Текст книги "У Купидона картонные крылья"

Сцена 7

Мередит

Доброжелательность Жан-Клода, Стража Надежд, меня взбодрила. Покидая парк Бют-Шомон, я решила прекратить оплакивать свою судьбу. У меня есть цель, которую я назвала «Миссия Купидона». Я хочу выяснить, можно ли подготовиться к любви, которая не будет мимолетной. Как дать любви шанс на выживание? Для меня это важно, потому что я люблю Антуана и не хочу, чтобы наши отношения закончились трагедией. По статистике, около сорока пяти процентов браков заканчиваются разводами. Ну нет, это не для нас! Не хочу пополнять ряды страдающих женщин.

Моя дорогая бабушка говорила: «Наше счастье зависит от того, чего мы желаем». Она права – надо желать лучшего.

Святая Дидин… так я ее называла. Как же мне ее не хватает. Я бы спросила у нее, что нужно сделать для того, чтобы сохранить любовь. И можно ли улучшить свое умение любить?

Стоп! Умение любить. Может быть, это и есть цель? То, чему следует научиться?

Шагая по улице Криме в сторону моего любимого бара-ресторана «Павильон де Кано», я повторяю про себя:

«Умение любить… Возможность любить».

Прохожие, должно быть, принимают меня за чокнутую: я широко улыбаюсь. Но я не могу сдержаться. Спасибо, святая Дидин, ты мне подсказала – умение любить!

А если подумать шире?

Мой совсем не математический мозг тут же выдает формулу:

Способность самостоятельно строить свое счастье ÷ Возможность сопротивляться рискам и обманам этой жизни

Я представляю умение любить как мягкий пластилин, поддающийся фантазиям. Иными словами, любви надо придать форму. Еще нужна смелость, без нее невозможно построить счастье.

Нужно обдумать это хорошенько…

Выхожу на набережную, вот и мой «Павильон де Кано». Толкаю дверь и захожу. Этот ресторан я нашла, когда только осваивалась в Париже – бродила по своему кварталу в поисках интересных мест и была вознаграждена. В тот день было холодно, я проголодалась, зашла перекусить – и в буквальном смысле слова открыла рот. Я попала в квартиру, только очень необычную. Позже я узнала, что над интерьерами поработали стрит-арт художники Супакитч и Корали; ребята, конечно, здорово постарались.

На первом этаже довольно просто – за столиками сидит молодежь, уткнувшаяся в свои ноутбуки и смартфоны. Вкусно пахнет кофе и выпечкой. Поднимаюсь на второй этаж – именно здесь начинаются чудеса. Прохожу через маленькую уютную гостиную, бросаю взгляд на спальню – ого, на кровати отдыхает парочка – и, наконец, проскальзываю в свое любимое место: ванную.

Залезаю. Можно расслабиться. Моя голова падает на мягкую подушку с цветочными мотивами. Мне все здесь нравится: белая с ромбиками плитка стен, ванна из голубой бирюзы, накрытая столешницей из светлого дерева, диванчик у стены и маленькая скамеечка.

Слышу шаги официантки. Я ее хорошо знаю – это Сильвия.

– Привет! Что принести?

– Большой капучино, пожалуйста!

Проходя через первый этаж, я косилась на витрину с соблазнительными сладостями: пирожные, маффины, круассаны и пирожки.

Добавляю, чувствуя, как набегает слюна:

– С маффином пожалуйста!

– Шоколадным? – улыбается Сильвия. Она знает мои вкусы.

– Да, конечно. И не могла бы ты принести мне несколько чистых листов бумаги? Я забыла свой блокнот.

– А-четыре подойдет?

– Отлично, спасибо!

Растягиваюсь в ванной (подо мной мягкий матрасик), свешиваю руку через бортик. Перед глазами встает картина Давида «Смерть Марата». Этого революционера убила в ванне Шарлотта Корде 13 июля 1793 года. Интересно, она испытывала к нему что-нибудь, кроме желания отомстить за «несчастную Францию»? Может, она была в него влюблена?

Чувствую себя убийцей – нет, в самом деле, разве я не убиваю наши отношения с Антуаном? Но сразу же отгоняю эту мысль. Банально, но жизнь – это риск. И я решила рискнуть, чтобы не убить, а сохранить наши отношения.

Сильвия приносит мой заказ. На молочной пенке шоколадной крошкой нарисовано сердце. Приятный знак внимания. Разве не таится счастье в таких маленьких деталях?

Придвигаю к себе листок, пишу красивыми буквами: «Умение любить». И начинаю размышлять. Пишу слова и фразы, которые приходят мне в голову между глотками кофе. Несколько пятен пачкают бумагу, но это не важно. Смотрю на кучу слов. Да, все так – они раскрывают тему. Теперь нужно привести все это в порядок…

Звонит телефон: мама.

О нет, только не это. Не сейчас, у меня совсем нет настроения…

– Мирей? – голос пронзительный, в нем слышится раздражение.

– Мама! Я же просила не называть меня так!

– Это твое имя, которое ты получила при крещении, и я не понимаю, почему ты его отвергаешь!

И почему я его отвергаю?

– Я пытаюсь до тебя дозвониться уже три дня. Ты разве не видела неотвеченные вызовы? – продолжает она.

– У меня был сложный конец недели, прости…

– Да у тебя вся жизнь непростая, с таким-то выбором профессии!

Почему это так необходимо – при каждом удобном случае корить меня моим выбором?

– Я знаю, мам. – Вздыхаю. – Слушай, сейчас, мне не очень удобно говорить. Я не дома, а тут плохая связь. Что у вас нового?

– Завтра день рождения у отца, и я хотела убедиться, что ты об этом не забыла…

– Я помню, ты же знаешь.

– По крайней мере, отправь ему сообщение, когда освободишься! Твоя сестра устраивает прием, а ты…

Ну вот, началось… Моя идеальная сестра. Несмотря на загруженный график и троих детей, она готовит потрясающий стол и конечно же подарки. Она составляет список дел и ставит галочки по мере выполнения. В этом нет ничего плохого, но она это делает, чтобы заслужить признание родителей.

– Твой брат тоже будет, с детьми. Семья в полном составе! Даже тетя Лили на несколько недель приехала во Францию…

Тетя Лили… Признаться, я бы хотела снова ее увидеть. Она живет в Нью-Йорке. Уехала туда, когда ей было 20 лет. Это было как гром среди ясного неба для ее семьи. Я прожила у нее целый год после школы. Она была так мила со мной. В Нью-Йорке я обошла все театры, и именно там укрепилось мое желание стать актрисой. Домой я вернулась окрыленная, но мои родители и слышать не хотели о сцене. В итоге я поступила в университет. Стиснув зубы, постигала экономику и социальные науки – мне хотелось, чтобы родители мной гордились.

Рассеянно слушаю, как моя мама рассказывает о приготовлениях к торжеству. О гостях, которые ожидаются. Почему у меня чувство, что я чужая в собственной семье?

– Я обязательно позвоню, – перебиваю ее.

– Мирей?

– Да, что?

Я настолько выбита из колеи, что даже имя «Мирей» меня не напрягает.

– Ты бережешь себя?

Мама… Несмотря на наши разногласия, она пытается поддерживать отношения. Я ценю ее усилия.

– Ну конечно, не беспокойся. Обнимаю, мам.

– Мы с папой тебя тоже обнимаем.

Благодарю ее, но знаю точно, что мой отец никогда не простит меня за то, что я бросила университет. Он считает меня чокнутой. Его неодобрение преследует меня, как старая шумная кастрюля.

Нажимаю на кнопку отбоя.

Каждый раз, когда я думаю о своей семье, я чувствую себя уничтоженной.

Машинально протягиваю руку к шее, чтобы погладить татуировку, которую сделала, когда приехала в Париж. Татуировка – это знак моей независимости от семьи. Я не сдамся и не вернусь назад. Я никогда больше себя не предам. Смена имени – это тоже знак перемен.

Мысль о моих родителях вызывает во мне желание вернуться к работе: исследовать фразу «умение любить». Мои родители всегда вместе, как попугаи-неразлучники, но на самом деле это обман – я о том, что никакой любви между ними давно нет. Они доказывают, что можно жить под одной крышей, ложиться в одну постель, садиться обедать за один стол – и не замечать друг друга.

Мой самый худший кошмар: стать невидимкой в глазах Антуана.

Я сделаю все возможное, чтобы этого не случилось!

Снова делаю заметки, продолжаю свое исследование. Черчу круги и стрелки, пытаюсь понять, как можно улучшить свое умение любить.

Читаю:

«То, что происходит МЕЖДУ МНОЙ И МНОЙ, МЕЖДУ МНОЙ И ДРУГИМ, МЕЖДУ МНОЙ И МИРОМ».

Ободренная находкой, детализирую.

МЕЖДУ МНОЙ И МНОЙ

Это очевидно – чтобы кого-то любить, я должна сначала полюбить себя. Позаботиться о себе физически и морально. Доверять себе. Найти причины гордиться собой… Мне надо понять свои страхи. И позаботиться о старых ранах…

Отмечаю для себя: создать Лист действий.

Довольная, продолжаю работу. Кофе выпит – заказываю чай. Мне нужно топливо!

Второй пункт:

МЕЖДУ МНОЙ И ДРУГИМ

Другой – это другой. В конечном счете разве цель пары не состоит в том, чтобы научиться понимать и уважать друг друга, несмотря на различия?

Несхожесть. Пишу это слово и подчеркиваю три раза. Не взяла ли я тайм-аут, потому что боюсь индивидуальности Антуана? Знаю ли я его? Знаю ли, чего ожидать от наших отношений? Насколько совместимы наши ожидания? Как найти гармонию? Как остаться на адекватной дистанции?

Об этом я обязательно подумаю, а пока пишу:

МЕЖДУ МНОЙ И МИРОМ

Что убивает любовь? Вероятно, не в последнюю очередь чувство отобранной свободы, эмоциональная зависимость… И наоборот, открытость миру, раскрепощение, самореализация – эти качества не дадут задушить любовь.

Думаю о своей карьере, которая пока что не двигается, о своих амбициях, которые не реализованы. Что же, пора засучить рукава!

Потягиваюсь. Пора закругляться. Хочу домой. Засовываю руку в сумку в поисках кошелька и натыкаюсь на подарок от сторожа парка. Я и забыла. Развязываю веревку, разворачиваю. Внутри нахожу камешек, на котором искусно нарисован белый цветок с тонкими узорами вокруг. И записка.

Читаю.

Это – подснежник, Galanthus nivalis. Для тебя это «молочный цветок», он принесет тебе нежность и надежду.

Подснежник – символ надежды. Когда Адам и Ева, изгнанные из Рая, отчаялись, думая о том, что зима будет длиться вечно, появился ангел и превратил белых хлопья в цветы. Прекрасный способ показать, что зима скоро уступит место весне.

Не забывай: жизнь никогда не говорит последнее слово.

Доверие и вера. Никогда не опускай руки: часто мы даже не догадываемся, что находимся в двух шагах от чуда.

С любовью,

Жан-Клод.

Во мне разливается поток нежности.

Вибрирует телефон. Сообщение. Это Алиса. Мой агент: как всегда, она лаконична:

Срочно! Нужно встретиться. Перезвони быстро, Роза и ты, завтра в агентстве в 14:00.

Покидаю «Павильон де Кано», сжимая камешек сторожа в ладони, чтобы зарядиться доброй энергией.

Сцена 8

Роза

Выхожу из метро Сантье в спешке. Меня ждет встреча с Алисой, нашим агентом.

На улице я никогда не остаюсь незамеченной, с моим-то ростом метр восемьдесят, прической в африканском стиле и носом, который я сама считаю немного приплюснутым. Но он меня не портит.

Меня окликают явно поддатые мужчины, курящие сигареты у бистро.

– Эй, красотка! Хочешь познакомиться?

– Мамзель! Не уходи так быстро! Подойди, что я тебе скажу. А хочешь, покажу кое-что…

Не обращая на них внимания, иду дальше.

– Нет, ты видел этот зад? Ммм… Я бы погрузился туда с головой!

Ржут, как кони.

Вздыхаю: привлечь внимание для меня легко. Найти парня от скуки – это я могу. Другое дело – найти того, кто действительно мной заинтересуется, – вот с этим туго. Дурачье, они не знают, что теряют! Нет-нет, я не о теле. Я о том потенциале любви, который ждет кого-то до востребования. Неужели нет ни одного мужчины, который захочет сделать меня своей женой?

Обо мне часто говорят как о «девушке, ищущей любовные приключения». Я не обижаюсь. Вот еще, каждому объяснять, что я ищу не «приключения», а стабильность. Я ищу человека, с которыми мне будет хорошо. А ему – со мной. Я не пуританка, но никто из тех, кого я встречала до сих пор, не сделал меня счастливой. А может быть, они просто не заметили во мне все эти опции – «нежность», «забота», «слушающее ухо»… Да у меня полно достоинств, в конце-то концов!

Улица Пти Каро, 21. Звоню в домофон. Голос Алисы говорит «открываю». Агентство располагается на первом этаже. Иду по узкому, как сдавленный пищевод, коридору.

Алиса, женщина среднего возраста, с пучком, собранным на скорую руку, вся красная, сидит за стеклянной перегородкой и с кем-то говорит по телефону.

Можно упрекнуть это маленькое агентство во многих грехах, но нужно признать, что Алиса беспощадно борется за своих актеров. Она буквально выцыганивает для нас контракты, как только появляется возможность.

Ее пальцы с длинными ухоженными ногтями делают знак сесть, что я и делаю, проклиная Мередит за то, что она опаздывает.

На стенах фотографии артистов. Лица разные – кто-то улыбается, кто-то серьезен. Каждый пытает счастье, чтобы выделиться на фоне других. Когда тебе 20, ты «молодая надежда». Но я в свои 35 лет уже не «молодая надежда», а «осетрина не первой свежести».

Алиса кладет трубку, видно, что она раздражена. Я встаю, как школьница.

Она такая стройная, эта Алиса. Видимо, ест только семена и проростки. Всегда с загаром, 365 дней в году. На ней прямая юбка (такая и на одну мою ягодицу не налезет), шикарная блузка с намеренно глубоким декольте. На ногах десятисантиметровые шпильки, чтобы забыть о росте метр пятьдесят пять. Приближается ко мне походкой канатоходца, целует, не касаясь губами, и в эту минуту влетает запыхавшаяся Мередит.

– Прошу прощения за опоздание, – лепечет она.

Алиса расстреливает ее взглядом (как и я) и приглашает сесть.

– Итак… – начинает Алиса.

Она все фразы начинает с «итак». Меня это удивляет: «итак» должно заканчивать разговор.

– Итак, девочки, я кое-что нашла для вас.

Меня пронзает дрожь возбуждения.

– В Париже? – спрашивает Мередит с надеждой в голосе.

Алиса смотрит на нее с улыбкой и… пожалуй, с жалостью.

– Нет, моя дорогая. А ты чего ждала? Хочешь выступить на сцене Оперы?

Глаза Алисы сужаются, она в восторге от своей шутки.

Мередит в смущении завозилась на стуле. Алиса кашляет и продолжает:

– Итак. Везете «Грелюш». Сначала Марсель. Потом Лилль. Две недели репетиций, полтора месяца на сцене. Четверг, пятница, суббота, начало спектаклей в половине восьмого, в воскресенье – в четыре часа.

– Марсель? А где?

– Театр «Акростиш», мои дорогие!

– Он вообще существует? – иронизирую я.

Алиса не отвечает.

– А что насчет оплаты? – осмеливаюсь развить тему.

– Директор предлагает оклад плюс проценты за выход.

Наши глаза ожидают более точного ответа. Алиса вздыхает – плохой знак.

Когда она называет сумму, я смотрю на Мередит: подруга такая же подавленная, как и я. Ну что ж, слава и деньги приходят не сразу.

Алиса пожимает плечами – она дает работу артистам, а остальное ее не волнует.

– Итак, Три вечера в неделю и воскресенье. Ладно, девочки?

Я выдавливаю улыбку, мечтая о дне, когда отправлю ее к черту.

– Ну, веселее! Я же нашла для вас два теплых местечка. Марсель, Лилль! Разве это не город твоего детства, Мередит?

– Да, – хмурится подруга.

– Ну, это же потрясающе, правда? Кому нужно сказать спасибо?

– Спасиииибо, Алииииса, – говорим мы хором, без особой радости в душе.

Спустя пять минут я чувствую себя еще хуже, думая о Кесии. Взять ее с собой в поездку невозможно. Не хочу нарушать ритм ее жизни. У моей малышки есть подруги, она любит ходить в сад, обожает свою воспитательницу… Моя мама, согласится ли она взять ее к себе? И Кесия, как она отреагирует на мое длительное отсутствие?

Волна вины и беспокойства захватывает меня все больше. Имею ли я право жить своей страстью, которая приводит к тому, что всем нам тяжело: мне, моей дочери, маме? Должна ли я все бросить и найти неважно какую, но постоянную работу, чтобы жить спокойно с моей малышкой?

Роюсь в голове в поисках ответа, но не нахожу.

Нет, нет. Решительно – нет! Сейчас я не могу на это решиться. Бросить театр – для меня это смерть. Сцена – это то, что держит меня на плаву, это моя самая большая мечта, которая со мной с самого детства. В театре я чувствую себя как дома. Играть – вот что делает меня живой. У меня получится! – кричу я про себя.

Сцена 9

Антуан

Сегодня у меня по плану подготовка к будущей программе «Готовы обсудить». Программа намечается острая, а мы – одна из самых крупных радиостанций Франции.

Я должен принимать решения очень быстро и делать правильный выбор: темы, люди, которые будут приглашены. Наверное, меня можно сравнить с дирижером, который управляет всем и всеми, от ведущих до радиотехников. Я люблю этот ежедневный адреналин.

Мой день начинается рано. Прикладываю пропуск чтобы пройти через турникет, здороваюсь с охраной, иду по коридору, где на стенах висят огромные портреты звезд, побывавших у нас. Нажимаю на кнопку, чтобы вызвать лифт. Две молодые девушки, проходя, бросают на меня заинтересованные взгляды. Я все еще произвожу впечатление? Хм… После Мередит я и не думаю об этом. В лифте никого. Пользуюсь этим, чтобы посмотреть на себя в зеркале: восковой оттенок кожи после четырех ночей практически без сна, щетина, которая, возможно, кому-то покажется сексуальной, сухие потрескавшиеся губы как следствие перебора с алкоголем… Ну нет, ничего хорошего.

Выхожу из лифта, иду к себе в кабинет. Моя секретарша предлагает мне кофе. С трудом выдавливаю «спасибо». Она кивает с ничего не выражающим лицом.

Выпив кофе, иду в комнату для совещаний, где меня ждет команда. Я везде вижу Мередит. Плохой знак. Стараюсь быть внимательным к предложениям, делаю заинтересованное лицо, но сам бесконечно далеко отсюда.

Мередит… Противно, что я играл роль в тот вечер. Роль сильного человека. Браво, Антуан: ты умудрился сократить предложенный ею срок. И мускулом не дрогнул, как если бы принял все это за забавную игру. На самом деле смешного мало. Никакая это не игра. Раньше я думал: меня ничто не может сломать, особенно женщины. Ошибался, дурак.

– Антуан? Антуан!

Вздрагиваю и рассеяно отвечаю:

– Да?

– Ты с нами или как?

– Да, конечно…

– Так что ты думаешь на этот счет?

– На какой?

– Ну, о том, можно ли считать сторожей ангелами?

– А, да…

Мой бортовой компьютер подключается к совещанию. Пытаюсь собрать все темы в голове. Смутно улыбаюсь. Замечаю сотрудника, который толкает локтем мою помощницу и шепчет ей, довольный: «Идея ему понравилась, мне кажется!»

Да, идея мне нравится. Но я думаю о ней совсем в другом контексте. Сторож-ангел… Это дает мне надежду. Это подсказка для меня. Ангел не допустит, чтобы наша любовь исчезла, он будет ее сторожить. А что, если принять навязанную Мередит паузу как вызов?

Я готов его принять. Сторож-ангел сыграет главную роль в фильме моего завоевания…

Сцена 10

Роза

Моя мама – это нечто, но я вынуждена обратиться к ней, чтобы оставить Кесию на время моего отсутствия. Никого другого у меня нет. К счастью, мы живем в нескольких кварталах друг от друга.

Доброжелательные люди сказали бы о моей маме что-то вежливое, вроде: «Нужно сначала узнать ее получше, а потом судить». Но я-то знаю ее как облупленную. Личность совершенно сдвинутая, что там говорить… Она не может пожаловаться на отсутствие внимания со стороны мужчин, но и рядом с ней никто надолго не задерживается. Поначалу она привлекает, как яркая бабочка, но потом раскрывается ее характер. Она хуже, чем самка богомола, которая может сожрать своего партнера. Хотя… ей нельзя отказать в нежности.

Внешность у нее экзотическая. Натуральная блондинка, моя мама уже много лет красит волосы в цвет воронова крыла, чтобы еще сильнее подчеркнуть свои кошачьи глаза. У меня тоже экзотическая внешность, но я на нее не похожа. Контраст между нами осязаемый. Никто бы не догадался, что я ее дочь. Впрочем, у нас с Кесией так же, история повторяется. Мама поддалась антильскому шарму моего биологического отца, который потом сбежал, как и все.

Звоню и звоню, аж палец задубел. Проходит несколько минут, пока она открывает двери. Сильнее сжимаю руку Кесии в своей. Десять дней, о боже… С одной стороны, я рада работе, но с другой… На душе кошки скребут оттого, что мне нужно оставить свою дочь. Чувство вины? Страх быть плохой матерью? Очевидно. Но что делать? Я не могу взять ее с собой. Роль матери и жизнь актрисы – мне кажется, невозможно примирить одно с другим. Но я все равно хочу реализовать себя – я надеюсь, что однажды Кесия будет мной гордиться…

Мама звонко меня целует, меня обволакивает ароматом пачули, смешанным с нотками дамасской розы. Она недовольна тем, что я уезжаю, но она без ума от внучки, просто обожает ее. Относится к ней, как к настоящей принцессе, – ко мне она так никогда не относилась. Пощечины я получала от нее чаще, чем поцелуи. Не хочу об этом вспоминать.

Разбитая тем, что мой отец бросил ее, когда мне и года не было, мама всю жизнь твердила: «Моя девочка, не верь мужчинам, верь только мне! Они все неверные. Бандиты. Пьяницы!..» – ну, и так далее, у нее не было привычки следить за своим языком.

Ее поучения не пошли впрок. Я влюбилась в парня. Стюарда крупной авиакомпании. Хороший во всех смыслах, он оставил меня сразу, как я сообщила ему о беременности. Семейная карма, можно сказать.

Спасибо Экзюпери за фразу о том, что хорошо видит только сердце. Что касается отца Кесии, я доверилась этому красавчику, и мое шестое чувство не сработало. Интуиция и магические связи мне не помогли…

Мама щиплет за щечки Кесию и осыпает ее поцелуями.

– Бабуля, ну хватит! Я уже вся в слюнях!

Кесия без промедления бросается к коробке с игрушками, но своего любимого потрепанного зайца не отпускает. Она ненавидит, когда я стираю его. Наверняка потому, что иначе смою его утешающие феромоны. А я всегда жду момента, чтобы бросить его в машинку. Ох, после этого два дня вижу недовольную рожицу.

Мама уже два года участвует в «кармическом движении», как она сама говорит. Биоэнергетическом и эпигенетическом. Ее декорации в основном в буддийском стиле. У нее дома настенный ковер со слоном. На полу лежит зафу, подушка для медитации. К ней ходят клиенты – она медиум, консультирует в уголке комнаты, за ширмой. (Раньше она медиумом не была.)

Этот мирок очень нравится моей дочери. Необычные предметы, которых у мамы полно, дают столько идей для детского воображения.

Ромео остался дома. На его счет мама категорична: «Дочь – еще ладно, но твоя птица – никогда в жизни!» Придется с кем-то договариваться, но пока никто не идет на ум.

Я говорю ни о чем с мамой, оттягивая время прощания. Наконец встаю и машинальным жестом поправляю длинную юбку. Кесия тут же бросается ко мне. Я чувствую, как ее тельце трясется от плача. Сердце разрывается. Крепко обнимаю ее. Мы называем это «удушающими объятиями», но сейчас мне совсем не хочется шутить. Я встаю на колени и вытираю ей слезы ладонями.

– Не хочу, чтобы ты уходила, мам!

– Моя девочка! Не плачь! Я приеду к тебе, как только получится, ладно?

Это ее нисколько не успокаивает. Дети не понимают будущего времени, для них важно только то, что происходит сейчас.

– Кто моя большая и сильная дочь? – подбадриваю я ее.

– Не я! – возражает она.

И как мне из этого выпутаться?

Стараюсь перевести все в игру. Хватаю ее за нос.

– А чей это носик? Ммм… Он выглядит вкусно!

Делаю вид, что отрываю кончик. Дочка смеется сквозь слезы.

– Мам, верни мне нос!

«Приклеиваю» ей кончик носа обратно. Но она снова хмурится. Тогда пробую другую вещь.

– Кесия, детка, что там у тебя в ухе?

Ребенок тянется к уху.

– О, смотри, Кесия!

Делаю вид, что достаю из уха конфетку. Простенький фокус, но личико моей малышки проясняется. Достаю конфетки из карманов, даже из носочков. Она заливисто смеется, с удовольствием запихивает конфеты в рот. Самое время уходить.

По улице иду быстро. Очень быстро. Но слезы льются еще быстрей.