Текст книги "Чужая вина"

– Я вешаю трубку.

– Не надо, я…

Нелл исполнила свое обещание, но в последний момент успела услышать щелчок, как будто трубку повесил кто-то еще. Она пошла наверх. Телефон зазвонил вновь, но она не обратила на него внимания.

Даже не постучавшись, Нелл ворвалась в комнату Норы. Та сидела за столом, телефонная трубка лежала в паре дюймов от ее руки.

– Ну да, – сказала она. – Я подслушивала. И что?

– И что? Это был личный звонок.

– Ты же слышала ее слова: «Это дело получило общественный резонанс…»

– Ты не имеешь к этому никакого отношения…

– Имею, и еще какое. Самое непосредственное отношение. Он был моим отцом.

– Я знаю, но…

– А ты даже не смогла уберечь эти сраные фотографии!

– Не смей так со мной разговаривать! – закричала Нелл. – Повтори.

– Чего?

– Повтори свои слова, но теперь без «сраные».

Нора странно посмотрела на нее, как будто пыталась увидеть мать в новом свете.

– Ты даже не смогла уберечь фотографии, – послушно повторила она с неожиданным смирением в голосе. – А где сейчас его компьютер?

– Какой еще компьютер?

– Ну, он же был ученый, да? У него должен был быть компьютер.

Телефон зазвонил, прежде чем Нелл успела ответить. Нора схватила трубку, но, услышав собеседника, сразу передала ее Нелл и вышла из комнаты.

– Алло?

– Это Соломон Ланье, мэм. Из окружной полиции Стоунволла.

– Да, шериф, здравствуйте.

– Я просто хотел сообщить вам, что мы арестовали подозреваемого в убийстве Нэппи Ферриса. Это оказался один мексиканский наркодилер, как я и думал.

– Значит, это никак не связано с… с событиями здесь?

– Пока что я никакой связи не вижу.

– Спасибо, шериф.

– Не за что, мэм. Просто хотел предупредить вас заранее: если дело дойдет до суда, окружной прокурор, скорее всего, потребует ваших показаний.

Глава 13

В тот вечер Нелл приготовила вкусный ужин: жареную свинину под медово-апельсиновым соусом, салат с огурцами и сладким перцем из собственного огорода и кукурузный хлеб по рецепту бабушки Клэя. Поставив в столовой три прибора (лучшее серебро, лучший фарфор), она уже откупоривала бутылку вина, когда услышала, как на подъездную дорожку въезжает пикап.

Нелл замерла, ожидая звука отворяющейся дверцы. Штопор по-прежнему торчал в пробке. Звука не последовало. Она пошла в гостиную, выглянула в окно. Пикап стоял на подъездной дорожке, Клэй неподвижно сидел за рулем. Телефона у него в руке видно не было – он просто сидел и не двигался с места.

Нелл вернулась в столовую, вытащила пробку и налила два бокала. Вынесла их на улицу, забралась в машину и села рядом с мужем.

– Возьми.

Он взял бокал, усмехнулся.

– Ты в порядке?

– Устал на работе, вот и все.

– А я как раз вспоминала наше второе свидание. – Первое состоялось за несколько дней до того, ровно через год после суда над Дюпри. Обычная встреча в кофейне, послужившая, главным образом, подготовкой ко второму рандеву.

– Правда? – Его кожа, обычно пышущая здоровьем, казалась бледной, а на выступах скул и вовсе складывалась в белые линии. Тогда Нелл поняла, что на самом деле думала не об их с Клэем втором свидании, а о втором свидании с Джонни: подставка под пиво напомнила о нем, и все в голове перемешалось. – Что-то случилось?

– Нет, ничего.

Клэй отпил немного вина.

– Я до сих пор помню выражение твоего лица в тот вечер, – сказал он.

Второе их свидание. Клэй отвез ее на Коттон-бич, что в нескольких милях от города, чуть ниже, если повторять изгибы береговой линии. С собой он прихватил две восьмифутовые удочки и полную банку наживки. Они зашли в воду, и он преподал ей азы прибойной рыбалки. Первым же броском Нелл поймала трехфутовую песчаную акулу, которая прыгнула прямо на крючок. После они поужинали креветками, почти не разговаривая и уж тем более не упоминая о преступлении, суде, Джонни и обо всем остальном, что осталось в прошлом. Их голые ноги в морской соли случайно соприкоснулись под столом…

Нелл придвинулась ближе к мужу, обняла его за плечи.

– Ну хоть какие-то хорошие новости.

– Ты о чем?

– Разве шериф Ланье с тобой не связывался?

– А, это.

– Клэй, сам подумай. Это сделал кто-то из мексиканской банды, так что пленка и прочее тут ни при чем.

Клэй отхлебнул еще, почти опустошив стакан.

– Это ведь правда? – с надеждой спросила Нелл.

Он, не отрываясь, смотрел в одну точку.

– Нет? Я чего-то не знаю?

Он повернулся к ней.

– Это правда. – Он наклонился и поцеловал ее в щеку.

– Ланье сказал, что мне, возможно, придется давать показания.

– Мы постараемся не втягивать тебя в это, – пообещал Клэй, мягко скользя губами по ее коже.

– Нет, я хочу. – Нелл в ответ погладила его лицо. – А тебя ждет кукурузный хлеб. Идем.

Клэй снова усмехнулся. Они вышли из машины. По улице ехал большущий аварийный тягач с «миатой» на прицепе. Тягач сверкал свежей краской в лучах вечернего солнца. Продемонстрировав пылающие литеры «Мастерская Йеллера» на боку, он остановился у обочины, мимоходом зашвырнув «миату» на подъездную дорожку. Из кабины вышел Йеллер собственной персоной.

– Здравствуйте, шеф. Здравствуйте, мэм. Все готово. Вы довольны?

– Абсолютно, – сказал Клэй. – Но мы могли бы сами забрать ее.

– Да мне несложно, шеф.

Они вместе осмотрели машину.

– Как новенькая, – оценила Нелл. И не покривила душой. От этой мысли ей вдруг стало тепло на душе.

– А чек от страховой компании уже пришел? – спросил Клэй.

– Да, все улажено. – Йеллер подмигнул ему. – Плюс еще парочка. Думаю, ребята из страховой компании не будут возражать…

– Какая еще парочка? – нахмурился Клэй.

– Ну, тормоза подкрутили, новый…

Из дома вышла Нора.

– Здрасьте, мисс. Ну, как вам?

Нора подошла ближе и распахнула глаза от удивления. На мгновение она показалась своим родителям такой юной, юной и счастливой…

– Ничего себе! – только и вымолвила она.

Йеллер расплылся в довольной ухмылке. Повернувшись к тягачу, он жестами позвал водителя. Тот повиновался. Это был высокий стройный парень в джинсах и майке. На одном бицепсе улыбался вытатуированный красный дьяволенок.

– Джо Дон, познакомься с шефом Жарро и его прелестным семейством, – сказал Йеллер. – Шеф, мэм, мисс, знакомьтесь: мой сын, Джо Дон.

Юноша смущенно взглянул на «прелестное семейство Жарро».

– Очень… это… приятно… – Мелодичный голос, правильная осанка. В общем-то красивый парень, и потому Нелл совершенно не удивилась, когда Йеллер решил прихвастнуть:

– Джо Дон потрясно играет на гитаре, можете послушать его в «Красном петухе»: он выступает там по вечерам каждую субботу.

Нелл перевела взгляд на Нору, но ту, похоже, не занимало ничего, кроме собственного отражения в слое блестящей автомобильной краски.

– А какую музыку ты играешь? – спросила Нелл.

– Ну, – промямлил Джо Дон, – наверное, можно назвать это «альтернативное кантри».

– И еще он немножко поет, – добавил Йеллер.

Джо Дон неловко переминался с ноги на ногу. Обут он был в черные ковбойские сапоги с серебряными звездочками.

– Надо будет как-нибудь выбраться на твой концерт, – сказала Нелл.

– Ну, это не то чтобы концерт, – еще тише заговорил Джо Дон, как будто набирался сил перед тем, как исполнить «Одиноко ли тебе сегодня?»[13]13
  Песня, в 1926 г. написанная Лу Хэндманом и Роем Терком. Стала популярной в исполнении Элвиса Пресли.


[Закрыть]

– Если захотите, позвоните мне. Угощу вас выпивкой. – Йеллер издал странный звук, как будто подзывал лошадь. Они с Джо Доном залезли в тягач и уехали восвояси.

– Ненавижу кантри, – сказала Нора, провожая машину взглядом. Джо Дон сидел за рулем, свесив левую руку в открытое окно.

– Уилли Нельсона[14]14
  Популярный американский певец в стиле кантри. Известен также как активный борец за легализацию марихуаны.


[Закрыть] нельзя ненавидеть! – возразил Клэй.

Все рассмеялись. Внезапно все они рассмеялись.

– Помнишь фабрику чипсов? – спросил Клэй.

Нора запрокинула голову и захохотала еще громче. Фабрика чипсов! Кульминация одной неудачной поездки, смешное до колик семейное воспоминание. Разумеется, мужчина, выбравшийся наконец из огромной пачки чипсов, отличался поразительным сходством с Уилли Нельсоном.

Они вернулись в дом и уселись за обеденный стол. Клэй передал по кругу кукурузный хлеб. Все члены семьи обожали кукурузный хлеб, это блюдо их объединяло.

– С маслом? – предложил Клэй.

– Спасибо, – сказала Нора.

Он передал ей масло, и Нора начала намазывать свой ломоть.

– Что бы с тобой ни происходило, – сказал Клэй, – мы с мамой всегда готовы прийти тебе на помощь.

Нора отложила нож – точнее будет сказать, бросила. Нож лязгнул о тарелку и упал на пол.

– А как же мой отец? Где он?

Клэй побелел как полотно.

– Хватит! – крикнула Нелл. – Это твой отец, вот он! – Нора ответила ей пустым взглядом, чем только усугубила материнский гнев. Нелл вскочила с места. – Ты хоть раз задумывалась о том, что любой мужчина в его положении мог бы захотеть другого ребенка, так сказать, своего собственного?!

– Не нужно… – попытался было вмешаться Клэй.

Но Нелл продолжала:

– И знаешь, что он говорил? – Ей кажется или Норе действительно скучно? – Он говорил: «Мне не нужен другой ребенок, меня вполне устраивает этот».

Тишина. Нарушила ее Нора:

– Давишь на жалость?

– Нет, – сказала Нелл. – Просто хочу, чтобы ты наконец поняла истинное положение вещей.

– Да ну? А знаешь, чего я не вижу?

– Нет.

– Не вижу жалости в тебе. – Нора взглянула на Клэя. – И в тебе. – Он стал еще бледнее.

– Что бы это значило? – в ярости спросила Нелл.

– Сама подумай. – Нора встала и вышла из комнаты. Нелл слышала ее шаги по лестнице, затем хлопнула дверь.

– Что она имела в виду?

Клэй лишь покачал головой.

Обед подошел к концу. Нелл завернула остатки еды в фольгу и положила в холодильник. Весь этот смех, эти шутки про Уилли Нельсона… И к чему все привело? Истинное положение вещей стало очевидно? Или это был лишь мимолетный приступ эйфории, вызванный блеском отремонтированной машины?

Нелл проснулась среди ночи. Клэй дышал размеренно, глубоко. Она осторожно сняла его руку, покоившуюся у нее на бедре, и поднялась наверх, придерживая полы халата. Дверь в комнату Норы была заперта, свет не пробивался, изнутри не доносилось ни звука. Нелл зашла в свой кабинет, закрыла дверь и включила компьютер. Она стала искать информацию о профессоре Урбана из Тьюлейна. Где-то во дворе квакнула лягушка – наверное, в бассейне. Нелл оставила себе воображаемую записку: «Не забыть утром почистить бассейн еще раз».

Нашелся он за считанные секунды: Виктор Урбана, адюнкт-профессор психологии, автор статьи в журнале «Современные вопросы психологии» с заголовком:

Можете ли вы указать на него перед присяжными? Проблемы свидетельских показаний.

Краткое содержание:

Неточности в свидетельских показаниях могут возникнуть по трем причинам. Первая: плохая видимость. Вторая: недавние исследования опровергли сложившийся стереотип о хорошей памяти на лица, присущей большинству людей. Третья: следственные мероприятия могут умышленно либо случайно носить предвзятый характер.

Нелл прочла статью целиком, пропустив абзацы об эффекте недостаточного освещения, плохой погоды, разницы в восприятии относительных движений, как, например, если свидетель находился в движущемся транспорте, а подозреваемый стоял на месте. Да, в ее случае была ночь, но на небе сияла полная луна, «призрак младшего братца». Нелл стала вчитываться внимательнее, когда перешла ко второй части, посвященной проблемам идентификации лиц.

Многие обыватели полагают, что память работает по принципу видеомагнитофона. Такое представление нисколько не соответствует действительности, особенно во время стресса или после получения травмы, каковой и является нападение преступника. На самом деле в памяти сохраняются лишь данные в опыте обрывки и порядок их может быть произвольным или же отсутствовать вовсе. «Сюжет», или «история», приобретает формы, как правило, лишь во время первого пересказа случившегося – или, по крайней мере, одного из первых. Более того, во время травматических событий ход времени зачастую кажется свидетелям замедленным, что приводит к ложному преувеличению периода, отведенного на поглощение данных. Еще одним фактором, применимым, правда, лишь к случаям с использованием оружия, служит так называемый «фокус на оружии». Данное явление описывает тенденцию жертв отвлекаться на оружие в такой степени, что прочие воспоминания оказываются искажены.

Стресс и травма, о да. И оружие. Но исказило ли это все ее воспоминания? Нелл откинулась в кресле, закрыла глаза и заставила себя вернуться на двадцать лет назад. И снова все вспомнила. И тут же напоролась на незримую преграду:

Нелл: Наверное, художники не любили писать пейзажи по ночам.

Джонни: Потому что плохо видно?

Как будто Джонни поднимал вопросы, которые возникают лишь сейчас, когда он давно уже мертв. Как будто он был… прорицателем. Тошнота, в последнее время нередко скручивавшая желудок Нелл, навалилась вновь. Но несмотря на тошноту, несмотря на жуткие обертоны, звучащие теперь в невинном замечании Джонни, она все равно могла вспомнить. Как этот мужчина выступил из-за опоры на пирсе Пэриш-стрит. Как платок обезобразил его лицо. Как он вымолвил единственное слово: «Деньги». Как сверкнуло в лунном свете вытянутое лезвие. Могла вспомнить его лицо – белое, припухшее, с водянисто-голубыми, почти бесцветными глазами. Эти воспоминания по-прежнему были отчетливы – и, скорее всего, не поблекнут и в день ее смерти.

Отвлек ли ее вид оружия? Нелл так не считала. Даже звук – столкновение стали и кости – произвел на нее более глубокое впечатление. И что из этого следует?…

Она прокрутила страницу к заключительной части:

Следственные мероприятия могут умышленно либо случайно носить предвзятый характер. Свидетеля тяжкого преступления и следователя зачастую объединяет общая цель, а именно раскрытие преступления и справедливое наказание для злоумышленника. Под воздействием подобной мотивации свидетель может особо остро воспринимать мнения других, осознанно либо…

Нелл услышала шаги в коридоре.

– Нелл?

Правой рукой она быстро двинула «мышку» и закрыла окно, причем движения ее были практически машинальными. Труд профессора Урбана исчез, оставив на экране лишь заставку – водопад кисти Гюстава Курбе.

Дверь отворилась, и в кабинет вошел Клэй.

– Нелл? Что ты тут делаешь?

– Я… я просто не могла уснуть. – Она обернулась к мужу, стоявшему в одних семейных трусах. – Решила кое-что наверстать по работе.

– По работе? – Он подошел ближе и взглянул на монитор. – Но музей же еще закрыт.

– Я знаю. Значит, у меня появилась возможность кое-что переосмыслить.

Он покосился на водопад – тихую, спокойную струю, падающую среди безмолвного леса. Картина была выполнена преимущественно в желто-зеленых тонах.

– Кое-что переосмыслить?

– Ну, например, то, как должен выглядеть наш сайт. – Нелл злилась на себя за эту ложь и не могла понять, зачем лжет. Тогда она вновь соврала, хотя само утверждение ложью не являлось: – И некоторые таблички на стенах стоило бы поменять.

Клэй тронул ее за плечо.

– Уже поздно.

Выключая компьютер, Нелл вдруг поняла, зачем солгала: правда – то, что она выискивала научные данные о неверных свидетельских показаниях, – только огорчила бы его.

Они вернулись в постель. Клэй выключил свет. Рука его моментально очутилась на ее груди. И Нелл произнесла то, что, кажется, не произносила ни разу за все годы их супружеской жизни:

– Клэй, я не…

– Извини, – пробормотал он, убирая ладонь.

– Дело не в… – Она не договорила.

Они лежали рядом, в тишине, одни в доме и во всем мире. Его прикосновение, словно по волшебству, оставалось на ее груди, и тело начало постепенно менять настроение. Какое-то время Нелл сопротивлялась, но, в конечном счете, зачем сопротивляться? Чтобы не показаться непоследовательной? Что же это тогда за брак? Она протянула к нему руку.

Клэй не спал.

– Но я думал…

– Давай не будем думать.

После, когда они лежали в горячей общей влаге, он вдруг спросил:

– Что еще?…

– Что еще?

– Что еще я могу для тебя сделать? Я могу сделать все что угодно.

– Пока что хватит.

Он тихо рассмеялся. Через несколько секунд она уснула.

Но утром, когда Клэй ушел на работу, а Нора спала, Нелл снова уселась за компьютер. Она нашла кое-какую информацию о профессоре Викторе Урбана, в частности телефон его офиса. Минут пять-десять женщина размышляла, как поговорить с ним, не выдавая своего имени и истинных мотивов, и не придумала ничего лучше, как прикинуться мамой студентки, которая хочет помочь дочери с рефератом. У Нелл плохо получалось сочинять такие прикрытия. Значит, придерживаться этой глупой легенды, так?…

Она встала и, выглянув в окно, увидела на бортике бассейна жабу. Ужасающая возможность, теперь возросшая во много раз и ставшая стопроцентной с точки зрения закона, эта ужасающая возможность, что Нелл отправила за решетку невиновного… Проблема никуда не исчезла. А эта тошнота, она что, останется с ней навсегда? Нелл вернулась в кабинет и набрала номер профессора Урбана.

Он ответил, не успел прозвучать второй гудок.

– Вик Урбана.

Нелл оказалась не готова.

– Здравствуйте. Я… я прочла ваше высказывание… Вы сравнивали свидетельские показания с местом преступления.

– И где вы это прочли?

– В «Бельвиль гардиан».

– Ах да.

– И у меня… Хм… Возникло несколько вопросов.

Нелл ожидала, что вопросы начнет задавать он: кто она такая, зачем ей это и тому подобное. Но он лишь сказал:

– Какие же?

– Ну… – И тут с языка невольно сорвалось: – У меня наметанный глаз.

– Прошу прощения?

– Я занимаюсь историей искусств, – сказала она. – Я хорошо умею подмечать детали, у меня развита зрительная память.

– И что?

– И я считаю, что не могла допустить ошибку. Не могла перепутать одного человека с другим…

Пауза.

– Но это случилось?

– Да.

– И оправдательные улики материальной природы опровергли ваши показания?

– Вроде того. – Нелл не хотела соглашаться с этим безапелляционным «опровергли».

– И это оскорбляет ваш здравый смысл?

– Да.

– Давайте поступим вот как, – сказал профессор. – Я, можно сказать, фанатик своего дела и никогда не откажусь обратить человека в свою веру. Если вы найдете время для визита, я покажу вам одно видео…

– Как насчет сегодня?

Он рассмеялся.

– Тогда жду вас в полдвенадцатого у себя в кабинете.

– Отлично.

– А как вас зовут?

– Нелл. Нелл Жарро.

Ее имя, похоже, ничего не сказало профессору Урбана.

– До встречи.

Нелл оставила Норе записку – казалось бы, обычную записку, какие принято писать в семьях, но она отвергла три варианта, прежде чем подобрала приемлемый. «Скоро вернусь. В холодильнике лежит вкусный бутерброд. И не забудь: папа не разрешает тебе водить, пока мы не выясним все насчет новой страховки. Люблю, мама».

После этого она села в машину и поехала в южном направлении, чтобы на развязке 1-10 свернуть к Новому Орлеану.

Нелл припарковалась на нужной стороне улицы Сан-Чарльз и пешком прошлась до кампуса. Кабинет профессора Урбана находился на последнем этаже каменного здания, стоящего посреди четырехугольного двора. Дверь была открыта. Увидев Нелл, профессор лишь сказал: «Входите». Он оказался полноватым бородатым мужчиной примерно ее возраста. Профессор Урбана встал из-за стола и пожал ей руку.

– Я навел о вас справки, – признался он. – Надеюсь, вы не возражаете.

– Да нет…

– Мне ничего не известно о вашем случае. Я не знаю, кто в нем замешан, ничего подобного. Мой интерес сугубо научный, и я полагаю, вы хотите, чтобы я кратко изложил доступные мне сведения из этой области.

– Да…

– Я также полагаю, что вы бы хотели вести беседу конфиденциально.

– Да.

– Разумеется.

Нелл увидела в окно пролетающую мимо тарелку фрисби.

– Вы что-то говорили о видео…

– Да, пожалуй, лучше всего начать с видео. – Он усадил ее перед телевизором и нажал кнопку.

Ночь. На экране машина. Въехала на парковку, заняла свободное место. Из машины вышел мужчина, остановился у фонарного столба. На нем кожаная куртка и бейсболка, на щеках двух-трехдневная щетина. На мгновение он посмотрел прямо в камеру. Затем вытащил из кармана маленькую черную коробку, опустился на колени и прикрепил ее ко дну соседней машины. После этого повернулся спиной, сел в машину и уехал. Экран погас.

Нелл взглянула на профессора, тот что-то писал в блокноте.

– Хотите кофе? – предложил он, поднимая глаза. – Я вот не откажусь. – Он отошел к подоконнику, где стояла кофеварка, и налил напиток в две кружки с логотипами в виде зеленых волн. – Натуральный, с Суматры, с щепоткой цикория.

– Очень вкусно, – сказала Нелл.

Профессор вернулся за стол, жестом велев гостье занять кресло напротив.

– А где вы изучали историю искусств? – спросил он.

Она ответила.

– Какой-то конкретный период?

– Раннее барокко, но в последнее время, до урагана, я стала интересоваться южной пейзажной живописью.

– А раннее барокко – это какие годы?

– Начало семнадцатого века.

– Я мог слышать о каких-либо известных художниках этого периода?

– Быть может, Караваджо?

Профессор покачал головой.

– Увы, совсем не разбираюсь в искусстве. – Он извлек из верхнего ящика папку и придвинул ее к Нелл. – Откройте.

Нелл повиновалась. Внутри лежали шесть фотографий: три на пять дюймов, до плеч, все – мужчины.

– Который из них подложил бомбу? – спросил профессор Урбана.

Нелл рассмеялась, не то от смущения, не то от раздражения. Ей не нравилось, что ею манипулируют. С другой стороны, его попытки отвлечь ее сейчас казались ей такими грубыми и очевидными. Едва ли этот ученый муж учел ее наметанный глаз и превосходную зрительную память. Проблем быть не должно.

Нелл изучила фотографии, пронумерованные от одного до шести. Вторую и четвертую исключила сразу же: на них были изображены негр и латиноамериканец, а взрывчатку заложил белый. К тому же он был гораздо моложе, чем номер один; его она тоже смело отбросила. У шестого были очень выразительные брови, сросшиеся на переносице, – она бы запомнила.

Остались третий и пятый. У обоих был такой же безвольный подбородок, как и у «автомобильного террориста», а у пятого пробивалась жиденькая бороденка. Впрочем, бороденки легко сбриваются, а вот губы у пятого показались Нелл слишком тонкими. У преступника были пухлые губы, практически такие же, как у мужчины на третьем снимке. Именно на него и указала Нелл, ловко обходя ловушку с жидкой бороденкой.

– Вот этот.

– Правильный ответ: его здесь нет. – Профессор вытащил седьмую фотографию, с которой смотрел искомый террорист. Третьего мужчину он напоминал весьма отдаленно – и не больше, чем пятого. Человек со стороны запросто мог бы заявить, что эти люди вообще не похожи. Нелл изо всех сил постаралась не выдать своей досады.

– Не волнуйтесь, – успокоил ее профессор Урбана. – Ни у кого не получается. Просто это подтверждает, что ничто человеческое вам не чуждо. Я лишь стремлюсь доказать, что полиции нужны более совершенные технологии.

– Например?

– Ну, самые явные нарушения, вроде прямых наущений со стороны следователей, мы опустим. Во-первых, фотографии следует показывать последовательно, а не все сразу. Во-вторых, и при выборе фотографии, и на очной ставке свидетель должен быть извещен, что преступник может и отсутствовать среди представленных вариантов. И в-третьих, дистракторы – неправильные ответы в многовариантных тестах – следует подбирать справедливо. Возьмем крайний случай: свидетель уже описал белого мужчину, а пять из шести возможных подозреваемых – черные. Это несправедливо. – Профессор Урбана убрал папку. – Но основная реформа заключается в том, чтобы внедрить в обязательном порядке так называемую процедуру двойной анонимности.

– Что это значит?

– Это значит, что офицер, ведущий дознание, не должен знать, кем является подозреваемый. Это исключит возможность подсказки, хоть явной, хоть неявной, хоть и вовсе подсознательной. Я сейчас как раз работаю над статьей об имплицитной коммуникации и о невербальных сигналах. Среди примеров можно назвать смену позы (наклон вперед, расслабление плеч) и интонации, косые взгляды, покашливание, даже своевременное чихание. – Фрисби вновь пролетела за спиной профессора. Он глянул на часы. – Боюсь, мне пора на занятия. У вас еще есть вопросы?

У Нелл было множество вопросов, но адресованы они были не ему.

Она двигалась в сторону трассы. Взятый ею маршрут – на запад от улицы Сан-Чарльз – неумолимо привел ее к дому, где вырос Джонни. Это был красивый особняк в самом центре города. Его родители, которых она едва знала и так и не полюбила, не поддерживали отношений с ней после похорон, если не считать подарка, присланного после рождения Норы, и нескольких рождественских открыток. Через восемь-девять лет после гибели Джонни на глаза Нелл попался некролог его матери в газете. Возможно ли, что его отец до сих пор живет в этом доме? Нелл чуть сбавила скорость, проезжая мимо. Ей помнилось, что дом был белый с черной кирпичной окантовкой; теперь же стены были выкрашены кремовым и зеленым. Вокруг вырос забор – высокий, из кованого железа, с пиками на концах. У забора стоял мальчик-газетчик. С другой стороны решетки его сердито прогонял какой-то старик в соломенной шляпе. Да, это был отец Джонни, ссутулившийся, усохший. Нелл не стала останавливаться.