Текст книги "Великие завоевания варваров. Падение Рима и рождение Европы"

То же самое применимо и к готам Радагайса. Они наверняка обладали тем же опытом, что и тервинги, и участвовали хотя бы в части их переходов, являясь одним из средоточий германской военной мощи, порожденной волной миграции на Черное море в III веке. Поскольку в IV веке готов к западу от Карпат не было, последователи Радагайса до обреченного на провал похода в Италию должны были совершить как минимум одно переселение – с Понта в Среднедунайский регион. Вандалы прошли не так далеко, как готы в III веке, но зато расширили сферу своего влияния по сравнению со временами Маркоманской войны, на юг от Северной и Центральной Польши к регионам бывшей римской Дакии в горах Трансильвании. Они, опять-таки, должны были до всех этих событий переселиться отсюда на запад, к предгорьям Альп, где их присутствие и было замечено в 402 году. Таким образом, во многом второй этап переселения народов касался групп населения с прочно укоренившейся привычкой к миграции, которые вполне могли отреагировать на серьезную угрозу или появление выгодных возможностей сменой своего местожительства.

Следовательно, мотивы, подтолкнувшие этих более поздних мигрантов к действию, вероятно, были схожими с теми, под влиянием которых пустились в путь готы в 376 году. Поскольку дата массового вторжения гуннов в Средне дунайский регион точно неизвестна, мы не можем установить, насколько серьезную угрозу они представляли для местных германцев. Пришлось ли им покидать свои дома в большей спешке, чем тервингам в 376 году? Ответа на этот вопрос нет, что, впрочем, не меняет того факта, что их мотивы были преимущественно политическими и мигрировали они не добровольно, а вынужденно. Они тоже искали новый и безопасный дом. Притока готов, аланов и вандалов на Среднедунайскую низменность и самого по себе, без возможного давления со стороны гуннов, хватило бы для того, чтобы создать там политические проблемы. Если возвращения сравнительно немногочисленного племенного объединения сарматов в приграничный регион в 359 году оказалось достаточно для того, чтобы дестабилизировать ситуацию, то массовый приток чужаков мог породить подлинный хаос.

Однако, как и в 376 году, это вовсе не исключает того, что иммигранты могли учитывать потенциальные экономические и прочие выгоды, которые они могли получить при грамотно организованном переселении на территорию империи. Если основным мотивом переселиться послужила возросшая угроза со стороны гуннов, то, как и в 376 году, знания о возможных преимуществах жизни в империи заставили будущих мигрантов выбрать конечной целью Рим. Следует сделать еще два наблюдения. Во-первых, найти новый дом за пределами империи было бы нелегко. Куда меньшая группа тервингов, которая предпочла уйти от Дуная в 376 году, вместо того чтобы добиваться разрешения перебраться на территорию Рима, в конечном итоге поселилась в Трансильванских горах или близ них. Однако, чтобы удержать эту территорию, им пришлось вытеснить уже обитавших там сарматов. Последние, в свою очередь, двинулись в империю[219]219
  Аммиан Марцеллин. Деяния. 31.4.13. Я полагаю, что в следующих источниках идет речь о сарматах, которых победил Феодосий перед тем, как возвысился: Феодорит Кирский. Церковная история. 5.5; Латинские панегирики. 12 (2). 12.9–10.


[Закрыть]. Сходным образом по дороге к Рейну в 406 году вандалы, как мы видели, встретились в жестоком сражении с франками, в котором они, по утверждениям источников, потеряли 20 тысяч человек (невероятная цифра!) – естественно, такая битва надолго осталась в памяти. Германия вовсе не состояла из свободных плодородных земель, которые можно было занимать кому угодно когда угодно, и если варварам пришлось бы сражаться за любые новые территории, куда бы они ни направились, то в Риме, по крайней мере, уровень экономического развития (а значит, и жизни) был куда выше. И как и тервинги в 376 году, большинство мигрантов второй волны достаточно хорошо знали империю, чтобы отдавать себе отчет в потенциальных преимуществах такого выбора. Активное информационное поле, другими словами, вполне могло заставить наших мигрантов обратить свой взор именно на Рим, точно так же как в 376 году надежды на успех стратегии экономического хищничества подтолкнули готов к решению идти к Дунаю – наравне с вполне реальным страхом перед гуннами. Во-вторых, как мы уже видели, есть все причины полагать, что успех готов в 376 году и их положение полуавтономного субъекта на римской территории послужили дополнительным стимулом для племен, снявшихся с места в начале V века, выбрать пунктом назначения именно Римскую империю.

Однако вряд ли кто-то из этих иммигрантов питал надежды на то, что их желания заполучить свои земли на римской почве будут удовлетворены без яростного сопротивления. Если таковые даже имели место, то они быстро рассеялись благодаря судьбе, постигшей армию Радагайса. Учитывая тот факт, что их миграция была попыткой вынудить Римскую империю пойти на определенные уступки, каждому племени была необходима внушительная военная сила. Как и в 376 году, это означало, что необходимо было набирать отряды из свободных граждан (или представителей аналогичного класса среди аланов)[220]220
  Кочевой характер экономики аланов позволяет сделать предположение, что ранее им была присуща социальная структура, отличная от сельскохозяйственных племен германцев, она была ближе к экономике вандалов или готов; такой вывод можно сделать из следующего источника: Аммиан Марцеллин. Деяния. 31.2.25.


[Закрыть]. По тем же причинам, что и в 376 году (а также на более поздних этапах германской экспансии в III веке и скандинавской – в IX), единственным возможным способом миграции оставался массовый переход – с участием десятков тысяч воинов, многие из которых брали с собой семьи. Тот факт, что иммигранты прекрасно представляли себе, какие опасности могли их подстерегать в затеянном походе, ярко проявляется в том, какого рода союзы они заключали, надеясь обеспечить успех задуманного предприятия. Пехотинцы скиры, которые были проданы в рабство как фермеры (лат. coloni) после того, как был разбит Улдин, вряд ли имели право выбора, а источники, касающиеся поражения Радагайса, не стоят того, чтобы их комментировать[221]221
  О скирах см.: Кодекс Феодосия. 5.6.3. Судьбы «лучших» последователей Радагайса, вступивших в ряды римской армии, резко отличаются от судеб большинства других, кто был продан в рабство. Это позволяет предположить, что у последних фактически не было выбора, сражаться или нет.


[Закрыть]. Но союз вандалов, аланов и свевов был совершенно новым объединением племен, которые в IV веке даже не соседствовали друг с другом. В тот момент он еще был недостаточно прочным, но даже такого рода объединение, скорее всего, потребовало долгих и напряженных переговоров. И похоже, не все были убеждены в правильности этого шага. Высказывались предположения, что множество вандалов-силингов осталось в своих землях, по крайней мере достаточно, чтобы дать этноним «Силезия», и, что куда убедительнее, что свевы по-прежнему обитали в Среднедунайском регионе, еще долго после того, как группа, мигрировавшая в 406 году, достигла северо-запада Испании.

Однако сопротивление империи было таким решительным и бескомпромиссным, что эти новые мигранты в конечном счете были вынуждены сменить стратегию. Улдин потерпел крах из-за дипломатии – посредники из Восточной империи сумели без боя переманить на свою сторону ключевых его сторонников. Им, скорее всего, предложили высокие посты в римской армии, в то время как многие из менее удачливых скиров были проданы в рабство в римские поместья. Судьба армии Радагайса была схожей. Некоторые из его сторонников, обладающие высоким статусом, сбежали с корабля и были приняты в римскую армию. Однако на сей раз масштаб был совсем другим. 12 тысяч «лучших» воинов Радагайса, принятых в армию Стилихона, возможно, с самого начала считали, что если они двинутся в путь в составе крупной группы, то в конечном счете смогут выторговать для себя лично более привлекательные условия при взаимодействии с римскими властями. Однако столь же вероятно, что смена сторон была крайним средством, к которому они прибегли в последний момент, осознав при приближении войска Стилихона, какая военная мощь им противостоит[222]222
  О войске Удцина см.: Созомен. Церковная история. 9.25.1–7; Кодекс Феодосия. 5.6.3. Радагайс: Олимпиодор Фиванский. История. Фр. 9 (о «лучших»). Павел Орозий (История против язычников. 7.37.13 и далее) указывает также на большое количество простых солдат, которые попали в рабство. «Лучшие» (лат. optimates) в труде Олимпиодора иногда также переводятся как «знать», но считать, что в то время существовала знать в таких количествах, просто абсурдно, поэтому это слово может относиться только к группе профессиональных воинов; см. главу 2. Представители элиты – как среди племен, пересекавших Рейн, так и среди бургундов (хотя, конечно, никто не сталкивался с такими мощными и стремительными контратаками Рима, кроме Радагайса и Улдина) – не отделяли себя так резко от общей массы населения.


[Закрыть].

Как и при переправе через Дунай в 376 году, перемещение племен и племенных объединений, ассоциирующееся с падением центральноевропейских границ Рима, лишь частично подпадает под традиционное представление о переселении германских народов. Во время кризиса 405–408 годов действительно имело место пересечение римских границ крупными группами, смешанными по составу, двинувшимися в путь по причинам, которые скорее крылись во внешних факторах, нежели в происходящих в империи событиях. И даже если некоторые из этих групп были слишком хорошо организованы и не напоминали потоки беженцев, иногда встречаемые в современном мире, их действия нередко можно объяснить в терминах современных миграционных моделей. Не в последнюю очередь переселенцами двигал ряд негативных и позитивных мотивов, к тому же они испытывали огромное влияние со стороны существующих политических структур и информационных полей. Здесь нужно также учесть, что эти объединения были сложными политическими ассоциациями, а не народами в традиционном понимании этого слова. У некоторых племен и объединений, участвовавших в переселении, действительно была своя история. Вандалы-хасдинги, к примеру, участвовали в Маркоманской войне II века. Но, как и все германские племена позднеримского периода, за несколько столетий они подверглись серьезной трансформации, вызванной постоянным взаимодействием друг с другом и с Римским государством, а это означало, что в их обществе появился довольно широкий спектр социальных классов и прав. Эта внутригрупповая сложная система только усилилась, когда были созданы межгрупповые союзы и коалиции, вроде того, что образовался между двумя отдельными племенами вандалов, аланами и свевами, с целью повысить шансы на выживание на римской территории. Это добавляет нарисованной нами картине должный размах, новые политические связи, а в отдельных случаях и культурную неоднородность (как в случае с кочевыми ираноязычными аланами). Даже если у некоторых элементов этих союзов имелись прочные связи друг с другом, это не опровергает того факта, что в империю вторглись новые, импровизированные политические союзы, а не давно существующие неделимые народы.

Поэтому не следует удивляться тому, что римские власти сумели уничтожить некоторые из них, направив основной удар по слабым швам в наспех скрепленной материи – к примеру, они привлекли на свою сторону сторонников Радагайса и Улдена из числа представителей элиты, даровав умеренно почетные ранги и посты при условии, что они перестанут подчиняться своему предводителю. Но внутренние разногласия, которые вполне естественно могли проявиться после создания еще пока непрочных союзов со сложной структурой, – это лишь часть истории. Другой поразительной чертой племен и объединений, сумевших пережить первые столкновения с Римом, была явная способность к повторению миграционного процесса.

Борьба за выживание

История всех крупных племен, пересекших границы империи, развивалась схожим образом. За их изначальным – и весьма нежелательным[223]223
  Единственная группа, чей приход был санкционирован властями, – это тервинги, приглашенные Валентом в 376 году, но мне кажется, что у него просто не было выбора, см. ранее.


[Закрыть] – вторжением на римскую территорию последовали периоды вооруженной борьбы. Им пришлось вынудить империю признать: их не победить, им не навязать привычную для Рима политику по отношению к иммигрантам, построенную на полном подчинении и интеграции. Для тервингов и грейтунгов эта борьба продлилась около шести лет, пока переговоры о компромиссном мирном договоре с Римской империей не были завершены (оно само вступило в силу 3 октября 382 года). Тот факт, что империя пошла на уступки, объясняется лишь военной мощью готов, в особенности их победами над двумя римскими императорами (Валентом в битве при Адрианополе 9 августа 378 и Феодосием в Македонии летом 380 года). Другие, не столь многочисленные народы тех времен – таифалы, сарматы и отдельные племенные объединения готов, – не прошедшие проверку на прочность в боевых условиях, встретили куда более жесткое обращение, за их поражениями последовала полная утрата идентичности, а члены групп были проданы в рабство римским землевладельцам[224]224
  Ср.: Heather (1991), глава 5 и приложение В. Я не верю, что император Грациан заключил с грейтунгами сепаратный мирный договор летом 380 года. Причины изменения римской политики именно по отношению к этим племенам готов легко объяснимы, см.: Stallknecht (1969). Куликовски (Kulikowski (2002) и Халсалл (Halsall (2007), 180 и далее) недавно пытались доказать, что ничего необычного в 382 году варварам не обещали, но этот случай пока еще не был подробно изучен (см. мою следующую работу).


[Закрыть].

История мигрантов, участвовавших в кризисе 405–408 годов, развивалась сходным образом. Прибыв без приглашения, они были вынуждены сражаться, чтобы заполучить новые земли. Некоторым не повезло. Многих последователей Улдина и Радагайса, как мы видели, ждала трагическая судьба – они были убиты или проданы в рабство, хотя отдельные представители этих групп сумели договориться с римскими властями. По крайней мере, изначально больше всего повезло вандалам, аланам и свевам. Учинив серьезные разрушения в Галлии, в 409 или 410 году они ворвались через Пиренеи в римскую Испанию, где перед ними открылись новые возможности. В 412 году, через шесть лет после прихода в империю, они разделили между собой часть ее провинций. Вандалы-силинги заняли Бетику, хасдинги – Галлецию, а аланы, будучи на тот момент самой крупной группой союза, заполучили более богатые территории Лузитании и Карфагеники (см. карту 9). Нет доказательств тому, что это разделение земель получило одобрение центральных римских властей, однако, судя по всему, оно представляло собой вполне упорядоченное использование экономических преимуществ региона, выходящее за пределы обычного грабежа[225]225
  Вполне может быть, что местные римские землевладельцы заключили договор с захватчиками, чтобы избежать неорганизованного и куда более разрушительного изъятия своего имущества. Ср. Идаций «Хроника» 41 (49): определенные группы захватчиков размещались в определенных провинциях, и возможно, что испанский консул вел переговоры от лица римской стороны.


[Закрыть]. Наличие временного промежутка между вторжением и последующим заселением определенной территории, что в 376 году, что в 406, совершенно оправданно. Большой поток вооруженных мигрантов, которых никто не ждал, не может сразу же прийти к согласию и миру с народами, уже населяющими соответствующий пункт назначения.

Однако нам нужен ответ на вопрос, почему через некоторое время после организации первых поселений (382 и 412 годы соответственно) обе волны иммигрантов снова двинулись в путь. Готы, обосновавшиеся на Балканах в 382 году, по традиционной версии, в 395 году подняли бунт под предводительством Алариха и провели большую часть следующих двух лет в странствиях по Греции в сопровождении семей и целого каравана с пожитками, а в результате добрались до Афин, прошли по Пелопоннесу и вернулись на север к Эпиру близ Адриатического моря. После недолгого перерыва они вошли в Италию в 401–402 годах и вернулись на Балканы, где пробыли вплоть до 408 года, после чего направились на запад и, проведя три года (с 408 по 411) в Италии, двинулись в Галлию, где наконец и осели. Схожим образом вандалы и аланы после недолгого проживания в Испании, продлившегося до 429 года, сели на корабли, пересекли Гибралтар и в два этапа мигрировали на восток к богатейшим провинциям в Северной Африке, находившейся под контролем Рима. Вскоре они получили в свое распоряжение земли, заключив договор с Мавританией и Нумидией в 437 году, а затем через два года более прочно обосновались в регионе, захватив Карфаген и часть провинций близ него.

Если рассматривать этот вопрос в долгосрочном аспекте, иммиграционный мотив тех, кто бежал от гуннов, приобретает отчетливый характер прерывистости. В прошлом пробелы в исторических источниках, касающихся этих процессов, никогда не мешали рассматривать эти вторичные переселения как продолжение истории тех же групп, которые двинулись в путь изначально. Однако в последнее время было выдвинуто предположение, что вторичные миграции уже куда больше похожи на действия мобильных армий, чем на перемещение смешанных групп населения, которые пересекли границы Рима; и в самом деле, в данном случае мы имеем дело с совсем иными группами – это становление полноценных военных отрядов, которые только изначально зависели от сил мигрантов. Данное предположение было особенно тепло встречено учеными, разделяющими мнение о том, что древние социальные единицы (вроде племен, вторгшихся на территорию Рима в 376 и 405–408 годах) не могли обладать достаточно сильным чувством групповой идентичности, чтобы держаться вместе после неоднократных конфликтов и бунтов, да еще на протяжении такого долгого времени[226]226
  См., например: Kulikowski (2002); Halsall (2007), главы 7–8.


[Закрыть].

Так армии или народы? И может ли наука о миграции помочь нам раскрыть тайну возобновляемой мобильности вандалов, готов и других племен?

Тот факт, что по такому простому и очевидному вопросу могут существовать разногласия, сразу же говорит о том, что наши источники далеки от идеала. Однако они куда больше рассказывают о том, что происходило с готами после 382 года, по крайней мере в некоторые периоды, и предоставляют вполне надежные свидетельства. В случае с готами главный вопрос заключается в том, действительно ли те, кто взбунтовался против Алариха в 395 году, в дальнейшем действовали от лица всех или хотя бы большинства готов, поселившихся в этих землях в соответствии с договором 382 года. В прошлом это обстоятельство никогда не оспаривалось, однако в свете новых представлений о том, что идентичность варваров должна была быть нестабильной, требуется доказать, что связь между готами, заключившими мир с Римом в 382 году, и взбунтовавшимися последователями Алариха действительно существовала. Но возможно ли это?

Говоря простым языком, ответ только один – «нет». Ни один римский историк не перечисляет всех сил, собравшихся под властью Алариха в 395 году, и не описывает, как именно он набирал сторонников. С другой стороны, речь идет о середине 1-го тысячелетия, поэтому это неудивительно. Не следует требовать доказательств, которые невозможно отыскать, и ни в коем случае нельзя на основании их отсутствия отрицать вполне возможную вероятность того, что в 395 году Аларих действительно возглавил мятеж, причиной которого послужил договор готов с империей 382 года. Спор ведется не о том, действительно ли все готы, поселившиеся здесь согласно договору, приняли потом участие в восстании, а о том, действительно ли именно те готы, которые в 382 году заключили соглашение с Римом, примкнули теперь к Алариху (или хотя бы значительная их часть).

Прежде всего нужно оговорить, что лучшие источники указывают именно на это. Два наших самых ранних, наиболее надежных, живших в интересующий нас период и независимых римских исследователя готского мятежа, Клавдиан на западе и Синезий на востоке, описывают последователей Алариха как тех готов, что в 382 году заключили с Римом мирный договор. Поставить под сомнение их свидетельства можно только при наличии серьезных и убедительных причин, по которым люди, жившие и писавшие свои труды в разных частях империи, для разной аудитории и с разными целями, стали бы намеренно искажать истину. Таковых пока предложено не было[227]227
  Клавдий Клавдиан. Поллентская, или Гетская, война. 166 и далее, 610 и далее (датируется 402 годом); Синезий Киренский. О царской власти (датируется 399 годом) и Heather (1988). Ни Куликовски (Kulikowski (2002), ни Халсалл (Halsall (2007), 189–194) не объясняют причины, почему эти авторы якобы сознательно искажали имевшие место события.


[Закрыть]. Более того, это простое наблюдение – сильный аргумент само по себе – можно подкрепить. Свидетельства Синезия и Клавдиана в последнее время отвергались исследователями на основании отрывка из труда греческого историка Зосима, который сообщает, что Аларих затеял мятеж еще во времена кампании Евгения, поскольку Феодосий отдал под его командование только варварские отряды наемников, а римские войска. Из этого делался вывод, что его амбиции и как следствие восстание в 395 году не могли касаться готов, подписавших соглашение с Римом в 382 году. Здесь, однако, есть три серьезные проблемы.

Во-первых, то, что изначально было связным рассказом об Аларихе современника тех событий, историка Евнапия, у историка VI века Зосима превратилось в нечто невнятное. Отбросить свидетельства современников Клавдиана и Синезия из-за трех строчек, написанных Зосимом гораздо позже (притом что его видение событий является довольно спорным) без поиска причин, которые могли бы заставить их обоих исказить факты, нецелесообразно с точки зрения методологии[228]228
  Зосим. Новая история. 5.5.4. Предпочтение достаточно короткого, не современного событиям и путаного сочинения Зосима, а не более ранних источников (использование которых может привести к отличной от общепринятой трактовки событий, связанных с Аларихом) – явление далеко не редкое, см.: Liebeschuetz (1992); Kulikowski (2002); Halsall (2007), 191–194. Среди прочих проблем следует отметить, что Зосим объединил две кампании Стилихона против Алариха (395 и 397) в одну и в его работе отсутствует упоминание о целом десятилетии истории готов под властью Алариха, что стало результатом объединения его двух основных источников: трудов Евнапия и Олимпиодора (Зосим. Новая история. 5.26.1; см.: Heather (1991), 210). Следовательно, сказать, что Зосим имел слабое представление о жизненном пути Алариха, будет сильным преуменьшением.


[Закрыть]. Во-вторых, приписывая Алариху желание обрести реальное влияние и власть в Риме, мы неизбежно сталкиваемся с одной проблемой. Всего через четыре года после начала восстания один генерал варварского происхождения из Восточной империи, некий Еайнас, воспользовался представившейся возможностью и с помощью взбунтовавшихся готских наемников захватил власть в Константинополе. «Зосимовский» Аларих был бы аналогичной фигурой в истории, и это признают те, кто согласен с его точкой зрения, однако из наших двоих авторов-современников тех событий Синезий вполне подробно и верно повествует о Гайнасе (Клавдиан о нем даже не упоминает)[229]229
  Деяния Гайнаса достаточно подробно освещены, хоть и с определенной долей враждебности: Синезий Киренский. О провидении, ср.: Cameron и Long (1993).


[Закрыть]. Почему историк стал бы искажать факты об Аларихе, хотя, несмотря на явную враждебность к Гайнасу, историк подробно описывает его действия? В-третьих, мы можем не сомневаться в том, что с самого начала последователи Алариха превратились в грозную военную силу, войско численностью больше 10 тысяч воинов, раз уже в 395 году они смогли противостоять полностью экипированной римской армии. Если мы не согласимся с Клавдианом и Синезием в том, что в восстании участвовали те же самые готы, что поселились на территории империи после подписания договора, то будет необходимо ответить на вопрос: откуда Аларих взял стольких солдат? Это было бы нелегкой задачей, учитывая, что генерал Стилихон к этому времени управлял обеими армиями – и востока, и запада[230]230
  По-моему, именно поэтому Либешутц (Liebeschuetz (1992) ошибается, считая Алариха командиром одного-двух полков готов в 395 году. Халсалл (Halsall (2007), 192–193) пытается обойти эту проблему, отрицая возможность объединения с готами 382 года, но соглашаясь с тем, что вооруженные силы, поддерживающие Алариха, были велики и в основном состояли из готов и обитателей Балкан. То есть фактически он приходит к выводу, что именно Аларих возглавил мятеж готов в 382 году. Он противится этому заключению, поскольку не верит, что в 382 году был заключен мирный договор, который подтвердил автономию готов, но об этом см. следующее примечание.


[Закрыть].

Второй аргумент довольно прост – в предположении, что готы 382 года сохранили достаточную преемственность политической идентичности за прошедший период, чтобы присоединиться к массовому восстанию, вовсе нет ничего невероятного. Речь идет всего лишь о тринадцати годах. За это время успело подрасти новое поколение, но многие взрослые, участвовавшие в событиях 382 года, к 395 году никуда не делись. И хотя нам, к сожалению, не хватает очень многих подробностей, один из важнейших пунктов договора 382 года – это касается как поддерживающих эту идею, так и ее критикующих – наделял готов беспрецедентной автономией. Даже виновные в мятеже и смерти императора, они не были полностью разбиты и рассеяны по империи, почему, собственно, Фемистию, представителю и стороннику императора Феодосия, и пришлось проделать попотеть, добиваясь мира с Константинополем. Следовательно, вполне вероятно, что те же самые готы снова начали действовать сообща – через тринадцать лет[231]231
  Фемистий. Речи. 16.211. Существование готской автономии до и после 390 года, помимо Фемистия, подтверждается авторами, одни из которых одобряли действия Феодосия и заключенный им мир (например: Пакатом. Латинские панегирики. 12.(2).22.3–5 – здесь готы изображены как один из зарубежных народов, служащих Феодосию), другие – были настроены скорее враждебно (Синезий Киренский. О царской власти, см. примечания Heather (1988). Халсалл (Halsall (2007), 180–184) делает странное замечание о том, что у нас нет свидетельств, подтверждавших готскую автономию в 382 году. Можно предположить, что он недостаточно внимательно читал заключительные слова речи Фемистия, cp.: Kulikowski (2002).


[Закрыть].

Первый договор к тому же оставил нерешенными две крупные проблемы в готско-римских отношениях, и именно они сыграли решающую роль во время мятежа Алариха в 395 году. Во-первых, римляне не признали общего готского предводителя, заключая мирный договор 382 года. Это вполне согласовывалось с устоявшейся политикой империи по ограничению политического единства групп, которые они воспринимали как потенциальную угрозу – этот принцип они применили и к верховным правителям алеманнов в IV веке, как мы уже видели. Тем более тому способствовали изменения в племенных союзах самих тервингов и грейтунгов. И у тех, и у других решение переселиться на территорию империи сопровождалось политическими беспорядками в правящей верхушке и устранением уже установившихся вождей – либо погибавших в бою, либо отстраненных от власти в результате переворотов[232]232
  О римской политике по отношению к вождям см.: Heather (2001). Ни первые вожди (Атанарих, династия Эрманариха), ни их прямые преемники (Фритигерн, Алатей и Сафракс) не пережили событий 376–382 годов. Подробнее см.: Heather (1991), 188–192.


[Закрыть]. При подготовке к битве при Адрианополе Фритигерн пытался исправить ситуацию, и имеются свидетельства того, что борьба за власть продолжалась и после 382 года, сам Аларих тоже вынужден был сперва взять верх над соперниками, претендующими на главенство над всеми готами. Вполне возможно, что его позиция укрепилась только в 394–395 годах. Эта теория скорее соответствует искаженной версии рассказа Евнапия, которую записал Зосим, однако вполне возможно, что Аларих изначально действительно питал надежды на карьеру в римской армии. Однако в конечном итоге он предпочел остаться на стороне готов, и есть доказательство (пусть и косвенное) того, что ему пришлось убрать с дороги как минимум одного соперника, чтобы добиться цели. Дальнейшей карьере Алариха и его шурина и преемника Атаульфа угрожали частые вторжения римского генерала готского происхождения по имени Сар, поставившего себе цель срывать все мирные договоры, которые оба предводителя готов пытались заключить с Западной Римской империей (в ее армии и служил Сар). Что особенно интересно, брат Сара, Сергерик, в конечном итоге организовал мятеж, в котором был убит Атаульф и его семья, а сам стал – на некоторое время – правителем готов Алариха. Следовательно, Сар был родом из достаточно важной семьи, чтобы принять участие в борьбе за главенство над готами, и его постоянная враждебность к действующему правителю говорит о том, что приход к власти Алариха, возможно, и был причиной, вынудившей его уйти на службу к римлянам[233]233
  Фритигерн: Аммиан Марцеллин. Деяния. 31.12.8–9; Heather (1991), 175–176, 179–180. Лучший пример борьбы за власть после 382 года – вражда между Фравиттой и Эриульфом. У обоих были свои сторонники – и разные взгляды на установление готско-римских отношений: см.: Евнапий. История. Фр. 59 и обзор этого же текста у Зосима (Зосим. Новая история. 4.56). Продолжение обзора: Heather (1991), 190–191. Тот факт, что Феодосий устроил празднество в честь готских вождей, подрывает концепцию Халсалла (Halsall (2007), 188–189) о том, что Аларих не мог быть предводителем готов в мятеже 382 года, поскольку у нас нет никаких доказательств того, что сохранилась их социально-политическая иерархия (Халсалл этот инцидент не анализирует). О Саре и Сергерике см.: Heather (1991), 197–198. Ни Куликовски (Kulikowski (2002), ни Халсалл (Halsall (2007) не утруждают себя рассказом о значимости этого эпизода. Однако, на мой взгляд, признание со стороны римлян Алариха предводителем готов имеет то же значение, что и наделение его высшим военным чином (чего Аларих периодически требовал у более сговорчивых представителей Рима – вероятно, с денежными подарками для своих сторонников). Однако отметьте, военный чин был для него лишь дополнительным бонусом, от которого он был готов отказаться, чтобы заключить договор, см.: Heather (1991), глава 6.


[Закрыть].

Популярность Алариха среди готов, более того, была тесно связана с политикой, которую он проводил в связи со вторым нерешенным вопросом мирного договора 382 года – военной обязанностью готов (сохранявших частичную автономию) по отношению к римской армии. Как уже отмечалось ранее, при заключении мирных договоров с чужеземцами нормальной практикой империи было включать такой пункт в договоры, чтобы набирать молодых мужчин в свои войска. Это вполне могло произойти и в 382 году, в результате чего в регулярной римской армии появились отряды готов. Однако, как это раньше произошло с тервингами к северу от Дуная в 332 году, по договору отдельно оговаривалось, что готы должны были поступать на военную службу не на регулярной основе, а по требованию собираться под командованием своих сородичей для участия в конкретных кампаниях. Представители тервингов четыре раза сражались на стороне Рима против Персии, между 332 и 360 годами, и император Восточной Римской империи Феодосий предъявил те же требования к готам Алариха, заручившись их поддержкой в двух гражданских войнах против западных узурпаторов, Максима и Евгения[234]234
  Куликовски (Kulikowski (2002) – как после и Халсалл (Halsall (2007), 187–189) – считает, что готы не отправлялись на военную службу большими отрядами в годы между договором 382 года и мятежом Алариха в 395 году, но его построения требуют слишком много допущений, чтобы казаться убедительными. «Латинские панегирики» (12.(2)32.3–5) указывают на то, что готов массово брали на службу только для кампании против Максима (особенно тут интересно замечание Паката о том, что было бы слишком опасно их оставить). А вот Евнапий (Евнапий. История. Фр. 55) и Зосим (Зосим. Новая история. 4.45.3) отмечают попытки Максима подорвать верность готских рекрутов Риму, что опять же говорит о том, что ситуация с ними была не вполне обычной. Ряд источников отмечает участие большого числа готов в кампании против Евгения (Зосим. Новая история. 4.58; Иоанн I Антиохийский. Фр. 187; Павел Орозий. История против язычников. 7.37.19), да и Феодосий устроил пир для готских предводителей именно тогда, когда еще обдумывал ответ послам Евгения (Зосим. Новая история. 4.56). На мой взгляд, пир этот был, вероятно, первым шагом к тому, чтобы заручиться их поддержкой.


[Закрыть].

Есть убедительные доказательства того, что это требование вызывало серьезное недовольство готов. В каждой из кампаний против узурпаторов участие германцев так или иначе сопровождалось бунтами. Решение Феодосия во второй раз искать помощь готов вызвало ожесточенные споры между готскими предводителями о том, как ответить на это требование[235]235
  О мятеже Максима см.: Евнапий. История. Фр. 55; Зосим. Новая история. 4.45.3, 48–49). Аларих, разумеется, возглавил мятеж после кампании против Евгения. Аргументы, которые приводят Куликовски (Kulikowski (2002) и Халсалл (Halsall (2007), 187–193), не затрагивают ни мятеж Максима, ни важности точной хронологии событий, касающихся пира.


[Закрыть]. Судьба готских отрядов во второй экспедиции наглядно объясняет, почему этот вопрос был таким сложным. В битве на реке Фригид в сентябре 394 года они оказались на передовой в первый же день и понесли серьезные потери. Один римский историк, современник тех событий, отметил, что в той битве Феодосий дважды одержал победу – над узурпатором Евгением и над готами. Учитывая, что частичную автономию готов римляне терпели только потому, что не могли одержать над ними безоговорочную победу, существовала опасность, что подобного рода потери смогут изменить соотношение сил в пользу римлян и те изменят условия договора. Поэтому вряд ли следует удивляться тому, что, едва успев вернуться домой после кампании у реки Фригид, готы взбунтовались вместе с предводителем, которого вынудили переписать условия соглашения 382 года[236]236
  Павел Орозий. История против язычников. 7.35.19 (рассказ о потерях подтверждает Зосим (Новая история. 4.58). Ни Куликовски (Kulikowski (2002), ни Халсалл (Halsall (2007), 187–193) не рассматривают события, бывшие фоном для мятежа готов.


[Закрыть].

Многое из того, что нам хотелось бы знать о мирном договоре и готско-римских отношениях, которые он устанавливал, не подлежит реконструкции. Однако, как и в случае с большинством дипломатических соглашений, он, скорее всего, представлял собой компромиссный вариант, который предусматривал более позднее решение самых сложных проблем и разногласий. Тем не менее вполне справедливо будет предположить, что мятеж, поднятый Аларихом в 395 году, по природе своей был именно таким, каким его описывают два наших основных источника. Он был предводителем готов, которые в 382 году заключили с римлянами мирный договор, наделявший их достаточной автономией, чтобы они могли в дальнейшем воспротивиться изменению его условий и добиться своего коллективными действиями, а потери в битве при реке Фригид дали им серьезные причины для беспокойства и недовольства. Это промежуточное заключение в свою очередь ставит перед нами целый ряд вопросов. Почему восстание готов, начатое с целью добиться более выгодных условий, включало в себя дальнейшую миграцию? В конце концов, можно ведь бунтовать, не забирая семью и не снимаясь с места со всеми пожитками[237]237
  В качестве иллюстраций из менее отдаленного прошлого можно вспомнить как успешный пример аналогичной дипломатической стратегии – Белфастское соглашение в Северной Ирландии, – так и неудачный – Соглашение в Осло по Среднему Востоку.


[Закрыть].

Отчасти это объясняется тем, что в их обществе имела место укоренившаяся привычка к миграции. Как показывает история, у этой группы и впрямь была тенденция решать проблемы переселением на новое место – они ведь были потомками тех готов, которые в III веке ушли из Польши на побережье Черного моря, а в начале IV – в Валахию, затем предприняли попытку мигрировать к западу от Карпат в 30-х годах IV века и в конечном итоге в 376 году переправились через Дунай. Они многое знали о практических сторонах массовой миграции на большие расстояния и уже не раз продемонстрировали свою готовность прибегнуть к этой стратегии для решения своих проблем. И разумеется, многие из тех, кто перешел Дунай в 376 году, были по-прежнему живы в 395 году. Однако даже племена с укоренившейся привычкой к миграции не снимались с места без очень серьезных причин, и перемещения готов Алариха после мятежа сыграли своеобразную роль в реализации стратегии, направленной на изменение неудовлетворительных условий договора 382 года.

Одним из их мотивов, разумеется, было разграбление римских поселений, встречавшихся им по пути. В 395 году Аларих стал новым предводителем готов и должен был обеспечить политическую поддержку своей власти. Привести последователей к новым богатствам – вот самый верный способ заручиться их поддержкой, и у нас нет причин полагать, что источники лгут, описывая медленное продвижение готов на юг, в Грецию и соседние земли, как продолжительный поход, целью которого были самые обычные грабежи[238]238
  Зосим. Новая история. 5.5.5 и далее.


[Закрыть]. Однако это лишь половина правды. Алариху нужно было вынудить Римскую империю принять поправки к заключенному в 392 году договору, которые изменили бы ситуацию в пользу готов. Нам мало что известно о процедуре переговоров, однако там, где источники все-таки сообщают некоторые подробности (как, например, в рассказе о втором походе Алариха на Италию между 408 и 410 годами), мы узнаем, что одним из ключевых положений было признание его главенства над своим народом, что, возможно, подразумевало, что он должен был получить какой-либо римский титул, а также экономическую помощь от империи и подходящую территорию для поселения. Под этим скрывалось желание добиться от римлян весьма нехарактерного для них признания того, что готы обладают правом существовать в империи на правах частично независимой единицы. В 382 году римские власти явно пытались их провести, судя по тому, что Фемистий защищал изменения, внесенные в мирный договор, в сенате в январе 383 года и завершил свою речь надеждой на то, что наступят времена, когда все признаки идентичности готов наконец исчезнут[239]239
  Фемистий. Речи. 16.211. с – d.


[Закрыть].

Все надежды готов и предпосылки для заключения долгосрочного и полноценного мирного договора приходилось с боем вырывать у Римской империи, которая на протяжении долгих веков наслаждалась сознанием своего военного превосходства и не признавала даже возможности сосуществования со сколько-нибудь независимой силой варваров на собственной территории. Вынудить ее пойти на уступки всегда было нелегко, как свидетельствуют сохранившиеся сведения о дипломатических переговорах. В период с 408 по 410 год Аларих неоднократно был готов осесть вместе со своим народом, однако каждый раз им мешала бескомпромиссность империи. Он продемонстрировал немалое терпение, сократив свои требования до минимума, а когда и они не пришлись Риму по вкусу, позволил своим войскам разграбить Рим. На сей раз у миграции была двойная цель – нанести как можно больший вред империи, чтобы вынудить ее пойти на уступки и заключить наконец соглашение, и отыскать подходящие территории, на которых можно было поселиться с надеждой на долгосрочное дипломатическое сотрудничество. Остановка готов в Греции в 395–397 годах была попыткой заставить Восточную империю наконец начать переговоры, и в конечном счете Алариху это удалось. В 397 году представители властей Константинополя, возглавляемые евнухом Евтропием, предложили ему приемлемые условия договора. Однако, пойдя на уступки, Евтропий утратил популярность среди императорской элиты, и это соглашение в конечном счете стало одной из причин его падения в 399 году. За этим последовала неоднократная смена режимов, каждый из которых имел одну общую черту – правители были твердо намерены не вести никаких переговоров с Аларихом, договор с которым тоже быстро упразднили[240]240
  Оказало ли это какой-либо практический эффект на положение Алариха в Иллирикуме в короткой перспективе, остается неясным, поскольку фактически он руководил войском; возможно, у него появилась возможность контроль над рычагами власти.


[Закрыть]. Такое отношение Восточной империи стало причиной следующего миграционного проекта Алариха – первого вторжения готов в Италию в 401–402 годах. Миграция здесь использовалась для того, чтобы надавить на Западную Римскую империю и вынудить ее заключить с готами соглашение. Однако Стилихон оказал успешное сопротивление военным кампаниям Алариха, и готы, оказавшиеся меж двух огней, вернулись на Балканский полуостров ни с чем – обе половины империи отказались от переговоров.