Текст книги "Погоня по Средней Азии. Побег от ленинской тайной полиции"

Глава XIX. Последняя попытка

Однажды в Ат Баши появился правительственный инспектор, представлявшийся уполномоченным от Рабоче-крестьянского правительства, некий Венедиктов. Он вынуждал богатых киргизов, которых ещё не полностью ограбили большевики, заплатить ему «контрибуцию» в несколько миллионов рублей и сотню голов овец. Драгоценный Венедиктов, однако, не только не был большевиком, он даже не был «сочувствующим коммунизму». «Я тоже хочу жить», – признавался он открыто и цинично, – «коси коса – пока роса – я должен успеть, пока длится эта свобода. Какая разница, что я был только сапожником при старом режиме? Я стану снова сапожником скоро, когда всё это закончится …. Между тем, я не собираюсь терять время». Это всё говорил он сам, этот последователь великого Ленинского лозунга «Грабь награбленное!». Это он говорил моему другу леснику, к которому пришёл разузнать, куда киргизы разбрелись со своими стадами.

Было отнюдь не легко найти киргизского проводника, который бы рискнул провести меня тайно в Кашгар мимо и российских, и китайских пограничников, тем более что у меня почти совсем не осталось денег.

Внезапно в горах выпал сильный снег, и все перевалы стали непроходимыми за исключением того самого – Ак Биита, где красноармейские патрули были усилены. Пограничные дозоры по всей линии границы были также усилены, и прибывало свежее подкрепление красноармейцев.

В начале июля снег на перевалах стал таять, а я нашёл опытного и находчивого киргиза по имени Турсун Бай, которой ходил в Кашгар несколько раз с опиумными контрабандистами, поэтому хорошо знал дорогу и был в курсе всех уловок, необходимых для уклонения от пограничников с обеих сторон. В качестве награды за безопасное проведение меня в Кашгар я обещал ему последнюю оставшуюся у меня ценность – мои золотые часы, которые стоили тогда около двухсот тысяч рублей.

В то же время я получил тревожное известие от одного из своих друзей из Нарына о том, что местный исполком получил запрос из Верного относительно местонахождения где-то в их районе «организатора повстанческих банд в Фергане», который предположительно скрывается в их районе, с инструкциями предпринять самые активные шаги для поиска этого врага Рабоче-крестьянского правительства. К счастью к этому моменту у меня было всё готово к отъезду.

Начались непрерывные дожди, и на третий день, когда уровень реки Ат Баши поднялся, и она превратилась в широкий пенящийся поток бурной массы мутной коричневой воды и бурлящей грязевой пены местами почти в три четверти мили в ширину, так что переход в брод стал невозможен, когда все небольшие потоки и ручейки обрушились в ущелья, Турсун Бай пришел и сказал мне, что наступил самый благоприятный момент для нашего путешествия.

«Все будут теперь сидеть по домам», – сказал он, – «А красноармейцы будут отдыхать и пить. Аллах поможет нам перейти вброд реку, и никто не увидит нас на дороге».

Мы вышли в путь. Было сумрачно и мы тотчас скрылись в зарослях на берегу реки, по которым мы проехали значительное расстояние, ища подходящее место для брода. Шёл сильный дождь, и над долиной повис густой туман.

Не без колебаний наши лошади спустились в поток, который накатывал волнами. Нас охватила холодная и пенящаяся масса воды и грязи. Местами уровень воды был не выше колен лошади, но сила потока была такой, что со стороны набегающего потока перед нами уровень воды поднимался как за плотиной, и вода доставала мне до колен. Были моменты, когда поток фактически целиком покрывал всю мою лошадь, хотя она и стояла на дне. Тогда я оказывался в воде по пояс, и вокруг меня было видно только коричневое кружение массы пенящихся волн. Дождь хлынул сплошным потоком. Было бесполезно управлять лошадью, и я предоставил ей идти самой, и она просто последовала за другой лошадью, идущей впереди.

Когда мы, наконец, достигли противоположенного берега, казалось, как будто он продолжает двигаться мимо нас, а наши лошади все ещё продолжают стоять, достаточно частая иллюзия, возникающая при форсировании широкой и быстрой реки. В таких обстоятельствах лучшее, что можно сделать, это предоставить лошадь самой себе, что я и сделал, только надо хорошенько держаться за неё рукой на тот случай, если она споткнётся. Хорошая тренированная лошадь знает, как вести себя в подобной ситуации, лучше человека, а если ваша животное недостаточно хорошее, то лучше оставаться дома.

Противоположенный берег был крутой и высокий, так что нам пришлось проехать довольно долго вниз по течению, прежде чем мы нашли место, где смогли выбраться на сушу. Переходить вброд речку таким образом конечно очень опасно. Если лошадь поскользнётся и упадёт, поток унесёт её, а всадник почти наверняка погибнет; но когда вы убегаете от ещё большой опасности, вам не приходит в голову волноваться из-за более мелкой.

Мы ехали всю ночь, и дождь не прекращался. Поскольку было довольно темно, то я только по стуку копыт мог судить, едем ли мы по твёрдой земле, по траве или по болоту. Рассвет застал нас в одиноком ущелье около каких-то полуразрушенных киргизских кибиток, где мы нашли кров, чтобы подсушиться, немного поесть и поспать, прежде чем отправляться в следующую ночную поездку.

Рано утром после того, когда мы въехали в узкое скалистое ущелье, чтобы провести там день, мы увидели вдалеке фигуры двух русских на лошадях, по-видимому, это были патрули с поста Ак Биит. Чтобы избежать встречи с ними, нам пришлось проделать долгий путь по скалистому ложу ущелья, чтобы замаскировать наши следы и проникнуть как можно глубже в горные теснины.

Однажды, когда мы сидели в тени огромной скалы на полянке мягкого песка, в овраг влетели три ворона и уселись на камне, недалеко от нас.

«Подстрелите мне одного из них», – попросил Турсун Бай.

«Зачем? Выстрел может выдать нас. И, кроме того, зачем тебе ворон?», – спросил я.

«Если ты съешь глаз ворона, твой взор станет таким острым, что сможешь видеть далеко, аж до Мекки», – ответил Турсун Бай совершено серьезно.

Я улыбнулся и покачал головой. Не было никакой необходимости улучшать поразительную остроту его зрения. Он мог видеть невооруженным глазом лучше, чем я в цейссовский бинокль, и казалось, он мог отлично видеть даже в темноте.

Следующая ночь была для нас критической, так как мы должны были горами обойти пограничный пост Ак Биит, где красные патрули могли разъезжать в поисках контрабандистов даже ночью. Но мой проводник был очень опытным и находчивым контрабандистом, как мы говорим, настоящий «горный волк»; и, не смотря на темноту, он выбирал свой путь так умно, что мы ехали или по мягкому песку или по траве, так, чтобы стук копыт о камень не мог выдать нас. Мы проложили себе путь по вершине гор над самой заставой, и далеко внизу мы могли видеть огни караульных зданий и слышать отдалённый лай собак.

Утром напряжение прошло утешительным осознанием того, что опасность миновала, мы отдыхали на зелёном альпийском лугу, разукрашенном массой белых и розовых маргариток. На сердце у нас было легко, и над нашей головой кружилась стая клушиц, приветствуя нас своим весёлым свистом.

Таким образом я в третий раз успешно пересекал советскую границу, и в этот раз я испытывал уверенность в том, что я покидаю пределы дикой «совдепии» в последний раз, определённо прощаясь с Империей коммунизма.

Вскоре к нам подъехали какие-то киргизы на невероятно мохнатых больших яках и угостили нас отличным кумысом.

Затем мы спокойно поехали в большой аул, растянувшейся вдоль высокой долины Арпа, где жили какие-то родственники Турсун Бая, чтобы поменять наших лошадей на свежих. Оставшаяся часть пути проходила по безлюдным сухим и каменистым горам по китайской территории, и требовались свежие, сильные и откормленные животные, иначе нам пришлось бы продолжать наш путь пешком, как это уже случилось со мной.

В ауле мы были совершенно в безопасности. Киргизы ненавидели большевиков и никогда бы не выдали нас. Здесь было холодно, и они все носили меховую одежду; дул колючий северный ветер. Мы остановились на постой в большой юрте, принадлежащей уважаемому пожилому аксакалу125125
  Аксакал в буквальном смысле означает седобородый, то есть глава рода, старейшина, почтенный пожилой человек у тюркских народов. (Примечание переводчика).


[Закрыть] и его семье. Маленький козлёнок горного козла – козерога был заперт там в клетке. Киргизы часто ловят их и приручают. Молодые козлята козерога не могут следовать за своей матерью в течение нескольких дней после своего рождения, и в случае опасности они «замирают», плотно прижавшись к земле, сидя на корточках среди камней или в яме, и лежат так неподвижно, чтобы их было очень трудно увидеть. Всё совсем не так с дикими баранами: через пару часов после появления на свет ягнята становятся слишком юркими, чтобы быть пойманными. Когда они хотят поймать одного из них, киргизы выслеживают стадо и высматривают овцематку, собирающуюся рожать ягнёнка, они подстерегают её и захватывают в момент рождения ягнёнка. Домашние овцы и козы выкармливают их своим молоком, и молодые существа быстро привыкают к своим приёмным матерям и к людям. Взрослый горный козёл «замирает» точно таким же образом, если он не может никаким другим способом избежать опасности, он ложится и плотно прижимается к земле точно как заяц. Когда на них охотятся с собаками, они могут иногда вскочить на скалу и стоять там спокойно, совершенно не обращая никакого внимания на человека с винтовкой, который поэтому может подобраться довольно близко.

На Памире у киргизов и таджиков есть специальная порода собак для охоты на козерогов и горных баранов, у этих собак достаточно хорошее чутьё и они могут охотиться на них по запаху. Они очень полезны в последующих преследованиях по горам раненых животных, особенно овец, которые могут перенести много свинца, и даже тогда, когда они ранены в живот могут уйти быстро и далеко. Эти гончие высоко ценятся на Памире, и, в отличие от обычного отношения магометан к собакам, местные охотники держат их в своих кибитках, хорошо кормят и заботятся о них.

Киргиз, у которого мы остановились, был весьма обеспеченным человеком. Вдоль стены его юрты стояли ряды сундуков в кожаных чехлах, расшитых различными узорами, в то же время вокруг лежали стопки аккуратно сложенных ковриков и подушек, а на стенах висели вышитые ковры.

Угостив нас чаем, наш хозяин спросил меня, – «Где сейчас Белый паша́, белый царь Николай?»

«Он и вся его семья, царица, их дочери и сын убиты большевиками», – ответил я.

Старик глубоко вздохнул, его голова упала на мгновение, а затем он спросил меня, —

«А вы из белой или из чёрной кости? Николай вакхт адамлар-ма сиз? Вы один из людей николаевского режима?»

«Да, конечно», – ответил я – «Я ненавижу и презираю большевиков».

Старик взял меня за руку и крепко её сжал. Я почувствовал, как его рука задрожала в моей руке. Он замигал, и по его щеке скатилась слеза, в то время как остальные члены семьи заплакали навзрыд, а женщины застонали, и затем в кибитке наступила тишина.

Я был глубоко тронут этой сценой. На этой отдалённой границе Российской империи, в глубине горных твердынь, семейство кочевых скотоводов оплакивало трагическую гибель их Белого паши́, именно под таким именем царь был известен во всей Средней Азии.

Обстановка в юрте, вся мебель и украшения напоминали мне о былых годах, о днях моей молодости в Оренбургской степи. Всё было точно такое же, как и у киргизов на моей родине, и не было ничего, что указывало бы мне на то, что я находился на высоте почти в десяти тысяч футов над уровнем моря в горах Тянь-Шаня, а не сидел на берегу Урала в кибитке какого-нибудь старика киргиза, знавшего меня с детства. Даже окружающая местность не сильно отличалась от холмистой степи Оренбуржья, да и погода тоже напомнила мне погоду начала апреля у себя дома.

На огромном пространстве Азии, по которому были разбросаны кочующие киргизы, их образ жизни и их специфическая культура развивались в течение тысячелетий существования в свободной бескрайней степи, сохранив при этом общую идентичность в пространстве, а также и во времени. Эти кочевники могли свободно передвигаться по равнинам согласно собственной воле, словно в открытом море, и никто и ничто не могло запретить киргизам Тянь-Шаня путешествовать до степей Сибири, Урала и Волги, за исключением, конечно же, большевистского правительства в наши дни.

Эта свобода и мобильность кочевников степи эволюционировали в собственную самобытную культуру, характер и образ жизни, и играет очень важную роль в истории Азии, которая до сих пор не была должным образом оценена историками, и недостаточно ими изучена. Они глубоко повлияли на судьбу России, и даже Западная Европа отнюдь не избежала их влияния. Жгучие пески Египта, долины Месопотамии и Палестины (мириады всадников Гога и Магога), а также Индии, долины России и Центральной Европы и даже Шалон, Каталаунские равнины Франции, Эллада, а также и Рим, все видели прародителей наших сегодняшних киргизов, хотя и под разными другими названиями, как то: скифы или массагеты, гунны, половцы, кипчаки, печенеги, аланы, татары и так далее. По-разному их вторжения оставляли свой след, и не только разрушительный, потому что иногда они изменяли ход исторического развития и влияли на кровь, язык, характер, нравы и обычаи людей, с которыми они вступали в контакт. Подобно тому, как норманны в свое время, пользуясь своей мобильностью на морях, распространили своё влияние и культуру по всему Западу, так и эти кочевники степей Азии сделали то же самое на Востоке. Широкая полоса травянистых равнин, идущая через весь старый континент, породившая своеобразный тип кочевого тюрка и его неразлучного товарища, степную лошадь, имел огромное влияние на судьбы оседлых народов континента и всей цивилизации.

Все эти прошлые вторжения и «переселения народов» были возможны благодаря лишь одному фактору, до сих пор игнорируемому историками, и этот фактор лошадь степей. Это животное обладает чрезвычайно ценными качествами неутомимости и бесконечной выносливости и способности выполнения долгой напряжённой работы, питаясь лишь одним подножным кормом, то есть только травой на пастбищах, на что другие породы лошадей совершенно не способны, будучи зависимыми от зерновых. Эти выдающиеся качества степной лошади были полностью оценены и широко использовались великими завоевателями, полководцами Азии – Чингисханом, Тамерланом и другими126126
  См. Иванов «Об искусстве войны монголо-татар» (на русском языке), малоизвестная, но очень интересная работа. Кроме того, две моих работы (на англ. языке): «Скифы, прошлое и настоящее» («Edinburgh Review», июль 1929, стр. 108—122) и «Сыновья Гога» («English Review», март 1930). (Примечание Павла Назарова).


[Закрыть], что и объясняет секрет их успеха.

Пределы завоеваний и победоносные успехи бесчисленных орд Азии зависели не от сил сопротивления покорённых народов и не от их армий, а определялись границами распространения влажных пастбищных лугов, холодной влажностью севера и тропической жарой индийских равнин, бывшими фатальными для лошадей киргизов.

Теперь снова наш путь лежал к озеру Чатыр Куль и перевалу Тургат. Хотя местность вокруг и была теперь зелёной и местами была усыпана ирисами и тюльпанами, когда мы отправились в путь, стал падать сухой снег, кружась вокруг нас в сильном ветре. Он не прекращался до полудня, когда после преодоления небольшого холма мы спустились в бассейн Чатыр Куля. Здесь снег прекратился, и озеро почти целиком освободилось ото льда, однако взор с трудом мог отыскать где-нибудь хотя бы клочок зелёной растительности, за исключением маленьких жалких высохших клочков травы, оставшихся с прошлого сезона. Окрестности озера болотистые и в точности имеют вид арктической тундры. На его берегах находилось кучи высохших водорослей, выброшенных волнами, и огромное количество высохших остатков птичьего помёта, указывающего на то, что здесь осенью отдыхали стаи перелётных гусей. Над болотами летали несколько куликов какого-то вида, вероятно прилетевшие сюда гнездиться.

Полярный характер местности здесь в это время года был поразительным. Почему здесь, на высоте от десяти до двенадцати тысяч футов над уровнем моря мы не обнаруживаем альпийских условий, обычно характерных для этих высот, а находим настоящую арктическую тундру, где не хватало только оленей для получения полностью желаемой картины? Вместо них мы обнаруживаем здесь яков, имеющих заметное сходство с другим арктическим животным, овцебыком. Объяснение заключается в том, что эта часть Тянь-Шаня состоит из возвышающихся и растущих как ступени лестницы друг над другом долин и относительно низких гребней, разделяющих их. Они не создаются путём образования складок земной коры, как, например, это происходит в Альпах и на Кавказе. Это то, что геологи называют пенеплен, повторно поднятые горные долины, то есть, попросту говоря, это равнина, образовавшаяся после удаления в результате эрозии и полного разрушения древних горных масс, в настоящее время приподнимающаяся снова. Следовательно, она в свою очередь подвергается эрозии, и когда-нибудь сформирует настоящую горную местность; в то же время она имеет только характер долин с высоко поднятой поверхностью, через которые проходят не очень высокие горные хребты. Конструктивно это не настоящее горное плато, которые, например, составляют большую часть Тибета.

Поднятый, таким образом, на высоту разрежённого воздуха и холодных атмосферных течений, этот регион подвергается воздействию тех же климатических условий, что и на крайнем севере, откуда сходство с полярными районами. Строго говоря, сейчас в ледниковый период только дефицит влаги препятствует образованию огромных ледников или твёрдой ледяной шапки; но нет никаких сомнений в том, что в недавний геологический период, после плиоцена, ледники здесь достигали огромных масштабов, как показывают многочисленные огромные морены и обширные отложения ледникового материала в долинах рек. И это увеличение и уменьшение ледников повторялось несколько раз. Связано ли это чередование с периодическим увеличением осадков в этом регионе, или с периодическим повышением и понижением местности, трудно сказать, но всё ясно указывает на причину ледниковых периодов в разных частях Земли, возможно обусловленную именно таким подъемом рассматриваемой области на большие высоты в зону холодного и разрежённого воздуха. Я горячо рекомендую всем, кто серьезно интересуется проблемой оледенения, наведаться в этот регион, где есть простор для весьма интересных и важных наблюдений в динамической геологии.

Мы провели ночь на перевале Тургарт в той же самой хижине, где я спал во время своего первого визита туда. Всю ночь дул штормовой ветер, и шёл мелкий сухой снег. Утро было ярким и солнечным, но очень холодным. Ручей, бегущий вниз с Тургарта, покрылся тонким слоем льда.

Здесь мы покинули дорогу и повернули на восток. Долгое время мы ехали по гребням холмов, избегая ущелий и оврагов, спускаясь к широкой, возвышенной, кочковатой равнине, которая простиралась далеко на восток, где мы, наконец, увидели крутой мыс, оконечность маленькой гряды, и перевал Терек. Потом мы начали спускаться в верхнюю часть долины реки Кашка Су.

Долина постепенно снижается и расширяется, и мы вошли в абсолютно сухое русло реки. Высокие берега из красного песчаника были вертикальными, как у искусственного канала. Дно состояло из тонкого песка, твёрдого и даже как будто раскатанного катком, и на нём явственно выделялись многочисленные плоские, широкие и круглые листья дикого ревеня. На плоских берегах росло немного травы, и кое-где виднелись пятна каких-то жёлтых, лиловых и синих альпийских цветов, низкорослых, в толстых пучках, плотно прижатых друг к другу, словно они боялись поднять головки и прижимались друг к другу для сохранения тепла, форма растительного объединения хорошо известная всем альпинистам.

Русло ручья становилось всё шире и шире, и вскоре оно вышло на широкую открытую равнину, где протекала река Чокмак Таш (Кремень). Здесь мы сделали привал на вершине песчаного холма, чтобы поесть и решить, куда двигаться дальше. Перед нами было два пути: один вниз по Чокмак Таш и через перевал Кара Теке, перевал Чёрного козла, где находится большой китайский пограничный пост, который невозможно было обойти; а другой через страну Сары Багишей, которые имеют очень плохую репутацию, и через перевал Урта Су, где нет поста, но там мы могли подвергнуться нападению со стороны Сары Багишей, которые могли ограбить и убить нас. Обе эти дороги выходят в долину Урта Су в узком ущелье, которое мы не могли обойти, где всегда есть пост китайских солдат, охраняющих дорогу днем и ночью. Начальник поста, Абдулла Бек, был хорошо известен своей суровостью и жестокостью.

Так что теперь перед нами, как перед героем старой русской сказки, лежали две доступные для нас дороги, одинаково опасные и с равной вероятностью ведущие к беде. Мы никак не могли решить, каким путём идти. Я был за второй вариант, полагаясь на свою винтовку и хороший запас патронов; но Турсун Бай был за первый, полагаясь на своё умение и способность пройти где угодно ночью.

После долгих обсуждений я согласился с ним, доверяясь его опыту, и мы начали двигаться вниз по реке к перевалу Кара Теке.

Чем дальше мы шли, тем более узким и глубоким становился овраг, а затем он перешёл в скалистое ущелье, и мы ехали фактически по руслу реки, иногда песчаному, иногда каменистому. Стены ущелья были сложены из массивных рядов сланцев различных видов, глинистых или известковых, сильно искривлённых или сдвинутых в разных направлениях с вкраплениями красных и серых третичных песчаников, лежащих на них с угловым несогласием. В одном месте на правом берегу на очень высокой горе я смог увидеть пласты песчаника, прорезанные потоками базальтовой лавы. Очевидно, что весь этот регион должно быть являлся театром интенсивной вулканической активности во время третичного периода либо в более поздние времена.

Около двух или трех миль дальше вниз, не доходя до китайского поста, мы остановились на ночёвку на маленькой поляне в долине, где был небольшой выпас для наших лошадей, и стояла одинокая киргизская юрта, хозяин которой принял нас очень дружелюбно.

«Зарядите свою винтовку на всякий случай», – прошептал мне Турсун Бай, – «и держите её около себя. Этим людям нельзя доверять, а я не буду спать».

Мой проводник подверг перекрёстному допросу нашего хозяина о подробностях дороги, и о трудностях пути, и о лучших способах обойти китайский пограничный пост.

«Вы вообще никак не сможете обойти пост», – сказал киргиз. «Стены ущелья вертикальные, а проход очень узкий; кроме того, на самом перевале всегда есть специальный патруль. Но, если вы хотите пройти незамеченными», – продолжил он, – «я советую вам вернуться, и приблизительно через пару вёрст пути вы увидите справа маленькое ущелье в горах; въезжайте в него, и оно выведет вас на перевал, который очень крутой и изнурительный, но вы сможете через него благополучно пройти, а затем вы найдёте себе дорогу вдоль маленького ручья, который выведет вас в долину Урта Су. Этот перевал совершенно не известен китайцам и совсем не охраняется».

Турсун Бай долго продолжал свой опрос, чтобы узнать всё об этой дороге, а затем, наконец, он сказал решительным тоном —

«Если китайцы не пропустят русского в Кашгар, туда не стоит и идти; лучше вернуться обратно в Ат Баши».

Я понял, в чём заключается его идея, и сделал вид, что согласен с ним, но потом, когда мы возвращались с ним вдвоём назад, я спросил его, почему он так уклончиво вёл дело со стариком, хотя, как показалось, он был очень хорошо расположен к нам.

«Вы не должны доверять здесь людям», – ответил он, – «Он пытался убедить нас идти окольным путем, а затем, как только мы бы пошли этой дорогой, он пошёл бы и сообщил о нас китайским патрулям, чтобы выслужиться перед ними, а потом они схватили бы нас на Урта Су».

Утром, когда мы поехали по дороге назад, владелец юрты проехал с нами довольно длинный путь, всё время пытаясь убедить нас пойти через тайный перевал, о котором он рассказал нам. Это совершенно убедило меня в правоте подозрений Турсун Бая, поэтому я сказал самым решительным тоном, что я отказываюсь рисковать и хотел бы вернуться в Ат-Баши. Я поблагодарил старика за его гостеприимство, попрощался и перешёл на рысь. Турсун Бай последовал за мною.

Мы не свернули в ущелье, о котором старик рассказал нам, а поехали дальше и остановились на площадке среди скал только тогда, когда проехали изрядное расстояние за поворотом дороги, где мы долго ждали, чтобы увидеть, следят за нами или нет. Мой осторожный проводник долго и внимательно осматривался, и только тогда, когда мы почувствовали полную уверенность в том, что дорога была свободна, мы повернули назад и поехали по узкому ущелью, которое резко поднималось в сторону перевала. Затем оно немного расширилось, растительности там было мало, немного травы и какие-то кустарники; затем снова голые кристаллические сланцы, скалы и осыпи, а также отвалы грязного снега.

Перевал был очень крутой, и нам пришлось подниматься вверх зигзагами по рыхлой каменистой осыпи, которая проскальзывала и осыпалась под ногами лошадей. Нам приходилось останавливаться, чтобы дать животным передохнуть. Бедные лошади тяжело дышали, их бока сильно вздымались, и я ощущал удары сердца лошади под седлом. На вершине перевала лежал толстый слой грязного снега вперемешку с камнями и частицами земли.

С верха перевала открывался странный вид; огромная, казавшаяся бесконечной широкая гладь, простиравшаяся к югу. Утёсы круто обрывались вниз, казалось почти вертикально; и там вдалеке под нами, у подошвы наших гор тянулось море узких, каменистых, абсолютно голых, бесплодных гребней, с едва заметными оврагами между ними, без единого признака жизни или зелёной растительности. Повсюду каменистая пустыня, масса скал и утесов. Далеко, далеко, на самом краю горизонта, в конце этого моря скал, я едва мог различить равнину с нависшей над ней густым облаком пыльной дымкой. И всё это было освещено ярким горячим светом, идущим с юга. Я догадался, что это была равнина Кашгара, вожделённая цель моих настойчивых усилий, земля обетованная для меня, несчастного гонимого беглеца! Но между нами всё еще оставалось два перехода или вернее две ночи утомительной дороги.

Там к юго-западу, над пыльным слоем, который накрывал равнину, возникла лёгкая коническая масса, белая, как чистое облако, высоко поднятое над землей. Это был, как я узнал впоследствии, Конгу́р127127
  Конгу́р (Қоңур Тағ – «коричневая гора») – горный массив в хребте Конгурмузтаг в китайской части Памира, расположенный на территории Синьцзян-Уйгурского автономного района. Вершины Конгу́р (7649 м), Конгуртюбе (7530 м) и Музтаг-Ата (7546) – самые высокие пики хребта Конгурмузтаг. (Примечание переводчика).


[Закрыть], высшая точка Памира, гигант 25,146 футов128128
  7665 метров. Очевидно, автор здесь приводит ошибочное значение. (Примечание переводчика).


[Закрыть], рядом с которым Монблан, с его 15,784 футов129129
  4811 метров (Примечание переводчика).


[Закрыть], и наш Кавказский Эльбрус, с его 18,573 футов130130
  5661 метр (Примечание переводчика).


[Закрыть], являются всего лишь холмами.

Впоследствии я узнал, что в то самое время, когда я впервые увидел равнины Кашгара вне себя от радости при виде цели моих скитаний, на перевал Тургарт прибыл отряд красногвардейцев, буквально наступая мне на пятки! Очевидно, ЧК напало на мой след, но слишком поздно! К тому моменту я пересёк границу и оказался далеко, в таких местах, где даже эти «хозяева земли» не могли меня найти. Удача, граничащая с чудом, сопутствовала мне всё время, пока я бежал от большевиков!

Спуск был очень крутой; нам пришлось даже спешиться и вести лошадей под уздцы, что было совсем нелегко. Горные породы здесь состоят из глинистых сланцев, сложенных разным образом. Тут и там попадались пятна свежей зеленой травы, использовавшиеся нами как точки опоры среди камней, на которых росли белые и лиловые примулы. В высохшем русле ручья мы нашли небольшой участок зеленой травы и восхитительной родник со свежей чистой водой, где мы остановились, чтобы отдохнуть и перекусить, дать лошадям корм и дождаться вечера, чтобы ехать дальше вниз по ущелью под покровом темноты.

Ночь была очень тёмная, и я не мог даже разглядеть ушей моей лошади. Я не делал никаких попыток править ею, а просто держался за неё на тот случай, если она споткнётся. Я слышал, что в какой-то момент некоторое время мы ехали по камням, в другой момент по рыхлому гравию, гранулы которого гремели и катились из-под копыт, иногда по мягкому песку между какими-то большими великолепными глыбами. Иногда мы спускались очень круто вниз, как будто по краю пропасти, и когда камень вылетал из-под копыта лошади, я долгое время слышал шум его падения, как если бы это было падение в глубокую пропасть; временами мы поднимались на крутые скалы, или снова спускались вниз почти вертикально, так, что я должен был балансировать в седле, чтобы не нарушать равновесие лошади, так как в противном случае мы могли погибнуть вместе с нею, свалившись вниз в пропасть.

По пути мы прошли стороной мимо киргизского стойбища, но это уже были не наши люди, а китайские подданные, со стойбища мы могли слышать яростный лай собак, которые, очевидно, услышали нас; но, как правило, киргизские собаки лают безостановочно всю ночь, оправдывая этим доверие к своей основной функции как сторожевой собаки, и никто не обратил на нас никакого внимания.

На этих крутых спусках всё зависело от силы ног лошади; всё, что должен делать всадник, это сидеть в седле, предоставив всё остальное животному, однако, быть готовым в любой момент не свалиться с лошади, и всё.

Мой проводник впервые шёл этой дорогой, но благодаря своим рысьим глазам, он мог великолепно выбирать свой путь. И это был человек, который хотел съесть глаз ворона, чтобы улучшить свое зрение!

Мы опускались всё ниже и ниже, пока, наконец, мы не оказались едущими верхом вдоль горизонтальной поверхности гравийного русла ручья, при этом объезжая большие валуны и постоянно пересекая взад и вперед речной поток.

Стало душно и очень жарко; не было ни малейшего ветерка, а воздух, идущий от скал, был словно из печки. В тот же вечер я съел последние остатки моей ветчины, и теперь меня мучила жажда. Кроме того, я был слишком тепло одет для этой местности. В конце концов, это был июль, самое жаркое время года в Кашгарии. И в то же время этим утром, там наверху возле вечного снега, мне было довольно холодно даже в моей толстой одежде. Мне отчаянно хотелось пить; моё горло и рот пересохли, а внутри у меня всё горело. Хотя ноги наших лошадей часто шли по воде, я не поддался искушению, так как я хорошо знал, насколько это опасно, пить воду из неизвестного источника.

Наконец стало немного светлее. Я мог различить очертания гор на фоне неба, а справа тени каких-то огромных тополей.

«Это ущелье Урта Су», – сказал Турсун Бай. «Это место, где дорога выходит из Урта Бель и перевала Терек. Я знаю эту дорогу хорошо. Давайте теперь поедем немного быстрее, чтобы добраться до перевала Абдулла до рассвета».

Затем ущелье сузилось снова, и опять стало темно.

Спустя несколько минут Турсун Бай сказал —

«Мы сейчас приближаемся к самому опасному месту из всех; оно очень узкое с вертикальными стенами; мы не можем его объехать; китайские патрули там дежурят день и ночь. Тем не менее, мы проедем через него благополучно. Иншаллах131131
  Иншаллах, ин ша’а Ллах (араб., если пожелает Аллах‎) – ритуальное молитвенное восклицание, междометное выражение, используемое в арабских и других мусульманских странах, как знак смирения мусульманина перед волей Аллаха. Сопровождает высказывание верующего о его планах или событиях, которые должны произойти в будущем. (Примечание переводчика).


[Закрыть]».