Текст книги "Григорий Распутин. Жизнь и смерть самой загадочной фигуры российской истории"

Распутин был не первым, кто в России оказывал закулисное влияние на монарха, не был он первым и когда получал взятки, добивался назначения и смещения министров не по соображениям эффективности их работы, а по своей личной прихоти; не был он и первооткрывателем пьяных оргий. В том-то и дело, что в своих ошибках Григорий Ефимович был похож на большинство деятелей, сыгравших значительную роль в судьбах Российской империи. Но князю Феликсу было нетрудно убедить себя в том, что Распутин является единственным виновником всего дурного, что происходит, и что убийство этого человека станет актом героическим и патриотическим, поскольку освободит царя и Российскую империю от «темных сил».

Юсупов сам давно поверил в эти оправдания, созданные им самим на основании светской болтовни. Он поверил искренне, насколько убийца может поверить в то, что совершает преступление «по идейным мотивам». Когда последние сомнения исчезли, он смог приступить к приготовлениям, необходимым для осуществления его преступления.

А тем временем война продолжалась, и ход ее становился все менее и менее благоприятным; моральный дух населения падал на глазах. Империалисты были просто в отчаянии. Требовалось во что бы то ни стало найти виновного, на которого можно было бы свалить ответственность за поражения.

Заслуга своевременного нахождения козла отпущения принадлежала депутату Думы и крупному помещику Пуришкевичу. С тех пор как его надежды рассыпались в прах и ему пришлось расстаться с мечтой о министерском портфеле, Пуришкевич при каждом случае заявлял, что вина за печальный ход событий, военные неудачи и возможное крушение всего режима лежит на Распутине. Пуришкевич был талантливым оратором, и его яростные атаки на старца производили сильное впечатление как на Думу, так и на общественность.

В конце 1916 года князь Юсупов прочитал пламенную и гневную речь Пуришкевича и сразу же подумал, что этот депутат Думы – тот человек, который поможет ему осуществить замысел освободить Россию от «темных сил».

Пуришкевич служил в Красном Кресте и возглавлял санитарный поезд. Тот большую часть времени стоял на вокзале в Петрограде, а Пуришкевич работал в кабинете, оборудованном в одном из вагонов. Туда однажды вечером и направился князь Юсупов, чтобы поделиться с ним своими намерениями. Пуришкевич тотчас пришел в восторг и пообещал князю свое содействие.

В тот же вечер состоялась еще одна встреча. Князь Феликс очень хотел, чтобы в этом патриотическом акте принял участие и его друг великий князь Дмитрий Павлович: он полагал, что участие в убийстве станет отличным стимулом для великого князя, так же как он сам увлеченного «Дорианом Греем» Оскара Уайльда и подобной литературой. Когда Феликс предложил депутату привлечь к делу Дмитрия Павловича, тот согласился, что идея великолепна. Действительно, в соответствии с законом члены императорской фамилии не подчинялись обычным властям, только царю, и этот иммунитет распространялся на всех, кто принял участие в противоправном деянии совместно с принцем. С того момента, когда Юсупов и Пуришкевич объединились с великим князем, они заранее ограждали себя от любых неприятностей со стороны полиции и судов.

Кроме того, депутат, убежденный монархист, был в восторге от того, что член императорского дома примет участие в убийстве того человека: таким образом, часть великой чести этого патриотического деяния принадлежала и монарху.

Когда они договорились по этому пункту, Пуришкевич предложил в качестве еще одного соучастника своего помощника по санитарному поезду: поляка доктора Лазоверта, ему поручалось раздобыть яд. Наконец, к заговору были привлечены офицер Сухотин и лакей Юсупова Нефедов.

Элегантного великого князя Дмитрия уговорили легко. Со времени отмены крепостного права и проникновения в Россию западных гуманистических предрассудков у молодых русских принцев практически не было возможностей пощекотать себе нервы. Убийство животных на охоте уже не приносило подлинного удовлетворения. Поэтому Дмитрий с удовольствием ухватился за этот неожиданный подарок: получить возможность «прикончить человека».

Поскольку план Феликса Феликсовича был хорошо проработан, а великий князь всегда слепо выполнял то, о чем просил его друг, он заявил, что готов принять участие в деле, тем более что это был патриотический акт.

План Юсупова основывался главным образом на доверчивости и искренности матери и дочери Головиных. Феликс Феликсович знал, как они сердятся на него за его неприязнь к почитаемому ими отцу Григорию. Притом что сам старец с первой встречи отнесся к «Маленькому» с симпатией и сердечностью. В последние годы Муня неоднократно пыталась сблизить Юсупова с Распутиным, и Григорий Ефимович просил ее всегда приглашать князя, когда бывал у нее.

Феликс вспомнил о дружеском расположении к нему старца и симпатии Муни. Это должно было помочь ему завлечь жертву в западню. Правда, иногда у Феликса мелькала мысль, что не слишком-то красиво злоупотребить доверием очаровательной девушки и воспользоваться ею, чтобы приблизиться к человеку, которого он намеревается предательски убить. Но эти угрызения совести быстро исчезали: разве он собирался совершить убийство не по «высоким мотивам» и из «патриотизма»? «Высокая цель» оправдывала средства и лицемерие!

И потом, молодой аристократ, пьяневший от декадентской литературы, втайне испытывал наслаждение от такого притворства. Напасть на жертву открыто было бы слишком просто, грубо, вульгарно и не могло прийтись по вкусу столь утонченному молодому человеку, как он. Достойное его убийство следовало подготовить тайно и с особым коварством, вложить в осуществление преступления всю элегантную утонченность, на какую он только бы способен, чтобы в дальнейшем его не путали с заурядным убийцей, нецивилизованным и неэстетичным.

Итак, князь Юсупов начал подбираться к Распутину с помощью слишком доверчивой Муни Головиной. Тем временем остальные сообщники занимались поисками яда и тяжелых цепей, которыми должны были обмотать тело Распутина, прежде чем сбросить его в воду.

Феликс, намеренно навещавший семейство Головиных реже, теперь искал случая восстановить с ней отношения и проявить едва заметный интерес к старцу. Однажды он дал понять, что с радостью встретился бы с Распутиным, потому что все рассказываемое Муней и ее матерью о нем создает впечатление, что Григорий Ефимович все-таки заслуживает восхищения, хотя и не следует принимать его за святого.

Через несколько дней после того, как Юсупов, Пуришкевич и великий князь Дмитрий решили совершить убийство, Муня позвонила князю по телефону пригласить его на завтра на чай с Распутиным. Феликса даже напугала легкость, с какой осуществлялся его план: бедняжка Муня так радовалась! Но князь почти сразу подавил в себе это чувство и ответил, что с радостью придет.

Войдя на следующий день в гостиную Головиных, он нашел мать и дочь в сильном возбуждении. Для них предстоящая встреча была значительным событием. Вскоре прибыл старец. При виде Феликса его лицо осветилось радостной улыбкой, и он поцеловал его. Григорий Ефимович, обычно такой осторожный, вел себя по отношению к своему будущему убийце, как ни к кому другому: он осыпал Феликса знаками своей дружбы и пытался привлечь особенными добротой и сердечностью. Он не догадывался, что «Маленький» хладнокровно скрывал в себе, и был искренне счастлив внешними проявлениями его симпатии.

Князь Юсупов, делая вид, что приятно тронут дружелюбием Распутина, в действительности испытывал в присутствии этого мужика все то же отвращение к нему. Манера Григория Ефимовича разговаривать с обеими женщинами и ласкать их снова приводила его в бешенство. Был неприятен и отеческий тон, которым к Феликсу обращался Распутин, который, в частности, говорил: «Когда ты отбываешь на фронт?»

Старец высказывал презрительные замечания о дворе, аристократах, князьях церкви, министрах и депутатах.

«Все меня боятся, все до единого, – говорил он. – Мне достаточно кулаком по столу стукнуть. Только так с вами, знатью, и надо. Вам бахилы мои не нравятся! Гордецы вы все, мой милый, отседа и грехи ваши. Хочешь угодить Господу – смири гордыню!»

Юсупову стоило невероятного труда не дать вырваться своему гневу. Но ему предстояло совершить героическое деяние, поэтому он улыбался старцу и позволял ему ласкать себя. Он чувствовал, что каждый поцелуй, каждое доброе слово приближают его к цели и что он все больше и больше завоевывает доверие своей жертвы.

Распутину позвонили по телефону, и он собрался уходить. Князь поспешил попросить Муню о новой встрече, чтобы как можно скорее продолжить разговор. Уже на следующий день Муня дала «Маленькому» знать, что Распутин будет счастлив, если в следующий раз Феликс принесет гитару: отец Григорий слышал, что он очень хорошо исполняет цыганские романсы. Юсупов решил, что «силы тьмы» в сговоре с ним, поскольку он, такой изощренный в коварстве, оценил силу оружия, которое Провидение вкладывало ему в руку.

Юсупов знал, что нет более легкого способа завоевать дружбу Распутина, чем сыграть ему на музыкальном инструменте или спеть цыганский романс. Григорий Ефимович, этот грубый сибирский крестьянин, этот примитивный степной житель, питал почти смешную слабость к пляскам и песням; он, умевший быть таким грубым, становился невероятно добрым, когда слышал красивый голос и звук гитарных струн. Юсупов знал о сцене на «Вилле Родэ», когда толстяк камергер Хвостов благодаря своему красивому басу в один миг победил неприязнь старца, которого сильно обидел.

С того момента, когда Юсупов получил возможность играть на гитаре для Распутина, он выиграл недели, возможно, даже месяцы, и его замысел очень скоро был успешно реализован. Если у старца и сохранялась какая-то настороженность, то ее стерло пение. Так что князь в тот вечер взял в руки гитару, как убийца берет оружие, и отправился в дом Головиных на Зимнюю канавку, где его с нетерпением ждали старец, доверчивая Муня и ее мать. Когда они уселись за стол, Распутин погладил Муню и спросил Юсупова, привез ли тот свой инструмент; а потом стал упрашивать что-нибудь спеть. Юсупов дрожал от отвращения при виде этого веселящегося крестьянина, но, дружески улыбаясь, взял гитару и стал петь цыганские романсы. Григорий Ефимович, откинувшись на стуле, слушал с каким-то детским счастьем, лицо его смягчилось. Он все время требовал новых песен, и Юсупов без устали пел то веселые, то печальные романсы, зажимая своими изящными, ухоженными пальцами струны инструмента.

Утром 16 декабря князь Феликс отправился в свой дворец на Мойке, чтобы завершить последние приготовления к убийству старца. Гитара произвела свой эффект. Юсупов теперь пользовался полным доверием Распутина. С того вечера, когда он у Головиных пел и играл для Григория Ефимовича, тот смотрел на него как на одного из самых верных друзей. Князь часто бывал на Гороховой, и Распутин был этим так счастлив, что можно было подумать, будто привязанность, которую он питал к Феликсу, его совершенно ослепила. Князь играл со своей жертвой и под предлогом болей в груди попросил Григория полечить его магнетическими пассами. А тем временем готовил убийство.

Юсупов много раз встречался с Пуришкевичем, и они тщательно проработали план. Наконец убийство Распутина было назначено на 16 декабря. Оно должно было произойти в подвале Юсуповского дворца на Мойке; он был совершенно пуст по причине производившегося ремонта. Под его сводами было спокойно, и ни один звук не вырвался бы наружу. Нашли и предлог, чтобы завлечь старца: Григорий Ефимович уже давно выражал желание познакомиться с женой князя Феликса, молодой и красивой Ириной Александровной; так было найдено последнее звено в цепи.

В действительности Ирины Александровны не было в Петрограде, она находилась в Крыму. Однако Юсупов объявил старцу, что его жена готова принять его у себя, потому что нездорова и была бы счастлива, если бы он ее полечил. Это известие сильно обрадовало ничего не подозревавшего Григория Ефимовича, и он с благодарностью принял приглашение на вечер 16 декабря. Правда, был выбран поздний час, но, как объяснил Феликс, родители князя не любили старца, поэтому лучше им не знать о его визите. Распутин, обычно такой осторожный, ничего не заподозрил, эти несколько странные утверждения его не насторожили, симпатия ослепляла его, и он даже пообещал никому не рассказывать, где проведет этот вечер.

Получив согласие жертвы, князь провел в доме последние приготовления, и сделал это с огромной тщательностью. Подвал, где должно было произойти убийство, прежде служил винным погребом, а его надо было переоборудовать в столовую залу. Пол помещения был выложен плиткой, потолок был низким и сводчатым, два узких окна выходили на уровне мостовой на Мойку.

Поскольку речь в первую очередь шла о придании комнате вида обитаемой постоянно, Феликс приказал украсить ее коврами, принести красивую мебель: обитые кожей резные стулья, столы, шкафы, один из которых, в частности, имел прекрасные инкрустации, а внутри был украшен зеркалами и бронзовыми колонками.

С помощью своего слуги Нефедова Юсупов оборудовал комнату весьма комфортабельно. На окна повесили шторы, на пол бросили медвежью шкуру, на огромный камин из красного гранита поместили несколько позолоченных ваз, старинную майолику и, наконец, несколько статуэток слоновой кости. На середине комнаты поставили стол, за которым Распутин должен был отведать свой последний ужин. Князь велел накрыть стол на шестерых, приготовить чай, пирожные и вино. Когда все будет готово, слуги должны удалиться и не возвращаться до следующего утра.

Приготовления заняли целый день, и было уже довольно поздно, когда на столе запел самовар. Мрачный прежде подвал превратился в уютную столовую с темно-красными шторами на окнах, персидскими коврами и пылающим в камине жарким огнем. Прибыли остальные заговорщики; доктор Лазоверт надел резиновые перчатки и открыл принесенную им склянку, в которой, по его словам, находился цианид. Он раздавил несколько кристаллов яда в пальцах, взял шоколадные печенья и посыпал их внутри порошком; затем всыпал яд в вино. После этого закрыл пирожные и бутылку, уверяя, что дозы хватит на то, чтобы убить нескольких человек.

Прежде чем покинуть комнату, заговорщики придали ей вид, как будто здесь только что пили чай несколько человек. Для этого они немного отставили стулья, чуть отодвинули ковер, налили немного чаю в каждую чашку. Наконец, они в последний раз распределили роли во время убийства Распутина: великий князь Дмитрий, остававшийся до сего момента пассивным, выразил желание тоже поучаствовать. Зато воинственный империалист Пуришкевич проявил деликатность чувств: он заявил, что есть некая черта, которую член царской семьи не должен преступать; по его мнению, принц крови не должен пачкать руки, убивая грязного мужика; достаточно, если он просто лично поприсутствует при убийстве в качестве свидетеля. Это мнение было принято, и все условились, что только Юсупов угостит старца ядом, а остальные заговорщики будут ждать в его кабинете, расположенном как раз над подвалом, когда Распутин умрет. Они включат граммофон, чтобы заставить старца поверить, будто на верхнем этаже собралась веселая компания.

Князь Феликс собрался ехать за жертвой. Чтобы не вовлекать нового соучастника, роль шофера исполнил доктор Лазоверт. Юсупов закутался в широкую оленью шубу и скрыл лицо под огромной меховой шапкой, которую натянул на уши. Затем оба сели в автомобиль, и уже скоро большая машина катила вдоль Фонтанки к дому Распутина.

Утром того дня Распутин, по своему обыкновению, вернулся домой совершенно пьяный. Чувствуя усталость, он сократил обычную программу. В 10 часов он поговорил по телефону с Анной Вырубовой, что далось ему с большим трудом, поскольку язык еле ворочался во рту и ему было сложно выговаривать слова. Затем быстренько принял нескольких просителей и в сопровождении филеров отправился в баню размяться. Около полудня к нему заехала поздороваться верная Муня. Затем он ушел к себе в спальню отдохнуть и лишь под вечер появился в «святилище», где его с нетерпением ожидали верные последователи. Он с удовольствием прочел телеграмму, сообщавшую, что царь по его желанию назначил министром юстиции Добровольского.

Муня, которой всегда было трудно расставаться с ее любимым батюшкой, спросила, есть ли у него какие-нибудь планы на вечер; сегодня ей хотелось подольше побыть с ним и почему-то особенно тяжело было покидать Григория Ефимовича. Тот с таинственной улыбкой заявил, что намерен выйти в город, но не может сказать куда.

– Я сумею тебя найти, – нежно сказала Муня, – и последую за тобой, хочешь ты того или нет!

– Нет, нет, голубка, – шутливо ответил отец Григорий, – я не могу прийти с тобой туда, куда собираюсь сегодня!

Потом он поцеловал ее в губы, нарисовал пальцем крест у нее на лбу и отпустил Муню со словами:

– Да хранит тебя Господь, душенька! А теперь иди!

Муня с неохотой покинула дом старца, но он так хотел, и было бы невежливо ему не подчиниться. На лестнице она встретила Анну Вырубову, поднимавшуюся к Распутину. Она ей сразу сказала, что Григорий Ефимович собирается вечером куда-то ехать, но напускает таинственность и не хочет говорить куда.

Вырубова принесла Распутину икону, привезенную царицей из Новгорода; он принял ее с радостью и унес в свой кабинет, где поместил среди других икон, обвитых лентами, и поставил перед ней лампадку. Потом он рассказал Анне, что министр внутренних дел Протопопов предупредил его о своем визите по срочному делу и что он скоро приедет. Потом Анна попросила его сказать, куда он отправится этой ночью, и он, зная преданность и не-болтливость своей умной подруги, рассказал о приглашении молодого князя Юсупова и о его желании никому об этом не рассказывать, особенно Головиным.

Все эти тайны не понравились Вырубовой; она усмотрела оскорбление в том, что Юсупов и его жена стыдятся принимать Распутина белым днем и публично. Поэтому она посоветовала ему не ездить. Но старец ответил, что уверен в дружбе князя и, кроме того, он не мог отказаться лечить юную Ирину, поскольку Бог наделил его даром исцеления. Наконец, чтобы положить конец мольбам Анны и успокоить ее, он пообещал ей перенести визит на другой день. Но он по-прежнему был настроен ехать: ему предстояло познакомиться с красивой женщиной, а «Маленький» обещал петь ему цыганские романсы. Кто бы устоял перед такими удовольствиями?

Анна смогла пробыть у отца Григория совсем мало времени, потому что царица просила ее приехать сегодня для долгого разговора о «друге». Ей пришлось скоро уходить; но в дверях она еще раз обернулась и умоляюще сказала:

– Ведь правда, батюшка, ты не поедешь к Феликсу? Ты мне обещал!

Оставшись один, Распутин вызвал служанку, крестьянку Катю Иванову, служившую у него уже некоторое время, и велел приготовить новую рубаху, вышитую цветами, и начистить сапоги; в этот вечер он хотел выглядеть пристойно, поэтому уделил особое внимание своему туалету, как если бы собирался в церковь на Пасху.

Ему никак не удавалось застегнуть толстыми пальцами рубашку, он выругался и отправился на кухню просить о помощи Катю, которая, встав на стул, пришла ему на выручку, говоря, что «эта дура, княгиня Шаховская, пришила слишком большие пуговицы».

В этот момент раздался звонок в дверь: Катя соскочила на пол и побежала открывать: пришел его превосходительство министр Протопопов. С того самого момента, когда Распутин назначил его министром внутренних дел вместо предавшего его Хвостова, Протопопов был постоянным гостем старца и приходил обсудить с ним важнейшие вопросы управления. Он всегда приходил через черный ход и таинственно проскальзывал через кухню в рабочий кабинет Григория Ефимовича, чтобы быть как можно незаметнее. Он был слишком хорошо известен жильца дома, которые знали, что должны молчать о его визитах.

В тот вечер, войдя на кухню и здороваясь со старцем, выглядел он сильно растерянным: он был крайне взволнован, дрожал всем телом и дышал с трудом; наконец, его лицо было бледным, как у мертвеца, а в глазах горел безумный огонек. У Распутина мелькнула мысль, что враги Протопопова, утверждавшие, что тот немного не в себе, были правы; но он жил в страхе Божьем, а для старца это было главным. Григорий Ефимович добродушно поцеловал его и с дружеской улыбкой спросил:

– Ну, что с тобой? Опять мерзавцы из Думы какую гадость устроили?

И потянул гостя в кабинет. Там Протопопов бросился ему на шею, как будто не рассчитывал увидеть в живых. Наконец он не выдержал:

– Григорий Ефимович, заклинаю тебя, не выходи в ближайшие дни из дому! Я приказал, чтобы агенты особенно внимательно следили за домом, потому что против тебя готовится заговор! Умоляю тебя, будь осторожен, никуда не ходи в одиночку, не посещай кабаков, никуда не езди! Я опасаюсь худшего!

Распутин дослушал до конца, не произнося ни слова. Этот Протопопов действительно хороший человек, но правда и то, что временами бывает ненормальным! Его возбуждение было слишком очевидным, из-за чего его не следовало принимать всерьез.

– Спасибо тебе, милок! – мягко сказал он, беря его за руку. – Но ты сегодня слишком переволновался.

Старец поглаживал его, словно успокаивая, и продолжил твердым тоном:

– Ничего не бойся. Я в руках Божьих, и без Его попущения со мной ничего не случится! А теперь возвращайся домой и отдыхай. А у меня есть еще одно важное дело.

Эти слова явно положительно подействовали на министра. Спокойствие Распутина развеяло его страхи.

– А! Новая подружка? – с улыбкой спросил он, уходя.

Но Григорий Ефимович не ответил, а только подтолкнул его к кухне:

– Иди! Иди! Мне пора одеваться!

Едва успел Протопопов выйти из квартиры Распутина, как в дверь снова позвонили. Это была довольно полная, элегантно одетая блондинка лет сорока пяти; в последнее время она часто бывала здесь, хотя никто не знал точно, кто она. В доме Распутина ее называли «сестра Маша». Старец с некоторым нетерпением занялся ею, после чего быстро выпроводил. Затем он выключил свет, так что теперь комнату освещала только лампада перед иконами, и, одетый, лег на кровать.

Около 11 часов вернулись его племянница Аннушка и дочери, проводившие вечер у друзей. Как обычно, перед тем как ложиться спать, они зашли в комнату Григория Ефимовича пожелать ему спокойной ночи и немного испугались, увидев, что он лежит одетый, в сапогах и с открытыми глазами. Они спросили его, что случилось. Распутин, немного помолчав, ответил:

– Слушайте, девочки, скоро за мной заедет «Маленький». Но об этом никто не должен знать. Никому не говорите, особенно Муне! Договорились?

Он поднес палец к губам и шутливо погрозил девушкам.

Через некоторое время Катя вошла в комнату спросить старца, не нужно ли ему чего-нибудь. Распутин велел ей ложиться спать и не беспокоиться, если кто-нибудь постучит в дверь кухни. Катя ушла, но, понимая, что он темнит, постаралась не заснуть, чтобы увидеть, кого же старец принимает ночью. Ждать пришлось не долго: прозвучал очень короткий звонок, и Катя услышала, что Распутин открывает дверь, стараясь не шуметь.

Служанка выглянула из-за перегородки и на несколько мгновений увидела позднего гостя: это был худощавый молодой человек, закутанный в шубу, в низко надвинутой меховой шапке. Он настороженно огляделся по сторонам и тихо спросил:

– Ты один? Кто-нибудь может нас слышать?

Тогда Катя узнала «Маленького», который в последнее время бывал здесь часто; его имени она не знала, но знала, что он муж великой княжны[41]41
  Так в оригинале. Титул великих князей (княжон) давался детям и внукам по мужской линии царствовавших императоров; более дальние потомки носили титул князей/княжон императорской крови. Будучи по отцовской линии правнучкой царствовавшего императора (Николая I), Ирина носила титул княжны императорской крови.


[Закрыть]. Двое мужчин разговаривали тихо, однако служанка сумела разобрать, что Григорий Ефимович спрашивает:

– Ты чего так укутался?

«Маленький» ответил что-то неразборчиво, потом старец, взяв его под руку, увлек в свой кабинет. Любопытство Кати было почти удовлетворено, и она заснула.

Когда Распутин вошел с Юсуповым в комнату.

– Знаешь, – сказал он, – Протопопов предупредил, что злые люди хотят меня убить! Пусть только попробуют! Они не смогут: руки у них коротки!

Потом он надел шубу и открыл ящик секретера, чтобы взять деньги. Князь выразил удивление по поводу такого количества банковских билетов, и Распутин пояснил:

– Да, моя дочь Матрена скоро выходит замуж за офицера. У нее будет хорошее приданое!

Он тщательно закрыл ящик и погасил свет. Феликс почувствовал угрызения совести от того, что его замысел так легко удается: все-таки подло заманить беззащитного человека к себе, а потом безжалостно убить. Но, подумав об ожидавших его сообщниках, он увидел только свой «патриотический акт» и преодолел секундную слабость.

Григорий Ефимович был готов: он закрыл за собой все двери, дружески взял Юсупова за руку и осторожно повел по темной лестнице. У Феликса, чья совесть все-таки была не совсем спокойна, возникло ощущение, что старец сжимает его руку тисками, темнота пугала, казалось, что они спускаются целую вечность. Наконец, они вышли из дома и сели в автомобиль, за рулем которого неподвижно сидел доктор Лазоверт. Юсупов немного нервничал, несколько раз оборачивался и смотрел в заднее стекло, не следует ли за их машиной другая. Но улицы были абсолютно пусты, и доктор Лазоверт ехал очень быстро. После нескольких поворотов они без происшествий прибыли на Мойку.

На верхнем этаже граммофон играл американские песенки. Удивленный Распутин остановился и спросил:

– Что это? У тебя гости?

Феликс попытался его успокоить:

– Нет, жена принимает нескольких друзей. Они скоро разойдутся. Пойдем пока в столовую, выпьем по чашечке чаю.

Ничего не подозревающий Григорий Ефимович последовал за князем по лестнице и с любопытством осмотрел столовую. Эта комната показалась ему необычной, и он очень заинтересовался шкафом с зеркалами и колонками. Он с детской радостью открывал и закрывал дверцы и осматривал внутренности, после чего по приглашению Юсупова сел к столу.

Они поговорили об общих знакомых, о семействе Головиных, об Анне Вырубовой и, наконец, о царе с царицей. Нервничавший Феликс счел, что и его гость не совсем спокоен, и спросил, почему министр Протопопов столь пессимистичен.

– Ох, да, голубчик. Говорит, речь моя простая многим покоя не дает. Не по вкусу вельможам, что суконное рыло в калашный ряд лезет. Завидки их берут, вот и злятся и пужают меня… А пущай их пужают, мне не страшно. Ничего они мне не могут. Я заговоренный. Меня уж скоко раз убить затевали, да Господь не давал. Кто на меня руку поднимет, тому самому несдобровать.

У Юсупова, слушавшего эти слова, словно адресованные специально ему, была единственная мысль: поскорее покончить с этим мужиком. Он налил старцу чашку чаю и предложил пирожные, однако у него не хватило сразу смелости угостить начиненным ядом, сначала он дал другое. Лишь несколько минут спустя, поборов свою нерешительность, он наконец угостил гостя отравленным, при этом улыбаясь самым любезным образом. Григорий Ефимович взял это пирожное, а потом съел еще несколько штук.

Князь Феликс, трепеща, ждал перемен в облике Распутина, потому что, по расчетам доктора Лазоверта, действие цианида мгновенно. Но старец продолжал разговаривать с самым естественным видом. Крайне встревоженный, Юсупов взял поднос, на котором стояло отравленное вино, и предложил Григорию Ефимовичу попробовать знаменитое крымское.

Распутин выпил несколько стаканов без малейшего вреда, зато с явным удовольствием: Феликс стоял перед ним, внимательно следя за каждым его движением и ожидая, что старец вот-вот рухнет как подкошенный. Но Григорий Ефимович через несколько секунд встал, сделал несколько шагов по комнате и потребовал еще вина. Феликс налил ему стакан. Распутин осушил и его. И ничего не произошло.

Они стояли напротив, князь приходил в отчаяние, пытался понять, почему не подействовал яд. А если это была не отрава, а безобидный порошок? Или Распутин – сверхъестественное существо? Нет, не может быть!

Он пристально посмотрел на Распутина и, как ему показалось, уловил в его глазах тень недоверия и подозрительности; тогда Юсупов подошел к стене и снял гитару. Григорий Ефимович счастливо улыбнулся и умоляющим тоном произнес:

– Сыграй, что ль, веселое. Я люблю, как ты поешь.

Князь Феликс запел. Утрированно сладким и берущим за душу голосом он исполнил несколько цыганских романсов, и старец слушал его, улыбаясь. Всякий раз, когда князь останавливался, он просил его продолжать, и его лицо выражало столько же чистоты, как и лицо старика.

Остальные заговорщики, собравшиеся в кабинете Юсупова, начинали терять терпение и немного пошумели, давая князю понять, что пора заканчивать. Распутин поднял голову и спросил, что происходит наверху.

– Должно быть, гости жены уходят, – ответил смущенный Феликс. И, обрадовавшись представившемуся поводу выйти, добавил: – Пойду посмотрю, в чем дело.

И, быстро поднявшись, вышел с намерением прихватить оружие и, уж если на старца не действует яд, застрелить его.

Распутин смотрел ему вслед с добродушной улыбкой, полной симпатии: он был уверен, что, вернувшись, Феликс снова возьмет гитару и продолжит петь. О! Какое удовольствие было слушать этого любезного и изящного молодого человека!

В 5 часов утра следующего дня Катя Иванова, служанка старца, встала и, прежде чем приняться за работу, заглянула в спальню хозяина, чтобы, как обычно, забрать его одежду и сапоги. Кровать была пуста.

Григорий Ефимович нередко еще не возвращался к этому времени, но ночные события, странное поведение старца, таинственный посетитель, перекинувшийся с Григорием Ефимовичем несколькими словами, – все это сильно обеспокоило служанку. Ее внезапно охватила тревога, она побежала в спальню к дочерям Распутина и стала трясти Матрену, вопя словно сумасшедшая:

– Матрена, Матрена, вставай! Мне страшно. Григорий Ефимович не вернулся!

Еще в полусне, Матрена слушала ее с трудом, но все-таки вспомнила совет, данный отцом накануне вечером, и нетерпеливо ответила Кате:

– Дура ты набитая! Отец уехал к «Маленькому». Может, там всю ночь провел.

Но в 7 часов Катя снова грубо разбудила ее и в этот раз, дрожа от настоящего страха, прошептала:

– Полиция!

Матрена тоже испугалась. Она тотчас встала, разбудила сестру и, набросив халат, вышла в соседнюю комнату, где ждали несколько полицейских. Те спросили, где Григорий Ефимович был ночью, и допросили всех в мельчайших деталях о вчерашнем вечере. Матрена сказала, что отец собирался ехать к «Маленькому». Варя и Аннушка подтвердили ее слова. Катя рассказала о закутанном в шубу ночном госте, чье лицо скрывала меховая шапка. Полицейские велели подняться в квартиру консьержке и дежурившим на лестнице агентам, которых, в свою очередь, допросили и установили, что в полночь перед домом остановился военный автомобиль, из него вышел мужчина в шубе, позвонил и поднялся к Распутину по черной лестнице. Полицейские записали эти сведения и удалились, не сказав встревоженным домочадцем, что случилось.