Текст книги "Дерево уккал"

– Во, чудь белоглазая, – едва слышно вымолвил кто-то из стоявших позади и перекрестился.

– Раз пуля взяла, чай не демон, – резонно отметил Мещеряк. – В лагерь не понесем, больно уж несподручно. Похоронить бы чуда по-христиански.

– Пожалуй, да, – согласился Григорий. – Не верится мне, что такие крохотные да хилые создания, бросающиеся наутек при одном только нашем виде, могли навредить вооруженному отряду, который сумел добраться сюда аж из самой Варшавы.

Иван тоже присел рядом.

– Нет, здесь еще что-то. Кожей чувствую, ясновельможный пан не все рассказал. Кстати, где он?

Все завертели головами в поисках поляка. Искать пришлось недолго. Грек заметил, как тот поднял некий предмет у самого склона в том месте, где скала сошлась за спинами убегающих карликов.

– Ну, что скажешь, пан Адам? Эти товарищей твоих умертвили?

– Что ты, пан Григорий, – Адам Каминский вернулся в круг казаков. – Эти-то мирные были. Так, странные только. Мы с ними даже торг вести пытались, зелья-снадобья всякие выменять, но дело не очень-то пошло. Чуды все твердили, что ничего теперь продать не могут, так как все нынче отправляется на восток и запасу никакого не остается.

– На восток? Кучуму, что ли?

– То мне точно не ведомо, но думаю, не только. Татар, по крайней мере, мы не видели, а вот другие, страшные, огромные, поросшие с ног до головы косматой свалявшейся шерстью… Они напали ночью так внезапно, что почти никто не успел отреагировать. Чудом успел я откатиться в сторону и схорониться в зарослях. Остальных членов моего отряда монстры умертвили, а потом на месте зажарили и съели. Мне же оставалось лишь лежать и дожидаться, пока они не закончат и не уйдут. Потом я блуждал по окрестностям и вышел на ваших разведчиков.

Грек вскочил на ноги в ярости.

– Ты почему сразу не рассказал, что здесь творится?

– Не серчай, милсдарь. Ты ж мне сам договорить не дал. Из шалаша выскочил да к господам казакам на совет тотчас направился.

– Уж ты вертлявый, а не человек, – Григорий слегка остыл. – Где был разбит ваш лагерь? Если ты не врешь, там наверняка остались какие-то следы.

– Клянусь Девой Марией, не вру. Зачем мне это? Лагерь не слишком далеко. Если надо, покажу.

– Обязательно покажешь. А пока давайте этого похороним.

Каменистая земля на необычной поляне, укрывшейся в хвойных зарослях, промерзла настолько, что выкопать, а точнее, выковырять, с помощью сабель даже самое незначительное углубление было совершенно невозможно. Казакам пришлось натаскать груду камней, чтобы наскоро схоронить карлика. Священника в отряде не было, а потому Матвей Мещеряк прочитал «отходную», на чем процедура погребения и завершилась.

Пришло время внимательно осмотреть удивительный белый монолит посреди поляны. Все двинулись к нему. Древние легенды вновь взбудоражили умы и души средневековых людей, стоило лишь прикоснуться к камню, провести рукой по его полупрозрачным, почему-то теплым на ощупь, граням.

Григорий вглядывался в мутные глубины монолита, и что-то цепляло, что-то затягивало внутрь, словно гипнотизируя, завораживая сознание навсегда.

– Вечная жизнь. Вечная жизнь, друг мой, – поляк бесшумно вынырнул из-за спины. – Для того, кто чист душой, для того, кто достоин. А нам здесь нечего больше делать.

Его негромкий голос лился будто изнутри, сквозь потоки сознания.

– Нам пора, – повторил Адам.

Григорий оторвался от камня, словно очнувшись ото сна.

– Ладно, братцы, в лагерь ночью не так просто вернуться будет, – констатировал он. – Давайте выдвигаться.

Глава 4. Военные хитрости

В нижнем течении Тобола начали попадаться разбросанные то тут, то там редкие поселения остяков и татарские улусы. От взятого «языка» ермаковцам удалось узнать, что дальше, в устье реки, стоят юрты Карачи – главного сановника сибирского хана Кучума. Появление Адама Каминского Ермак принял неохотно и также крайне подозрительно, однако в отряде остаться позволил, посчитав, что убивать его особых причин не имелось, а отпустить на все четыре стороны было в тот момент опасным безрассудством. Да и сам трусоватый шляхтич, который таки показал Григорию останки своих спутников, попавших в лапы таинственных людоедов на роковом привале, явно не стремился в одиночку бродить по тайге. Отложив решение вопроса с поляком на более подходящее время, казаки поспешили к владениям Карачи. Особого сопротивления не последовало. Как степной вихрь набросился Иван Кольцо на улус, взял его и разорил. Богатство Карачи, которого, впрочем, лично на месте не оказалось, впечатлило даже видавших виды казаков. Особенную радость вызвало обилие душистого и сладкого меда. Удержаться было невозможно. Его разделили и сгрузили в струги. Тем не менее задержка могла оказаться равносильной гибели. Памятуя о том, кому принадлежало захваченное поселение, Ермак со сподвижниками нисколько не сомневались, что весть о его разгроме дойдет до Кучума моментально и хан не преминет разослать гонцов в кочевья и улусы. Это грозило встречей с весьма внушительной, даже учитывая, что Алей увел часть людей на Русь, воинской силой.

Так и случилось. Выйдя из Тобола на водные просторы Иртыша, со своих стругов казаки внимательно разглядывали пылающий сотнями костров берег, как саранчой усеянный неприятелем. Над берегом возвышалась круча, на которой располагался конный отряд. Во главе его стоял Кучум из рода Шайбан-хана – пятого сына Джучи, младшего брата самого Батыя. Грозный слепой колдун медленно поворачивал из стороны в сторону лысую как череп голову, словно каким-то магическим шестым чувством оценивая численность и расположение врага. Несмотря на высокое происхождение, Кучум не был здесь своим. Почти двадцать лет назад он пришел из степей Средней Азии, сверг и убил местного хана Едигера, после чего в Сибирской земле началась кровавая междоусобица. Через семь лет Кучум разгромил свих врагов, но победа оказалась в каком-то смысле пирровой – местное население подчинилось силе, но не признало его право на господство. Особое недовольство среди поклонявшихся природе и духам предков туземцев вызывало насильно проводимая ханом исламизация.

Присутствие слепого колдуна вызвало легкий ропот среди казаков, суеверно страшившихся любого рода проявлений потусторонней силы. Григория же, с иронией относившегося ко всякого рода мистификациям, пугало нечто иное. Помимо конницы на круче находилось еще кое-что, блестевшее на фоне клонящегося к горизонту солнца. Худшие опасения начинали оправдываться. Пушки, да еще и на такой выгодной позиции! Откуда? Факт, тем не менее, оставался фактом. Похлопав Ермака по плечу, грек указал рукой на расположение орудий. Лицо атамана, и так невеселое, стало чернее тучи. Выждав еще несколько мгновений, он подал знак к отступлению. Медленно, словно нехотя, флотилия пошла вверх по течению Иртыша.

Впереди лежало урочище Атик-мурзы. Сердитая река выплеснула на него казаков и залила, снося все на своем пути. Серое, словно лицо мертвеца, небо не сулило добра. По решению Ермака, отряд должен был остаться в городке на ночь – собраться с силами и спланировать наступление. Ночь, однако, не принесла ни отдыха, ни покоя. Казаки открыто роптали. Никто не хотел лезть смерти в пасть. Нужно было пересечь реку под обстрелом невесть откуда взявшихся Кучумовых пушек и столкнуться на самом берегу с превосходящей в несколько раз силой противника. А еще и конница, готовая, спустившись с кручи, зайти ермаковцам с флангов. Ситуация складывалась отчаянная.

Стемнело очень быстро. Григорий сидел у костра рядом с атаманами и думал. Неверные блики пламени то и дело выхватывали из густого мрака сосредоточенное лицо грека. Неизменный холщовый мешок лежал у него под рукой, как бы напоминая об истинной цели его путешествия. Так или иначе, путь на восток был отрезан ордой Кучума и, не решив этот вопрос, думать о продолжении похода даже не стоило. Уютное потрескивание поленьев вводило в транс. Глазами диковинного зверя костер сверлил самую душу уставшего путешественника, цепляясь незримыми когтями, обволакивая густой пеленой сизого дыма.

– Нет у нас выхода иного, – молвил Ермак. – Завтра идти в наступление надо. Господь защитит и сил придаст. Собирайте народ, атаманы. Буду речь держать.

Один за другим вставали верные соратники и направлялись к своим отрядам. Поднялся и Григорий. Собираясь двинуться за остальными, он поднял с земли мешок и замер. Грубая ткань висела, как парус в полный штиль. Содержимое котомки исчезло. Глаза грека забегали по татарскому городищу, но было слишком темно, чтобы заметить следы пропажи. Единственным человеком в данном месте, видевшим содержимое мешка, был сам Григорий. Соответственно, помощи просить было не у кого, а тем более не стоило беспокоить Ермака в преддверие речи, от которой теперь зависело очень многое, в том числе и возможность продолжения похода самим греком.

Осторожно ступая по чахлой траве и оглядывая каждый кустик, Григорий начал поиски. Отчаяние от поиска иголки в стоге сена все больше и больше охватывало его разум, когда из мрака вынырнула группа казаков, сидящих у костра.

– Э, чего маячишь как привидение? – окликнул кто-то из них.

Григорий подошел ближе.

– Братцы, а не заметил ли кто что-нибудь необычное нынче?

Мужики переглянулись и пожали плечами.

– Все здесь необычное. Шкуру спустит с нас татарва завтра поутру, да и дело с концом. А вообще, пан твой польский мимо проходил. Без башки!

Грек застыл в недоумении.

– Да, без башки, тебе говорю. Кафтан, штаны, сапоги идут, а под шапкой пусто.

– Вы, молодцы, на горячительное бы не сильно налегали. Завтра бой, все-таки.

Покрутив пальцем у виска, Григорий пошел дальше.

– Дурак один родится – всему свету беда, – сказал он сам себе. – Черте что сегодня ночью происходит.

Отойдя от костра уже на приличное расстояние, ему почудился мелкий топот, чуть слышный, будто дуновение ветерка. И опять тишина. Чертовщина и только. В бледном свете луны, у самой кромки леса виднелся поросший травой валун. Наконец грек нашел то, что искал. Правда, в который раз за эту ночь, в довольно неожиданной форме. Совершенно наплевав на все законы природы, прямо в воздухе завис бурый меховой шарик размером не больше локтя. На этом шарике отчетливо просматривались два круглых как блюдца и весьма удивленных происходящим глаза, длинный разинутый клюв, издающий резкие звуки, похожие на «у-у-у», а также два крошечных, бестолково трепыхающихся крыла и свисающие снизу туловища крепкие четырехпалые ножки с тупыми когтями.

– Ну наконец, – выдохнул Григорий и спрятал в ножны уже наполовину вытянутую саблю.

Однако существо, хоть и гоняло воздух хаотичными взмахами недокрыльев, очевидно, держалось в воздухе отнюдь не собственными силами. Протянув обе руки к диковинному шерстяному комку, грек хотел аккуратно взять его, но промахнулся и чуть не полетел носом в каменистый грунт. Удивительное продолжалось. Существо, не переставая издавать жалобные вопли, передвинулось на полметра в сторону. Еще одна попытка схватить его – результат тот же. Рука непроизвольно потянулась к рукояти сабли.

– Э-э, пан Григорий, ты дурака бросай валять! Это же я, Адам.

Голос шел как бы из ниоткуда, но казался неимоверно близким.

– Вот, держи, – и мохнатое существо само собой оказалось в руках грека. – Так хоть руки заняты, за оружием тянуться не будешь. Ну, что стоишь, как аршин проглотил? Я это, Адам Каминский. Помнишь, на перевале я склянку подобрал, которая у карлика вывалилась? Так там мазь в той склянке оказалась. Тело натираешь и невидимым становишься.

Грек молниеносно запихнул лохматое создание обратно в мешок и снова протянул руку вперед. Перед глазами было абсолютно пусто, но вдруг пальцы уткнулись во что-то твердое.

– Но, но, глаза не выколи. Я-то пониже ростом буду.

– В хвост тебя и в гриву! Неужто пан Адам?! – Григорий начал более адекватно воспринимать ситуацию.

– А кто ж еще? Дух святой что ль? Лучше скажи, что за невиданного зверя такого с собой таскаешь? Он ведь у тебя давно уже, я заметил.

Вопрос грек технично проигнорировал. На его лице появилась такая блаженная улыбка, что в пору было бы икону писать.

– А скажи, мазь эта еще осталась?

– Да полно! Минус, правда, один есть. Она на одежде не срабатывает. Скидывать все приходится. Но это ничего. С этой мазью ни мороз не берет, ни вода ледяная. Как с гуся сходит.

Просветление, словно небесная манна, снизошло на Григория.

– Умеешь ли ты плавать, пан Адам? – проговорил он медленно, как бы выстраивая перед глазами какие-то картины.

– Чай не потону. Только не говори, что ты на тот берег собрался.

– Именно, именно на тот берег. Мы забьем пушки гвоздями, а может еще как-то напакостим. Тогда утром можно будет переправляться, не боясь обстрела. Давай мазь. Нельзя терять ни минуты.

– Боюсь, еще минуту потерять придется, – внезапно из темноты, словно бесплотный призрак, выросла фигура. – По крайней мере, пока я тоже не намажусь.

Луна осветила лицо пришельца и золотую серьгу в его ухе. Это был Иван Кольцо.

– Ермак речь держать будет, а вы запропастились куда-то. Вот и пошел я на поиски. А тут, гляди, удача какая. Не зря я чуда того уложил. Эх, братцы, пощекочем нынче бусурманина!

Не более, чем через четверть часа собрался круг казаков. Все шумели, то тут, то там неслась отборная брань. Ермак же сохранял полную невозмутимость, ожидая, пока крикуны вконец охрипнут и выдохнутся. Само собой, никто и не заметил, как мимо прямо по воздуху проплыли три туго набитые котомки. Они быстро двигались в сторону реки и вскоре окончательно исчезли из виду.

Лишь только гвалт поутих, атаман встал.

– Братья и единомышленники, – Ермак начал нарочито медленно и негромко, так что замолчали даже самые недовольные, – как же бежать нам, коли осень на дворе глубокая? Оглянитесь, в реках лед смерзается!

Здесь он выдержал паузу.

– Видели вы своими глазами, что творили орды Кучума на родной нашей русской земле! Городам приносили запустение, христиан православных в рабство угоняли. Хоть все здесь завтра поляжем, но обратно дороги нет! Стыд и срам ждут нас, товарищи, коль побежим, хвосты поджав.

Казаки были впечатлены. Даже самые малодушные не решились говорить всупротив. Круг начал расходиться.

До рассвета оставалось несколько часов. Без одежды Григорий чувствовал себя весьма неуютно. Нет, ему отнюдь не было холодно. Чародейская мазь, как и уверял пан Адам, надежно защищала от сибирского мороза, дававшего уже о себе знать. Все необходимое пришлось тащить с собой в мешках, взваленных на спину. Это усложняло задачу, так как котомки, в отличие от самих дерзких налетчиков, были хорошо видны.

Реку переплыли успешно, держась за коряги, найденные на берегу. Ледяная вода действительно соскальзывала с тела, не причиняя ни малейшего вреда. Лагерь неприятеля решили обойти с тыла. Пушки – главная цель предприятия – находились на холме. Где-то дальше, на неприступной возвышенности стояла ханская столица Искер. Грека слегка удивил тот факт, что Кучум принял решение держать оборону на берегу, а не в хорошо укрепленной крепости, которую можно было защищать практически бесконечно и более скромными силами. Наверняка, тому было какое-то объяснение.

С большой осторожностью троица пробиралась мимо спящих солдат. Плывущие по воздуху мешки могли в любой момент их выдать. Благо, с тыла нападения никто не ждал, потому часовые бдели не слишком уж прилежно. Совсем иначе дело обстояло у кибиток военачальников и собственно у самих артиллерийских орудий. Пушки могли попасть в Сибирь либо из Крыма, либо из Казани. Первый вариант был менее вероятен из-за чересчур великого расстояния. Ежели принять «казанскую» версию, очевидно, это произошло еще до момента взятия ее войсками Ивана Грозного. То есть, орудия должны были быть старыми.

Вообще, лагерь Кучума несколько удивлял повидавшего немало на своем веку Григория. Света звезд и разожженных татарами костров вполне хватало, чтобы разглядеть некое несоответствие в численности войска, увиденного днем на берегу со стругов и тем, что просматривалось сейчас. Отвел ли хитрый хан часть людей в город или где-то ждала засада? С этим вопросом явно стоило разобраться.

Наступил самый ответственный момент. Короткими перебежками, волоча опасные мешки по жухлой, покрытой изморосью траве, отчаянная троица практически миновала стражу у раскинутых кибиток. Но тут случилось то, что должно было случиться. Мешок пана Адама зацепился за какой-то злосчастный корень или пенек. Гвозди и другой хлам, приготовленный для обезвреживания пушек, громко звякнули. Этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы привлечь внимание двух раскосых молодцев, карауливших один из шатров. Адам в ужасе замер. Татары заметили невесть откуда взявшуюся котомку и направились прямо к ней. Подняв мешок с земли, они начали с крайним интересом и искренним удивлением изучать содержимое и живо о чем-то переговариваться. Лавина набирала ход, и сие обстоятельство заинтересовало стражу, скучавшую у пушек. Отвернувшись от орудий в сторону лагеря, вояки что-то закричали своим собратьям, видимо интересуясь, в чем дело. Момент казался идеальным. Не сговариваясь, Григорий и Иван Кольцо бросились к пушкам. Местонахождение Адама они определить уже не могли.

Что же касается бравого поляка, он скорчился, стараясь не дышать, в нескольких метрах от злополучного места, где собиралось все больше и больше народа. События стали разворачиваться с умопомрачительной скоростью. Внезапно, один из шатров распахнулся, и на мерзлую землю ступил расшитый золотом сапог. Гвалт мигом прекратился, и татары разошлись, пропуская вперед обладателя столь роскошной обуви. Худшие опасения начали сбываться. Владыка сибирского ханства, грозный колдун Кучум, а это был именно он, медленно водил из стороны в сторону головой, раздувая ноздри, принюхиваясь. Возможно, слепота обострила остальные чувства хана, а возможно, включились колдовские способности, но через мгновение он уже твердым шагом направлялся к притаившемуся поляку. Терять было уже нечего. Адам побежал.

Используя всеобщую сумятицу, Григорий с Иваном успели незаметно забить пушки и теперь думали о том, как побыстрее унести ноги. Оставлять поляка на произвол судьбы было нехорошо, но как найти его – невидимого? Проблема решилась сама собой. С отвисшей челюстью смотрели они на несущийся по лагерю светящийся мертвецким матовым светом силуэт, похожий на пришельца из других миров. Но лишь одного взгляда друг на друга хватило, чтобы понять – действие волшебной мази подходило к концу и их тела начинали выглядеть точно так же. Стало прохладнее. Не сговариваясь, Григорий и Иван выхватили из мешков взятые с собой кинжалы и бросились на ближайших стражников. Вид крови и трупов разом с леденящими душу призрачными силуэтами, посеяли панику в суеверных умах. В лагере началась свалка. С криками о шайтане, джиннах и других столь же мерзких и опасных представителях потустороннего мира, татарские вояки бросились кто куда, сбивая с ног и затаптывая менее расторопных товарищей. Кто-то даже умудрился опрокинуть на землю самого хана, по-видимому, растерявшего знаменитую колдовскую силу, и ввиду своей слепоты, с трудом ориентировавшегося в пространстве. Правда, надо отдать должное, его сразу же подняли на ноги верные нукеры. Тем временем, наши три героя уже были на средине реки. Мазь все еще более-менее защищала от холода, но невидимость терялась, чуть ли не с каждой минутой.

Забрезжил рассвет. Ермак, озабоченный тем, что ни Иван Кольцо, ни Григорий, за которым он был отправлен, так и не появились, не надеясь на чудо, все же готовил войско к битве. Чудеса, тем не менее, только начинались. В золотых лучах рассвета, сияя, словно небесная рать, перед глазами чувствовавших себя обреченными казаков, появились три ангела. Ослепляя павших на колени и крестящихся ермаковцев, они чинно и абсолютно беспрепятственно прошли через всю территорию лагеря и скрылись за холмом у кромки леса.

– Братцы, это знак свыше! – воскликнул кто-то, придя в себя после оцепенения. – Ангелы господни благословляют нас на битву с окаянными! Вперед!

Воодушевленные ниспосланным знамением, развернув синее с кумачовой каймой знамя, в центре которого были вышиты фигуры стоящих друг против друга на задних лапах единорога и льва, казаки ринулись к стругам.

Никто и не заметил, как Григорий, Иван Кольцо и пан Адам, приняв свой естественный облик и облачившись в одежду, присоединились к спешившему к судам воинству. Подойдя к противоположному берегу на расстояние ружейного выстрела, весла были отложены в сторону. Струги развернули боком к позициям неприятеля. Один за другим последовали залпы. С одного борта казаки палили беспрестанно, с другого – перезаряжали пищали. Смертоносный шквал пуль не добавил организованности в рядах неприятеля. Похоже, хладнокровие сохранял лишь племянник Кучума хан Маметкул. В засеке за поваленными бревнами он со своим отрядом ждал атаки. Пушки, так пугавшие Ермака и его товарищей, молчали. Правда, высадившись на берег, казакам пришлось остановиться. Лучники Маметкула пустили тучу стрел, на мгновение скрывшую небо. Убийственным градом они упали на казаков, заставив отойти обратно к стругам. Ермак приказал стрелять из небольших орудий, имевшихся на судах, однако большого впечатления на прятавшихся за толстыми бревнами татар это не произвело. Видя нерешительное топтание казаков на берегу, Маметкул отдал приказ рубить проходы в засеке и повел в атаку свой отряд. Крепкие ногайские кони понесли вперед своих вооруженных седоков. Ничего лучшего войску Ермака и не требовалось. Враг оказался на открытом пространстве.

Казаки построились в три шеренги и открыли огонь по кавалерии, готовой втоптать их в землю. Одна за другой падали лошади и седоки. Татары стали поворачивать назад. Истошно крича и стегая нагайкой разбегавшихся кто куда воинов, Маметкул пытался собрать отряд вновь и продолжить атаку. Григорий отчетливо видел его среди хаотичных метаний деморализованной толпы. Вскинув ружье и прицелившись, он сделал выстрел. Хана бросило на землю. Выхватив сабли, казаки побежали вслед за дрогнувшим противником. Грек спешил, надеясь взять в плен раненного Маметкула, однако вокруг предводителя собрались защитники. Отчаянно сопротивляясь, они сумели пробиться к зарослям кустарника на берегу, погрузили хана в невесть откуда взявшуюся лодку и отчалили.

В считанные минуты берег опустел. Казаки принялись карабкаться на кручу, где располагалась ставка Кучума. Пушки, забитые гвоздями, не могли сделать ни одного залпа. Тогда запаниковавшие татары начали сталкивать сами орудия на головы нападавших. Подняв брызги, они плюхнулись в реку и моментально ушли под воду, не причинив никому вреда. Оказавшись наверху, казаки не застали практически никого. Армия Кучума разбежалась, как, впрочем, исчез и сам грозный хан, так и не успев проявить ни хваленых полководческих талантов, ни устрашающей колдовской силы.

Путь к Искеру был открыт. Подойдя к столице, Григорий понял, почему Кучум решил не защищаться в ней. Укрепления Искера обветшали окончательно. Земляной вал осыпался, деревянные стены, окружавшие город, просели почти повсеместно. Кроме всего прочего, там оказалось просто мало места. Не то что татарская орда, пятьсот ермаковских воинов не имели никакой возможности разместиться в столице. Тем не менее не могла не радовать богатая добыча, попавшая в руки казаков – соболя, оружие, лошади. Поход удался.

* * *

Прошло несколько дней. Выпал снег, а реку сковало морозом. Татарские семьи из окрестных селений мал по малу стали возвращаться в покинутые жилища. В отличие от своих современников – бравых конкистадоров – русские казаки не спешили чинить зверства на захваченной ими территории. Вернувшихся татар привели к присяге царю и с этого момента стали считать их соотечественниками. Слух о поражении Кучума и новых хозяевах Искера распространился моментально. Из глухой тайги и непролазных болот появились представители местных народов. Они приезжали на собачьих упряжках, везя с собой продовольствие и предложение дружбы.

На казачьем кругу было решено подвести живущий в окрестности люд под «государеву царськую высокую руку», быть там «до веку, покамест Русская земля будет стояти», а также «зла никакого на всяких русских людей не думать». Учитывая обилие разнообразных примитивных верований среди местного населения, приводить народ к присяге решили не по-христиански, а так, как это обычно делали казаки – целованием окровавленной сабли. Такой ритуал показался всем наиболее понятным.

Тем временем Григорий готовился к отъезду. Удивительное и странное задание Ивана Грозного все еще не было выполнено, а потому не давало путнику покоя. Расспросив туземцев, грек выяснил, что севернее Иртыш впадает в великую реку Ас, несущую свои воды к самому океану. А в месте слияния двух рек, на излучине раскинулся остров, сходить на который смертному строго запрещено, ибо там место стыка двух миров – мира живых и мира духов. Эта легенда до ужаса совпадала с тем, что было услышано в царских покоях, и будила воспоминания детства – сказания о далеком и чудесном Лукоморье. В рациональности мышления грек во многом опередил свое время, но увиденное им за недолгий час пребывания в сибирской земле ставило под сомнение привычный уклад вещей. И если до того он еще колебался, вспоминая разговор с Борисом Годуновым, то теперь, в свете новых событий, окончательно решил продолжать поход. В конце концов, приказ государя, даже такой необычный, стоил большего, чем умозаключения боярина.

В теплом срубе вместе с Григорием находились еще двое: Ермак Тимофеевич – славный казачий атаман и Адам Каминский – неудачливый эмиссар польского короля. Скрывать от них было уже нечего. По деревянному полу деловито прохаживалось существо, находившееся большую часть времени в мешке грека. Совершенно не стесняясь людей, оно клевало краюху ржаного хлеба, периодически отвлекаясь на то, чтобы поковыряться продолговатым клювом в густой бурой шерсти, покрывавшей все его тельце.

– Какой спех отправляться сию минуту? – сетовал Ермак. – Подождал бы до весны. Там, может, и подкрепления из Руси подойдут, дальше продвигаться станем.

– Ермолай Тимофеевич дело говорит, – встрял Адам. – Ну куда сейчас двигаться? А в Искере вполне можно перезимовать.

– Дай Бог, чтоб все было как говорите, – Григорий заглядывал в разумные глаза мехового шарика. – А ежели татары вновь соберутся? Кучум ведь жив, и армия его, в общем-то, цела. Что будет, коли крепость в осаду возьмут? Нет, сейчас ехать надо, пока путь открыт.

– Ну, Бог с тобой, – вздохнул задумчиво Ермак, – езжай, раз уж решил. У нас послы нынче от князя Бояра, опытные следопыты и охотники. На собаках до излучины добраться подсобят.

Грек кивнул, соглашаясь.

– А ты, пан Адам, что себе удумал? – атаман внезапно повернулся к поляку. – Хоть и вражина ты по определению, а при штурме все ж помог знатно. Может, в казаки подашься?

– Эх, я, пан Ермак, человек служивый. Негоже от присяги своему государю открещиваться. Сам ведь ты небось того же мнения. Только назад я тоже пока идти не могу. Не с чем мне к Баторию пожаловать. Да и как? В одиночку через Камень, а потом сквозь всю Россию прошагать? Думаю, раз уж такое дело, присоединиться к пану Григорию в его поисках, если он, конечно, моим обществом тяготиться не будет. Карту земель неизведанных составлю, богатства края опишу. Вот тогда можно будет и домой не с пустыми руками.

Ермак пожал плечами. Грек улыбнулся и снова кивнул.

– Да, – неожиданно сменил тему поляк, указывая на копошившееся под ногами бурое создание. – Имя ему надо бы дать. А то неудобно как-то получается.

– А я уже дал, – не прекращая улыбаться, ответил Григорий. – Игнат.

– От слова «огонь»? – переспросил Адам.

– На латыни, может быть. Только имя это греческое. Значит «неведомый».

Игнат, как будто уразумев, что речь идет о нем, запрыгнул на колени грека.

– Ладно, братцы, собираетесь так собирайтесь. А я пойду, потолкую с проводниками, – Ермак встал и подошел к двери. – Кстати, совсем забыл. Языки поведали, отчего так много войска Кучумова мы видели вечером, а утром при штурме хоть бы половина осталась.

Грек с поляком заинтересованно смотрели на атамана.

– Морок Кучум навел. Духи бесплотные супротив нас на берегу стояли, а к ночи сгинули. Армия-то основная с сыном Кучумовым Алеем небось нынче Строгановых грабит, а с ханом одни шавки остались да Маметкул. Вот тебе и колдун грозный. Тьфу.

Можно было подумать, что Ермак даже расстроен тем, как все сложилось. Он покачал головой, натягивая меховую шапку, открыл дверь и вышел прочь из юрты, чтобы вернуться к послам князя Бояра, с богатым ясаком ожидавших атамана. Из жизни Григория он уходил навсегда.