Текст книги "Труды клиники на Девичьем поле. Рассказы о моих пациентах"

Больной давно уже занимается религиозными вопросами и изучает Библию. За последнее время, особенно за годы, проведенные в плену, у больного образовалась стойкая бредовая система, основанная на сознании собственной исключительности и избранничества перед богом. Развивая свои бредовые идеи, больной пришел к выводу, что на него «возложена миссия приблизить большевиков к богу для взаимной выгоды». Осуществить это больной собирается толкованием текстов св. писания, в которых он, благодаря своим исключительным способностям, может находить особый, скрытый смысл и указания, кои в том или ином случае должны послужить руководством для советской власти. Приехав с этой целью в Москву, больной обратился к властям с предложением своих услуг и в конце концов был направлен на лечение в психиатрическую клинику.

Больной вполне доступен, охотно вступает в разговор с врачом и окружающими, эмоционально жив. Поступив в клинику, просит дать ему отдельную комнату, где бы он мог «заниматься», т. е. гадать по библии. Уверенный в своей исключительности, больной приводит ряд случаев из своей жизни, с несомненностью, по его мнению, доказывающих, что он «не такой, как все». Эти рассказы проникнуты большой долей резонерства и подтасовок, имеют крайне наивный характер. «Примеры моей единственности следующие, – говорит больной, – 13–15 лет, будучи в еврейской школе (хейдере), в то время, как все мальчики сидели спокойно и занимались, я начинал шалить и заставлял учителя прибегать к физическому воздействию, и так изо дня в день». «За все время существования землемерно-таксаторских классов был единственным учеником, оставшимся на второй год в первом классе…» Единственный ученик, который, по окончании училища пропустил срок подачи прошения на вольноопределяющегося 1-го разряда и потому служивший два года вместо одного и т. д. Имя больного – Лазарь (по-еврейски Елеазар, что в переводе значит: «бог на помощь») еще более укрепило больного в том, что ему суждено выполнить какую-то миссию. Все эти факты и соображения, заставив больного обратить особое внимание на собственную личность, и послужили основой для образования систематизированного бреда величия. Бред больного совершенно не поддается разубеждению.

В отделении больной весьма общителен, много читает, пишет и всячески старается распространять свои бредовые идеи среди персонала и больных. Настроение ровное, несколько приподнятое.

Патологических изменений со стороны внутренних органов и нервной системы не обнаружено.

Случай IX. Больной В-в, 28 лет, военнослужащий, бывший офицер, происходит из психопатической семьи. Особенно отягощенная наследственность со стороны матери. Мать – крайне суеверная, нервная женщина. Дядя и тетка со стороны матери – душевнобольные. Бабка – человек со странностями, суеверна, истерична. Брат и сестра больного – люди с психопатическими характерами.

Больной в развитии отставал, учился плохо, имел плохую память, но всегда был крайне самолюбив и настойчив. По характеру с детства до резкости правдив, добр, заботлив по отношению к близким и несколько, по выражению родных, «вообще чудаковат». Характерна для больного необыкновенная склонность к фантазированию. Крайне впечатлительный и увлекающийся, переходит в жизни от одного увлечения к другому. С детства склонен к суеверию, всему сверхъестественному и таинственному.

Тотчас, по окончании гимназии, попал на фронт, где под влиянием обстановки перенес легкий приступ психического заболевания реактивного характера. На фронте одно время служил в контрразведке, в связи с чем у него возникли фантастические планы сделаться знаменитым сыщиком, совершить баснословные подвиги и т. п. По возвращении с фронта продолжал службу в Красной Армии. К своим обязанностям относился всегда очень добросовестно и был на хорошем счету. Последние 2–3 года много занимался оккультизмом и религиозными вопросами. Находил в своем характере много общих черт с пророками и «вообще с людьми, владеющими исключительной духовной силой», которую больной и стремился развить в себе путем целого ряда упражнений. С течением времени, ограничив свои интересы кругом фантастических идей и мистических переживаний, он стал на практике применять свои способности – пытался лечить гипнозом, влиять на расстоянии и т. д. Пережив за последнее время целый ряд неприятностей в личной жизни (разрыв с женой и т. п.) и почувствовав себя, как он выражается, «сильно развинченным», больной решил обратиться к специалистам.

Больной вполне доступен, жив эмоционально, общителен, хорошо настроен, неправильностей в поведении не отмечается. Охотно разговаривает с врачом о своих переживаниях. Из расспросов больного выясняется, что его внутренний мир, наполненный фантастическими переживаниями, плохо и, во всяком случае, односторонне корригируемыми разумом, служит канвой для развития пышной, внешне логичной бредовой системы. Больной отстаивает свой бред с повышенной аффектацией и подкрепляет свои доводы массой резонерских рассуждений, по словам больного, он человек «во всяком случае, исключительный», что неоспоримо подтверждается «откровениями, полученными от бога, в виде огненного цветка лотоса», «голосом Вечности», который он неоднократно слышал, и «совершенно экстатическим состоянием», во время которого он, как думает, «общается с богом».

Исходя из всего сказанного, больной полагает, что в будущем ему суждена роль проповедника, пророка, а быть может, даже Мессии, который распространит в мире учение «высшего эгоизма». Объяснить точнее, что он понимает под учением «высшего эгоизма», больной отказывается, так как время еще не наступило, и умы людей недостаточно подготовлены для восприятия нового учения. Осанка и мимика больного полны сознания собственного достоинства и важности откровений, которыми он обладает, проникнуты своеобразной горделивостью и добродушным снисхождением по отношению к окружающим.

Жалобы больного сводятся в общем к частным, но неглубоким колебаниям настроения и общей нервности.

За все время пребывания в клинике поведение больного было вполне правильным и в своих основных чертах оставалось неизменным. Общий фон настроения несколько повышенный с редкими и кратковременными фазами легкой депрессии.

Случай X. Больной М-н, русский, холостой, по профессии монтер, живет постоянно в Нижегородской губернии.

Со стороны наследственности отмечается алкоголизм отца и психопатические конституции некоторых родственников как по отцовской, так и по материнской линиям.

Развивался больной нормально. В детстве – тяжелая травма головы. Способности средние – в школе учился плохо. С раннего возраста имеет большую склонность к технике и в частности к авиации. С 14–15 лет старается применять свои технические способности на практике, проводя, например, электрические установки и строя модели машин и летательных аппаратов. По характеру – упрям, подозрителен, неуживчив, склонен к самокритике. Общий фон настроения тревожно-пониженный. Служил механиком в авиационных войсках.

Больной вполне доступен, охотно разговаривает с врачом, неправильности в поведении не отмечается. В клинику поступил по собственной инициативе, чтобы «выяснить состояние своего психического здоровья, в котором сомневался, так как ему кажется, что он должен совершить какое-то ужасное преступление, связанное с занятием авиацией».

Рассказывая про себя, сообщает, что, занимаясь авиацией, якобы сделал в этой области ряд важных открытий и изобретений, но по разным причинам, главным образом вследствие происков недоброжелателей и завистников, всем этим изобретениям не давали хода. Вообще, по словам больного, окружающие относятся к нему неважно. Из-за плохого отношения начальства и товарищей приходится постоянно менять службу, переводиться с места на место и становиться в натянутые отношения с окружающими. Причина такого отношения – несомненно, как думает больной, зависть, которую он, как способный человек и изобретатель, вызывает у своих сослуживцев.

Кроме того, больной рассказывает, что с детства обладает способностью «подсознательного мышления» и видит «вещие сны», из которых, между прочим, и узнает о том, что суждено совершить какое-то преступление.

Все бредовые построения больного внешне логичны, тесно связаны с его личностью и совершенно не поддаются критике.

Случай XI. Больной О., 26 лет, еврей, холост, по профессии обойщик, последние годы живет в Москве.

Со стороны наследственности никаких патологических особенностей не отмечается.

В детстве развивался нормально, учился плохо. С раннего возраста – ряд неудач, создавших в конце концов общий фон неудовлетворенности и неустроенности в жизни, следствием чего является хронически тревожное и слегка депрессивное настроение больного. Отмечаются крайне повышенное чувство личности, чувствительность к обидам и плохому отношению, и на этой почве постоянные конфликты с родными и вообще людьми, так или иначе соприкасающимися с больным.

По характеру мягок, мечтателен, обидчив, склонен подозревать окружающих в недоброжелательном к себе отношении, имеет большую наклонность к перемене мест и до последнего времени, благодаря особенностям своего характера, не в состоянии найти определенного места в жизни. В продолжение последних лет у больного отмечается повышенный интерес к своему здоровью и ряд ипохондрических идей, заставляющих его обратиться за советом в терапевтическую клинику, откуда он и был направлен в психиатрическую клинику.

Больной вполне ориентирован, доступен, поведение правильное, охотно общается с окружающими и врачом. Настроение понижено. Высказывает ряд жалоб ипохондрического характера. Кроме того, выясняется, что, кроме упомянутых жалоб, у больного имеется более или менее стройная бредовая система величия. В основе бреда лежит сознание собственной исключительности и уверенность в том, что он якобы обладает какой-то «особой исключительной силой, позволяющей ему сверхчувственным способом влиять на людей». Это качество он открыл в себе случайно во время пребывания в каком-то госпитале; с этого времени больного мучают эти особенности, но в то же время он культивирует и применяет якобы с успехом эту «внутреннюю силу» в практической жизни – пока главным образом для лечения больных. Метод терапевтического воздействия, который он применяет, заключается, по словам больного, «в особого рода внушениях и соединениях его души с душой пациента». Развивая «внутреннюю силу», больной заметил, что может влиять на расстоянии и даже как будто читать чужие мысли.

Больной стойко держится своего бреда и абсолютно не принимает возражений.

Случай XII. Больная П., 51 год, девица, кончила городское училище, живет на средства родных.

Со стороны наследственности – алкоголизм отца и туберкулез матери. Сестра больной страдает шизофренией.

Раннее развитие нормально. В детстве по характеру капризна, эгоистична и упряма. По неуспешности не могла окончить среднего образования. В молодости по характеру была живой, веселой, любила общество, развлечения, всем интересовалась, много читала. В общих чертах характер больной остался без изменений и по настоящее время. Настроение всегда бодрое и довольно ровное – резких колебаний не отмечается.

В рассказе больной о своей жизни чувствуется большая самоуверенность и переоценка своих положительных качеств, переходящая порой в своего рода самолюбование. «С 16 лет имела колоссальный успех у мужчин, многие добивались руки, но безуспешно, а двое даже покончили с собой». Замуж больная не вышла, так как «не встретила никого достойного на ней жениться». Кроме того, от этого шага останавливали резонерские рассуждения такого рода: «Выйду замуж – будут дети; дети могут заболеть какой-нибудь заразной болезнью и нельзя будет навещать родных», которых она очень любит. В разговоре очень подчеркивает заботливое отношение к младшим братьям и сестрам.

Основной задачей своей жизни больная считает «помощь страждущим и неимущим», которая заключается в оказании всякого рода помощи больным, бездомным детям, старикам и проч. Принимая живейшее участие в судьбе своих питомцев, больная устраивает их в школы, приюты, богадельни и другие подобного рода заведения, причем, пристроив их куда-нибудь, продолжает следить за их судьбой и в учреждении. На этой почве – постоянные конфликты с администрацией учреждений, во внутренние распорядки которых больная позволяет себе вмешиваться самым бесцеремонным образом, так как «везде и всегда ищет правду и восстанавливает справедливость». Из подобного рода конфликтов больная, по ее словам, всегда выходит победительницей.

Вообще вся жизнь больной представляет собой цепь столкновений, интриг, недоразумений и судебных процессов с людьми самых разнообразных рангов и положений. Где бы она ни жила и с кем бы ни имела дела, вокруг нее роковым образом сгущается атмосфера и происходят скандалы. Больной все время кажется, что к ней несправедливо относятся, что попирают ее права, обижают и «сочиняют грязные сплетни». Она объясняет это «подлостью и ненавистью людей» и желанием «насолить ей, как человеку, стоящему на голову выше окружающих в моральном отношении», каковым она себя считает, и к тому же она – человек слабый и беззащитный, которого «обижают все, кому не лень». Свои жалобы больная иллюстрирует рассказом о целом ряде случаев, происходивших у нее в самые разнообразные моменты ее жизни.

По словам людей, имевших с ней дела, больная – человек совершенно невыносимый в общежитии: она постоянно вмешивается в чужие дела, поучает, резонерствует, полна сознания собственной непогрешимости, всюду сплетничает и заводит сложные интриги. Все это делается, по словам больной, с целью «поучения и восстановления справедливости».

Больная вполне сознательна, с подробностями и большим эмоциональным подъемом рассказывает о своих злоключениях и вполне уверена в своем превосходстве и непогрешимости.

Случай XIII. Больной С., 42 дет, столяр, образование низшее, женат. Со стороны наследственности отмечается неуравновешенный характер обоих родителей и алкоголизм отца. Сестра умерла душевнобольной в возрасте 60 лет. Раннее развитие нормально. Учился хорошо. По окончании учения в сельской школе был отдан в учение сапожнику, при чем обнаружил наклонность к побегам и перемене мест. 19 лет женился, но семейная жизнь сложилась неудачно, и больной, бросив жену, отправился на заработки к соседним помещикам. Перед уходом из дома ряд столкновений с отцом на почве грандиозных планов «механизации отцовского хозяйства» – уговаривал отца накупить дорогостоящих машин, внести усовершенствования в его хозяйство и т. п. Отец не пошел на планы больного, и в результате – бред преследования по отношению к отцу. На работах у помещиков был неуживчив, замкнут, очень подозрителен, – казалось, что окружающие имеют в душе что-то против больного, а временами даже открыто его преследуют. В 1906 году под влиянием пережитых событий «сделался революционером», пытался вести агитацию среди крестьян, при «каждом удобном случае просвещал народ». После ряда столкновений с администрацией и вообще с людьми, с которыми приходилось иметь дело, снова отправляется в Москву. Из Москвы идет в Тульскую губернию, поступает на место, но, прослужив короткое время, ссорится с хозяином и возвращается в Москву, откуда в самом непродолжительном времени высылается за участие в какой-то забастовке. После этого начинается калейдоскопическая смена мест и занятий – работал на заводах, в мастерских, у частных лиц, занимался очень усердно пропагандой и т. п. За свою революционную деятельность был на замечании у полиции, подвергался арестам и вообще вел крайне беспокойную жизнь. К начавшейся в 1914 году Мировой войне относился крайне отрицательно и, пользуясь всяким удобным случаем, вел против нее пропаганду. Во время войны служил одно время в Московском художественном театре, причем пришел к заключению, что может сделаться «королем актеров», так как «обладает голосом, не хуже Шаляпина». Вскоре больной попадает на военную службу. На военной службе деятельно занимается антимилитаристской пропагандой, арестовывается и спасается от суда, бежав из тюрьмы. До февральской революции больной живет на нелегальном положении частью в Москве, частью в деревне, но при временном правительстве добровольно является к воинскому начальнику и зачисляется на военную службу. Будучи зачислен в полк, тотчас же принялся «искоренять саботаж и преследовать хищения», обращая особое внимание на хозяйственную часть полка. К октябрьскому перевороту относится очень сочувственно. Весной 1918 г. больной был демобилизован и поступил на службу в железнодорожные мастерские, где сразу же стал «проводить во всей полноте принципы советской власти». В результате – ряд столкновений с администрацией и товарищами, и больному пришлось уйти со службы и уехать в деревню. В деревне больной стал замечать, что в целом ряде местных общественных учреждений «что-то неладно и вообще масса беспорядков». В продовольственной лавке, в исполкоме и в других учреждениях – всюду больной находил массу злоупотреблений. Он начал следить за этими учреждениями, вмешиваться в их работу, хотя не имел на то никакого права, и в конце концов, «собрав материал», обратился в Уездный совет с предложением своих услуг по раскрытию этих преступлений. За это время, благодаря деятельности больного, у него крайне обострились отношения с односельчанами. Ему стало казаться, что все за ним следят, хотят «подставить ножку», может быть, даже убить его и т. п. Чтобы оградить себя от этого, он с удвоенной энергией принялся за доносы и «искоренение саботажа». В результате всех этих доносов и расследований в деревне был произведен ряд обысков, но и односельчане, озлобленные против больного, донесли на него, что он фабрикует контрабандным способом масло (что в те времена строго преследовалось); больной был арестован и в конце концов попал на испытание в психиатрическую клинику.

Больной вполне сознателен, доступен, к разговору с врачом относится с крайней подозрительностью. Считает себя здоровым, но нервно переутомленным человеком. Помещение свое в психиатрическую клинику считает последствием «рокового недоразумения и происков врагов». Больной характеризует себя как человека «свободолюбивого, не подчиняющегося принципиально никаким властям и потому постоянно гонимого». Его преследуют все, и даже родной отец хитро подъезжал к нему с расспросами с целью выдать его властям за участие в партийной работе. О своих политических убеждениях говорит крайне сбивчиво, часто впадает в противоречия. Считает себя человеком крайне одаренным по природе, великолепным техником. Рассказывает, что имеет в проекте массу усовершенствований и изобретений в области сельскохозяйственных машин. Свое отношение к людям оценивает как «очень хорошее и доброжелательное», но в ответ встречает почему-то только одни насмешки и полное непонимание, вследствие чего считает себя человеком очень обиженным.

Память хорошая, галлюцинаций у больного но было. Аффективно жив, общителен, но крайне подозрителен.

Случай XIV. Больная С., 40 лет, низшая служащая в учреждении для дефективных детей, образование низшее, девица.

Со стороны наследственности ничего патологического, кроме довольно значительного алкоголизма отца, не отмечается.

Развивалась больная нормально, училась удовлетворительно, отношения с родными всегда были очень хорошие и внимательные. По характеру всегда была несколько замкнута, большая домоседка, уживчива, всегда много читала. Никаких патологических особенностей характера в отношениях с близкими не проявлялось. После смерти родителей стала жить самостоятельно. Поступила на фабрику, прослужила там 10 лет и затем перешла на службу в приют для детей-эпилептиков.

Относительно деятельности больной на фабрике сведений не имеется. В приюте же больная сразу стала обращать на себя внимание своим поведением. Занимая скромное положение рассыльной, больная постоянно выходила за пределы своих обязанностей и вмешивалась не в свои дела. Приходя, например, по делу в какое-нибудь учреждение, больная так надоедала в этом учреждении своими разговорами, советами и сплетнями, что бывали случаи, когда просили посылать вместо нее кого-нибудь другого. Вследствие этого больную пришлось перевести на должность швейцара. На новой должности она продолжала вести себя по-прежнему, но, тем не менее, держала в чистоте порученное ей помещение и добросовестно исполняла свои профессиональные обязанности. Между тем отношения с сослуживцами продолжали обостряться. Больная вмешивалась не в свои дела, со всеми ссорилась, спорила и всегда считала себя правой. Имела привычку ходить в отделения, где содержались дети, и была так назойлива, что под конец сестры милосердия стали выгонять ее из отделений. Позволяла себе делать воспитательницам разные указания, например, кого ей можно водить на прогулку, кого нельзя и т. п. Обвиняла сестер милосердия в краже продуктов, приносимых детям, говорила родителям, что нельзя отдавать продукты сестрам и т. п. Врачей обвиняла в продаже казенного имущества и медикаментов, завхоза подозревала в продаже мебели. На всех подозреваемых больная строчила доносы, вследствие чего в результате была даже назначена ревизия для проверки инвентаря учреждения.

С посторонними больная держала себя так независимо и с таким достоинством, что часто ошибались относительно ее положения в учреждении. Сама же себя больная иногда называла экономкой. Разговаривая по телефону, вела разговор в таком тоне, что ее принимали за ответственное лицо в учреждении. Все это создавало вокруг больной крайне насыщенную атмосферу ссор и недоразумений. В конце концов больную пришлось уволить, но увольняться она не пожелала и подала жалобу в Районный совет. При разборе дела возник вопрос об ее душевном здоровье, и она была помещена на испытание в психиатрическую клинику.

Больная вполне сознательна, доступна, общительна. Больной себя не считает. Все происшедшие с ней недоразумения объясняет не дефектами своего характера и поведения, а плохим отношением к себе окружающих и преследованиями и происками сослуживцев. Крайне подозрительна по отношению к окружающим, склонна себя переоценивать и считает себя человеком исключительной честности.

Соматически здорова, органических симптомов со стороны нервной системы не наблюдается.

Переходя к клиническому разбору нашего материала, постараемся обрисовать тот психический фон, который, лежа в основе каждого отдельного случая, объединяет собою всю группу.

Надо отметить, что все пациенты под наблюдение психиатров попали более или менее случайно, главным образом вследствие разного рода чисто внешних обстоятельств, приведших их в конце концов в психиатрическую клинику. До этого их жизнь текла, по-видимому, настолько гладко, и все поведение их до такой степени не шло в разрез с общепринятыми нормами, что если даже они и считались в своем кругу людьми «несколько странными», «не совсем обыкновенными», то все же столкновение с психиатрией было для них делом далеко не обязательным.

Из этого сам собой напрашивается вывод, что в данном случае мы имеем дело с людьми настолько интеллектуально сохранившимися и обладающими до такой степени правильным поведением, что до известного времени они могли быть полноправными членами общества, и только наблюдение специалистов обнаружило патологические особенности их психики и наличие бредовых идей.

Их бредовые идеи, различаясь в каждом отдельном случае как по интенсивности, так и по содержанию, имеют общее им всем свойство императивности и доминирующего положения в душевной жизни больных. Проникая, если можно так выразиться, в мельчайшие поры психики больных, бред подчиняет себе всю их душевную жизнь, заставляя то совершать преступления, то с упорством, достойным лучшего применения, проповедовать свое учение или пускаться в совершенно фантастические авантюры и вступать в конфликт с окружающей средой. Совершенно уверенный в правоте своих суждений, больной не терпит возражений, и ничто не в состоянии поколебать установившейся бредовой системы.

Впрочем, нельзя сказать, что параноический бред представляет собой нечто застывшее, не способное к дальнейшей эволюции. Начавшись в большинстве случаев в ранней молодости, бред параноика прогрессирует и развивается, и таким образом представляет собой продукт более или менее сложной умственной работы, сплошь и рядом не прекращающейся в течение всей жизни больного.

В основу бредовой идеи ложатся или явно нелепые предпосылки, или же своеобразное специфическое для параноика комбинирование и вольное толкование элементов действительности.

Абсурдность бредовых идей, маскируемая внешней стройностью и логичностью, совершенно ненаказуема для такого рода больных, и, часто споря с параноиками на тему об его бредовых идеях, приходится удивляться большой доле остроумия и изобретательности, с которой они отстаивают свои нелепые убеждения.

Формально логичный бред параноика, по существу, лишен сколько-нибудь серьезного содержания. Больной, например, в продолжение часа и больше может толковать о «радиолюдях», о «нуликах, лежащих в основе мироздания», изложит целую философскую систему, но в конце концов вся речь больного сведется к более или менее удачной фразеологии и фантастическому жонглированию плохо усвоенными ходовыми научными данными.

Совершенно бесполезно обращаться к параноику за разъяснениями по поводу, например, того, что такое «радиолюди» или «нулики» и т. п. В ответ собеседник услышит пространные объяснения, изобилующие всякого рода ссылками на научные авторитеты, примерами и плоскими аналогиями, или же будет обвинен в обскурантизме и отсталости в умственном развитии. Другими словами, больной обнаружит большую долю резонерства, которое является одною из основных черт параноической психики.

Нетрудно заметить, что собственное «я» больного стоит в центре его бредовых идей. Разговаривая с любым из наших пациентов, наталкиваешься на совершенно патологическую переоценку собственной личности. Один из них «открывает новую систему мироздания», другой «изобретает perpetuum mobile», третий – обладает даром ясновиденья, четвертый – «пользуясь свободой от научной схоластики, изобретает новый способ лечения уретрита» и т. д., и т. д. Такое центральное положение собственного «я» в развитии бредовых идей и служит, по-видимому, причинным моментом для возникновения идей величия. Психологически вполне закономерно, что человек, обладающий какими-либо из ряда вон выходящими особенностями, склонен преувеличивать значение собственной личности.

Яркой и так сказать наглядной иллюстрацией основных черт параноического бреда – резонерства и эгоцентричности является произведение нашего больного, К-ва (случай VII), его «Живая книга» (описание ее смотри выше в истории болезни К-ва). Безукоризненная по внешности, даже с большими достоинствами в смысле орнаментальных украшений, сочетания красок и общей композиции, «книга» эта крайне бедна по содержанию, и все, что в ней написано с такой внешней изобретательностью, можно свести к тому, что больной – пророк, проповедующий нелепо понятые и странно истолкованные всем известные евангельские истины. В сочетании букв и орнамента несколько раз повторяется изображение инициалов больного, показывающее, что он является центром всего учения, боговдохновенным пророком, которому суждено поведать это учение миру. Надо прибавить, что текст «книги» облечен в соответствующую развитию больного поэтическую форму. Одним словом, «Живая книга» служит хорошим примером параноического бреда и его основных черт – резонерства, внешней скрытности и центрального положения личности больного.

Такая переоценка собственной личности, с одной стороны, приводит к возникновению идей величия, подчас очень пышных, а с другой стороны, является базой для развития бреда преследования, в разной, хотя бы зачаточной степени свойственного всем нашим пациентам.

Будучи по натуре общительными и склонными делиться с окружающими содержанием своих бредовых идей, а часто действуя более агрессивно в этом направлении, параноики естественно сталкиваются или с индифферентностью, или с непониманием и враждебным отношением окружающих. Выдающиеся душевные качества больных остаются, за ничтожными исключениями, непризнанными, бредовые идеи встречают недоумение и насмешки, отношения с окружающей средой обостряются, а при более агрессивном поведении больных осложняются вмешательством властей и врачей-психиатров. Описанная ситуация, через которую проходило большинство параноиков, и служит, по нашему мнению, вполне реальной базой для возникновения стойких идей преследования.

Правда, бывают случаи, когда бред преследования, занимая доминирующее положение в картине болезни, порождает мысль о первичном возникновении этого симптома, но при детальном изучении личности больного, его бредовых идей и анамнеза всегда удается натолкнуться на вторичное происхождение идей преследования, основанных на преувеличении и далекой от действительной оценки собственной личности. По-видимому, у тех наших пациентов, которые не обладали богатой фантазией и хорошо развитым интеллектом, бред величия как бы обрывается в своем развитии, а недоразумения и конфликты с окружающими заставляют их бредовое творчество вступить на путь продуцирования идей преследования.

Таким образом, по нашему мнению, бредовые идеи преследования, базирующиеся на переоценке собственной личности и вытекающих из этого последствиях, присущи в той или иной степени всем нашим больным и являются вторичным симптомом в картине болезни, хотя бывают случаи, когда бедность интеллекта и фантазии выдвигает идеи преследования на первый план.

Возникновение описанных бредовых идей предполагает наличие более или менее ограниченного интеллекта, не способного к высшей психической деятельности. Кругозор такого рода больных крайне сужен, интересы весьма ограничены и находятся вполне под гнетом их бредовых идей. Такая интеллектуальная недоразвитость, сопровождающаяся слабостью критики и наивностью суждений, роднит психику параноика с психикой ребенка или, скорее, юноши.

Таким образом, психический облик наших пациентов, вполне и безраздельно подчиненный их бредовой системе, по мере длящегося годами развития бреда принимает определенный, специфический характер личности, фанатически переданный какой-либо бредовой идее, подчиняющей себе все ее жизненные проявления.

Случайными и необязательными моментами в развитии бредовой системы являются всякого рода галлюцинаторные переживания и такие травматизирующие переживания как тюремное заключение, тяжелые жизненные условия и т. п.