Текст книги "Дорожные записки на пути из Тамбовской губернии в Сибирь"

Горны приводятся в действие посредством воздуходующих машин, в устройстве своем совершенно сходных с такими же машинами, устроенными для доменной плавки и описанными уже в седьмой статье этих записок. В Полазненском заводе находится одна такая машина о восьми однодушных цилиндрах, которые имеют в диаметре 6 четвертей, а в ширину 8 четвертей. Поршень в минуту совершает девять оборотов, ход его равняется одному аршину, трем четвертям и 1 ½ вершкам. Машина приводится в движение водяным наливным колесом, вышина которого 8 аршин, а ширина 2 аршина 3 вершка. Воды на это колесо употребляется 48 куб. вершков. Машина действует на 8 огней[219]219
  Размеры воздуходующих машин, назначенных для кричных фабрик, бывают различны так же, как и размеры машин, назначенных для доменной плавки. Предлагаю здесь сравнение шести таких машин.


[Закрыть]. Кричная фабрика получила название свое от крицы. Под словом «крица» разумеется кусок железа, весом от 9 до 10 пудов, выдавливаемый из 12–14 пудов чугуна. Этот кусок железа, как скоро вынимается из горна, тотчас же разбивается на куски, из которых тянутся полосы.

Каждая партия мастеровых, состоящая из мастера, подмастерья и работника, во время своей очереди занимается в одно и то же время: а) выковкою полосового железа из трех кусков, которые остались по рассечении крицы, сделанной предыдущей партией, и b) приготовлением крицы из чугуна. Чугун на приготовление крицы идет штыковой, спелый, мягкий (la fonte noirgrisse). Употребляют также для этого и куски больших чугунных вещей, которые были забракованы по непрочности или по другой какой-нибудь причине. Чугуна на крицу дается 12 пудов, и из этого количества получается 9 пудов железа. Но с 1838 года на Полазненском и Хохловском заводах дается 13 пудов, и из этого количества получается 10 пудов полосового железа. Угля на приготовление крицы идет 11 кубических аршин. Следовательно, на каждый пуд железа 1 ²/₉ кубических аршин угля. Смен, из которых каждая совершается двумя партиями, бывает при каждом горне в продолжение суток по три. Следовательно, у каждой партии в сутки 12 часов работы.

Действие каждой партии состоит в следующем.

1) При наступлении времени работы партия извещается об этом особо определенными для того людьми, которые называются сторожами.

2) Партия идет на фабрику. Явившись на нее, она помогает прежней партии вынести приготовленную крицу из горна под молот и разбить ее на 5 или на 6 кусков.

3) Занимаются подготовкой материалов для выделки новой крицы: работник приносит уголь и флюс; подмастерье – чугун.

4) Пускают горн в действие: работник насыпает в него 1 ¹/₄ мерки мусора или флюсу, и на эту одну мерку, то есть один кубический аршин угля, подмастерье кладет в горн пять пудов чугуна и на него два куска железа, полученные от разбивки предыдущей крицы. Работники засыпают все это потребным количеством угля. Открывают ток воздуха из воздуходующей машины.

5) Минут через 8 или через 9 куски железа накаляются. Подмастерье подает один из них под молот мастеру, который пробивает у того куска так называемую середку и образует таким образом полосу. Работник, получив от мастера эту полосу, опускает ее в чугунную колоду с водою, которая стоит возле горна, и таким образом ее остужает. Между тем подмастерье подает мастеру старый кусок железа, из которого он образует старую полосу. Работник подает остуженную полосу подмастерью для накаления конца ее, и получает от мастера вторую полосу для остужения. Как скоро конец у полосы накалится, подмастерье подает ее мастеру, который вытягивает ее по известной пропорции и передает работнику для забивки в гладь конца ее. То же делается и со второй полосой. Готовые таким образом полосы откладываются в сторону.

6) Часа через два после первой закалки чугуна в горне подмастерье прибавляет в горн еще 5 пудов чугуна и 2 пуда железного сока[220]220
  Железным, или кричным, соком называются те мелкие кусочки железа, которые в виде огненных брызг разлетаются при разбивке крицы на куски. Их употребляют для образования крицы не по необходимости, а для того, чтобы не терять их по-пустому. Пробовали употреблять для сего же так называемые кричные поддонки, но железо от примеси их всегда делалось хрупким.


[Закрыть]. На это кладет еще два куска железа, полученные от разбивки предыдущей крицы. Их переделывают в полосовое железо сейчас описанным способом.

7) За сим, через три часа, работник и подмастерье ломают, т. е. ворочают, находящиеся в горну 10 пудов чугуна и 2 железного сока.

8) Тотчас после этого кладут еще 2 (на Полазне и в Хохловском заводе 3) пуда чугуна и один пуд железного сока.

9) На это кладут остальные куски предыдущей крицы и превращают их в полосовое железо.

10) Между тем чугун уже превратился в огромный кусок железа (крицу). Его вываливают на поверхность горна и в ту же минуту всыпают в горн полмерки угля. На этот уголь кладут крицу и засыпают ее углем. Мастер и работник жгут ее часа два или два с половиной; между тем подмастерью, с самого прихода его на работу бывшему у горна, дается отдых.

11) Приходит новая партия, и с помощью ее крица вынимается из горна и разбивается на куски, которые следующая партия переделывает в полосовое железо.

На Полазненском заводе выделывается полосового железа в год 65 000 пудов. Мастеровых кричного цеха 53 человека.

Жалование мастерам и рабочим по кричному делу дается следующее: мастерам, из которых каждый обязан в месяц выработать 360 пудов полосового железа, дается жалования в месяц 22 руб. 5 коп. ассигнациями; в год или в 10 работных месяцев, в продолжение которых каждый мастер обязан выработать 3600 пудов железа, – 220 руб. 50 коп. ассигнациями. Подмастерьям в месяц 13 руб. 50 коп., а в год 135 руб.; работникам в месяц 9 руб. 45 коп., а в год 94 руб. 50 коп. Если же какая-нибудь партия выработает железа в месяц более положенного количества, то за каждый придельный пуд им выдается: мастеровому 50 коп., подмастерью 33 копейки, работнику 17 коп.; всего же за каждый пуд 1 руб. Сверх этих плат выдается кричным мастеровым каждогодно по две пары вычег и по одному кожаному запону. Провиант идет по положению, о котором говорил я в 7-й статье этих записок.

За побочные работы по кричной фабрике полагаются следующие платы: мастерам за установку в горнах фурм и попечение о приведении в лучшее достоинство и чистоту железа в год 75 руб. ассигнациями. Плотникам 3 руб. в месяц; за починку инструментов кузнецам по 4 руб. 50 коп. в месяц, за поправку молотов 2 руб. в месяц.

На сибирских заводах есть обыкновение, по которому партия, выковавшая в неделю 120 или 130 пудов железа, получает отдых на целую неделю (гульная неделя). На заводах камских партия в неделю выковывает только по 90 пудов железа, и потому на них особых гульных недель не бывает, кроме льготного времени (страды), о котором я говорил прежде. Впрочем, кому нужно отдохновение, тому дается оно и в другое время года.

Резное производство имеет целью переделать полосовое железо в резной сорт. Из лазаревских заводов оно существует только на Чёрмозском и на Полазненском. На последнем оно составляет главное производство.

На Полазненском заводе полосовое железо для резного производства употребляется, во-первых, то, которое на нем самом переработано из чугуна, и, во-вторых, то, которое привозится для сего с заводов Кизеловского и Хохловского. Железные полосы куются шириной в 2 ⁷/₈, толщиной в ½ дюйма; они разрезаются особыми ножницами на куски длиной от 5 до 8 четвертей аршина. Эти куски называются болванами. После этого болваны числом от 140 до 150 штук (75 пудов весом) кладутся в две распарные печи. Когда железо накалится, тогда оно поступает под плющильный стан, а отсюда под резной. Из-под резного стана железо поступает в сортировку и резку на пучки. Резка производится в две смены, из которых одна работает днем, другая ночью. В каждой смене находится действительных рабочих по 37 и недорослей по 15 человек. В смену разрезается 450, а в сутки 900 пудов железа.

При каждом разрезном стане находится по две распарные печи. Катальные валы бывают чугунные и имеют в длину 6 четвертей, толщиной от 8 до 10 вершков. Разрезная машина всегда бывает стальная. Оба стана, как плющильный, так и разрезной, приводятся в движение одними и теми же водяными колесами, которые в диаметре имеют 12 аршин, в ширину 11 четвертей и 2 вершка. Действуют они подливною водою; окно для воды вышиной 8, шириною 34 вершка, следовательно, 272 кубических вершка. Размахи чугунные – они в диаметре имеют 7 ½ аршин.

Резного железа выделывается в год: на Полазненском заводе до 75 000 пудов, на Чёрмозском заводе до 60 000 пудов, итого 135 000 пудов.

Работа каждого пуда обходится: на Полазнинском заводе 2 руб. 5 коп., на Чёрмозском заводе 2 руб. 57 коп.

Следовательно, все количество выделываемого в год резного железа на Полазненском заводе стоит владельцам 143 750 руб., на Чёрмозском заводе – 154 200 руб., итого – 297 950 руб. ассигнациями.

Угара железа при этом производстве бывает 1 ³/₃₂ фунта на 1 пуд.

Из переделываемого в сутки количества 900 пудов железа получается: резного сходного железа – 759 пудов, резного с малыми пороками – 54 пуда, резного несходного – 28 пудов, срезков – 19 пудов 10 фунтов; итого – 860 пудов 10 фунтов, угару – 39 пудов 30 фунтов, 900 пудов.

Жалованье мастеровым резного цеха производится следующее: а) за разрезку железа: подмастерьям 87 ½ коп. с тысячи, работникам по 42 коп. с тысячи, недорослям по 2 руб. в месяц; б) за вязку в пучки железа работникам по 7 руб. в месяц, дрововозам по 3 руб., истопникам по столько же за месяц. Сверх того, дается на год по две пары вычег и провиант по обыкновению.

Для переделки в шинный сорт железо куется полосами в 1 ½ дюйма ширины и ⁵/₈ дюйма толщины. Болваны режутся из холодных полос. Каждый болван должен иметь длины с 12 до 17 четвертей аршина. В печь сажают по сто и по сто десять болванов, что составляет 55 пудов на вес. Работа производится на том же стане и при тех же печах, где приготовляется и резное железо; только в случае шинной работы убирается прочь резная машина. Полосы прокатываются в плющильном стану по три и по четыре раза от одного нагрева; от этого те из них, которые были в 12 четвертей, превращаются в четырнадцатиаршинные, а которые имели 17 четвертей, делаются в 16 и 17 аршин длины. Как скоро полосы эти до такой пропорции растянутся, тогда, не давая им остыть, загибают их на чугунных станках в пучки, длиной по 7 четвертей аршина каждый.

Катка шинного железа производится двумя сменами, из которых одна работает днем, а другая ночью. В каждую смену прокатывается 385, а в целые сутки 770 пудов. Рабочих в смене бывает по 33 человека.

Шинного железа выделывается в год: на Полазненском заводе до 13 000 пудов, на Чёрмозском заводе до 35 000 пудов, итого до 48 000 пудов.

Работа каждого пуда обходится: на Полазненском заводе 2 руб. 20 коп., на Чёрмозском заводе 2 руб. 52 коп.

Следовательно, все количество выделываемого в продолжение одного года шинного железа обходится владельцам: на Полазненском заводе – 28,600 руб., на Чёрмозском заводе – 88 200 руб., итого – 116 800 руб.

Угара железа при этом производстве бывает 1 ⁷/₈ фунта на один пуд.

Из переделываемого в сутки количества 770 пудов шинного железа выходит: шинного сходного – 537 пудов10 фунтов, шинного с пороками – 92 пуда 30 фунтов, шинного несходного – 88 пудов 20 фунтов, обсечек – 19 пудов 20 фунтов; итого – 738 пудов, угару 32 пуда, всего 770 пудов.

Жалованье мастеровым за шинное производство полагается следующее: подмастерьям – 4 руб. 50 коп. в месяц; работникам – 3 руб. 75 коп. в месяц. Истопникам печей и дрововозам по 3 руб. в месяц; работникам у поправки и сортировки железа по 2 руб. 50 коп. в месяц.

Железо полосовое, резное и шинное идет большей частью на продажу в Макарьевской ярмарке.

Хохловский железноделательный завод находится в Оханском уезде, по речке Хохловке, впадающей в Каму с правой стороны. Он начал строиться в 1755 наследниками барона А. Г. Строганова, в 1757 году достался по разделу супруге его баронессе М. А. Строгановой и ею в 1784 году продан д. с. с. Ивану Лазаревичу Лазареву.

На нем по последней ревизии считалось служителей мужского пола – 37, женского – 48, обоих полов – 85; мастеровых мужского пола – 296, женского – 328, обоих полов – 624. Всего мужского – 333, женского – 376, обоих полов – 709.

На Хохловском заводе существует только кричное производство. Образ этого производства и все его условия одинаковы с существующими на заводе Полазненском.

Главный сбыт всего железа, получаемого как на лазаревских, так и на всех прочих заводах Пермской губернии, производится на Нижегородской ярмарке. За удовлетворенность заводских и других местных надобностей, с заводов гг. Лазаревых поступает железо разного сорта к сбыту до 190 000 пудов, а чугунного литья в весовых гирях 10 000 пудов.

Как железо, так и чугун продаются купцам по добровольным условиям. Для наблюдения за продажей в Нижнем Новгороде находятся особые поверенные от владельцев лица, которые по отчетности зависят от самих владельцев. Гуртовая продажа в Нижнем Новгороде производится по контрактам, составляемым владельцами, или с их домовой конторой, а мелочная производится поверенными в Нижнем, а в некоторые годы в Рыбинске.

В Нижний железо поставляется водою, на особо устроенных для сего судах, называемых коломенками.

В заключение трактата о состоянии железных прикамских промыслов прилагаю сравнительную таблицу о состоянии четырех заводов, принадлежащих гг. Лазаревым.

Мы отправились из Полазненского завода после обеда. Прощаясь с Баканиным и Поздеевым, я благодарил их за те сведения, которые доставили они мне по части горнозаводской промышленности, и за то, что они познакомили меня с ходом производства на железных заводах. Доехали мы до Чусовой и благополучно переправились через эту реку. Я не прощался с ней, надеясь видеть ее верховья; но, к сожалению, обстоятельства не позволили мне этого сделать. Вот и Пермь раскинулась перед нами. Вид на этот город с Камы и с низменных мест, находящихся у подошвы горы Мотовилихинской, очень хорош. Большие каменные дома тянутся длинной линией по берегу Камы; над ними возвышаются церкви и монастырь; по левую сторону города высокая и крутая гора со своими мелкими кустарниками еще больше увеличивает красоту ландшафта. Ближе ее, в ущелье, рисуется Мотовилиха с облаками дыма над заводскими зданиями. Но вот мы приехали в Пермь – и где тот прекрасный ландшафт, которым издалека любовались мы? Там большие каменные дома, которые находятся по берегу Камы, стоят без рам, без окон, с провалившимися крышами, с обвалившейся штукатуркой; на улицах нечистота, дырявые тротуары, крапива по колени. Воля ваша, Пермь как хороша снаружи, так незавидна внутри.

Статья десятая

Пермь. – Наружное устройство города. – Промышленность и торговля. – Просвещение. – Жизнь в Перми. – Образованность. – Воспоминание об Александре Благословенном и Александре Цесаревиче. – Заключение

В «Вивлиофике» Новикова есть статья о Пермской губернии – статья небольшая, заключающая в себе некоторые географические сведения об этом крае. В этой статье, написанной лет десять спустя после основания Перми, находится описание этого города. И статья не устарела! Пермь в продолжение пятидесяти лет почти нисколько не улучшилась, не распространилась. Если вам случилось видеть план Перми – не судите по нем об этом городе: это только проект, проект, который едва ли когда-нибудь приведется в исполнение. Почти половина улиц пермских существует лишь на плане.

В Перми только 28 улиц и переулков. Улицы расположены параллельно с берегом Камы и соединяются одна с другою посредством параллельных переулков, пересекающих улицы под прямыми углами. На улицах выстроены дома на довольно большом расстоянии один от другого; в переулках же (исключая только двух) – нет ни одного дома. Поэтому с первого взгляда Пермь представляется городом обширным; но как скоро вы въедете во внутренность ее, увидите какую-то мертвенную пустоту. Только на одной улице вы найдете еще кое-какое движение, кое-какую жизнь – именно на той, по которой расположены постоялые дворы. На всех других круглый год тишина патриархальная, нарушаемая только несносным треском бумажных змейков, которые стаями парят над городом. Я жил в Перми на одной из главных улиц, но часто случалось, что, сидя под окном, я по полчаса не видел ни одной живой души, исключая босых мальчишек, бегавших со своими змейками. Случалось мне проходить пешком через весь город из конца в конец и на всем этом пространстве встретить человек десять-пятнадцать.

В Перми только три церкви: одна в монастыре, другая соборная, третья приходская. Есть еще церкви – на кладбище, в больнице, в тюремном замке, в квартире епархиального архиерея и старообрядческая. О церкви в монастыре и ее мраморном иконостасе я уже говорил прежде; прибавлю здесь несколько слов об иконах, в ней находящихся. В холодной церкви они очень обыкновенны, но в теплой довольно замечательны: они строгановского стиля и хотя не древни, но отличаются красотами неподражаемыми. Особенно хороша икона св. евангелиста Иоанна: в пурпуровой одежде этот святой, кажется, совсем выходит из золотого поля иконы. Вместе с этим достоинством живописи образ этот не лишен и достоинств иконописи. Какой-то ревнитель итальянской живописи, подправляя эти иконы, положил на лица святых румянец и этим, разумеется, испортил все дело. Церковь в доме епархиальных архиереев устроена недавно. В приходской церкви во имя Пресвятой Богородицы я встретил несколько устюжского стиля образов, довольно высокой работы. Малочисленность церквей в Перми заставила прихожан позаботиться о распространении этой церкви: выломали в ней стены, построили другие, оставя прежний купол, и увидели, что здание должно скоро развалиться. Не знаю, успели ли предупредить это несчастие.

Так как в Перми много поляков, то в ней открыт католический костел. Особого здания для него, впрочем, не существует: он помещается в одном из больших каменных домов, находящихся на берегу Камы и с каждым часом более и более разрушающихся.

Город обстроен очень незавидно: каменных домов только 40, и из этого небольшого количества едва ли не 20 стоят пустыми. Большая часть их находится на берегу Камы, на самом видном и на самом лучшем месте города. Когда Пермь была основана, богатые владельцы окрестных имений и заводов построили по одному или по два дома в новом городе. Эти-то дома, принадлежащие гр. Строганову, гр. Строгановой, Лазаревым, Яковлеву, Демидовым, кн. Голицыным и проч., никем, кроме поверенных, не заняты и, пустые, с каждым годом более и более приходят в ветхость. В Перми встретите и такие каменные дома, которые, не быв еще достроены, развалились. Лучшее здание в Перми – Александровская больница; присутственные места и гимназия помещаются в домах посредственных, и, кроме этих домов, во всей Перми нет ни одного порядочного дома. Гостиный двор самого жалкого вида: он чрезвычайно сходен с казанским дегтярным рядом.

Мостовых в городе нет, и от этого некоторые пермские улицы в ненастное время решительно непроходимы: весною и летом, во время дождей, по главной площади обыкновенно протекает огромный ручей, который часто бывает похож на порядочную речку. Деревянные тротуары не приносят никакой пользы: опасно ступить на них, потому что легко можно от этого переломить ногу. Фонарей на улицах в Перми не знали и не знают, и потому в осенние вечера пешеходам бывает довольно нелегко добираться до своих квартир. Летом в Перми площади и улицы обильно покрываются злаками, зимой снегом, счищать который не имеют обыкновения. Поэтому по обеим сторонам дорог образуются обыкновенно высокие снежные стены, а площади покрываются огромнейшими сугробами.

Снегу бывает каждый год в здешней стороне очень много, и потому в Перми маленькие домики, находящиеся близ поля, решительно заносятся им; тогда-то на дворы их приезжают и приходят не в ворота, а через ворота.

Рассматривая Пермь в отношении промышленном, мы увидим, что и тут состояние этого города едва ли выгодно. Вся пермская промышленность ограничивается канатным производством на фабрике купца Смышляева и кожевенным – в десяти банях, присваивающих себе название заводов. Первое производство поддерживается единственно тем, что в Перми производится грузка сибирских товаров на суда для отправки в Нижний Новгород; вторым же более занимаются выходцы из Кунгура – этого города, в котором всякий житель непременно или кожевенник, или сапожник.

Торговля Перми также не в завидном положении. В ней купеческих капиталов первой гильдии только два да еще 22 третьей гильдии, живущих в Перми; 1-й гильдии – 2 (мужского пола), 2-й гильдии один человек и 3-й – семь человек. Десять человек составляют все купеческое сословие! И где же? В губернском городе самой богатейшей русской губернии…

Пермь торговли с другими городами не ведет.

Торговля в Перми страдательная: вся она находится в руках вязниковских ходебщиков, в руках офеней, поселяющихся в Перми на время – впредь до обогащения.

Вот в коротких словах образ пермской внутренней торговли.

Вязниковский или гороховский мальчик, не имеющий на своей многолюдной, но малоземельной родине хлеба насущного, нанимается в приказчики к ходебщику с книгами и красным товаром. Выходив себе копеечку, он накупает галантерейных вещей и смело отправляется в Пермь за вернейшим барышом. Этот вернейший барыш чрезвычайно велик. Обыкновенно вязниковец покупает галантерейные вещи, вышедшие из употребления. Прежде эти вещи продавались, положим, за 1300 рублей с лажем[221]221
  Это было писано еще в 1839 году.


[Закрыть], т. е. за 1000 ассигнацией, – но теперь они залежались, и купец с радостью продает их ходебщику за свою цену или даже и в убыток себе, лишь бы только они не занимали у него в лавке места. Положим, он продает все это за 957 руб., т. е. за 750 руб. ассигнациями. Этот товар он везет в Пермь и продает там закамским «невегласям» за самый модный, за привезенный недавно из Парижа. «В Москве, – говорит пермяку торговец, – заплатил я за этот товар 1300 руб.; к этому я прибавляю только 260 руб. Двадцать процентов, кажется, немного. Посудите сами: без малого полторы тысячи верст я вез товар этот, чтоб вам продать его». Пермяк всем объемом души своей обрадовался такой дешевизне; он слыхал, что в самом деле эти вещи были в моде, и, не говоря ни слова, дает бескорыстному торговцу просимые 1560 руб. ассигнациями. Торговец получает, таким образом, на 750 руб. 810 руб. барыша. На будущий год он все эти 1560 руб. пускает в ход и получает уже на них около 1600 руб. барыша.

Такими аферами он лет в семь составит себе капитал тысяч, по меньшей мере, в 35 или 40; и тогда, поклонившись пермякам, где заживает себе благодаря чересчур патриархальной простоте степных жителей степенной Перми.

Лаж, существовавший в России, ни для какой другой губернии не был так вреден, как для Пермской, в которой его не было[222]222
  В Перми и по всей Сибири никогда не было лажа. Только мелкая серебряная монета до четвертака включительно обращалась 4 % выше настоящей цены.


[Закрыть]. Все товары, покупаемые торговцем в Нижнем или в Москве на серебро с лажем, продавались в Перми по казенному курсу, с прибавлением процентов за провоз и прочая. Чтоб видеть яснее, каким образом вязниковские торговцы наживались от пермяков, представляю следующую таблицу.

Пятьдесят шесть копеек на рубль! Хорошо же умели наживаться пермские вязниковцы!

Если покупатели жаловались на эти непомерные барыши и говорили, что купец должен продавать, например, аршин сукна за 22 рубля, тогда последний с обычною своей ужимкою говорил: «Помилуйте-с; в Нижнем четыре рубля дороже того, что вы изволите жаловать-с». – «Да это с лажем, а вы хотите взять без лажа». – «Потому-то я и желаю взять без лажа, что в Перми нет его». Что вы будете с ним делать? А вещь нужна; цена ее во всех лавках одинакова, и, хочешь не хочешь, заплатишь за нее цену непомерную. Не выписывать же из-за тысячи верст вещь, которая нужна сейчас!

При таком образе торговли возможно ли ее усовершенствование? Может ли Пермь сделаться торговым городом?

Конечно, нет, тем более что в ней нет ни капиталов, ни купеческого сословия, а есть только торгаши, своими оборотами обирающие добрых, но несметливых пермяков.

Торговля не может развиваться в Перми и по причине ее невыгодного положения. Отчего же Пермь основана? Оттого, что место, на котором она построена, понравилось казанскому губернатору князю Мещерскому. Нужно было образовать главный город наместничества – и основали Пермь, которая есть не что иное, как колония правительства. Других побудительных причин к основанию Перми не было, да и быть не могло. Что же вышло? Образовался город, но купцов в нем не было; учредили в нем три годовые ярмарки, но на них ничего не стали привозить; от недостатка капиталов явилось отсутствие всякой промышленности. Кёппен весьма справедливо заметил, что в России города не могут быть признаваемы исключительно местопребыванием промышленности и что чаще учреждение их зависит от потребности правительственной, от необходимости иметь средоточие для управления каким-либо краем.

Все это было причиной того, что в Перми нет постоянного местного общества, нет дворян, потому что немногочисленные, но зато богатейшие из всех русских помещиков дворяне пермские живут в столицах. Нет купцов, потому что в Перми нет ни торговли, ни промышленности. Все жители Перми состоят из служащих чиновников, из вязниковцев, прибравших в свои руки кое-какую торговлишку пермскую, из мещан и из военных кантонистов. Местное дворянство заменяется небольшим числом кондовых пермяков, которые сначала были мещанами, при открытии наместничества поступили на службу, дослужились до коллежского асессора, приписались к казанскому дворянству, за неимением в самой Перми дворянского депутатского собрания, и, наконец, по оставлении службы остались доживать век в родном городке своем.

Такова Пермь…

Но мы не кончили еще о торговле: надобно будет сказать что-нибудь о ярмарках пермских. В Перми учредились три годовые ярмарки. Проект положения о них был даже соображен с положением об устройстве ярмарки Нижегородской. Заговорили, зашумели в тишине пермской о новых ярмарках. Пермяки целые два года только и толковали о том, как Ирбитская ярмарка теперь падет да и Нижегородской достанется. Ждали с нетерпением 9 мая – дня ярмарки. Он наступил: после обедни отправились с крестным ходом к гостиному двору; внутри его отслужили молебен – день был прекрасный, народу множество. В самом деле, это было похоже на освящение флагов в Нижнем Новгороде, торжественно совершаемое 15 июля каждого года. Разница была только в том, что народа было в Перми в тысячу раз менее против нижегородского, и еще в том, что в день освящения флагов в Нижнем Новгороде торговля начинает уже свое кипучее движение, а Ока и Волга красуются тысячами судов, разукрашенных разноцветными флагами; на Каме же виднелась только лодочка косная, на которой переезжали лесники в пустынные леса за дровами.

Но между тем ярмарка началась. Привезли рублей на 200 каменной посуды, а вязниковцы, торгующие обыкновенно снаружи гостиного двора, перешли со своими товарами в его внутренность. Флаг веял – товаров не было. Вязниковцы, наскучив торговать внутри гостиного двора, перешли на обычные места свои – ярмарка кончилась. Наступило время другой ярмарки – та же история; пришел и третий срок – опять то же. И ярмарки пермские стали существовать только по имени. Так существуют они и до сих пор…

Улучшение пермских фабрик едва ли возможно. Причиною этого можно считать существование Ирбитской ярмарки. Эта ярмарка, едва ли не третья в России, находясь близ Перми, значительно подрывает ее торговлю. Торговый Кунгур с довольно обширною ярмаркою находится только верстах в 90 от Перми, в окрестностях которой и сельских ярмарок множество. Все это служит сильным противодействием к развитию и усовершенствованию ярмарок пермских. Скажут: Пермь на Каме, на такой большой реке!.. На это отвечаю: если б железные и соляные караваны, идущие в Нижний, суда с китайскими товарами, которых часть грузится в Перми, да коломенки с сарапульским хлебом, который везут в бесплодную Чердынь, – если б все эти суда, в срочное время раз в год, не оживляли Камы, тогда бы эта огромная, но пустынная река имела совершенное сходство с Обью, Енисеем, Леною, Колымою и пр. Кама только в древности видела на берегах своих места торговые, – ныне она не видит их. И потому-то река эта не может для Перми сделать ничего больше того, что она сделала. А сделала она Пермь местом грузки части китайских товаров, отправляемых на Нижегородскую ярмарку. И то еще хорошо. Если бы не Нижний, плохо бы было Перми!

Прежде нежели мы скажем о просвещении в Перми, взглянем на состояние просвещения в Пермской губернии и сравним его с просвещением в прочих восьми губерниях, составляющих Казанский учебный округ и с 1827 года имеющих право гордиться своим просвещением, развитым в них попечителем округа М. Н. Мусиным-Пушкиным. Этому попечительному хозяину учебных заведений Казанского округа восточная часть Европейской России обязана настоящим просвещением и, следовательно, улучшением быта общественного и частного.

По справедливости можно сказать, что история просвещения России с благодарностью будет вспоминать имя этого мужа наряду с именами других, славой которых уже и теперь полна Россия.

В состав Казанского учебного округа, кроме Пермской губернии, входят еще Казанская, Нижегородская, Пензенская, Симбирская, Саратовская, Астраханская, Оренбургская и Вятская. Из них Пермская губерния занимает первое место по числу учащихся. Сравнительное состояние просвещения в восточной части Европейской России можно видеть из следующей таблицы[223]223
  Она основана на официальных известиях за 1840 год. университет Казанский, как не входящий в состав округа, здесь не был принят к соображению.


[Закрыть].

Из этого мы видим: 1) что Пермская губерния по количеству учащихся занимает первое место из восточных европейских губерний. К 1 января 1840 года в учебных заведениях этой губернии было 2144 человека, а в нынешнее время, по причине открытия нескольких приходских училищ и умножения во всех заведениях учеников, число возросло более нежели до 2500 человек. Если же присоединить к сему числу число учащихся в семинарии и в других духовных училищах, в училище детей канцелярских служителей, в школах при казенных заводах, зависящих от министерства финансов, и в военно-учебных заведениях – тогда все число учащихся в Пермской губернии будет более нежели 3500 человек. 2) Что отношение учащихся к пространству и к числу жителей Пермской губернии представляет результаты весьма благоприятные. При этом случае должно обратить внимание на огромное пространство Пермской губернии, на множество земель незаселенных и на большое количество жителей, которым, при их гражданственности, просвещение еще не доступно (пермяки, вогулы, башкиры и даже татары). Если бы не было этого, Пермская губерния представлялась бы еще более с выгодной стороны в отношении просвещения. 3) Что ни в одной восточной губернии Европейской России просвещение так не распространяется между низшими классами народа, как в Пермской. Это зависит от того, что в этой губернии находится много приходских училищ, существующих с целью распространить если не образование, то, по крайней мере, грамотность между низшими классами народа. Из губерний, составляющих Казанский учебный округ, больше всего учащихся из дворян в Пензенской, из среднего сословия – в Вятской, а из низшего сословия – в Пермской губернии. 4) Что число окончивших курс в учебных заведениях Пермской губернии представляет также довольно утешительные результаты.