Текст книги "Дела плоти. Интимная жизнь людей Средневековья в пространстве судебной полемики"

Столь прагматическое отношение простых обывателей к «свадьбе под виселицей» и восприятие ее как вполне легального способа избавления от, казалось бы, неминуемой кары весьма сильно отличалось от понимания женитьбы как наказания, существование которого в обществах прошлого отмечается многими исследователями. С точки зрения С. В. Алпатова, к примеру, образная параллель «виселица – супруга» и мотивная связь «влезть (впрыгнуть) в петлю – жениться» прослеживаются на материале многочисленных словацких, моравских, польских, украинских, русских и румынских народных баллад, лирических песен и преданий[465]465
  Алпатов С. В. Мотив виселица-свадьба. С. 71.


[Закрыть]. Ту же зависимость мы довольно легко можем обнаружить и в западноевропейской средневековой литературе:

 
– Хорош, ребята, город Парижуха,
Но в петле кочевряжиться на кой?
– Зато приятна песенка для слуха,
Как висельник венчается с доской,
И прут жених с невестой на покой!
– И дрыгается в воздухе браток
С ноздрями рваными да без порток,
С орясиной обрачившийся спьяну?
Ярыга к нашей братии жесток!
– Шалишь! Жениться на бревне не стану![466]466
  Вийон Ф. Баллады на воровском жаргоне. Баллада VII / пер. Е. Кассировой // Вийон Ф. Полное собрание поэтических сочинений / вступ. статья, сост., коммент. Е. Витковского. М., 1998. С. 225–226. См. подробнее: Алпатов С. В. Мотив виселица-свадьба. С. 72.


[Закрыть]
 

Более того, уподобление «свадьбы под виселицей» наказанию (supplicium) ничуть не лучшему, нежели смертная казнь, мы встречаем и в некоторых правовых трактатах – например, в уже упоминавшихся Commentarii in consuetudines ducatus burgundiae Бартелеми де Шасне[467]467
  См. прим. 5 на с. 132.


[Закрыть].

И тем не менее, в повседневной судебной практике о подобном понимании данного обычая как будто ничто не напоминало. Каковы бы ни были изначальные символические смыслы дихотомии брак/смерть, французские обыватели эпохи Средневековья и Нового времени явно предпочитали считывать лишь самый поверхностный из них. Оставаясь по преимуществу неписаным правовым обычаем, «свадьба под виселицей», по всей видимости, представлялась им особенно привлекательной именно потому, что позволяла задействовать традицию, которая на поверку оказывалась сильнее, легитимнее любой зафиксированной законодательством или местной кутюмой нормы.

Как мы успели убедиться, в сфере уголовного судопроизводства во Франции указанного периода подобных обычаев существовало немало. И это особенно хорошо заметно по ситуации, складывавшейся с расследованием преступлений, совершенных на сексуальной почве. Законодательная база в данной области долгое время оставалась не слишком разработанной, она не успевала за развитием самого общества. Прежде всего подобное отставание, безусловно, было связано с сугубо частным характером таких правонарушений, когда заинтересованные лица предпочитали не посвящать официальные власти в свои проблемы. Однако в неменьшей степени опора на неписаную традицию объяснялась медленным развитием собственно права, отсутствием его кодифицированного свода. Как следствие, жители той или иной области Французского королевства часто получали возможность – а то и бывали вынуждены – обращаться за консультацией и защитой не к единым и обязательным для всех установлениям, но исключительно к местным обычаям, часто не имевшим письменной фиксации.

Важно отметить и то, что в ряде случаев в доступных современникам юридических текстах – будь то королевские ордонансы, сборники кутюм или трактаты правоведов – отсутствовали не только указания на то, какое наказание следует за тот или иной проступок и каким образом нужно приводить приговор в исполнение, но даже точное толкование конкретных правонарушений, совершаемых на сексуальной почве. Как действовали судьи, расследуя преступление, которое в буквальном смысле не имело ни названия, ни определения? На какие правовые нормы при вынесении решения они могли опереться, если не обладали нужной суммой прецедентов и не находили упоминаний о похожих делах ни в законодательстве, ни в кутюмах? Как вели себя потерпевшие и их обидчики, пытаясь отстоять в различных инстанциях собственную точку зрения? Что именно они считали необходимым сообщить о произошедшем с ними и на каких обстоятельствах стремились сделать акцент? Ответы на все эти вопросы часто можно найти лишь в конкретных судебных делах. Анализу некоторых из них и посвящена вторая часть этой книги.

Часть II. Казусы без конца… и без начала

Глава 5. История Раймона Дюрана, содомита из Вильфранша

Тридцатого июля 1333 г. в Парижском парламенте королевскими советниками Жаном Ла Пи и Диманшем де Шатейоном были заслушаны показания Перро Фавареска (Perrot Favaresque), молодого человека 18 лет, уроженца Руэрга, который обвинил в сексуальных домогательствах (pour le fait de sodomie) своего бывшего хозяина – Раймона Дюрана (Raymon Durant), прокурора парламента, родом из Вильфранша[468]468
  ANF. X 2a 4, fol. 194v-196, 205–206 (30 июля 1333 г., 25 ноября 1334 г., 1 апреля 1335 г.). Дело Раймона Дюрана опубликовано в: Confessions et jugements de criminels au Parlement de Paris. P. 80–84, 108–111.


[Закрыть]. Слова Перро подтвердил доставленный в суд с ним вместе еще один слуга мэтра, Бернардо де Монжё (Bernardo de Montgiex) 15 лет. Оба они рассказали, что их господин неоднократно заставлял их не только оставаться на ночь в его комнате, но и делить с ним постель. Он обнимал и целовал их, а также совокуплялся с ними, «как если бы имел дело с женщиной» (comme se il feust sur une fame)[469]469
  Ibid. P. 82.


[Закрыть].

Согласно показаниям Перро, они с Бернардо были отнюдь не единственными жертвами Раймона Дюрана. Об этом он узнал от служанки из местной таверны, которой как-то пожаловался на поведение хозяина:

И сказал, что на следующий день после того, как мэтр Раймон позабавился с ним, как он показал ранее, он в слезах отправился к служанке из таверны по имени Жанна. И рассказал ей, что мэтр Раймон заставил его провести с ним ночь в постели, однако не признался [ей], что он с ним там делал. И эта служанка начала смеяться [над ним] и заявила, что никакой выгоды он от [действий своего господина] не получит. И сказала, что были и другие, кто также поступал в услужение [к прокурору], но никакой выгоды [от этого] не получил[470]470
  «Et dit il qui parle que l'andemain que ledit maistre Raymon ot jeu avec lui,… il qui parle s'en ala pleurant à la chamberiere de l'ostel qui a non Jaine. Et li dit que ledit maistre Raymon le avoit fait gesir toute nuyt avec lui, mais il ne li dist pas ce qu'il li avoit fait. Et ladite chamberiere commença à rire et li dist que il ne feroit ja son proufist avecques lui et que autres vallès avoient demouré avecques lui qui n'i avoient de riens fait leur proufist» (Ibid. P. 83).


[Закрыть].

Ту же информацию подтвердил и некий Бернар Демье, еще один житель Вильфранша, «сказавший немало дурных [слов] об их господине»[471]471
  «Dit que, une journée après ces choses dont ne li remembre, ledit Bernart Demier dit à lui qui parle pluseurs mauls de sondit maistre. Et il qui parle li raconta toutes les choses dessusdites» (Ibid.).


[Закрыть].

По-видимому, в планы Перро и Бернардо получение выгоды от создавшейся ситуации вовсе не входило, они не собирались ни потакать прихотям мэтра, ни шантажировать его. По мнению младшего из потерпевших, Дюран совершил в отношении них «ужасное преступление» (grant mauvestié), граничившее с «великой ересью» (grant heresie)[472]472
  Ibid.


[Закрыть], а потому двое слуг решили обратиться сразу в суд. Они предстали перед королевским сенешалем Руэрга, Риго де Бедюэ (Rigaut de Béduer), который без промедления направил их дело на рассмотрение высшей инстанции – Парижского парламента. Любопытно, насколько быстро он поверил полученным сведениям, несмотря на то, что столь серьезные обвинения были выдвинуты какими-то двумя простолюдинами против местного сеньора, человека не только знатного, но еще и судебного чиновника самого высокого ранга[473]473
  Судя по показаниям Перро Фавареска, неприятный инцидент приключился с ним 2 апреля 1333 г. Спустя еще «примерно три дня» (environ III jours après) между ним и Бернардо де Монжё состоялся откровенный разговор, в ходе которого выяснилось, что они являются собратьями по несчастью и что их хозяин – настоящий преступник (Ibid. P. 82–83). А уже 30 июля, как мы помним, Риго де Бедюэ прибыл вместе со всеми фигурантами дела в Париж.


[Закрыть]. Следовательно, либо Перро и Бернардо оказались исключительно убедительны в своих показаниях, либо до сенешаля уже доходили слухи о нетрадиционной сексуальной ориентации мэтра Дюрана, который, согласно показаниям его слуг, проводил много времени в родном Вильфранше, проживая то в доме матери, то в замке своего брата Арналя в Корде (Альби)[474]474
  «A Villefranche en l'ostel de sa mere», «avecques Arnal, frere dudit Raymon… ou chastel de Cordoes, en Albigois» (Ibid. P. 81–82).


[Закрыть].

Так или иначе, но Риго де Бедюэ сразу же арестовал как самого Раймона, так и обоих обвинителей, и вместе с ними отправился в столицу Французского королевства. Действия его были совершенно оправданны, поскольку главный подозреваемый являлся прокурором парламента, и рассматривать столь важное дело надлежало его непосредственным коллегам[475]475
  О контроле со стороны членов Парижского парламента за дисциплиной своих собственных коллег, их нравственным обликом и благонадежностью см. подробнее: Цатурова С. К. Формирование института государственной службы во Франции XIII–XV веков. М., 2012. С. 364–380.


[Закрыть].

Перро Фавареск был допрошен в тот же день, когда прибыл в Париж, что, безусловно, свидетельствовало об особом внимании, с которым отнеслись к его рассказу столичные судьи. На следующий день, 31 июля 1333 г., расследование продолжилось, и на заседание помимо Перро вызвали уже Бернардо де Монжё и самого Раймона Дюрана. Как я уже упоминала, второй слуга полностью подтвердил показания первого, а также признался, что в отношении него сексуальное насилие хозяин проявлял неоднократно[476]476
  «Et ledit Bernardo li dist que sondit maistre avoit jeu a lui par III fois en la maniere dessusdite… Et just audit Bernardo, une fois, à un chastel appellé Challuz, et les autres II fois, il ne scet où, ne ne li remembre se ledit Bernardo li desclaira le lieu ou non» (Confessions et jugements de criminels au Parlement de Paris. P. 83).


[Закрыть]. Однако сам прокурор – как того, впрочем, и следовало ожидать – отрицал все выдвинутые против него обвинения[477]477
  «Item contre ledit maistre Raymon fu proposé par nozdiz seigneurs le fait ci dessus contenu. Lequel maistre Raymon le nia tout à plain» (Ibid. P. 84, курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть]. Более того, он заявил, что Перро вообще никогда к нему в услужение не нанимался, но состоял при его брате Арнале[478]478
  «Mais il dit que ledit Perrot n'estoit ne ne fu onques son vallet, mais il avoit bien demouré avec sondit frere» (Ibid.). Отчасти данное утверждение являлось истинным. По словам самого Перро, он проживал у Раймона Дюрана очень непродолжительное время (с ноября 1332 г. по 2 апреля 1333 г.) и уволился сразу же после ночи, проведенной в объятиях хозяина: «Confessa de son bon gré, de sa bonne volenté, sanz force et sanz contrainte et par son serment… que, environ la Toussains derrenierement passée, il vint demourer comme vallet avec maistre Raymon Durant… Et demoura il qui parle avec li continuelment dès ledit temps jusques à la semaine peneuse en laquelle… il se departi de sondit maistre» (Ibid. P. 81). Именно это заявление указывает на точную дату самого преступления, о котором рассказал потерпевший.


[Закрыть]. Что примечательно, обвинения молодых людей не помешали мэтру Дюрану подтвердить в суде, что оба они пользовались доброй репутацией[479]479
  «Item requis se il scet et croit que lesdiz Perrot et Bernardo sont loyaus hommes et sanz aucun mal, dit par son serement que il n'y scet ne ne croit aucun mal» (Ibid. P. 84, курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть]. Однако же те вновь поклялись на Библии, что их показания являются истинной правдой (la pure verité)[480]480
  Ibid. P. 83.


[Закрыть].

Вполне понятно, что судьи парламента испытывали замешательство. С одной стороны, главным подозреваемым оказался их коллега, который к тому же свою вину полностью отрицал. С другой, их не могли не насторожить действия сенешаля Руэрга, столь оперативно давшего ход этому делу и, конечно, лучше других представлявшего себе ситуацию в Вильфранше[481]481
  Стоит отметить, что сенешаль Руэрга был опытным чиновником. В этой должности он пребывал, «согласно его словам», с 1328 г. и, по-видимому, отлично разбирался в самых разнообразных судебных коллизиях. Свидетельством тому может служить тот факт, что, когда в 1346 г. против него самого был возбужден уголовный процесс, в ходе которого он обвинялся в «кражах, убийствах, подложных расследованиях и превышении должностных полномочий», Риго де Бедюэ сумел добиться оправдательного приговора и сохранить свой пост: ANF. X 2a 5, fol. 82–86 (2 июня 1346 г.).


[Закрыть]. Не меньшее значение имело и поведение Перро Фавареска и Бернардо де Монжё, которые ни разу не отступили от своих первоначальных показаний, ни в чем их не изменили и подтвердили все под присягой даже на очной ставке с бывшим хозяином, которую под конец слушаний устроили им судьи[482]482
  «Liquel jurerent aus saintes Euvangiles, la main mise sur le livre, de dire verité en la presence dudit maistre Raymon et deposerent par leur serement, en la presence dudit maistre Raymon, le fait estre tel comme il ont dessus deposé et comme il est dessus contenu et declairié» (Confessions et jugements de criminels au Parlement de Paris. P. 84, курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть]. Оба они считались уже взрослыми, правоспособными людьми: совершенно не случайно на страницах уголовного регистра оказался указан их возраст[483]483
  «Ledit Perrot dit qu'il a bien XVIII anz et ledit Bernardo dit, par son serement, qu'il a bien XV anz si comme il dient» (Ibid., курсив мой. – О. Т.). В средневековом праве, вслед за римской традицией, существовало довольно четкое деление населения на infantes (детей до 7 лет), impuberes (детей в возрасте до 12–14 лет), puberes (подростков от 12–14 лет) и minores (молодых людей в возрасте до 25 лет). После этого срока наступало совершеннолетие – legitima aetas, однако уже puberes считались самостоятельными членами общества, способными нести ответственность за свои слова и действия, в частности, в суде: Бартошек М. Указ. соч. С. 28, 266, 328, 380, 421; Бессмертный Ю. Л. Жизнь и смерть в средние века. Очерки демографической истории Франции. М., 1991. С. 39. Вот почему Бернардо заставили поклясться в том, что ему уже исполнилось 15 лет, в противном случае его показания суд мог бы и не принять.


[Закрыть].

При этом подвергнуть кого-либо из участников данного процесса пыткам судьи никакого права не имели. Мэтр Дюран являлся клириком, т. е. обладал духовным саном, а потому сразу же после завершения заседания 31 июля он был передан официалу – представителю церковного (епископского) суда Парижа, который поместил подозреваемого под арест в приорстве Сен-Элуа. Двое его слуг остались в королевской тюрьме Шатле[484]484
  «Et pour ce, fu rendu comme clerc, ledir maistre Raymon audit official et lesdiz II vallez demourerent pris en Chastellet» (Confessions et jugements de criminels au Parlement de Paris. P. 84).


[Закрыть], но и их пытать никто не собирался, поскольку они проходили по этому делу всего лишь как свидетели[485]485
  «Et à prouver le fait contre lui, on amena d'office les II valez dessusdiz en tesmoins» (Ibid., курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть]. Таким образом, уточнить истинное положение вещей с помощью применения силы оказалось невозможно, даже если бы вырванные на дыбе «признания» и оставляли в дальнейшем место для сомнений.

Казус Раймона Дюрана вызвал такой интерес у его коллег из Парижского парламента, что на следующее заседание они собрались «в полном составе» (en plain Parlement), что отнюдь не являлось регулярной практикой[486]486
  О манере парламентских чиновников прогуливать заседания или являться на них с опозданием см.: Тогоева О. И. «Истинная правда». С. 120–122; Цатурова С. К. Офицеры власти. Парижский Парламент в первой трети XV в. М., 2002. С. 33–35, 38–41.


[Закрыть]. Слушания состоялись 25 ноября 1334 г., т. е. через 15 месяцев после начала следствия. С одной стороны, в таком перерыве не было ничего удивительного: заседания Парижского парламента были строго регламентированы, и на каждую французскую провинцию в год приходилось всего по одной сессии, занимавшей несколько дней[487]487
  Об этом свидетельствует сохранившееся от 1331/1332 г. расписание работы Уголовной палаты Парижского парламента: Actes du Parlement de Paris. Parlement criminel. Règne de Philippe VI le Valois. Inventaire analytique des registres X 2a 2 à 5 / Ed. par B. Labat-Poussin, M. Langlois, Y. Lanhers. P., 1987. P. 380. Данная информация подтверждается документом 1388 г. аналогичного содержания: Choix de piéces inédites. T. 1. P. 91–94. См. также: Тогоева О. И. «Истинная правда». С. 106–108.


[Закрыть]. С другой стороны, за прошедшее время столичные судебные чиновники, возможно, попытались навести справки об основных фигурантах дела и собственно о составе преступления. Однако достоверных сведений о подобных шагах членов парламента у нас нет.

Так или иначе, но и на этом, очередном заседании Перро Фавареск и Бернардо де Монжё в который раз без малейших изменений повторили свою историю, и процесс вновь оказался отложен[488]488
  «En la presence desquiex deux vallez, furent leues leurs confessions qu'il avoient autres fois et pluseurs fois faites ou Chastelet de Paris et en Parlement… Et lesdites confessions… recognurent et confessierent… estre vraies» (Confessions et jugements de criminels au Parlement de Paris. P. 109).


[Закрыть]. На сей раз судьи действительно послали в Руэрг специальных комиссаров для сбора дополнительной информации[489]489
  «Et ce fait et oyes leursdites confessions, il fu commandé audit prevost de Paris que il les renvoiast arriers en Chastellet et que la Court en ordeneroit ce qui en seroit à faire de raison» (Ibid.).


[Закрыть], которая и была им предоставлена 1 апреля 1335 г. – на последнем заседании по данному делу, о котором нам известно. Сначала слушания проходили в самой Уголовной палате парламента, однако в присутствии парижского официала и его советников[490]490
  «Presenz et appellez à ce l'official de Paris, avecques lequel official estoit maistre Thomas de l'Office, de la court dudit official de Paris» (Ibid. P. 110).


[Закрыть]. Судьи еще раз ознакомились с показаниями Перро и Бернардо и, поскольку те вновь поклялись на Библии, что все сказанное ими ранее является правдой, их решили освободить «под подписку о невыезде». Иными словами, они были объявлены свободными, но до следующего заседания по их делу Париж покидать не могли[491]491
  «La Court commanda au prevost de Paris que, consideré ladite prison ou lesdiz deus vallez ont esté longuement detenus et pour cause, il leur eslargast leurdite prison parmi la ville de Paris, jusques à tant que la Court en eust autrement ordené» (Ibid.).


[Закрыть].

Затем двое слуг вместе со светскими и церковными представителями судебной власти переместились в приорство Сен-Элуа, где еще раз повторили свои показания, вновь поклялись в их истинности, а также в том, что никакого тайного умысла или сговора в их действиях не было[492]492
  «Item ledit lieutenant dudit official de Paris leur demanda, par leurdit serement, se il avoient dit les choses dessusdites par don, par promesse, par faveur ou par amonestement d'autruy. Lesquiex dirent par leurs sermens que non, fors que pure et loyal verité» (Ibid. P. 111).


[Закрыть]. Любопытно, что, несмотря ни на что, Раймон Дюран был также выпущен из тюрьмы, причем на тех же условиях: ему запрещалось лишь уезжать из столицы, в остальном он был волен поступать так, как ему заблагорассудится. Имело ли здесь место заступничество кого-либо из высокопоставленных друзей или родственников обвиняемого, сыграло ли свою роль его знатное происхождение или богатство, сказать мы не можем. Однако очень скоро официалу и его советникам пришлось убедиться в том, сколь опрометчивым было их решение. В письме, разосланном чиновниками парламента уже 9 сентября 1335 г. во все местные королевские судебные инстанции, сообщалось, что Раймон Дюран без особого на то разрешения покинул Париж, и предписывалось непременно его разыскать и незамедлительно препроводить в тюрьму Шатле. Последнее уточнение косвенно свидетельствовало о признании вины господина прокурора, которого отныне предполагалось передать светским судебным властям. О том же говорило и упоминание о конфискации его имущества в пользу короля, содержавшееся в данном письме[493]493
  ANF. X 2a 3, fol. 28 (9 сентября 1335 г.).


[Закрыть].

Однако больше ничего о судьбе нашего героя мы не знаем. Процесс, возбужденный против него, так и остался незавершенным, и мы можем лишь гадать, как именно он бы закончился…

* * *

Дело Раймона Дюрана представляет собой уникальный казус в судебной практике Французского королевства эпохи позднего Средневековья. И уникальность эта объясняется сразу несколькими причинами.

Начнем с того, что материалы данного процесса – единственное исключительно подробное свидетельство о мужеложестве как об уголовном преступлении, зафиксированное в регистрах центрального королевского суда на протяжении всего XIV в. Все прочие записи секретарей Парижского парламента, касающиеся данного типа правонарушений, оказываются, к сожалению, крайне скупы на детали.

Самое раннее подобное упоминание в сохранившихся до наших дней уголовных регистрах датируется 1311 г. Из решения, вынесенного 8 мая этого года, становится понятно, что некий Бартелеми по прозвищу Флорентиец (de Florentino), служивший королевским сержантом в бальяже Буржа, подозревался в «грехе содомии» (super vicio sodomie), но был оправдан и восстановлен в должности. Однако ни имени того, кто выдвинул против него подобное обвинение, ни каких-либо деталей произошедшего из этой короткой записи узнать невозможно[494]494
  Actes du Parlement de Paris / Ed. par M.E. Boutaric. P., 1863–1867. 2 vol. T. 2 (1299–1328). P. 79. № 3840.


[Закрыть]. Точно так же из письма, посланного столичными чиновниками бальи Вермандуа 14 февраля 1317 г., мы выясняем, что похожее обвинение выдвигалось против Жана де Перонна его родным братом Гербертом де Бре – заключенным королевской тюрьмы Лаона. Любопытно, что сам Герберт оказался арестован за аналогичное преступление и закончил свои дни на костре. И вновь никаких подробностей обоих процессов у нас не имеется[495]495
  Ibid. P. 195, 219, 234. № 4972, 5191, 5333.


[Закрыть]. То же самое можно сказать и о деле, рассмотренном в Парламенте 23 декабря 1317 г.: в этот день с Жиара де Шапа, экюйе, сеньора де Матуг (Matuga), были сняты обвинения в склонности к содомии, выдвинутые против него неким Кутоном по прозвищу Пеле (Coletonum dictum le Pele).

Но и в данном случае детали процесса остаются нам неизвестными[496]496
  Ibid. P. 212. № 5129.


[Закрыть]. Наконец, последнее упоминание о такого рода преступлении в регистрах парламента датируется 21 мая 1344 г. В письме, разосланном из столицы во все судебные инстанции королевства, требовалось разыскать и немедленно препроводить в Париж некоего Жаннена Муанеля (Jeannin Moynel), жителя городка Герберуа, «[склонного], по слухам, к содомии» (diffamé de sodomie). Однако данный процесс так, по всей видимости, и не начался, да и сами подозрения судей основывались всего лишь на непроверенной информации с места жительства Жаннена[497]497
  ANF. X 2a 4, fol. 127 (21 мая 1344 г.).


[Закрыть].

Таким образом, детальное описание обстоятельств совершенного преступления, наличие свидетельских показаний и подробное изложение всех следственных действий, предпринятых в отношении фигурантов, отличает случай Раймона Дюрана от прочих – весьма малочисленных – судебных записей, посвященных такого рода уголовным преступлениям[498]498
  Я сознательно не рассматриваю здесь процесс против тамплиеров (1307–1308 гг.), которых, как известно, обвиняли в склонности к содомии, совершенно ясно ассоциировавшейся в данном случае с гомосексуальными отношениями. См., к примеру, следующие статьи приговора, вынесенного членам ордена: «А также, что во время приема в упомянутый орден или вскоре после этого неофитов или тех братьев, которые принимали их в орден, целовали в губы, в пупок или же в обнаженный живот, а также в ягодицы или пониже спины. – А также, что иногда [целовали] в пупок. – А также, что иногда [целовали] пониже спины. – А также, что иногда [целовали] в половой член… А также, что они говорили братьям, которых принимали в орден, что те могут вступать в греховную связь друг с другом» (цит. по: Барбер М. Процесс тамплиеров / пер. с англ. И. А. Тогоевой. М., 1998. С. 414). Подробнее см.: Там же. С. 317–319. Тем не менее, данное дело относилось к ведению не светского, но церковного суда, деятельность которого остается за рамками моей книги.


[Закрыть]. Очевидно, что именно по этой причине данный казус был не только включен в материалы рассмотренных в Парижском парламенте дел за 1325–1337 гг. (регистр X 2a 3), но и скопирован в следующем по времени кодексе, охватывающем 1339–1344 гг. (регистр X 2a 4), а также вошел в сборник «Признания уголовных преступников и приговоры, вынесенные по их делам», составленный секретарями суда Этьеном де Гиеном и Жоффруа де Маликорном в соответствии с их личными взглядами на право и судопроизводство[499]499
  Об особенностях составления Confessions et jugements de criminels au Parlement de Paris см.: Тогоева О. И. История права и история повседневности: точки пересечения // Одиссей. Человек в истории – 2014. М., 2015. С. 355–365.


[Закрыть]. Более того, дело Раймона Дюрана стало в этой подборке единственным, связанным с преступлением, совершенным на сексуальной почве.

Означает ли это, что жители средневековой Франции не были в принципе знакомы с подобными нетрадиционными отношениями? Конечно же, нет. Другое дело, что правовая база для преследования такого рода правонарушений в первой половине XIV в. (как, впрочем, и позднее) являлась еще крайне слабо разработанной. Все знали, что мужеложество существует, большинство людей признавали его смертным грехом – но вместе с тем плохо представляли себе, как нужно расследовать подобные дела, как вести допрос подозреваемых и как их в конце концов наказывать.

* * *

Самого понятия «гомосексуализм», безусловно, не существовало ни в эпоху Средневековья, ни в раннее Новое время; его возникновение исследователи традиционно относят к XIX в.[500]500
  Boswell J. Christianity, Social Tolerance, and Homosexuality. Gay People in Western Europe from the Beginning of the Christian Era to the Fourteenth Century. Chicago; L., 1981. P. 9–10, 41–43; Burgwinkle W. E. Sodomy, Masculinity, and Law in Medieval Literature. France and England, 1050–1230. Cambridge, 2004. P. 3.


[Закрыть] Вместо него обычно использовался термин «содомия» (sodomie или bougrerie) – производное от названия библейского города, истребленного Господом за преступления его жителей[501]501
  «Жители же Содомские были злы и весьма грешны перед Господом» (Быт. 13: 13).


[Закрыть]. Согласно многим средневековым комментаторам, пассаж из книги Бытия указывал, в частности, на то, что содомляне являлись мужеложцами:

И вызвали Лота, и говорили ему: где люди, пришедшие к тебе на ночь? выведи их к нам; мы познаем их. Лот вышел к ним ко входу, и запер за собою дверь, и сказал: братья мои, не делайте зла. Вот у меня две дочери, которые не познали мужа; лучше я выведу их к вам, делайте с ними, что вам угодно, только людям сим не делайте ничего, так как они пришли под кров дома моего[502]502
  Быт. 19: 5–8 (курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть].

Хотя однозначной трактовки данного отрывка не существовало ни в Средние века, ни позднее[503]503
  Подробнее см.: Carden M. Sodomy: A History of a Christian Biblical Myth. L.; N.Y., 2014.


[Закрыть], само определение «содомия» прижилось и стало широко использоваться и в теологических трактатах, и в светской литературе, и в законодательстве, сборниках обычного права, городских статутах и т. д.[504]504
  Boswell J. Op. cit. P. 92–117.


[Закрыть] Тем не менее понятие это, по мнению специалистов, могло подразумевать целый спектр различных правонарушений: и однополые отношения, и скотоложество, и связь с иноверкой или еретичкой[505]505
  Rossiaud J. Op. cit. P. 253–270; Kruger S. F. Convertion and Medieval Sexual, Religious, and Racial Categories // Constructing Medieval Sexuality / Ed. by K. Lochrie, P. McCracken, J. A. Schultz. Minneapolis; L., 1997. P. 158–179; Boone M. State power and illicit sexuality: the persecution of sodomy in late medieval Bruges // Journal of Medieval History. 1996. T. 22. P. 135–153; Hergemöller B. U. Sodomiter, Schuldzuschreibungen und Repressionsformen im späten Mittelalter // Randgruppen der spätmittelalterlichen Gesellschaft / Hrsg. von B. U. Hergemöller. Warendorf, 1990. S. 316–356.


[Закрыть]. (Илл. 22) Однако анализ юридических текстов – как светского, так и церковного характера – не вполне, как мне кажется, подтверждает подобный вывод. Напротив, очень часто под содомией подразумевалось исключительно мужеложество.

Так, уже в самых ранних пенитенциалиях – сборниках, устанавливавших тарифицированную систему церковных наказаний за те или иные прегрешения, совершенные как монахами, так и светскими лицами, – мы находим совершенно недвусмысленные определения той преступной связи, в которой можно было уличить двух мужчин. Например, в пенитенциалии конца VI в., приписываемом св. Колумбану, говорилось следующее:

Если какой-то светский человек практикует содомию, т. е. совокупляется с мужчиной, [как если бы это была] женщина, ему следует поститься в течение семи лет. Первые три года – на хлебе и воде, [используя лишь] соль и сухие овощи; в последние четыре года [он должен] воздерживаться от вина и мяса, и тогда вина его будет прощена[506]506
  «Si quis vero laicus fornicaverit sodomitico ritu, id est cum masculo coitu femineo peccaverit, septem annis poeniteat, tribus primis cum pane et aqua et sale et fructibus horti siccis, quatuor reliquis abstineat se a vino et carnibus et ita dimittatur illi sua culpa» (Poenitentiale Columbani. S. 357, курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть].

То же самое значение «содомия» имела и для Бурхарда Вормсского († 1025), включившего ее описание в 19-ю книгу своих «Декретов», названную «Корректор»[507]507
  «Fecisti fornicationem Sodomitae fecerunt, ita ut in masculi terga et in posteriora virgam tuam immitteres, et sic secum coires more Sodomitico? Si uxorem habuisti, et semel vel bis fecisti, X annos per legitimas serias poenitere debes, unum ex his in pane et aqua. Si in consuetudine habuisti, XII annos per legitimas serias poenitere debes. Si cum fratre tuo carnali idem scelus perpetrasti, XV annos per legitimas serias poenitere debes» (Burchardus Wortatiensis. Decretorum libri viginti // PL. T. 140. Col. 949-1058, здесь Col. 967–968, курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть]. В аналогичном смысле этот термин использовался в теологических и юридических текстах и в последующие века, тем более, что на рубеже XI–XII вв., с началом григорианских реформ, гомосексуальные связи стали особенно активно обсуждаться и осуждаться применительно не только к монашеской среде, но и к обществу людей светских.

На волне этих перемен появилось, в частности, и первое теологическое сочинение, специально посвященное данной проблеме, – Liber Gomorrhianus Петра Дамиани (1007–1072), представлявшая собой письмо к папе римскому Льву IX (1002–1054)[508]508
  Liber Gomorrhianus датируется 1049 г. Тем не менее, это не означает, что проблема содомии и того зла, которое она несет роду человеческому, не поднималась средневековыми теологами ранее XI в. Собственно, уже Блаженный Августин писал в «Исповеди» о противоестественности гомосексуальных отношений, которые препятствуют деторождению, нарушая тем самым замысел Божий: «Itaque flagitia quae sunt contra naturam, ubique ac semper detestanda atque punienda sunt, qualia Sodomitarum fuerunt. Quae si omnes gentes facerent, eodem criminis reatu divina lege tenerentur, quae non sic fecit homines ut se illo uterentur modo. Violatur quippe ipsa societas quae cum Deo nobis esse debet, cum eadem natura, cujus ille auctor est, libidinis perversitate polluitur. Quae autem contra mores hominum sunt flagitia, pro morum diversitate vitanda sunt» (Augustinus. Confessionum libri tredecim. Col. 689–690). Подробнее о взглядах средневековых теологов на содомию см.: Goodich M. Sodomy in Ecclesiastical Law and Theory // Journal of Homosexuality. 1976 (Summer). T. 1. P. 427–434 (перепечатано в: Idem. The Unmentionable Vice: Homosexuality in the Later Medieval Period. Santa Barbara; Oxford, 1979); Jordan M. D. The Invention of Sodomy in Christian Theology. Chicago; L., 1997.


[Закрыть]. Прославленный бенедиктинец настаивал на исключительной опасности этого «отвратительного и позорнейшего греха» и призывал понтифика санкционировать «самое суровое преследование» содомитов, иначе «меч гнева Божьего окажется обнажен и в своей неукротимой жестокости падет [на головы] многих»[509]509
  «Quoddam autem nefandissimum et ignominiosum valde vitium in nostris partibus inholevit, cui nisi districtae animadversionis manus quantocius obviet, certum est, quod divini furoris gladius in multorum perniciem immaniter crassaturus impendent» (Petrus Damiani an Papst Leo IX. Diesem Brief, bekannt als liber Gomorrhianus // Die Briefe der Petrus Damiani / Hrsg. von K. Reindel // MGH. Die Briefe der deutschen Kaiserzeit. Munich, 1983. Bd. 1. S. 284–330, здесь S. 287).


[Закрыть]. Более того, Дамиани полагал, что наказанием за мужеложество – безусловно, уголовное преступление (crimen) – должна стать смертная казнь[510]510
  «Hoc nempe flagitium in cetera crimina non immerito deterrimum creditur, quandoquidem illud omnipotens Deus semper uno modo exosum habuisse legatur, et cum reliquis viciis necdum per legale praeceptum frena posuerat, iam hoc districtae ultionis animadversione damnabat» (Ibid. S. 289).


[Закрыть], о чем, по его мнению, прямо говорилось в Библии: «Они знают праведный суд Божий, что делающие такие дела достойны смерти; однако не только их делают, но и делающих одобряют»[511]511
  Рим. 1: 32.


[Закрыть]. Понимая содомию как «смертельную рану, [нанесенную] самому телу святой Церкви»[512]512
  «Quid rogo, dixisset, si loetale hoc vulnus in ipso corpore sanctae ecclesiae foetere conspiceret» (Petrus Damiani an Papst Leo IX. S. 294).


[Закрыть], он указывал, что она «все оскверняет, все портит, все загрязняет настолько, что ничему не позволяет быть чистым, безупречным, подлинным»[513]513
  «Omnia foedat, omnia maculat, omnia polluit et quantum ad se nichil putum, nichil a sordibus alienum, nichil mundum esse permittit» (Ibid. S. 310).


[Закрыть]. Иными словами, подрывая церковные устои, содомиты вместе с тем нарушали и законы человеческого общежития, а значит, из общества людей они должны были быть с позором изгнаны[514]514
  Подробнее о концепции Петра Дамиани: Burgwinkle W. E. Op. cit. P. 53–65; Scanlon L. Unmanned Men and Eunuchs of God: Peter Damian's Liber Gomorrhianus and the Sexual Politics of Papal Reform // New Medieval Literatures. 1998. № 2. P. 37–64; Boyd D. L. Disrupting the Norm: Sodomy, Culture and the Male Body in Peter Damian's Liber Gomorrhianus // Essays in Medieval Studies / Ed. by A. J. Frantzen and D. J. Robertson. Vol. 11. Chicago, 1994. P. 63–74.


[Закрыть]. (Илл. 23)

Схожие мысли примерно век спустя высказывал и другой известный теолог, Алан Лилльский (ок. 1120 – ок. 1202). В своем «Плаче природы» (De planctu naturae, 1170-е гг.), представлявшем собой классический визионерский диалог (imaginario visio) между главным героем и Природой, он, выступая против многочисленных сексуальных прегрешений (супружеских измен, скотоложества, инцеста, мужеложества и т. д.), клеймил их прежде всего за противоестественность:

Зачем божественною славою обожествила я лик Тиндариды, которая употребление красоты заставила уклониться к злоупотреблению срамоты, когда, царственного брака обет отметая, с нечестивым Парисом сочеталась? И Пасифая, неистовством гиперболической Венеры понукаемая, под видом мнимой коровы с грубою тварью скотскую свадьбу справляя, гнуснейшим паралогизмом для себя заключая, изумительным для быка заключила софизмом. И Мирра, подстрекаемая жалами миртовой Киприды, в любви к отцу отпав от дочерней любви, с отцом исполнила занятье матери. Медея же, собственному сыну мачеха, чтоб бесславное Венерино заданье свершить, сокрушила славное Венерино созданьице. И Нарцисс, коему отражение сочинило второго Нарцисса, пустою тенью помраченный, уверовав, что сам он – другой, в опасную вдается любовь – себя к себе. И многие иные юноши, по моей милости славной красой облеченные, но упоенные жаждою денег, заставляют свои Венерины молоты нести службу наковален[515]515
  Алан Лилльский. Плач Природы / пер. с лат. Р. Л. Шмаракова // Шартрская школа: Гильом Коншский. Философия; Теодорих Шартрский. Трактат о шести днях творения; Бернард Сильвестр. Космография; Комментарий на первые шесть книг «Энеиды»; Астролог; Алан Лилльский. Плач Природы / подгот. О. С. Воскобойников; пер. О. С. Воскобойников, Р. Л. Шмараков, П. В. Соколов. М., 2018. С. 229–290, здесь С. 253–254.


[Закрыть].

Таким образом, содомия оказывалась для Алана одним из главных и наиболее опасных грехов:

Стонет Природа, молчит добронравье, из знатности прежней

Изгнанная, сиротой ныне стыдливость живет.

Рода действительного опозоренный пол перепуган,

Видя, как горько ему кануть в страдательный род.

Пола честь своего пятнает муж, ставший женою,

Гермафродитом его чары Венеры творят.

Он предикат и субъект, с двумя значеньями термин,

И грамматический им сильно раздвинут закон[516]516
  Гомосексуальность описывалась здесь Аланом в понятиях грамматики. Соответственно, он порицал мужчину, превратившегося в женщину, как «страдательный род», как «субъекта» и как грамматический «варваризм»: Шартрская школа. С. 400, прим. 3–5.


[Закрыть].

Мужеству, дару Природы, чужой, в грамматике стал он

Варваром. Близок ему в этой науке лишь троп.

Тропом, однако, нельзя называться сему переносу:

Эту фигуру верней между пороков считать[517]517
  Алан Лилльский. Указ. соч. С. 231.


[Закрыть].

Опасность гомосексуальных связей крылась, согласно автору, в невозможности произвести потомство, что еще со времен Блаженного Августина[518]518
  О взглядах Августина на данную проблему см. выше: Глава 1.


[Закрыть] признавалось теологами единственной достойной уважения задачей любой супружеской пары:

Так как мужской род присоединяет к себе женский по условиям, необходимым для плодотворения, то если входит в употребление неправильная конструкция из одинаковых родов, так что сочетаются друг с другом части одного и того же пола, такая конструкция не получит моего одобрения ни как средство воспроизведения, ни как условие зачатия[519]519
  Алан Лилльский. Указ. соч. С. 262.


[Закрыть].

Вот почему Алан полагал необходимым в судебном порядке искоренять данный порок, как противный Богу и самой природе вещей:

Итак, не пренебрегая ничем относящимся к делу, следуя за своими собственными целями, насколько я в силах простереть длань моего могущества, я поражу людей наказанием, сообразным их греху. Но поскольку я не могу выйти за пределы моей силы, и не в моей способности совершенно искоренить яд этой чумы, я, следуя правилу моей силы, наложу клеймо анафемы на людей, попавших в ловушки помянутых пороков. Надлежит мне спросить Гения, прислуживающего мне в жреческой должности, дабы он, поддерживаемый присутствием моей судебной власти, одобряемый вашим согласием, пастырским жезлом отлучения удалил их из перечня природных вещей, из пределов моей юрисдикции… отрешая сынов гнусности от священного общения нашей церкви, с должною торжественностью нашего служения… поразил их суровым жезлом отлучения[520]520
  Там же. С. 282–283. Подробнее о «Плаче Природы» и взглядах Алана Лилльского на проблему гомосексуализма см.: Burgwinkle W. E. Op. cit. P. 170–199; Scanlon L. Unspeakable Pleasures: Alain de Lille, Sexual Regulation and the Priesthood of Genius // RR. 1995. T. 86(2). P. 213–242.


[Закрыть].

В 1179 г. Алан Лилльский стал одним из участников III Латеранского вселенского собора[521]521
  Boswell J. Op. cit. P. 310.


[Закрыть], и, возможно, не без его активного участия в решения, принятые верховными церковными иерархами на этой встрече, было включено постановление, согласно которому содомия официально объявлялась грехом, заслуживающим серьезного наказания:

Кто бы ни был [найден] склонным к подобной невоздержанности, которая противна природе и по причине которой гнев Божий обрушился на неверных и уничтожил огнем пять городов [их], если он клирик, окажется лишен сана или отправлен в монастырь для покаяния. Если [же он человек] светский, подвергнется отлучению от церкви и будет изгнан из общины верующих[522]522
  «Quicumque incontinentia illa, quae contra naturam est, propter quam venit ira Dei in filios diffidentiae et quinque civitates igne consumpsit…, si clerici fuerint eiciantur a clero vel ad poenitentiam agendam in monasteriis detrudantur, si laici excommunicationi subdantur et a coetu fidelium fiant prorsus alieni» (Consilium Lateranense III // Consiliorum oecomenicorum decreta / Curantibus J. Alberigo, J.A. Dossetti, P.-P. Joannou, C. Leonardi, P. Prodi. Bologna, 1973. P. 217).


[Закрыть].

Еще более жесткую позицию занимал в данном вопросе французский теолог Петр Кантор († 1197). Склонность к «постыдной страсти», упоминавшуюся в Первом послании к римлянам апостола Павла, он описывал как присущую исключительно гомосексуалистам[523]523
  «Si magis calescit, ut vir, permittunt cum ducere; si vero magis mollescat, et mulier permittunt ei nubere. Si autem in illo instrumento defecerit, nunquam concederetur ei usus reliqui instrumenti, sed perpetuo continebit, propter vestigia alternitatis vicii sodomitici, quod a Deo detestatur. Item ad Romanos, cap. I… Coitum etiam masculi cum masculo pari poena punit, ut coitum hominis cum bruto, scilicet morte» (Petri Cantoris Verba abbreviatum // PL. T. 205. Col. 2-554, здесь Col. 334–335). Ср.: «Потому предал их Бог постыдным страстям: женщины их заменили естественное употребление противоестественным; подобно и мужчины, оставивши естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам и получая в самих себе должное возмездие за свое заблуждение» (Рим. 1: 26–27).


[Закрыть], и рассматривал их отношения – вслед за Петром Дамиани – не только как грех (peccatum), но и как «в высшей степени отвратительное преступление» (crimen maxime detestandum), равное убийству, поскольку оба эти правонарушения мешают воспроизведению рода людского[524]524
  «De tantum duobus ergo peccatis tanquam maximis ex paribus, homicidio scilicet et vicio sodomico, legitur clamor ascendisse ad Dominum de terra. Legitur Dominus conqueri, ideo scilicet, quod 'masculum et feminam creavit ad multiplicandos homines' (Gen. I); homicidae autem et sodomitae hos destruunt et perimunt ut hostes, et praecipui adversarii Dei et generis humani» (Ibid. Col. 334, курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть]. А потому, писал далее Кантор, одного церковного покаяния в данном случае совершенно недостаточно, и за мужеложество следует ввести уголовную ответственность и наказывать за него сожжением заживо, как это сделал в свое время сам Господь[525]525
  «Item, cum Dominus poenam pro aliis peccatis infligendam differat, pro hoc patientiam et bonitatem sibi innatam videtur exuisse, non exspectans sodomitas ad poenitentiam, sed eos magis puniens temporaliter igne coelitus misso» (Ibid., курсив мой. – О. Т.). Здесь Петр Кантор ссылался на уже упоминавшийся выше пассаж из книги Бытия: «И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба. И ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и произрастения земли» (Быт. 19: 24–25).


[Закрыть].

Как будто в ответ на размышления Петра Кантора, изложенные в Verba abbreviatum (около 1187 г.), данный вопрос оказался рассмотрен на IV Латеранском соборе 1215 г. И хотя в его постановлениях речь шла исключительно о представителях церкви (монахах и прелатах), их вина объявлялась «двойной» и, соответственно, требующей и церковного, и светского наказания – т. е. и как за грех, и как за уголовное преступление[526]526
  «Statuimus ut qui deprehensi fuerint incontinentiae vitio laborare, prout magis aut minus peccaverint, puniantur secundum canonicas sanctiones, quas efficacius et districtius praecipimus observari, ut quos divinus timor a malo non revocat, temporalis saltem poena a peccato cohibeat. Si quis igitur, hac de causa suspensus, divina celebrare praesumpserit, non solum ecclesiasticis beneficiis spolietur, verum etiam pro hac duplici culpa perpetuo deponatur» (Consilium Lateranense IV // Consiliorum oecomenicorum decreta. P. 242, курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть]. (Илл. 24)

Как следствие, уже со второй половины XIII в. термин «содомия» начал упоминаться в светских юридических источниках[527]527
  Goodich M. Sodomy in Medieval Secular Law // Journal of Homosexuality. 1976 (Spring). T. 1. P. 295–302 (в качестве отдельной главы статья была включена в: Idem. The Unmentionable Vice).


[Закрыть] и, в частности, в сборниках кутюм Французского королевства. Впервые, насколько известно, о существовании подобного правонарушения и об уголовной ответственности за него сообщалось в «Кутюме Турени и Анжу» (1246 г.). И хотя рассматривать такие дела, по мнению составителей данного кодекса, надлежало церковному суду, наказание их оказывалось уже совершенно светским:

Если кто-то подозревается в [занятиях] содомией, его следует арестовать и передать епископу. И если [его преступление] окажется доказанным, его надлежит сжечь, а его имущество отойдет барону. Так же следует поступить и с еретиком, если [его преступление] доказано. И все его имущество отойдет барону[528]528
  «Se aucuns est soupeçoneus de bougrerie, la joutise le doit prandre et envoier à l'evesque, et se il en estoit provez, l'en le devroit ardoir; et tuit si mueble sunt au baron. Et, en tel manière doit l'en ouvrer d'ome hérite, por coi il en soit provez. Et tuit si mueble sunt au baron» (Coutume de Touraine-Anjou // Etablissements de Saint Louis. T. 3. P. 50).


[Закрыть].

Тот же текст – буквально дословно – оказался повторен и в «Установлениях Людовика Святого» (1270-е гг.), которые во многом основывались на тексте этой «Кутюмы»[529]529
  «Se aucuns est soupeçoneus de bougrerie, la joutise le doit prandre et envoier à l'evesque, et se il en estoit provez, l'en le devroit ardoir; et tuit si mueble sunt au baron. Et en tele manière, doit l'en ouvrer d'ome hérite, por coi il en soit provez; et tuit si mueble sunt au baron, ou au prince. Et est escrit en Decretales, ou titre Des significacions de paroles, ou chapitre Super quibusdam. Et costume s'i acorde» (Etablissements de Saint Louis. T. 2. P. 147–148). О влиянии текста «Кутюмы Турени и Анжу» на «Установления» см. подробнее: Ibid. T. 1. P. 8–25.


[Закрыть]. Чуть ранее, в 1260-е гг., содомия как совершенно светское уголовное преступление была упомянута в «Книге о правосудии и судопроизводстве» (Livre de Jostice et de Plet), созданной, вероятно, в графстве Гатине (долина Луары):

Тот, кто является содомитом, что доказано [по суду], должен лишиться яичек. А если он вновь совершит это [преступление], должен лишиться члена. А если [его поймают] в третий раз, должен быть сожжен. Женщина, которая [виновна в подобном преступлении] каждый раз лишается части [тела], а на третий раз ее нужно сжечь. И все их имущество отходит королю[530]530
  «Cil qui sont sodomite prové doivent perdre les c… (так в тексте – О. Т.). Et se il le fet segonde foiz, il doit perdre menbre. Et se il le fet la tierce foiz, il doit estre ars. Feme qui le fet doit à chescune foiz perdre menbre, et la tierce doit estre arsse. Et toz leur biens sont le roi» (Li Livres de Jostice et de Plet. P. 279–280).


[Закрыть].

Еще более однозначно высказывался о проблеме нетрадиционных сексуальных отношений Филипп де Бомануар в «Кутюмах Бовези» (1279–1283 гг.). Он полагал, что человек, совершивший подобное преступление, заслуживает исключительно смерти на костре и конфискации имущества, как, впрочем, и «заблуждающийся в вере, не желающий вернуться на истинный путь»[531]531
  «Qui erre contre la foi comme en mescreance de laquele il ne veut venir a voie de verité, ou qui fet sodomiterie, il doit estre ars et forfet tout le sien si comme il est dit devant» (Beaumanoir Ph. de. Op. cit. T. 1. P. 431. § 833, курсив мой. – О. Т.).


[Закрыть].

Таким образом, большинство местных французских кутюм второй половины XIII в. предполагало в качестве наказания за содомию казнь через сожжение. Единственным исключением являлась Livre de Jostice et de Plet, автор которой настаивал на кастрации виновного при повторном задержании[532]532
  См. прим. 3 на с. 169.


[Закрыть]. Впрочем, похоже, что та же норма оказывалась близка и одному из составителей «Кутюм Тулузы» (BNF. Ms. lat. 9187), иконографическая программа которых вполне может рассматриваться как самостоятельный комментарий к тексту местного обычного права[533]533
  Подробнее см.: Тогоева О. И. Между текстом и миниатюрой.


[Закрыть]. Этот кодекс создавался на протяжении 1292–1297 гг., а иллюстрации к нему – в 1296–1297 гг. На одной из них как раз и была изображена кастрация преступника, в котором исследователи традиционно видели прелюбодея[534]534
  Coutumes de Toulouse // BNF. Ms. lat. 9187. Fol. 32v. Как кастрация именно прелюбодея данное изображение описывается в: Colin-Goguel F. Op. cit. P. 166; Гуревич А. Я. Культура и общество средневековой Европы. С. 282; Бессмертный Ю. Л. Указ. соч. С. 32 (вклейка). Ранее и сама я склонялась к такой интерпретации: Тогоева О. И. Униженные и оскорбленные. Мужская честь и мужское достоинство в средневековом суде // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории – 2006 / под ред. М. А. Бойцова и И. Н. Данилевского. Вып. 8. М., 2007. С. 71–101.


[Закрыть]. (Илл. 25) Однако, как я уже упоминала, в графстве Тулузском, как и во многих других областях Французского королевства, самым распространенным наказанием за адюльтер являлся «бег» по улицам города обоих виновных – замужней женщины и ее любовника. Кастрация же относилась преимущественно к парасудебным ситуациям, когда «приговор» своему счастливому сопернику выносил и приводил в исполнение муж неверной особы[535]535
  См. выше: Глава 2.


[Закрыть].

Тем не менее, кастрация как норма права была хорошо известна на Пиренейском полуострове. Важно отметить, что здесь – в отличие от Французского королевства – речь шла именно о мужеложестве, а не о более абстрактном явлении «содомии», смысл которого не уточнял ни один из перечисленных выше сборников кутюм. В качестве наказания за гомосексуальные отношения кастрация упоминалась, в частности, в вестготской «Книге приговоров», в указе короля Флавия Хиндасвинта (642–653):

Не должно оставаться безнаказанным злодеяние, столь ненавистное нравам своей гнусной извращенностью. И потому мужеложцы, либо те, кто согласно претерпевают это, должны быть наказаны по постановлению этого закона следующим образом. Как только судья достоверно расследует подобное нечестие, пусть озаботится затем кастрировать обоих и передаст их епископу того края, где это случится. А тот пусть ввергнет их по отдельности в темницу, чтобы те, кто по своей воле совершил беззаконие, против воли своей совершали бы покаяние[536]536
  Вестготская правда (Книга приговоров). С. 576–577.


[Закрыть].

Та же норма права – и вновь применительно к делам о мужеложестве – присутствовала в «Фуэро Реаль» Альфонсо X Мудрого (1221–1284), в 1254 г. предпринявшего попытку унификации законодательства Леона и Кастилии: