Текст книги "Дорожные записки на пути из Тамбовской губернии в Сибирь"

Замечу при этом случае, что между жителями Пермской губернии охота учиться весьма ощутительная. Учебные заведения ее всегда полны, и число грамотных в ней едва ли не больше против других великороссийских губерний. Не вышло пока из ее жителей ни гениальных поэтов, ни гениальных ученых, но все-таки Пермь может похвалиться тем, что она была родиной А. Ф. Мерзлякова, незабвенного профессора университета Московского.

В Перми из учебных заведений находится: гимназия, уездное училище по методе Ланкастера, семинария, училище детей канцелярских служителей и школа военных кантонистов. Близ города, на Мотовилихинском казенном заводе, есть горная школа.

В гимназии бывает около ста человек учащихся. Большая часть оканчивающих в ней курс остаются в Пермской губернии на службе; некоторые поступают для дальнейшего образовании в Казанский университет. При гимназии находится библиотека и кабинеты физический и минералогический. В библиотеке находится около 2000 книг, и в том числе несколько весьма замечательных библиографических редкостей, рукописей и дорогих увражей. Из них замечательны «Атлас Пермского наместничества» с планами предполагаемых городов и описаниями, составленный в 1781 как проект; подлинное приветствие евреев, поднесенное императрице Екатерине II, и некоторые другие. Желательно было бы, чтобы кто-нибудь описал библиографические редкости этой библиотеки. Много книг было пожертвовано бывшим пермским генерал-губернатором Модерахом, во время открытия главного народного училища. Физический кабинет не обширен. В нем производятся метеорологические наблюдения, прежде отправлявшиеся в Академию наук. Минералогический кабинет состоит из штуфов, собранных в богатой минералогии Пермской губернии. Надобно отдать должную справедливость В. И. Антропову, бывшему лет шесть тому назад директором училищ Пермской губернии. Ему как гимназия, так и подведомственные ей училища обязаны своим прекрасным устройством. Признательные пермяки до сих пор вспоминают этого достойного хозяина пермских учебных заведений. В училище детей канцелярских служителей учащихся бывает около 30 человек. Кончившие в нем курс занимают должности канцелярских служителей в губерниях Пермской и Вятской.

В Перми находится публичная библиотека для чтения. Она помещается при училище детей канцелярских служителей. Библиотека бедная: в ней не более 400 книг, и в том числе немного хороших. Вновь выписывается очень мало – почти ничего. Читателей почти нет. В домах случается видеть книги из ильинской библиотеки, привезенные из-за ста верст.

Пермское общество состоит, как я заметил уже, из заезжих чиновников. Это общество щепетильно, имеет большие претензии на вкус и на образование, многие дерзают и на ученость. Прежде, нежели начну я характеризовать это общество, скажу, что и в нем есть прекрасные исключения: и в Перми вы найдете людей, с которыми не скучно провести время, которые имеют верный взгляд на вещи, хорошо образованы; но их немного, к сожалению…

Я уже не раз замечал о радушном гостеприимстве пермских жителей. Надобно им отдать в этом отношении справедливость. Точно ни в одном краю нашей обширной России, исключая разве Сибири, вы не найдете такого радушия.

Приезжайте в Пермь, и хоть вы не имеете там ни родных, ни знакомых, но будете всяким приняты и обласканы как нельзя лучше. В каждом доме вас примут как родного, попросят жаловать почаще, быть как дома, – и ходите к этим ласковым людям хоть каждый день – вы не наскучите им, вас всегда будут принимать с радушием. Этикетной взыскательности здесь не знают, и в Перми необременительны ни визиты, ни приемы гостей.

Звов в Перми не любят, ездят друг к другу больше запросто. Зато уж если пермяк расходится да даст пир званый, тут у него последняя копейка пойдет ребром. Вы явитесь на званый пир: сначала угостят вас чаем по сибирской пропорции, т. е. сколько возможно больше; потом сам хозяин сделает вам пунш с прибавлением необыкновенного количества бордосской водки. Делать искусно пунш считается в Перми важным достоинством. Вслед за пуншем вам подадут карточку, от игры отговариваться нельзя – это стихия пермской жизни. Пермяк умнее всего за карточным столом. Играть в бостон (вист в Перми мало употребителен) со всевозможными колоннами и кодилями вы должны непременно от шести часов пополудни до двух пополуночи. В продолжение игры вас запоят наливками многоразличных сортов и качества. Кроме обыкновенных в России малиновок, рябиновок и пр., вас попотчуют чисто сибирскими – княжениковкой, облепихой и некоторыми другими. Подадут десерт, состоящий из варений и яблок, которые здесь не так обыкновенны, как в других частях России. Апельсинов бывает в Перми мало, винограда еще меньше, персиков, абрикосов, ананасов, кажется, совсем не знают. Начиная с девяти часов до двух вам несколько раз подадут несколько графинов разнообразных водок и домашних закусок. В два часа позовут вас ужинать, и вот, когда все гости, по выражению чешского поэта:

 
За предолги столы сели
Каждый по своему чину[224]224
  Rucop. Kralodworsky в пьесе Ludise a Lubor.


[Закрыть], —
 

Тогда начнут подавать одно за другим едва ли не тысячу и одно кушанье. Без шести холодных, без шести соусов, без шести жарких и без пяти хлебных в Перми стол не стол. Из числа блюд явятся и национальные пельмени, или пельяны, в разных видах, т. е. вареные, печеные, жареные и пр. При каждой перемене блюд подадут вам рюмки по две вина – мадеры, портвейна (это любимое вино пермяков), хереса. Здесь употребляют все такие вина, которые, по выражению Марлинского, ближе у цели: марго, лафит, сотерн стоят на столе только для близира, и до них никто не дотрагивается. Не выпить обычной рюмки вина – значит обидеть хозяина: он будет перед вами кланяться, упрашивать, а если вы с ним коротки, то даже и «штучку отольет»; так, например, приставит к вам дворового мальчика, который скажет вам сказку про белого быка. Эта детская шутка здесь имеет свое применение к главному пункту пермской жизни – гостеприимству; мальчик подойдет к вам, станет за стулом и спросит: «Сказать ли вам сказку про белого быка?» Если вы скажете «нет», он вам отвечает: «Вы говорите нет, я говорю нет, сказать ли вам сказку про белого быка?» Вы замолчали – неотвязчивый мальчишка говорит: «Вы молчите, и я молчу» и пр. Все это возбуждает общий смех и непритворное веселье гостей, а вы все-таки до тех пор не освободитесь от белого быка, пока не выпьете рюмки вам предлагаемой. Таким образом вас заставят выпить рюмок десять вина самого крепкого, которое иногда даже нарочно разбавляют с ромом «для-ради вящей крепости». И так пьют все. Вздумайте же вы вместо всех этих ужасных рюмок налить и выпить полстакана сотерна – вас прозовут пьяницей. Именно уж правду говорят: что город, то норов, что деревня, то обычай, что селенье, то поверье.

Но вот подали первое жаркое и начинают щедрой рукой разливать шампанское. Пьют его и за столом и после стола. Каких тостов не бывает при этом случае! Пьют за здоровье всех православных христиан и за здоровье всего рода человеческого… Провозглашают ли тост за здоровье кого-нибудь близкого хозяину, он отвечает: «Врешь, мое здоровье двадцать пятое, пей за других»; все заключается питьем ликера и снова начинающейся игрой в карты.

Таковы пермские балы…

В Перми бывают и собрания, в Перми и кадриль танцуют, и мазурку откалывают. Уж именно «откалывают». Пол стучит, пыль вьется столбом от каблуков ловких кавалеров. Такие веселости бывают в доме Благородного собрания. Зато как веселятся! Вот уж нараспашку веселятся!

Собрания бывают редко. Балы иногда довольно сносны, и бывающие в доме канцелярского училища даются еще реже. Зато у аристократов (!) пермских разобраны дни. Сегодня играют в карты и пируют у одного, завтра у другого и т. д. – у каждого в неделю раз. У богатых собираются и по два раза в неделю.

Летом пируют каждый праздник с утра до вечера на заимках. Заимка есть род дачи, устроенной близ города. Часто катаются на лодках по Каме, делают пикники. Весело живут – припеваючи.

Театров и других представлений не знают.

Наряды в Перми неизысканны, впрочем, картинки журнальные и здесь соблазняют дам и девиц. Зато наряды дамские здесь не так убыточны, как в других местах: в Перми дама, съездив один раз на бал, не бросит нового платья, но выезжает в нем еще несколько раз, даже до тех пор, пока оно не износится совершенно. Этим вознаграждается дороговизна материй, употребляемых для дамских нарядов. Дороговизна необыкновенная: аршин тюля средственной доброты стоит в Перми 8 рублей, аршин атласа – 10 рублей ассигнациями. Впрочем, пермские красавицы чрезвычайно редко одеваются в тюль, в атлас и в бархат; дешевенькая кисея, за штуку которой платят рублей 15–20 ассигнациями, считается щегольской материей. Безвкусие и здесь заметно: нередко можно встретить в пермской гостиной даму в каком-нибудь красном платье с белыми или зелеными фалборами или в зеленом платье с желтым шарфом – настоящая яичница с луком! В Перми и на прекрасный пол карты имеют сильное влияние: по шести и по восьми часов не выходят из-за карточного стола не только дамы и перезрелые девы, которых и в Перми не оберешься, но даже и барышни-невесты, которые тоже возыгрывают в бостон. Хорошо играть в карты – неоцененное достоинство для пермяка. Тринадцать в сюрах есть высочайшее блаженство…

В Перми, как водится, и гуляния публичные есть: есть place parade, поросший травой; здесь гуляют летом по изломанным тротуарам и с восхищением слушают гарнизонную музыку, восхищаются барабаном. Есть бульвар, совершенно заброшенный, с ротондой, грозящей гуляющим своим падением; в этом месте бывает народное гуляние в Троицын день: качели, винная выставка, пестрый люд, пьяные толпы – вот предметы, встречающиеся на этом гулянии. В другое время года поздно вечером по бульвару ходить не должно…

Говорят все и везде по-русски. Французского словечка, увы, не услышите в пермских гостиных! Пермяки, побуждаемые патриотизмом, говорят, что они не говорят по-французски оттого, что считают это унизительным для русских. Заговорите с кем угодно по-французски, всякий отпустит вам следующую фразу, которую сочинили в Перми и которую знает наизусть всякий пермяк, даже и не умеющий a от b отличить: «Je parle en francaise avec les etrangers, – скажет он, жеманясь и вывертывая свою голову, – qui ne peuvent parler en russem mais… mais parler en francaise avec les Russes…» При этом случае пермяк замнется и отойдет от вас с торжествующим видом. Хорошо, прекрасно было бы, если бы все это происходило от энтузиастического патриотизма, но вот беда – всякий пермяк, а еще более всякая хорошенькая пермянка и полепетала бы франсе, да не умеет… Французских учителей в Перми нет, книг французских нет… Что прикажете делать? И рад бы в рай, говорит пословица, да грехи не пускают. Зато уж вышеприведенную фразу в Перми всякий, всякая и всякое проговорит вам, не заикнувшись. Чудна Пермия!

Что еще сказать о пермских жителях?.. Да, кстати о языке. По-русски здесь говорят, не переменяя о на а; замечательно, что во внутренних губерниях России, где говорят вместо о – а, противный этому выговор называют свысока, а в Перми говорить свысока – значит говорить по московскому наречию. Другая заметная в Перми особенность языка состоит в том, что все говорят речитативом, и притом последнее слово речи поют. Это чрезвычайно неприятно для слуха, а особенно если слышишь говорящими так людей высшего класса. Много употребляется в Перми слов особенных. Не могу всех перечислить, но предлагаю здесь некоторые: шаньга – род ватрушки; глохтить – пить; заимка – дача; угобзить – поставить кого-нибудь в неприятное положение (говорится во время карточной игры); бардадым – трефовый король; баской – хороший; ланской – прошлогодний; бусой – дымчатый; робить – делать, работать; бахилы – широкие сапоги; шугай – верхнее платье женщины, душегрейка; шугать – пугать; балакир – горшок, в котором держат молоко; отятой – проклятый, черт; шатун – бродяга, черт; крещеный – русский, провославный; кержак – раскольник; голубец – приступок у русской печи; знать – видно; казамат – неблагопристойный дом; утресь – утром и многие другие. Из них некоторые я замечал прежде.

На иных словах делаются неправильные ударения: п е'реворот и др.; в действительных глаголах изъявительного наклонения настоящего времени второго и третьего лица единственного и первого и второго множественного числа – опускают букву е, напр.: знашь, знат, знам, знате; делашь, делат, делам, делате и т. п.

Образованность большей части пермских жителей заслуживает особенного внимания. Эти суждения о науках, и в особенности о бедной русской литературе, эти приговоры всему непонятному налагают странный отпечаток. Там судят о науках по-своему: бессвязный рассказ о мелочных происшествиях они называют историей, ряд чисел – статистикой и риторику – основой просвещения. Для них скучен Вальтер Скотт, они не читают Лажечникова, а иные прочие произведения мелочной литературы они считают chef d’oeuvre искусства. Толстых журналов не любят, газетный листок доставляет им несказанное удовольствие, «Московским ведомостям» они поклоняются как идолу. Прибавления к этим ведомостям доставляют им сюжеты для разговоров на целую неделю, до следующей почты. За иностранной литературой не следят: во всем городе не выписывается ни одного листка на языке чужеземном. Лежат, правда, на столах у некоторых пермских фешенеблей томы Гюго и Дюма, но никем не читаются. Карты, карты и карты – они важнее литературы!

Впрочем, есть в Перми и литераторы-псевдонимы, которые видели свои сочинения напечатанными. Здесь под словом «псевдоним» я разумею не такого литератора, который под своим сочинением подписывает чужое имя, а такого, который под чужим подписывает четко свою фамилию.

Из пермской типографии, кроме губернских ведомостей, изредка выходят особые сочинения. Так, например, в 1804 году вышло «Хозяйственное описание Пермской губернии» Н. Попова, в двух томах in folio. Оно было после перепечатано в Петербурге, но первое издание составляет ныне большую редкость. В 1832 напечатана была книжка «Краткое статистическое обозрение Пермской губернии», со многими любопытными данными, но написанная языком ужасным[225]225
  В 1841 году это сочинение было кем-то выглажено, вычищено и явилось на страницах одного русского журнала с подписью Никольский.


[Закрыть].

Еще одна особенность пермской жизни – пельмени. Эти маленькие, из пшеничной муки сделанные пирожки со свининой играют важную роль в Перми. Название свое они получили оттого, что имеют форму уха, а по-пермяцки пэль значит «ухо», нянь – «хлеб». Этот хлеб в виде уха составляет любимейшее кушанье пермяков. В самом деле, пельмени очень вкусны – в Перми они едва ли не лучше всего прочего. Особенно в заговенье и в разговенье потребляется необъятное количество пельменей. Свинина рубится на деревянных досках, и один проказник высчитал, что в заговенье в Перми православные вместе с пельменями съедят четыре полена дров. В самом деле, если вы пойдете пешком вечером в заговенье по пермским улицам, в каждом доме услышите звук ножа, которым рубят свинину для пельменей. Все, не исключая и высших, часто зовут к себе гостей на пельмени. В таком случае почти весь стол состоит из пельменей. Едят их вареные с уксусом, едят пельмени под соусом, пельмени жареные и прочее и прочее. Это кушанье имеет большое влияние на семейную жизнь пермяков. Сколько составилось свадеб, сколько людей влюблялось, дружилось, ссорилось, мирилось – за пельменями!

Жить в Перми дешево. За квартиру, состоящую в особом флигеле, с восемью комнатами, особой кухней и прочими хозяйственными службами, я платил по 25 рублей в месяц. Ржаной хлеб в 1839 был ценой около одного рубля ассигнациями за пуд; все прочие жизненные потребности также дешевы: пара рябчиков в дешевую пору продается за 18, а в дорогую за 40 копеек ассигнациями. Зато уж предметы роскоши и вообще товары привозные дороги непомерно.

В Перми живут тихо, безмятежно. Редко нарушается ее спокойствие. Пермяки – добрые граждане, патриоты. До сих пор сохраняются в памяти их два случая, сделавшиеся эпохами в истории Перми: посещение Перми императором Александром Благословенным в 1824 году и посещение этого города государем цесаревичем, наследником престола русского – Александром Николаевичем.

Покойный император около трех дней был в Перми. Кому не памятен, кому не известен ангельский характер этого усмирителя Европы! Кто не знает о его улыбке, привлекавшей к нему сердца не только всех многочисленных его подданных, но даже и иностранцев, видевших в нем не отца, как русские, но только великого человека! Расскажу здесь о двух случаях, доказывающих благочестие и добродушие незабвенного Александра. Первый из них, кажется, еще не известен всем, о втором же где-то писали.

Когда император ехал в Пермь, он остановился для перемены лошадей в селе Дубровском (Оханского уезда Пермской губернии). Священник села этого, восьмидесятилетний старец, жизни благочестивой, в полном облачении, со святым крестом в руках дожидался повелителя миллионов на церковной паперти. Царь земной пошел в храм поклониться Царю Небесному. Священник, убеленный летами, стоял на пороге церкви и, как скоро увидел императора, смутился, рука его, державшая крест, задрожала. Слезы градом отекли из очей его, когда он увидел государя, и дрожащим голосом он тихо начал читать: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему с миром, яко видеста очи моя» и прочая. Государь, услышав последние слова молитвы Симеона Богоприимца, взглянул с ангельской улыбкой на почтенное лицо старца и, приложась к поднесенному им кресту, поцеловал руку достойного служителя алтаря Божьего. Старец еще более смутился, слезы умиления текли по ланитам его… До того был поражен священник этим поступком благочестивого христианина-царя, что он до самой смерти своей ни о ком более не говорил, кроме Александра, целовал руку свою, которой коснулись царственные уста. Через год достигла до него страшная весть: Александра Павловича не стало. Священник с воплем совершил панихиду по душе его и вскоре сам отошел туда, куда был призван Александр от земного своего поприща.

Этот пример благочестия и снисходительности царя русского до сих пор живет в памяти жителей Пермского края.

Другой пример снисходительности императора: когда он приехал в Пермь, тотчас же отправился в квартиру епископа Иустина. Этот Иустин, сперва живший долго в Венеции, был епархиальным архиереем Пермской епархии. Достигнув глубокой старости, он уволен был на покой и жил среди бывшей паствы его. Император отправился к нему без свиты, и, когда вошел в комнаты старца, епископ принял его сначала за свитского генерала, но вскоре увидел свою ошибку и со слезами умиления благословил Благословенного.

– Как вы себя чувствуете? – спросил государь.

– Старость чувствую, ваше императорское величество, – отвечал старец.

– Довольны ли вы? Как живете?

– От щедрот вашего величества я получаю пенсию, и суммы, получаемой мной, достаточно для старика.

– Не обеспокоил ли я вас нежданным, быть может, посещением?

– Счастье лицезреть священную особу моего государя пролило целительный бальзам на душу мою. Теперь я умру спокойно.

Довольно долго беседовал с Иустином император, потом поехал осматривать город.

В память посещения Перми императором Александром в этом городе устроили больницу Александровскую – лучшее здание города. Это богоугодное заведение служит здесь памятником царю, Богу угодному.

Другой Александр посетил Пермь летом 1837 года. Пламенное желание видеть надежду России, первенца царя православного, собрало многочисленные толпы жителей. Пермь ожила кипучей жизнью. Желание народа пермского наконец осуществилось: наследник удостоил Пермь своим посещением. Он с заботливостью осматривал город, внимательно вникал во все подробности, посетил присутственные места, гимназию, богоугодные заведения. Восхищенный народ день и ночь стоял перед низенькими окнами небольшого дома губернаторского, в котором останавливался цесаревич… Но к чему это описывать? Кто не знает, как мы, русские, смотрим на царей наших и детей их; кто не чувствовал из нас того высокого чувства восхищения, которое овладевает русским, когда он смотрит на царя или сына царева! Только русские царя своего зовут Богом земным.

Величественное было зрелище, когда государь-наследник изволил кататься в нарочно для него устроенном катере по реке Каме. Почти всегда пустынная река оживилась. Тысячи мелких лодок, в которых сидели пермяки в своих праздничных одеждах, кружились вокруг катера, в котором сидел Александр. Громкое «ура» слышно было и с берега, и на Каме; все было весело, все было живо. Народ ликовал…

Грустно было пермякам провожать своего драгоценного гостя. Это чувство тоже всем нам знакомо. Видишь какую-то тягостную пустоту в городе, из которого уехал высокий посетитель, чувствуешь какую-то особенную грусть в душе и самую природу видишь в каком-то тусклом свете… Благословения сыпались на уехавшего наследника, который и после отъезда из Перми благотворил ее жителям: розданы были значительные суммы в пособие неимущим…

Чем заключить описание Перми?.. Разве сказать несколько слов вообще о ее характере. Пермь – городок порядочный, но безжизнен, торговли и промышленности в нем почти нет, грамотности много, образованности не бывало. Его жители радушны, гостеприимны, добры, довольно странны; между ними, как обыкновенно водится, есть люди и достойные, есть люди и никуда не годные. Пощеголять ученостью они любят, но часто невпопад. Жаркие споры пермяков о науках часто доходят до ругательств или ставят одну сторону в неприятное положение. Пример: пермяк, благоговеющий перед памятью Ганнибала, заспорил с одним моим знакомым, кто был выше – Наполеон или Ганнибал. Спор происходил в чужом доме после ужина. Дело было заполночь; хозяин морщился: спорщики поняли это и пошли из комнаты. На беду наполеониста у защитника Ганнибала не было ни коня, ни колесницы, и он поместился в сани к своему противнику. Мороз был трескучий, градусов в сорок, но наши спорщики продолжали свой спор; наполеонист довез ганнибалиста до его дома, и эти полчаса стоял одной ногой в санях, а другой на снегу, беспрестанно повторяя: «Да согласитесь же, что Ганнибал был выше Наполеона». Спор закончился тем, что заступник карфагенского полководца отморозил себе нос… Этого случая достаточно, чтобы охарактеризовать пермские ученые споры. А как иногда бывают курьезны они! Иногда племянник важного человека, выгнанный из университета, с диктаторской важностью доказывает, что Карамзин писал историю не фактически, а историографически; в другой раз начнется рассуждение о железной дороге в Англию, а из нее на Курильские острова. Чудо, что за споры!

Вообще же Пермь тиха, безмятежна; жизнь в ней ровненькая, без бурь, только с крошечными страстишками. Знают только две страсти – в карточки поиграть да гостя получше угостить. И Пермь независтлива: она считает себя лучше всех городов и упорно стоит за свое. Пермь – настоящий русский Китай… И какое китайство в ней – удивительно! Скоро ли она выйдет из своего безжизненного оцепенения? Давай, Господи, поскорее. Что ни говорите, а ведь Пермь на матушке Святой Руси, ведь не последняя же она спица в колеснице.

4 августа мы решились отправиться в Кунгур, город, славный своей промышленностью, торговлей, богатством и пещерой в Ледяной горе. Прощай, Пермь, молодая Пермь, некстати прикидывающаяся степенной и тихой старушкой! Никогда не забуду я ни твоих карт, ни твоих пельменей, ни «у нас в Архангельске» и других оригиналов! Никогда не забуду твоих… ну, да уж ничего не забуду. Еще раз прощай, Пермь, молодая старушка, гостеприимная чудачка, добрая хлебосолка! В тебе никто ничего не жалеет для проезжающих. Чего ни попросишь – всего дадут. Прощай!