Текст книги "История государственного управления в России"

Лекция 9. РОССИЯ В XVI СТОЛЕТИИ: ГЕОПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ И ГОСУДАРСТВЕННАЯ ВЛАСТЬ

– Геополитическое развитие России

– Верховная власть. Первый русский царь Иоанн IV. Грозный

– Органы высшего государственного управления: Боярская Дума и Земский Собор

В XVI столетии Россия сделала решающий шаг к превращению в евразийскую державу. На востоке она вышла за границы старого Киевского государства и стала быстро осваивать наследие огромной Монгольской империи, составной частью которой она была до этого. Территориальный рост государства происходил в основном на восток, юго-восток и юг. Поволжье, Урал, Западная Сибирь резко увеличили площадь страны. Иван Грозный получил в наследство от отца власть над территорией в 2 800 тыс. км², а наследникам оставил уже 5 400 тыс. км².

Русское продвижение за Урал и в Сибирь совпало по времени с западноевропейской экспансией на запад, за океан. В отличие от западных конкистадоров и колонизаторов, на которых индейцы смотрели как на инопланетян, русские казаки и крестьяне не были для восточных народов абсолютными чужаками. Строго говоря, Русь была частью Монгольской империи и в этом качестве могла претендовать на ее наследство. Движение на восток для русских было естественным и гармоничным, без тех кровавых методов геноцида, которыми сопровождалось освоение Северной Америки европейцами. После разгрома иных наследников Золотой Орды в лице Казанского и Астраханского ханств к Ивану Грозному явились посланцы тюменского хана с поздравлениями и изъявлением покорности. То же сделали кабардинцы, а позднее и ногайцы. В противоположность им западные соседи России были напуганы ростом ее могущества и заняли откровенно враждебную позицию. Польша, Литва, Ливония не пропускали в Московию западных технических специалистов (арест миссии Ганса Шлитте в Любеке), вели антимосковскую пропаганду при европейских дворах. Одна Англия, в силу своей удаленности от Европы и от России, не побоялась установить с русским царем торгово-дипломатические отношения.

Геополитическая активность России на протяжении XVI столетия имела два основных направления. Традиционную опасность представляло Крымское ханство, находившееся под протекторатом Турции. В правящих кругах России имелась сильная группировка, возглавляемая Алексеем Адашевым, который выступал за организацию большого похода на Крым. В распоряжении Ивана были верные ему татарские отряды касимовских царевичей, а также кабардинцы, которые могли быть ценными проводниками и советчиками царским воеводам. В район Очакова были направлены два разведывательных отряда во главе с князем Вишневецким и Даниилом Адашевым. Эта экспедиция оказалась успешной. Однако царь рассудил иначе и решил сосредоточить усилия на северо-западном направлении.

Северо-западным соседом России был некогда могучий Ливонский орден. Он блокировал россиянам выход в Балтийское море по Западной Двине. Однако Ливония была внутренне непрочным государством и раздиралась внутренними противоречиями. Против немецких рыцарей боролись местные племена латышей, ливов и эстов. Власти Ордена конфликтовали с Рижским архиепископом. Поводом для русского вторжения послужила так называемая юрьевская (дерптская) дань – некая пошлина, которую обязывался выплачивать Дерпт, но не выполнил этого обязательства. Под ударами московского войска Орден распался, но в борьбу вступили его западные соседи, которые разделили Ливонию между собой на части: Литве досталась Лифляндия, Швеции Эстляндия, Польше Курляндия, Дании о. Эзель. Из Ливонской война превратилась в Шведскую и Литовскую. Иван отнял у Литвы Полоцк и даже дошел до Вильно, однако затем был отброшен новым польским королем Стефаном Баторием (с 1572 г.), который не только вернул Полоцк, но осадил Псков.

В этот восточноевропейский конфликт были втянуты и дальние геополитические силы – Германская империя и Рим. Продолжались поиски путей к союзу с Москвой против Турции, а также соединения церквей под главенством папы. Грозный пытался использовать это в целях организации международного давления на Стефана Батория, который не хотел воевать с Турцией, так как занял польский трон при поддержке султана. Папский посол Антонио Поссевино пытался с помощью челночной дипломатии примирить Батория с Грозным и добиться согласия царя на соединение церквей, но потерпел неудачу. В результате перемирия 1582 года с Баторием Грозный уступил ему свои завоевания в Лифляндии и Литве, а по условиям перемирия со Швецией в 1583 году он утратил уже завоеваннуюЭстляндию и собственные довоенные владения от Нарвы до Ладожского озера с городами Ивангород, Ям, Копорье, Орешек, Корела.

К моменту, когда выяснилась неудача попытки стать твердой ногой на Балтийском побережье, обозначилось масштабное продвижение на восток, «за камень», которое началось без видимых усилий со стороны правительства, одной лишь частной инициативой богатейшей купеческой семьи Строгановых. Нанятый Строгановымиотряд волжских казаков в 540 сабель во главе с атаманом Ермаком Тимофеевичем, усиленный 300 добровольцами из строгановских людей, выступил в 1581 году против сибирского (тюменского) хана Кучума, который принадлежал к старшей ветви чингизидов. Ермак разбил татарскую армию и захватил столицу КучумаКашлык (известна под наименованием Искер и Сибирь) на реке Иртыш. Делегация казаков во главе с сотником Иваном Кольцо была отправлена к царю с предложением принять завоеванное татарское царство под власть Москвы. Плененный Ермаком татарский царевич Махмет-Кул присягнул царю и был принят на русскую службу. На помощь Ермаку были посланы войска. Освоение Сибири началось. Были построены первые крепости: в 1586 году Тюмень на реке Тура, в 1587 году —Тобольск на реке Иртыш при впадении в него реки Тобол, в 1590 – х годах Пелым на р. Тавде, Верхотурье на р. Туре, Березов в низовьях Оби, Тара на Иртыше, Нарым на Кети и др. В 1604 г. на р. Томь (приток р. Оби) был основан г. Томск. На крайнем севере, в устье р. Оби был построен торговый городок Мангазея, через который началась бурная торговля мехами.

Продвижение русских на восток не встречало организованного сопротивления. Местное население по своей материальной культуре и социальной организации стояло значительно ниже пришельцев. Правительство проводило здесь политику, схожую с той, которая была реализована в Казанском ханстве. Местная элита была вовлечена в административный аппарат, а сибирские царевичи, так же как и казанские, появились при царском дворе. Натуральный налог (ясак) не превышал тех платежей, которые были установлены еще Кучумом. Новые города заселялись добровольцами (по прибору) или переводимыми правительством (по указу) жителями центральных уездов европейской России, в том числе пленными с театра Ливонской войны, а также ссылаемыми преступниками. В ряде случаев правительство оказывало финансовое содействие переселенцам, особенно семейным. Духовенству вменялось в обязанность мягкое обращение с местным населением, ненасильственное добровольное обращение его в православную веру.

Геополитическое преображение Руси произвело огромное впечатление на европейцев. Хорошо известно, сколько дискуссий породил знаменитый вопрос об отставании России от Запада. Не об отставании должна идти речь, а об ином цивилизационном выборе. В отличие от Киевской Руси, которая вполне вписывалась в общеевропейские процессы, Московская Русь представляла собой особую цивилизацию, отличную от современной ей Европы. На интуитивном уровне это чувствовали (хотя и не понимали истинного смысла) достаточно наблюдательные иностранцы, побывавшие при московском дворе. С. Герберштейн, к примеру, выразил это в своем удивлении силой власти великого князя Василия III, а также необозримостью просторов и многообразием местностей и населения России. Русское православие казалось европейцам христианской ересью. При этом они не могли не признать глубокую религиозность народа. Из удивления, непонимания и страха рождалась западноевропейская русофобия, которая жива до сих пор: Россия слишком большая и варварская страна, угрожающая европейскому образу жизни. Правда, Европе тогда было еще не до России. Ее значительно больше занимала турецкая угроза и против нее все средства были хороши, в том числе и союз с варварской, но все же христианской Московией.

На протяжении XVI столетия продолжалась наметившаяся при Иване III тенденция возвышения верховной великокняжеской власти. При Василии III это выразилось в резком сужении круга ближайших советников. Современники писали о Василии, что он решает все вопросы «сам третей у постели». При Иване IV верховная власть в своем стремлении вырваться из пут старобоярской традиции уже прямо опирается на средние служилые слои (дворяне и дети боярские). Царь противопоставляет совету с боярами, без которых он по древнему обычаю не мог принимать важных решений, совет со «всей землей». Характерно изменение формулировок в официальных документах: в 1546 году, до коронации, поход Ивана под Коломну для отражения татар именовался как «свое дело» великого государя, а в следующем году, после коронации точно такой же поход царя понимался как «свое дело и земское». Из этого понимания возникла в дальнейшем идея Земского собора.

Следующим шагом в эволюции верховной власти было оформление самодержавия, основанного на идее непосредственной связи царя с народом, данной в божественном откровении о царской власти посредством миропомазания как центрального пункта в обряде коронации. Это соответствовало церковно-государственной концепции византийского дьякона Агапита (VI в.), идеолога императорской власти: «Хотя телесно император подобен всем иным людям, по власти своей он подобен Богу». На Руси приверженцем этого взгляда был Иосиф Санин (Волоцкий), вождь стяжателей (иосифлян).

Другая имперская доктрина, возобладавшая в Византии, была изложена также в VI столетии в предисловии к шестой новелле императора Юстиниана. Она гласит, что человечество получило от Бога два дара – священство и царство. Первое для исправления дел духовных, второе – для дел мирских. Это была знаменитая доктрина «симфонии властей», духовной и светской. В составе византийского сборника церковных и светских законов (Nomocanon), а затем в славянском (сербском) переводе Сборника византийского канонического права (Syntagma) этот текст стал известен на Руси. Приверженцем этой доктрины был воспитатель первого русского царя новгородский архиепископ Макарий, в 1542 г. избранный московским митрополитом. В этом его поддерживали молодые советники царя монах Сильвестр и дворянин Алексей Адашев. Твердым сторонником идеи «симфонии» церкви и государства был и Максим Грек, выдающийся духовный авторитет того времени, близкий к нестяжателям. Максим Грек считал даже, что священство выше царства.

К этому времени родина идеи «симфонии властей» уже перестала существовать. В 1453 году турки-османы взяли штурмом столицу Византийской империи город Константинополь. Некогда могучий христианский суперэтнос уже распался и разложился, элиты утратили политическую волю. Церковь пошла на поклон к Риму и подписалась под унизительной унией на Флорентийско-Феррарском соборе. «Второй Рим» пал. Русь ответила теорией «Москва – Третий Рим», сформулированной настоятелем псковского Елеазарова монастыря Филофеем в его посланиях псковскому великокняжескому наместнику Мисюрю Мунехину и великому князю московскому Василию III.

Сам Филофей имел скромную самооценку и писал, что он «человек сельский, учился буквам, а еллинскихборзостей не текох, а риторских астрономий не читал, ни с мудрыми философами в беседах не бывал». И, тем не менее, его писания содержат вполне зрелую христианскую концепцию верховной власти великого князя Московского и политической судьбы Российского государства. Великий князь есть наследник великих предков. «Великий Константин, блаженный Святой Владимир и великий богоизбранный Ярослав и прочии… их же корень в тебе», – писал он Василию III. Великий князь есть «Высокостолпнейший государь и самодержец, Боговенчанный христианский царь…». Сущность верховной власти в ее сакральности, ибо царь «поставлен от Бога… и слуга есть Божий».

Все эти высокие характеристики верховной власти проистекали из высокого положения России в православном мире: «Весь великий Рим падеся… Константинопольская церковь разрушися и положися в попрание аки овощное хранилище… Третий Рим, новая великая Россия се есть пустыня… и иже Божественные Апостолы в ней не проповедоша, но просветится на нее Благодать Божия. Отныне едина соборная церковь восточная паче солнца во всей поднебесной светится и единый православный русский царь во всей поднебесной яко же Ной в ковчеге спасенной от потопа»; «все христианские царства попраны от неверных… придоша в конец и снидошасяво едино царство нашего государя». Наконец, знаменитая формула Филофея гласила: «Два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти».

Светский вариант рассуждения о форме правления и объеме верховной власти представил служилый дворянин Иван Семенович Пересветов в двух челобитных на имя царя (около 1549 г.). Из сравнения побежденной Византии и победившей Турции он сделал вывод, что причиной всему преимущества социально-политических форм и порядков Османской империи. К ним относятся единодержавие султана и совет с «Верной Думой», в которую входят знать, военачальники, судьи и духовенство. Никакого ограничения царской власти духовенством быть не должно.

Пересветов осуждает самовластие и местнические споры бояр. Они опасны для государства. Он предлагает заменить наместнические кормления сборщиками налогов и сборов от казны, ввести порядок назначений и награждения по принципу «кто чего достоит»: если кто царю «верно служит, хотя и от меньшего колена, то он его на величество поднимает и имя ему велико дает и жалованье ему много прибавляет… а ведома нету какова они отца дети». Следует лишить бояр права закабалять людей, а все формы кабальной зависимости, особенно холопство, должны быть ликвидированы по примеру Магмет-салтана, который «пожегши огнем все книги полные и закладные». Холопы в войске опасны, ибо могут перебежать к тому, кто пообещает им свободу. Главной опорой царя в государстве и в войске должны быть дворяне. Характерно, что Пересветов советовал Ивану перенести столицу в Нижний Новгород и во внешней политике переориентироваться на «подрайскую землицу» (Среднее Поволжье).

Пересветов изложил свой взгляд на задачу верховной власти в утверждении Веры и Правды. Сияние Веры не спасло Византию от османов, ибо в ней царило беззаконие. Вера должна быть способом усвоения Правды как любви Христовой. Величайшая мудрость правителя – в достижении праведного суда. Поэтому Пересветов призывал Ивана направить во все грады «прямых судей» с жалованьем из государевой казны. Утвердить Правду можно только грозой. Гроза должна пресекать зло и неправду законным способом.

Такова интеллектуальная и идейная среда, в которой сформировалась концепция верховной власти первого русского царя, и она, безусловно, неизмеримо важнее всех остальных хотя бы потому, что она была реализована. Для Грозного тема царской власти была главной темой его размышлений и борьбы. В окончательном виде его убеждения сформировались уже в зрелом возрасте, когда он освободился от влияния и опеки митрополита Макария, Сильвестра и Алексея Адашева. Они внушали царю идеи в духе «симфонии властей». Однако Иван не удовлетворился их мнением и в конце концов отбросил эту доктрину как слабую и опасную. Одно дело священническая власть, иное дело – царское правление, которое есть не только спасение собственной души, но и забота о телах и душах многих людей. Власть царя не имеет границ. Царская особа за пределами нравственных оценок подданных: «До сих пор русские властители ни перед кем не отчитывались, но вольны были жаловать и казнить своих подданных, а не судились с ними ни перед кем». Царь не может быть преступен по самой природе своей власти, он может быть лишь грешен перед Богом. Способом реализации столь всеобъемлющей власти Иван считал страх: «Царской власти дозволено действовать страхом и запрещением, чтобы строжайше обуздать безумие подданных».

Иван Грозный признавал источником самодержавия лишь божественный промысел: «Самодержавство Российского царства началось по Божьему изволению от великого князя Владимира… великого Владимира Мономаха… и от храброго великого государя Дмитрия, одержавшего великую победу над безбожными агарянами… великого князя Ивана… отца нашего, великого государя Василия и до нас смиренных скипетродержателей Российского царства». Государь может быть только природным, то есть истинной является лишь власть, полученная по наследству. «Нашим государям никто ничего не указывает… Никто их, вольных самодержавцев, не сменяет на престоле, не ставит и не утверждает», – заявлял он в одном из писем. В одном из писем к беглому князю Андрею Курбскому, Иван практически дословно воспроизвел известное рассуждение Агапита, повторенное затем Иосифом Волоцким, о божественности царской власти. Сакрализация царской власти была истинной причиной ожесточенной борьбы Грозного с собственными подданными.

Сакрализация давала ему истинную свободу власти. Она парализовала волю боярско-княжеской знати и завораживала простонародье своим мистическим блеском и непознаваемым величием. По меткому выражению В.О.Ключевского, если Иван III добился независимости от соседних государств, то Иван IV добился независимости от собственных подданных.

Личность Иоанна Грозного представляет собой одну из сложнейших загадок нашей государственной истории. Все попытки вывести личностные черты Грозного излогического анализа его жизни и деятельности, предпринятые порой выдающимися учеными умами, по сути ничего не добавляют к знаменитой характеристике личности царя, данной его младшим современником5151
  «Царь Иван образом нелепым, очи имея серы, нос протягновен и покляп, возрастом велик бяше, сухо тело имея, плещи имея широки, груди высокы, мышцы толсты. Муж чюдного рассуждения, в науке книжного поучения доволен и многоречив зело, ко ополчению дерзостен и за свое отечество стоятелен. На рабы своя, от Бога данные ему, жестокосерд вельми, и на пролитие крови, на убиение дерзостен и неумолим. Множество народу от мала и до велика при царстве своем погуби, и многие грады своя поплени, и многие святительские чины заточи и смертию не милостивою погуби, и иная многая содея над рабы своими, жен и девиц блудом оскверни. Той же царь Иван многая благая сотвори, воинство велми любяща и требующая ими от сокровища своего неоскудно подаваше. Таков бо бе царь Иван». (Возможный автор – князь Катырев-Ростовский либо князь Шаховской).


[Закрыть].Образ царя как-бы разваливается, как разваливается смысл его политики из-занеобъяснимо резкой смены настроения в середине царствования. Кажется, что это вообще два разных человека на троне, а не два периода правления одного и того же государя.

Наибольшее впечатление обычно производит жестокость Грозного. Она застилает собой все остальные черты его личности. Имя Грозного стало синонимом безграничной жестокости власти, а его эпоха – временем разгула низменных страстей, беззакония, произвола и насилия. Зверства царя и его опричников описаны ярко и красочно, а заботы о государстве и народе задвинуты на задний план. Создается впечатление, что он ничем иным не был занят, как только придумывал новые изощренные мучения для казнимых им жертв.

Оценка личности Ивана Грозного – в первую очередь проблема герменевтического характера, то есть проблема правильного понимания контекста эпохи. Жестокость правителя не может служить главным критерием такой оценки, ибо в Европе эпохи Ренессанса она была даже в большем ходу, чем в России. Прежде всего, следует учитывать, какие вызовы стояли перед государством и правителем и как он на них ответил. В этом отношении следует признать, что первый русский царь оказался достаточно проницательным политиком, четко осознававшим реальные потребности народа и наиболее важные направления развития государства: централизация государства и сакрализация верховной власти, укрепление войска, обеспечение безопасности от юго-восточных соседей – наследников Золотой Орды – путем наступательной внешней политики, попытка прорыва ливонской блокады торгово-экономических и культурных связей с Европой, национализация православной церкви. Уже одно то, что он понимал это, говорит о масштабе личности государя, как и то, что к обсуждению и решению этих проблем он стремился привлечь возможно широкие слои своих подданных. Так, новый Судебник 1550 года принимался на Земском соборе. Соборно решались важнейшие вопросы церковного устройства (Стоглав). При этом государь был активным участником дискуссий, выступал с программными речами.

Иоанн обладал живостью ума и резким, вспыльчивым характером, что весьма частое явление для незаурядных личностей5252
  В.О.Ключевский писал о царе: «От природы он получил ум бойкий и гибкий, вдумчивый и немного насмешливый, настоящий великорусский московский ум».


[Закрыть]. Он был чрезвычайно впечатлителен и даже суеверен. Судя по всему, он с детства был очень привязчив, что характерно для людей, в детстве обделенных лаской и вниманием. Оборотной стороной этой черты была обидчивость. Разочарование в предмете привязанности, вызванное предательством, возбуждало в нем безудержную злобу и даже ярость. Строго говоря, все эти качества присущи очень многим людям, но Иоанн был царь, и его страсти, не опасные у обычных людей, обернулись для многих его современников жестокими мучениями и даже гибелью.

Иоанн был блестящим писателем-полемистом. Его сочный и образный стиль письменной речи отражает, по всей видимости, и талант оратора, искренность и глубину переживаний. Сохранившиеся тексты переписки Грозного с самыми различными адресатами (беглый друг детства князь Курбский, монахи Кирилло-Белозерского монастыря, худородный опричник Грязной, европейские монархи, дипломаты и пр.) не имеют аналогов в средневековой русской литературе. Он писал, как говорил, а говорил как жил. Это даже не стиль литературы, а стиль самой жизни, стиль эмоциональной и непосредственной устной речи.

Иоанну был присущ своеобразный юмор, корни которого уходят в народную смеховую культуру, в скоморошество5353
  См.: Лихачев Д. С., Панченко А. М., Понырко Н. В. Смех в Древней Руси. – Л.: Наука, 1984. С. 25—35.


[Закрыть]. В этом своем проявлении он был очень русский человек. Он лично участвовал в народных обрядовых игрищах, любил народные сказки и песни. При его дворе постоянно присутствовал фольклорный жанр, народный театр. Он сам был незаурядным актером, склонным к театральным эффектам, лицедейству, переодеваниям и т. п5454
  В Пискаревском летописце есть рассказ о том, как Грозный встретил крымских послов, которые потребовали дань после набега 1571 г. и сожжения московского посада: «нарядился в сермягу, бусырь да в шубу боранью, и бояря. И послом отказал (ответил – П.С.): «видишь же меня, в чем я? Так-де меня царь (крымский хан – П.С.) зделал! Все-де мое царство выпленил и казну пожег, дати мне нечево царю!».


[Закрыть]. Излюбленным приемом Грозного была брань и издевательство над адресатом, порой довольно изощренное (гротескная смиренность и даже самоуничижение). Ругательства царя составляют довольно богатый и устойчивый словарь (батожник, бедник, бес, бесовское злохитрие, бешеная собака, злобесное умышление, окаянный, паче кала смердяй, пес смердящий, прокаженный, псово лаяние, собацкое умышление, собацкое собрание, совесть прокаженная и пр.).

Интересная особенность писем Ивана Грозного подмечена историком С.О.Шмидтом: «Иван Грозный отличался редким чутьем языка, и литературный стиль его и словарь во многом зависели от адресата и характера составляемого послания: так, в первой части Послания в Кирилло-Белозерский монастырь и в краткой редакции Первого послания Курбскому особенно много церковнославянских слов, в письме Васютке Грязному – обилие простонародных выражений, а в посланиях в Польшу постоянно встречаются полонизмы и слова, более всего употребительные в западных областях Российского государства. Знаток приказного делопроизводства, Грозный великолепно умел подражать формам различных документов, восприняв элементы художественности, имевшиеся в деловой письменности»5555
  Цит. По: Лихачев Д. С., Панченко А. М., Понырко Н. В. Смех в Древней Руси. С. 28.


[Закрыть]. Такая вариативность письма отражает нестандартность мышления, умение вести скрытый диалог с оппонентом.

Грозный демонстрировал феноменальную память и начитанность. Он мог по памяти цитировать целыми страницами священное писание и творения отцов церкви и любил ошеломлять этим своих противников в устных диспутах. Правда эта начитанность был несколько односторонней и не выходила за рамки духовных текстов и концентрировалась на теме царской власти.

Он был, безусловно, глубоко религиозен и воцерковлен. Сохранились написанные им особым крюковым письмом стихиры св. Петру митрополиту всея Руси и на сретенье иконы «Пречистой Владимирской» с надписью: «Творение царя и великого князя Иоанна Васильевича всея России». В детстве и юности он испытал сильное влияние крупных архипастырей митрополитов Иоасафа и Макария, архиепископа Казанского Гурия, св. преподобного Антония Сийского. Трагической оказалась судьба призванного самим Иоанном в разгар опричнины митрополита Филиппа (Колычева). Оклеветанный перед царем митрополит был лишен сана и заточен, однако, к гибели его Иоанн, судя по всему, не был причастен.

С годами характер Иоанна становился все более тревожным и вспыльчивым. Подозрительность и недоверие к своим ближайшим сподвижникам принимали параноидальные черты. Он чутко и очень болезненно реагировал на малейшие признаки пренебрежения им самим и его властью, не говоря уже о предательстве. В его сознании пробуждались тогда детские, самые острые обиды, толкавшие его на скорую и безжалостную расправу. Нельзя сказать, что все его страхи и обиды были надуманными и беспочвенными. Были и вполне реальные причины: бунт знати в момент опасной болезни и отказ присягать царевичу-младенцу Дмитрию, боярские интриги против «худородных» родственников царя Захарьиных и загодочнаясмерть любимой жены царицы Анастасии, очень похожая на отравление, бегство князя Дмитрия Вишневецкого, предательствокнязя Андрея Курбского, подозрительная переписка ряда бояр с враждебным России польским двором. Не мог он забыть, по-видимому, и отказа новгородских ратников от продолжения похода на Казань в самый решающий момент, о чем выговаривал Курбскому в своем послании.

Иван смолоду был деятельной и честолюбивой натурой, искренней во всех своих проявлениях. Это видно и в его юношеском стремлении добиться искреннего примирения всех и вся после страшных московских пожаров 1547 года. Каялся в своих «по младости» прегрешениях, призывал всех к взаимному прощению прежних обид, к согласной работе по утверждению правды в суде и управлении5656
  В «Книге Степенной царского родословия» читаем: «О покаянии людьстем. Вси же людиеумилишася и на покаяние уклонишася от главы и доногу, яко же сам благочестивый царь, тако же и вельможи его, и до простых людей вси сокрушенным сердцем, первая греховная дела возненавидевше, и вситьщахуся и обещевахуся Богу угодная дела сотворити, елика кому возможна». – Цит. По: Шмидт С. О. У истоков российского абсолютизма. Исследование социально-политической истории времени Ивана Грозного. М.: Прогресс – «Культура», 1996. С. 168.


[Закрыть]. Речи его и переписка убедительно свидетельствуют о его самостоятельности в принятии управленческих решений в эпоху реформ начала царствования, а не только в период опричнины. Он приблизил к себе деятелей новой формации, невзирая на их худородное происхождение и положение, и видимо в силу своей сиротской привязчивости подпал под их обаяние и влияние. Он ценил в них «прямую» службу и прислушивался к их советам, пока не усомнился в их искренности. Разочарование было для него поистине трагедией, о чем сам он высказался с горечью: «Тело изнемогло, болезнует дух, раны душевные и телесные умножились, и нет врача, который бы исцелил меня. Ждал я, кто бы поскорбел со мной, и не явилось никого; утешающих я не нашел – заплатили мне злом за добро, ненавистью – за любовь».

Система высшего государственного управления претерпела определенные изменения. Рядом с традиционным боярским советом (Боярская Дума) появился новый орган – Собор, позднее получивший наименование Земского и просуществовавший вплоть до Петра Великого.

В первой половине XVI столетия подходил к завершению процесс формирования боярства и великокняжеской Боярской Думы. Начало его относится ко времени Ивана Калиты, когда возвысились древнейшие роды Протасьевичей, Ратшичей, Сабуровых, Плещеевых, Кобылины. Они составили костяк Думы. С конца XIV столетия сложились или возвысились Всеволож-Заболоцкие, Морозовы, Старковы, Сорокоумовы. Последняя генерация нетитулованной боярской знати сложилась к началу XVI столетия: Кутузовы, Новосильцевы, Басенковы. Потянулись на службу Москве также тверские и рязанские бояре и выезжие иноземцы. Московского боярского чина добились единицы из них: купцы-сурожане Ховрины, греки из родственников Софьи Палеолог Траханиотовы. Старомосковское боярство составляло замкнутую корпорацию, сплоченную многочисленными перекрестными браками. Свое благополучие и власть эта часть боярства связывала с близостью к великому князю и давностью службы Рюриковичам.

Другую группу боярства составляли потомки великих и удельных князей Северо-Восточной и Юго-Западной Руси, перешедшие на службу Москве в процессе объединения русских земель и создания единого Российского государства. Первыми были княжата старомосковские, не имевшие прочных удельных традиций: Гедиминовичи, князья Стародубские, Оболенские, Звенигородские. В конце XV– начале XVI столетия при великокняжеском дворе появились княжата Северо-Восточной Руси, хорошо помнившие суверенитет своих предков – князья Суздальские, Ростовские, Ярославские, а также удельные княжата Тверские и Рязанские. На рубеж 20-30-х годов XVIстолетия приходится заключительная волна массового перехода титулованной знати Юго-Западной Руси – Гедиминовичей, князей Черниговских (Белевские, Воротынские, Одоевские, Мосальские, Мезецкие), Вяземских, Стародубских, Новгород-Северских, Глинских.

Появление при Московском великокняжеском дворе представителей знатных княжеских родов нарушило прежнюю гармонию московской политической придворной жизни. Начались интриги группировок, приведшие к возвышению, а затем к падению Дмитрия-внука в последние годы Ивана III. После смерти Василия IIIвспыхнули уже настоящие княжеско-боярские усобицы, пик которых пришелся на годы малолетства Ивана Грозного. Боярская Дума, принимавшая все решения как высший орган управления государством, оказалась несостоятельной. Местнический счет, который прежде велся в среде старомосковских бояр и был почти незаметен, теперь превратился в судилище. Нетитулованные бояре, которые не могли равняться с княжатами знатностью рода, могли посчитаться с ними давностью и высотою службы великому князю, которая была вписана в специальные «разрядные книги».

С превращением боярского совета в Думу, то есть в постоянный орган управления боярское звание превратилось в чин. Таким же чином рангом ниже стало звание окольничего. В первой половине XVI столетия появился чин думного дворянина5757
  В эту категорию входили и дети боярские. С 1536 г. известны «дети боярские, которые в думе живут». Заметную прослойку членов Думы дворяне составили уже после 1560 года.


[Закрыть]. Поскольку в Думе обсуждались конкретные вопросы и принимались решения, она нуждалась в чиновниках – дьяках. Думные дьяки (в XVIстолетии в Думе их было четверо) заведовали текущими посольскими, разрядными, поместными делами, а также делами Казанского царства. Это были своеобразные министры. Они не были членами Думы, но имели там голос по своему ведомству.

Списки состава Думы начали вести с Василия III. Из них видно, что от ИванаIII остались 13 бояр, 6 окольничих, дворецкий и казначей. После Василия III – 20 бояр, окольничий, казначей. От Ивана IV – 10 бояр, окольничий, кравчий, казначей и 8 думных дворян. От Федора Ивановича – 18 бояр, 8 окольничих, 2 думных дворянина. Пополнение состава Думы зависело, прежде всего, от государя. Родовитые и титулованные получали боярский чин сразу, неродовитые начинали с чина окольничих, прочие должны были пройти множество ступеней и редко достигали боярства. Дьяки назначались указом государя из дворян, подъячих, гостей (именитых купцов). Акт пожалования в думный чин производился во дворце и обставлялся церемониалом, во время которого думный дьяк возглашал в присутствии хотя бы одного представителя из думных чинов равного с жалуемым чином – боярина или окольничего.