Текст книги "Убийственное совершенство"

91

Американец. Распятие на груди.

Джон сидел за столом в своем кабинете. Его била крупная дрожь.

Совершенно не обязательно, что это что-то означает. Может, ничего страшного.

Вот только веселая компания психов-американцев, называющих себя Апостолами, убивает людей, зачавших близнецов в клинике Детторе. А пару часов назад американец, который носит на груди распятие, случайно позвонил в дверь дома в английском захолустье, а в этом доме по чистому совпадению как раз живет пара, которая обращалась к Детторе и у которой родились близнецы.

Он судорожно пытался придумать, что делать дальше. В доме установлены окна повышенной прочности. С запорами. Световая сигнализация. Дверные замки особой надежности. Внутренняя сигнализация, подключенная к пульту местной полиции. Тревожные кнопки. Что теперь? Может, увезти на время Наоми с детьми? На всякий случай? Поехать в Швецию.

Или переехать в гостиницу. Но на какой срок?

Они собирались завести сторожевых собак. И, кроме того, оставалась еще одна мера безопасности. Фирма, которая устанавливала охранную систему, предлагала еще одну опцию, которая в свое время показалась им с Наоми дороговатой и не слишком полезной. Теперь Джон жалел, что они не согласились. Он открыл шкаф, где хранил документы, и нашел в нижнем ящике папку с надписью «Охранные системы».

Потом позвонил в фирму, чтобы узнать, как быстро они смогут установить камеры наблюдения. Секретарь сообщила, что это займет около десяти дней. Джон сказал, что готов сделать заказ прямо сейчас, если фирма возьмется за установку завтра. После нескольких минут переговоров его заверили, что сотрудники компании прибудут завтра ровно в девять утра.

Джон повесил трубку и быстро настрочил электронное письмо Калле Альмторпу в посольство Швеции в Куала-Лум пуре:

Калле, надеюсь, что Рождество и Новый год прошли хорошо. Снега не было, я полагаю?

В декабре ты писал, что, по словам твоего знакомого из ФБР, у них появился след в деле Апостолов третьего тысячелетия. Дело в том, что у меня возникла потенциально тревожная ситуация и я не знаю, насколько мне стоит волноваться. Если у тебя есть какая-нибудь еще информация, пожалуйста, дай мне знать как можно скорее.

Передавай привет Анне и детям.

Hдlsningar!

Джон.

Он отправил письмо и пошел вверх, в запасную спальню. Люк и Фиби, как обычно, сидели на полу перед компьютером. Должно быть, они слышали, как он вошел, потому что картинка на экране моментально сменилась на другую, как будто они поспешили закрыть одно окно и открыть вместо него другое, более безобидное.

– Привет! – сказал Джон.

Никто из детей не посмотрел в его сторону.

– Люк! Фиби! Привет! – повторил Джон, уже громче.

Близнецы медленно повернули голову, улыбнулись, как по команде, и одновременно произнесли:

– Привет.

Казалось, они послушно выдают именно ту реакцию, которая от них ожидалась.

Холодок пробежал у него по спине.

Люк и Фиби выглядели безупречно опрятно. Само совершенство. На Фиби был темно-зеленый спортивный костюм и идеально белые кроссовки. На Люке – темно-синий свитер с высоким горлом, отутюженные джинсы и кроссовки без единой пылинки. Оба были аккуратно, волосок к волоску, причесаны. На долю секунды Джону почудилось, что он разговаривает не с людьми, не с собственными детьми, а с парой роботов. Ему захотелось немедленно выйти из комнаты и закрыть за собой дверь, но он тут же подавил в себе этот порыв. Нужно поступать так, как советует доктор Микаэлидис.

Он подошел к Люку и Фиби, наклонился и по очереди подставил им щеки. И один и другая резко отдернули голову.

– Не поцелуете папочку?

– Поцелуи приводят к сексу, – заявил Люк и снова уставился в экран.

– Что? Что ты сказал, Люк? – изумленно переспросил Джон, отчаянно надеясь, что он ослышался или неправильно понял.

– Мы ни с кем не целуемся, – сказала Фиби. – Мы не хотим подвергнуться сексуальному насилию. – И тоже повернулась к экрану.

– Но… – Джон пытался придумать, что сказать в ответ, но его мозг отказывался повиноваться. – Послушайте… – Он беспомощно посмотрел на сияющий белый корпус компьютера, на клавиатуру, мышку, разноцветный коврик. Пахло разогретой пластмассой.

Он был буквально ошеломлен. Более чем ошеломлен.

Люк двинул мышкой и навел курсор на квадратик. Потом дважды щелкнул на него, и квадрат раскрылся, как окно. На эк ране возник длинный ряд чисел.

Джон подошел к стене и выдернул шнур из розетки. Близнецы посмотрели на него без всякого удивления.

– Прошу прощения, – начал Джон. – Что это еще за разговоры о сексуальном насилии? Откуда вы это взяли? Из Интернета?

Люк и Фиби промолчали.

– Вот что вы думаете о маме и обо мне? Что мы хотим подвергнуть вас насилию? Если это шутка, то совсем не смешная.

Люк и Фиби встали и вышли из комнаты.

– Люк! Фиби! – крикнул Джон вслед. Он изо всех сил старался сдерживать гнев. – Вернитесь, я с вами разговариваю.

Он выскочил в коридор:

– ЛЮК! ФИБИ! ВЕРНИТЕСЬ СИЮ ЖЕ СЕКУНДУ!

Не обращая на него внимания, они продолжали спускаться по лестнице.

Джон хотел догнать их, но остановился. И что теперь делать? Как реагировать на такое поведение? Люк и Фиби вели себя как трудные подростки. Может, так оно и есть на самом деле?

Теперь его по-настоящему трясло, уже от ярости. Ему страшно хотелось схватить детей за ворот и хорошенько встряхнуть, чтобы их мозги наконец-то встали на место. Но Шейла Микаэлидис предупредила, что любые конфликты с Люком и Фиби только заставят их уйти еще глубже в себя. Точно как у подростков, подумал Джон.

О да, конечно, доктор Микаэлидис. Легко сказать. Но как тут не выйти из себя, когда слышишь такие вещи?

Вспомнив, зачем он поднялся наверх, Джон прошел в их с Наоми спальню, нашарил под стопкой своих носовых платков два ключа, потом открыл гардероб и отодвинул в сторону свои костюмы и рубашки. Вешалки негромко звякнули. За одеждой скрывалась дверь оружейного сейфа. Он отпер ее и вытащил из сейфа тяжелое ружье. Двенадцатый калибр, российское производство. Джон приобрел его уже подержанным, получив после трех месяцев ожидания разрешение на хранение оружия. В то же время они установили охранную систему. Ему никогда не приходилось пользоваться оружием, и Наоми крайне не одобрила эту идею. Но Джон всегда чувствовал себя спокойнее по ночам, вспоминая о лежащем в сейфе ружье.

Оно было тяжелее, чем он помнил. Ложа казалась теплой на ощупь, дуло было холодным как лед. Он переломил ствол, мимоходом восхитившись безупречной работой механизма, и заглянул в дуло. Потом вернул ствол на место. Раздался негромкий клик. Джон поднял ружье, прицелился и нажал на спусковой крючок.

Ничего.

Предохранитель! – вспомнил он, снял ружье с предохранителя, покрепче обхватил приклад, прицелился в окно и снова нажал на спуск. Ружье приглушенно щелкнуло. Все в порядке.

Джон присел на корточки и засунул ружье под кровать, так чтобы его было не видно и в то же время легко достать. Потом извлек из сейфа коробку с патронами, вынул четыре и положил их в ящик прикроватной тумбочки. Потом вернул коробку в сейф, запер его, спрятал ключ под носовыми платками и в раздумье присел на кровать.

Что еще можно сделать? Какие меры предосторожности принять? Хоть бы все это оказалось ложной тревогой! Может, все-таки они зря беспокоятся? В конце концов, Анна ни разу не бывала в Штатах – она боялась летать. Может, она перепутала акцент?

Джон спустился вниз, в кухню. Наоми готовила обед на скорую руку, Люк и Фиби сидели за столом.

Он прислонился к нагретой духовке.

– Скажите, Анна, а этот молодой человек, который заходил сегодня, точно был американец?

– Да, – уверенно ответила мать Наоми.

Джон секунду подумал.

– Вы говорите, он искал что-то другое. Он перепутал дома?

– Он сказал, что да. Джон, у вас тут действительно легко заплутать. Я сама заблудилась, когда приехала к вам в первый раз. Здесь совсем нет указателей.

– Не думаю, что он заблудился, – заметила Фиби, не отрываясь от телевизора.

Возникла пауза.

– Ты видела этого человека, Фиби? – спросила Наоми.

– Не обязательно на кого-то смотреть, чтобы понять, что человек не заблудился. – Фиби презрительно фыркнула.

– Почему ты решила, что он не заблудился? – спросил Джон.

По-прежнему не отрывая взгляда от экрана, Фиби подняла руку:

– Мы смотрим передачу. Пожалуйста, не мешайте.

Джон и Наоми посмотрели друг на друга. Мать Наоми улыбнулась.

Какая наглость!

По-хорошему, нужно было бы отшлепать Фиби, но они все еще боялись поверить в то, что дети действительно разговаривают с ними.

– Так, значит, он искал ферму? – продолжил Джон.

– Да, он так сказал. А, да, комбикорм!

– Комбикорм?

– Да-да, он сказал, что продает комбикорм. Хотя, по правде говоря, он был не похож на человека, связанного с сельским хозяйством.

Джон вернулся в кабинет и обзвонил все пять знакомых семей в округе, имевших фермерские хозяйства. По трем телефонам ему сказали, что никакие продавцы комбикорма с такими приметами к ним не заходили, и обещали перезвонить, если американец все же заглянет. На двух других номерах включился автоответчик, и Джон оставил сообщение.

Он попытался сосредоточиться на книге, воспользоваться неожиданно свободным от основной работы временем, но понял, что не может. Голова была занята мыслями о загадочном американце с распятием на шее.

Наоми позвала его обедать. После еды Джон надел непромокаемую куртку, резиновые сапоги, натянул на голову капюшон и отправился пройтись. Он старался не слишком удаляться от дома, чтобы не упускать из виду подъездную дорожку.

Одна и та же мысль не давала ему покоя.

А что, если бы они оказались дома, когда приезжал американец?

Позже, ближе к вечеру, пришел ответ от Калле Альмторпа. Автоматическое сообщение гласило, что в данный момент Калле отсутствует и пробудет в деловой поездке еще десять дней. Еще через некоторое время перезвонили те два фермера, которых Джон не сумел застать днем. Ни к кому из них сегодня никто не заходил.

92

В половине шестого мать Наоми собралась обратно к себе, в Бат. На улице уже окончательно стемнело и по-прежнему шел дождь. Джон снова надел куртку и резиновые сапоги, взял зонт и проводил тещу до машины. Потом поцеловал ее на прощание и вместе с Наоми махал ей рукой до тех пор, пока задние фары не скрылись из вида.

Джон прекрасно ладил с матерью Наоми, но обычно, когда она уезжала, ощущал непонятное облегчение. Ему нравилось, когда они с Наоми оставались одни.

Обычно, но не сегодня.

Сегодня он был сильно обеспокоен и, наоборот, хотел, чтобы Анна погостила еще. С фонариком в руке он обошел дом, проверяя, в порядке ли световая сигнализация. Каждый раз, когда датчик срабатывал и все вокруг заливалось ярким светом, он чувствовал себя немного лучше.

Наоми прилегла на диван в гостиной. У нее побаливала голова, боль становилась сильнее с каждой минутой, и она хотела спокойно почитать газету. Люк и Фиби, сидя на соседнем диване, внимательно смотрели старый музыкальный клип по MTV. Группа называлась The Corrs.

– Гром гремит, только когда идет дождь, – пела вокалистка.

Фиби вдруг схватила пульт и выключила звук.

– Это неправда! Гром гремит не только когда идет дождь. Почему они так поют? Мама! Почему они так поют?

Наоми отложила газету, приятно удивленная тем, что Фиби обращается к ней с вопросом.

– Что поют, милая?

– Гром гремит, только когда идет дождь. Все знают, что гроза – это атмосферное явление, сопровождаемое молнией и громом. Необходимым условием для образования грозовых облаков является состояние неустойчивости атмосферы, формирующее восходящие потоки. В зависимости от величины и мощности таких потоков формируются грозовые облака различных типов. Так что они имеют в виду? Одноячейковые облака, многоячейковые линейные грозы или суперячейки? Ведь именно суперячейки вызывают экстремальные по силе погодные явления, так? Но где тут общая картина? В мире ежедневно происходит около сорока тысяч гроз, то есть примерно четверть миллиона молний в минуту. Так откуда им знать? Какого хрена они несут?

– Фиби! – Наоми не знала, что поразило ее больше: лекция, прочитанная Фиби, или то, что она выругалась. И то и другое было ужасно. – Никогда больше так не говори, это плохое слово.

Фиби передернула плечами, как обидчивый тинейджер.

– Будьте так добры, окажите мне услугу, – попросила Наоми. – Пусть один из вас сбегает наверх и принесет мне парацетамол – у меня страшно болит голова. Таблетки в шкафчике над раковиной, в том, что с зеркалом.

Люк повернулся к ней:

– А какая именно у тебя головная боль, мама?

– Ужасная, вот какая.

– Но чем она вызвана? – спросила Фиби. – Травмой или нервным перенапряжением?

– Или нарушениями работы мозга? – добавил Люк.

– Или у тебя мигрень? Это действительно важно знать, – сказала Фиби.

Наоми в растерянности посмотрела на своих детей.

– Это такая головная боль, от которой помогут две таблетки парацетамола, о’кей? – наконец нашлась она. Браво. Шейла Микаэлидис наверняка бы одобрила такой ответ.

Близнецы немного помолчали, потом Люк произнес:

– Тогда я не понимаю.

– Я тоже, – согласилась Фиби. – Не совсем.

– Что именно вам непонятно? – спросила Наоми.

Люк чуть нахмурился:

– То есть ты хочешь, чтобы Фиби или я поднялись наверх и принесли тебе две таблетки парацетамола, потому что у тебя болит голова, так? Мы правильно тебя поняли?

– Да, Люк. Вы поняли меня правильно.

Люк снова нахмурился, напряженно размышляя. Потом повернулся к Фиби и что-то шепнул ей на ухо. Фиби быстро взглянула на Наоми и прошептала что-то в ответ.

– Все-таки мы озадачены, мама.

Наоми постаралась не показать раздражения.

– В чем дело, милый? Что вас так озадачило, объясни? По-моему, все довольно просто. – Боль усилилась. Она закрыла глаза и прижала пальцы к вискам. – У мамы очень, очень сильно болит голова. И она скажет вам большое спасибо, если вы сбегаете наверх и принесете ей две таблетки парацетамола. Вот и все.

– Позволь объяснить, чего мы не понимаем, – сказал Люк. – У тебя болит голова. Головная боль никак не влияет на способность ходить. Поэтому ты вполне способна сходить за таблетками сама.

На губах Люка мелькнула издевательская усмешка и тут же пропала – Наоми даже показалось, что ей почудилось. Он встал, пожал плечами, сходил наверх в ванную и вернулся с двумя маленькими капсулами.

* * *

Через некоторое время Наоми проснулась – так резко, будто ее толкнули. На экране надрывалась незнакомая рок-группа, но звук был приглушен. Из кухни доносился упоительный аромат жарящегося мяса. Джон готовит ужин?

Она сползла с дивана и поплелаcь на кухню. И замерла на пороге.

Фиби стояла на табуретке возле плиты и помешивала что-то в большой сковороде. Люк, стоя на другой табуретке, резал кружочками картофель. Рядом с ним лежала открытая поваренная книга.

Фиби, будто почувствовав ее появление, обернулась и выдала свою самую невинную улыбку.

– Привет, мама! – прощебетала она.

– Что… что тут происходит? – спросила Наоми и улыбнулась в ответ.

– Папа занят, он работает. Ты плохо себя чувствуешь. Мы с Люком решили приготовить сегодня ужин. Мы делаем шведские фрикадельки и «Соблазн Янсона» – картофель, запеченный со шпротами и сливками. Ты готовишь эти блюда каждый год на Рождество, и мы знаем, что вы с папой это любите.

На мгновение Наоми потеряла дар речи.

93

Лара замерзла. Дрожа от холода, она лежала в своей постели и прислушивалась к разбушевавшейся стихии. Здание общежития было расположено на склоне горы, сразу за монастырем. Эгейское море билось о скалы всего в нескольких сотнях ярдов внизу. Казалось, оно хочет поглотить монастырь вместе со всеми постройками, разнести весь остров. Тяжелые удары волн были похожи на раскаты грома.

Господь любит меня, и Иисус любит меня, и Дева Мария любит меня.

И мой Апостол любит меня.

И я среди своих.

Это было самое важное. С детства Лара чувствовала, что ей предназначена высшая доля, не такая, как всем остальным. Она всегда ощущала себя лишней, чужой и в своей собственной семье, и в школе; не умела сходиться с людьми. Она была одиночкой и в то же время ненавидела быть одиночкой. Все, чего ей хотелось, – это быть среди своих. Принадлежать к одному большому целому, быть нужной, любимой.

Она любила этих людей и была с ними. И преклонялась перед ними за то, что Господь делился с ними Своей мудростью. Она разделяла их взгляды. Сама она тоже считала, что нельзя просто взять и скрыться от мира; иногда нужно выйти ему навстречу, спуститься туда, в сточные канавы, и вступить в битву со злом, с Сатаной, во славу Господа.

Сквозь грохот волн сверху донесся слабый, еле слышный стук деревянного молота – монахов созывали к заутрене. Было половина третьего утра.

Это был ее третий январь на острове – и такой же трудный, как и два предыдущих. Несмотря на закрытые ставни, Лара почувствовала на щеке ледяное дуновение ветра и плотнее закуталась в одеяло.

Потом она сложила ладони. Красные, загрубевшие от постоянной работы руки.

И начала молиться.

Молиться за мужчину, чья фотография стояла на деревянной тумбочке у ее кровати. Милый, родной Апостол, с ласковым голосом и нежными пальцами. Она помнила все клятвы и обещания, что они дали друг другу.

Таймон.

Воспоминания о том, как они целую неделю молились рядом, в часовне, и о той единственной ночи, что им позволили провести вместе, поддерживали ее в течение трех долгих лет. Она хранила их в своем сердце, а любовь Девы Марии помогала ей. Дева Мария любила их троих – ее, ее дорогого Таймона и ее дорогого Сола, который спал сейчас в колыбельке рядом с кроватью. Скоро Солу исполнится два с половиной года.

Он еще ни разу не видел своего отца.

Лара улыбнулась, представив лицо Таймона, когда он увидит сына. Своего ребенка, своего мальчика, свое дитя, которое даровал им Господь и Дева Мария. Дева Мария избавила Лару от необходимости уничтожить семью грешников в Комо, людей по фамилии Гарделли. Когда она была беременна Солом, Господь послал ее в местный монастырь, где она должна была ждать знака свыше, чтобы исполнить свою миссию. Убрать с лица земли грешников и их отродья, сатанинское семя, мальчика и девочку – близнецов.

Но Дева Мария обрушила на машину Гарделли лавину в тот момент, когда они проезжали через ущелье в Доло митовых Альпах. Автомобиль свалился в пропасть, и его останки были погребены под девственно-чистым, белым снегом.

Тогда придите – и рассудим, говорит Господь. Если будут грехи ваши, как багряное, – как снег убелю; если будут красны, как пурпур, – как волну убелю (Ис., 1: 18).

Каждый день и каждую ночь Лара молилась об одном. Пожалуйста, Господи, и Сын Божий Иисус, и Пресвятая Дева Мария, верните Таймона домой, в мои объятия.

Пусть я снова почувствую в себе его семя, пусть рожу еще детей, и здесь, вдали от сточных канав, они окрепнут и обретут силу. Я и Таймон вырастим их вместе с другими детьми, и однажды они станут Твоими воинами, Господи, и пойдут в мир, и сокрушат зло.

Пожалуйста, верните его домой. Скорее.

94

Дождь не прекращая стучал по крыше машины Апостола. Именно о такой погоде он молился. В такую ночь, как эта, никто не высунет носа из дому. Ни один местный не пойдет выгуливать собаку и не обратит внимания на автомобиль, неизвестно зачем припаркованный позади школы.

Казалось, что кто-то из бездонного мешка сыплет гравий на крышу маленького, взятого напрокат «форда». Внутри пахло пластмассой, велюровой обивкой и мокрой одеждой. Все его тело покрылось сыпью и невыносимо чесалось.

Нервы.

Ощущение одиночества вдруг накрыло его с головой. Последнее испытание, ужасная ночь, чужая страна, бесконечный дождь, шлепающий по черным, как деготь, лужам. Но он сделает то, что должен сделать. Ради Господа, и ради Мастера, и ради своей любви к Ларе он выполнит свою миссию.

Лампочка над головой слабо освещала салон. Он развернул план дома грешников, который раздобыл во вторник в местном отделе архитектурного планирования в Льюисе, и в последний раз внимательно все проверил. Первый этаж. Второй этаж. Фасад. Задняя стена. Правая стена. Левая стена.

Дом был спланирован достаточно просто. Местоположение хозяйской спальни было очевидно, а сатанинские отродья располагались в одной из трех меньших комнат. Здесь важна быстрота действий. Скорость. Три года назад – но воспоминание было таким свежим, словно это было пару часов назад, – Мастер проводил инструктаж, и Апостол навсегда запомнил, что скорость – это главное. Нужно всегда представлять себе тикающий секундомер. Любое промедление грозит провалом.

Сегодня у него есть шесть минут. Не больше. На внешнем коробе сигнализации значилось название компании, устанавливавшей ее. Он разглядел его в день, когда заходил к грешникам. Остальное было легко. Он позвонил в компанию, представился – назвал имя грешника – и описал выдуманную проблему. Из пространного ответа инженера он получил все необходимые сведения о системе.

Он произвел расчеты и вывел, что на все ему потребуется шесть минут. Шесть минут – и он проберется через поле и сядет в свой арендованный автомобиль.

А потом…

В 3.30 – Евротуннель; билет на челночный поезд уже зарезервирован. Чтобы не ошибиться, он дважды проделал нужный путь, в воскресенье ночью и в понедельник. Движение на дорогах в это время минимальное, и с учетом всех ограничений по скорости на дорогу ему потребуется меньше двух часов.

К 5.30 он будет уже на автомагистрали, ведущей в Париж. Там он оставит машину на долгосрочной парковке в аэропорту Шарля де Голля и пересядет на автобус до аэропорта Орли. Полно времени, чтобы успеть на рейс до Афин в 11.05 утра. Потом, через два часа, рейс до Фессалоник. Оттуда – такси до порта Уранополиса. Там, когда стемнеет, его подберет катер Мастера и доставит на остров.

К Ларе.

Он взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Меньше чем через двадцать четыре часа он обнимет Лару и начнет новую жизнь в земле обетованной. Под любящим взором Господа.

Он свернул план и сунул его обратно в карман. Потом еще раз проверил свое снаряжение. Пневматическая винтовка. Прибор ночного видения. Фонарик. Швейцарский складной нож. Перчатки. Набор инструментов. Баллон со сжиженным пропаном. Аэрозольный баллончик с кетамином (добытый в Брайтоне) – обездвиживает на тридцать минут. Зажигалка. Пистолет «беретта» 38-го калибра, с глушителем и полным магазином.

Почему-то он нервничал. Гораздо больше, чем все предыдущие разы. Он снова нащупал в кармане гладкий тяжелый пистолет, достал его и погладил тусклый черный металл. Потом сжал в руке и дотронулся до спускового крючка.

Мастер предупреждал, что пистолет можно использовать только в самых крайних случаях. Если ты выстрелил из оружия, то рано или поздно это оружие с тобой свяжут. Использовать его – значит перейти Рубикон. Обратного пути уже не будет. Ты не сможешь больше быть Воином Армии Господа.

Он так устал быть Воином.

Он мечтал вернуться домой.

Он мечтал уснуть завтра ночью в объятиях Лары.

Поэтому он вытащил глушитель и поставил его на «беретту». Пришлось сделать несколько попыток – свет в салоне был тусклый, и он плохо видел. Потом снял пистолет с предохранителя – руки сильно дрожали – и положил его обратно в карман куртки. Теперь карман заметно оттопыривался.

Свет в спальне грешников тушили примерно в половине двенадцатого; так было все три раза, что он наблюдал за домом. Сейчас половина десятого. В полночь он перейдет поле и приблизится к дому.

Апостол закрыл глаза, сложил руки и начал молиться. Девяносто минут он будет неустанно просить Господа даровать ему сил.