Текст книги "Премия за риск"

Поднадзорный

Знаете, а у меня проблема. Да еще какая. Вот уж не думал не гадал, что моя жизнь обернется так удивительно.

Как это случилось, объяснить непросто, поэтому я, пожалуй, начну с самого начала.

В 1991 году я закончил производственную школу и получил неплохую работу сборщика сфинкс-клапанов на конвейере «Старлинг спейсшип», фирмы по строительству звездолетов. До чего же нравились мне эти большущие корабли, с ревом улетающие к Лебедю, альфе Центавра и другим планетам, чьи названия постоянно звучат в новостях! Я был молод, имел виды на будущее, не жаловался на нехватку друзей и даже периодически увлекался девушками.

Но все это не делало меня счастливым.

Работа мне нравилась, вот только трудиться с полной отдачей мешали постоянно следящие за руками скрытые камеры. Не то чтобы я был против съемки как таковой, но очень уж противно жужжали эти штуковины. Просто невозможно сосредоточиться!

Досаждала и уйма других мелочей. Таких, например, как миниатюрный магнитофон в квартире. Агент ФБР, поместивший машинку в телевизор, не удосужился ее отрегулировать как следует, и она скрипела от зари до зари. Думаете, я не жаловался куда следует? Думаете, не спрашивал, почему у других жучки не шумят и за что мне такая немилость? А в ответ одни и те же увещевания: мы должны победить в холодной войне, и вообще, на всех не угодишь.

Согласитесь, при таком отношении к личному достоинству любой почувствует себя человеком второго сорта. Нет-нет да и закрадется неприятная мысль: должно быть, я нисколько не интересен своему правительству.

Возьмем хотя бы наружное наблюдение. Да будет вам известно, я считался подозреваемым категории 18-D – а в нее, между прочим, входит сам вице-президент. К персоне столь солидного уровня полагается приставлять штатного топтуна, мне же достался субчик, не иначе возомнивший себя киношным агентом: всегда в замурзанном просторном плаще и нахлобученной по самые брови шляпе с широкими вислыми полями. Тощий, нервный, он панически боялся потерять меня из виду.

Что ж, надо отдать парню должное: он очень старался не ударить лицом в грязь. В шпионском бизнесе сильна конкуренция, и я не мог не посочувствовать человеку, который явно взялся не за свое дело. Но таскать за собой такого, с позволения сказать, профессионала – это же стыда не оберешься! Глядя, как он дышит мне в затылок, мои друзья чуть со смеху не падали. «Билл, – спрашивали они, – неужели это все, чего ты заслуживаешь?» Да и у подружек моих этот филер вызывал острую антипатию.

Естественно, я отправился в Сенатскую комиссию по расследованиям и спросил: «Послушайте, почему нельзя выделить для меня толкового топтуна, как у моих друзей?» – «Посмотрим, что можно сделать», – ответили мне.

Но я понимал: ничего не изменится. Слишком уж мелкая я сошка.

Все эти свидетельства пренебрежения моей особой довели меня до нервного истощения. А ведь любой психотерапевт вам скажет: в таком состоянии человеку ничего не стоит свихнуться. Падение самооценки еще никому не прибавило душевного здоровья.

Вот тогда-то и забродили в моей голове мысли о бегстве в дальний космос. Меня влекли миллиарды и миллиарды кубических миль пустоты, усеянной бессчетными звездами. Там предостаточно планет земного типа – хватит на всех мужчин, женщин и детей. Найдется и для меня местечко.

Я купил справочник «Свет Вселенной» и подержанный самоучитель «Галактический пилот». Я проштудировал книгу «Гравитационная волна» и изучил атлас межзвездных рейсов. И наконец пришел к выводу, что накопил достаточно знаний. Все свои сбережения я потратил на старый космический клипер фирмы «Крайслер». У этого антикварного предмета из каждого шва сочился кислород, и все же его разношенные атомные двигатели, работающие на принципе искривления пространства, теоретически могли доставить меня в любую точку Вселенной.

Я шел на чудовищный риск, но по большому счету на кону лежала только моя жизнь. По крайней мере, так я считал тогда.

И вот я получил паспорт, синий допуск, красный допуск, бесчисленные справки и выписки, а также укол от космической болезни. На работе я взял расчет и сделал камерам ручкой. В квартире собрал чемоданы и сказал «пока-пока» жучкам. На улице пожал вялую кисть моему бедному филеру и пожелал ему не скучать. Словом, сжег за собой все мосты.

Осталось получить последнее – разрешение, и я поспешил в Департамент последних разрешений. Чиновник, покрытый искусственным загаром, с которым контрастировали белые руки, посмотрел на меня с сомнением.

– Куда желаете направиться? – спросил он.

– В космос, – ответил я.

– Понимаю, что в космос, но куда именно?

– Не знаю пока, – сказал я. – Просто в космос. В далекий космос. В свободный космос.

Клерк устало вздохнул:

– Если хотите получить разрешение на выезд, советую отвечать поконкретнее. Вы намерены поселиться в американском космосе? Или предпочитаете эмигрировать в британский? Может, в голландский? Во французский?

– Да что вы?! – удивился я. – Вот уж не знал, что космос кому-то принадлежит.

– Отстали от жизни? – с ухмылочкой превосходства спросил чиновник. – На все пространство между координатами 2XA и D2B заявили свои права Cоединенные Штаты, оставив лишь незначительный сегмент, на который претендует Мексика. Советский Союз хозяйничает между координатами 3DB и LO2 – смею уверить, это весьма суровый край. А еще есть бельгийская концессия, китайская концессия, цейлонская концессия, нигерийская концессия…

Я перебил его:

– А где же свободный космос?

– Нет такого.

– Совсем, что ли, нет? До каких же пределов простираются владения государств?

– До бесконечности! – гордо ответил собеседник.

Признаться, он поставил меня в тупик. Мне почему-то не приходило раньше в голову, что каждая кубическая пядь космического пространства может быть чьей-то собственностью. Но если вдуматься, это вполне логично. Раз существует космос, существуют и желающие наложить на него лапу.

– Хочу в американский сектор, – сказал я.

Тогда мне было все равно, куда лететь. Если бы я знал, чем это обернется, мой выбор не был бы таким скоропалительным.

Клерк мрачно кивнул, проверил все документы, вплоть до полученных мною в пятилетнем возрасте (копать глубже не имело смысла), и выдал Окончательное Разрешение.

Подготовку моего корабля к полету взял на себя космопорт, и старт прошел благополучно. Лишь когда Земля превратилась в крошечную точку, а потом и вовсе исчезла за кормой, я осознал, что остался совершенно один. Через пятьдесят часов, в ходе рутинной инвентаризации запасов, я заметил, что один мешок с овощами по форме отличается от других. Развязав его горловину, я вместо сотни фунтов картофеля обнаружил девушку.

Заяц!

Я смотрел на нее, раскрыв от изумления рот.

– И что дальше? – спросила она. – Поможете выбраться или предпочтете завязать мешок и забыть обо мне?

Я помог.

– Ох, и рельефная же у вас еда! – посетовала она.

То же самое я мог сказать о ней самой, причем с оттенком одобрения. Очень неплохо сложенная, с ярко-рыжими, как огонь из корабельного сопла, волосами, и на нахальном испачканном личике синеют задумчивые глаза. На Земле ради встречи с такой милашкой я бы охотно прошагал десять миль. В космосе не было уверенности, что я рад появлению попутчицы.

– Может, поделитесь ею? – спросила она. – А то я уже двое суток питаюсь только сырой морковкой.

Я соорудил ей бутерброд и, пока она ела, осведомился насчет причины ее присутствия.

– Вам не понять, – ответила она, жуя.

– Пойму, не сомневайтесь.

Она подошла к иллюминатору и посмотрела на россыпь звезд. Это были в основном американские звезды, и они блистали в американском космосе.

– Мне так хотелось свободы! – сказала она.

– Да неужели?

Девушка устало присела на мою койку.

– Можете считать меня неисправимым романтиком, – сказала она. – Я из тех наивных глупышек, которые по ночам в одиночестве читают стихи и плачут над какой-нибудь нелепой статуэткой. Желтая осенняя листва вызывает у меня трепет, роса на зеленой лужайке кажется слезами земли. Психоаналитик сказал, что я плохо приспособлена к жизни.

Она в изнеможении закрыла глаза. Шутка ли, простоять двое суток между мешками с картошкой.

– В общем, на Земле у меня развилась тяжелая депрессия, – продолжала она. – Дефицит, бюрократия, железная дисциплина, холодная война, горячая война… Я не могла больше терпеть эту пытку. Мне хотелось смеяться на вольном воздухе, бегать по изумрудным лугам и золотым полям, безмятежно бродить по тенистым кущам, распевать песенки…

– Но почему ваш выбор пал на меня?

– Потому что вы тоже стремитесь к свободе, – ответила она. – Впрочем, если настаиваете, я сойду.

Сойти с корабля в открытом космосе? Не самая удачная идея. И тратить топливо на возвращение мне не с руки.

– Можете остаться, – вздохнул я.

– Спасибо, – сказала она очень тихо. – Вы и правда меня поняли.

– Конечно-конечно, – закивал я. – Но нам необходимо сразу кое о чем договориться. Во-первых…

Она уже лежала на моей койке. Спала с доверчивой улыбкой на устах.

Ни секунды не медля, я обыскал ее сумочку. Обнаружил пять тюбиков губной помады, пудреницу, пузырек духов «Венера-5», сборник стихотворений в мягкой обложке, а еще жетон специального следователя ФБР.

Разумеется, я сразу заподозрил обман. Наивные романтичные глупышки не станут вести такие речи, а вот шпионки – запросто. Отрадно было узнать, что родное правительство все еще присматривает за мной. Подобная забота мало-мальски согревает в космической стуже.

Клипер продвигался вглубь американского космоса. Я, трудясь по пятнадцать часов в сутки, не давал развалиться искривляющим пространство двигателям, худо-бедно справлялся с охлаждением реактора и своевременно герметизировал обшивку. Мэвис О’Дэй – так представилась моя шпионка – взяла на себя стряпню и приборку в отсеках и между делом рассовала по всему кораблю следящие устройства. Как же противно они жужжали! Но я притворялся, что не слышу.

Никаких вольностей в обращении с мисс О’Дэй я себе не позволял.

Однажды я клевал носом над пультом управления, как вдруг в правом переднем иллюминаторе полыхнуло. Я даже отпрянул, налетев на Мэвис, которой именно в этот момент понадобилось заменить кассету в камере номер три.

– Извини, – сказал я.

– Пустяки, – ответила она. – Подумаешь, с ног сбил.

Я помог ей встать. Близость красивых женских форм была столь же опасной, сколько и приятной. От волнующего запаха «Венеры-5» защипало в ноздрях.

– Теперь можешь отпустить меня.

– Ну да… – проговорил я, не убирая рук и хмелея от женского тепла. – Мэвис, мы знакомы очень недолго, но…

– Но что, Билл? – спросила она.

В тот умопомрачительный миг я совершенно забыл, что отношения между подозреваемым и специальным следователем – особые отношения. Никакие слова не шли на ум… И тут за бортом снова сверкнуло.

Я оставил Мэвис и поспешил к пульту. Не без труда вынудил старый звездный клипер сбросить скорость до минимальной и выглянул наружу. Там в бескрайнем космическом вакууме плыла уродливая глыба. На ней примостился ребенок в скафандре, держа одной рукой коробку с сигнальными ракетами, а другой поводок, который тянулся к собаке, тоже облаченной в скафандр.

Мы поспешили переправить ребенка на борт.

– А мой песик?.. – пролепетал он.

– Не волнуйся, сынок, с ним все в порядке, – ответил я.

– Умоляю, не сердитесь, что я оказался у вас на пути, – извинился мальчик. – Понимаю, это так невежливо…

– Чепуха, – отмахнулся я. – Ну, рассказывай, что ты там делал.

– Сэр, – с дрожью в голосе ответил он, – мне придется объяснить с самого начала. Мой отец был космонавтом-испытателем, и доблестная попытка преодолеть световой барьер стоила ему жизни. Недавно мама снова вышла замуж, ее избранник – черноволосый здоровяк с узкими бегающими глазами и вечно поджатыми губами. До недавних пор он работал рядовым продавцом в большом универмаге. Меня этот тип сразу невзлюбил. Наверное, я ему напоминал моего покойного отца: такие же светлые кудри, большие овальные глаза и веселый, общительный нрав. В общем, не сложились у нас отношения. А недавно при крайне подозрительных обстоятельствах умер его родственник. Отчиму достался в наследство участок земли в британском космосе. И вот мы отправились в путь на собственном звездолете. Как только добрались до этой безлюдной области пространства, отчим сказал моей матери: «Рэйчел, твой сын уже достаточно большой, чтобы самому о себе заботиться». – «Ну что ты, Дерк! – возразила мама. – Он совсем малыш!» Моя смешливая мягкосердечная мамочка! Где ей было устоять против стальной воли человека, которого я так ни разу и не назвал отцом. И вот он напялил на меня скафандр, сунул в руки коробку ракет, запихнул Фликера в его собственный скафандрик и заявил: «В наши дни человек не пропадет даже в космосе». – «Но, сэр, – возразил я, – тут в радиусе двухсот световых лет ни одной планеты!» – «Ничего, – ухмыльнулся он, – как-нибудь справишься». И посадил меня на эту каменюку.

Рассказчик сделал паузу, чтобы перевести дух. Тем временем Фликер смотрел на меня влажными круглыми глазами. Я дал собачонке миску молока и ломоть хлеба, мальчик же не отказался от бутерброда с джемом и ореховым маслом. Мэвис отвела бедняжку в спальный отсек и заботливо уложила на койку.

Я вернулся к пульту, снова разогнал корабль и включил внутреннюю связь.

– Проснись, идиот малолетний! – грянул динамик голосом Мэвис.

– Отвяжись, дай поспать, – взмолился мальчик.

– Хватит дрыхнуть, говорю! Что тут забыл агент Сенатской комиссии по расследованиям? Неужели твоему начальству не понятно, что это дело в компетенции ФБР?

– Подозреваемый перемещен в категорию 10-F, – ответил мальчик. – Это означает надзор и контроль по полной программе.

– Да? – вскричала Мэвис. – А я здесь, по-твоему, в игрушки играю?

– Ты не очень хорошо справилась с предыдущим заданием, – объяснил малец. – Извини, дорогая, но безопасность превыше всего.

– И они прислали тебя! – Мэвис до того расстроилась, что заплакала. – Двенадцатилетнего мальчишку!..

– Через семь месяцев будет тринадцать.

– Сопляка, желторотика… А я так старалась, учебники зубрила, по вечерам ходила на лекции…

– Да, не повезло, – сочувственно произнес мальчик. – Но пойми и ты меня. Я мечтаю стать космонавтом-испытателем. В моем возрасте нет другой возможности набрать летные часы. Как думаешь, он подпустит меня к управлению кораблем?

Я отключил внутреннюю связь. Меня переполнял восторг. За моей особой следят два настоящих агента! Получается, я действительно чего-то стою!

Но факт оставался фактом: мои соглядатаи – девушка и двенадцатилетний мальчишка. Видно, спецслужбы не слишком высокого мнения обо мне, если прислали поскребышей.

До конца полета мы жили душа в душу. Мальчик, назвавший себя Роем, напросился вести корабль; его песик нес неусыпную вахту в кресле второго пилота. Девушка продолжала готовить пищу и наводить чистоту. Я тоже не сидел без дела – приходилось конопатить дырки в обшивке. Вряд ли во всем космосе нашлась бы другая столь же дружная компания, состоящая из надзирателей и поднадзорного.

Нам удалось подыскать необитаемую планету земного типа. Маленькая и изящная, она понравилось Мэвис. Девушка разглядела на ее поверхности и изумрудные луга, и золотые поля, и тенистые леса – все то, о чем она читала у любимых поэтов. Юному Рою пришлись по душе чистые озера и горы, достаточно высокие, чтобы почувствовать себя настоящим альпинистом.

Мы совершили посадку и приступили к обустройству жилья.

Я достал из морозильного отсека и оживил скот и домашнюю птицу, которыми тут же заинтересовался мальчик. Он сам себя назначил опекуном коров и лошадей, смотрителем уток и гусей, покровителем свиней и кур. До того увлекся, что все реже и реже посылал донесения в сенат, а потом и вовсе забросил это занятие.

А чего еще можно ждать от шпиона в таком возрасте?

После того как я установил купольные теплицы и засеял несколько акров земли, мы с Мэвис пристрастились к долгим прогулкам по тенистому лесу, окруженному изумрудными лугами и золотыми полями.

Однажды мы отправились на пикник. Возле маленького водопада Мэвис распустила волосы, в ее синих глазах появилась мечтательная истома. В общем, совершенно не так полагается выглядеть настоящей сотруднице ФБР. Я был вынужден постоянно напоминать себе о необходимости уважать наши роли.

– Билл… – сказала она чуть позже.

– Что?

– Ничего, – вздохнула она, грызя былинку.

Я не ожидал такого поворота событий. Ее рука теребила траву рядом с моей рукой. Наши пальцы соприкоснулись… и сплелись.

Мы долго молчали. Я еще никогда не был так счастлив.

– Билл…

– Что?

– Билл, дорогой, не мог бы ты…

О чем она хотела спросить и что я мог бы ответить, так и осталось загадкой. Идиллию нарушил рев дюз. С неба спускался космический корабль.

Эд Уоллас, пилот, был стар, сед, носил шляпу с вислыми полями и замызганный плащ. Он был коммивояжер, работал на «Клир-фло», компанию, очищающую воду в планетарных масштабах. Поскольку я не нуждался в его услугах, он попросил прощения за беспокойство и отправился восвояси.

Вернее, попробовал это сделать. Двигатели включились и сразу намертво заглохли. Я заглянул во внутренности корабля и понял, что взорвался сфинкс-клапан. Изготовить новый с подручными средствами можно было за месяц, никак не раньше.

– Мне чертовски неудобно, – пробормотал Эд, – но, похоже, я здесь задержусь.

– Да, похоже, – согласился я.

Он печально взглянул на свой корабль:

– Ума не приложу, как это могло случиться.

– Может, клапан ослаб, когда вы поработали с ним ножовкой? – буркнул я и отошел.

Следы, оставленные пилой, были очень красноречивы.

Мистер Уоллас будто не услышал.

В тот же вечер я перехватил радиограмму на космической волне – рация на борту его судна работала безукоризненно. Что интересно, адресовалось донесение не «Клир-фло», а Центральному разведывательному управлению.

Мистер Уоллас оказался способным агрономом, хоть он и тратил уйму времени на скрытные перемещения с камерой и блокнотом по нашей колонии. Его появление побудило юного Роя удвоить усилия в животноводстве. Мы с Мэвис перестали гулять по тенистой куще. Так и не выкроили денек, чтобы посетить золотые поля и изумрудные луга и закончить давешний разговор.

Как бы то ни было, маленькое поселение процветало. Наведались к нам и другие гости. Приземлившаяся поблизости супружеская пара из Региональной разведки представилась сезонными сборщиками фруктов. Затем явились две девчушки с фотоаппаратами, секретные сотрудницы Оперативного информационного бюро, а вскоре прилетел молодой журналист, тайно работавший на Комиссию по космической нравственности, территориально расположенную в штате Айдахо.

На каждом корабле, когда ему наставало время улетать, взрывался сфинкс-клапан.

Я даже не знал, гордиться таким вниманием или стыдиться его. За мной наблюдала целая толпа агентов, однако никто из них не принадлежал к сливкам профессии.

Проведя на моей планете несколько недель, эти люди неизбежно увлекались сельским хозяйством – разумеется, в ущерб шпионским обязанностям. Рано или поздно они напрочь забывали о своей первоначальной миссии.

Иногда это обстоятельство не на шутку коробило меня. Я для них что, испытательный стенд? Сюда присылают новичков, чтобы оттачивали зубы? Невысокого же мнения правительство о моей персоне, если подсовывает перестарков или недорослей – малоопытных, разболтанных, а то и попросту бестолковых. Не иначе, меня считают неполноценным гражданином, из тех, кого можно обеспечивать контролем и надзором по остаточному принципу.

Впрочем, такие минуты душевного упадка случались редко. Как ни крути, в колонии я занял почетное место лидера. А мои шпики, будто на подбор, оказались людьми приятными в общении и готовыми к сотрудничеству.

В нашей маленькой колонии царили мир да лад, и я уже было поверил, что это навсегда.

Но однажды вечером вдруг поднялась суматоха. Очевидно, пришла какая-то важная весть по радио. Вскоре эфир заполнился взволнованными ответными шифровками. Я был вынужден обратиться к обществу с просьбой: будьте любезны пользоваться одним-двумя передатчиками на всех, чтобы не сжечь мои генераторы.

Но наконец рации умолкли, и шпики собрались на совещание. Всю ночь они спорили шепотом, а наутро пригласили меня: лица у всех вытянутые, мрачные. Огласить общее решение взялась Мэвис.

– Билл, случилось нечто ужасное, – сказала она. – Но прежде чем ввести тебя в курс дела, необходимо кое в чем признаться. Мы, все до одного, не те, за кого ты нас принимаешь, а присланные сюда правительством агенты.

– В самом деле? – сдержанно произнес я, не желая задеть ничьи чувства.

– Это правда, Билл, – сказала она. – Мы шпионили за тобой.

– В самом деле? – повторил я. – Даже ты?

– Даже я, – чуть не плача, подтвердила Мэвис.

– Но больше этому не бывать! – выпалил юный Рой.

Я был потрясен:

– Почему?

Наступила пауза – они переглядывались.

Мистер Уоллас, комкая поля шляпы в мозолистых руках, наконец сказал:

– Билл, только что в ходе повторной съемки выяснилось: этот сектор космоса не принадлежит Соединенным Штатам.

– А кому принадлежит?

– Не нервничай, – попросила Мэвис. – Постарайся понять. Так случилось, что в первый раз международная картографическая экспедиция проглядела целый сектор и ни одна страна не предъявила на него права. И теперь эта планета, как и несколько миллионов миль окружающего ее пространства, принадлежит тебе, Билл, как первопоселенцу.

От изумления я утратил дар речи.

– Учитывая это обстоятельство, – продолжала Мэвис, – мы не имеем оснований находиться здесь и должны немедленно улететь.

– Но это невозможно! – вскричал я. – Ведь я еще не отремонтировал ваши сфинкс-клапаны!

– Плох тот шпион, – мягко объяснила она, – который не возит с собой запасной сфинкс-клапан заодно с ножовкой по металлу.

Глядя, как они расходятся по своим кораблям, я представил себе дальнейшую жизнь в полном одиночестве, до самой смерти. Никакое правительство уже не будет за мной следить. Я никогда не услышу шагов в вечернем сумраке, а повернувшись, не увижу человека с характерным отсутствующим выражением лица. Днем меня не отвлечет от работы жужжание старенькой камеры, ночью не убаюкает скрип дефектного магнитофона.

А еще мне было жалко улетавших. Этих простых, старательных, неловких, неумелых шпионов, которые возвращались в мир бешеных скоростей и свирепой конкуренции. Где они найдут другого такого подозреваемого? Или другое такое место?

– Прощай, Билл, – пожала мне руку Мэвис. И пошла к кораблю мистера Уолласа.

Провожая ее взглядом, я только сейчас понял, что она больше не шпионит за мной.

– Мэвис! – закричал я и пустился бегом.

Она не обернулась, лишь прибавила шагу. Я схватил ее за руку:

– Погоди! Тогда, в полете, я хотел тебе кое-что сказать. Потом еще раз пытался это сделать на пикнике.

Она попробовала высвободиться. Мои слова прозвучали хрипло и совершенно неромантично:

– Мэвис, я люблю тебя!

Секунду спустя она уже была в моих объятиях. Мы целовались, и я говорил, что ее дом здесь, на этой планете, с тенистыми лесами, янтарными полями и изумрудными лугами. Она была слишком счастлива, чтобы отвечать.

А поскольку осталась Мэвис, раздумал улетать и Рой. У мистера Уолласа как раз созревал урожай, и он захотел продолжить уход за растениями. Каждый нашел ту или иную причину, чтобы не покидать колонию.

И кто я теперь? Администратор, король, диктатор, президент? Да не важно – как пожелаю, так и буду себя называть.

К нам потянулись шпионы изо всех секторов космоса, не только из американского. Чтобы прокормить такую ораву, вскоре придется ввозить продовольствие. Но возможно, другие правители откажут мне. Говорят, я подкупаю и склоняю к дезертирству их разведчиков. Честное слово, я этого не делаю, люди прилетают сами. А сложить с себя обязанности руководителя я не могу, поскольку являюсь собственником этой планеты. И не настолько я суров, чтобы давать приезжим от ворот поворот. Взялся за лямку, вот и тяну ее – не бросать же.

Поскольку все наше население состоит из бывших сотрудников государственных спецслужб, вы можете подумать, что сформировать правительство для меня не проблема. Как бы не так! Претендентов на высокие посты почему-то не находится. Ваш покорный слуга – абсолютный монарх над пахарями, доярками и пастухами, так что, смею надеяться, голод нам все же не грозит. Но остается другая проблема, о которой я говорил в самом начале.

Как, черт побери, я буду править, если никто из этих людей не согласится для меня шпионить?