Текст книги "Дерево уккал"

Глава 3. Змееборцы

Переднюю линию у самого ручья заняли вооруженные отравленными дротиками пигмеи. На левом фланге рычали, подзадоривая друг друга, псеглавцы. На правом позицию держали люди во главе с Григорием. В задней линии стояли великаны рахманы. На этот раз они были одеты в закрытые балахоны с плотно надвинутыми на головы капюшонами. Судя по запаху, ткань их одежды пропитали уксусом. Также с неизвестной пока целью одеяния присыпали каким-то жирным на ощупь белым порошком.

И только гордая татарка со своим луком одна возвышалась на склоне. Ветер трепал ее черные косы, и вплетенные в них монеты то и дело перезванивались в предгрозовой тиши. Немного поодаль в рассыпном порядке расположились завернутые в свои широкие уши всеухи. Под естественным покровом они держали пращи из прочных ремней и каменные снаряды для метания.

Вдруг из лесу выскочил взмыленный тененог.

– Идут! – воскликнул он и мгновенно исчез, как ветер пронесшись мимо строя оборонявшихся.

Действительно, не прошло и нескольких минут, как из-за деревьев стали вываливаться массивные туши монструозных менков. Когда чудовища покрыли все пространство от опушки и почти до ручья, Варлаам отдал приказ пигмеям. Малыши очень слаженно метнули отравленные дротики. Затем еще раз и еще.

Первые стрелы Сайхан также достигли цели. Но этого было мало, чтобы остановить надвигающиеся полчища. Менки добрались до ручья, и тогда на место сделавших свое дело пигмеев вышли рахманы в загадочных одеяниях. По команде они вытащили из-под балахонов небольшие сифоны из обожженной глины. К трубкам поднесли намотанные на запястья тлеющие фитили и из сосудов на несколько метров вперед вырвались столбы пламени, поджигая чудовищ, которые не могли погасить свои пылающие тела, даже катаясь в водах ручья.

Григорий опешил от удивления.

– Греческий огонь, – прошептал он сам себе, – вот, что имел в виду Варлаам, когда говорил, что у него нечто припасено. Но откуда?

Как бы там ни было, первая волна атаки захлебнулась. Однако тварей с того берега пришло слишком много и праздновать победу было рано. Новые чудища ломились вперед, а в их беспорядочном потоке показался целеустремленно шагающий на двух массивных копытах демон-бык Заган. Под его руководством менки перепрыгнули ручей и врезались в стену рахманов, которые успели отложить глиняные сифоны и достали тяжелые обожженные для крепости дубины. Завязалась рукопашная. Одноглазые великаны стойко держались под натиском в несколько раз превышавшей численно их силы.

Дав менкам увязнуть в бою, грек перевел людей через узкий поток и ударил с фланга. То же самое сделали песьеглавцы с другой стороны. Старинный двуручный меч вкупе с богатырской силой Елисея прорежал толпу беснующихся тварей так, будто сражался не один воин, а целый полк. Братья Гурьян с Лукьяном не сильно отставали, кроша менков направо и налево. Менки не смогли прорвать цепь рахманов и избиваемые с двух флангов стали отступать. Почувствовав момент, Варлаам повел своих воинов вперед. Разгром чудищ уже казался очевидным, когда взбешенный неудачей Заган в ярости раскидал окруживших его противников и внезапно оказался лицом к лицу с предводителем одноглазых великанов Варлаамом. Маленькие ненавидящие бычьи глазки налились кровью, и демон нанес сокрушительный удар копытом в голову рахмана. Тот успел уклониться, но на миг потерял равновесие, чем тут же воспользовался Заган, согнув мощную шею и возив острые рога прямо в туловище Варлаама. Вокруг кипела битва и сражавшиеся с обеих сторон не сразу заметили поднятое на рогах истекающее кровью тело предводителя рахманов. Торжествуя, бык-демон громогласно заревел и постепенно вокруг него бой замедлялся и в какой-то момент воцарилась тишина. Даже издалека Григорий увидел возвышавшиеся над человеческими и звериными головами бычьи рога с насаженным на них уже бездыханным Варлаамом. И в тот момент, когда Заган резким движением могучей шеи сбросил его наземь, безмолвие оборвалось. Среди рахманов, песьеглавцев и других обитателей леса прокатился растерянный ропот. Менки же яростно зарычали и бросились в атаку с удвоенной силой. Защитники дрогнули и побежали к склону. Сайхан кричала им что-то сверху, но никто уже ничего не слышал.

Грек знал, что из пещер нет выхода, поэтому в мгновение оценив катастрофичность положения, он бросился к Елисею, и вместе они стали пробиваться к распаленному своим триумфом Загану. Нечеловеческая сила богатыря проложила им дорогу к цели, но, когда двое друзей уже оказались прямо перед бычьей мордой кровожадного демона, менки с особой яростью набросились на истребившего десятки их собратьев Елисея, отделив его от Григория плотной массой шерсти и плоти.

Не дожидаясь атаки смертоносных рогов, грек наотмашь рубанул Загана саблей. Глубокая рана заставила быка покачнуться, но он быстро собрался с силами и обрушился на противника всей мощью своей гигантской туши. Грек уклонялся, нанося удар за ударом, а демон истекал кровью, но никак не утихомиривался. Остановил его меткий выстрел лучницы со склона: стрела татарки попала точно в мясистую шею. Заган остановился, тяжело покачиваясь на своих копытах. Тогда Григорий в последний раз размахнулся и разрубил шею быка почти до середины. Такого выдержать не смог бы никто, и демон-убийца рухнул в кроваво-песчаное месиво под ногами.

На этом торжество менков завершилось окончательно и бесповоротно. Заметив гибель предводителя, они бросились наутек в лес. Воодушевленные защитники преследовали их и лишь единицам удалось скрыться в чаще. Но и их участь была незавидна – опытные следопыты песьеглавцы еще два часа вылавливали остатки разгромленного отряда и добивали чудовищ там, где их удавалось поймать.

Когда все было кончено, рахманы забрали тело Варлаама, чтобы по древнему обычаю в сумерках похоронить его в храме Хозяйки под открытым небом.

– Нужно использовать возникшее преимущество и идти на деревню, – сказал Григорий подошедшим к нему Сайхан и Елисею. – Трудно сказать, каковы наши шансы, но дальше будет хуже. Касьян не остановится из-за сегодняшнего поражения, а с каждым днем его силы станут только прибывать.

– Варлаам не хотел этого, но он мертв, – задумчиво произнесла татарка. – Наверное, теперь ты сможешь убедить всех в необходимости атаки. Мне кажется, стоит поговорить с троглом, он наверняка придумает, как вернее подойти к рахманам с этим вопросом.

– А чего с троглом-то говорить? Трогл и сам поговорит, коли надо.

Неожиданно для всех тут как тут появился Сильвестр.

– Вечером пойдем в храм. Во время похорон надо будет кое-что сделать, а потом обратишься к рахманам.

* * *

Приближался закат. Сильвестр привел Григория в круглый храм заранее, до того, как лесные жители принесут останки Варлаама для захоронения. Однако святилище не пустовало – его заняли люди, уведенные дедом Савелием из опасных пещер. Но вели они себя очень тихо, неосознанно боясь нарушить громкими голосами неустойчивое равновесие странного места. А в центре круга все так же незыблемо стояло двуликое изваяние женщины-зверя, под которым трогл закопал подаренные Григорию Хозяйкой часы.

– В этом месте никогда ничего не меняется. Но время здесь не застыло, оно движется по замкнутому кругу, а потому неясно, где прошлое, а где будущее. То, что было, будет, а то, что будет, уже когда-то было. Так жили и живут рахманы, и не их вина, что мир вокруг их леса изменился. Видимо, пришла пора меняться и этому месту. Так хочет Мать.

– Какая из них? – спросил грек. – Я видел двух.

– Одну, одну ты видел. Знаю, это трудно понять, да и, наверное, уже не нужно. Просто сделай, что должно – откопай часы.

– Хорошо, откопаю. Но я точно знаю, что и кого я видел. Та первая – прекрасная целительница в избушке на поляне и вторая – злобная карга в тумане другого берега. Не надо говорить, что они едины. Хозяйка сказала мне, что будет жить, пока стоит этот лес, пока все идет своим чередом. Зачем ей что-то менять, ведь она погибнет?

– Послушай, мил человек, нашел, у кого спросить. Я всего лишь трогл. Завожусь в чулане, девок по ночам щупаю и все такое. Откопай часы, и дело с концом.

– Я найду ее и задам все вопросы. Волк найдет. Его чутье приведет меня обратно на ту поляну.

– Нет, не приведет, – отрезал Сильвестр. – Обратной дороги не существует. Нельзя найти Хозяйку в каком-то определенном месте. Она везде. Она сама земля, по которой мы ступаем и в которую со временем уйдем.

– Она человек из плоти и крови, уж поверь мне. И я обязательно увижу ее еще раз, – произнес Григорий и вытащил кинжал, чтобы расковырять землю под изваянием.

Он извлек зарытые часы и посмотрел на циферблат. Стрелка больше не дрожала на одном месте, она пошла.

– Кхе-кхе, – послышалось сзади. – Мы не помешали?

Грек обернулся и увидел подошедших к нему деда Савелия и уккалу Игната. Не дожидаясь ответа, меховой шарик бросился к Григорию и прямо как кот стал тереться о его руку, требуя себя погладить.

– Солнце почти село, – констатировал старик. – Сейчас начнется.

И правда, в храме появилась процессия рахманов. Под монотонные песнопения они внесли в круг тело своего предводителя. Варлаама положили на сложенный погребальный костер, вокруг которого вырыли узкий ров и установили плетень из прутьев с приложенными к нему пуками соломы. Затем солому подожгли, и дым от пылающей ограды скрыл от присутствующих происходящее внутри. Под погребальную молитву огонь взвился к небу вслед за уходящим солнцем. Вместе с ним ушла и душа покойного. Когда костер догорел, рахманы собрали кости и сложили их в глиняный горшок, который поставили в трехстенную домовину с двускатной крышей и маленьким оконцем. Саму же домовину водрузили на круглый деревянный столб.

Когда ритуал погребения был завершен, трогл долго о чем-то беседовал с рахманами, а затем вернулся к Григорию и сказал:

– Ты могучий воин, сразивший демона, что убил их предводителя. Они готовы выслушать тебя.

Тогда грек поднял высоко над головой подарок Хозяйки и рек:

– В моих руках дар Великой Матери! Это время, которое снова двинулось вперед! Это жертва, в которую Мать приносит себя, чтобы жили все племена и народы на земле! Я поведу вас в последний бой! Готовы ли вы пойти за мной на смерть?

* * *

Рассвет только близился, но в лагере менков было светло как днем. Такое несметное количество чудищ, кое удалось собрать Касьяну, никак не помещалось в маленькой деревне и им пришлось вырубить весьма значительную делянку леса поблизости, чтобы разместиться и худо-бедно построиться для второго похода на лесных жителей. Светло же было потому, что совершившие молниеносный ночной марш-бросок рахманы и их союзники под руководством Григория щедро поливали демонов огнем из сифонов. А когда запасы пламени подошли к концу, в дело в ближнем бою пошли обожжённые дубины, в руках великанов решавшие вопрос ничуть не хуже. Сидевший на плечах одного из менков и пытавшийся хоть чем-то руководить младенец Валу чьим-то метким ударом был свален на землю и затоптан. Голубь с мерзким хрипучим голосом по имени Шакс носился над битвой и в итоге был сбит камнем из пращи одного из всеухов. Дальнейшая судьба его вряд ли сложилась лучше.

В это время вооруженный старинным мечом Елисей без особого труда нейтрализовал караул и вошел в деревню. Сайхан с луком наготове следовала за ним. Было тихо и очень пусто. Народ до сих пор сидел по избам. Возможно, узнав, что в деревне никого нет, люди и осмелились бы выйти, но они не знали, а проверить боялись. Прямо у покореженной церкви маячили две фигуры – одна высока и тонкая, вторая коренастая и полная.

– Говорил я тебе, многоуважаемый пан Адам, что мой не слишком смышленый братец обязательно придет со мной повидаться. Родная кровь все-таки. А с ним и гордая дщерь орды.

Касьян поднял затянутую черной кожаной перчаткой руку, обозначая приветствие. В его глазнице холодными бликами сверкал множитель.

– Тебе конец, – произнес Елисей сквозь зубы. – Твоя армия разбита, ты остался совсем один.

– О, не драматизируй, – отмахнулся Касьян. – Что мне менки? В моей воле завтра наштамповать их в два раза больше. Люди, люди поклонятся мне как владыке, стоит лишь только пройти через лес и болото и предстать пред ними во всем сияющем блеске силы, что дарит множитель. Правда же, а, пан Адам?

Поляк отвел глаза и как-то невразумительно кивнул.

– Вот поэтому отсюда ты никуда не сдвинешься, – Сайхан приладила стрелу к луку. – Кого первого? Одноглазого маньяка или трусливого предателя? Как будет справедливее?

– Да ладно тебе, – колдун будто бы совсем не ощущал опасности. – Нет на самом деле ничего ни прекрасного, ни безобразного, ни справедливого, ни несправедливого. Все одинаково. Хороший человек, плохой человек – только мнение, только фантазия, от которой лучше освободить разум. Вот вы, наверное, думаете, что я не люблю людей. А ведь это не так. Просто ради выживания человечества слабые и неудачники должны погибнуть, а наша с тобой, как рожденных древом в центре мироздания, задача помочь им в этом. Представь, как изменится мир, если в нем останутся лишь избранные. Какое существо родится от них в самом конце? О да, человек ценен, ценен как мост, как гибель и переход к чему-то или кому-то лучшему. Конечно, я не есть он, но кто, как не я, подготовит ему дорогу? Брат мой во древе, брось этих неудачников, вспомни о крови. Подумай, чего мы могли бы добиться вместе. Ради тебя я даже найду дело зазнавшейся девчонке. Ведь тебе она не безразлична, не так ли?

– Ты безумец и убийца! – воскликнул Елисей. – И я никогда не стану с тобой на одну сторону. Все кончено!

– Жаль, жаль. Впрочем, надежды было мало. Действительно все кончено, как для твоих жалких друзей, так, к сожалению, и для тебя самого.

Касьян поднял обе руки вверх ладонями вперед. Между ними появился вертящийся сгусток света, а из-за спины колдуна, как будто из ниоткуда один за другим на крепких низкорослых лошадях стали выезжать вооруженные всадники с голыми черепами под золотыми шлемами на месте лиц. Бесшумно как призраки, с копьями наперевес они двинулись мимо замерших от ужаса и удивления Елисея и Сайхан и, набирая скорость, бросились прочь из деревни туда, где еще не завершилась битва. Последним ехал могучий лысый старик с бельмами на обоих глазах. Приостановившись возле потерявшей дар речи девушки, он криво ухмыльнулся и погнал своего жеребца вслед за мертвой конницей.

– О, ужас, сон сбылся, – выдохнула, наконец, татарка.

Не приходя в себя, Елисей замахнулся мечом на Касьяна, но тот протянул руки вперед и мощной магической волной сбил всех окружающих с ног, а затем взлетел в воздух и в ореоле все того же крутящегося света обернулся в трехглавого змея. Толстобрюхий, без ног, но с длинным хвостом, спереди он имел две короткие когтистые лапы и острые иглы на каштановой щетинистой спине. Ну и конечно, огромные чешуйчатые крылья, размах которых закрывал бледнеющие в преддверие зари звезды.

Сайхан выпустила в чудище несколько стрел, но они не причинили ему никакого вреда. Змей покружил над деревней и тяжело опустился на берегу у ведущего на остров бревенчатого моста. Елисей, понимая, что терять уже нечего, побежал к месту приземления страшной зверюги. Татарка не отставала и через минуту они очутились прямо перед жутким взором чернокнижника, ставшего драконом.

Естественно, в суете никто не заметил, куда делся поляк.

* * *

Призрачные всадники с галопа ворвались в гущу сражавшихся, втаптывая в пыль отступавших менков и насаживая на острые копья ликовавших рахманов и людей. Казавшаяся уже на расстоянии вытянутой руки победа превращалась в избиение и катастрофу. Неожиданность атаки и дезорганизация при отсутствии построения не оставляли ни единой надежды на успешное сопротивление ударившей коннице. Григорий кричал об отступлении, но его вряд ли кто-то слышал. Впрочем, это и не было нужно. Лесные жители дрогнули и побежали назад. И тут случилось чудо – на границе с лесом закружился знакомый греку будто бы из прошлой жизни перламутровый водоворот света, из которого, слепя золотом древних доспехов, с развивающимися червлеными стягами, вынырнула конная хоругвь. Она столкнулась с ведомыми слепым стариком призраками и оба войска растворились в предрассветной дымке, будто возвращаясь далеко на запад, на реку Сить, где когда-то давным-давно им уже довелось схлестнуться в последней битве.

Израненные и измученные люди, рахманы, песьеглавцы и все остальные застыли в изумлении, не зная, кого благодарить за столь неожиданное спасение. И только Григорий, крепко сжимавший рукоять полученного в тайных чертогах под Каменным поясом кинжала из красного железа, знал, кого.

Тем временем пан Адам схоронился среди подступавших к самой воде деревьев и кустарника, с нетерпением ожидая исхода дуэли. Нет сомнений, молодой богатырь был ему гораздо симпатичнее, нежели безумный колдун. Но, говоря по правде, шляхтич жаждал лишь одного – дающего беспрецедентную силу и могущество множителя, поэтому лучшим исходом для поляка было бы обоюдное истощение сражавшихся, после чего ему уже хватило бы духа закончить свое дело. Поэтому он ждал.

Ждал и глядел на то, как ударом шипастого хвоста змей сбил с ног докучавшую ему градом стрел татарку, и она отлетела прочь, словно была не человеком, а каучуковым мячом, в который играли индейцы Мезоамерики. Вода в реке закипала. Она темнела, бурлила, выбрасывая из себя то и дело взрывающиеся пузыри, закручивалась в водоворотах. Елисей наносил удары мечом такой силы, что они враз свалили бы любого даже самого крупного зверя, но дракон оставался невредимым. Смертоносные челюсти его трех голов клацали совсем рядом с юношей, раз за разом приближаясь к мягкой человеческой плоти, вонзившись в которую уже бы не отпустили.

А в деревню вбегали победители. Братья Гурьян с Лукьяном и другие мужчины, решившие сражаться против орд колдуна, неслись к своим домам и к домам соседей, стучали в двери, вытаскивали на улицу прятавшихся в страхе поселян и пытались растолковать им, что бояться больше нечего.

Григорий искал Сайхан и Елисея. Пробежав всю деревню насквозь, он очутился у берега, где на мосту посреди взбесившейся реки почти у самой кромки тумана богатырь бился со змеем.

Гадина то и дело поднималась в воздух, а затем резко опускалась, чтобы схватить юношу и разорвать на клочки. Но тот, наконец, изловчившись, подскочил прямо под извивающиеся шеи дракона и вонзил меч туда, где начиналась одна из чешуйчатых голов. Змей задергался, а меч вошел еще глубже. Пытаясь вытащить застрявшее оружие, Елисей на мгновение задержался в опасной близости к чудовищу, чем то и воспользовалось, сомкнув на груди богатыря зловонную пасть одной из оставшихся целых голов. Юноша зарычал от боли, кровь ручьем потекла на бревна моста, а неистовый дракон замотал туда-сюда могучей шеей, причиняя зажатому в челюсти Елисею невыносимые мучения.

Грек в это время скидывал одежду, меняя человечий облик на звериный. И вот уже черный волк мчался навстречу рвавшему людскую плоть змею. Толчок, бросок, промах. Волк приземлился на мосту, пролетев мимо цели. Резкий разворот в ожидании увидеть сзади готовящегося к атаке змея, но змея там уже не было. На досках со страшной раной в груди лежал, истекая кровью поверженный богатырь. А рядом с ним, тоже раненый, скалил пасть белый волк. Тот самый, с которым Григорий уже однажды сражался в деревне и от которого тогда спас его вовремя подоспевший Елисей.

У Сайхан в груди что-то очень сильно болело. Возможно, она сломала ребро при падении. С большим трудом девушка приподнялась на колени и поискала глазами свой лук. Он отлетел довольно далеко, и чтобы добраться до него, надо было встать. Кривясь от острой боли, татарка на четвереньках медленно двинулась к оружию, а пока ползла, то и дело бросала взгляд на мост, где точь-в-точь как в ее сне дрались два волка. Их бой был отчаянным. Будто каким-то неведомым образом лишившись инстинкта самосохранения, звери вгрызались друг в друга, даже не пытаясь маневрировать и защищаться. Сайхан ползла долго, по крайней мере ей так казалось. И все это время волки – черный и белый – спаянные в мелькающий двухцветный клубок, катались посреди кипящего ада налившейся багровой кровью реки. Когда татарка, наконец, почувствовала ладонью изгиб отличного турецкого лука, все неожиданно затихло. Она нашла в себе силы подняться на ноги. С высоты своего роста Сайхан увидела, как Касьян, уже в человечьем облике, по всей вероятности, сильно раненый, волоча перебитые ноги, на локтях уползал в туман. Превозмогая боль, девушка настолько быстро, насколько могла, доковыляла до берега и ступила на мост. Стало трудно дышать, ноздри забились от тяжелых и горячих испарений, но она двинулась дальше. Прямо перед закрывавшей нос ладонью татаркой распростёрлось тело Елисея. Она склонилась над ним в надежде услышать пусть совсем слабое, хотя бы призрачное дыхание. Но он не дышал. У Сайхан уже не оставалось сил на отчаяние. Бросив полный разочарования взгляд на затянутое сизыми тучами небо, то самое небо, которому в давно забытые времена поклонялись ее предки, молодая татарка приблизилась ко второму существу на колдовском мосту. Черный волк с белой отметиной был жив, но настолько слаб, что мог лишь смотреть на девушку своими умными уже не желтыми волчьими, а карими человеческими глазами.

Сайхан погладила его по жёсткой шерсти.

На берегу раздавались голоса. Там уже собрались жители деревни – как те, кто сражался, так и те, кому не хватило духу противостоять наведенному чернокнижником мороку. Теперь морок спал, и они хотели хоть как-то помочь. Только было поздно. Среди поселян показался и дед Савелий со своим неизменным посохом.

– Не злись, что мне придется тебя бросить, – прошептала девушка в волчье ухо. – Дедушка поможет тебе. А я должна закончить то, что вы не смогли закончить вдвоем.

С этими словами, посильнее сжав рукоять лука, озаряемая холодными лучами багряного рассвета, Сайхан пошла в сторону острова и через несколько секунд туман поглотил ее.

Прошло совсем немного времени, и старик уже набрасывал шкуру на обездвиженного Григория, а следовавший за ним уккала боязливо стоял в сторонке, опасаясь странной ипостаси своего друга. Как только Игнат убедился, что грек вернулся в свое привычное обличье, он что-то очень уверенно пискнул и, быстро-быстро перебирая маленькими лапками, понесся вслед за исчезнувшей татаркой.

* * *

Кровавый след, тянувшийся за умирающим колдуном, вел горевшую жаждой мести дочь мурзы сквозь остров мимо дерева с машиной, где она не задержалась ни на секунду, боясь упустить того, кого нельзя было упускать. Спрятавшиеся в ветвях уккалы проводили ее испуганными взглядами, и как только девушка скрылась в зарослях, стали тихонько и неуверенно подвывать:

– У-у-у.

Татарка добралась до конца острова и пошла по мосту, ведущему на другой берег. Дед Савелий предупреждал, что соваться туда людям в здравом уме не стоит, но ее не волновали таинственные угрозы. Ее не беспокоило даже, вернется ли она назад.

Солнце почти не проникало через густую серую взвесь, окутавшую мрачный и безмолвный лес на другом берегу. Чтобы не сбиться со следа, Сайхан, превозмогая боль в груди, пригнулась почти до земли. Так она двигалась, пока не набрела на небольшую полянку, посреди которой торчали четыре столба, соединенные сверху перекладинами, на которых лежало нечто, похожее на деревянный гроб. Под нелепой конструкцией в луже крови лежал Касьян, а возле него прямо на хилой желто-серой траве сидело существо. Грязное, сутулое, морщинистое, оно было настолько отвратительным, что Сайхан с большим трудом угадала в нем женщину. Вернее, женщину, которой существо, возможно, когда-то было. На редкой пакле, заменявшей ее волосы, была нахлобучена шапка с навершием из оленьих рогов, что немедленно напомнило татарке обелиск в круглом храме рахманов.

Старуха подняла усталые веки, приоткрыв совершенно слепые глаза. Она потянула тяжелый спертый воздух своим крючковатым носом и издала звук, похожий на скрип несмазанной двери:

– Кто еще посмел нарушить границу? Чую, чую, живая плоть. Но это ненадолго. Здесь только мертвые, только мертвые. А Касьяна моего я поставлю на ноги, кхе-кхе. Заштопаю, залатаю. Не так уж это и сложно. Хозяйка я или нет, в конце-то концов? Только вот кое-что мне для этого понадобится и это кое-что есть у тебя, дочка. Как удачно сложилось, что мне не придется хитростью заманивать сюда живую душу, она сама пришла в гости. Ну, иди же, иди ко мне в руки.

Ведьма протянула скрюченные пальцы в сторону Сайхан и начала приближаться к девушке. Татарка хотела воспользоваться луком, но члены ее вдруг онемели. Старуха уже шарила заскорузлыми фалангами у нее по лицу, водила желтыми когтями по мягкой коже, как откуда ни возьмись, из лесу выпрыгнул крошечный меховой комочек и с воинственным писком накинулся на ведьму, пытаясь сбить ее с ног.

– Что такое?! – прокаркала карга, отмахиваясь от назойливого уккалы. – А ну кыш, кыш! Сейчас ты у меня получишь!

И она бросилась за непрерывно пищащим Игнатом, который стал уводить ее куда-то вглубь туманного леса, подальше от застывшей Сайхан. Преследование длилось ровно до тех пор, пока внезапно все звуки не прекратились, и нависла абсолютная тишина.

– Куда ты делся, маленький мерзавец?

Старуха отчаянно вынюхивала все вокруг, но никак не могла сориентироваться.

– Я чую что-то еще, – прошамкала она сама себе. – Что-то очень знакомое. Не многовато ли посетителей за один день? А ну-ка, покажись, кем бы ты ни был!

И тут она услышала шаги. Неравномерные шаги хромого человека.

– Ах, это ты, одной ногой стоящий в мире живых, а другой в мире мертвых. Раньше или позже тебе все равно придется выбирать – туда или сюда. Почему бы не выбрать прямо сейчас, а? Лучше времени и не придумаешь. А я не стану будить Касьяна. К чему теперь этот самовлюбленный неудачник, если есть ты – волк в человечьей шкуре?

Григорий вышел из тени. Вид его был страшен. Весь в крови, своей и чужой, в накинутой на голые плечи шкуре убитого Елисеем белого волка, он направил кинжал из красного железа в грудь отвратительной старухи.

– Человек в волчьей шкуре, а это совсем другое, – произнес он и проткнул ведьму клинком.

* * *

Чары постепенно развеивались, и Сайхан уже ощущала легкое покалывание в застывших руках и ногах, но пока еще не могла двигаться. Естественно, она не видела, как сзади нее на поляне появился пан Адам. Поляк был труслив, но жаден он был еще больше, а потому сумел преодолеть свои страхи и таки достиг туманного берега, куда уполз умирать чернокнижник. До Касьяна шляхтичу не было никакого дела. Лишь множитель, дарующий власть, полностью завладел рассудком Адама Каминского. Уяснив, что колдун уже не опасен, а татарка не может сдвинуться с места, он приосанился и даже скрестил руки над выпуклым животом.

– Так-так, видишь, кто на самом деле выигрывает. Тот, кто думает и просчитывает наперед. Ну и конечно, немножко везенья. Фортуна, фортуна. И, несмотря на наши ухищренья, сокровища и блеск своих щедрот, она то тем, то этим раздает.

Поляк расслабился, упиваясь своей ловкостью и остротой ума.

– Знаешь, а ведь я не испытываю к тебе никакой неприязни. Удивительно, но это так. Просто жить в плену чувственных порывов немного глупо, ты не находишь? Замуж за богатого и уважаемого человека не захотела, из родного улуса убежала, связалась с какими-то бродягами. Прыг-скок, прыг-скок, туда-сюда, сюда-туда и что в итоге? Эх… Едва ли человек достигнет цели, когда в нем постоянно мысль одна сменяет мысль другую, и на деле они ослабят ум его тогда, поскольку утвердиться не успели… Ну, зато урок на будущее. Если, конечно, оно тебя ждет. Я-то желаю тебе всего наилучшего, но как уж оно сложится… А если стал порочен целый свет, то был тому единственной причиной сам человек: лишь он – источник бед, своих скорбей создатель он единый… Я же пока заберу камешек и отправлюсь в Варшаву, где меня уже давно ожидают с почестями и наградами. А может и дальше, в Рим, к самому Святому Престолу. Впрочем, пора заняться делом.

Пан Адам прошагал к распростертому под ритуальным сооружением Касьяну, схватил множитель и, куртуазно поклонившись обездвиженной девушке, дал деру.

Прошло не больше минуты, как к Сайхан вернулось ощущение своего тела. Она сжала и разжала кулаки. Мышцы немного покалывали, но в целом слушались неплохо. Прикинув, в какую сторону удалился поляк, татарка кинулась вслед за ним. Страсти подгоняли шляхтича лучше, чем стая голодных собак, поэтому засечь его удалось, лишь выбравшись из туманного покрова на мосту, соединяющего остров с деревней. Река бушевала, заливая деревянные брусья и сбивая с ног. Девушка вскинула лук и прицелилась. Расстояние было не слишком большим, но разъярившаяся стихия мешала, и выстрел достиг цели лишь частично – стрела угодила беглецу в плечо. Впрочем, этого оказалось достаточно, чтобы выиграть время. С обнаженным кинжалом в руке Сайхан, ежесекундно рискуя быть смытой в кроваво-красную пузырящуюся жижу, побежала к остановившемуся поляку. Пан Адам обернулся и понял, что произошло. Он собрался было вытащить свое оружие, но в одной руке он сжимал драгоценный множитель, а другая безвольно обвисла из-за ранения. На что же решиться? И решение пришло. Шляхтич быстро запихнул камень себе в рот, в последний момент успев отразить кинжалом обрушившуюся на него атаку. Но на мосту было слишком скользко, ноги его разъехались, а тело шлепнулось на мокрые бревна.

– Отдавай множитель! – воскликнула Сайхан, занося клинок над павшим противником.

Пан Адам только злобно скривился и здоровой рукой выпихнул себя за пределы моста, тут же исчезнув в бушующем потоке. Татарка изо всех сил пыталась разглядеть, не выплывет ли он где-нибудь, но ничего не видела. Жадный поляк сгинул вместе с вожделенной добычей. И тут, державшаяся на ногах во многом благодаря лишь силе воли, девушка снова почувствовала боль сломанного ребра. Такой близкий вроде бы берег показался ей чересчур далеким. Далеким и бессмысленным. Сайхан в изнеможении опустилась на уложенные бревна, не в силах ни идти дальше, ни вернуться назад. Неизвестно, сколько бы она так просидела, пока ее не смыло бы вслед за утонувшим паном Адамом, но на плечо девушки опустилась чья-то рука. Григорий поднял ее, и они втроем, вместе с уккалой Игнатом, медленно побрели к освобожденной деревне.