Текст книги "Дерево уккал"

Глава 3. Искушение

Ближе к вечеру устроили очередную сходку в доме у деда. Помимо него самого в собрании принимали участие Григорий, Адам, Сайхан, Елисей, а также специально приглашенные здоровяки-близнецы Гурьян и Лукьян. Трогл, представившийся Сильвестром, сидел, скрючившись, в углу и что-то стругал ножиком, тихонько бубня себе под нос. Дед решил, что ему пока безопасней будет посидеть взаперти и дал инструмент, чтобы вынужденный затворник не скучал.

Перво-наперво заслушали доклад пронырливого поляка, который уже знал все про предстоящие выборы нового старосты.

– Значит, так, – с важным видом начал пан Адам, – похоже, завтра нас ждут страсти, коих даже сенат Речи Посполитой видал не часто. В общем, выбирать будут простым большинством без всяких liberum veto, что, впрочем, и к лучшему. Поскольку деревне вашей до Варшавы далековато, претендентов планируется не особо много, а именно два. Первый – Антип-пахарь, мужик крутой и своенравный, я бы даже сказал твердолобый, но ему верят, потому как вроде свой, от сохи. Второй – Мартын, рыбным промыслом занимается, глава местной артели. Этот резкий, верткий, на язык остер, убеждать умеет, но поговаривают, что репутация у него не совсем чистая. По бабьим делам там вроде что-то.

– По бабьим, то нормально, – хмыкнул один из близнецов, которых никто особо хорошо не различал. – Вот ежели с мужиком каким, тут бы его староство и накрылось мигом. А так, тьфу, подумаешь, бабы.

– М-да, на этом, пожалуй, не сыграешь, – прикинул Григорий. – В чем все-таки не сошлись.

– Вот и чудесно, разрази понос твоего киевского и волынского, а также семиградского! – Григорий хлопнул ладонью по колену. – Скажи лучше, сеймы чай не слишком-то быстро проводятся?

– Да уж не слишком, – пан Адам обиделся или сделал вид, что обиделся за непочтительное высказывание о Батории. – Но ты не сравнивай Речь Посполиту с захолустной деревней. Здесь, может, за час справятся, кто их знает?

– Погоди. Дедушка Савелий, а хватит ли у тебя авторитета настоять на том, чтобы наш ясновельможный пан стал, так сказать, распорядителем на сходе? Ну, высокий гость из заграницы, с опытом в таких мероприятиях, никого здесь не знает, а значит, и пристрастий не имеет, которые могут повлиять на результат.

– Авторитету, наверное, хватит, а что толку? Все одно ведь кого-то выберут.

– Пускай выбирают, кого хотят. Главное, чтобы подольше.

– У меня никто ничего не хочет спросить? – пан Адам приподнял брови, изображая возмущение.

Сайхан ткнула его в плечо.

– Идея гениальная, – слегка иронично заметила она, – наш польский друг так умеет голову морочить, что они там все помрут скорее, чем старосту выберут.

– Но, но, не хами, девица. Вспомнила бы лучше, кто тебя от болотника спас. Впрочем, ладно, чего уж там, если надо, можно местный сход и потянуть. А потом что?

– На потом у меня есть план, – хитро прищурился Григорий. – Но это позже. Теперь обсудим самое актуальное. Этой ночью нужно изловить упыря, для чего мы разделимся и будем дежурить на определенных постах по два человека. Нам понадобятся крепкие веревки, рыболовецкие сети, а также недюжинная сила друга Елисея и уважаемых близнецов. После поимки кровососа сразу тащим в церковь – отец Феофан дальше разберется. Вопросы есть?

– Есть, – в воздух взмыла широкая ладонь трогла Сильвестра, – а с девчонкой в паре кто пойдет?

* * *

Такие ночи, как эта, не сулили случайно задержавшемуся на улице прохожему ничего хорошего. Звезды совсем скрылись за завесой невидимых туч, и только мелкая изморось, раздражавшая непокрытую плащом кожу на лице, напоминала – где-то там наверху они есть – темные хмурые тучи. Деревня замерла в ожидании. Да что там деревня? Дремучий лес, запертый с одной стороны гибельным болотом, а с другой – медленным и могучим речным потоком, перестал шуршать и нашептывать свои полузабытые истории. Все затихло. Лишь два чуть заметных силуэта у сарая, предназначенного для хранения рыболовецких снастей, слегка подрагивали, разминая затекшие конечности. Сайхан и Елисей, прислонившись спинами к стенам сруба, до рези в глазах вглядывались в пустое пространство и почти ничего не видели. Они знали, что совсем недалеко все так же торчит из воды маленький причал, который недавно соединил измотанных путешественников с долгожданной целью странствий, но в кромешной тьме разглядеть его смог бы разве что ночной зверь-охотник. Впрочем, нынче им и нужно было стать такими охотниками.

– Елисей, как думаешь, упырь появится? – тихо спросила татарка.

– Да кто ж его знает, ирода этакого? Так темно, что медведь перед носом может протопать, а мы и не заметим.

– Мне как-то не по себе. Если бы днем, да с луком в руках… Тебе не страшно?

– Жутковато, конечно. Нечисть все-таки штука не из приятных. Но, думаю, с одним упырем все же справиться полегче будет, нежели с десятком бесов прошлой ночью.

Юный богатырь погладил рукоять здоровой дубины, которую он прислонил к стене рядом с собой.

– Не дрейфь. Разок по хребту попаду, а там уже дело за малым, – бравурно задрал нос Елисей.

– Тс, я как будто что-то почуяла, – оборвала тираду Сайхан.

Несколько секунд стояла гробовая тишина, а затем действительно послышались негромкие, но довольно четкие звуки. Кто-то бродил по берегу, принюхивался и жалобно поскуливал. Слегка разошедшиеся на мгновение тучи приоткрыли звездное небо, что позволило острому взору татарки выхватить невнятный силуэт у реки. Что-то сгорбившееся, с длинными пальцами, вероятно, оканчивающимися когтями, замерло у самой кромки воды и вытянуло вперед шею, мучительно вглядываясь в противоположный берег, как будто желая туда попасть, но, не имея сил для этого.

Сайхан дотронулась до предплечья Елисея, дальше достать она была не в состоянии, а тот накрыл ее миниатюрную ладонь своей богатырской и удобнее перехватил дубину второй рукой. Существо на берегу принюхивалось довольно долго и таки вынюхало, что положено. И хотя снова стало совсем темно, по приближающемуся сопению сидевшие в засаде сделали вывод, что их заметили. Впрочем, на то и был расчет. Секунды потребовались татарке, чтобы зажечь факел, и тогда Елисей со всей силы двинул огромный дубьем по приблизившемуся упырю. От сокрушительной силы способного переломать кости любому обычному человеку удара тварь отлетела назад, но тут же отряхнулась и изготовилась для нападения. Однако почувствовав себя при свете факела гораздо увереннее, богатырь не дал ей времени для этого и ринулся на чудовище первым. Правда теперь дубина не достигла цели, наученный горьким опытом упырь увернулся и прыгнул на Сайхан, сбив девушку с ног. Факел укатился в сторону и потух. Острые зубы щелкнули в паре сантиметров от шеи татарки, не достав до цели лишь по причине того, что княжна вонзила кинжал из подземного города вампиру прямо под ребра. Жуткий вопль раздался в ночи, тварь поняла – на этот раз выбор жертв оказался неудачным – и метнулась к улице, уводящей в центр деревни. Но и тут произошло непредвиденное. Прямо перед упырем зловещим мистическим огнем зажглись два желтых глаза. Гигантских размеров черный волк с белой отметиной на задней ноге, неторопливо ускоряясь, шел прямо на растерянного монстра. Раненная тварь снова оценила свои шансы как проигрышные и бросилась наутек по темной улице. Волк широкими прыжками двинулся следом, периодически нагоняя, не давая сворачивать в сторону и ведя кровососа по заведомо выверенному маршруту. В конце пути, откуда ни возьмись, появились два совершенно одинаковых здоровяка с рыбацкими сетями в руках. Ловким движением они швырнули сеть и тут же навалились на запутавшегося упыря всем своим недюжинным весом. Сначала монстр вопил и извивался, пытаясь вырваться, но вскоре затих и обмяк в крепких объятьях близнецов.

На улице показались Сайхан с Елисеем.

– Скорее! – крикнула девушка своему напарнику. – Поможем связать гадину!

Уже с заготовленными веревками в руках они подбежали к застывшим в мертвой хватке братьям.

Черный волк отпрыгнул с их дороги и никем не замеченный растворился в ночи. Однако за углом ближайшей избы он появился снова и скромно, будто ручной пес, подошел к обутым в лапти ногам. Возникший словно из пустоты дед Савелий держал в руках выделанную шкуру белого волка. Эту белую шерсть он накинул на оскалившегося черного зверя, и тот, слегка порыкивая, исчез под ней.

Для того, чтобы Сайхан и Елисей смогли связать раненного и обессиленного упыря, братьям Лукьяну и Гурьяну пришлось совсем немного разойтись, но и этого хватило. Не имея возможности вырваться, тварь обмякла и копила силы. И вот момент настал. Не успев понять, что происходит, близнецы оказались на земле с разорванной в клочья сетью, а вампир уже несся по темной улице. Вся гурьба рванула вслед за ним и через несколько десятков саженей чуть не натолкнулась на Григория, вышедшего на улицу откуда-то сбоку. За ним семенил дед Савелий.

– Что, не удержали, балбесы? – рявкнул он. – Бегом! Бегом! Впереди дом покойного старосты!

Низкая дверь слетела с петель, поэтому преследователи вломились в помещение без остановки. Вся домашняя утварь была перевернута как при погроме. Кровать, на которой почил староста Голован, отброшенная лежала вверх ногами, а на ее месте зияла черная дыра подвала. Возле отверстия находилось недвижимое женское тело в исподнем. Сайхан снова зажгла факел и осветила комнату сильнее, чем периодически появляющиеся из-за облаков звезды. Мертвой женщиной оказалась старостиха Василиса. Видимо, она стала на пути упыря, спрятавшегося в подвале, и получила смертельный удар когтями по шее.

Дед Савелий тяжело вздохнул.

– Все больше и больше жертв, все сильнее и сильнее злодей. А самое ужасное – гибель от рук родного человека. Это напитает Касьяна вдвойне.

– Как это понять, дедушка? – обратился к нему ошалевший Елисей.

Вместо ответа старик выхватил факел у татарки и бросил его в отверстие погреба. Тут же послышалось злобное шипение.

– Давай, полезай туда, – дед указал вниз. – Доставай упыря и сам все поймешь.

– Погоди, это может быть слишком опасно, – попытался остановить юношу Григорий.

– Да нет, нормально, упырь-то раненный, – пожал могучими плечами богатырь. – В проем бы только протиснуться.

С этими словами он спрыгнул в подвал. Раздался грохот, звуки ударов, нечеловеческий вопль отчаяния и все затихло. Через мгновение в проеме показалась русая голова. Елисей осмотрелся вокруг и снова исчез под половицами. Затем он уже вылез окончательно с ношей подмышкой. Положив ее на пол и рассмотрев внимательно, юноша понял, что имел в виду старик.

Собравшиеся узрели отнюдь не отвратительную харю кровососа-убийцы, но лицо совсем молодой девушки. Правда лицо мертвенно-бледное, бескровное и холодное, но совершенно человеческое.

– Эх, Варвара, Варвара, – покачал головой дед Савелий, – что ж ты, дуреха, натворила?

* * *

Пан Адам в гордом одиночестве допивал третью чарку хорошо перебродившего меда и, что-то бурча под нос, черкал на очень редкой в такой глуши бумаге, которую дед чуть ли не со слезами на глазах оторвал от сердца.

– Гордыня, алчность, зависть – вот в сердцах три жгучих искры, что во век не дремлют, – записал слегка подгулявшим почерком поляк и дважды подчеркнул.

Хмельное питие дало себя знать, и шляхтич ощутил острую потребность выйти до ветру. Первая попытка встать из-за стола окончилась полным провалом. Но не тем человеком был Адам Каминский, чтобы сразу бросать начатое. Собрав в кулак всю свою волю и приняв решение, что его состояние пока еще не дошло до необходимости гадить в избе, он худо-бедно поднялся и заплетающимся шагом побрел к двери. В сенях поляк чуть задержался, будто что-то припоминая.

– Как же там было? Ага…

Ворочать языком оказалось довольно сложно, но кого пугают сложности? Адам начал сам себе декламировать какие-то стихи:

– Иной надеется подняться вдвое, поправ соседа, – этот должен пасть, и лишь тогда он будет жить в покое… чертовы ступеньки! Иной боится славу, милость, власть утратить, если ближний вознесётся; и неприязнь томит его, как страсть; иной же от обиды так зажжётся, что голоден, пока не отомстит, и мыслями к чужой невзгоде рвётся.

Жутко довольный собой, поляк стал расстегивать портки, чтобы сделать, наконец, то, ради чего надо было столь мучительно выбираться на улицу, и так и замер. Прямо перед ним с пониманием улыбаясь и покачивая головой, стоял пожилой мужчина в круглой коричневой накидке поверх белой рясы и в бархатном чепчике на голове. Его седая, вьющаяся борода слегка раздваивалась книзу. Продолжая улыбаться, незнакомец вытянул вперед правую руку ладонью вверх. Адам увидел на безымянном пальце золотой перстень с изображением рыбака, забрасывающего сети с лодки в воду. Хмельной мед не давал шляхтичу хорошо соображать, но даже в таком состоянии он понял, кто перед ним.

– Ваше святейшество! – поляк рухнул на колени и поцеловал перстень на протянутой руке. – Но как?

– О, не думай об этом. У святой католической церкви много возможностей. Впрочем, ты об этом знаешь не хуже меня. Но, сын мой, давай присядем, у нас есть разговор.

Таинственный человек сделал Адаму знак подняться, и они вдвоем уселись на деревянную завалинку при избе.

– На завтра назначены выборы старосты – важное решение, как для местной деревенской общины, так и для судьбы всех существ, обитающих в округе. И поскольку люди испорчены грехом настолько, что, собираясь в толпу, тут же обретают свой истинный облик – превращаются в одичавшее зверье, управляемое самыми примитивными инстинктами, постольку им требуется пастырь, дабы притушить пожар страстей и направить на путь истинный.

Поляк с пониманием кивнул.

– Куда же пастырю направить звериные порывы агрессии, владычествующие над толпой? Как соединить множество узами любви? Ты ведь знаешь, сын мой, что такое насилие во имя добра? Чтобы спасти еще живой организм от заражения и гангрены, нужно удалить омертвевшие ткани. И все, что необходимо от пастыря – указать на местоположение того, что требует удаления.

– Народ желает расправы над жителями леса, – заметил пан Адам. – Думает, что так решит свои проблемы.

– Ну, ну, – незнакомец положил руку на плечо поляку, – братьям общества Иисуса нет дела до того, что думают народы, они обязаны управлять народами через волю монархов. Жители леса… Они далеко, эти жители леса. Да и не так уж безобидны. Нет, искать того, кому лучше пострадать на земле и этим отчасти искупить грехи, чем распространять мерзость и идти в ад, следует прямо здесь.

– И кого же искать, Ваше Святейшество?

– Ты же будущий пастырь данного стада. Разберись самостоятельно. Главное усвоить, что Господь, увы, в высшей степени неравномерно одарил свои творения телесными и духовными способностями и тем самым установил неравенство, против которого нет никаких средств. Оно порождает алчность, зависть, гордыню, усугубляющуюся мнимой свободой выбора. А ведь чего в действительности хотят слабые, несовершенные, безответственные люди? Свободы? Свобода требует силы и ответственности, а еще знания, недоступного большинству. Так что заветным желанием народа является отнюдь не свобода, но размеренная, сытая жизнь с небольшими тайными грехами, кои нам, конечно, со скорбью, но будучи сочувствующими человеколюбцами, придется допустить как меньшее зло. И тогда обладающие знанием возьмут на себя ответственность обеспечить людей всем необходимым, беззаботной жизнью, где они будут счастливы как дети. Веселые невинные дети, которых если нашкодят, можно отшлепать. С любовью, само собой.

– Какой же пряник следует дать толпе детей, чтобы превратиться для них в отца?

– Можно пряник, а можно и без пряника. В конце концов, толпа уважает силу и мало поддается воздействию доброты, похожей для нее на слабость. Она требует силы, и даже насилия, хочет, чтобы ею владели, чтобы подавляли ее, хочет бояться своего владыку.

Незнакомец достал из-под рясы толстую книгу в черном кожаном переплете.

– Это поможет тебе найти решение. И запомни раз и навсегда истину нашего богооставленного мира – здесь жив к добру тот, в ком оно мертво. А теперь иди.

Пан Адам с благоговением принял фолиант, еще раз поцеловал перстень с рыбаком и пошел обратно. Находясь в глубоких раздумьях, он не заметил, как перед самим его носом проскочил внутрь всеми забытый трогл Сильвестр, который подслушал разговор сначала и до конца.

Поляк снова на минуту остановился в сенях, покачался взад-вперед на каблуках своих сапог и продекламировал строки из великого поэта:

– Мы истину, похожую на ложь, должны хранить сомкнутыми устами, иначе срам безвинно наживешь.

С этими словами он зашел в избу и захлопнул дверь.

* * *

Варвара очнулась в церкви. То ли борьба, то ли ранение отняли у нее последние силы, и одержимая нечистым, крепко связанная по рукам и ногам девушка, не могла изменить облик. Но по трупному цвету ее кожи, черным глазам без белков и острым кончикам клыков, то и дело показывавшихся из-под неестественно алых на фоне общей бледности губ, всем стало совершенно ясно, что вампир-убийца, орудовавший в деревне скрывался под личиной Головановой дочки.

– Варвара никуда не исчезала, – пояснил Григорий собравшимся в храме. – Все это время она провела в подвале дома старосты, пока тот умирал, а несчастная Василиса прекрасно об этом знала, но, видимо, боялась открыться. Боялась, что ее дочь изловят и сожгут.

– Да, теперь все становится на свои места, – согласился дед Савелий. – Думается мне, виной всему глупость молодости. Девка жестоко обманулась, а в итоге случилось ужасное.

Старик, несмотря на больные колени и опасную близость к чудовищу, бесстрашно присел на корточки прямо перед одержимой Варварой и указал на ее запястье.

– Вот же оно.

– Что? – воскликнули все в один голос.

– Ну как же, браслет золотой с каменьями всяческими. Ну откуда деревенской девке, даже дочке старосты, в нашей глуши достать такое?

Упырица зашипела и даже вытянула шею, чтобы дотянуться зубами до деда, но старик, не раздумывая, отвесил ей хорошего тумака своим новым посохом прямо по лбу.

– Уймись, болезная. И так уже дел наворотила, век расхлебывать будем.

Варвара отпрянула, с ненавистью зыркая по сторонам.

Сайхан со знанием дела пригляделась к украшению и одобрительно закивала.

– Дорогая штучка, за такой, пожалуй, табун лошадей выменять можно. В улусе моего отца таких, конечно, полно было, но, чтобы здесь… Подарок, достойный карачи или ловкого вора.

– Гадать тут нечего, от Касьяна браслет получила, больше не от кого, – резюмировал дед. – И не в подарок, не надейтесь. За услугу какую-то безделушку ей передал. Может, что из родительского дома к колдуну снесла, часть одежды, а то и волосы срезанные. Так порчу навести на покойного Голована проще было бы.

– Ты думаешь, вампирское проклятье связано с браслетом? – поинтересовался Григорий.

Ответил, однако, не старик, а отец Феофан, первое время наблюдавший со стороны.

– Браслет – это браслет, – заметил он, – блестящая побрякушка. Слабый же падает и без дьявола, так что мы сами часто бываем виновниками собственной погибели. Беда в том, что никак не познать тайну своего падения человеку без посторонней помощи. Ведь слепота ума – вот последствие, не позволяющее самостоятельно видеть глубину и тьму падения.

– И что же, дьявол совсем ни при чем? – с искренним непониманием спросил Елисей.

– О нет, нет, сын мой. Ты неверно меня понял. Конечно, при чем. Но Варвара сама впустила нечистого, и лишь затем он поверг ее, думая, что она уже никогда не встанет.

– А она встанет?

– От нее зависит только. Но мы поможем. Как говорил Преподобный Иоанн Лествичник: «Будем стараться не только отражать бесов, но и нападать на них. Ибо кто только отражает их, тот иногда разбивает неприятеля, а иногда и сам бывает разбит; но воюющие наступательным образом всегда гонят врага своего». Пора начинать, время не терпит.

– Мы готовы, отче, – утвердительно кивнул Григорий, – что нам делать?

– Как что? Молиться, – отец Феофан на миг задумался. – А еще ругайтесь, кто как может.

Собравшиеся сделали недоуменные лица.

– И нечего на меня так смотреть. Златоуста лучше бы вспомнили. Господь создал дьявола – ругаться над ним. Вот и ругайтесь, не помешает. А вообще, найдется у нас подходящее оружие – имя Господа нашего Иисуса Христа и сила Креста. Сейчас, братцы, дракона из его логовища будем с вами изгонять.

Елисей легонько толкнул Сайхан.

– Слушай, а как ты в церкви молиться-то будешь? Ты же вроде того…

– Вся земля – мечеть, – улыбнулась татарка.

Тем временем отец Феофан с крестом и кадильницей подошел к упырице. Осеняя ее крестным знамением и окуривая ладаном, он начал отчитку.

– Боже Вечный, избавивший род человеческий от пленения диавольскаго, избави рабу Твою Варвару от всякаго действа духов нечистых, повели нечистым и лукавым духам же, и демонам отступити от души и от тела рабы Твоей Варвары и не пребывати, ниже сокрытися в нем.

Упырица забилась в припадке, стала шипеть и скрежетать зубами. Священник же продолжал свое дело:

– Да бежат именем Твоим святым, и единороднаго твоего Сына, и животворящаго твоего Духа, от создания рук Твоею.

Тогда одержимая стала кричать низким и хриплым мужским голосом, изрыгая самые жуткие проклятья, какие только могли слышать молящиеся. Отец Феофан потянулся за святой водой.

– Стой! – рявкнул демон, сидящий в Варваре. – Хочу говорить с тем, хромым.

Перекошенное от боли и гнева лицо повернулось в сторону Григория.

– Да, да, с тобой, пришелец из далеких краев.

– Что тебе нужно от меня, Касьян? Ведь это ты, не так ли?

– Разговор есть, – шипел колдун устами девушки, – но не здесь и не сейчас. Завтра на закате на нейтральной территории – на острове. Дед довезет тебя туда.

В этот момент первые капли святой воды попали на кожу бесноватой, она замолчала и заметалась в своих путах. Из ее ноздрей, сначала потихоньку, тоненькой черной струйкой, а затем все сильнее, заволакивая церковь отвратительным смрадом жженой серы, повалил дым.

– Да очищен быв от всякаго искушения диавольскаго, преподобне, и праведно, и благочестно поживает, сподобляем пречистых тайн единороднаго Сына Твоего и Бога нашего: с Ним же благословен еси, и препрославен, с Пресвятым, и Благим, и Животворящим Ти Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Варвара потеряла сознание. Отец Феофан в изнеможении упал на руки подхватившего его Григория.

* * *

Когда дед Савелий, Григорий, Сайхан и Елисей вернулись в избу, они застали там громогласно храпящего пана Адама, заснувшего прямо за столом перед пустой кадушкой из-под хмельного меда. Все устали настолько, что даже не подумали перевести шляхтича, который в тот момент имел отнюдь не благородный вид, в лежачее состояние.

Гордая дочь мурзы Карачи также изрядно устала за ночь и очень хотела спать. До рассвета, когда решено было плыть на остров, где Сайхан наконец-то могла увидеть маленького уккалу Игната, оставалось совсем мало времени. Она забралась на печь – подальше от разлегшихся на лавках мужчин и тут же погрузилась в небытие.

 
Твои брови тонки, как новый месяц,
Свежей розой заперт жемчуг зубов…
 

Чуть слышно раздавалась песня над степью, а княжна в богатом наряде, позвякивая золотыми украшениями, шла меж высоких трав, срывая пучки и разбрасывая их по сторонам. За девушкой двигалась длинная тень, и в тех местах, где она проскальзывала по сорванной траве, травинки шевелились, будто змеи в клубке.

 
Две полных луны стыдливо дремлют на твоей белой груди.
Две звезды смотрят из-под чёрных ресниц.
 

У самой кромки горизонта, где степь сливалась с небом, Сайхан заметила клубы дыма – как будто горело какое-то поселение. Постепенно черный дым затянул все пространство перед татаркой, а затем отпрянул, выплевывая из себя войско с таким числом трофеев, что кони едва ступали, придавленные к земле тяжестью добычи. В седлах с высокими стременами, ссутулившись, сидели воины. Их доспехи сверкали золотом, но под шлемами скрывались не лица, а едва обтянутые лоскутами серо-синей кожи, черепа мертвецов. Впереди всех воинов на огромном вороном жеребце восседал хан. Его лысая морщинистая голова была вполне человеческой, но зловещий старик пугал сильнее нежити за его спиной. Хан не открывал глаз, но нюхал воздух вокруг, пытаясь отыскать источник раздражавшего его запаха жизни.

Солнце не сменило своего положения, однако тень, следовавшая за девушкой, обогнула ее фигуру и легла прямо под копыта ханского коня. Тогда всадник открыл глаза, белые слепые глаза без зрачков.

– Зачем ушла ты из родных улусов, красавица Сайхан-Доланьгэ? – произнес могучий старик и его голос разнесся эхом по степи. – Зачем бросила меня бродить в одиночку по полям смерти с моим призрачным войском?

– Затем, Кучум, что ты падаль, которую не будет есть даже собака!

На лице хана появилась хищная ухмылка. Он протянул руку с вытянутым пальцем куда-то в сторону. Княжна взглянула в том направлении и увидела вдруг невесть откуда взявшуюся реку. На тот берег, где стояло войско мертвецов, вышел белый волк. Он медленно двинулся вперед, едва касаясь лапами покрывшейся алой кровью вскипающей воды, пока не добрался до противоположной стороны. Там его встретил такой же зверь, но черной масти. Завязалась битва, но соперники никак не могли одолеть друг друга. Тогда белый волк обернулся змеем и кинулся на черного, чтобы ужалить и отравить своим смертоносным ядом. Все заволокло туманом.

– Чему быть, того не миновать, – снова заговорил Кучум. – Мир падет под копытами призрачного воинства, и слава будет петься великому хану с красавицей-ханшей, чьи глаза – ночная бездна.

– Ты червь с глазами крота и волчьим сердцем! Так пусть проклято будет место, куда гонит тебя оно, слепой старик! – воскликнула Сайхан.

Тень отделилась от ног девушки и слилась с фигурой Кучума. Он спешился.

– У смерти нет глаз, как и у счастья, но есть глаза у Сайхан-Доланьгэ.

Хан протянул вперед руки и сделал шаг в сторону княжны. Снова откуда-то послышалась песня:

 
Если бы ты взглянула на меня ласково – разлился бы я чистым серебром;
В другой – расплавился бы золотом!
Пусть умру я мучеником,
Но только в твоих объятиях…
Только в твоих объятиях…
 

Сайхан почувствовала прикосновение рук к своим плечам и в ужасе проснулась. Все видимое пространство между печью и противоположной стеной заняли голова и широченные плечи Елисея, который весьма деликатно для своих габаритов тряс миниатюрную татарку, пытаясь разбудить.

– Вставай скорее. Пора плыть на остров.