Текст книги "Погоня по Средней Азии. Побег от ленинской тайной полиции"

Скоро справа от нас мы увидели массу какой-то стены, а слева верблюда, который фыркнул и отошёл в сторону; видимо он стоял у нас на пути. Свора собак бросилась на нас из темноты, свирепо лая, и голос китайца выкрикнул что-то, вероятно:

«Кто там идёт?»

Я замер.

В ту же минуту из темноты появилась другая стая собак и яростно набросилась на первую; началось форменное столпотворение, и китайские охранники снова что-то кричали, на этот раз разными голосами, вероятно ругая собак. Этот шум весьма действенно замаскировал наши шаги и… Слава Богу! опасность была позади!

Глава XX. Наконец в Кашгаре!

Когда рассвело, мы выехали на широкую пустынную равнину! По обеим сторонам были ряды маленьких холмов. При дневном свете я смог увидеть, что вода в реке полна грязи, и, несмотря на мою сильную жажду, я держался от неё подальше, пока мы не подъехали к роднику, в котором была, хотя и мутная, свежая и холодная вода. Здесь Турсун Бай наполнил свой турсук, кожаную бутыль, сделанную из прокопчённой кожи, в которой у него оставалось несколько капель простокваши. Затем мы повернули на восток и поехали между рядами холмов, где затем выбрали подходящее уединенное место, чтобы остановиться и отдохнуть.

Окрестные холмы были голые и каменистые; они состояли из серых и красных глинистых сланцев, часто покрытых тонким серым песком. В русле рек и впадинах было немного ксерофитной132132
  Ксерофи́ты (от др.-греч. ξερός – сухой и φυτόν – растение) – растения сухих мест обитания, способные переносить продолжительную засуху и воздействие высоких температур («засухоустойчивые»). (Примечание переводчика).


[Закрыть] растительности, характерной для сухих, жарких пустынь. Это было странно и необычно, и сразу показывало, в какой климат мы попали. Каждое растение, кустарник или клочок травы росли отдельно, далеко друг от друга; не было никакого толстого ковра растительности; песчаная почва была слишком бедна питательными веществами и влагой, чтобы поддерживать плотную растительность. Попадались группы хвойника (эфедры), кустарника с массой колючих шипов, высокий, блестящий зелёный камыш, и наиболее эффектные из всех маленькие комочки пустынного вьюнка, покрытые красивыми душистыми розовыми цветами, словно искусственно посаженными на свои длинные, тонкие, податливые, зеленые стебли, жесткие, как проволока, с маленькими едва заметными листьями. Каждый куст представлял собою целый букет диаметром в несколько футов, выглядящий очень красиво на фоне сверкающего жёлтого песка. Ниже у ручья росли гигантские кусты шиповника или дикой розы с ползучими ветвями, усеянные неприятными зазубренными шипами, белыми цветами и мелкими твердыми листьями. Эти растения пустыни, где так редко встречается еда, защищают себя колючками и шипами от поедания дикими животными.

В безоблачном небе взошло солнце, и сразу же начало неумолимо печь. Я лежал под кустом эфедры, набросив на него свою шинель, чтобы создать немного тени. Лошади были связаны между собой и накрыты чем-то попавшимся под руку, чтобы защитить их от палящих лучей солнца. Они должны были стоять так примерно до вечера без еды, а затем они получили только по полгорсти ячменя каждая. Мы должны были провести весь день в этой пылающей печи. К счастью, и совершенно неожиданно, вдруг из-за гор появилось облако, сопровождаемое раскатами грома и несколькими большими отдельными каплями дождя, а затем тяжелым градом. Это был неожиданный подарок судьбы; воздух сразу остыл, а остальную часть дня нас обдувал приятный лёгкий ветерок. Пустыни Кашгара благоволили мне. Капли дождя действительно были растаявшими градинами, поскольку, вероятно, только в таком виде, влага может достигнуть нагретого вблизи земли воздуха; в виде дождевых капель она будет испаряться в воздухе, как я часто мог наблюдать в пустынях.

Мы не страдали от жажды. Вода, смешанная с кислым молоком в кожаных бутылях, прекрасно утолила жажду. Киргизы всегда используют в дороге этот напиток. Он имеет ещё то дополнительное преимущество, что молочная кислота помогает сделать плохую воду безвредной. Это широко применялось во время наших походов в пустынях во время завоевания Туркестана русскими. Специальный продукт, изготовленный из овечьего молока, называемый курт133133
  Ку́рт или куру́т, коро́т – казахский, киргизский, узбекский, тюркский, а также монгольский сухой кисломолочный продукт, готовящийся из овечьего, козьего, коровьего молока. На юге Казахстана курт делают из кобыльего молока. Представляет собой белые шарики (иногда приплюснутые) размером с абрикос или меньше. (Примечание переводчика).


[Закрыть], содержащий высокую долю молочной кислоты, выдавался солдатам, направлявшимся в степную местность. Благодаря ку́рту равнины Средней Азии, имевшие раньше столь зловещую репутацию, где погибли целые экспедиции, потеряли свою ужасную силу и стали открытой дорогой для прохода армий.

Уже наступила тёмная ночь, последняя перед Кашгаром, как сказал мне Турсун Бай, когда мы покинули наше укрытие и отправились по тёмному пути вдали от Терека, киргизских аулов и пограничные постов. Еще раз мне пришлось удивиться необычайно острым глазам моего собеседника. Я не мог разглядеть ни его спину, ни его лошадь, хотя я следовал прямо за ним, однако он выбирал дорогу не колеблясь, и если он сбивался с пути, то снова быстро находил его и ехал дальше довольно уверенно. Через некоторое время мы выехали на широкую дорогу и здесь мы двигались довольно быстро. Вероятно, было около полуночи, когда моя лошадь внезапно остановилась, и хотя я вообще не мог что-либо видеть, я услышал разговор между моим проводником и каким-то другим киргизом.

«Вы не сможете проехать этой дорогой; вы наткнётесь прямо на китайский патруль; место между рекой и фортом очень узкое, и солдаты остановят вас. Езжайте через капчигай, овражек, и остерегайтесь кладбищенского склепа, где на карауле стоит солдат киргиз», – сказал незнакомый голос.

Мы резко повернули в сторону, и я смог уловить запах верблюдов и дыхание лошадей, когда мы проезжали мимо. Я не могу понять, как мой проводник находил направление теперь, когда мы ехали не только вне дороги, но даже без каких-либо следов, как он так уверенно ориентировался в незнакомой местности, выбирая путь в том или ином направлении. Но он ехал уверенно, и только однажды попросил меня чиркнуть спичкой, чтобы посмотреть, где мы находимся. Оказалось, что наши лошади находились напротив абсолютно вертикальной скалы, которая перекрывала нам дорогу. Но не далее чем в десяти шагах отсюда скала расступилась, образуя узкий, едва уловимый проход. Это был капчигай. В другой раз, когда мы были уже в овраге, он снова попросил меня чиркнуть спичкой, чтобы взглянуть на следы на земле, так как он подумал, что мы сбились со следа.

Долгие бессонные ночи и невозможность выспаться нормально днём утомили меня. Я страшно хотел спать. Я всё время засыпал, и мне казалось, что я падаю с седла. Иногда я просыпался и судорожно задавался вопросом, когда и как я свалился с лошади и как долго я дремал. Невозможность увидеть, где мы едем, ещё больше усыпляла меня. Я тщетно пытался занять свой ум какими-нибудь размышлениями, вызывая в памяти старые воспоминания, чтобы сосредоточить свои мысли на каком-нибудь предмете и прогнать сон. Но это было бесполезно. В конце концов, начало светлеть, я смог различать окружающие предметы и мне стало немного легче.

В какой-то момент мы въехали в рощу засохших деревьев возле старого мазара. Неожиданно Турсун Бай резко повернул назад, пригнувшись в седле, сделал мне знак, приложив свой палец к губам, и быстро проскользнул в маленькую узкую боковую ложбинку. Вскоре мы отъехали далеко от опасного места. Оказалось, что мы чуть было не выехали прямо к самому патрульному посту, о котором нас предупреждали киргизы.

Примерно милей дальше Турсун Бай остановил свою лошадь и воскликнул —

«Теперь, хвала Аллаху! Мы проехали всех стражников, и дорога на Кашгар открыта!»

Он грянул весёлую песню, впервые с того момента, как мы тронулись в дорогу, и мы дальше поехали в радостном расположении духа. Я был чрезвычайно окрылён, мои самые худшие опасения и переживания закончились. На этот раз я должен буду достичь Кашгара благополучно.

Теперь мы выехали на широкую, плоскую, усыпанную крупным песком равнину, совершенно сухую и покрытую почти целиком пустынными растениями, такими как верблюжья колючка (Alhagi camelorum), и здесь мы спугнули стадо газелей, которые моментально скрылись из глаз.

Слева от нас на востоке, на горизонте выросли какие-то особенные, очень высокие и крутые горы своеобразного очертания. Это были высоты в устье Терека. Равнина постоянно поднималась в южном направлении, и мы незаметно попали на абсолютно бесплодное широкое пространство, представляющее собой слой серых и желтоватых песчаников с прослойками мергелей (известковой глины). Структура этих песчаников, их внешний вид, форма выветривания под действием пустынных ветров, всё это сильно напоминало мне похожие структуры в провинции Фергана на берегу Сырдарьи, недалеко от деревни Наукат, где в былые годы я обнаружил очень интересный депозит самородной меди, который давал высокое качество химически чистого металла. Сходство этих слоёв и местности было поразительно ярким и ещё более увеличивалось наличием тонкого слоя гальки на вершинах холмов и вместе с этим скудной растительностью, которая была представлена там, например, колючей солянкой (Salsola), и обилием в обоих местах любопытной маленькой ящерицы (Phrynocephalus). Порою мне казалось, что это я снова еду верхом около моих собственных шахт вдоль знакомых берегов Сырдарьи, и мои глаза инстинктивно искали на берегу пятна обнажений ярко-зелёной окисленной меди134134
  Подобные слои были названы английскими геологами Столичкой и Хангтингтоном Артышскими слоями. Русский геолог профессор Богданович относил их к Плиоцену. Ввиду отсутствия окаменелостей как здесь, так и на берегу Сырдарьи и литологического сходства обоих, я думаю, будет правильно дать им такое же название – Артышские слои. (Примечание Павла Назарова).


[Закрыть]. И в самом деле, как я узнал впоследствии, в этих песчаных холмах тоже есть залежи отличной медной руды. Возле посёлка Канджиган китайское правительство добывало медь из этих месторождений и чеканило из неё медную монету.

Затем последовали пласты конгломератов, которые образуют довольно высокие, крутые, сильно разъеденные скалы, через которые путь идет в глубокий чрезвычайно узкий овраг, очень извилистый, тянущийся на несколько миль, с крутыми почти отвесными стенами. Я ехал в мою землю обетованную через этот странный почти подземный коридор. Местами там были боковые овраги, в которых моему взору предстали фантастические очертания арок, пещер, гротов, колонн и тому подобных форм, известных образцов вертикальной пустынной эрозии.

В конце концов, это темноё и мрачноё дефиле внезапно закончилось, и перед моим взором развернулась ярко освещенная южным солнцем картина оазиса и… я подумал, что вернулся в Фергану! Всё, вплоть до мельчайших деталей, было точно таким же, как и в Фергане, которую я так хорошо знал.

Поля джугары́ или сорго, хлопка, риса, высокие тонкие тополя, деревья джиды́, так называемой Вавилонской ивы (Eleagnus hortensis), абрикосовые и персиковые деревья, ивы, даже дикие растения на сухой глинистой почве, были точно такими же, те же самые низкорослые кустарники темно-зелёного тамариска с их пушистыми клочьями розовых цветов на концах, такими же высокими стеблями и шипами.

Мы въехали в ворота нового караван-сарая, который стоял чуть поодаль от дороги, вероятно являвшегося притоном контрабандистов, где нас ждал заслуженный отдых в чистой и просторной чай-хане́, то есть чайной. Это был седьмой день с момента нашего отправления из Ат Баши, а на последнем этапе нашего путешествия, начиная со вчерашнего вечера, мы ехали верхом четырнадцать часов подряд, не слезая с седла, так что мы заслужили наш отдых. Комнаты были превосходными. Стены были задрапированы панелями из материала с приятным голубым узором, с привлекательными фарфоровыми чашками и блюдечками различных цветов, стоявшими в нишах. Всё несло на себе печать чистоты и порядка и очень резко контрастировало с дурно пахнущими притонами, которые в Семиречье называются гостиницами для путешественников.

Я не чувствовал себя сильно уставшим после долгой верховой езды, но мне отчаянно хотелось пить и сильно хотелось спать, поэтому после бесчисленных стаканов чая я заснул как убитый и спал благословенным сном человека, освободившегося от гнетущей тревоги осознанием полного достижения поставленной цели.

Мы проснулись около двух часов ночи, выпили немного чая и снова пустились в дорогу. Уже рассвело к тому моменту, когда мы проехали через оазис и вступили на точно такую же горную дорогу, какую мы проехали вчера, и снова мы ехали по узкому коридору, подобному вчерашнему, но еще более длинному, более извилистому и, по-видимому, нескончаемому.

В конце концов дорога вывела нас в долину Кашгара, ярко светящуюся в лучах утреннего солнца, с массой зелёных садов и полей, через которые лежал наш путь. По их краям росли тенистые ивы и вязы, а по обеим сторонам стояли ряды туземных ферм и фруктовых садов, небольших магазинчиков и кладбищ со старомодными мазарами, окаймленными стенами из неоштукатуренной кирпичной кладки. Простирались на несколько миль бесконечные поля клевера, лежали поля джугары́, сорго, пшеницы, которые уже начали убирать, стояли высокие тонкие тополя и большие абрикосовые деревья, усыпанные красивыми золотистыми плодами.

Здесь я увидел незнакомую мне птицу, крупного Кашгарского голубя, с красивой светло-сиреневой ливреей и с бархатным чёрным кольцом вокруг шеи. Место обитания этой элегантной птицы ограничено деревнями и садами, которое она делит с маленьким Туркестанским голубем (Peristera cambayensis), недавно завезенным в Кашгар из Ферганы, неотъемлемым предметом гордости каждого здешнего двора или сада.

Там, где дорога вышла на открытое пространство, появился великолепный вид на горные цепи Памира. Они выросли прямо из равнины, они казались вертикальными, вздымающими свои серые массы гор на огромную высоту; и высоко в небе, выше облаков возвышались блестящие снеговые пики гребня гор. Это невольно вызвало у меня из памяти строчки стихотворения Лермонтова135135
  М. Ю. Лермонтов (1814—1841), воспевавший Кавказ русский поэт, имевший, как это следует из его фамилии, шотландские корни. Его творчество было примером поразительного случая рано проявившегося гения; будучи убитым на дуэли в возрасте двадцати семи лет, позднее М. Ю. Лермонтов приобрёл славу одного из самых великих русских поэтов. (Примечание Павла Назарова).


[Закрыть], которые я позволил себе перефразировать и перевести136136
  В оригинале это такие строчки: Among them, towering o’er the cloud By head and shoulders, splendid, great Kungur, the Pamir’s monarch proud, Arrayed in all his robes of state. (Примечание переводчика).


[Закрыть] —

 
И между них, прорезав тучи,
Стоял, всех выше головой,
Конгур, Памира царь могучий,
В чалме и ризе парчевой137137
  Имеются ввиду следующие строки из стихотворения М. Ю Лермонтова «Демон»: И между них, прорезав тучи, Стоял, всех выше головой, Казбек, Кавказа царь могучий, В чалме и ризе парчевой. (Примечание переводчика).


[Закрыть].
 

Эта панорама, в сущности, гораздо величественнее и внушительнее, чем если с такой точки зрения взглянуть на гиганта Кавказа, Казбек, который, и на самом деле относительно намного ниже, чем Конгур. Не много мест на нашей Земле, где можно увидеть горы, растущие вверх на двадцать тысяч футов прямо из окружающих их равнин, когда вся гора видна целиком, как единое целое, от основания до самой вершины. Такую замечательную картину можно увидеть в Кашгаре, хотя, правда, и не очень часто. Только весной и летом, да и то, лишь иногда в ранние утренние часы, когда эти горы можно увидеть во всём их величии и неописуемой красоте. В остальное время они скрыты завесой пыльного тумана, который почти постоянно держится над засушливой равниной Кашгара. Можно жить в течение нескольких месяцев подряд в этих местах и не подозревать о присутствии этих монстров. Ещё более редко, фактически крайне редко, бывают дни, когда можно разглядеть далеко на юге снежные пики самого Кунь Луня138138
  Куньлу́нь (устар. Кунь-Лунь; в переводе с кит. – «Лунные горы») – одна из крупнейших горных систем Азии, расположенная в Китае, которая простирается от Памира на западе до Сино-Тибетских гор на востоке, окаймляя Тибет с севера. (Примечание переводчика).


[Закрыть], едва отличимые от облаков.

Здесь везде вокруг меня я мог наблюдать спокойную и мирную работу людей и богатые плоды их труда. Какой контраст с «великой империей трудящихся», которая осталась позади! Лица прохожих не носили следов нервозности и подавленности, которые можно было увидеть на каждом углу по ту сторону Тянь-Шаня. Люди были веселы и приятно улыбались, хотя под управлением китайского правительства этот край ни в коей мере не являлся беззаботной Аркадией139139
  Арка́дия (греч. Αρκαδία) – географическое название самой центральной области на полуострове Пелопоннес в Греции, от которого в древности произошло понятие «Аркадия» как поэтического образа страны счастливой жизни, беззаботности и радости. (Примечание переводчика).


[Закрыть]. Я был одет в европейский костюм, и со всех сторон меня продолжали спрашивать, откуда мы приехали, и предлагали нам, фрукты, булочки и холодную воду. Китайцев нигде не было видно; население состояло из сартов, почти как дома в Туркестане.

По мере нашего продвижения, дорога становилась всё более и более оживленной вследствие возросшего движения по ней. Мы продолжали встречать мужчин, едущих верхом на ослах и лошадях, в гружёных повозках и на верблюдах. Было много женщин, которые носили паранджу разнообразных цветов, выглядящую более приятно, чем мрачное однообразие наших туземных женщин. Чёрный чимбет тоже был здесь заменён легкой вуалью различных цветов, и многие женщины вообще не скрывали своё лицо, и мы проезжали мимо некоторых законченных кокеток, которые лукаво смотрели на нас.

В тени огромных деревьев торговцы выставляют свои товары – фрукты, хлеб, свежую воду в больших глиняных кувшинах, которые могли бы прийти из какого-нибудь музея античной древностей.

Движение на дороге становилось всё более и более плотным. Магазинчики попадались всё чаще, торговцы становились всё многочисленнее, деревья стояли всё ближе и ближе друг к другу; а потом вдруг заблестела полоска воды, широкой и довольно мутной реки, длинный деревянный мост через неё, огромная толпа людей, ослов, местных извозчиков с тентом, натянутым над лошадью, звуки колоколов, и повсюду гул и гомон базара; затем появились большие городские ворота в массивной, широкой с зубчатым парапетом стене… я был в Кашгаре!

Я не поехал прямо в центр города. Мы свернули направо и поехали по дороге вдоль стены, имевшей высокие угловые башни, которые местами разрушались, мимо другого меньшего по размерам базара и остановились перед домом европейской постройки, окружённым тенистым садом, с вывеской на русском языке: «Русско-Азиатский банк».

Через полчаса я сидел на веранде, наслаждаясь завтраком. Белоснежная скатерть, безукоризненный сервис, сверкающее серебро, цветы в вазах, удобная мебель, миндальные пирожные, печенье, сахар, американские и английские газеты, всё это перенесло меня в мир цивилизации и культуры.

Это было странное и непривычное чувство. У меня было ощущение совершенного блаженства. Казалось, что я пробудился от долго сна, полного страшных сновидений и кошмаров. Я вернулся к прежней жизни, к нормальному ходу мыслей. Старое знакомое прошлое вернулось ко мне, дорогое старое прошлое, которое, как я думал, ушло навсегда, разрушенное дикарями, уничтожившими мою страну. Дикая жизнь, полная всякого рода лишений, голода и жажды, преследования, всё это было уже делом прошлого. Эта мрачная гробница, эта громадное убежище безумцев, которое сегодня представляло моё несчастное отечество, теперь осталось позади, слава Богу! За пределами снежных вершин Тянь-Шаня я снова был в мире приличных, нормальных людей.

Через пять минут после моего прибытия в консульство явился уполномоченный от Тао Иня, чтобы выяснить, кто и каким образом прибыл в Кашгар из Советской России. Через полчаса я позвонил по телефону русскому консулу, и часом позже был принят молодым, очень вежливым, довольно хорошо говорившим по-русски чиновником, которого прислал Тао Инь. Он поздравил меня с благополучным прибытием в Кашгар, осведомился о моем здоровье и выразил надежду на то, что я буду чувствовать себя как дома в новой для меня среде.

«Я не знаю», – ответил я, – «я до сих пор не понял, нахожусь ли я всё еще в этом греховном мире или, поднимаясь всё выше и выше в горы, прибыл, не заметив это, в старый буржуазный рай на небесах!».

Этот ответ очень понравился китайцу, он воспринял его как комплимент китайской культуре и нежной заботе администрации о благополучии края.

Китайцы чрезвычайно любят лесть и вежливость, и их представления о хороших манерах требуют наилучших и наиболее лестных выражений в разговорах, как бы даже чрезмерных. Молодой человек, услышав о моей специальности, спросил меня от имени Тао Иня, не возьмусь ли я помогать китайской администрации в исследовании и эксплуатации минеральных ресурсов региона.

В соответствии с китайским этикетом был заранее установлен день моего визита к Тао Иню.

Казалось, судьба улыбалась мне, но, как мы позже увидим, в действительности события стали складываться совершенно противоположным образом.

Завершив формальности, я отдал дань очень важному визиту к парикмахеру, с последующим принятием великолепной горячей ванны, и затем успокоился, увидев в зеркале, не волосатую физиономию жителя дикой «Совдепии», а респектабельное лицо цивилизованного человека. Я был снова самим собою, и мог снова появиться под моим настоящим именем. Что касается несчастного землемера Новикова, посланного исполнять служебные обязанности одновременно в двух противоположных направлениях, в Балхаш и в Нарын, заметили ли советские власти его исчезновение со сцены? Администрация в Верном, столице Семиречья, получила официальный рапорт из Нарына о том, что землемер Новиков утонул вместе со своей лошадью, переходя вброд реку Чу во время наводнения. Большевики так никогда и не узнали, что несчастный картограф, погибший при исполнении своего служебного долга и их безжалостный враг, которого так активно искало ЧК, были одним и тем же человеком.

Я был принят с распростёртыми объятиями членами европейской колонии Кашгара. Она не была очень многочисленной и состояла преимущественно из русских, прибывших сюда ещё до революции. Старое русское консульство всё ещё существовало, и существовал Русско-Азиатский банк, директор которого, В. В. Богушевский, оказал мне самое щедрое гостеприимство. Британский консул, полковник Этертон, тоже проявил ко мне величайшую доброжелательность.

Прекрасные сады британского консульства, разбитые на европейский манер, и красивое здание самого консульства, сделали бы честь любому месту, не говоря уже о столь отдалённой дыре как Кашгар. Для остальной части европейского общества британское консульство служило в качестве «окна в Европу». Благодаря их радиостанции мы получали телеграммы агентства Рейтер, и консульская служба доставляла газеты из Индии, с новыми книгами и письмами. Через него мы узнавали, что происходит во внешнем мире, и теперь снова, благодаря этой почтовой службе, я смог наладить контакты с друзьями и корреспондентами в Индии и в Европе.

В Кашгаре я встретил некоторых торговцев сартов и купцов, которых я знал ещё в Ташкенте; как и я, они нашли убежище здесь, убежав из социалистического рая, учреждённого большевиками. Они были рады видеть меня в целости и сохранности.

Чтобы заставить меня забыть всё, через что я прошел, все члены европейской колонии соперничали друг с другом в изъявлении доброты ко мне. Они просто носились со мной, приглашая меня к чаю, на обеды и пикники, создавая много шума вокруг меня. Это была восхитительная свободная жизнь среди порядочного окружения и образованных людей, а застарелое чувство подавленности и травли постепенно совсем изгладилось, как и деморализация, бывшая у меня вследствие изматывающего двухлетнего пребывания в «самой свободной стране в мире».

Было особенно приятно видеть этот круг соотечественников, живущих здесь старой русской жизнью, не тронутых штормами и бурями революции, даже не оказавшими заметного влияния на течение их жизни. Здесь, в этом отдалённом уголке обширных пустынь Средней Азии оазис русской жизни, чувства и мысли всё ещё сохранялся.

Но, конечно, я вряд ли мог рассчитывать на то, что большевики не попытаются впрыснуть свой яд даже сюда. Кашгар интересовал большевиков как источник изобилия, несравнимый с Россией, которую они разрушили; это было также место, где Белые банды империализма, как они их называли, могли собраться и поставить под угрозу коммунистическое отечество.

В русской колонии я был представлен молодой женщине, известной как мисс О. Её прошлое было немного туманным, но по её собственным словам она служила в знаменитом женском Батальоне Смерти140140
  Женские батальоны смерти – военные формирования, состоящие исключительно из женщин, созданные Временным правительством, главным образом с пропагандистской целью – поднять патриотический настрой в армии, однако несмотря на это, они ограниченно участвовали в боевых действиях Первой мировой войны. (Примечание переводчика).


[Закрыть], изобретённом этим странным главнокомандующим, адвокатом Керенским в отчаянной попытке сохранить военную мощь Российской империи, сделав так много для её разрушения, когда армию на фронте разлагали немецкие агенты по благословлению его драгоценного Временного правительства. К моему удивлению, я узнал в ней женщину, которую я знал достаточно хорошо в Ташкенте, где она была «другом» иностранного инженера, служившего во время войны в том же отделе, где я был директором. Инженер был умным молодым человеком, прекрасно говорившим по-русски, а также на английском, французском и немецком языках почти как на родном. Когда я был арестован и брошен в тюрьму большевиками, а участники антисоветской организации были вынуждены скрываться в горах, британский офицер141141
  Здесь речь идёт о британском подполковнике Фредерике Маршмане Бейли (1882—1967, Frederick Marshman Bailey), находившемся в Ташкенте с августа 1918 года по ноябрь 1919 года с дипломатической и разведывательной миссией. (Примечание переводчика).


[Закрыть], посланный британским Генеральным штабом в Туркестан, вынужден был также скрываться; кстати, его замечательные приключения142142
  Эти замечательные приключения полковника Бейли в Туркестане были описаны им в книге Mission to Tashkent, изданной впервые в Великобритании в 1946 году. На русском языке в России эта книга – Миссия в Ташкент была впервые издана в 2013 году в переводе Анатолия Цапенко (под псевдонимом Анатолий Михайлов). М.: «Языки славянской культуры», 2013. – С. 384, ил.. – ISBN 978-5-9551-0620-5. (Примечание переводчика).


[Закрыть], которые благодаря его находчивости и мужеству окончились благополучно, образуют одну из самых романтических страниц в истории борьбы с большевизмом в Туркестане. Пытливому инженеру, другу мисс O., удалось получить доступ в комнаты, в которых проживал этот англичанин и в полной мере использовать вещи, которые он оставил после себя, а затем ему удалось выехать из страны и оказаться в своей родной Бельгии, в то время как его «подруга» направилась в путь через Кашгар.

Здесь мисс О. была принята с распростёртыми объятиями русскими, которые предложили ей отличный пост в консульстве и устроили для неё возможность давать уроки русского языка китайским чиновникам. Однако вскоре после этого она была поймана за кражей важных документов из консульского архива и передачи их китайским властям, а некоторые белые офицеры, которые находились здесь в то время, раскрыли факты, свидетельствовавшие о её контактах с большевиками. Конечно, она была сразу же уволена из консульства и затем её материальное положение стало зависеть исключительно от её китайских учеников.

Конечно, я предпринял меры предосторожности, чтобы не дать ей понять, что я знаю, с кем имею дело, и мисс О. продолжала расспрашивать меня о моих друзьях, оставшихся в Ташкенте, о том, что эти «старые генералы» собираются делать, о том, что могли бы ещё сделать белые и так далее.

«Будьте осторожны с мисс О», – как-то шепнул мне русский друг, – «у нас есть веские основания полагать, что она большевистская шпионка».

«Не беспокойтесь», – ответил я, – «птицу видно по полёту, я это прекрасно вижу».

В этих своих разнообразных беседах с этой дамой, я не скрывал своих чувств по отношению к советской власти и большевикам, и к коммунистам в целом, и к их пособнику А. Ф. Керенскому, большим почитателем которого, к моему удивлению, она оказалась. Я сказал ей, что я знал этого субъекта, когда он был ещё гимназистом, со всеми его хвастливыми заявлениями, истеричным краснобайством абсолютно пустого человека, и я сказал, что мы, старые ташкентцы, должны краснеть за наш любимый Туркестан, подложивший такую свинью нашей бедной России и в то же время давший ей такого героя белого движения, как генерал Корнилов. Я не выбирал выражений и позволил вырваться наружу моему сдерживаемому гневу, отвращению и презрению к большевикам и к расчистившему для них дорогу их жалкому глашатаю, и я упивался своими словами, когда увидел вспыхнувшую искру ненависти в глазах авантюристки.

Но мои страдания на этом еще не закончились, поскольку вскоре после моего прибытия, со мной произошёл несчастный случай, едва не стоивший мне жизни.

Одним прекрасным утром с несколькими друзьями, в том числе с полковником Этертоном, я поехал на пикник, организованный нашими друзьями из шведской миссии. Я ехал весьма быстро впереди на корашарском иноходце; эта порода лошадей, как я позже узнал, печально известна своей слабостью передних ног. Мы только что покинули город и ехали по пыльной узкой дороге, когда я почувствовал, что лошадь клюет носом и падает. Я попытался удержаться её, но это было бесполезно, поэтому я сделал усилие, чтобы спрыгнуть с седла и не оказаться раздавленным, что я не раз делал в прошлом, но было слишком поздно. Через мгновение я упал, и моя левая нога была придавлена боком лошади. Это произошло мгновенно, и я почувствовал, как всей тяжестью тела она перекатилась через мою спину.

Раздались крики ужаса. Я встал с большим трудом; мне казалось, что мою спину разбили на мелкие кусочки; было страшно тяжело дышать, и я едва мог пошевелиться.

Шесть долгих недель я лежал в постели, под пристальным вниманием русского врача, окруженный заботой и лаской всей колонии. Я вынужден был лежать неподвижно, так как при малейшей попытке приподнять ногу или даже руку испытывал приступ невыносимый боли. Были раздавлены все мышцы спины, но величайшей удачей было то, что кости были целы.

Это было время величайшего физического и психического страдания. Моё положение казалось мне совершенно безнадёжным; дни и ночи я думал о своей семье и друзьях, в то время как в будущем я видел для себя только жалкие перспективы жизни беспомощного калеки. Неужели для этого я шёл на такие риски, лишения и трудности, подвергал большой опасности своих друзей, чтобы, достигнув объекта всех моих усилий и стремлений, влачить жалкое существование человека, объявленного вне закона, в чужой стране в отдалённом уголке Средней Азии без средств существования и даже лишенным способности работать?

Когда я был в таком состоянии крайней умственной депрессии и меланхолии, на меня свалился ещё один неожиданный удар. Русское консульство получило срочное уведомление от Тао Иня с требованием ко мне немедленно покинуть китайскую территорию и вернуться в Советскую Россию, с угрозой, что в случае моего отказа уехать, приказ о высылке будет выполнен силой.

Больной, сломленный как физически, так и морально, калека с постоянными болями, я теперь изгонялся из страны, где я думал, что наконец-то нашёл убежище от преследования, и приговаривался к передаче в руки моих смертельных врагов.

«В чем причина такого резкого изменения отношения ко мне китайских властей?», – спросил я человека, который принес мне эти плохие новости.

«Этим вы полностью обязаны мисс О.», – прозвучал ответ с горькой усмешкой, – «это результат её интриг с китайскими властями, и она надеется получить хорошенькую плату за это от большевиков».

Едва я оправился от шока этого несчастья, как врач консульства пришел со скорбным выражением лица и с дальнейшими зловещими новостями. Специальным указом президента Китайской Республики все русские дипломатические учреждения в Китае были закрыты. Таким образом, с грохотом рушились мои последние надежды на привилегии экстерриториальности нашего старого российского консульства.

Легче представить, чем описать трагедию моей ситуации в тот момент и моё душевное состояние. Я очень хорошо знал, что китайцы способны на всё.

Что может со мной случиться завтра? Куда я могу пойти?

Врач попытался успокоить и убедить меня не падать духом даже сейчас.

«Очень мощные силы и очень влиятельные люди работают над разрешением вашей проблемы, и они не бросят вас», – сказал он.

И это оказалось правдой. Приказ о моей экстрадиции был отменен. И меня оставили в покое, я получил возможность хоть и медленно, поправляться. Мисс О. вскоре оставила Кашгар, уехав ко всеобщей радости на Дальний Восток. Китайские власти совершенно забыли о том, что я стал резидентом в Кашгаре незаконным путем, и я жил четыре года в этом древнем городе в качестве полноправного гражданина этой странной молодой республики, где я стал чувствовать себя как дома. Со стороны китайских чиновников я встречал лишь доброжелательность и радушие.