Текст книги "От нашествия варваров до эпохи Возрождения. Жизнь и труд в средневековой Европе"

Освобождение миллионов представителей коммерческих и промышленных сословий – творцов этого чудесного подъема городской жизни – было одним из важнейших событий истории человечества. Городские коммуны, созданные купцами и ремесленниками, заняли место в общественной и политической иерархии рядом с феодальными владениями. С этих пор коммуна была для Запада и для всего человечества одним из самых активных орудий прогресса и свободы. А для коммерческих и промышленных слоев населения она стала структурой, в которую они могли объединиться, чтобы создать свою сильную организацию. Кроме того, благодаря коммуне они могли улучшить условия своей жизни и впервые добиться признания своей ценности и ценности своего труда.

ГЛАВА 7
Структура и условия жизни коммерческого и промышленного сословия на Западе с XI по XIV в.

Коммерческие и промышленные слои населения объединились, чтобы завоевать себе свободу. После победы они начали уточнять очертания нового порядка и создавать каждый свои организационные структуры. Теперь их союзы стали законными, но те, кто туда входил, разделились на резко отличавшиеся одна от другой группы согласно своим естественным склонностям. Богатейшие члены союза образовывали патрициат, то есть самую настоящую аристократию, а городские массы одновременно с ними создавали широкую демократию из ремесленных союзов и корпораций, где для вступления требовалась торжественная клятва.

Примерно полтора столетия, а в некоторых случаях и дольше патрициат занимал главное место. Он был разным по составу в разных странах. В Италии и на юге Франции представители низшей знати, то есть рыцари (milites), взяли на себя руководство работой по освобождению городов и, пользуясь этим, захватили контроль над муниципальными правительствами в большинстве из них. Эти рыцари имели и сельские поместья, и дворцы крепости на территории города. Такой дворец строился из огромных каменных блоков и был увенчан высокими квадратными башнями. Его украшали площадки и стены с бойницами, пройти через которые можно было только через узкие двери (ворота), запертые железными засовами и цепями. Во Флоренции, Болонье, Милане, Авиньоне и многих других южных городах их гордые башни поднимались до самого неба, символизируя господство патрициев. Таких аристократов было 1500 во Флоренции, 800 в Милане, а Пиза, по преданию, могла гордиться тем, что в ней их было не менее 10 тысяч. Эти знатнейшие горожане, объединенные в военные союзы (société d'armi), интересовались только своими интересами землевладельцев и своей враждой с другими такими же семьями. Они нарушали жизнь коммуны уличными боями, а для трудовых слоев населения были жестокими тиранами. Но в некоторых коммерческих городах, например в Венеции и Генуе, патриции, составившие себе состояние на торговле, правили мудро и проявляли при этом умеренность.

В других городах, по большей части в Кастилии, мелкопоместное дворянство вступало в союз с буржуазией и делило с ней общественное и политическое влияние. В Германии патриции из дворян слились в одно сословие с верхами буржуазии. В Северной Франции и Нидерландах сословие городских патрициев было поглощено другими сословиями или, что случалось чаще, уничтожено, иногда путем межсословных браков, иногда посредством суровых мер против феодалов. Но на большей части Запада понятие «сословие патрициев» означало то же, что «крупная буржуазия», то есть союз крупных предпринимателей, организаторов перевозок, крупнейших промышленных капиталистов, судовладельцев, менял и банкиров, а также богатых городских землевладельцев и рантье. Этот союз, в котором господствовала купеческая и промышленная аристократия, существовал официально, на законных основаниях. Обычно он назывался гильдия или ганза, иногда братство. Уже в начале своего существования такие союзы стали олигархическими. В некоторых английских городах союз знатных горожан едва насчитывал 200 членов, а в Генте в XIII в. объединял глав всего 39 семей. Члены сословия буржуазных патрициев или гильдии знатнейших горожан называли себя большими людьми города (majores, principes, optimates, proceres) или достойными людьми (bons hommes, prud'hommes, honorés). С течением времени они образовали настоящие династии, которые назывались lignaiges в Северной Франции и Нидерландах, paraiges в Меце, geschlechter в Германии, honrats в Каталонии. Новичок мог попасть в их число только по праву рождения или если обладал большим состоянием, при условии что не занимался ручным трудом; кроме того, он должен был заплатить несколько крупных вступительных взносов. Гильдии, ганзы и братства не допускали в свои ряды мелких торговцев и никого из ремесленников. Сообщество патрициев было закрытой корпорацией, члены которой были объединены торжественной присягой и общностью интересов. Они строго соблюдали дисциплину под властью выборных администраторов союза, которые назывались «консулами», «купеческими капитанами», провостами, смотрителями или эшевенами. Эти начальники – например, провост продавцов воды в Париже, граф ганзы в Брюгге или shildrag и Ипре – имели помощников – совет старшин, или prud’hommes, которых было двадцать четыре в Париже и от двадцати до двадцати четырех в английских гильдиях. У гильдии был свой штат секретарей и казначеев, писцов, стражников и служащих; свое здание для собраний – ратуша или зал собраний горожан, финансовые ресурсы, состоявшие из пожертвований их членов или из других налогов, казна, бюджет, который позволял ей вносить платежи, гарантируя их общими доходами, собрания, на которых обсуждались ее дела и составлялись ее правила, празднества и банкеты, которые помогали укрепить солидарность ее членов. Она обеспечивала признание своих льгот и экономических и юридических привилегий. Она имела свои суды, а иногда свой герб. Так сообщество патрициев сделало гильдию орудием своей власти.

Буржуа, образовавшие патрициат, так сильно выделявшийся из общей массы горожан, воспользовались своей властью, тесной сплоченностью, природной одаренностью, которую уже проявили, руководя движением за свободу городов, и приобретенным богатством, чтобы присвоить себе исключительное право на управление городской коммуной и экономическое господство в ней. Во многих городах они лишили генеральную ассамблею или парламент, орган власти коммуны, всякой возможности активно действовать и часто устраняли оттуда мелких буржуа и ремесленников. Они захватили контроль над советами, магистратами и судами и всегда имели склонность превращать муниципальные должности в наследственные посты, словно это были феодальные владения. Патриции гордо называли себя «властителями города» и желали превратить эту власть над городским государством в свою собственность, во владение только своей касты. Иногда, как было в Венеции, им удавалось связать судьбу остальных классов с судьбой патрициев. В большинстве городов они плохо приспосабливались к изменяющейся обстановке, но по крайней мере они почти всюду обладали истинным чувством величия и общих интересов муниципального государства. Они энергично отстаивали независимость городов от правителей, феодалов и церкви. Их воодушевлял горячий патриотизм, и они завоевали коммунам высокое место в феодальном мире. Во внешней политике ими руководила твердая решимость обеспечить городу, который они представляли, экономическое превосходство. Часто именно они закладывали основы могущества своего города. Эти патриции обладали глубоким пониманием бесчисленного множества сторон и явлений жизни. Они освободили города от феодальных оков и организовали замечательную систему административных, налоговых и военных учреждений и выборных должностей.

Они умели управлять. Деспотическими мерами они увеличивали количество коммунальных хозяйственных служб, коммерческих и промышленных предприятий, дорог, каналов, доков, торговых рядов, портов, объем работ по обороне и украшению города, число школ, больниц и сиротских приютов. Повсюду они способствовали развитию наук и искусств в городах. Они помогали городским коммунам обогатиться и подготавливали победу светского мировоззрения над церковным. Эти патриции-буржуа были выше феодалов в искусстве управления, но равны им в высокомерии и тирании. Они чувствовали себя замкнутой кастой и так же верили в свою исключительность, были так же горды, так же ревниво оберегали свои ряды от чужаков, как дворянство. Они угнетали трудовые слои населения и втягивали города в рискованные военные предприятия. Слишком часто их политика требовала разорительной роскоши, и тогда они расточали запасы коммуны, давили народ тяжелыми налогами, доводили города до банкротства и своим деспотизмом вызывали революции.

В экономике и в общественной жизни их тирания была еще более невыносимой. За услуги, которые патриции оказывали городу, развивая производство и обмен товаров, они требовали дорогую плату в виде монополий и привилегий, которые они себе присваивали. Гильдии и ганзы захватили контроль над внешней торговлей и над самыми прибыльными видами коммерции и допускали туда только своих членов или тех, кому желали разрешить ведение такого дела. В Англии гильдии даже захватили розничную торговлю некоторыми товарами – например, сукнами и шкурами. Во Флоренции только гильдия Калимала имела право ввозить и продавать иностранные сукна. Каждая ганза имела монополию на какие-либо средства транспорта или на какой-либо вид торговли. В одном случае это был речной транспорт, в другом торговля шерстью или сукнами. Часто гильдия владела мерами веса и длины и сдавала их в аренду, проводила аукционы, взимала пошлины и брокерское вознаграждение, предоставляла судам лоцманов и рекламировала товары. Она строила конторы, набережные и доки и взимала денежные сборы для своих надобностей. Патриции редко бывали настолько благоразумны, чтобы предоставить народным массам долю в прибылях своих предприятий. Напротив, они сознательно жертвовали интересами мелких торговцев и ремесленников ради собственной выгоды.

Они не только старались отстранить этих простых горожан от участия в общественной жизни города, но и пользовались своей захваченной властью для того, чтобы привести трудовые слои населения к покорности. Они запрещали цеховые братства ремесленников и отказывали им в праве на объединение в союз и на забастовку, угрожая нарушителям запретов изгнанием или смертью. Они провозгласили, что труд обязателен для всех. Известны случаи, когда патрицианские олигархии заключали соглашения о взаимной выдаче неблагонадежных ремесленников. Будучи хозяевами городских советов и магистратур, могли по своей воле устанавливать длину рабочего дня, уровень заработной платы, цены на продовольствие, подчинять суровой дисциплине торговлю и ремесла и обнародовать или пересматривать уставы корпораций.

В некоторых городах, в первую очередь в тех, где появилась крупная промышленность, богатейшие купцы и предприниматели, пользуясь своей властью, регулировали условия труда и административное управление производством так произвольно, что, по сути дела, превратили рабочих в рабов.

Олигархи-патриции высокомерием и выставлением напоказ своего богатства в конце концов и вывели из терпения народные массы. В северных городах богатейшие буржуа охотно называли себя эсквайрами и damoiseaux (так на французском языке назывался молодой дворянин, еще не посвященный в рыцари. – Пер.); повсюду они присваивали себе почетные звания, а иногда превосходили в роскоши старинную аристократию. «Сейчас именно торговля приносит богатство», – сказал богатейший коммерсант-кожевник из Базеля своему гостю, императору Рудольфу Габсбургу. При торжественных въездах правителей стран в города они обращали на себя внимание роскошными нарядами, что было отмечено в 1236 г. в Кельне, когда 1800 виднейших представителей буржуазного сословия города приветствовали невесту Фридриха II. Буржуа давали своим дочерям большее приданое, чем обычно давали дворяне, и строили себе большие каменные дома, иногда с башнями и бойницами наверху. Брунетто Латини (итальянский и французский писатель, видный общественный деятель Флорентийской республики. Жил в XIII в., был другом Данте. – Пер.) восхищается домами французской буржуазии: «Их прекрасные покои, в которых они радуются и наслаждаются, велики, просторны и украшены росписями», а вокруг покоев раскинулись сады из плодовых деревьев. Один сатирик из Шампани написал: «Они живут по-дворянски. Они носят одежды достойные королей и держат ястребов-тетеревятников и перепелятников и соколов». Их жены в своих великолепных нарядах были похожи на королев, как не без досады сказала королева Франции Жанна Наваррская, супруга короля Филиппа IV Красивого, увидев 600 именитых гражданок города Брюгге из торгового сословия. За их столами огромное количество пищи запивалось самыми дорогими винами, причем на стол выставлялась напоказ во всем своем великолепии серебряная посуда. Они подражали дворянам и охотно выставляли себя напоказ на турнирах так же, как делали это во время праздников и процессий. Зрелище этой роскошной жизни дразнило и выводило из себя народ, которому приходилось тяжело от деспотической власти патрициев; их наглое презрение к народу и их нападки на честь и достоинство простых людей еще больше ухудшали это положение. Так патриции навлекали на себя ненависть мощных объединений, а именно свободных ремесленных союзов и корпораций, образованию и развитию которых они не могли помешать.

Мелкие торговцы, мелкие мастера и ремесленники уже образовали, с разрешения церкви, объединения для богоугодных дел и взаимопомощи, которые назывались братства или благотворительные общества. Наряду с ними существовали, прежде всего в тех отраслях, которые производили товары первой необходимости, объединения работников по профессии, созданные с согласия властей феодального сеньора. Так происходило в Париже, Шартре, Этампе, Понтуазе, Дуэ, Сен-Троне (Синт-Трёйдене), Базеле, Страсбурге и Кобленце с XI и первой половины XII в. Были и редкие случаи, когда в городах уцелели старые римские или византийские корпорации; такими были scholae в Риме и Равенне. Но эти примитивные союзы, находившиеся под непрерывным наблюдением и имевшие очень мало привилегий и монополий, были не слишком сильны. В коммунальной революции они играли лишь роль дополнительной гири на чаше весов.

Общее освобождение, благодаря которому народные массы в городах получили гражданскую и экономическую свободу, способствовало распространению среди трудовых слоев городского населения движения за объединение в союзы. Это движение развивалось так быстро, что вскоре союз работников стал нормальной формой их организации для выполнения работы. Существовали две разновидности таких объединений – свободный союз и клятвенная корпорация. Первая преобладала в большинстве городов Запада: их старые и новые власти смирились с существованием этих организаций, которые представляли меньшую опасность для их господства, чем корпорации. Свободный союз пользовался монополией на продажу и производство и гарантировал выполнение профессиональных обязанностей в той мере, в которой они были совместимы с общими интересами. В такие союзы объединялась основная масса мелких торговцев и ремесленников. Эта организация развивала у своих членов любовь к честному и независимому труду и обеспечивала им личную свободу и достоинство, но не была привилегированной ассоциацией и потому не могла играть роль оппозиции по отношению к правящим сословиям. Эти сословия сохраняли права на охрану порядка и на правосудие и имели полную политическую власть над свободными рабочими союзами.

Понемногу, несмотря на подозрительность и сопротивление государственной власти (короля, церкви, феодала или буржуазного патрициата), народные массы начали организовывать другие объединения – клятвенные корпорации, в которые вступали самые сильные или активные меньшинства. Политически, экономически и социально эти корпорации были гораздо активнее свободных союзов. Их число увеличивалось по мере того, как труд народных масс становился основой процветания городов. Иногда на основе решения, принятого в интересах города или правящей верхушки его населения, иногда в результате настойчивых требований группы рабочих, свободные и даже зависимые рабочие союзы стали преобразовываться в клятвенные объединения. Такие корпорации носили разные названия – fraternités, confréiries, frairies, métiers jurés, scuole, paratica, arti, mestieri, gremios, zunfte, ремесленные гильдии. Некоторые из них состояли из одного объединения, другие (arti, zunfte) были федерациями союзов – такой, например, была гильдия Arte délia Lana di Calimala. С середины XII до середины XIV в. их становилось все больше. В начале XIV в. в Венеции было 58 таких корпораций, в Мантуе – 21, в Генуе – 33, в Болонье – 20, в Бергамо – 18, в Парме – 24, в Падуе – 36, в Павии – 25, во Флоренции – 21. В Париже, где около 1180 г. их было всего 12, во времена Людовика IX Святого их было уже 100. В начале XIV в. в Амьене их было 26, в Пуатье – 18, в Кельне – 26, в Трире – 20, в Магдебурге – 12, во Франкфурте-на-Майне – 14, в Страсбурге – 15. В большинстве немецких городов среднее количество корпораций было от 12 до 15. Там, где господствовали патриции, например в Нидерландах, клятвенные корпорации возникли сравнительно поздно. Профессиональные союзы легче всего добились положения привилегированных организаций в пищевой, строительной и текстильной промышленности, то есть в производстве товаров первой необходимости.

Часто и представители аристократических профессий, где умственный труд преобладал над ручным, например нотариусы, врачи, аптекари и золотых дел мастера, объединялись в корпорации, причем делали это рано, и их корпорации даже входили в число самых уважаемых. Такими были arti maggiori во Флоренции. В других случаях такими привилегированными союзами становились те профессиональные объединения, члены которых сумели внушить обществу уважение к себе тем, что быстро богатели, и теперь использовали свой плутократический престиж, – например, гильдии банкиров, менял и владельцев крупных мануфактур. И наконец, когда некоторые профессии, например выпекание хлеба, переставали быть семейными или домашними, объединениям их представителей тоже удавалось вступить в ряды корпораций.

Свободные ремесленные союзы и клятвенные корпорации, союзы на общих законодательных основаниях и привилегированные союзы, в которые объединялись коммерческие и промышленные слои населения, в значительной степени способствовали организации трудящихся масс. В них городские труженики учились солидарности и дисциплине под руководством свободно избранных начальников и под властью уставов и законов, которые составили они сами, а все городское население дополнило поправками. Эти объединения выстраивали их в мощную иерархическую структуру, основанную на профессиональном мастерстве, и обеспечивали им независимость и достоинство труда. Именно союзы и корпорации давали работнику возможность пользоваться плодами его труда тем, что добивались отмены или ограничения старинных прав феодальных сеньоров и гарантировали своим членам экономическое равенство. И в свободном ремесленном союзе, и в корпорации доступ к званию мастера и праву заниматься торговлей был открыт для любого, кто мог дать гарантии соблюдения норм нравственности и технического мастерства. В эту золотую пору Средних веков для того, чтобы стать мастером, было достаточно отслужить положенное время в качестве ученика, пройти испытание (на соответствие), которое в те дни было простым и практичным, или даже просто предъявить свидетельство о том, что, по общему мнению, ты считаешься умельцем в своем деле, затем внести несколько не очень больших вступительных взносов и устроить за свой счет не очень дорого стоивший обед или праздник; часто соискатель даже не должен был платить взносы и не нес никаких расходов.

Между рядовым ремесленником, которого называли «странствующий подмастерье», и мастером была лишь та разница, которую создает небольшое и часто временное различие в имущественном или общественном положении. И тот и другой проходили одно и то же профессиональное обучение. Подмастерье мог стать мастером в день, когда женился на дочери одного из мастеров, или в любое время, когда ему удавалось накопить небольшую сумму, необходимую для того, чтобы начать собственное дело. Странствующий подмастерье был волен работать как хотел; он был связан лишь соглашением, заключенным на определенный срок, содержавшим определенные гарантии и устанавливавшим взаимные обязательства. Мастер и подмастерье в повседневной жизни были товарищами. У подмастерья было свое место в его ремесле, он участвовал в выборе должностных лиц и мог воспользоваться моральной и материальной помощью ремесленного братства. Свободное или клятвенное объединение, в которое он входил, признавало и защищало его индивидуальность. Там подмастерье находил поддержку, а не помехи, и благодаря членству в объединении его личность становилась более свободной и уважаемой. Ремесленный союз оказывал будущему мастеру и будущему подмастерью одинаковые благодеяния – давал и тому и другому профессиональное образование, то есть место ученика. Срок ученичества мог быть разным (от двух до восьми лет) в зависимости от того, насколько трудной была профессия, но обучение всегда было серьезным и эффективным. Ученик находил в мастере сурового и строгого наставника, который обучал его тщательно и по-мужски. Качество этого обучения было таким, что трудовое население городов никогда, ни в какую эпоху не было лучше подготовлено технически для выполнения своей работы.

Каждая из этих трех групп – мастера, подмастерья и ученики – была автономна, свободно управляла своими делами и по собственной воле подчинялась требованиям экономической и общественной дисциплины, необходимой для ее мощи и престижа. Практика самоуправления выработала у них привычку к свободе, чувство ответственности и гражданские добродетели. Клятвенные корпорации, а иногда даже свободные союзы ремесленников имели ассамблеи, парламенты или палаты, в заседаниях которых участвовали мастера, а иногда и подмастерья, права которых, однако, были в большей или меньшей степени ограничены. Они составляли законы, касавшиеся их общих дел, выбирали администраторов и контролировали их деятельность. Эти администраторы, которые в разных местах назывались по-разному – jurés, prud'hommes, baillis, смотрители, rewards, gardes, esgardeurs, veedores, majorats, консулы, ректоры, podestats, викарии, дожи, иногда имели главу, который мог носить разные титулы – приор, проконсул, магистр, mayeur de banni'ere, capmeister. Они принимали полицейские меры и управляли финансами и судом своего союза при помощи советников, синдиков, казначеев, счетоводов, агентов, писцов или секретарей, судебных приставов или эсквайров, сержантов и посыльных. Они посещали мастерские и рынки, назначали наказания и штрафы, приводили мастеров к присяге и председательствовали на церемониях и празднествах. Их выбирали раз в год, и они осуществляли свою власть в интересах всего сообщества, от которого получили полномочия.

Союз был юридическим лицом, то есть мог подать иск в суд, владеть движимым и недвижимым имуществом, рентами, местами собраний (которые назывались ратушами, особняками, steuben, scuole, parloirs), а иногда даже иметь лавки и промышленные предприятия. Он имел законное и всеми признанное место в городской коммуне. Что касалось религии, он строил собственную часовню и с любовью украшал ее. На витражах этой часовни могла быть изображена эмблема ремесла ее прихожан; так сделали в Шартре и Бурже. У союза были документы, подтверждавшие его права и хранившиеся в его архивах, была печать, были эмблема и герб с ее изображением – точно так же, как у господина-феодала и у коммуны. Когда союз поднимал свой штандарт или знамя, на полотнище можно было увидеть изображение святого – покровителя союза и атрибутов ремесла, которым занимались. У плотников это был топор, у сапожников шило, у золотых дел мастеров золотая чаша, крест или корона, а у изготовителей сукна – агнец Божий, окруженный красно-желтым сиянием, на синем фоне. Так труженики, используя как средство свою солидарность, провозгласили и завоевали себе право на благородство.

Городские рабочие так же, как другие классы общества, завоевали себе привилегии. Как купец был государем в своей гильдии, а феодал в своем феоде, так же мастер и ремесленник были правителями в своем ремесле. Они имели монополию на него. В эпоху, когда свободный труд только создавал свою организационную структуру, было полезно, чтобы область деятельности представителей каждой профессии была точно определена: это предотвращало напрасную трату производительных сил и обеспечивало спокойное существование производителям. К тому же такие монополии были совсем не строгими. Они гарантировали мелким торговцам и ремесленникам привилегии на местном рынке, но в нее вносило изменения совместное существование свободных и клятвенных цеховых союзов, существование домашней промышленности, которая все же выжила, разрешение иностранцам конкурировать в определенные дни и, наконец, признание за верховной властью – королем, сеньором или правителями города – права провозглашать свободу труда. Этой властью время от времени без колебаний пользовались короли, например Филипп IV Красивый, и коммуны, в том числе французские и итальянские.

Монополия порождала бесконечные судебные процессы по искам одной корпорации к другой: было трудно определить границы области деятельности для каждой из них. Сапожники спорили с башмачниками, изготовители сбруи с изготовителями седел, кузнецы-мастера ковки лезвий с изготовителями рукоятей, торговцы текстильными товарами с торговцами, продававшими дорогие ткани, и еще многие со многими другими. Более того, монополия в этот период не останавливала соревнование, поскольку корпорации еще не приобрели ту косность взглядов и консервативность, которые были характерны для них позже. Соперничество между городами заставляло ремесленные союзы в каждом из них совершенствовать свою работу и внимательно следить за тем, как она выполняется. По техническому мастерству и совершенству отделки работа средневековых ремесленников во многих отношениях выигрывает при сравнении с изделиями их современных собратьев по профессии.

Каждый союз ремесленников в пределах, установленных властью сеньора или города, занимался примирением интересов производителей и потребителей. Правила корпорации были подсказаны их создателям не только эгоистическими интересами ее членов, но и большой заботой о чести своей профессии, а также о равенстве и солидарности в обществе. Правила или уставы ремесленных корпораций безжалостно карали всех виновных в плохой работе, мошенничестве, небрежности или нечестности в работе. С помощью сложной системы проверок, контроля и товарных знаков они гарантировали публичность производства и продажи товара и честность сторон при заключении сделок. Они, правда, не искоренили мошенничество и не полностью уничтожили злоупотребления, но все же уменьшили их. Корпорации также старались оберегать нравственность своих членов, не допуская в свои ряды сомнительных личностей и нежелательные элементы и требуя от городских тружеников соблюдения правил нравственности, религии и человечности. Они ставили себе задачу поддерживать среди мастеров нечто вроде равенства и для этого запрещали им заниматься более чем одним ремеслом, переманивать друг у друга подмастерьев или заказчиков или путем различных уловок, которых существовало много, добиваться для себя монополии или заниматься спекуляцией. Каждый должен был получать за свой труд справедливое и выгодное вознаграждение. Такие правила замедляли образование крупных состояний, зато делали возможным честное распределение прибылей. Даже права подмастерьев были признаны: мастер были обязан давать своему подмастерью работу, причем оказывать ему в этом предпочтение перед иноземцами или другими мастерами города, и не допускать, чтобы ему приходилось конкурировать с дешевым женским трудом. Впервые профессиональные союзы своими действиями создали добровольную дисциплину, установили справедливую иерархию, определили права и обязанности трудовых слоев общества и, дав им свободу, научили их также достоинству и чувству ответственности. Новая общественная сила, несравнимая по мощи ни с одной другой, обогатила своим появлением мир.

Все такие объединения – свободные и клятвенные, союзы и корпорации – с течением времени становились все более грозными крепостями, из которых народные массы выступали в поход, чтобы завоевать политическую власть. Городские демократии достаточно быстро поняли, что их гражданские свободы и экономические привилегии полностью зависят от милости эгоистичных и капризных верховных правителей города – короля, феодального сеньора или патрициата. Широкие привилегии, которые когда-то были даны этим правителям, позволяли им отменить или ограничить автономию ремесленных союзов и действовать во вред их материальным интересам. А городские труженики страдали еще и от угнетательских, рискованных и необдуманных действий группы привилегированных лиц, управлявших городом. Именно народные массы несли на себе основное бремя общих обязанностей, из их среды набирали людей в полицию, стражу и дозор, а также в те отряды, которые тогда соответствовали нынешним пожарным бригадам. Это массы платили самые большие налоги и служили в военном ополчении. Своим трудом, своими деньгами и своей кровью массы укрепляли могущество и жизнеспособность городских государств, а имели право лишь на очень малое участие в управлении ими.

Поэтому с XIII в. в ремесленных союзах началось и стало усиливаться движение за демократию, которое часто принимало форму революционной борьбы. Целью этого движения было лишить сословие патрициев – выходцев из дворянства или из гильдий – монополии на политическую власть, а программа была завоевать часть власти или монопольно всю власть над городом. Средствами этой борьбы были забастовки (takehans), союзы работников и, в конце концов, вооруженные восстания. Это движение распространилось по всем странам Запада. Во Франции со второй половины XIII в. забастовки, подготовленные корпорациями или братствами, вспыхивали повсюду, особенно в промышленных округах. В Бове в 1233 г. мэр этого города и местные менялы подверглись оскорблениям и жестокому обращению, и король должен был отправить в тюрьмы 1500 мятежников. В Провене и Руане (1280–1281) ремесленники подняли восстание против торговцев текстильными товарами, и мэр столицы Нормандии был при этом убит. В Париже в 1295 и 1307 гг. союзы рабочих вели себя так угрожающе, что король Филипп IV Красивый был вынужден их распустить. В Кастилии, Арагоне и Каталонии, прежде всего в Кордове и Убеде (1312–1332), городские патриции-дворяне (caballeros) должны были выслушивать шумные требования народа. Во Франции, так же как в Испании и Англии, королевская власть оказалась достаточно сильной для того, чтобы положить конец злоупотреблениям олигархов, удовлетворить часть демократических требований народа и восстановить порядок под своим управлением. Она дала народу гарантии, льстила честолюбию городских тружеников, развивая клятвенные корпорации, и (как было в Амьене) открыла простым горожанам доступ в советы и муниципальные магистратуры.