Текст книги "Убийственное совершенство"

58

– Мне кажется, мы должны еще раз показать их психологу, доктору Тэлботу. Ты согласен, Джон?

Джон сидел за кухонным столом, обхватив ладонями бокал с мартини. Он никак не мог успокоиться после разговора с лингвистом Регги Четвинд-Каннингемом и сильно волновался из-за письма, которое получил от Калле Альмторпа.

Три супружеские пары, побывавшие в клинике Детторе, были убиты.

Господи.

У трех пар, посетивших Детторе, родились близнецы. Убийства произошли в Америке. Единственное облегчение – расстояние.

Пока.

– У этого твоего коллеги-лингвиста есть хоть какое-то объяснение? Как они это делают? Говорят на идеальном английском наоборот, да еще с каждой четвертой пропущенной буквой?

Джон покачал головой:

– Нет.

– Мы ждем, когда же они наконец заговорят, когда произнесут свои первые слова вроде мама и папа, они все молчат, и вдруг выясняется, что они прекрасно умеют разговаривать, да еще используя шифр? Тебя это не пугает? Меня пугает. И очень.

Джон задумчиво посмотрел прямо перед собой:

– Меня тоже. Это так странно…

– Как ты думаешь, может, это Детторе что-то сделал? Повлиял на какой-нибудь важный ген и теперь их мозг как-то не так работает?

– Я думаю, пока еще рано делать выводы. Наверное, если они будут продолжать так говорить, нам следует показать их неврологу.

– Может быть, нужно сделать это уже сейчас?

Джон встал, подошел к радионяне, укрепленной на стене, и прислушался.

– Они не спят?

– Нет. Я ждала, когда ты вернешься, чтобы мы могли искупать их вместе.

Наоми села за стол. Джон проводил ее взглядом. Она была бледна и расстроена, и он чувствовал себя ужасно.

– После всего, что нам пришлось пережить. – Она закрыла лицо руками. – Господи, почему жизнь так несправедлива?

– У нас двое чудесных малышей, милая.

– Двое чудесных фриков.

Джон подошел к ней, положил руки на плечи и поцеловал в щеку.

– Никогда так не говори. И даже не думай. Люк и Фиби – это то, что мы хотели. Они умные. Они гораздо умнее, чем другие дети в их возрасте. Нам просто нужно к этому привыкнуть.

– Почему они говорят на зашифрованном языке? Люди делают так, когда у них есть тайны. Зачем им это? У них так устроен мозг или они гораздо умнее, чем мы можем понять?

– Я не знаю, – беспомощно признался Джон.

Наоми взглянула на него:

– Мы совершили ошибку, да?

– Нет.

– Я просто хочу, чтобы у нас была… ну, понимаешь… нормальная жизнь. Нормальные дети.

– Нормальные дети – как Галлей?

Оба замолчали. Джон снова посмотрел на радионяню и поднял свой бокал.

– Я не это имела в виду, – сказала Наоми. – И ты это знаешь.

Он стал рассматривать нанизанные на шпажку оливки. Как будто это были руны, и он старался разгадать их значение.

– Они иногда так смотрят на меня, – опять заговорила Наоми. – Будто… будто я – пустое место. Ничто. Такая машина, которая нужна для того, чтобы кормить и обслуживать их.

Они поднялись наверх. Поравнявшись с дверью детской, Наоми сказала:

– Мне кажется, нам пора подумать о том, чтобы поместить их в разные комнаты. Доктор Тэлбот об этом говорил. Это поможет им развиваться как отдельные личности.

– Он сказал, это нужно сделать, когда они немного подрастут.

– Я знаю, но все же мне кажется, пора начать разделять их сейчас.

Джон приложил палец к губам. Они замолчали. Было слышно, как Люк и Фиби оживленно разговаривают друг с другом. Судя по всему, беседа велась на том же самом зашифрованном языке.

Он открыл дверь, и голоса немедленно стихли.

– Привет, Люк, привет, Фиби, – поздоровался Джон.

Дети сидели на полу и играли с деревянными кубиками. Люк был в полосатой толстовке, мешковатых джинсах и кроссовках. Растрепанные волосы спадали на лоб. На Фиби был сиреневый спортивный костюм; ее прическа была в полном порядке. Оба, как всегда, молча смотрели на своих родителей. Две пары ясных голубых глаз, воплощение невинности и наивности. Джон бросил быстрый взгляд на Наоми. Пораженная не меньше его, она уставилась на пол. На ковре красовался сложенный из кубиков абсолютно правильный, безупречный фрактал[5]5
  Фрактал – бесконечно самоподобная геометрическая фигура, каждый фрагмент которой повторяется при уменьшении масштаба.


[Закрыть] Мандельброта. Фигура напоминала круги на полях.

– Ибитеврп клтеирп, – произнес Джон.

Люк и Фиби никак не отреагировали.

– Красивая фигура, – сказала Наоми.

Джон быстро вышел из детской, метнулся в спальню и вернулся, держа в руках фотоаппарат.

– Купаться! – весело воскликнула Наоми.

Джон сфотографировал детей рядом с их произведением.

– Очень красиво, Люк. Красиво, Фиби. Вы сложили это вдвоем?

Люк и Фиби еще немного посмотрели на него, а потом, как по команде, расхохотались. Оба. Редчайший случай – они не улыбались никогда и никому. А сейчас смеялись вместе со своими родителями.

– Очень, очень красиво, – повторила Наоми. – Какие же вы оба умницы! – Она взглянула на Джона, надеясь, что у него есть какое-нибудь объяснение, но Джон молчал. – Мама пойдет и наполнит ванну.

Она вышла из комнаты. Джон сделал еще несколько снимков. Дети сидели на полу не шевелясь, следя глазами за каждым его движением. Из ванной послышался звук льющейся воды.

Он сунул фотоаппарат в карман, взял Фиби на руки и поцеловал ее.

– Умная девочка!

– Ястпук, – с улыбкой сказала Фиби.

– Ястпук, – с готовностью повторил Джон.

Он отнес Фиби в ванную и передал ее Наоми. Потом вернулся за Люком. Мальчик внимательно разглядывал фигуру на полу, словно погруженный в глубокую задумчивость.

– Это ты придумал, Люк? Или твоя сестра?

Люк показал на себя и улыбнулся.

Джон подхватил его на руки и поцеловал в лоб. Потом заглянул в огромные ярко-голубые глаза:

– Это очень умно, ты знаешь? Очень умно!

Люк расплылся в улыбке, и на секунду Джон ощутил абсолютное счастье. Он крепко прижал к себе сына.

– Ты такой умный мальчик! Мама и папа тобой так гордятся! Если бы ты только знал!

Они вошли в ванную. Наоми с засученными руквами стояла возле ванны и пальцем пробовала воду. Фиби, полураздетая, сидела на полу рядом с ней. Джон раздел Люка, подождал, пока Наоми не будет полностью довольна температурой, и осторожно опустил его в ванну. Люк, улыбаясь во весь рот, забил руками по воде, стараясь потопить желтую пластмассовую утку и маленький кораблик. Наоми сняла с Фиби штанишки, приподняла ее и тоже опустила в воду.

Зазвонил телефон.

– Ответишь? – попросила она Джона.

Он прошел в спальню и взял трубку. Звонила Рози.

– Привет! Как ты?

В свойственной ей манере Рози сразу же приступила к делу:

– Мы обедали с Наоми на днях. Джон, она выглядит ужасно. Ей обязательно нужно отдохнуть, иначе она сломается.

– Я думаю, мы оба устали.

– Так поезжайте в отпуск. Отвези ее в какое-нибудь хорошее место, к морю, к солнцу. Побалуй ее. Она прекрасная женщина, Джон. Она заслуживает того, чтобы ее баловали. Немного любви и нежности ей сейчас совсем не помешает.

– Все не так просто.

– Ошибаешься, все очень просто. Оставьте детей нам и поезжайте.

Внезапно из ванной раздался леденящий душу визг.

О господи.

– Джооооооооооооооон!

– Я перезвоню. – Джон выронил телефон и помчался на крик.

Он ворвался в ванную. Визжал Люк. Наоми, с остановившимися от ужаса глазами, прижимала к себе Фиби. Ее лицо и одежда были запачканы кровью. Вода в ванне была алой. Кровь стекала по ногам Фиби и по краю ванны.

– Помоги мне! – крикнула Наоми. – Ради бога, Джон, помоги мне!

59

– Все хорошо, моя милая, – повторяла Наоми. – Все хорошо.

Они сидели в кабинете детского врача. Фиби вцепилась в свитер матери, как будто это был спасательный плот в бушующем океане, и кричала во всю силу легких.

Доктор Клайв Оттерман, невысокий, приятный мужчина с добрым лицом, постоянно хмурился; его брови были всегда сдвинуты к переносице, и это напоминало Наоми Бастера Киттона. Он стоял возле смотровой кушетки с таким видом, словно ему было совершенно некуда торопиться.

Наоми прижала Фиби к себе и поцеловала.

– Это хороший доктор, милая. Ты уже встречалась с ним много раз. Он не сделает тебе больно.

Фиби не унималась. Наоми взглянула на Джона, беспомощно стоявшего рядом. Они оставили Люка с ее матерью, которая приехала на день.

Доктор Оттерман заложил руки за спину и улыбнулся. У него было лицо человека, привыкшего к любым детским капризам.

– Он не сделает тебе больно, мамочка обещает!

Фиби заревела еще громче. Наоми посмотрела на Джона. Ей захотелось крикнуть: «Ты же отец, в конце концов! Сделай что-нибудь!»

Но он только пожал плечами.

Она поднесла Фиби к кушетке и попыталась положить ее, но Фиби закричала и с такой силой вцепилась в ворот свитера Наоми, что чуть не порвала его.

– Милая, это хороший доктор, он просто хочет на тебя посмотреть.

Крик усилился, если только это вообще было возможно. Наоми в отчаянии посмотрела на врача.

Ты же специалист! Ради бога, ты должен знать, как управляться с детьми!

Как будто подслушав ее мысли, доктор Оттерман вдруг достал из-за спины Барби и пртянул ее Фиби. Эффект был мгновенный и поразительный. Фиби схватила куклу, и ее личико расплылось в улыбке.

– Барби! – вдруг сказала она.

Наоми не могла поверить ни глазам, ни ушам. Она в полном изумлении уставилась на Джона, словно ожидая подтверждения тому, что сейчас произошло, и он ответил ей столь же изумленным взглядом.

Фиби заговорила! Она произнесла свое первое слово!

Джон просиял.

– Барби? – переспросил доктор Оттерман. – Тебе нравится Барби, Фиби?

– Барби, – повторила Фиби и хихикнула.

Несмотря на все беспокойство, Наоми вдруг ощутила прилив счастья. Она разговаривает! Ее маленькая девочка разговаривает! И совершенно нормально! Это невероятно! Она посмотрела на Джона. Ей хотелось броситься ему в объятия и разрыдаться от радости.

– Ты любишь Барби? – спросил доктор Оттерман. – Любишь с ними играть?

– Барби! – сказала Наоми. – Смотри, милая, Барби! – Она повернулась к врачу: – Она заговорила, доктор! Это ее первые слова! – От счастья она была готова обнять и его.

– Барби! – сказал Джон, глядя на Фиби.

– Барби! – снова повторила Фиби и разразилась смехом, словно это была самая забавная вещь на свете. – Барби! Барби!

На глазах Наоми выступили слезы. Джон обнял ее и прижал к себе.

– Невероятно, – прошептала Наоми.

– Я же говорил тебе – с ними все в порядке.

– Говорил, – согласилась она, с трудом сдерживаясь, чтобы не расплакаться.

Фиби, уже не оказывая никакого сопротивления, позволила доктору Оттерману и Наоми снять с себя одежду. Она постоянно повторяла слово Барби, как будто сделала самое важное открытие в своей жизни.

Врач внимательно осмотрел ее. К удивлению Наоми, Фиби даже не протестовала, когда он взял у нее кровь на анализ. Затем он быстро произвел внутренний осмотр с помощью лапароскопа и осторожно провел салфеткой между ног Фиби. На ткани остались следы крови.

– Барби, – еще раз сказал доктор Оттерман, как будто это был секретный пароль.

– Барби, – отозвалась Фиби.

Врач снял перчатки, вымыл руки, помог Наоми одеть девочку и сел за стол.

Он сделал какие-то записи в истории болезни, отложил ручку и нахмурился. Потом снова взял ее и откинулся на спинку стула.

– Доктор и миссис Клаэссон, – начал он. – Это кровотечение, что началось вчера… Скажите, вода в ванне была очень горячей?

– Не более горячей, чем обычно.

– Я собираюсь отослать анализ в лабораторию. Результаты будут готовы через несколько дней.

– Что с ней? – спросила Наоми. – Она больна? То есть… внутреннее кровотечение – вы думаете, оно могло быть вызвано слишком горячей водой или это что-то…

Ей показалось, что доктор Оттерман отчего-то смутился.

– Не будем торопиться с выводами. Я думаю, надо дождаться результатов анализов.

– «В-выводами»? С какими выводами? – встревоженно спросила Наоми.

Врач встал:

– Я действительно не хочу, чтобы вы волновались раньше времени. Я позвоню вам, как только узнаю результаты.

– Но как вы думаете, что это может быть? – настаивал Джон. – Каково ваше личное мнение?

– Внутреннее кровотечение – это в любом случае плохо, ведь так? – добавила Наоми.

– Есть целый ряд возможных объяснений. Давайте подождем, – уклонился от ответа Оттерман.

– Еще мы хотели посоветоваться с вами по поводу этого языка, который придумали они с Люком, – сказал Джон. – Что вы об этом думаете?

Врач развел руками:

– Я сбит с толку. – Он заглянул в свои записи. – Вы консультировались у психолога, доктора Роланда Тэлбота, несколько месяцев назад, так?

– Да.

– Он считает, что ваши дети – необыкновенно одаренные. На вашем месте я бы не стал слишком переживать по этому поводу, хотя должен сказать, эта фигура, которую они сложили из кубиков, меня сильно впечатлила. Это серьезная математическая задачка. Мы все еще знаем очень мало о том, как работает человеческий мозг. Существует масса свидетельств того, как удивительно взаимодействуют между собой близнецы. Выдающиеся математические способности иногда являются признаком аутизма…

– Аутизм? Вы полагаете, у них аутизм? – перебила его Наоми.

– Это просто одно из возможных объяснений, хотя лично я так не думаю. Но мы должны принимать в расчет и его. – Он немного помолчал и продолжил: – Каким-то образом у них проводящие пути нервной системы работают так, что они могут производить в уме подобные вычисления. Нам с вами это кажется невероятным, но для них это вполне естественно. Начиная с определен ного момента внутриутробного развития и до семи лет наш мозг формирует сам себя. Вполне возможно, это просто фаза их развития. Через несколько лет они могут утратить эту способность. Если же перемен не будет, я могу порекомендовать вам очень хорошего детского психиатра в Брайтоне. Вы отведете детей к нему на консультацию. Но я уверен, это не понадобится.

– Я очень надеюсь, что так и будет, доктор, – сказала Наоми. – Мне кажется, все это очень странно. Если не сказать больше.

Оттерман проводил их до двери.

– Я позвоню вам, как только узнаю результаты. А до этого постарайтесь все же не волноваться.

Доктор Оттерман позвонил через два дня. Его тон всерьез напугал Наоми. Он предложил им приехать к нему как можно скорее, в любое удобное для них время. И по возможности без детей.

60

Кабинет Оттермана как будто сильно изменился за истекшие три дня. Желтые стены, большое окно – в понедельник утром они выглядели светлыми и жизнерадостными. Сейчас кабинет казался мрачным, темным и угнетающим. Наоми и Джон сидели на стульях напротив письменного стола Оттермана. Сам он на минуту вышел, чтобы ответить на какие-то вопросы секретарши. Оконные стекла задрожали. Дождь заливал мостовые, дома, поля; город сотрясался под порывами ураганного осеннего ветра.

Наоми поежилась от холодного сквозняка. У чертовой природы полно приятных сюрпризов. Ураганы, торнадо, землетрясения, извержения вулканов, наводнения, метеориты, астероиды. Болезни.

Она нащупала руку Джона, он сжал ее и повернулся к Наоми, словно хотел сказать что-то. Но в этот момент в кабинет вошел доктор Оттерман:

– Прошу извинить меня за задержку.

Он уселся за стол, устроился поудобнее, взглянул на экран компьютера, вытащил из черного стакана ручку и покатал ее между пальцами. Джон и Наоми с тревогой наблюдали за каждым его движением.

– Спасибо, что смогли приехать, – наконец произнес он. – Я подумал, что будет лучше, если я сообщу вам обо всем лично, потому что… словом, это очень необычный случай. Никакой опасности для жизни, но, конечно, у нас есть повод для беспокойства.

Джон и Наоми молчали, ожидая продолжения.

– Такое… как бы это сказать… Такое происходит с крайне немногими детьми. Нам нужно еще сделать электроэнцефалограмму, чтобы быть абсолютно уверенными, но лично я практически не сомневаюсь в диагнозе.

Снова этот бесконечный тоннель, отстраненно подумала Наоми. Нас опять затягивает в тоннель. Как с Галлеем. Анализы. Больницы. Еще анализы. Еще специалисты. Еще больницы.

Оттерман сунул ручку обратно в стакан, немного подумал и снова вытащил ее. Потом по очереди посмотрел на Джона и Наоми.

– Это кровотечение – я не хотел высказывать вам свое собственное мнение, пока не получил подтверждение. Теперь у меня на руках результаты анализов, но и они не дают стопроцентной уверенности. Словом, у Фиби имеются некоторые симптомы синдрома Мак-Кьюна – Олбрайта.

Джон и Наоми обменялись озадаченными взглядами.

– Простите, как вы сказали? – переспросил Джон. – Синдром Мак-Юэна – Олбрайта? Никогда не слышал о таком.

– Да-да, синдром Мак-Кьюна – Олбрайта, – несколько нервно подтвердил Оттерман и слегка покраснел. – Его еще называют преждевременным половым развитием.

– Половое развитие? – повторила Наоми.

Он кивнул.

– Это врожденное отклонение, характеризующееся различными формами раннего полового созревания у детей, а также рядом других физиологических изменений.

– Половое созревание? – не поверила Наоми. – Что вы пытаетесь сказать? Фиби еще не исполнилось двух лет, а вы говорите нам, что у нее наступило половое созревание?

Оттерман беспомощно посмотрел на нее:

– Боюсь, что именно это я и пытаюсь сказать. Каким бы невероятным это ни казалось, но у Фиби наступили первые месячные.

61

Усевшись в машину, они некоторое время потрясенно молчали. Джон вставил ключ в замок зажигания, но мотор не завел. Он уронил руки на колени. Автомобиль содрогался под порывами ветра.

Преждевременное половое развитие.

Наоми покачала головой, глядя на залитое дождем лобовое стекло.

Костный возраст начнет опережать биологический, уровень эстрогенов будет соответствовать уровню эстрогенов подростка или даже взрослого. Эстроген вызывает задержку роста. Многие дети с этим синдромом так и не достигают положенного роста. Рано развивается грудь. Если не лечить заболевание, то пятилетняя девочка превратится в подростка.

– Таблетки обязательно помогут, – сказал Джон. – Не переживай.

– Он сказал, они могут помочь. Они могут замедлить развитие этого синдрома, но не вылечат его до конца, вот что он сказал, Джон! Иногда это помогает – вот его слова. Иногда.

– По крайней мере, угрозы для жизни нет. – Джон подумал пару секунд. – И – все нам говорят, что для своего возраста они очень крупные. Фиби не была бы такой крупной, если бы у нее была задержка роста.

– А Люк? Почему он такой крупный?

– Я не знаю. И почему Фиби такая – тоже.

– Доктор Оттерман говорит, что по физическому развитию они ближе к трех– или даже четырехлетним детям, а не к двухлетним.

– Но он же сказал, что скорость их роста, возможно, замедлится.

– А что, если нет?

– Я уверен, что так и будет.

– А почему ты так уверен, Джон? Что придает тебе уверенности? Честное слово доктора Детторе?

Он промолчал.

– Я хочу, чтобы дети прошли все возможные обследования, – не успокаивалась Наоми. – Я хочу знать, каких еще сюрпризов нам ожидать. Хочу знать, что сделал с ними этот псих.

Джон завел мотор и стал выруливать со стоянки.

– Доктор Оттерман сказал, что на нее это никак не повлияет и она сможет жить нормальной жизнью, – тихо заметил он.

– Для большинства женщин, Джон, жить нормальной жизнью – значит иметь детей. Ты хоть представляешь себе, как она себя почувствует, когда станет подростком, а все ее друзья будут еще детьми? А когда она начнет ходить на свидания? А что будет, когда она влюбится? Как она объяснит кому-нибудь лет через двадцать, что произошло? «О, кстати, первые месячные у меня начались, когда мне не было еще и двух лет, так что к четырнадцати я благополучно пережила менопаузу»?

– Он так не говорил, милая. Он сказал, этот синдром не влияет на менопаузу. Что у нее не будет ранней менопаузы.

– Он сказал, что не знает, Джон. Что все будет понятнее после энцефалограммы. И что не бывает двух одинаковых случаев. – Она порылась в сумке, достала упаковку бумажных носовых платков и высморкалась. – Задержка роста. Отлично. Мы высказали Детторе пожелание, чтобы наш сын был высоким, и в результате наша дочь будет карлицей.

– В данный момент тебя, наоборот, беспокоит, что она слишком крупная для своего возраста. Она не будет карлицей.

– Откуда тебе знать?

– Слушай, за двадцать лет медицина сделает огромный шаг вперед. И если окажется, что…

– Конечно, – перебила его Наоми. – Великие открытия в медицине. И Фиби – жертва одного из них. Просто чудесно узнать, что наша дочь – морская свинка. И фрик.

– По-моему, фрик – это слишком. Она не фрик.

– А кто она? Какой эвфемизм тебе больше нравится? «Имеющая проблемы с ростом»? Или «имеющая проблемы с половым развитием»? Может быть, фрик – это слишком реалистичное слово? Но так оно и есть, Джон! Это реальность, и мы должны смотреть правде в лицо. Благодаря доктору Детторе, сбережениям всей нашей жизни и деньгам моих родственников мы произвели на свет фрика. Как тебе нравится это?

– По-твоему, лучше бы она не рождалась? Лучше бы они оба не рождались?

– Я не знаю. Я не знаю, что чувствую. А ты? Ты что думаешь? Я понятия не имею, что творится у тебя в голове.

– Все, чего я хотел, – это… – Он замолчал.

– Чего? Чего же ты хотел, Джон? Скажи мне, я вся внимание! И я очень советую тебе включить «дворники». Так мы могли бы хотя бы видеть, куда едем.

Он включил «дворники» и выехал на проезжую часть.

– Я не знаю, – наконец выговорил он. – Я не знаю, чего хотел на самом деле. Наверное, самого лучшего для детей. Для тебя и для меня. Я просто старался сделать так, чтобы всем было хорошо.

– Вот, значит, как ты предпочитаешь думать?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты правда хотел, чтобы всем было хорошо? Или ты хотел удовлетворить свои амбиции ученого?

Он резко затормозил.

– Ты мне не веришь, да?

– Я не знаю, чему мне верить, Джон.

– Это очень обидно, то, что ты говоришь.

Она пожала плечами.

– Наоми, я всегда говорил тебе правду. Когда я узнал про клинику Детторе, я рассказал тебе все, что знал. И я говорил, что мы идем на риск, отправляясь к нему. Мы приняли это решение вместе.

– Может быть, про риск ты сказал не слишком внятно? – с горечью спросила Наоми.

– А может быть, ты плохо слушала? – мягко возразил Джон.

Она повернула голову и посмотрела на него в упор. Посмотрела на человека, которого когда-то так безумно, так страстно, так горячо любила. С которым прошла сквозь огонь и воду. Который дал ей силу оправиться после смерти их сына и жить дальше.

Она посмотрела на него с такой ненавистью, что, если бы сейчас в руке у нее оказался нож, она бы, не задумываясь, воткнула его этому человеку в грудь.