнью, пусть и самого низкого качества, а меч – со смертью за якобы совершенное преступление.
Таким образом, мы можем осторожно предположить, что обычай предоставлять насильнику и его жертве выбор между мечом и веретеном, зафиксированный в Lex Ribuaria, а затем получивший распространение в различных областях Западной Европы, все же не был собственным изобретением франкских легистов. Вполне вероятно, что данная традиция была принесена на континент ирландскими миссионерами, но с течением времени из сугубо церковной практики превратилась в светскую правовую норму. Она же нашла отражение и во французских юридических памятниках эпохи позднего Средневековья и раннего Нового времени.
* * *
Если говорить о нормативных документах, то первое подобное упоминание происходило из Байонны. В записи местного обычного права, датирующейся 1273 г., сообщалось следующее:
Когда [невинная] девушка [по причине] собственной бедности или проститутка, [желающая] оставить свое греховное [ремесло], попросит мэра [города] и сотню [его] советников [разрешить] ей выйти замуж за убийцу, приговоренного ими [к смерти], мэр и сотня [его советников] могут отдать ей его в мужья. Никакой иной супруги он получить [не может], [а если он откажется], будет казнен. Однако [после свадьбы] муж и жена будут изгнаны из Байонны, и если когда-либо осужденного [вновь] увидят в Байонне, он будет наказан судьями[409]409
«Quent puncele per sa paubretat o putang qui sie, per treir se de peccat, requer le mayre eus cent partz en centeye augun per marit qui sie murtrer, quent son sober judgement, lo maire et los cent partz li poden dar per marit, per que en autre maneyre no si daule fame o lo mort que ac sie; pero l'omi et le femne seran gitatz de Baione; et si d'aqui en avant l'acusat pode esser atent en Baione o deffentz los decx, seri penut per justici» (цит. по: Giry A. Op. cit. P. 173, n. 4).
[Закрыть].
Возможно, в данном положении нашли отражение декреталии папы римского Климента III (1187–1191), согласно которым человеку, женившемуся на падшей женщине, прощались все его грехи[410]410
«Statuimus, ut omnibus, qui publicas mulieres de lupanari extraxerint et duxerint in uxores, quod agunt in remissionem proficiat peccatorum» (Decretales Gregorii papae IX // Corpus juris canonici. Coloniae Munatianae, 1779. T. 2. P. 203. IV, I, 20).
[Закрыть]. Однако в дошедших до нас документах средневековой судебной практики отсутствуют упоминания о том, что казнь мужчины заменялась бы на изгнание из города заключившей брак пары. Более того, лишь в одном письме о помиловании нашлось место указанию на прозвище невесты, свидетельствовавшее, возможно, о ее презренной профессии и низком социальном статусе, – Жанетт Муршон Проститутка (Rebaude)[411]411
Письмо о помиловании было даровано Аннекину Дутару: ANF. JJ 121.
№ 271 (23 ноября 1382 г.).
[Закрыть]. Впрочем, нельзя также не упомянуть сообщение Парижского горожанина, описавшего под 1429 г. просьбу о свадьбе с осужденным, поступившую от девицы, «появившейся на свет [на рынке] Ле Аль» (une jeune fille née des Halles)[412]412
Journal d'un bourgeois de Paris / Ed. par C. Beaune. P., 1990. P. 272.
[Закрыть]. Место рождения в данном случае могло указывать на профессиональные занятия невесты, поскольку этот район славился своими публичными домами[413]413
Rossiaud J. Amours vénales. La prostitution en Occident, XIIe-XVIe siècle. P., 2010. P. 134–136. Собственно, примерно в том же районе Парижа происходило действие романа В. Гюго «Собор Парижской Богоматери».
[Закрыть]. Во всех остальных известных нам делах о сомнительном характере занятий той или иной девушки ничего не сообщалось, напротив, постоянно подчеркивались их достойное происхождение и поведение[414]414
Подобные описания будущих «невест» могли, впрочем, являться всего лишь следствием особого формуляра писем о помиловании, в которых и сам обвиняемый, и его близкие должны были быть охарактеризованы с наилучшей стороны: Braun P. Le valeur documentaire des lettres de rémission.
[Закрыть].
Второй французский нормативный документ, упоминавший о «свадьбе под виселицей», был составлен в Оверни во второй четверти XV в. Адвокат Жан Мазюэ (1380?-1450) в своем трактате Practica forensis, посвященном тонкостям уголовного и гражданского судопроизводства, кратко сообщал о существовании обычая отдавать «приговоренного к виселице» (condamnatus ad patibulum) в мужья невинной девушке (puella) в «некоторых районах» Оверни, хотя и не давал ему никакой оценки и не указывал, какое именно место ему можно было бы отвести в системе процессуального права[415]415
«In aliquis partibus servatur quod si puella illum qui condamnatus ducitur ad patibulum, requirat ut cum eo matrimonialiter copuletur, quod traditur ei et isto modo evadit mortem» (Masuerii iuris consulti Galli Practica forensis. Francoforti ad Moenum, 1571. P. 215. § 30). Подробнее о Жане Мазюэ и его сочинении см.: Tardif A. «Practica forensis» de Jean Masuer. P., 1883.
[Закрыть].
Тем не менее, весьма охотно о практике «свадьбы под виселицей» рассуждали профессиональные юристы раннего Нового времени, осуждая данный обычай как совершенно неправомерный. Об этом, в частности, писал бургундец Бартелеми де Шасне (1480–1541), полагавший, что о возможности заключения брачного союза с проституткой (meretrix) известно по всей Франции (de consuetudine generali totius Franciae), однако такое супружество, с его точки зрения, могло восприниматься лишь как более тяжкое, нежели смерть, наказание[416]416
«Majus supplicium est illi condamnatio accipere uxorem quam mori» (Chasseneux B. de. Commentarii in consuetudines ducatus burgundiae. Lyon, 1624. P. 207. Rubrica I. § V. 96–98).
[Закрыть]. Любопытно, что подобные правовые представления подтверждались общественным мнением еще в XVI в. Так, в 1596 г., когда шла подготовка к свадьбе Дианы д'Эстре, родной сестры фаворитки Генриха IV (1553–1610), и Жана де Монлюка (1545–1603), считавшегося главным виновником сдачи Камбре испанским войскам в 1595 г., по Парижу ходила следующая шутка:
Об этой свадьбе, которую многие находили [весьма] странной [затеей], придворные острословы говорили, что человек, заслуживший [за свои проступки] смерть через повешение, спастись от нее может одним-единственным способом – взяв в жены проститутку из борделя[417]417
«De ce mariage, que beaucoup de gens trouvoient estrange, les medisans de la Cour disoient que quand un homme ayant gangné la corde il n'y avait point un plus beau moien de s'en racheter que d'aller prendre une putain en plain bordeau» (L'Estoile P. de. Mémoires-Journaux, 1574–1611. T. 7: Journal de Henry IV, 1595–1610. P., 1982. P. 52).
[Закрыть].
Выходец из Пуату, юрисконсульт Андре Тирако (1480?-1558), в отличие от Б. де Шасне, считал, что в его провинции столь странной традиции вообще не существует[418]418
«Si puella reum mortis in maritum petierit, a morte liberat ex consuetudine Franciae… Ego vero nescio an olim id in Gallia fuit observatum. Id autem certo scio hoc tempore non observari» (Andreas Tiraquellus De poenis. Lugduni, 1562. P. 272–273. Causa 56). В данном пассаже А. Тирако ссылался также на мнение Б. де Шасне: «Meminit item novissime Bart. Chassan. in Comment. Consuetodinum Burgundiae…, ubi dicit se nullam huius rationem afferre posse, nisi quod per matrimonium maior reo videtur poena imponi, quam per mortem, per multa quae de malitia mulierum affert» (Ibid. P. 273).
[Закрыть]. А Жан Папон (1505–1590), королевский лейтенант в бальяже Монбризона, сообщал, что в начале XVI в. данная проблема вызвала жаркие споры в Парижском парламенте, в результате которых обязательным объявлялось участие королевской канцелярии в рассмотрении подобных дел:
Наши доктора [права] долго мучились, пытаясь ответить [на вопрос], можно ли отдать приговоренного к смерти [человека] девушке, желающей выйти за него замуж. Постановлением [парламента] Парижа от 12 февраля 1515 г. было решено, что это возможно… Как то ни было, юридически [такой приговор] не будет иметь силы без помилования и разрешения короля, который [единственный] способен отменить смертную казнь, как всем известно, поскольку никакая свадьба не в состоянии возместить или заменить собой наказание[419]419
«Nos docteurs se sont tourmentés sans resouldre, assavoir si un condamné à la mort peult estre laissé à une fille qui le demande pour l'espouser. Par arret de Paris du 12e jour de février 1515 fut jugé qu'il se peut faire… Quoy qu'il en soit, cela ne se peult faire de droit, s'il se fait sans la grâce et permission du Prince, différant l'exécution capitale jusques à ce que l'on ayt cogneu de tout, car le seul mariage ne peult couvrir ny effacer la peine» (Papon J. Recueil d'arrests notables des cours souveraines de France. P., 1696. P. 643).
[Закрыть].
Таким образом, в случае «свадьбы под виселицей» мы сталкиваемся со средневековой неписаной правовой традицией практически в чистом виде. Крайне скупо описанная в нормативных текстах и, как следствие, никогда не изображавшаяся на миниатюрах к рукописям, она, тем не менее, была прекрасно известна людям Средневековья и Нового времени. Свидетельством тому являются материалы судебной практики, в которых она либо упоминалась, либо становилась главным предметом рассмотрения[420]420
Точное количество французских судебных дел за период Средневековья и раннего Нового времени, в которых речь шла бы о «свадьбе под виселицей», назвать затруднительно. На сегодняшний день таких упоминаний мною найдено около тридцати.
[Закрыть]. Письма о помиловании, выданные от имени французских королей, позволяют говорить об использовании «свадьбы под виселицей» в качестве (пара)судебной процедуры по крайней мере с конца XIII в.[421]421
Самое раннее упоминание об использовании «свадьбы под виселицей» (1284 г.) содержится в: Grand R. Les «paix» d'Aurillac. Etudes et documents sur l'histoire des institutions municipales d'une ville à consulat (XIIe-XVe siècles). P., 1945. P. 81.
[Закрыть] по начало XVII в.[422]422
Официально использование «свадьбы под виселицей» было запрещено постановлением Парижского парламента от 6 апреля 1606 г.: Lebigre A. La justice du roi. La vie judiciaire dans l'ancienne France. P., 1995. P. 224.
[Закрыть]
* * *
Впрочем, следует обратить внимание не только на сам факт известности данного обычая обывателям, но и на их решающую роль в реализации его на практике. Согласно нашим источникам, именно толпа собравшихся зрителей чаще всего становилась вершителем судеб для приговоренного к смерти преступника и его невесты. Даже в тех случаях, когда присутствующие на месте казни представители суда отказывались следовать данному неписаному правилу, мнение большинства чаще всего перевешивало. Наглядным примером может здесь служить процесс 1374 г., состоявшийся в Божанси, на котором за воровство к смерти были приговорены трое преступников, и одного из них неизвестная местная жительница попросила себе в мужья. Перед королевским прево города она обосновала свои действия «обычаем данной местности», однако тот не дал согласия на отмену экзекуции, заявив, что «ничего не знает об этой традиции»[423]423
«Qui demanda audit prevost l'un des trois qui pour larecin était condamné, disant que par la coutume du pays elle devait avoir sadite requete, à laquelle ledit prevost repondit qu'il ne savait rien de la coutume» (Galametz (M. le comte de). Op. cit. P. 197, курсив мой. – О. Т.).
[Закрыть]. В дело вмешались многочисленные зрители[424]424
«Assemblée à une voix cria audit prevost que la coutume était telle» (Ibid.)
[Закрыть], и под их напором судья уступил: двоих преступников он приказал повесить, а третьего – вновь заключить в тюрьму. Затем он обратился за советом и консультациями к бальи Орлеана, который в свою очередь переслал дело в Парижский парламент, откуда на имя вора пришло долгожданное помилование, датированное 6 июня 1376 г. Была ли затем сыграна свадьба, мы, однако, не знаем.
Именно так люди, собравшиеся поприсутствовать на казни[425]425
О казни как зрелище в средние века см.: Тогоева О. И. Смертная казнь в городе; Morel B. Op. cit. P. 213–295.
[Закрыть], заставляли судей изменить свое мнение, отложить экзекуцию и отправить дело на пересмотр, руководствуясь «существованием такого обычая» (la coustume estoit telle), «великой жалостью, которую все испытывали к [осужденному]» (la pitie que chascun avoit de lui, grant pitie au peuple qui la estoit), «громкими криками и желанием толпы» (la grieve clameur et requeste du peuple) или сомнениями в справедливости вынесенного приговора[426]426
ANF. JJ 109. № 49 (6 июня 1376 г.); JJ 142. № 164 (апрель 1391 г.); JJ 171. № 373 (апрель 1421 г.); JJ 172. № 460 (апрель 1424 г.).
[Закрыть]. Ведь очень часто проступок того или иного человека выглядел «вполне простительным» (très graciable) даже для самих судей и не заслуживал, с их точки зрения, казни виновного. Именно так расценили окружающие вынесение смертного приговора (казнь через повешение) Жану д'Отриву, попавшемуся на взломе и краже нескольких головок сыра из церкви Сен-Мартен в Лане в 1341 г.[427]427
«Pour cause de larrechin de certains fourmaiges emblés par Jehan d'Auterive, fils Colart d'Auterive, qui… avoit rompu en ladite église l'huis et fermure ou estoient lesdites fourmaiges» (Melleville M. L'usage au Moyen Age de permettre à une jeune fille de sauver un criminel en l'épousant // Bulletin de la société académique de Laon. 1854. T. 3. P. 377–387, здесь Р. 383).
[Закрыть] Его письмо о помиловании было рассмотрено местным королевским бальи, который учел и просьбу о замужестве, исходившую от «достойной девушки» Элиссон де ла Трай, и общественное мнение, согласно которому наказание в данном случае не соответствовало тяжести проступка:
И по данному делу мы, получив сведения о порядочном и лояльном поведении, а [также] о доброй репутации упомянутой Элиссон, а также этого Жана [д'Отрива] до того, как [он совершил] свое преступление, испытывая жалость и снисхождение к упомянутому Жану и учитывая все вышесказанное, от имени короля, нашего господина, его особой милостью и королевской властью, прощаем этому Жану его проступок[428]428
«Et ce fait, nous, enfourmez de bon port et loyal gouvernement et bonne renommée de la dite Hélisson et aussi dudit Jehan audevant dit meffait dessus dit, eue pitié et compassion dudit Jehan et eue considération aux choses dessus dites pour et ou nom du roy nostre sire, de sa grâce espéciale et de l'autorité royale, audit Jehan… le meffait dessus dit li pardonasmes et pardonnons» (Ibid. P. 384).
[Закрыть].
В ситуации, когда решающее слово оставалось за собравшимися на месте предполагаемой экзекуции зрителями, девушка, просившая отдать преступника ей в мужья, утрачивала, похоже, функции самостоятельного «актора» и превращалась в выразителя общественного мнения, в своеобразный инструмент в руках толпы. Именно так, в частности, развивались события в Парижском парламенте в 1424 г., когда просьба о свадьбе между осужденным Жиле де Луантреном и пожелавшей взять его в мужья девушкой последовала сразу же после вынесения приговора (а не под виселицей) и исходила не только от самой предполагаемой невесты, но и от ее «матери и прочих друзей» (de sa mere et autres ses amis), явившихся в суд вместе с ней[429]429
ANF. JJ 172. № 460 (апрель 1424 г.).
[Закрыть].
Вероятно, именно с данной особенностью традиции «свадьбы под виселицей», когда девушка выступала лишь рупором общественного мнения, и было связано то, что заключением брака как таковым дело заканчивалось далеко не всегда, хотя в отдельных случаях это происходило буквально на месте экзекуции. Так, в 1421 г. Жан Руаго, получивший затем королевское письмо о помиловании, был обвенчан со своей избранницей буквально под виселицей присутствовавшим на месте казни священником. Молодая пара даже получила от собравшихся зрителей некую сумму денег «для обеспечения их брака» (a soustenir en leur mariage)[430]430
ANF. JJ 171. № 373 (апрель 1421 г.).
[Закрыть]. В 1426 г. в Нормандии та же история повторилась с юным вором Этьеном Патностром, причем деньги на обзаведение супругам выдали не простые граждане, а местные власти[431]431
ANF. JJ 173. № 566 (ноябрь 1426 г.).
[Закрыть].
Преступника могли отпустить на все четыре стороны вместе с его новоявленной невестой даже и без заключения брака. Так поступил, в частности, судья Робер де Гранси, в 1376 г. освободивший прямо на месте казни Жана де Куртеле, которого обвиняли в многочисленных кражах и тайных сношениях с англичанами и которого попросила себе в мужья некая «невинная девушка» (jeune fille pucelle) по имени Этьенетт де Лешассень[432]432
ANF. JJ 113. № 207 (3 октября 1378 г.). Письмо о помиловании было даровано Роберу де Гранси, превысившему, по мнению бальи Макона, должностные полномочия.
[Закрыть]. Кроме того, «влюбленные» могли скрыться с места казни при попустительстве толпы, как это произошло, например, в 1567 г. в Абвиле с молодым человеком, осужденным за воровство, и его невестой Антуанеттой. После прозвучавшей вслух просьбы о заключении брака палач не слишком быстро, по мнению зрителей, поторопился ее исполнить, и тогда один из собравшихся, местный священник Шарль Мулен, собственным ножом перерезал веревку с петлей и помог парочке затеряться в толпе[433]433
Galametz (M. le comte de). Op. cit. P. 188. Письмо о помиловании было даровано священнику Шарлю Мулену, обвиненному местным судом в препятствии правосудию, однако оправданному королем.
[Закрыть].
И тем не менее далеко не все подобные просьбы о помиловании удовлетворялись. Судья вполне мог и не обратить на них должного внимания и настаивать на исполнении принятого им ранее решения. Именно так случилось в 1399 г. с молодым вором Гийомином Гарнье и Марион Ладели, которая, желая спасти от казни своего избранника, несколько раз обращалась в Парламент, требуя пересмотра смертного приговора, а затем добилась для суженого письма о помиловании[434]434
«Appella plusieurs fois d'icelle justice et dudit refus a nostre court de Parlement, obstant lequel appel et pour doubte d'actempter la dite justice ait sursis de la dite execution et ycelui Guillemin mis arriere es prisons» (ANF. JJ 154. № 311, июль 1399 г.).
[Закрыть]. История повторилась в 1421 г. с уже знакомым нам Жаном Руаго и его 14-летней невестой: несмотря на уже заключенный брак, местный бальи настаивал, чтобы казнь в данном случае все же состоялась. Молодая пара была вынуждена апеллировать в Парижский парламент, а затем – обратиться напрямую к королю[435]435
См. прим. 1 на с. 137.
[Закрыть].
В большинстве случаев, однако, преступника, на которого указала девушка, возвращали в тюрьму для дальнейшего выяснения обстоятельств дела и для консультаций с вышестоящими инстанциями. Именно так произошло, к примеру, с Коленом Пти: в выданном ему 12 марта 1350 г. письме о помиловании отмечалось, что судья – после вмешательства новоявленной невесты – вновь посадил его в камеру, дабы иметь возможность узнать «советы и мнения» своих коллег по его делу[436]436
«Eust esté ramenez en ladicte prison par ledit maieur lequel eu sur ce conseil et avis» (ANF. JJ 78. № 260, 12 марта 1350 г.). В письме о помиловании, полученном в 1375 г. Адамом Безьоном, присутствовала похожая оговорка: «Pour doubte de offenser contre raison et justice et pour avoir conseil sur ce, fust ramené en prisons» (ANF. JJ 107. № 76, 2 июня 1375 г.).
[Закрыть]. Таким образом, главным результатом действий толпы становилась именно просьба о помиловании, с которой осужденный обращался к королю[437]437
Этим обстоятельством и объясняется то, что большинство упоминаний о «свадьбе под виселицей» мы находим именно в письмах о помиловании.
[Закрыть]. Местные чиновники лишь в редчайших случаях брали на себя смелость самостоятельно пересмотреть тот или иной конкретный приговор. Они просто оставляли преступников в заключении, надеясь, что решение по их делам будет принято другими, возможно, более опытными судьями, что частенько приводило к побегам несостоявшихся супругов. Так, в письме о помиловании, полученном в 1375 г. Адамом Безьоном, после указания на то, что вместо казни он вернулся в тюрьму, сообщалось, что через три недели он оттуда сбежал[438]438
«Il fut ramené comme dit est par l'espace de trois sepmaines ou environ… rompi les dites prisons et s'en ala» (ANF. JJ 107. № 76, 2 июня 1375 г.). Данное обстоятельство не помешало, тем не менее, Адаму получить королевское прощение.
[Закрыть].
Королевское прощение снимало с местных властей всякую ответственность за то, что они последовали неписаной традиции, навязанной им извне. Однако именно таким образом – через прерывание казни и обращение к монарху – «свадьба под виселицей» как бы включалась в правовое поле, если не de jure, то уж во всяком случае de facto.
* * *
Собственно, именно так – как еще одну, дополнительную возможность для получения прощения (посредством апелляции или письма о помиловании) – и рассматривают «свадьбу под виселицей» современные исследователи[439]439
Lemercier P. Op. cit. P. 466; Hoareau-Dodinau J. Op. cit. P. 355, 367–368.
[Закрыть]. С одной стороны, такая трактовка не вызывает возражений: в том случае, когда обвиняемый не располагал поддержкой влиятельных и/или состоятельных родственников и друзей, способных ходатайствовать за него перед королем, участие неизвестной юной особы представлялось для него единственной и, вероятно, последней надеждой на спасение. Проблема, однако, заключается в том, что подобное участие, насколько можно судить по сохранившимся источникам, не являлось заранее спланированным, в отличие от вмешательства в судьбу преступника его близких. Человек, находившийся в тюрьме, никак не мог сговориться с какой-нибудь знакомой ему девицей, чтобы та спасла его от казни.
Впрочем, в трех имеющихся в нашем распоряжении письмах о помиловании имеются свидетельства того, что подобный сговор все же иногда имел место. В одном случае девушка вмешалась в ход процедуры, дабы избавить от смерти своего жениха, с которым она уже была помолвлена[440]440
Письмо о помиловании было дано Жану де Лансу: ANF. JJ 86. № 369 (1 сентября 1358 г.).
[Закрыть]. В другом в роли спасительницы выступила подружка преступника, которую он узнал в толпе. Это была уже знакомая нам Антуанетт из Абвиля, к которой ее «суженый» прямо с эшафота обратился с призывом: «Антуанетт, спасите меня, попросите меня себе в мужья!»[441]441
«Antoinette, sauvez-moi la vie, requerez-moi en mariage!» (Galametz (M. le comte de). Op. cit. P. 188).
[Закрыть]. Поскольку представители власти не выразили «никакого протеста» (aucune resistance), девушка беспрепятственно приблизилась к виселице, взяла своего избранника за руки, и зрители, собравшиеся на площади, закричали: «Пусть обрежут веревку, ведь она берет его в мужья!»[442]442
«Qu'on coupe la corde puisqu'elle requiert en mariage!» (Ibid.). См. также прим. 4 на с. 137.
[Закрыть]. И, наконец, третий пример являет собой случай и вовсе почти анекдотический. В марте 1349 г. королевское прощение получил уже упоминавшийся выше житель Суассона Колен Пти, совершивший кражу (larrecin) вместе со своей женой Авелиной. За это преступление супруги были приговорены к смертной казни, однако уже на месте экзекуции женщина начала всячески выгораживать собственного мужа, заявляя
передо всеми, что кража была совершена по ее [собственному] решению и что ее супруг участвовал в этом [преступлении] лишь по ее прихоти и настоянию, что он был и остается достойным человеком. И она попросила у судей и всех прочих собравшихся там, чтобы ему отменили казнь и простили этот проступок[443]443
«Ladite Aveline eust dit devant tous que ledit larrecin avoit esté commis par le mouvement et le conseil d'elle, et que ce que son dit marry en avoit fait, il l'avoit fait par son conseil et par sa promotion, et qu'il avoit esté et estoit vray preudhomme, et requist ausdites gens gardans ladite justice et aus autres illec estans que len li voulsist respitier de mort et li quittier ledit faist» (ANF. JJ 78. № 260, 12 марта 1350 г.).
[Закрыть].
Власти, однако, не успели откликнуться на последнюю просьбу преступницы, ибо, как только Авелина испустила дух на виселице, из толпы зрителей вперед выступила некая Алисон, дочь Симона Суира из Суассона, и потребовала отдать ей только что овдовевшего Колена в мужья[444]444
«Et pour ceste cause et aussi pour ce que après ces choses Alison, fille feu Simon Suire, de Soissons, requist et pria au maieur desdits religieux que len li voulsist donner ledit Colin à marry et à espous, eust été ramené en ladite prison» (Ibid.).
[Закрыть]. Действовали ли эти двое по сговору, связывали ли их ранее какие-то близкие отношения – сказать невозможно, однако быстрота реакции молодой особы обращает на себя внимание. Тем не менее, судьи пошли ей навстречу. Они не стали приводить приговор, вынесенный Колену, в исполнение, но вернули преступника в тюрьму и принялись ждать ответа из королевской канцелярии. Тот пришел на удивление быстро и оказался положительным:
Мы прощаем указанного Колена нашей особой милостью и всей полнотой нашей королевской власти и освобождаем его [от ответственности] за это преступление и от любого уголовного и гражданского наказания… Мы восстанавливаем его доброе имя и репутацию и [возвращаем ему] все имущество, учитывая, что, согласно общему мнению, упомянутая Алисон является невинной девушкой, ведущей достойную жизнь, а также ее намерение взять упомянутого Колена в мужья[445]445
«Audit Colin… de grâce espéciale et de nos plain pooir et auctorité royale, quittons et remettons ledit faict et toutte paine criminelle et civille… et le restituons à la bonne fame et renommée et à ses biens… pourveu que commune renommée soit que ladite Alison est pucelle et de bonne vie et conversation, et aussi que elle prendra ledit Colin par nom de mariage» (Ibid.).
[Закрыть].
Намек на возможный сговор с целью освободить преступника от виселицы содержался, как мне представляется, и в одном из дел, включенных Аломом Кашмаре в «Уголовный регистр Шатле». В 1389 г. к смерти был приговорен вор-рецидивист Флоран де Сен-Ло. Категорически отказываясь признавать свою вину, он, тем не менее, охотно поведал судьям, что уже давно обручен с некоей Маргаритой, на помощь которой надеется в сложившейся ситуации:
Упомянутый заключенный признал и подтвердил, что в Компьене у него осталась подружка по имени Маргарита, с которой он помолвлен, и что он молит Бога, чтобы она смогла узнать о том положении, в котором он теперь находится, и позаботилась бы о его освобождении[446]446
«Ledit prisonnier leur cogneut et confessa que en la ville de Compiengne il avoit une sienne amie nommée Marguerite, laquelle il avoit fiancée, et qu'il vouldroit qu'il pleust à Dieu que elle peust savoir l'estat en quoy il estoit et estoit, afin que elle pourveist sur la délivrance dudit prisonnier» (Registre criminel du Châtelet de Paris. T. 1. Р. 201–209, здесь Р. 203). Подробнее об этом деле см.: Тогоева О. И. «Истинная правда». С. 31, 69–83.
[Закрыть].
И все же в большинстве случаев участники «свадьбы под виселицей» действовали, как представляется, значительно более спонтанно. Это особенно заметно в тех случаях, когда девушка выбирала из числа приговоренных к смерти одного, наиболее ей подходящего юношу – симпатичного, молодого и здорового. Именно такую ситуацию описывал в своем «Дневнике» Парижский горожанин под 1429 г.:
На [площадь] Ле Аль в Париже привели одиннадцать [преступников] и отрубили головы всем десятерым. Одинадцатый был очень красивым молодым человеком примерно 24 лет от роду. Он был раздет и уже готов к тому, чтобы ему завязали глаза, когда некая юная девушка, рожденная [на рынке] Ле Аль, вышла [вперед] и смело попросила его [себе в мужья]. И ее намерения были столь добры, что его отвели обратно в Шатле, а затем их поженили![447]447
«On en mena onze ès Halles de Paris, et leur coupa-t-on les têtes à tous dix. Le onzième était un très bel jeune fils d'environ 24 ans, il fut dépouillé et prêt pour bander ses yeux, quand une jeune fille née des Halles le vint hardiement demander et tant fit par son bon pourchas qu'il fut ramené au Châtelet, et depuis furent épousés ensemble!» (Journal d'un bourgeois de Paris. P. 272).
[Закрыть]
Любопытно, что вполне приемлемой оказывалась и обратная ситуация: преступник мог и сам указать на одну из нескольких претенденток, просивших его себе в мужья. Например, на ту, что была помоложе, как это случилось с упоминавшимся выше Пьером Момаршем[448]448
ANF. X 2a 67, s.p. (27 июня 1510 г.).
[Закрыть], или на ту, что славилась «хорошим происхождением, достойной репутацией и отменным здоровьем»[449]449
«Pucelle de bon lieu, et de bonne renommée, et de bon estat» (Melleville M. Op. cit. P. 383, дело Жана д'Отрива и Эллесон де ла Трай 1341 г.). Похожий выбор веком позже сделал и Жиле де Луантрен: ANF. JJ 172. № 460 (апрель 1424 г.).
[Закрыть]. Более того, иногда осужденный отказывался от предоставленной ему возможности спасти свою жизнь. Если довериться сообщению Мишеля Монтеня (1533–1592), подобные ситуации возникали в XVI в. как во Франции, так и за ее пределами:
Кто не слышал рассказа об одном пикардийце? Когда он уже стоял у подножия виселицы, к нему подвели публичную женщину и пообещали, что если он согласится жениться на ней, то ему будет дарована жизнь (ведь наше правосудие порою идет на это); взглянув на нее и заметив, что она припадает на одну ногу, он крикнул: «Валяй, надевай петлю! Она колченогая». Существует рассказ в таком же роде об одном датчанине, которому должны были отрубить голову. Стоя уже на помосте, он отказался от помилования на сходных условиях лишь потому, что у женщины, которую ему предложили в жены, были ввалившиеся щеки и чересчур острый нос[450]450
Монтень М. Опыты. В трех книгах / изд. подготовили А. С. Бобович, Ф. А. Коган-Бернштейн, Н. Я. Рыкова, А. А. Смирнов. 2 т. М., 1979. Т. 1. С. 49.
[Закрыть].
Данное обстоятельство заставляет нас вновь вернуться к вопросу о том, чем, собственно, следует считать «свадьбу под виселицей» и чем она являлась для современников. Как мне представляется, прежде всего нужно понять, что речь в данном случае шла не просто о неписаной правовой традиции, но и об отсутствии опоры на некий предшествующий судебный прецедент – на решение, вынесенное когда-то ранее, а затем воспроизводившееся по аналогии в той или иной судебной инстанции[451]451
Насколько можно судить, именно к прецедентному праву изначально относилась традиция использовать родственников или друзей для подачи письма о помиловании: Gauvard C. «De grace especial». Р. 59–109, 643–651.
[Закрыть]. Именно на эту важнейшую особенность «свадьбы под виселицей» указывало, в частности, почти вызывающее нежелание самих судебных чиновников участвовать в данной процедуре. «Свадьбу» мог организовать кто угодно, но только не судьи, не магистраты и не палачи или их подручные. Все это происходило как бы само по себе – или же данное событие пытались представить свершившимся без помощи непосредственных участников судебного процесса или зрителей. Девушка, сообразуясь с одной ей известными обстоятельствами, делала шаг вперед и просила отдать преступника ей в мужья. Но каковы были эти обстоятельства? Что заставляло ее так поступить, если не считать мнения окружающей ее толпы?
* * *
Как справедливо отмечала Жаклин Оаро-Додино, наиболее существенным моментом следует признать тот факт, что бóльшая часть известных нам реальных случаев применения «свадьбы под виселицей» связана с деятельностью церковных судов, часто обладавших в эпоху Средневековья правом светской юрисдикции, т. е. имевших возможность приговаривать своих преступников к смертной казни и приводить эти приговоры в исполнение[452]452
Hoareau-Dodinau J. Op. cit. Р. 368–369. Подробнее о церковных судах такого типа см.: Тогоева О. И. Воспоминания о власти. Реймс 1431 г. // Образы власти на Западе, в Византии и на Руси в средние века и Новое время / под ред. М. А. Бойцова и О. Г. Эксле. М., 2008. С. 307–325 Она же. «Истинная правда». С. 315–341.
[Закрыть]. С точки зрения церковных властей, обычай «свадьбы под виселицей», вне всякого сомнения, оказывался исключительно близок Божественной ордалии – чудесам, которые происходили или якобы происходили на месте экзекуции и по которым присутствующие без особого труда могли определить, считает ли сам Господь осужденного на смерть преступника по-настоящему виновным[453]453
О различных видах ордалий, принятых в средневековом суде, см.: Тогоева О. И. Ордалия // Православная энциклопедия. Т. 53. М., 2019. С. 104–106.
[Закрыть].
Описания Божественных ордалий мы находим не только в нарративных средневековых текстах, из которых особого внимания, безусловно, заслуживают рассказы о чудесах Богородицы, явленных ею раскаивающимся преступникам, – о спасении их от виселицы или от пламени костра[454]454
Подробнее о чудесах Богородицы, связанных с судебной сферой, и об их средневековой иконографии см.: Gaiffier B. de. Un thème hagiographique: le pendu miraculeusement sauvé // Revue belge d'archéologie et d'histoire de l'art. 1943. T. 13. P. 123–148; Chartier R. La pendue miraculeusement sauvée. Etude d'un occasionnel // Les usages de l'imprimé (XVe-XIXe siècle) / Sous la dir. de R. Chartier. P., 1987. P. 83–127; Koopmans J. Le pendu miraculeusement sauvé: littérature et faits divers // Rapports. Het Franse boek. 2000. T. 70. P. 130–138; Guyon G.D. La justice pénale dans le théâtre religieux du XIVe siècle: les Miracles de Notre-Dame par personnages // Guyon G. La justice en questions. Recueil d'articles. Limoges, 2015. P. 79–105; Тогоева О. И. Liberatus a suspendio: судебная практика vs. литературный сюжет // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории – 2017 / под ред. О. И. Тогоевой и И. Н. Данилевского. Вып. 12. М., 2017. С. 169–184.
[Закрыть]. Мы встречаем их и в материалах светской судебной практики, в том числе – в приговорах Парижского парламента. Это – пусть и не многочисленные – упоминания о прощении, дарованном тому или иному осужденному по причине внезапной поломки лестницы, необходимой, дабы повесить вора[455]455
Чудо с лестницей подробно описывалось, к примеру, в деле Жана Робийара по прозвищу Копченый (Fumée), обвиненного в краже серебряного блюда из церкви Сен-Мартен в Туре. Несмотря на тюремное заключение и пытки, Жан отказывался признавать себя виновным. Тем не менее, он был приговорен к повешению, однако на месте казни выяснилось, что отсутствует лестница, необходимая для накидывания веревки на шею осужденного. Поиски в трех ближайших деревнях ни к чему не привели: когда была найдена подходящая по длине лестница, она «чудесным образом» развалилась на три куска на глазах у собравшихся (elle rompit miraculoseenIIIpieces). Люди, узрев чудо, сами увели осужденного с места казни (lepeupleveantlemiracleramenaFumeedugibet), а его отец потребовал возобновить следствие, дабы установить невиновность Жана (requitsonperequesursoninnocenceonfistinformacion): ANF. X 2a 14, fol. 164–167 (февраль 1404 г.).
[Закрыть]; веревки, оборвавшейся или чудесным образом пропавшей с места экзекуции[456]456
В июне 1404 г. человека, не признавшегося после многочисленных пыток в совершении убийства, однако приговоренного к смертной казни, не смогли повесить, поскольку не нашлось подходящей веревки. Местные жители, названные в тексте приговора «достойными людьми», расценили отсутствие признания как доказательство невиновности и отказались помогать палачу в поисках веревки: «Les bonnes gens qui savoient son innocence ne voldrent prester corde» (ANF. X 2a 14, fol. 182v-184, июнь 1404 г.).
[Закрыть]; дверей тюрьмы, произвольно открывшихся посреди ночи и позволивших невиновному выйти на свободу[457]457
В 1406 г. Масе Ле Корнер был заключен в тюрьму местным сеньором, шевалье Жаном Вержье. Вина Масе заключалась в том, что он подал в суд на своего обидчика, которого полагал убийцей собственного кузена. Оказавшись в застенке, Ле Корнер вознес молитвы Деве Марии (il se voua a Notre-Dame de Rochemadour), и ночью, когда стража заснула, чудесным образом освободился от оков и тюремного заключения и отправился в Анже подавать жалобу на Жана Вержье королевскому бальи: «Et la nuit, ainsi que ses gardes dormoient, s'en ala a touz ses fers et s'en ala a Angers le denoncer a justice» (ANF. X 2a 14, fol. 357–359, декабрь 1406 г.).
[Закрыть]; течения реки, не дающего осужденной за детоубийство женщине утонуть[458]458
Hoareau-Dodinau J. Op. cit. Р. 368–369.
[Закрыть].
Подобные истории, зафиксированные в материалах судебной практики, исключительно важны для анализа обычая «свадьбы под виселицей», поскольку оказываются близки ему по формальным процессуальным признакам. Во всех рассмотренных выше делах решающей становилась роль толпы, которая воспринимала происходящее как настоящее чудо и на этом основании прерывала экзекуцию. Явление девушки, желавшей взять преступника в мужья, точно так же, как и таинственная пропажа веревки или лестницы, не означала полного окончания процесса, но гарантировала отсрочку в вынесении решения, а то и пересмотр дела с возможным последующим освобождением обвиняемого.
Иными словами, в случае «свадьбы под виселицей» мы, видимо, имеем дело не с какой-то частью строго инквизиционного процесса. Скорее, речь следует вести о еще одном проявлении смешанной процедуры, которая, собственно, и использовалась в судах Французского королевства на протяжении всего позднего Средневековья[459]459
Подробнее см.: Тогоева О. И. Когда преступник – свинья; Gauvard C. «De grace especial». P. 145–189.
[Закрыть], когда элементы обвинительной процедуры (Божьего суда) вполне уживались с инквизиционными (допросом, сбором вещественных доказательств, пыткой обвиняемого и обязательным признанием им собственной вины, и т. д.).
* * *
В заключение следует сказать несколько слов о том, чем же заканчивались подобные удивительные истории. Что происходило после того, как преступник получал-таки королевское письмо о помиловании? Праздновала ли молодая пара свою, с таким трудом, казалось бы, отвоеванную свадьбу? И насколько долговечным оказывались подобные союзы?
Конечно, у нас имеются примеры того, что бывший преступник и его столь внезапно обретенная невеста становились мужем и женой, а затем жили долго и счастливо. В деле уже знакомого нам Пьера Монмарша его адвокат как раз и вспоминал об одном таком случае, известном ему лично. Речь шла о некоем адвокате из Невера, который много лет назад
был приговорен к смерти и отведен к виселице, где молодая девушка попросила его себе в мужья. Он был отдан ей, она стала его женой, каковой является и ныне, и они все еще живут вместе достойным образом[460]460
«Aujourduye est encores vivant ung advocat de Nevers… qui fut condenné à estre pendu et mené jusques gibet ou il fut requis par une fille en mariage à la quelle il fut rendu et est la femme qu'il a de present avec laquelle il vit de present honnestement» (ANF. X 2a 67, s.p., 2 июля 1510 г.).
[Закрыть].
Однако столь же часты, насколько можно судить, оказывались и случаи, когда до свадьбы дело вовсе не доходило. Так, некий Бертело Клотерио, в 12-летнем возрасте приговоренный к смерти за убийство мужа собственной сестры, но чудесным образом спасенный предложением заключить брак, получил королевское письмо о помиловании лишь через 20 лет после вынесения приговора. К этому времени он был уже женат, имел нескольких детей, но нигде не указал, что его супруга – именно та молодая особа, которая когда-то спасла его от виселицы[461]461
ANF. JJ 142. № 164 (апрель 1391 г.).
[Закрыть]. Еще более показателен случай Аннекина Дутара, обвиненного в умышленном убийстве и кражах и спасенного от смерти Жанетт Муршон. После помещения в тюрьму он уже через месяц получил письмо о помиловании – на том условии, что свадьба должна быть «надлежащим образом устроена» (soit parfait et accomply)[462]462
Возможно также, что в данном случае речь шла о консумации уже заключенного брака.
[Закрыть]. Однако еще через месяц Аннекин вновь оказался в тюрьме – уже по новому обвинению – и вновь обратился за прощением к королю, нигде не указав, что он действительно женился на своей спасительнице[463]463
ANF. JJ 121. № 271 (23 ноября 1382 г.).
[Закрыть].
Таким образом, многочисленные истории о «свадьбах под виселицей» на поверку оказывались не слишком романтичными. Скорее, они указывали на изрядный прагматизм главных действующих лиц, на их способность найти выход из любой, даже самой безнадежной ситуации, каковой, безусловно, и являлось пребывание в тюрьме. Именно о таком понимании «свадьбы под виселицей» и возможностей, которые она предоставляла, свидетельствует наш наиболее поздний по времени пример – дело Жана Королера, барабанщика морского флота Новой Франции, арестованного в 1751 г. и приговоренного к одному году заключения за участие в дуэли[464]464
Armand F. Les bourreaux en France. Du Moyen Age à l'abolition de la peine de mort. P., 2012. Р. 152.
[Закрыть]. В соседней с ним камере сидела Франсуаза Лоран, служанка, обвиненная в краже одежды своих хозяев; ее ждала смерть на виселице. Проблема, однако, заключалась в том, что в Квебеке не имелось собственного палача: мэтр Дюкло, исполнявший эти обязанности ранее, умер в самом конце 1750 г., замену ему в колонии подобрать не смогли, и городская тюрьма оказалась переполненной. Власти уже отчаялись найти выход из создавшейся ситуации, когда к ним обратился Жан Королер, заявив, что согласен стать новым палачом в обмен на свободу, и пообещав «прилежно исполнять свои обязанности». Верховный совет Квебека принял его предложение и 17 августа 1751 г. утвердил Жана в должности. Однако буквально на следующий день, 18 августа, Королер вновь явился в суд – теперь уже с просьбой отдать ему в законные супруги упомянутую Франсуазу Лоран, объясняя это тем, что женитьба поможет ему по-настоящему закрепиться в городе и обрести семейный очаг. Желая во что бы то ни стало заполучить нового палача, судебные чиновники пошли навстречу Жану и 19 августа освободили Франсуазу из заключения, организовав новобрачным пышную свадьбу в часовне Дворца правосудия. Однако всего через год ни мэтра Королера, ни его супруги в Квебеке не оказалось: оба они бесследно исчезли…
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
