Текст книги "Дерево уккал"

На слегка ватных ногах татарка вышла на улицу. Ее оружие лежало около мертвой демоницы. Стараясь не приближаться к звериной дуэли, короткими шагами она направилась к трупу Гамори. Подобрав кинжал, Сайхан стала искать удобную позицию для удара, но к бьющимся волкам просто невозможно было подойти. Силы волков оказались равны, и никто не мог добиться перевеса. И тут чьи-то руки обхватили девушку сзади. Она попыталась вырваться, но с таким же успехом можно было грызть зубами скальную породу.

– Тсс, это я Елисей, – прошептал неожиданный гость, разворачивая татарку лицом к себе.

– Но ты же должен был ждать нас в лодке.

– Некогда больше ждать. Армия уже на мосту. Надо бежать.

– А как же они? – Сайхан указала пальцем на рвущих друг друга волков.

Богатырь поглядел по сторонам, ничего полезного для себя не обнаружил и, вздохнув, бросился в гущу битвы. Заехав молотообразным кулаком по голове белому волку, он не без труда, но схватил подмышку черного, в два прыжка вернулся к Сайхан и, с легкостью забросив ее на плечо, побежал к берегу.

По мосту, громко стуча копытами, шагал бык Заган во главе сотен отвратительных менков, край колонны которых терялся в тумане. Елисей с разбегу прыгнул в уже спущенную на воду лодку, чуть не перевернув ее собственной массой и массой своей ноши. Пришедшая в себя Варвара и уккала Игнат еле удержались от того, чтобы свалиться в воду, но были рады, что все смогли вовремя вернуться.

– Два волка, я видела их во сне, – говорила Сайхан, помогая Елисею отчалить от берега. – А потом появился змей.

– Волки, змеи, – недовольно бурчал юный богатырь, – мы пана предателя забыли.

Глава 2. Между временем и вечностью

Трогл Сильвестр скучал под меновым деревом, время от времени закидывая себе в рот какие-то ягоды, которые он срывал своими здоровенными ручищами с растущего рядом куста. Такому занятию он предавался около часа, пока, наконец, не дождался вывалившихся прямо из леса Григория, Елисея, Сайхан, Варвару и Игната.

– Ого, какая толпа! – удивленно провозгласил трогл.

– Где дед Савелий и все остальные? – спросил запыхавшийся богатырь. – Неужели нас не дождались? Тут ведь у нас золото осталось.

– Ругался дед сильно, – пожал плечами Сильвестр. – Все дурьей башкой тебя называл за то, что золото с собой забрал.

– Так я ж не специально. Эта торба для меня легче пушинки, вот и не заметил ее. Точнее, заметил, но сильно позже.

Елисей стянул с плеча позвякивавшую котомку и бросил ее под дерево.

– Ну, теперь осталось дождаться, когда сумеречный народ принесет сюда свой товар.

– Ага, – согласился трогл, – только с данного момента это будет моей заботой. Разве можно доверить столь важное дело таким безответственным людям? Идем скорее, я пока что отведу вас в безопасное место.

Он встал и, размахивая ручищами, быстро засеменил в лес. Остальные двинулись следом. Истратив некоторое время на продирание сквозь чащу и, по всей видимости, запутывание следов, Сильвестр отыскал едва видимую тропинку, по которой и повел растянувшуюся гуськом процессию. Шли довольно долго, почти до самого вечера, пока лес вдруг не закончился, и путники оказались в довольно странном месте. Выглядело оно как большой круг, по периметру которого были установлены похожие на столбы длинные каменные глыбы трех или даже четырех метров в высоту. На них виднелись полустертые временем изображения не то растений и животных, не то каких-то неизвестных символов. На некоторых были явно видны человекообразные личины с глазами в виде точек и поперечными линиями вместо ртов. В центре круга стоял самый большой монумент – тоже вытянутый вверх, но яйцеобразный валун, разделенный на три части горизонтальными полосами. На нем неизвестный древний мастер также оставил изображение лика, только выполнил его более искусно и филигранно. Заинтересованный Григорий подошел ближе и различил на камне женские черты. Муза давно почившего скульптора была странной. На ее лбу ветвились два массивных оленьих рога, а ниже, под рельефно высеченной грудью вперед выдавался выпуклый живот с изображенным на нем ромбом. Грек обошел глыбу сбоку и поразился увиденному. В профиль это была совсем не женщина, но зверь с раскрытой пастью и оскаленными зубами.

– Куда ты нас привел? – грек обратился к троглу.

– Это наш храм, он очень древний, – ответил тот. – Храм Хозяйки, великой Матери, из лона которой рождается жизнь и в чье лоно, когда придет время, все уйдут обратно.

– Ты имеешь в виду, уйдут на тот берег?

– Нет, на том берегу лишь туман, в пелене которого души, попавшие туда по своей злобе или затянутые коварством, поджидает ужас и гибель. Есть другое место, тайное место, где не будет ни горя, ни страданий. Туда в свой час вслед за Хозяйкой отправимся мы, обитатели леса. Но это потом. Теперь же присядьте в стороне и отдохните, а я принесу вам чего-нибудь поесть.

– А когда мы увидим деда и остальных? – поинтересовался Елисей.

– Как только взойдет луна. Ведь сегодня особый день.

С этими словами трогл Сильвестр растворился в наползающих сумерках.

* * *

Когда на грозно нависающем над головами низком небе появилась луна, круг святилища стал наполняться народом. Пришел, опираясь на свой незаменимый посох, дед Савелий, пришли братья-здоровяки Гурьян и Лукьян, пришли все мужчины, женщины и дети, которые приняли решение не оставаться в захваченной врагом деревне. Несмотря на тяжкое время, встреча была радостной. Старик по обыкновению отчитал Елисея за безалаберность, но этот раз как-то походя, слишком ненастойчиво даже для себя.

– А вот и наша Варвара, – кивнул одобрительно он. – Выглядишь будто с того света вернулась, ну да ты собственно именно оттуда и вернулась. Жаль, жаль нашего доброго отца Феофана. Но хорошо, что послушал меня хоть в этом и дал тебе травку одну. Так что он спас тебя уже дважды.

Девушка потупилась. Она все еще чувствовала слабость, да и память ее не пришла в норму.

– Куда нас привел Сильвестр, и что сейчас будет происходить? – спросил Григорий. – Ты что-то понимаешь?

– Увы, как оказалось, я прожил в этих краях уйму лет, но так и не понял почти ничего. Удивительно, но здесь прямо у нас под боком, отделенные от внешнего мира лесами, горами и реками, недосягаемые ни для птиц, ни для ветра, ни для солнца, ни для самого дьявола живут рахманы.

– Кто-кто?

– Рахманы, говорю. По крайней мере, они себя сами так называют. Так вот, живут они совершенно без стяжания, питаются плодами земли и пьют сладкую воду из-под корней местных деревьев. Плоды, между прочим, во все времена года не оскудевают. Нам, кстати, давали их попробовать. Весьма недурно, я скажу. Рахманы не стремятся к пресыщению и довольствуются небольшим количеством плодов и воды, а потому свободны от всяких болезней и тления. О чем это я, ага… Значит, ничего у них нет, ни железного оружия, ни домов, ни огня, ни золота и серебра. Даже одежды нет, ходят голыми и не мерзнут. А еще нет у них ни царя, ни купли, ни продажи, ни распрей, ни драк, ни зависти, ни воровства, ни разбоя.

– Что-то ты, дед, заливаешь. Разве ж так бывает?

– Вот и мне казалось, что не бывает, а видишь, как оно. Но слушай, самое интересное впереди. Мужчины и женщины живут у них раздельно, а встречаются раз в год. Когда жена родит двух детей, то муж к ней боле не ходит и вообще ни к кому не ходит. Потому страна их немноголюдна – наслаждений мало, а воздержания много. И наконец, живут рахманы, пока им не наскучит. А как надоедает им жить, задают пир, умащаются благовонными мазями и бросаются со скалы.

– Безумие какое-то, честное слово, – резюмировал Григорий. – Но я все равно рад, что вы не пошли через болота на запад. Так что же эти рахманы, они нам помогут?

– Я спрашивал несколько раз и внятного ответа не получил, но думаю, что должны. Этой ночью они проведут свой ежегодный весенний ритуал, после чего, наверное, соберутся на войну. Вряд ли нас пригласили наблюдать за ритуалом просто так. Но тихо, они идут.

И, правда, древнее святилище, по периметру которого на низеньких каменных скамейках уже сидели люди, стали заполнять рахманы – очень высокие и прекрасно сложенные молодые мужчины. Женщин, как и объяснял старик, в числе прибывших не оказалось. Видимо день встречи с ними был не сегодняшним днем. Идеальные пропорции рахманов все же кое-что портило – лишь по одному глазу глядело с их прекрасных голов. Циклопы били в цимбалы и барабаны и пели хорошо поставленными приятными голосами:

 
Святая богиня
Мать Живой Природы,
Питание жизни.
Ты размеренна в вечной верности,
И когда жизнь покидает нас,
Мы находим убежище в Тебе.
Все, что ты раздаешь,
Возвращается в твое Лоно.
Истинно названа ты Матерью Богов,
Ибо верностью своей
Ты добыла Божественную Власть.
Истинно ты Мать
Людей и Богов.
Без Тебя ничто не может быть или расти,
Могущественна Ты, Королева Богов,
И Богиня также.
Ты Богиня, и к Твоей силе мы взываем.
 

Закончив петь, рахманы достали блюдо с плодами, а также разлитую в чаши сладкую воду и стали поглощать еду и напиток перед центральным монументом. Затем каждый из них по очереди становился на колени, делал на руке надрез каменным ножом и проливал часть своей крови на землю перед изваянием Великой Матери. Когда последний рахман проделал данную процедуру, возле Григория появился где-то прятавшийся до того трогл Сильвестр.

– Они совершили бракосочетание с богиней, – шепнул он на ухо греку. – Теперь осталось только яйцо.

– Какое яйцо? – тоже шепотом спросил Григорий.

– Яйцо, которое ты получил в подарок. Дай его. Оно необходимо для завершения ритуала.

Грек сомневался несколько секунд, но все же вложил в лапу трогла сломанные латунные часы, которые он успел забрать у Елисея.

Сильвестр метнулся к центру святилища и зарыл яйцо в землю в том месте, куда стекала кровь рахманов.

– Дело сделано, – сообщил он, вернувшись к Григорию. – Пойдем за ними в поселок. Там будет принято окончательное решение, помогать вам или нет.

* * *

Жилище рахманов мало походило на человеческое. Не имевшие до недавнего времени врагов и никого не боявшиеся лесные существа не строили оград, а располагались на открытом пространстве возле кручи у ручья неподалеку от круглого храма. В самой круче было проделано множество пещерок, где на устланной листьями земле отдыхали местные жители. Отдыхали не от усталости, они не знали ее, но предаваясь глубоким раздумьям о вечности. Однако если рахманы не нуждались в убежище, защищающем пусть не от врагов, но как минимум от холода и стихии, то иначе дело обстояло с остальными обитателями импровизированного поселения. Да, да, именно так. Помещенные в одну из пещер путники глядели из них и диву дивились. По берегу ручья, занимаясь различными делами, а чаще просто дурачась, сновали создания, по сравнению с которыми трогл Сильвестр казался уже чем-то совсем знакомым и обыденным. Одни ходили совершенно голыми и прикрывали свою наготу огромными, во всю длину тела, ушами. Другие беспечно лежали в травке, защищаясь от, по всей видимости, неприятного им солнечного света в тени запрокинутой кверху единственной ноги. Впрочем, когда они решали прогуляться, то, умело прыгая на своей конечности, передвигались настолько резво, что казалось – они обгоняют ветер. Вокруг медного котла сидели крошечные, ростом в локоть, человечки. Они занимались тем, что оттачивали деревянные палочки, мастеря из них дротики. Видимо, весьма опасные. При пристальном внимании можно было разглядеть вывернутые назад восьми пальцевые ступни карликов. Дед Савелий рискнул предположить, что это позволяет существам запутывать следы. Вода же в котле странным образом с одной стороны кипела, а с другой превращалась в лед. Ну и на закуску путникам досталось лицезреть нечто уж совсем невиданное. Наклонившись к ручью, пили воду люди с песьими головами. При этом они громко переговаривались, перемежая человеческий язык с собачьим лаем. И вот, во всем этом безумии как рыба в воде чувствовала себя маленькая девочка из деревни, та самая, которая верила, что спастись могут даже самые нехорошие люди, вроде Касьяна. Она заглядывала под уши всеухов, трогала большущие ступни тененогов, прислушивалась к ворчанию занятых работой пигмеев, заливаясь смехом, плескала воду на недовольных песьеглавцев.

– И куда только мать смотрит! – возмутился Елисей, выбираясь из пещеры с целью прекратить опасные игры.

Его остановила Сайхан.

– Ничего страшного, они не выглядят агрессивно, – татарка прихватила юношу под руку. – Так ведь, дедушка?

Старик Савелий развел руками.

– Наверное, сейчас и не выглядят. Хотя нам бы лучше, чтоб они оказались достаточно агрессивными.

Пока суд да дело, мать все-таки забрала дочку от греха подальше, а у ручья появилась группа из пяти рахманов во главе с особо статным и красивым гигантом. Он сделал жест рукой в сторону пещеры, как бы приглашая ее обитателей выйти и поздороваться.

– А вот и главный, – отметила Сайхан. – Надо идти. Кто первый?

Дед насвистывал в усы какую-то дурацкую мелодию и делал вид, будто не слышит вопроса. Первым пошел Григорий. Татарка сзади видела, как сильно стал он хромать после испытанного недавно напряжения сил. Девушка уже заметила, что каждое следующее возвращение обратно в человеческий облик давалось ему все труднее и труднее, что грозило раньше или позже привести к непредсказуемым и необратимым последствиям. Однако она не питала иллюзий насчет того, что в ближайшее время появится возможность отказаться от опасных, но полезных метаморфоз.

Уккала, которому жуть как надоело пассивное сидение в пещере, поскакал вперед без отдельного приглашения. Главный рахман опустился на колено, почесал Игнату шею и снова поднялся в полный рост, оказавшись выше грека головы на полторы.

– Приветствую вас! – начал он весьма приятным, но строгим голосом. – Мое настоящее имя покажется вам слишком непривычным, поэтому можете звать меня Варлаамом. Гости для нас большая редкость и, скажем так, редкость не совсем уместная. Кроме того, не будем кривить душой, жители деревни далеко не всегда ладили с коренными обитателями здешних мест, что создает определенное напряжение в наших отношениях. И все же не дать кров обездоленным, тем более женщинам и детям, было бы для нас неприемлемо. Кров и пищу мы дали. Что теперь? Люди не могут долго жить в этом месте.

– Меня зовут Григорий. Спасибо тебе и твоим товарищам, Варлаам, за спасение слабых. И мы, понимая твою обеспокоенность, не хотим задерживаться в месте, для нас не предназначенном. Но боюсь, что жить как раньше уже не сможет никто и вам не остаться в стороне.

– Большая часть из нас может погибнуть, и я хочу знать, что будет дальше. Из-за реки с востока пришла смерть. Что ты принес нам из-за лесов и гор с запада, и кто придет вслед за тобой? Ведь придет же? Вижу, что придет, но впервые за всю мою долгую жизнь будущее так туманно. Как будто размыкается круг и в этот проем неодолимо движется пугающая новизна без места для нас.

– Что ж, ты прав. Думаю, люди придут сюда, чтобы жить. Построят города, распашут лес, создадут культуру на месте дикой пустоши. Я не знаю, сможете ли вы вписаться в новый мир. Но, послушай, под деревом на острове я говорил с колдуном и услышал от него много такого, что… В общем, нет никакой надежды оставить все как было. Ваша богиня, которой этой ночью вы жертвовали свою кровь… Думаю, ты знаешь, что это она дала мне латунное яйцо, часы с застывшей стрелкой, что зачем-то лежат сейчас в земле под ее изваянием. Так вот, мне кажется, она грустит. Грустит о том, что слабеет и ее время уже почти пришло. Но там, за рекой есть другая, дорогу которой призван проложить Касьян. Если придет она, кто станет настоящей хозяйкой? Что тогда будет с вашим народом, с людьми из деревни, а затем и со всем внешним миром? В какие адские бездны погрузит она белый свет? Если существует хоть малейшая надежда на сохранение того, что есть сейчас, я поведу тех, кто захочет на запад, несмотря на все невообразимые тяготы пути. И там, в Искере, который держат казаки Ермака, или в слободе купцов Строгановых, а может в Казани или даже за стенами московского Кремля мы будем отражать натиск темных сил. Но нет такой надежды. Либо уповая на благо, вы пустите в свой мир новизну, либо смерть.

Существа на берегу ручья перестали копошиться, вслушиваясь в волнующий диалог. Рахман Варлаам в задумчивости скрестил руки на могучей груди. Но тут радостно запищал уккала. Из лесу вернулся Сильвестр, которого побежал встречать маленький Игнат. Трогл вышагивал весьма бодро, чего нельзя было сказать о его спутниках. Четыре песьеглавца еле тащили гору завернутого в холст железа.

– Всегда удивлялся, откуда сумеречный народ так быстро достает редкие товары. Это ж надо как минимум сквозь болота продраться туда и обратно. Может, запасы какие. В общем, оружие доставлено и это хорошая новость. А плохая – сюда движется отряд менков.

* * *

– Это просто чудо, – приговаривала Сайхан, поглаживая ладонью покрытое лаком дерево великолепного композитного турецкого лука, который она вытащила из прочного кожаного саадака. – Надо проверить, не потеряла ли я навык.

Не больше пяти секунд потребовались ей, чтобы выхватить из колчана стрелу с черешковым наконечником, натянуть большим пальцем скрученную из бычьих жил тетиву и сделать выстрел. Пронесшись со свистом через ручей, стрела глубоко вонзилась в ствол случайно выбранной сосны. Варившие какую-то отраву в своем котле пигмеи синхронно повернули головы ей вслед и, промолчав, вернулись к прерванному занятию. Они готовили яд для смазки смертоносных дротиков.

Григорий в это время присмотрел себе персидского типа саблю из дамасской стали. Он долго вертел ее в руках, пристально разглядывая то изящное короткое рикасо, то слегка искривленный клинок с нечитаемой золотой надписью на внешней стороне. Другой текст, на лицевой стороне крестообразной гарды читался легко, ибо был написан кириллицей – спаси и сохрани.

Из-за спины грека послышался голос татарки:

– Именем Аллаха, милостивого и милосердного!

– Что, что? – обернулся Григорий.

– Это по-арабски. Надпись на клинке, если тебе интересно, конечно. Сабля проделала долгий путь из горнила мастера в южной пустыне далеко на север к неизвестному русскому воину, который, вполне возможно, сгинул где-то в нашем улусе, оставив ее в виде трофея стражам Искера. А затем, либо проданная, либо украденная она добралась сюда, куда вообще мало кто добирается. Мир, который кажется таким огромным и неизведанным, на поверку удивительно маленький, тебе так не кажется? Можно ли вообще спрятаться в таком мире? Отгородиться воображаемыми заслонами, надеясь, что, благодаря им ничто привычное не изменится? Я о рахманах и других лесных жителях. Готовы ли они к встрече с шумными и вечно спешащими обитателями больших городов, с могучими империями, крушащими друг друга в неизбывной необходимости расширяться, с многотысячными армиями, вооруженными не дубинами, но пушками? Принесет ли такая встреча им что-то хорошее?

Грек пристально посмотрел на татарку и выразительно покачал головой.

– Нет, не думаю. Боюсь, они обречены при любом исходе. Югорские охотники и рыболовы, сотни лет живущие по отчине и дедине, не имея ни потребности, ни желания ничего менять, находятся в похожем положении. Отсталость сделала их данниками Сибирского ханства, она же вынудит их принять подданство русского государства. И все же для югорцев есть надежда жить и развиваться рядом с нами. Рахманы, всеухи, песьеглавцы… Они просто из другого мира, мира, где веками все раз за разом вращается вокруг богини с оленьими рогами. Странной двуликой богини, одна половина которой врачует раны и дарит жизнь, а вторая тащит костлявыми пальцами в алчный рот еще трепещущую добычу. Здесь многое пленяет, многое даже восхищает – взять хотя бы добрых и умных уккал. Но не может человеческая жизнь зависеть от того, как, маленькие заросшие шерстью похожие на птиц существа передвинут несколько рычагов на машине, которую не слишком хорошо чинит невесть откуда взявшийся дед. Впрочем, совершенно ясно, что взялся он оттуда же, откуда рахманы, уккалы и все остальные. Мне очень жаль, что их не спасти. Но они еще могут спасти человечество.

– А есть ради чего? – внезапно послышался голос Елисея.

Юноша был очень серьезен, даже суров. Он стоял, опираясь, на длинный двуручный обоюдоострый меч, подобными которому не пользовались уже минимум лет сто пятьдесят. Орудовать им в условиях современного боя с огнестрельным оружием было бесперспективно, но так как мушкетов и пушек в глухом лесном краю пока не наблюдалось, возможно, богатырь выбрал его и не зря. Да и конечно, нечеловеческая сила, данная рожденному под деревом на острове Елисею природой или древними богами, прямо-таки располагала к использованию такого же старинного меча. Ну, может, чуть менее старинного.

– Так ради чего жертва, мне кто-нибудь объяснит? Посмотрите на существ, которых вы приговорили. Да они же в сто раз честнее и мужественнее, чем люди. Сколько в деревне набралось готовых к сопротивлению? Двадцать, тридцать человек? А остальным даже не хватило смелости потушить амбар, без содержимого которого им нечего будет есть зимой. Они такие и там, на западе? Да наверняка. Решено! Победим мы или нет, я останусь здесь. Где родился, там и приму смерть, защищая пусть увядающий, но лучший мир, не обижайся, Григорий, от любых пришельцев извне, жаждущих что-то усовершенствовать, а на самом деле только испортить.

Сайхан слушала, в задумчивости теребя оперение стрел. В итоге она не произнесла ни слова, но схватив лук и колчан, поспешила на кручу к пещерам, где, обладая самым дальнобойным оружием, планировала занять позицию для сражения. Только проходя мимо Елисея, она едва заметно кивнула, глядя ему в глаза, и на секунду положила руку на его обхватывавшие навершие рукояти древнего меча ладони.

– Дурных людей много, – согласился грек, – а таких, которые ни дурны, ни хороши еще больше. Но мне кажется, что вся беда в условиях их жизни. Тяжела жизнь пахаря. Тяжела и скудна. Где он был, кроме своего поля, что читал? Ничего, ибо безграмотен. Стоит лишь организовать условия, как люди изменятся. Ведь по образу же и подобию созданы, в конце-то концов. Впрочем, не мне тебя отговаривать. Давай сначала победим, а там видно будет. Вариант поражения я в отличие от тебя вообще не рассматриваю. Нет у нас такого варианта.

Резким движением Григорий вложил саблю в ножны и перешел к раздаче оружия своему маленькому отряду, состоявшему из дюжины взрослых мужчин, пришедших из деревни. Близнецы Гурьян и Лукьян, как наиболее подготовленные, получили два крепких, с рукоятью длиной больше локтя, чекана. Остальным достались копья и рогатины с секирообразными лезвиями, называвшиеся сулицами.

– По правде говоря, на то золото, которое мы оставили сумеречному народу, можно было бы купить приличное поместье, а нам дали всего-то связку железа, – бурчал Елисей, глядя на вооружившееся войско. – Только вот где это поместье тут найдешь? Да и транспортные расходы велики…

Снова появился рахман Варлаам. Он громогласно сообщил всем, собравшимся у ручья, что разведка тененогов принесла известия о численности приближающегося отряда неприятеля, который состоял приблизительно из двух сотен менков. Очень много, учитывая количество защитников, по всем прикидкам не превышавшее ста тридцати – ста пятидесяти воинов. Да и то, непонятно, насколько всеухов или тех же тененогов можно было причислять к воинам.

И все же, поручения получили все. А немного забытый в суете дед Савелий от греха подальше повел женщин и детей в храм Хозяйки. Пещеры не имели второго выхода, и непредсказуемость результата сражения делала их опасным местом. Варлаам отдал последние команды и обратился к Григорию:

– То, о чем ты говорил, сбывается, нас не оставят в покое. Но и победить не смогут никогда.

– Никогда? Я на это очень надеюсь, но врагов больше в разы, а сейчас мы встретим только первый отряд.

– С незапамятных времен живет здесь мой народ. С чем только мы не сталкивались за это время. Так что на такой случай у нас припасено кое-что. Если я говорю никогда, значит, никогда. Хотите, оставайтесь с нами все – вы хорошие люди, и мы не будем против вашего соседства. Не хотите, снабдим вас провизией и даже дадим проводников, чтобы быстро и безопасно пройти через болота. Но с этой кручи я войско не выведу, слишком велика цена. Это мое последнее слово.