Текст книги "Первая формула"

19
Пауза. Удобная кровать и компания прекрасной дамы

Я ощутил щекой легкое быстрое касание и, повернувшись, увидел, как Элойн убирает пальчик. Вопросительно вскинул бровь.

– Что-то ты ушел в себя, – сказала она, помахав рукой перед моим лицом.

– Я же говорил – история трагическая.

Элойн мягко привалилась к моему боку:

– Хм… Ты слишком строг к себе. Переживаешь ошибки молодости так, словно они случились вчера.

– Я тогда был даже не юношей, а мальчишкой.

Отстранившись, Элойн искоса глянула мне в глаза:

– Какая разница? Юноши – они ведь тоже мальчишки, в том-то и трудность. – Она отвернулась и, поджав губы, задрала голову вверх. – С годами они становятся выше и сильнее, и все же, по-моему, здесь и здесь, – она положила ладонь мне на голову, а затем на грудь, – ничего не меняется.

Поспорить можно, однако в ее словах был резон. В чем же еще крылась причина тех поступков, за которые я уплатил столь дорогую цену? Впрочем, пока что не за все…

Я постучал посохом об пол, рассчитывая задать успокаивающий мечущиеся мысли равномерный ритм. Увы…

Видимо, Элойн интуитивно ощутила ненадолго охватившую меня тревогу и положила ладошку мне на плечо. Слегка толкнула, обращая на себя внимание:

– Ты напряжен, все время куда-то пропадаешь. Ты…

– Ничего подобного. – Я повел плечом, сбрасывая ее руку. – Просто немного задумался. Думать – значит погружаться в свои мысли. Кстати, можешь попробовать.

Вышло неожиданно грубо, и я тут же поплатился.

– Ах вот как? – сердито прищурилась Элойн. – По-моему, это ты, сказитель, не знаешь, что такое думать. Ты настолько увлечен собой, своими несчастьями и глубокими мыслями, что не видишь дальше кончика собственного носа.

Понятно. Бросает приманку, хочет позлить.

Однако я попался на крючок. Что ж, на истинную мудрость никогда и не претендовал.

– Чего я не вижу? Чего не заметил? Мне-то как раз сдается, что это ты не…

Она дважды быстро щелкнула меня по носу:

– Вот так вот…

Я заморгал, и моя голова вдруг опустела. Поискал подходящие слова и не смог выдавить из себя ни одного.

Тот, кому никогда не приходилось получать щелчок по носу от красивой женщины в момент – нет, не истерики, но уж точно серьезного волнения, – должен меня послушать.

Мой гнев мигом выветрился, словно воду из ведра выплеснули. Вместе с ней вытекли и дурные мысли. Я застыл на месте, размышляя о нелепости случившегося, а ведь только что готов был обрушиться на свою гостью.

Элойн прикусила губу, но уголки ее рта слегка подрагивали. Нет-нет, она вовсе не переживала, наоборот – еле сдерживала улыбку, понимая, насколько она неуместна. А вот глаза не спрячешь. Глаза ее лучились озорством. Еще секунда – и певица, не совладав с собой, захихикала.

– Что это ты себе позволяешь? По-твоему, я бездомный котенок?

Элойн расхохоталась в голос.

– Ну, у котенка здравого смысла куда больше! – захлебываясь от смеха, выдавила она. – Любая женщина скажет – коты умнее мужчин!

Я грозно нахмурился.

– Ой, перестань! Сейчас опять погрузишься в глубокие мысли.

Сдержав готовый вырваться сердитый возглас, я покорно замолчал. Какой смысл браниться?

Элойн пихнула меня в грудь, но на этот раз гораздо сильнее. Хм… Хочет, чтобы я лег на спину?

Я подчинился. За долгие годы мне довелось узнать несколько важных истин. Одна из них: если сногсшибательная красотка желает уложить тебя в койку – не сопротивляйся.

– Ты хочешь разделить со мной постель?

Пришлось сделать над собой усилие, чтобы голос не дрожал так явно. Элойн оперлась на локоть и долго молча смотрела мне в глаза.

– Лечь в одну кровать с мужчиной – не то же самое, что затащить его к себе в койку. Надеюсь, ты тоже видишь разницу!

– Разумеется, – кивнул я, и она улыбнулась:

– Вот и прекрасно. Надеялась, удастся сбросить тяжелый груз с твоих плеч и сорвать суровую маску с твоего лица. Устройся удобнее – так тебе будет проще приступить к продолжению истории.

– Прямо в кровати?

– Да, и к тому же в моей компании.

– Хм… Не стану утверждать, что разочарован, – улыбнулся я.

Элойн придвинулась ближе; ее волосы легли мне на плечо, а теплое дыхание согрело мою щеку. От нее все еще исходил легкий аромат можжевельника и сандалового дерева.

Я втянул запах красавицы и расслабился, однако посох из руки не выпустил. Не хватало поджечь простыню. Ни в одном заведении не обрадуются пожару, а если его еще устроил постоялец…

Элойн тоже забеспокоилась и указала на пламенеющий кончик посоха:

– Будь осторожен. Я знаю множество случаев, когда великие планы шли прахом из-за неаккуратного обращения с подобными предметами.

– Это шутка? – прищурился я.

Она изобразила настолько невинную улыбку, что мне мигом представилась кошка, вознамерившаяся стащить кусок мяса с тарелки хозяина.

– Неужто ты боишься малюсенького огонька?

Мне в голову вдруг пришла дурацкая мысль. Хихикнув точно сумасшедший, я чуть наклонил посох, продолжая держать его на расстоянии вытянутой руки.

Элойн отпрянула и все же с кровати не спрыгнула. Сообразив, что я не собираюсь поджечь постель, ткнула меня локотком.

– Ох! – Я потер бок. – Сама будь осторожнее! Еще раз – и я в самом деле потеряю контроль над огнем. А люди, к сожалению, тоже горят.

– Ну, если тебе достаточно пары легких тычков, чтобы ослабить внимание… Не разочаровывай меня.

Я залился краской от шеи до лба. Ладно, спишем на теплые волны, исходящие от моего маленького факела, и неверное освещение.

Разумеется, Элойн заметила мой густой румянец, и в глазах у нее вспыхнул дьявольский огонек. Надо быстренько сказать что-нибудь умное. Не успел… Певица вдруг стерла с лица улыбку и медленно провела двумя пальцами по посоху, словно стараясь впитать в себя его суть. Лукавый взгляд стал задумчивым.

– А ведь легенды говорят, что ты… Это все правда?

О чем она?

– Тебя называют неопалимым, говорят, ты не горишь в огне.

Я кивнул, облизав губы:

– Верно. Только к этой части истории мы еще не подошли. Если позволишь продолжить – скоро все услышишь.

Элойн отдернула руку от посоха.

– Конечно, позволю. – Запустив пальцы мне в волосы, она отодвинула их ото лба и слегка привела в порядок шевелюру.

– Вот и отлично, а то мой рассказ немного затянулся.

Честно говоря, надеялся, что до этой главы мы не дойдем, однако чему быть – того не миновать. Да, меня называли неопалимым. Увы, данное свойство я приобрел далеко не в юном возрасте. Был совсем мальчишкой, когда наступила одна из самых темных ночей в моей жизни, и защита от огня стала бы для меня в ту ночь благословенным даром. Как я в нем нуждался…

– Итак, однажды ночью я понял, что некоторые легенды о древних чудовищах – далеко не сказки.

20
Пожар

Я качнулся на месте, пытаясь сохранить равновесие. Пришлось обуздать желание немедленно прыгнуть вперед и сбить противника с ног.

Витум взмахнул кривым ятаганом с затупленным лезвием, и отразившееся от него солнце бросило мне в глаза яркий блик. Фехтовальщик теснил меня, продвигаясь вперед мелкими шажками:

– Стоим ровно, Ари-ча. Ровно!

Сражались мы на шатком деревянном помосте, опиравшемся на две кирпичные стойки. Наставник полагал, что упражнение позволит мне обрести чувство равновесия. На самом деле ничего, кроме голода и безжалостной жары, я не ощущал.

Со лба стекал пот, и глаза покалывало жгучими иголочками. Впрочем, Витума мои неудобства не волновали. Он оттеснил меня к самому краю помоста – вот-вот грохнусь вниз, если не пойду в контратаку.

Острие ятагана устремилось мне прямо в висок. Поранить не поранит, если не прикладывать силу. Разумеется, Витум осторожен, и все же болезненной шишки избежать не удастся. Я знал, что бывает после таких ударов – меня точно вытошнит остатками вчерашнего ужина.

Если попытаюсь парировать выпад, наверняка сверетенюсь с помоста. Не было у меня ни хорошей опоры, ни умения, ни массы, чтобы противостоять атаке, так что я решил действовать, исходя из своих скромных возможностей. Присел на корточки, и ятаган, зацепив прядь моих волос, в цель не попал. Витум взмахнул руками, чтобы не свалиться вниз, и у меня появился шанс.

Прыгнув вперед, я врезался ему в живот своим невеликим весом. Места было маловато – за счет инерции движения особой силы для удара не наберешь, поэтому при столкновении с Витумом пришлось бросить меч и обхватить торс противника обеими руками. Потом он меня отчитает, зато поединок завершится в мою пользу.

Перед глазами промелькнула размытая полоса; зрение на миг затуманилось, а голову пронзила тупая боль. Я пошатнулся, и Витум выскользнул из моих ослабевших объятий.

Он стоял, помахивая ятаганом, а я морщился от боли. Сморгнув слезы, заметил, что наставник многозначительно постукивает пальцем по рукоятке своего оружия. Ага, ясно. Вот почему трещит голова… Шишки избежать-таки не удастся.

Значит, Витум врезал мне по макушке рукоятью ятагана и получил возможность вырваться из захвата.

– Почему бросил меч, Ари-ча?

Я пробормотал нечто неразборчивое и потер ноющую голову.

– Что?

– Ну, я все равно не мог поразить тебя мечом, а на чертовом помосте долго не продержался бы. – Пытаясь обосновать свое заявление, я топнул по доске. Все сооружение зашаталось, и Витум придержал меня за плечо.

– Тебе нужно отдохнуть, Ари-ча. Сегодня ведь репетиция…

Он осторожно растер мою больную голову, и я вновь скривился.

– Все не так плохо. – Витум щелкнул языком. – Ка. Отдыхай.

Хлопнув меня по спине, он соскочил с помоста.

Удар по макушке был не настолько силен, и на ногах я держался. Запнулся о край доски, но мигом восстановил равновесие – упорные тренировки дали результат. И правда, надо передохнуть.

Спустившись в люк, я поспешил в свою берлогу под сценой.

* * *

Толстые каменные стены трюма принесли долгожданную прохладу. Я прислонился к стене у одной из стоек, поддерживающих мою кровать. Расслабившись и придя в себя, направился к бочке с водой. Неплохо бы ополоснуться.

Сверху раздался удар, однако я не обратил на него особого внимания. Должно быть, кто-то отбросил камень или еще какой-то хлам с дороги, на которую выходило окошко трюма. Или назойливая птичка стучит клювом.

Еще удар, уже сильнее.

От раздражения я едва не хлопнул по поверхности воды. Сдержался с трудом.

Удары наверху переросли в нечто вроде барабанной дроби, затем стихли, и я замер на месте, прислушиваясь, не повторится ли непонятный шум.

Снова стук.

Поняв, в чем дело, я удивленно распахнул глаза и вскарабкался на свою платформу. Опираясь на выемки в стене, добрался до окошка.

С той стороны на меня смотрела Ниша. Махнула рукой – открывай!

Я откинул защелку и сделал приглашающий жест. Девочка залезла внутрь, и мы вместе добрались до кровати. Не успел я присесть, как она бросилась на меня с объятиями:

– Скучала по тебе!

– А я – по тебе, – с чувством ответил я, обхватив ее за плечи. – Все гадал, когда зайдешь. Мне удалось разузнать кучу интересного. Считай, что теперь перед тобой настоящий сказитель! Кстати, Халим сегодня вызвал меня на репетицию!

Разумеется, я слегка приврал. Занятия с Маграбом и Витумом отнимали почти все мое время, и перечитывать старые легенды было некогда. Не говоря уж о том, чтобы разыгрывать их в лицах.

Ниша отстранилась, и я разглядел засохшие на ее лице грязные потеки.

– Я приходила несколько раз, Ари, – устало улыбнулась она, – стучалась, стучалась, но никто так и не открыл.

Ах ты…

На душе у меня вдруг стало тяжело, однако в тот момент я не придал этому особого значения.

– Прости, Ниша. Не знал. Я был…

Что «я был»? Был настолько занят, что не нашел времени встретиться с единственным другом, оказавшимся во власти жестокого головореза? Был занят изучением магии и тренировками, рассчитывая выйти на сцену? А Ниша тем временем воровала, просила милостыню, получала нагоняи от Коли… Возможно, тот ее даже бил.

М-да.

Что тут скажешь, кроме горькой правды. Просто я с головой погрузился в фантазии и плюнул на Нишу, вот и все. Мне стало жутко стыдно.

– Извини, – повторил я.

Порой нет ничего лучше самых простых ответов. Прощения мне не было.

– Все нормально, сегодня-то я тебя застала!

Ниша искренне заулыбалась, и на душе стало еще тяжелее. Стоило ей меня увидеть, и мои грехи были немедленно прощены.

Способность прощать – редкое качество, вдвойне необычное для подростка.

Ниша не желала слушать мои оправдания и ни на секунду не усомнилась в том, что дружба с ней для меня важнее всего. Мы сейчас вместе – а больше ей ничего и не требовалось.

– Спасибо, Ниша…

Не переставая улыбаться, она запустила руку в карман шортов и вытащила оттуда четвертинку манго. Огорченно опустив уголки губ, сунула фрукт мне в руку.

– Извини, он у меня в кармане с самого полудня, даже подкладка промокла. Надеюсь, еще не пропал. Знаю, как ты любишь манго!

Манго! Зажав фрукт в руке, я поймал взгляд Ниши, предвкушающей, как я запущу зубы в сочную мякоть. Меня остановило знакомое выражение в ее глазах. Она голодна…

Если спрошу, когда Ниша последний раз ела, разговор наверняка повернет на тему, о которой подружка говорить не любила. Она просто замкнется.

Тогда я решил подкрепить свои извинения добрым поступком.

– Знаешь, меня сегодня так хорошо покормили… – Я притворно поморщился, но, заметив ее огорченный взгляд, решил разломить манго на две части. – Давай пополам?

Она протянула руку и, коснувшись кожуры фрукта, покачала головой. Ее пальцы едва заметно задрожали. Не хочет принимать обратно свой подарок.

Я ласково втиснул манго ей в ладошку.

– Если переем такой вкуснятины, мне станет плохо. Все утро занимался с Витумом, так что меня просто выворачивает от усталости.

Осторожно стукнув своим куском сочного фрукта о ее половинку, я откусил кусочек.

Во рту разлилась невыразимая сладость, и я не торопясь принялся есть. Смаковал каждый кусочек, жадно высасывая сок.

– Спасибо тебе огромное! Фруктов не ел… уже не помню сколько!

Я отбросил кожуру и помог Нише избавиться от мусора.

– Знаю. Тебе вообще не слишком много здесь достается, Ари. Как и мне. Когда последний раз выбирался наружу? – махнула она рукой в сторону окна.

Ответ Ниша знала наверняка. Зачем спрашивать?

Однако я чувствовал, что ответить обязан, – ведь ей пришлось ждать встречи со мной почти месяц.

– С тех пор как Халим меня подобрал, из театра я ни ногой.

– Почему? – спросила Ниша, подтянув колени к груди и обхватив их руками.

Простой вопрос. А вот как объяснить? Убедительного ответа не было.

Она придвинулась ближе и легонько толкнула меня плечом:

– И все-таки почему, Ари? Ты столько лет провел в трюме и ни разу не попытался уйти…

Я растерянно обвел рукой свои владения:

– Халиму нужно, чтобы я управлял механизмами. Знаешь, звон, дым и так далее… У меня есть обязанности… – Я слышал себя словно издалека. – Бывает, по вечерам смотрю спектакли с самой верхотуры. Учусь – Халим разрешает брать книжки из его кабинета и…

Ниша, приложив палец к моим губам, заставила меня прерваться:

– Ты ведь всегда можешь отлучиться в свободное время – и все же никогда этого не делаешь. Ты боишься!

Она была права. Прочитав множество приключенческих историй, пообщавшись с Витумом и Маграбом, я понял – истина всегда лежит на поверхности. Театр столь долго был моим домом, что больше для меня ничего не существовало. Так продолжалось, пока не появился Маграб, открывший мне новые горизонты знаний. Однако я по-прежнему холодел при мысли о том, что можно выйти на улицу.

Я был Оскверненным, так что от меня в городе шарахались бы: по сравнению с нами люди самого низкого положения из других каст – просто короли. Годы добровольного заточения несли еще одну опасность: улицу я не знал совершенно. И чем больше сидел в трюме, тем больше отдалялся от внешнего мира; во мне развился непреодолимый страх. А потом – что я буду делать за стенами театра? Куда пойду? Зачем мне вообще выходить?

Театр Халима располагался не в самом благополучном районе. Здесь процветала торговля шелками, кофе, сахаром и хлопком, и место для детей было небезопасным, что доказывала жизнь Ниши. К тому же как разобраться в переплетении улиц и переулков?

Я рассказал Нише о своих опасениях, рассчитывая, что она поймет. Может, и поняла, только по ней не скажешь.

– У тебя есть я, Ари. – Девочка взяла меня за руку, крепко ее пожала и сплела свои пальцы с моими. – Я о тебе позабочусь. Мне известны самые укромные уголки квартала. Знаю места, откуда можно наблюдать за облаками, людьми и даже за звездами – если задержаться там до темноты.

Мне страшно хотелось отказаться, солгать, что никак не смогу, – ведь сегодня тот самый день, когда я сделаю первый шаг навстречу мечте. Впрочем, следовало признать, что я себе бессовестно врал.

С тех пор как в моей жизни появился Маграб, у меня стали возникать совсем другие фантазии: я видел далекие горы и долины, думал о магии и чудесах, встречавшихся вдоль Золотого Пути, о новых странах. Я мечтал об утерянных формулах плетения, о позабытых преданиях. Как здорово было бы найти такое, а потом рассказывать в тавернах по всему миру! Я вполне мог бы выступать в одиночку, без всякой труппы. Но как подготовиться к подобной жизни, если никогда не покидаешь убежища?

Сердце бешено застучало, и я, вздохнув, согласился:

– Заманчиво… – Благодарно сжав ее руку, продолжил: – Только вернуться я должен до кундхула, до того, как догорит седьмая свеча. Ясно? Я свободен почти весь день, но с вечера до полуночи будет репетиция. И мне нужно предупредить Халима.

– Предупредить? О чем, интересно? – Внезапно возникший в трюме Халим постучал по шаткой стойке моей платформы. – О том, что ты собираешься улизнуть на большую часть дня и поиграть в беспризорника? О том, что ты хочешь пренебречь своими обязанностями? А может, о том, что ты намерен…

– Он имеет право! – Отпустив мою руку, Ниша вскочила с кровати и, задрожав от гнева, сжала кулаки. – Ты прекрасно знаешь – Ари вкалывает здесь побольше некоторых! Мало того, что он управляет этими машинами, так еще и учиться успевает!

Халим удивленно вскинул брови, но тут же взял себя в руки:

– Ниша, я всегда рад тебя видеть, дорогая.

Похоже, моя подружка слегка остыла, и Халим тут же задал вопрос:

– Ты ведь понимаешь, чем мы здесь занимаемся? Мы – лицедеи, милая моя. Я всего лишь разыграл твоего дружка. – Он махнул рукой в сторону одного из ведущих в трюм проходов. – Если уж собрался прогуляться, прошу тебя не ломиться в окно. Еще разобьешь стекло, придется его менять. Или, не приведи господь, кто-нибудь из вас сверзится сверху и раскроит черепушку. Прибирайся потом… Джи-а?

Мы в один голос крикнули «спасибо» и спустились с платформы. Ниша быстро прижалась к Халиму, а через секунду мы уже мчались по коридорам. Вслед донеслось бурчание:

– Чтобы вернулся к…

– К кундхулу! Я помню!

* * *

Ниша провела меня между рядами шатких деревянных прилавков, каждый из которых служил опорой для другого. Вскарабкавшись по дряхлой кладке соседнего здания, мы забрались на крышу в самом центре торгового квартала.

Внизу, на узких улочках, толпились люди, и в воздух поднимались клубы пыли. Зрелище напомнило мне гирлянду разноцветных шелковых лент, развивавшихся на нашей сцене во время представлений.

Я уже приноровился удерживать на гранях восприятия различные образы, и все же пестрый людской муравейник сводил с ума.

– Как ты живешь в таком улье?

Я не сводил взгляда с толпы, движущейся по узким переулкам. Люди толкались, пихались, а между ними сновали ловкачи, готовые просочиться в самую маленькую щелку в живом море.

– Живу, и все. Слишком много думаешь, Ари. Поэтому усложняешь.

– Что я усложняю?

Ниша улыбнулась и зажала двумя пальцами мочку моего уха, пару раз дернула и отпустила.

– Иногда надо просто ненадолго остановиться, иначе работа будет мешать настоящей жизни. Ты ведь сначала не хотел со мной идти…

Не хотел, это правда. Однако виной моему нежеланию был скорее страх, чем мучительные раздумья. Разумеется, я желал провести время в компании Ниши, но… А теперь мы сидели высоко над улицами, наблюдая за людским потоком, и я уже не мог себе представить, чем занялся бы в выдавшееся для передышки время.

Было нечто простое и в то же время прекрасное в созерцании обыденной мирской суеты. Маграб не раз говорил, как важно наблюдать за сущностями, стремиться к пониманию их историй, и я видел эту историю в каждом человеке в торговых рядах.

Я обратился умом к горящей свече, однако разум не закрыл, продолжая следить за оживленными улицами Кешума.

Вот человек в длинной, до щиколоток, хламиде. Какой красивый цвет: светло-серебристый с синеватым отливом и ярко-белыми полосками! На волосах – головная повязка в тех же тонах. Не сказать, что одежда изысканного покроя, однако яркая и совсем не изношенная. Скорее всего, этот мужчина богат.

– Купец, и небедный, – толкнула меня локотком Ниша.

Моргнув от неожиданности, я отпустил свечу:

– Откуда знаешь?

Она указала пальцем на его одежду – стало быть, мы думали об одном и том же. Затем обратила мое внимание на его головной убор:

– Наверняка он с Золотого Пути. Вряд ли из какого-то соседнего королевства. Может, из Зибрата или Тикара? Только странствующие купцы носят такие платки – защищают лицо от пустынных ветров с песком. А вот взгляни на его руки…

Я послушно перевел взгляд. Что это он держит? Маленький кожаный мешочек. Ниша взяла меня за подбородок, заставив посмотреть ниже. От мешочка шел тонкий кожаный шнурок, исчезавший в складках хламиды.

– Похоже, его раньше обворовывали, а может – заранее предупредили о здешних ловчилах. Так поступают только умные и осторожные купцы. Чаще всего подобные люди и наживают богатство. – Она гордо качнулась с носка на пятку. – Коли был бы счастлив, если бы я увела этот кошель.

Я невольно напрягся:

– Может, хватит воровать для Коли?

Ниша взглянула на меня так, будто я сообщил, что небо упало на землю, и, запустив руку в волосы, лениво намотала локон на палец.

– Мне придется этим заниматься всю жизнь. Куда податься? Я ведь тоже Оскверненная. Ничего не поделаешь, Ари. Коли обо мне все-таки заботится.

Она слегка переменила позу. Вроде бы ничего особенного, однако после месяца занятий с Маграбом взгляд у меня был наметан. С тем же успехом Ниша могла сделать сальто.

Девочка слегка напряглась и чуть отстранилась. Ее плечи едва заметно вздрогнули, но она тут же взяла себя в руки, вот только взгляд стал каким-то рассеянным.

Я прекрасно понимал, что лезть с утешениями сейчас не следует – только спугну. Понизив голос, тихонько пробормотал, словно передо мной был настороженный зайчонок:

– Почему бы нам не уйти вместе?

– Куда? – Презрения в ее голосе я не ощутил. Скорее любопытство. – Халим меня в театр не примет. Что я там буду делать?

Она задрала голову, тоскливо разглядывая тускнеющее небо. Наверняка желала оказаться сейчас как можно дальше от Абхара, заняться чем-то другим. Не воровством.

– А если я скажу, что планирую уехать?

Не знаю, с чего вдруг такое сболтнул. Наверное, уже тогда в глубине души догадывался, что мне предстоит. Или, может, просто ляпнул что попало, лишь бы внушить подружке надежду на лучшее будущее.

Порой это единственный выход. Выдать ложь за правду, ведь правда успокоит не каждого. Иногда человеку нужно только зацепиться за что-то приятное.

– Куда собрался? – спросила Ниша, продолжая смотреть на небо, уже окрасившееся оранжево-красными мазками.

Похоже, мой язык решил, что вполне обойдется без меня:

– На север, в Ашрам. Маграб мне много о нем рассказывал. Говорит, любой может найти там прибежище. В Ашраме свои законы, с которыми считаются все королевства империи. Я хочу выучиться на мастера плетения.

– Хм… Это далеко. Очень далеко, Ари, – задумчиво прошептала она.

Шесть сотен миль от Кешума – во всяком случае, так я слышал от Маграба. Еще он заявил, что добрался туда пешком, да и вообще всю жизнь передвигался на своих двоих. Поверить непросто, однако у меня не было ни имущества, ни денег, так что придется повторить его подвиг. Впрочем, с подружкой делиться соображениями я не стал.

– Мы можем об этом подумать, Ниша.

Она улыбнулась, хотя в ее глазах стояла печаль. Не верит… Возможно, жизнь в банде Коли лишила девочку веры. Мне стало невыносимо больно за подругу. Прижать бы ее к себе, утешить… Нет, она не в том настроении. Похоже, потеряла всякую надежду, ищет успокоения в несбыточных мечтах.

Повременив, я пришел к выводу, что просто так из подавленного состояния Ниша не выйдет, придвинулся ближе и замер с ней бок о бок.

Вечер потихоньку превращался в ночь. Близился час кундхул.

Наконец Ниша встряхнула головой, прижалась к моему плечу и, взяв меня за руку, сплела наши пальцы в замок:

– Что-нибудь расскажешь?

– Например?

– Например, какую-нибудь историю.

На улицах под нашими ногами пылали факелы и жаровни. Света было достаточно, и я с любопытством посматривал по сторонам. Ко мне взывала горящая свеча. Взошла полная луна, напоминавшая кусок толстого отшлифованного стекла. Люди сновали по кварталу, и, несмотря на темноту, меньше их не стало.

– А как насчет игры? – Я указал на какого-то мужчину. – Давай по очереди рассказывать истории о прохожих. Постараемся догадаться, что они здесь делают и кто они такие.

– Чур, ты первый! – захихикала Ниша.

Я уставился на человека, стоящего на углу. Хлопчатобумажная рубашка домашнего пошива – когда-то белая, а теперь коричневатая – давно выцвела и пропиталась застарелой грязью. Штаны в тон, кожаные сандалии. Лицо гладко выбрито, а вот пышные усы вызвали у меня инстинктивное недоверие.

– Вышел в город поздно – наверное, пытается улизнуть от жены. Скорее всего, не дурак выпить, а вообще – бездельник. Смотри, как идет. – Человек споткнулся и схватился за стену. – Жена его пилит. Хочет, чтобы муж сбрил эти глупые усы. Он же ими гордится.

Девочка снова захихикала.

– По-моему, он рассчитывает найти себе женщину, но ему точно предстоит одинокая ночь, – договорил я.

Настал черед Ниши. Вскочив, она кивнула в сторону торговки специями. Ее лоток до сих пор был заставлен жестяными банками с приправами всех цветов радуги. Женщина то и дело протягивала щепотки специй прохожим, умоляя их попробовать. То ли людям нравилась ее широкая белозубая улыбка, то ли еще что, но чаще всего взамен она получала монету.

– Судьба у нее нелегкая, – начала Ниша, и я вскинул бровь, ожидая подробного рассказа. – Торгует она с утра до ночи, пытаясь заработать на жизнь своим детишкам и матери. Трудится вдвое больше любого мужчины и все же не перестает улыбаться. Притворяется, что ничуть не устала. На самом деле – ужасно устала. – Ниша со вздохом прижала ладошку к груди. – Она не уйдет из-за прилавка, пока улицы не опустеют. А не опустеют они еще долго – стоять ей здесь до утра. Спать будет у своего лотка, моля бога, чтобы никто ее не обидел.

У меня невольно пересохло во рту, и все же я спросил:

– Сколько подробностей… Как ты обо всем догадалась?

– Я ее знаю, – криво улыбнулась девочка.

Мы помолчали, прислушиваясь к шуму торгового квартала и жужжанию насекомых. Наконец грусть уступила желанию продолжить игру, и Ниша толкнула меня в бок. Мы сочиняли истории, пока колокола не пробили час кундхул. Рядом с нами села сова. Совсем не боится…

– Хорошая примета, – улыбнулась девочка. – Знаешь, что совы – глаза и голос Натийи?

Я услышал об этом первый раз. Натийя была богиней долгой ночи, покровительницей сирот и потеряшек, а еще символом мудрости. Оберегала тех, кто выживал своим собственным умом. Часть верующих считала, что Натийя также опекает воров, жуликов и бездельников.

– Значит, сегодня она присматривает за нами.

Никогда не думал, что Ниша неравнодушна к религии. С другой стороны, если она видит в появлении совы добрый знак – разве это плохо? Кто знает? Вдруг сова давала мне знать: если я уйду один, с подружкой все будет в порядке?

Я поднялся:

– Мне пора. Немного времени есть – наверняка Халим еще расставляет декорации.

– Пожалуйста, не уходи… – взмолилась девочка.

Как же она одинока! Наверняка ей нужен не просто приятель для праздных забав, а верный друг, готовый разделить ее боль.

В ее голосе звучало подлинное одиночество человека, которому некуда пойти. Всем нам требуется хоть что-то постоянное, пусть на короткий миг. Подобное чувство никому не чуждо. Каждый из нас испытывает потребность опереться на надежное плечо, хоть и не все готовы в этом признаться.

Потребность в доме и близком человеке – древний зов и вечная боль. Если наш призыв остается без ответа – в душе образуется холодная пустота. Заполнить ее потом не каждому под силу.

Я еще не придумал, что ответить, а Ниша уже схватила меня за руку и наклонилась к моему лицу. Ее губы на миг прижались к моим, но уже в следующую секунду она отпрянула.

С высоты моего сегодняшнего опыта вряд ли этот порыв можно было назвать поцелуем, однако тогда я вспыхнул от смущения.

– Останься…

Мог ли я отказать?

На крыше мы просидели еще час. Сова так и не улетела, зато соизволила обратить на нас внимание.

* * *

Разразилась настоящая буря. От грома закладывало уши, и Брам куда-то утащил с неба луну. Сова исступленно заухала, снялась с места и полетела неверными зигзагами, будто пьяная. Воздух наполнился беспорядочно мечущимися птицами, лишь вороны старались держать строй в штормовом небе. Им бы укрыться, а они начали бросаться друг на друга, нанося удары то клювом, то когтями.

Мы с Нишей расстались, и я со всех ног припустил к театру. Наверняка репетиция только началась. Слава богу, мой персонаж должен был появиться не с первых минут, так что время оставалось.

Халим был пунктуален. Перед каждой пьесой он произносил речи и читал морали. В его репетициях не бывало мелочей, это касалось и декораций. Если они будут идеально выставлены на репетиции, значит, и премьера пройдет как следует. К лентяям Халим относился сурово, считая, что в театре все должно быть совершенно.

Таким образом, учитывая всевозможные проволочки, скорее всего, я успею и добежать, и подготовиться.

Беспокойно озираясь в полутьме, я почти добрался до ведущего к театру переулка. Эта часть квартала не изобиловала уличными факелами. Здесь процветали сомнительные ремесла, связанные с человеческим телом, самым невинным из которых было нанесение татуировок. Грязные делишки приносили доходов куда больше, чем театральные представления. Сюда влекло людей, пытавшихся заключать сделки на выгодных для себя условиях, используя в качестве аргумента острый нож.

К столкновению с подобными персонажами я готов не был.

От одного из зданий выше по улице поднимались клубы красного, в цвет крови, дыма.

Я точно знал, что это за дом…

В темноте его обшарпанные стены выглядели почти бесцветными. Почти – потому что языки пламени бросали на них свирепые блики. Горело и снаружи, и внутри.