Текст книги "Ассистенты"

ГРИФФИН

Я принял решение и направляюсь к Тревису каяться в своих грехах.

Кейша и Тревис сидят в гостиной вместе с Ленни. У двери стоят две сумки. Обстановка очень грустная.

– Кое-кто уезжает? – киваю я на сумки и морщусь, понимая, что, как Джонни, сказал «кое-кто».

– Нет, – говорит Кейша. – Ленни только что вернулся.

– Тебя не было в городе? – спрашиваю я.

– Ты слышал о том, что произошло? – игнорирует он мой вопрос.

– Да, Кейша рассказала мне, что ее уволили. Надеюсь, вы скоро передумаете. Она потрясающий человек!

– Мы не об этом.

И Тревис рассказывает абсолютно невероятную историю. Признаюсь, мне не верится, что пельмень, выскочивший у него из горла, пролетел через всю ванную комнату и вдребезги разбил зеркало.

– Потрясающая история!

– А ты-то зачем приехал? – интересуется Ленни.

– У меня тоже есть своя история…

Я открываю портфель, достаю оба контракта Тревиса – настоящий и поддельный – и объясняю, как это сделал. Потом отдаю им подписанное мной письменное признание в том, о чем только что поведал. И прошу их отказаться от сотрудничества с Джонни, потому что с этим человеком не стоит иметь дело.

– Я догадывалась, что что-то не так, – замечает Кейша. – Джонни с утра оставил уже два сообщения. Хочет немедленно говорить с Тревисом и Ленни.

– Значит, он больше не мой менеджер? – уточняет Тревис.

– Нет, не твой. У тебя нет обязательств ни перед кем, кроме самого себя.

– Для чего ты рассказываешь нам об этом? – задает вопрос Ленни. – Только говори правду, парень!

– Я ужасно себя чувствовал, – признаюсь я. – Джонни угрожал меня уволить, а я не хотел снова оказаться на улице, особенно после того, как принес ему в жертву три года жизни. Поэтому в минуту слабости принял неверное решение.

Ленни, естественно, приходит в ярость от моего поступка и кричит, что я козел и он возненавидел нас с Джонни с самого первого дня, едва увидев, и все в таком роде.

– Мне очень жаль. – Вот и все, что я могу сказать.

Неплохая мысль, – вдруг замечает Ленни. – Ты стоишь тут, раскаивающийся и несчастный, а я, преисполненный благодарности, уговариваю братишку подписать с тобой контракт. И все потому, что ты напортачил, но потом во всем признался. И естественно, с этого момента ты начинаешь великолепно работать.

– Не совсем так. Я ухожу из этого бизнеса.

– Полная чушь!

Тревис просит Ленни оставить меня в покое. Говорит, что они должны благодарить меня и радоваться удачному стечению обстоятельств. А потом туманно намекает на какой-то «ослепляющий белый свет».

– Ленни, я действительно ухожу и уже оставил заявление на столе Джонни.

– Чем же ты собираешься заниматься? – спрашивает меня Кейша.

– Даже не знаю, ведь я всегда хотел быть продюсером и, наверное, когда-нибудь им стану. А пока размышляю, не открыть ли зоомагазин.

– Ты разыгрываешь меня, черт возьми?! – кричит Ленни.

– Нет. Во время учебы в средней школе я подрабатывал в зоомагазине и много знаю о животных и рептилиях.

– Правда? – приходит в восторг Тревис. – Мне всегда хотелось иметь ящерицу с вращающимися глазами.

– Это хамелеон, – поясняю я. – За ними не так просто ухаживать. Лучше завести бородатую ящерицу.

– Мне стоило бы сдать тебя полиции, – резко прерывает нас Ленни, устав слушать про ящериц.

– Я не стал бы тебя винить. Но лучше бы ты этого не делал.

– Лен, остынь, – просит брата Тревис. – Оставь меня в покое.

– Мне очень жаль, что все так случилось, – говорю я. – Но теперь вы по крайней мере освободились от Джонни.

– А как насчет Блума? – спрашивает Ленни.

– Его я тоже не слишком люблю. Он недальновидный и не чувствует хороший материал. И дело не в сумме, которую он указывает на чеке. Иногда лучшее предложение исходит от того, кто платит последним.

* * *

– Ты ведь не собираешься уезжать из города? – спрашивает Кейша, провожая меня.

– Нет, конечно. Я позвоню тебе. Должен же кто-то время от времени кормить меня ужином.

– Слушай, Гриф, ты всегда мне нравился, – говорит Тревис. – Не забывай нас.

– Спасибо. Увидимся. И удачи тебе!

– Прости, что меня вырвало тогда в твоей машине.

– Да ладно!

Сажусь в машину, где и через четыре месяца после того случая все еще воняет, несмотря на то что салон мыли трижды. Я направляюсь к Барту. Несколько раз ловлю враждебные взгляды чернокожих, но они меня не волнуют. Сейчас я чувствую себя лучше, чем все предыдущие месяцы. Мне кажется, я могу победить чемпиона Всемирной федерации борьбы Стива Остина по прозвищу Холодный Камень.

Нажимаю на звонок и слышу слабый голос Барта из-за двери:

– Кто там?

– Это я, Гриффин.

– Гриф, – не сразу откликается он, – сейчас не самое подходящее время.

– Я ненадолго.

– Может, позвонишь мне позже?

– Нет, – настаиваю я, – сейчас. «Позже» не будет.

Он молчит. Прижимаю ухо к двери:

– Барт, все в порядке?

– Не совсем.

– Барт, пожалуйста, впусти меня.

Он возится с замком, цепочкой, и дверь со скрипом открывается. Барт отворачивается, но я замечаю, что его левый глаз распух и заплыл, а кожа приобрела характерный оттенок.

– Господи! Что случилось?

Я захожу внутрь и уже собираюсь продолжить расспросы, но замечаю Джонни, сидящего на замызганном диванчике в комнате. Он поднимает на меня глаза и мерзко улыбается. Я в шоке, и у меня на это есть несколько причин. Во-первых, он оказался здесь. Во-вторых, он узнал адрес Барта и предпринял это путешествие. И в-третьих, он сидит на этом диване в костюме стоимостью три тысячи долларов.

– Гриффин, а мы только что тебя обсуждали, – сообщает Джонни.

– Я так понимаю, вы прочли мое заявление об уходе?

– А ты, значит, приехал, чтобы увести у меня моего нового любимого клиента?

– Вовсе нет. Я приехал поговорить с Бартом, узнать, как у него дела. Вам ведь известно, что у него серьезные опасения по поводу пилотного…

Да, да, да, – перебивает меня Джонни, – он боится, что не справится. Ему непонятен сам процесс: подготовка сценария, работа с семнадцатью людьми, которые называют себя продюсерами этого шоу. Но мы с ним все обсудили. Я здесь ради Барта, он это знает, и если понадобится, я буду на съемочной площадке ежедневно. Я прав, Барт?

– Барт, пожалуйста, скажи мне, что не веришь всей этой болтовне, – прошу я. Мне тяжело смотреть на его глаз. – Это Анна сделала?

Он кивает.

– Она была на пробах. Прождала целый час, а потом ее прервали на полуслове. Ужасно, правда?

– Мне очень жаль это слышать, – говорю я.

– Неужели? Джонни утверждает, что это ты все подстроил! Попросил продюсеров посмеяться над ней, потому что мне страшно не повезло с ней в браке.

Поворачиваюсь и потрясенно смотрю на Джонни:

– Ты неподражаем!

– Спасибо, я тоже так думаю. А сейчас, будь добр, оставь нас. Нам с Бартом нужно кое-что отрепетировать.

Это уж слишком! Но он не лжет – замечаю копию сценария с исправлениями на коленях Джонни.

– Пожалуйста, не слушай его! – обращаюсь к Барту. – Он самый самовлюбленный придурок в этом городе и больше всех печется о собственных интересах. Хотя таких, как он, здесь множество! Он и имя твое узнал всего пару недель назад.

– Гриффин, мне жаль тебя, – хмурится Джонни.

– Вы ведь говорили, что не любите эстрадных комиков. Мне силой пришлось протолкнуть его вам в горло!

– Гриффин, ты все время лжешь, – нараспев произносит он.

– А где Анна? – спрашиваю я.

– Она уходит от меня.

– Мне очень жаль. – Не знаю, почему я это говорю. Думаю, когда вы привыкаете ко лжи, она становится вашей второй натурой.

– Все правильно, это твоя вина!

– Барт…

– Не думаю, что сейчас нам стоит волноваться за Анну, – встревает Джонни. – Из-за таких, как она, потерпели крах многие великие мужчины.

Крах?! Это же мое слово!

– Господи, Барт, послушай же меня, – умоляю я. – Ты ведь не хочешь этого шоу! Для тебя это непривычная работа. И думаю, тебе не стоит за него браться. Ты прекрасно заработаешь как эстрадный комик, и только так, если хочешь заниматься именно этим.

– Знаешь, Гриффин, – цедит Джонни сквозь зубы, – еще ведь не поздно предъявить тебе обвинение.

– Иди ты к черту, Тредуэй! – резко обрываю я, не отводя взгляда от искаженного лица Барта. – Барт, ты великолепный комик. Кто сказал, что этого недостаточно? Тебе не нужно шоу, особенно если ты действительно считаешь его банальным. И скажу честно, я с тобой согласен. Из-за бесконечных изменений в сценарии он становится только хуже.

– Гриффин, выметайся отсюда, – вскакивает Джонни. – Повторяю в последний раз!

– Барт, не делай этого. Если уж участвовать в шоу, пусть оно будет достойным. Не берись за дело только потому, что несколько бездушных и бездарных придурков внушают тебе, что оно замечательное. Ты достаточно умен, чтобы иметь свое мнение.

– Разве кое-кто не торопится на биржу труда? – орет Джонни.

Я раздавлен: мне так хотелось помочь Барту, но, судя по всему, это безнадежно.

– Барт, если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти, – говорю я, направляясь к двери.

По дороге домой я стараюсь не думать об ужасе последних недель. Пытаюсь сконцентрироваться на будущем. Замечаю, что проехал зоомагазин на бульваре Уилшир, останавливаюсь и захожу в него. Там продается очень забавная маленькая бородатая ящерица. У меня тоже была такая, ее звали Спайк. Есть еще очень красивый королевский питон. Я спрашиваю разрешения посмотреть на него поближе, беру его в руки, и он тут же меня кусает. Парнишка-продавец начинает извиняться, но рана совсем неглубокая и через несколько секунд перестает кровоточить. Может, мне стоит пойти учиться на юриста?

Еду по бульвару Сан-Висенте, замечаю кафе «Стар-бакс» и понимаю, что мне необходимо выпить кофе. Захожу и теряю дар речи: за прилавком стоит знакомая девушка.

– Рейчел, что ты здесь делаешь?

– Ничего особенного. Похоже, Виктория не хочет, чтобы я вернулась.

– Но почему же именно «Старбакс» ?

– А что здесь плохого? Я люблю людей. Вчера, например, готовила фрапуччино для Белицио Эль Торо.

Мне хочется поправить ее, но решаю не делать этого.

– И Дени Де Вито заходил несколько дней назад. Господи, я еще со времен фильма «Такси» знала, что он маленький, но в жизни его рост немного шокирует. Интересно, может, он лилипут? – тараторит Рейчел. – А еще заходил один парень-еврей и держался так, будто все ему противно, хотя он делает это не специально, у него такое лицо.

– Гэри Шэндлинг. – Угадать было совсем несложно.

– Правильно, именно он. С ним была молоденькая девушка, она говорила с британским акцентом и все время умоляла его признаться ей в любви.

– А он?

– Нет, я не слышала, чтобы он сказал это.

– Я бы выпил кофе с пенкой, – говорю я.

– Хороший выбор. Одну минуту!

– Ты ничего не слышала о Виктории?

– Нет, – отвечает она слишком быстро, – я ничего не слышала о Виктории. А ты?

– Я слышал, что с сериалом снова возникли проблемы. Телекомпания не в восторге от того, что героиня страдает неизвестным заболеванием. Они считают, что зрители не так мудры, чтобы вынести такое количество неопределенности.

– Не могу не согласиться, – неохотно произносит Рейчел, и я замечаю странное выражение на ее лице.

– Что-то случилось? – спрашиваю я.

– Ничего, – отворачивается она. – А что могло случиться?

Теперь я понимаю: она что-то скрывает, какую-то информацию о Виктории.

– В телекомпании все очень расстроены, – пытаюсь я найти разгадку на ее лице. – Но Виктория проявляет завидное упрямство, отвергает все три болезни, которые ей предложили.

– Какие же?

– Рак, ботулизм и СПИД.

– Ничего себе, они все ужасны!

Беру кофе и делаю глоток, по-прежнему размышляя о причинах ее подавленности.

– Это лучший кофе, который я пил в жизни, – одобряю я.

– Хочешь знать, в чем секрет?

– Конечно.

– Меньше воды. Все просто, правда? Нужно, чтобы кофе был restreto. Это итальянское слово. Означает «узкий» или «ограниченный». Знаешь, от кого я это узнала?

– От кого же?

– От Паваротти.

– Лучано Паваротти?

– Да, – хвалится Рейчел. – Он ехал на машине во Флориду и остановился выпить кофе в «Стар-бакс» в Шугарленде.

Не знаю, верить ли ее рассказу. Рейчел часто напоминает мне героя одного популярного фильма, но никак не могу вспомнить, какого именно. Замечаю на прилавке сценарий.

– Что это? – спрашиваю я.

– Мой сценарий.

– Твой? А я и не знал, что ты пишешь.

– Именно поэтому я сюда и приехала.

Неприятно, что она так говорит. Каждый дурак думает, что может писать. В Гильдии сценаристов Америки состоит десять тысяч человек, и девяносто процентов из них постоянно сидят без работы. Самое странное, что этим людям порой удается продать свои творения. А на место каждого члена гильдии претендует уже около десяти новых писателей. Вот и посчитайте.

– О чем твой сценарий?

– Да так, ничего особенного. Это история взросления в Шутарленде, штат Техас.

Теперь мне по-настоящему ее жаль. Я знаю, что у каждого писателя в нижнем ящике стола обязательно есть необычная, откровенная и странная история о жизни подростка на Лонг-Айленде или в другом месте, где он пережил период взросления. И похоже, никто из них не понимает, что окружающим нет никакого дела до их первого поцелуя, не говоря уже об ужасном падении из домика на дереве. Люди хотят развлекаться.

– Здорово, – говорю я и замираю в ожидании взрыва в желудке. Но ничего не происходит. Я вдруг сознаю, что не выпил ни одной таблетки антацида с того момента, как положил заявление на стол Джонни. – Кто-нибудь уже читал его?

– Только в Школе кино и телевидения при Калифорнийском университете.

«Этот и семнадцать тысяч других сценариев», – думаю я. Ничего не могу с собой поделать. Иногда у меня бывают негативные мысли, но это результат работы в нашем бизнесе.

– И он им понравился?

– Похоже, – спокойно сообщает она. – Я принята.

– Тебя приняли?! – кричу я. Она растерянно молчит, а мне досадно, что в моем голосе прозвучало такое удивление. С тем же успехом я мог бы назвать ее идиоткой. – Это замечательно!

– Спасибо, – улыбается она.

– А можно, я его почитаю? – спрашиваю я. Не знаю, правда, зачем, ведь я ухожу из этого грязного бизнеса. Но видимо, от старых привычек тяжело отказаться.

– Конечно. Возьми эту копию. Я перечитываю его, пытаюсь что-то исправить, но делала это так много раз, что, похоже, все уже бессмысленно.

Я благодарю ее, забираю сценарий и ухожу. Только позже, уже дома, вспоминаю, что не заплатил за кофе.

МИКАЭЛА

Бонни Адаме пригласила меня на вечеринку в отель «Беверли-Хиллз».

– Очень важно, чтобы ты пришла, – сказала она. И добавила: – Между прочим, вчера за завтраком я рассказала о тебе Барри!

Значит, с фильмом Барри Левинсона еще не все потеряно. Даже не верится! Как и в то, что Бонни сама мне позвонила. Об отношениях в Голливуде говорят так: здесь люди не едят друг друга, а всего лишь не перезванивают. И я с этим согласна. Ведь Бонни понадобилось так много времени, чтобы позвонить мне.

Подъезжаю к отелю, служащий дает мне квитанцию и забирает машину. Я уже направляюсь в холл, когда слышу, что кто-то зовет меня по имени – моему настоящему имени.

– Сильви?

Я тут же начинаю нервничать. Господи, прошу тебя, только не это! Поворачиваюсь и вижу, что ко мне приближается Эрни Финкльштейн.

– Я знал, что это ты.

– Но я так изменилась! – Стараюсь, чтобы в голосе не было паники. – Как ты меня узнал?

– Твой отец дал мне фотографию из твоего портфолио, – смеется он. – Ты выглядишь превосходно! – Ну естественно. А вот Эрни совсем не изменился с того момента, как был ребенком, за исключением костюма от Хьюго Босса и туфель от Бруно Магли. И это не комплимент. Он приближается улыбаясь. Замечаю, что, к счастью, Эрни серьезно занимался зубами! А еще обращаю внимание на его глаза: темные и волнующие. Странно, что не видела их раньше.

– Ты теперь Микаэла, да?

– Да.

– Я звонил тебе…

– Я была очень занята, Эрни.

– Пожалуйста, не надо ничего объяснять. Я перестал тебе звонить по единственной причине: мне стало казаться, что я тебя преследую. Конечно, мне по-прежнему хочется набрать твой номер, но сейчас это случается не чаще тридцати или сорока раз в день.

Он улыбается. Думаю, он шутит, и улыбаюсь в ответ.

– Эрни, дело не в тебе, я серьезно.

– Да я и не обижаюсь.

– Ладно, – бросаю я взгляд на часы, – у меня встреча с продюсером, и я уже опаздываю.

– Я буду здесь до пятницы в апартаментах «Сан-сет». Мне бы хотелось пригласить тебя на чашечку кофе. Но даже поговорить было великолепно, так что – спасибо.

Господи, его слова привели меня в замешательство. В жизни не слышала ничего подобного. И самое странное, что он действительно так считает.

– Рада была повидать тебя, Эрни.

– И я тебя, – отвечает он.

Мне кажется, что Эрни начнет умолять меня остаться, но он дружески машет рукой, и я быстро ухожу. Иду через холл и замечаю, что двое посыльных замолчали и уставились на меня. Отлично! Значит, я выгляжу сексуально. Правда, я это и без них знаю!

Иду по длинному коридору к одному из люксов. Стучу в дверь. Через секунду мне открывает женщина, втиснутая в такое узкое и короткое платье от Дольче и Габбаны, что лучше бы ей переодеться.

– Привет! Я Микаэла.

Женщина – ровесница Бонни и тоже делала операцию на глаза.

– Микаэла, конечно же, заходи! Мы ждем тебя. Я Рита Пателли.

Почему-то ее имя мне знакомо. И я вспоминаю: она возглавляет недавно созданную студию. Оказывается, Бонни знакома со множеством влиятельных людей. Интересно, здесь ли Барри? Эта мысль возбуждающе действует на мою БК.

Иду за Ритой в комнату. Там – на диване с коктейлями в руках – расположились еще три девушки, одетые в деревенские блузки, джинсы «Севен» и дизайнерские сандалии с ремешками. Все они стройные, красивые и по-своему привлекательные. Одна – темная брюнетка, другая – рыжая, а третья – шатенка. Я блондинка, и все вместе мы составляем квартет. Мы похожи на «Спайс герлз», не хватает только темнокожей. Внимательно рассматриваю их лица и не вижу ни одной морщинки. Похоже, они еще совсем молоды. Рыжая поднимается мне навстречу. Пожалуй, она моего возраста.

– Привет, я Дейзи, – говорит она.

– А я Лили, – улыбается брюнетка.

– Я Триш, – представляется шатенка. Здороваюсь со всеми, и в этот момент из спальни появляется Бонни, подходит и целует меня в щеку.

– Микаэла, я так рада, что ты смогла прийти! Что-нибудь выпьешь?

– Да, пожалуй, один «космо». Совершенно ясно, что здесь происходит. И похоже, нужно выпить много, чтобы пережить этот вечер.

* * *

Вечеринка начинается вполне безобидно. Девушки, особенно молоденькие, много пьют и болтают, то и дело с беспокойством поглядывая друг на друга и не понимая, что здесь происходит. Потом Рита Пателли приносит кокаин. Она высыпает его на кофейный столик и делает восемь дорожек, по две для каждой из нас. Бонни не участвует – сидит в кресле и смотрит на нас томным взором. Дорожки исчезают, всем становится веселее. Кто-то включает музыку. Рита насыпает на столик еще кокаина, так что можно ни в чем себе не отказывать. Меня подзывает Бонни.

– Милая вечеринка, – говорю я.

Она сжимает мою руку:

– Я рада, что ты так считаешь. Окажи мне одну услугу.

– Конечно.

– Я хочу, чтобы ты поцеловала Лили, – шепчет она.

– Что? – удивленно поднимаю я брови.

– Пора начинать вечеринку, – нежно прикасается она к моему лицу. – Иди и займись с ней сексом. Давай, сделай это для меня.

Смотрю на Лили. Девушка уже не нервничает, а смеется над какой-то историей, которую рассказала ей Триш. Она похожа на королеву вечера встречи выпускников, правда, выпускников средней школы какой-нибудь очень отдаленной фермерской общины, где людей не смущает запах навоза.

– Ну давай же, – умоляюще просит Бонни и проводит пальцами по моим губам.

– Я не хочу!

Теперь наступает ее очередь поднять ухоженные в салоне Жоржет Клингер брови. Она отпивает мартини, прежде чем заговорить:

– Я бы не пригласила тебя, если бы знала, что ты не хочешь участвовать.

Осторожно подбираю слова:

– Конечно, хочу, но я впервые в подобной ситуации.

– Микаэла, всегда что-то происходит впервые, – говорит она. – Я знаю, ты не станешь меня расстраивать.

– Извини, – оправдываюсь я. – Я немного нервничаю.

Похоже, это признание ее возбудило.

– Ты не пожалеешь, – шепчет она мне на ухо.

– Хорошо, – соглашаюсь я и залпом выпиваю коктейль.

Алкоголь обжигает горло, и глаза наполняются слезами. У меня кружится голова, когда я иду в сторону Лили и сажусь рядом с ней. В этот момент Рита забирает Триш и Дейзи и уводит их в спальню. Смотрю на Бонни. Она с улыбкой наблюдает за мной и напоминает акулу. Трогаю Лили за плечо и, когда та поворачивается ко мне, целую в губы.

Лили ведет себя так, словно ждала меня всю жизнь, и я удивляюсь, как Бонни удалось срежессировать эту сцену. Язык Лили исследует мой рот, руки сражаются с пуговицами на моей блузке. Мне кажется, что ко мне пристает юная Натали Портман. Рот Лили такой мокрый, будто в нем находится фильтр для очистки воды. Я истекаю слюной и ужасно себя чувствую – не хочу предстать перед Барри Левинсоном в таком виде. Лили гладит меня между ног, и я тут же отстраняюсь.

– Что случилось? – с удивлением спрашивает она. Розовая помада размазана по ее губам.

– Мне нужно в туалет.

Прохожу мимо спальни и вижу на кровати полуобнаженных Триш и Риту Пателли. Они ласкают друг друга. Вхожу в ванную комнату и застаю там Дейзи. Она вздрагивает, но продолжает вдыхать кокаин, рассыпанный по краю раковины. Помада Лили размазана у меня по всему лицу. Я выгляжу как клоун.

– Хочешь? – протягивает мне трубочку Дейзи.

– Да, – говорю я и втягиваю в себя немного порошка, который обжигает мне нос.

– Первый раз? – спрашивает она.

Зажимаю нос и закрываю глаза.

– Если ты об этой лесбийской оргии, то да – это со мной впервые.

Дейзи высыпает из пузырька еще немного кокаина.

– Ты давно знаешь Бонни?

– Пару недель.

– И у кого ты должна проходить пробы? – интересуется она.

– У Барри Левинсона, – отвечаю я, цепенея от шока.

– Отлично. А Роб Райнер хочет, чтобы я играла главную женскую роль в его следующем фильме. Он ищет новое лицо.

– Она тебе так сказала?

– Ага, восемь месяцев назад.

Похоже, меня сейчас вырвет. Шатаясь, выхожу из ванной, иду мимо спальни и вижу, как голова Риты качается между ног Триш.

В гостиной Бонни и Лили, в позе шесть на девять. Вижу симпатичную загорелую попку. Не сомневаюсь, она принадлежит Лили. Интересно, моя бы тоже неплохо смотрелась в этой позе? Но мне становится противно от одной этой мысли. Хватаю сумочку и несусь через холл к выходу. Слышу, как Бонни дважды зовет меня по имени, но я убегаю.

Сдерживая тошноту, иду по уже знакомому коридору в сторону холла и вспоминаю слова Эрни: апартаменты «Сансет». Мне очень хочется навестить его, может, во мне звучит голос Сильви. И я направляюсь к его номеру.

Эрни, одетый в шелковую пижаму, открывает дверь. Похоже, он крепко спал.

– Сильви? – изумляется он. – Ч-что ты здесь делаешь?

– Сама не знаю, – отвечаю я. – Ты не хочешь угостить меня ужином?