Текст книги "Ассистенты"

ДЖЕБ

Рядом с домом Рэндалла Блума – день

Стою на улице напротив особняка Рэндалла Блума. Даже в самых смелых мечтах я осознаю, что такого дома у меня никогда не будет. Черт возьми, я не потянул бы даже налоги! Пришлось бы копить, экономить и питаться всего один раз в день, чтобы оплатить коммунальные услуги! Но самое странное – я не знаю, зачем здесь оказался. Я вовсе не тот пресловутый идиот, который постоянно возвращается на место преступления, ведь я не совершал ничего противозаконного. Это Рэндалл Блум, черт его подери, пошел на преступление! Он уволил меня! После того как украл мой сценарий. Но я расквитаюсь с этим ублюдком, именно поэтому я здесь и уже почти готов совершить преступление.

На мгновение представляю себе, как на лимонно-желтом «хаммере» въезжаю через тяжелую парадную дверь. Несусь по лестнице и хватаю этого голого засранца Блума до того, как он успевает спрятаться в секретной комнате. Естественно, он не собирался спасать Эшли и ребенка, а в первую очередь заботился о своей шкуре. Изо всех сил бью его в пах и заставляю просить пощады перед дрожащей от страха семьей.

– Ты, – кричу я, – вонючий трусливый ворюга!

Не знаю почему, но именно эту воображаемую фразу я произношу, копируя произношение и манеры губернатора Шварценеггера. Это нелепо. Вся моя жизнь нелепа. Нужно как-то справиться с гневом. Это вредно для здоровья.

Я снова безработный и не знаю, чем заняться. Вчера вечером заходил в магазин «Варне энд Ноубл», шатался по рядам книг о самообороне и улыбнулся одной симпатичной брюнетке. Так эта сука достала баллончик со слезоточивым газом. Из-за улыбки! Но чего я ожидал? Любая женщина, которая ищет смысл жизни среди книг о самообороне, немного не в себе, разве не так?

Может, стоит пробежаться, скажем, миль десять в быстром темпе? Похоже, других дел у меня нет. Направляюсь к машине, и в этот момент на улицу въезжает «рейнджровер» Эшли. Надеюсь, что она меня не заметила. Опускаю голову и ускоряю шаг. Слышу, как она подъезжает к дому, глушит мотор, выходит из машины и захлопывает дверцу своего «чуда автомобильной техники».

– Джеб? Это ты? – кричит Эшли.

Черт возьми! Я должен идти вперед, но не могу не оглянуться. У нее такой сладкий голос, он просто очаровывает меня. Неужели она не знает, что я уволен? Блум должен был обязательно рассказать ей. А может, и нет. Жаль, что я не был сегодня в душе. Поворачиваюсь и машу ей издалека.

– Хорошо, что ты здесь. Поможешь мне с пакетами? – спрашивает она.

Значит, не знает. Иду к ней и стараюсь быстро придумать объяснение.

– Был неподалеку и решил узнать, не нужно ли отвезти вещи в химчистку.

– Какой ты заботливый! – Эшли открывает дверцу машины и вынимает ребенка из детского кресла. Тот подбегает и обхватывает руками мои ноги.

– Джеб! – кричит он, как все маленькие дети почти в истерике от счастья. – У меня есть машина для мягкого мороженого «Спондж Боб». Хочешь посмотреть?

– Конечно! – Я осторожно освобождаюсь из его объятий. Симпатичный маленький ублюдок. И очень похож на Эшли.

– Классно! – пищит он.

Эшли протягивает мне два пакета из магазина бакалейных товаров «Гелсен» и улыбается:

– Ты не представляешь, как там сегодня много народу.

Нет, не представляю. Я даже не могу себе представить, что покупаю там продукты. То есть мне, как и любому другому, нравится, когда в магазине специальный человек помогает делать покупки, но я не могу себе этого позволить.

– В конце недели в магазине всегда много народу, – улыбаюсь я в ответ, сожалея, что не почистил зубы.

На Эшли голубая футболка с V-образным вырезом, короткие шорты цвета хаки и белые теннисные туфли. Эта одежда великолепно подчеркивает ее загорелые ноги.

Беру пакеты, и в этот момент Эшли замечает, как плохо я выгляжу.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – интересуется она. – Надеюсь, Рэндалл не слишком тебя загонял?

Боюсь сразить ее своим дыханием, поэтому едва открываю рот.

– Я простудился.

– Ты принимаешь осцицилиум? – спрашивает она.

– Э нет, – бормочу я. – До этого момента я даже не знал, как правильно произносится это название.

– Я дам тебе немного, – смеется Эшли. – Это великолепное средство, просто волшебное.

Мы направляемся к дому, а у меня в голове уже рождается неприличная фантазия с участием медсестры. Эшли открывает сумочку «Биркен», достает ключи и отпирает дверь.

Быстрая смена кадров В доме Блума – день

Этот чертов дом выглядит как иллюстрация из журнала «Архитектурный дайджест». И здесь постоянно что-то меняется, появляются новые вещи. На сей раз это нелепая греческая ваза в холле.

– Новая? – спрашиваю я.

– Да, тебе нравится?

– Нет. – Не знаю, что на меня нашло. Слово вырвалось само по себе, и мне хочется забрать его назад.

Но глаза Эшли заблестели от удовольствия.

– Потрясающе! Я тоже терпеть ее не могу! Рэндалл купил ее в магазине рядом с «Айви». Он в восторге от нее.

Могу случайно разбить, если хочешь, – предлагаю я. – Если он платил платиновой карточкой «Американ экспресс», она должна быть застрахована примерно на месяц.

– Ты такой забавный! – хохочет Эшли.

Смех делает ее еще краше. Иду за ней на кухню.

– А вот и моя машина для мороженого, – сообщает малыш.

А я и не знал, что он здесь. Подхожу, восхищаюсь и говорю ему, что он самый счастливый на свете, а у меня в его возрасте не было такой игрушки. Он спрашивает у Эшли разрешения посмотреть телевизор.

– Хорошо, дорогой, но не больше двадцати минут, а я пока приготовлю ленч, – соглашается Эшли и поворачивается ко мне: – Я знаю, нехорошо разрешать ему смотреть телевизор. Но ты не подумай, у нас много других занятий.

– Уверен, у вас очень плотный график, – киваю я, понимая, что выгляжу как полный осел.

Эшли начинает вынимать продукты, и я ей помогаю.

– Ты не голоден? – неожиданно спрашивает она. – Я с удовольствием сделаю тебе сандвич.

– Конечно, то есть если это не очень сложно…

– Совсем несложно. Вернулся малыш.

– Ура! – хлопает он в ладоши. – Сандвичи! Боже мой, этот ребенок радуется всему подряд!

Не сомневаюсь, это будущий продюсер.

Я сажусь, а Эшли с улыбкой смотрит на нас.

– Ты будешь с горчицей или майонезом ? – спрашивает она.

– И с тем, и с другим.

– Я тоже.

ОНА ХОЧЕТ МЕНЯ.

– Джеб, – теребит меня малыш, – посмотри, я покажу тебе свои карты.

Он что-то болтает, но мне трудно сконцентрироваться. Эшли достает продукты с нижней полки холодильника. О Боже, у нее великолепная попка! Не могу поверить, что я здесь! Это наверняка сон! Сейчас я проснусь в своей квартире без кондиционера и буду потеть, доводя себя до экстаза, в сороковой раз просматривая фильм с порнозвездой Дженной Джеймсон.

Быстрая смена кадров Белые буквы на черном фоне: час спустя

Малыш уже поел и вернулся к телевизору. Я помогаю Эшли убирать тарелки.

– Так приятно, когда рядом есть кто-то взрослый, – говорит она. – Пойми меня правильно, мне нравится быть мамой, но достаточно утомительно сидеть одной с пятилетним ребенком в течение двадцати четырех часов.

– Не сомневаюсь, – соглашаюсь я, как полный придурок.

– Рэндалл постоянно на работе, часто до позднего вечера. Неужели у людей в этом городе нет личной жизни, или они задвинули ее на второй план? – Эшли произносит это так, что я понимаю – она начинает сомневаться в необходимости таких поздних совещаний и в самом факте их существования.

– Люди в Голливуде очень целеустремленные, – расплывчато отвечаю я. – Если хочешь достичь успеха, по-другому нельзя.

– Тебе нравится работать в «Ауткам». Это не совсем то, к чему я стремлюсь, но один из способов пробиться.

– То есть ты не хочешь быть агентом ?

– Господи, конечно же, нет! – восклицаю я и тут же сожалею об этом. – Конечно, по сути, я не имею ничего против этой работы. Но я хочу писать. – «По сути»? Я что – заговорил, как гей?

– Правда? – оживляется Эшли. – Я и не подозревала, что ты думаешь о карьере писателя.

– Ну это моя мечта, – смущаюсь я. А ведь это мне совсем не свойственно. Что со мной происходит в последнее время? Наверное, так чувствуют себя женщины, когда переживают так называемый переломный момент.

– А что ты пишешь?

– В основном сценарии. Но у меня есть несколько опубликованных стихов! – И зачем я только рассказал об этом?

– Поверить не могу! – потрясается Эшли. – Я писала стихи в колледже! Мне так хочется прочитать твои. Покажешь их мне?

– Конечно, – говорю я. Неужели ей действительно интересно? – Если только смогу найти.

– Удивительно, как мы составляем представление о людях! Никогда бы не подумала, что ты писатель.

– А что ты обо мне думала?

– О, не знаю. Ты – с таким телом и вообще – может быть, актер. Разве писатели не должны быть занудными и лысыми?

– Ты говоришь забавные вещи, – смеюсь я.

Эшли так на меня смотрит, что мне хочется ее поцеловать, и я вдруг начинаю сильно нервничать. Это желание очень острое, но я боюсь испугать ее. Поверить не могу, каким замечательным человеком она оказалась! Я представлял ее совсем другой: типичная голливудская жена, вышедшая замуж за богатого засранца, одна из этих девчонок на «ренджроверах». Но похоже, я ошибался.

– Что ж, пожалуй, пойду, – говорю я.

– Конечно… – Она выглядит расстроенной. – Не хочу тебя задерживать.

– Спасибо за ленч, – благодарю я.

Почти уже у двери я слышу, что она зовет меня по имени. В мыслях сразу же возникает обычная для меня небольшая фантазия: Эшли заваливает меня на пол в холле и спрашивает, думал ли я, что смогу полюбить такую женщину, как она.

– Чуть не забыла, – спешит ко мне Эшли. – Вот лекарство. Принимай по одному пакетику каждые восемь часов. Просто высыпай порошок под язык. – Беру три маленьких пакетика из ее теплой ладони и благодарю. – Ив следующий раз, когда будешь поблизости, не забудь принести стихи.

– Хорошо.

Как в тумане, иду через двор. Уже у машины вспоминаю, что забыл взять вещи для химчистки. Собираюсь было вернуться и позвонить в дверь, но эта мысль пугает меня. Эшли пугает меня. Я в эйфории, кружится голова, и нет ни малейшего намека на эрекцию.

РЕЙЧЕЛ

– Рейчел!

Открываю глаза и вижу изумленное лицо Дэна, склонившегося надо мной.

– Тебя к телефону!

Застонав, натягиваю одеяло на голову. Он разбудил меня, когда мне снился Стоун Филипс, с которым мы катались на катке в «Рокфеллер-центре». Этот сон повторяется время от времени.

– Рейчел! – снова трясет меня Дэн.

– Что? – тру я глаза.

Дэн протягивает мне трубку и пожимает плечами:

– Не знаю, кто это. Но она сказала, что это срочно.

Смотрю на часы – семь тридцать утра – и беру трубку.

– Алло? – хрипло говорю я.

– Рейчел, это Микаэла. Извини, что разбудила тебя, знаю, сегодня воскресенье, но тебе нужно как можно скорее приехать в дом.

У меня пересохло во рту.

– Что случилось?

– Лорн и Виктория серьезно поссорились вчера вечером. Она обратилась за судебным запретом [23]23
  Судебное предписание, запрещающее частному лицу или группе людей совершать действия, которые, по мнению суда, могут нанести ущерб собственности или нарушить права другого лица или сообщества.


[Закрыть] и собирается через час сделать заявление для прессы.

– О Боже!

– Ты последняя видела ее в пятницу. Может, произошло что-то необычное?

У меня перехватывает дыхание.

– Что ты имеешь в виду?

– Кроме того, что закрыли сериал.

Я знаю, что у меня могут быть проблемы, но все же решаюсь:

– Она выпила слишком много таблеток.

– Нет, это не то. Было что-нибудь, что могло ее расстроить?

– Я не знаю.

– Звонки, факсы, письма…

И вдруг я вспоминаю!

– Звонили из офиса доктора Митчелла и приглашали Викторию обсудить результаты анализов.

– Не объяснили, в чем причина?

– Медсестра сказала, что это конфиденциальная информация. Я оставила Виктории записку.

– Я уже еду. Увидимся в доме, – говорит Микаэла. Вешаю трубку и выпрыгиваю из постели.

– Все в порядке? – спрашивает Дэн.

– Не думаю. Через час Виктория дает пресс-конференцию! – Хватаю джинсы и натягиваю их.

– Пресс-конференцию? Тебя покажут по телевизору?

– Не знаю. – Переворачиваю вещи в ящике и вытаскиваю черную футболку.

– Ты ведь не собираешься ехать в таком виде? А если попадешь в кадр? Этот цвет не подходит.

Футболка повисает у меня на шее.

– Ты действительно думаешь, что меня могут показать по телевизору?

– Конечно, на пресс-конференциях всегда шатаются люди с камерами.

– Ты прав! – Снимаю футболку. – Помоги мне подобрать что-нибудь из одежды. Нужно принять душ! – Бегу в ванную и открываю кран. Но, едва начав раздеваться, ужасаюсь: у Виктории проблемы, а я думаю о своем теледебюте! Иногда я бываю такой эгоистичной! Выключаю воду и снова одеваюсь. – Дэн, у меня на это нет времени!

– Конечно, есть. Только поторапливайся, я сделаю тебе макияж! – Он оглядывает комнату. – Где твоя синяя блузка на пуговицах?

– Она грязная, – отвечаю я и снова надеваю черную футболку.

Дэн роется в корзине с грязным бельем, находит блузку и расправляет ее.

– Она сильно помялась. Сейчас поглажу, – говорит он. Но я уже в гостиной, ищу ключи от машины. – Это займет пару секунд, – настаивает Дэн, не выпуская из рук блузку. Когда-нибудь он станет очень хорошим мужем.

– У меня нет времени. – Я хватаю сумочку. – Позвоню тебе позже.

– Ты не хочешь почистить зубы?

Бегу в ванную и сую в рот зубную щетку.

– Почищу по дороге.

– Но…

– Позвони моей маме, скажи, чтобы она включила новости.

* * *

На Бичвуд-лейн так много машин и людей, что я вынуждена припарковаться за три улицы до дома Виктории. Два полицейских автомобиля, машина охранной фирмы «Вестек» и несколько фургонов, принадлежащих журналам и телекомпаниям: программа «Хард копи», Си-эн-эн, «Е!», «Афера», «Экстра» и «Энтертейнмент тунайт» – машины выстроились вдоль улицы, спутниковые антенны нацелены в небо. Интересно, приедет ли Стоун? Я этого не вынесу!

Пробиваюсь сквозь толпу любопытных соседей, фотографов и телерепортеров с блокнотами, микрофонами и диктофонами. Высоко в небе кружат вертолеты местных новостных каналов.

Журналистка в желто-розовом костюме говорит в камеру:

– Я стою у дома актрисы Виктории Раш. Через полчаса здесь состоится ее пресс-конференция. Сведения о причине этого события поступают самые противоречивые, мы сообщим вам детали, как только получим информацию. А пока ходят слухи о том, что браку Виктории с Лорном Хендерсоном пришел конец. Полицейским Лос-Анджелеса хорошо знаком этот особняк стоимостью в несколько миллионов долларов, поскольку их неоднократно вызывали сюда для разрешения домашних конфликтов.

Протискиваюсь к воротам, где мне преграждают путь четыре охранника из «Вестек». Неподалеку стоят двое полицейских, курят и заигрывают с бойкой репортершей. В этот момент один из вертолетов, принадлежащий испанской радиостанции, опускается очень низко, лопасти неистово вращаются и вызывают настоящую бурю: бейсболки, штативы от камер и бумага кружатся в потоках воздуха. Люди с проклятиями пригибаются, а один из полицейских бежит к машине за мегафоном.

– Внимание! Вы опустились слишком низко и нарушаете спокойствие! – кричит он. – Немедленно улетайте!

Вертолет закладывает крутой вираж и исчезает, а толпа снова начинает бурлить. Делаю шаг вперед.

– Чем могу помочь? – спрашивает меня один из охранников.

– Я здесь работаю.

– Конечно, малышка. А теперь отойди.

– Я ассистентка Виктории. Свяжитесь с домом. Несколько репортеров услышали мои слова и спешат к нам.

– Вы знаете, что произошло? – спрашивает меня серьезный парень в очках.

– Нет, сэр, не знаю. – Я снова поворачиваюсь к охраннику: – Пожалуйста, мне действительно необходимо попасть внутрь.

– Отойди, – рявкает он. – Больше не буду повторять.

Манеры этого охранника напомнили мне Билли Фентона – хозяина «Мотеля 6», расположенного сразу на выезде из Шугарленда. Два-три раза в неделю он приходил в «Старбакс», вынимал стеклянный глаз и пугал им людей. Но однажды уронил его на пол, и глаз разлетелся на мелкие осколки. У Билли не было денег на новый протез, поэтому ему приходилось носить черную повязку, как пирату, благослови его Господь!

Безуспешно пытаюсь дозвониться в дом. Набираю номер Микаэлы. Но она не берет трубку. Потом какой-то парень бьет меня по голове большим меховым микрофоном и даже не извиняется. Гневно смотрю на него, но он невозмутимо продолжает проталкиваться к воротам.

Подбегает толстая дама, потная, с красным лицом. На ней футболка с надписью «Юниверсал студиос», а в руках карта звездного неба, на которой отмечена звезда, названная в честь Виктории.

– Что происходит? – пыхтит она, снимает темные очки и вытирает их о футболку. – Я приехала из Кантона, это в Огайо. Я постоянная поклонница Виктории.

– Она по-прежнему красива, – отвечает пожилой мужчина в спортивных шелковых шортах.

Кто-то ему возражает:

– Если она сделает еще одну подтяжку, то глаз не будет видно.

Клянусь, некоторые люди ведут себя так низко!

ГРИФФИН

Никак не могу понять, зачем Микаэле эти постоянные нелепые переодевания. Ее зубы и очки настолько театральны, что она могла бы вместе с Джеки Мэсон играть главную роль в «Кэтскиллс». Ей повезло, что в Голливуде каждый сосредоточен на собственной персоне, иначе ее уловку давно бы уже раскрыли.

Мы сидим в гостиной Виктории, Джонни вышагивает перед нами.

– Ты не в курсе, что все это значит? – обращается он к Микаэле.

– Нет.

– Но ты ведь работаешь у этой женщины, разве не так? – машет он руками. – Боже мой! Для чего же Виктория собрала пресс-конференцию?

Может, она хочет рассказать всему миру об огромном мешке с дерьмом – своем менеджере?

– Может, она хочет сообщить всем, что сериал с ее участием закрыт? Или предъявить иск телекомпании за дискриминацию по возрасту? – предполагаю я. – Или…

Глаза Джонни округляются.

– Если она предъявит иск, это станет концом ее карьеры. К ней больше никто не приблизится. Думаю, в любом случае все кончено, и тем более если дело в этом чертовом иске.

– Я не собираюсь обращаться в суд, но спасибо тебе за доверие, – холодно произносит Виктория.

Мы вздрагиваем, когда она входит в комнату в черном шелковом костюме и туфлях из крокодиловой кожи.

– Классно одета, – шепчу я Микаэле.

– Ей сшили этот костюм вчера вечером.

– Похоже, она собирается о чем-то объявить.

Волосы Виктории высоко заколоты. Кажется, она совсем не накрашена, что странно для женщины, посещавшей курс красоты известной визажистки Тэмми Фэй. Кожа на лице Виктории приглушенного бледно-желтого цвета, а на носу сухая и красноватая. Под воспаленными глазами пролегли темные круги.

– Виктория, что происходит? – встает Джон. – Я очень переживаю.

Морщусь от его неискренности и лезу в карман за таблеткой «Тамс» [24]24
  «Тамс» – товарный знак нейтрализатора кислотности производства компании «Глаксо-Смитклайн». Выпускается в жевательных таблетках с различными вкусовыми добавками.


[Закрыть]. Я глотаю их сейчас, как мятные пастилки. Покупай я их по рецепту, давно бы уже прослыл наркоманом.

– Если Лорн тебя обидел, клянусь, я заставлю его заплатить за это, – кипятится Джонни.

Виктория присаживается на низкую кушетку.

– Пресса уже собралась?

– Да, – отвечает Джонни.

– Си-эн-эн?

Джонни смотрит на меня. Такой суматохи в Брентвуде не было с момента убийства Николь Браун Симпсон.

– Приехали репортеры всех крупных телекомпаний, – киваю я, – а также съемочные группы «Энтертейнменттунайт», «Хард копи» и «Экстра».

– А телешоу «Окно в Голливуд» ? – интересуется Виктория. Не успеваю ответить, как она уже поворачивается к Микаэле: – Где Мэтт?

– Я разбудила его полчаса назад и попросила спуститься.

– Позвони ему снова.

– Конечно. – Микаэла выходит из комнаты и через мгновение возвращается.

Мы нервно переглядываемся, а Виктория застывает на кушетке в состоянии, похожем на транс. Наконец Мэтт удостаивает нас своим появлением. Он не торопясь входит в комнату в мятой футболке и обрезанных джинсах.

Виктория спускает ноги с кушетки.

– Мэтти, подойди, сядь со мной. Мэтт уходит в другую сторону.

– Откуда тут вертолеты?

– Я собираюсь сделать заявление и хочу, чтобы ты меня поддержал, – объясняет она, протягивая ему руку, и ее глаза наполняются слезами. – Я больна, Мэтти. Пожалуйста, ты – единственное, что у меня осталось.

Мэтт садится, но по его виду понятно, что его волнует только он сам. Я поражен, насколько в этом он похож на свою мать.

* * *

– Вот она!

– Она уже здесь!

Виктория, Джонни и Мэтт идут по подъездной дорожке навстречу толпе. Мы с Микаэлой держимся позади. Виктория опирается на руку Мэтта, как будто от этого зависит ее жизнь, а парень борется с желанием высвободиться и убежать.

Толпа напирает, как стая касаток, окружающая раненого морского льва. Охранники и полицейские изо всех сил стараются сдержать людей. Шумят камеры, перематывается пленка, репортеры устремляются к нам, подняв диктофоны высоко над головой и громко выкрикивая вопросы:

– Виктория, в чем дело?

– Виктория, браку наконец пришел конец? Внезапно замечаю знакомое лицо в бушующей толпе.

– Это Рейчел? – спрашиваю Микаэлу.

Она поднимает голову, но Рейчел уже исчезла среди папарацци, и мы потеряли ее из виду.

– Виктория ужасно выглядит, – несется отовсюду. – Что с ней стряслось?

Ворота оживают, медленно открываются, и толпа репортеров, почуяв запах жареного, устремляется вперед. Все что-то кричат, а полицейские стараются удержать бегущих, не позволяя им прорваться на территорию дома. Виктория, Джонни и Мэтт приближаются к импровизированному подиуму. Мы с Микаэлой остаемся сзади.

– Это ее ребенок? – кричит кто-то.

– Как его зовут?

– Джон.

– Нет, Джим.

– Мэтт, – поправляют их.

Виктория поднимает руки, как Моисей, и толпа постепенно замолкает. Она смотрит на огромное количество микрофонов и молчит, изо всех сил стараясь казаться печальной, но нет сомнений – актриса наслаждается всеобщим вниманием.

– Уверена, вас всех интересует вопрос, почему я решила дать пресс-конференцию, – наконец начинает Виктория с необычным для нее хладнокровием. – Я понимаю, ваше время очень дорого, может, даже дороже, чем вы думаете, поэтому сразу перехожу к делу. – Она глубоко вздыхает. – На прошлой неделе я была у врача и узнала, что жить мне осталось совсем недолго.

В толпе раздаются взволнованные крики. Даже если вы ненавидите Викторию, а многие испытывают к ней именно это чувство, сейчас очень хороший момент, чтобы изменить свое отношение. Я поражен. Смотрю на Микаэлу, она удивлена не меньше, чем я: стоит с открытым ртом.

Репортеры выкрикивают вопросы, но Виктория снова поднимает руки и просит тишины.

– Пожалуйста, будьте добры, мне трудно говорить, разрешите, я закончу, – произносит она.

Толпа с неожиданным уважением относится к ее просьбе. Думаю о том, что дыхание смерти может изменить даже самого подлого репортера желтой прессы. Снова вижу Рейчел – это действительно она, и она плачет.

– Мой брак с Лорном Хендерсоном завершен. За время нашей совместной жизни мистер Хендерсон имел несчетное количество любовных связей, я же виновата в том, что игнорировала их, потому что любила его и очень хотела наладить совместную жизнь. – Толпа начинает беспокоиться – людей не волнуют ее семейные проблемы. Виктория понимает, что внимание ослабевает.

– Лорн заразил меня вшами! – быстро добавляет она. Снова поднимается шум, но Виктория опять призывает к тишине. – Это не обычные вши, распространенные в Америке, а особый вирулентный штамм из Суботицы, в Югославии. И никакое лекарство не может уничтожить этих мелких букашек.

– От чего вы умираете?

– Да! Что вы имеете в виду, говоря, что вам недолго осталось?

– У вас рак?

– Пожалуйста, будьте милосердны! – просит Виктория.

Милосердны? Это уж слишком, несмотря на смягчающие обстоятельства.

– Я хочу в одиночестве предстать перед туманным будущим и постараюсь сделать это мужественно и достойно. И пока силы не покинут меня, я буду идти вперед и постараюсь оставить яркий след в своей карьере.

Последние слова Виктории трогают меня. Так тяжело в это поверить! Микаэла тоже очень переживает. Она берет меня за руку и сжимает ее. Смотрю на Джонни. Тот стоит рядом с Викторией и пытается переварить информацию. Я отчетливо слышу всхлипывания в толпе. Громче всех плачет Рейчел.

– Сколько вам осталось?

– Я не знаю, сколько еще проживу, – говорит Виктория, наконец прямо отвечая на вопрос. – Но постараюсь максимально использовать это время. Я хочу, чтобы все знали – болезнь не помешает мне работать. Скажу честно, я решила, что в сериале «Мид-лайф» нужно показать мою реальную жизнь. Виктория Пенни, как и я, неожиданно обнаружит, что умирает. И мы будем наблюдать за ее последними днями – так же собираюсь жить и я: в спокойствии и с достоинством, – заявляет она.

Спокойствие и достоинство? Вот что происходит, когда актеры сами пишут себе слова.

– Мой сериал станет первым, где главная героиня поспорит с собственной смертью, – сообщает Виктория. Крик нарастает, и она снова поднимает руки, на этот раз напоминая Иисуса Христа. – Я также хочу сообщить вам, что часть гонорара решила пожертвовать на благотворительные цели.

Когда актеры говорят так неопределенно, значит, эта часть составит ничтожно малую долю. Возможно, десять долларов с каждого миллиона.

– Кто дизайнер вашего костюма? – раздается вопрос. Все оглядываются. Опять эта гордячка из «Ин Стайл» со своими неуместными вопросами.

– Каролина Эррера, – отвечает Виктория, на секунду забывшись. Потом благодарит всех за поддержку, спускается с подиума и направляется к дому.

Толпа неистовствует. Полицейские и охранники изо всех сил стараются удержать ситуацию под контролем, но начинается настоящая свалка. Везде слышится ругань, бьется дорогое оборудование, вспыхивают драки. Я уже собираюсь догнать Викторию, когда вижу, как толстая дама бьет кулаком в глаз фотографу со словами: «Это тебе за принцессу Диану, ублюдок!»

– Ужасно, – шепчет мне Микаэла по дороге к дому. – Не могу поверить, что это происходит на самом деле. Мне ее так жаль.

Не знаю, что ответить. Встречаюсь взглядом с Джонни, и тот поднимает большие пальцы. Какого черта? И тут до меня доходит. Теперь сериал никто не сможет закрыть. Джонни будет получать свою долю, пока Виктория жива. Наверное, он надеется, что ее заболевание развивается медленно и болезненно. Он уже представляет себе сумму, которую получит за ее съемки в инвалидной коляске и с кислородной маской.

Микаэла быстро проходит мимо меня в дом, а Джонни подходит ближе.

– Мы добьемся, что этот сериал купят сразу несколько каналов, – шепчет он.

Никогда не видел его таким счастливым. Впервые в жизни начинаю сомневаться, действительно ли я создан для этой грязной работы.