Текст книги "Хой! Опасный путь через туман"

Роковой год – можете мне не верить!

Роман Богословский. Как все из нас помнят, 1999 год ожидался, начался и проходил под знаком апокалиптической истерии. Русский народ традиционно креативен, когда дело касается псевдоправославных страшилок и других леденящих душу историй. Журналисты «желтых» газет прекрасно знают эту национальную особенность и всячески ее подогревали заголовками, вроде: «1999 – последний год Земли?», «Каким будет конец света? Говорят эксперты» или «Ясновидящая призвала всех переселяться на Луну». В народе ходили сотни баек о том, что скоро все компьютеры планеты отключатся, что на землю упадет гигантский астероид, миру явит себя Антихрист…

Весь этот хоррор-фолк сказывался на состоянии Юры Хоя, который с рождения был крайне восприимчив к настроениям народа, частью которого являлся. Мифологическое, интуитивное мышление и мистическое восприятие преобладали в личности Юры с явным перевесом над любой рациональностью. Это и давало ему возможность раз за разом безошибочно лепить из хаоса народных суеверий, представлений, надежд космос своей музыки. И если помножить вышесказанное на финансовые и бытовые проблемы Хоя последнего времени, на все усиливающееся депрессивное настроение, можно с высокой достоверностью понять, в каком состоянии он трудился над новым альбомом.

Вряд ли я ошибусь, если скажу: работа над новым материалом – это фактически единственное, что удерживало Юру в более-менее нормальном «социальном» состоянии в тот период. Он начинает сомневаться во всем, кроме своей музыки. Хой ухватился за новый альбом, словно вратарь за мяч финального пенальти, и вложил в него все свое смятение, отчаяние и боль. Осознавал ли Юра, что это будет его последний аккорд? Нет. Предчувствовал? Да. Конечно.

Чтобы спастись от навязчивых негативных состояний, Хой полностью погружается в работу. Я уже много раз упоминал о его одержимости все более качественным и тяжелым звуком. А искал он его уже не только в тяжелом гитарном рэпе, но и в более экстремальной музыке – death, grind core. Его близкие говорят, что именно в тот период он серьезно увлекся музыкой некоторых сверхтяжелых и мрачных групп – Death, Carcass, Napalm Death, Cannibal Corpse, Obituary и так далее. Благо на «Горбушке» эти «цветы зла» росли чуть ли не на каждой поляне. Возможно, Юра пытался переводить и тексты песен этих команд. Однако дома у него тогда Интернета не было, но он мог делать это в Воронеже на радиостанции, где работал Алексей Ушаков – мы же помним, что там сеть появилась аж в 1994 году. Одним словом, Хой ведет серьезные поиски, но заводят они его все дальше на темную сторону музыкальной культуры.

«Восставший из ада». Темный энергетический удар по слушателю

Роман Богословский. Первые анонсы нового альбома появились еще осенью 1998 года. Уже тогда в различных интервью Юра обозначает концепт будущего релиза как тяжелый и мистический. Но активная работа постоянно откладывалась и переносилась – Хой ждал, пока музыкальная индустрия восстановится после дефолта. Играли негативную роль и личностные проблемы: концепция вроде придумана и проработана, появилось и название – «Восставший из ада». Но вот с текстами песен проблемы – не пишутся, не приходят.

Первой композицией, которую записал Юра для нового альбома, была «Ночь страха». Это произошло на студии DJ Крота в Воронеже. В какой-то момент Хой даже предположил, что альбом целиком будет записывать у Крота, но впоследствии передумал. Решил раскошелиться и записать все на Gala в Москве, как и предыдущую работу. Музыкантам и друзьям он объяснил это так: «Нельзя опускать уровень звучания, это станет нашим шагом назад, поэтому будем все делать в Москве».

Активная фаза записи «Восставшего из ада» началась в январе 2000 года. Первой песней, записанной на Gala, стала «Свадьба». Сергей Кимцов вспоминал, как они с Юрой ехали по ночной МКАД на машине, слушали эту вещь, и Хой внимательно наблюдал за его реакцией. И это симптоматично – Юра изо дня в день жил этой работой: для него стало важно все: мнения, суждения, любая реакция со стороны, в особенности людей, которым он доверял, с которыми дружил.

Суть названия «Восставший из ада» состояла вот в чем: между альбомами у группы случился долгий перерыв. За это время «Сектор Газа» пережил очередную смену состава, финансовый кризис, бытовые и личностные проблемы – и тут новый альбом, то есть восстание из ада неблагоприятных жизненных обстоятельств. Хой изо всех сил пытался выбраться, справиться с судьбой, и этот концепт был призван помочь ему, подтолкнуть к какому-то выходу.

Дальше появились «Грязная кровь», «Сельский туалет» и другие песни. Интересно, что самой последней вещью, что записал Хой для этой пластинки, стала «Демобилизация», словно бы он неосознанно готовился к скорому уходу со «службы жизни»… Ее запись и сведение произошли в июне 2000 года, вскоре после возвращения «Сектора» с очередных гастролей по Германии. С этой же композицией связан и срыв концерта в «Лужниках» на «Звуковой дорожке», о чем ранее уже упоминалось. Все это странные совпадения, однако в альбоме песня стоит первым номером, открывая его.

Есть мнение, что включив «Демобилизацию» в альбом, Хой пытался повторить успех песни «Пора домой», но на самом деле причина в другом: это был добрый привет Юры своему старшему брату, который привез слова и аккорды из армии и часто пел эту песню под гитару. Считается также, что «Демобилизация» выбивается из общей концепции альбома, однако это лишь проблема поверхностного взгляда. На самом деле Хой все просчитал.

Первые три песни диска легко объединяются в единую историю. Парень дембельнулся и приехал в родной город («Демобилизация»), встретил девушку мечты и женился на ней («Свадьба»), но как часто бывает, вторая половина изменила супругу («Рога»). Затем идет отсылка к раннему «Сектору» в виде песни «Сельский туалет», а потом – смена настроения. С пятой по 13-ю песню слушатель погружается во мрак ведьм, вампиров, вурдалаков, крови, анатомических подробностей мертвых тел, мистики и ужаса. В этой части последний альбом Хоя перекликается с первым официальным – «Зловещие мертвецы», однако сильно превосходит его по звучанию и набору вокальных приемов.

Большинство текстов альбома Хой написал прямо в разгар работы, во время студийных смен. Юра несколько раз прослушивал музыку, уединялся и писал слова. Порой ему хватало 10–15 минут на один текст. Это естественно: когда процесс идет, мозг кипит, психика находится на пике, давая самой себе взгонку – творческие импульсы проходят в голову гораздо быстрее и легче. Кроме «Демобилизации», которую написал не Хой, раннего материала на альбоме не было, все песни писались именно для него.

Кроме того, что Юра написал всю музыку и тексты, исключая одну песню, он сыграл на акустической гитаре в некоторых композициях, например «Любовь загробная». Плюс ко всему, по словам Андрея Дельцова, к тому времени Юра настолько хорошо разобрался во всех тонкостях процесса записи и сведения, что выдавал каждому подробно расписанное техническое задание, а многое делал самостоятельно. Например, в четыре песни он сам вносил правки уже после завершения всех работ.

В июне Юра и Кимцов приехали на студию, где звукорежиссеры выгрузили все записанные дорожки (мультитреки) на пульт, и Хой долго дорабатывал моменты, которые его не устраивали. Сергей до сих пор гордится тем, что Юра дал ему поучаствовать в доработке песни «Мертвый в доме» – Хою в ней не нравился звук ударных. Ким наблюдал, как сосредоточенно работает Юра, но тот вдруг сказал: «Серега, можешь, кстати, вон на той ручке покрутить звук ударных». В итоге то, что «накрутил» Сергей, вошло в финальную версию песни. Юра прикололся: «О! Прямо Modern Talking! Сюда хорошо подходит! Оставляем!»

Вообще, так было всегда – за конечный результат отвечал только Юра Хой. Как бы и что ни писал гитарист, как бы ни трудился над материалом звукорежиссер, последнее слово оставалось за Хоем. Внутренне он четко понимал, что именно должно получиться в итоге. И всегда этого добивался. Поэтому в конце девяностых звучание «Сектора Газа» опережало добрую половину коллег по цеху на несколько лет.

Медленно, но верно – дело шло почти без остановок. Если у Юры вдруг заканчивалось вдохновение, он шел на «Горбушку» с новым списком групп, искал их свежие альбомы, находил и покупал. Часто закупки происходили фактически оптом – Хой за один раз мог приобрести до сорока дисков. Что это было, кроме экстремального металла?

Это уже упомянутые нами ранее альтернативщики Clawfinger, американские рэп-металлисты Stuck Mojo, рэпкорщики L. U. N. G. S., немецкие спид-металлисты Grave Digger и даже старый добрый Mercyful Fate во главе с папой блэк-метала Кингом Даймондом. Кстати, о блэк-метале – логотип названия группы на обложке последнего альбома сильно перекликается то ли с лого команды Impaled Nazarene, то ли даже с Mayhem. В общем, как скрестить весь этот заграничный сатанизм с сельским туалетом из российской глубинки, знал только Юра Хой.

Те диски, что Юра покупал на «Горбушке», он мог часами слушать в машине, спрашивая всех, кто ездил с ним вместе: «Как вам, а? А что, если “Сектор” так звучать будет?» И когда друзья затыкали уши, потому что из них уже сочилась кровь, Хой только довольно улыбался.

Работа над альбомом «Восставший из ада» была закончена в апреле 2000 года – примерно за три месяца до гибели Юры. До выхода своего последнего детища к широким массам Хой не дожил четыре месяца. Близкие друзья и фанаты «Сектора» уже после смерти Юры заметили эту «роковую» закономерность – тринадцатый по счету альбом, тринадцатый год существования группы, тринадцать песен на диске. Совпадение по числу песен, кстати, далеко не первое: кроме последнего, по тринадцать треков содержат еще пять альбомов «Газа». Кстати, коренные народы Южной Америки считали «13» числом удачи и благополучия. Но каждый из нас верит во что-то свое и по-своему, поэтому спорить тут не с чем. Главное, что Юре хватило отведенного времени жизни на земле закончить свою работу, тем самым полностью и до конца реализовав весь свой потенциал.

В середине «нулевых» ходили слухи: у Хоя остались записанные «в чистовиках» песни, которые он записал во время работы над «Восставшим из ада», и что их хватит еще на целый альбом. Однако эта информация не подтвердилась. К сожалению, больше ничего не осталось. Хой лишь только мельком упоминал про дальнейшую работу, строил далекие планы. Свой гипотетический 14-й альбом он видел полностью панковским, как в самом начале существования «Сектора Газа». Даже планировал переговорить с гитаристом Игорем Кущевым (расстался с ним еще в 1991 году), чтобы вновь привлечь его к работе.

Найти какой-то записанный материал осенью 2000 года Сергей Кимцов и Татьяна Фатеева приезжали на студию Gala Records. Общались со звукорежиссерами, искали наброски, рабочие материалы, но, увы, ничего не нашли. Таким образом, единственная песня «Сектора Газа», затерявшаяся при жизни и обнаруженная после смерти ее автора, это трек «Вой на луну». И о нем мы уже говорили с Ириной ранее. А сейчас я обращаюсь к тебе, Ира, с вопросом об альбоме «Восставший из ада». Я знаю, что это самая неоднозначная и сложная папина работа для тебя, для семьи…

Ирина Клинских. Да, так и есть. Неоднозначность – самое верное слово в данном случае. Если рассматривать его с точки зрения текстов – они очень и очень мистические, мрачные. У этого альбома, как мне кажется, темная энергетика. Не секрет, что в последние годы жизни папа погрузился в мис-тику сильнее, чем раньше. Его как бы мотало между Богом и Дьяволом. Он верил в светлые силы, но и на темную сторону тоже заглядывал. Мы ведь человеческие существа, а значит, носим в себе и то и другое. А в случае с талантливым человеком все это еще больше обостряется. С мистикой, с какими-то черными воздействиями на папу этот альбом, как я считаю, связан напрямую. Он тогда выглядел настолько потерянным, каким-то разрушенным… Даже внешне это проявлялось. Весь последний год, когда он приходил домой, было ощущение, что я видела какого-то другого мужчину. Я просто не могла его узнать и не понимала, что происходит. Бывает у людей – печаль захлестнет, настроения нет, обида, может, какая-то… А тут другое было. Ты видишь своего родного папу рядом, можешь почувствовать его с закрытыми глазами… Тогда это был уже не он. Домой приходил совершенно другой человек. И он сам говорил нам: «Я чувствую, со мной что-то не так». И предчувствие смерти у папы было. И, к сожалению, оно его не подвело. Потому этот альбом для меня – мощный и тяжелый энергетический удар. И не я одна говорю о том, что слушать его крайне тяжело.

После папиной смерти этот диск лежал у меня в машине. И я вообще его не слушала. Как и другие песни «Сектора» после его ухода. Мне потребовалось много времени, чтобы снова начать включать папину музыку. Я просто не могла слышать его голос. Для меня это было убийственно больно, тяжело и страшно. Полностью я прослушала этот диск только в 2009 году. Вот захотелось – и все. Время пришло. Помню, села в машине одна и послушала все до конца… под собственные слезы.

Особо понравилась «Свадьба». Теперь, когда я вижу свадьбу на улице, во мне звучит эта песня, и я улыбаюсь, вспоминая папу: «Свадьба – смотрите, ведут! Сегодня на кого-то надели хомут!» «Сельский туалет» тоже нравится. Папа постебался. Причем история-то из жизни. «Сектор» ехал на концерт еще в начале девяностых, остановился в какой-то деревушке на дороге, и там красовался этот вот сельский туалет. Ребята разговорились с местными жителями, и те им рассказали, что однажды вечером женщина, их односельчанка, туда провалилась. Ее вытаскивали из клоаки всем селом. Естественно, папа не мог пропустить такой сюжет – и в тот же день написал этот текст. Песня «Любовь загробная» тоже нравится… Как вот все это высказать? Такое ощущение порой складывается, что он уже точно знал, что скоро уйдет. И просто на последнем издыхании спел все эти песни. Они и нравятся, и пугают одновременно.

Меня тревожит, что именно данный альбом стал последним. Вот если б он был, но после него вышел какой-то другой – веселый, панковский, задорный, как в былые времена, думаю, мое впечатление могло быть иным. Но именно он оказался окончательным прижизненным словом папы… 13 песен, тринадцатый альбом… и мне было 13 лет, когда его не стало. Жуть какая-то. В общем, это стал альбом-удар – и по его судьбе, и по семье.

У последней черты

Роман Богословский. Чем ближе Юра подходил к трагической развязке, тем чаще в его ближнем и дальнем окружении всплывала тема наркотиков. К сожалению, обыденный человеческий ум склонен к легковесным обобщениям и вере в устоявшиеся штампы: мол, где рок-н-ролл, там обязательно секс и наркотики рядом. Мало кто хотел понять тогда Хоя по-настоящему. Было ясно, что Москва ему для жизни органически не подходила. Стало совершенно очевидно, он крайне озабочен собственным будущим и перспективами группы. Да, альбом записан, но как его исполнять на концертах – в нем много рэпа, что технически совместить не возможно. Это значит, на концертах будет звучать в основном только прежний материал…

Двое музыкантов последнего состава были не сильно озабочены проблемами группы и просто работали за деньги, отстраненно, как чужие. А в Воронеже росли, почти не видя отца, двое маленьких дочерей – одной пять лет, другой тринадцать. Вот патологическая база тогдашних Юриных переживаний. И никакие наркотики здесь близко не стояли. Я уже писал, что Хой отнюдь не был святым, в его жизни встречалось всякое, но в тот период он был чист. Об этом не раз говорил и гитарист Вадим Глухов, который проводил с Юрой огромное количество времени. Растерянность, состояние неопределенности и темные предчувствия – вот что угнетало Хоя день за днем. Плюс, конечно, серьезное заболевание печени доставляло все больше проблем.

В 2000 году группа «Сектор Газа» дала 14 концертов, в том числе два в Германии – в Дрездене и Франкфурте. Остальные в России – несколько городов Подмосковья, выступление в Минске, четыре площадки в Москве. Последний концерт команды в России в полном составе состоялся в московском кинотеатре «Ереван» 21 апреля.

Выход группы на сцену надолго задержался по вине организаторов – Юре пришлось извиняться перед публикой. Но когда Хой вышел к людям, народ о своем негодовании сразу забыл. Перед началом выступления Юра рассказывает залу о своих проблемах и делах: о поездке в Германию, о том, что альбом уже записан, но Gala тянет с его выпуском. Дальше говорит о планах на лето… доснимем клип, доснимем «Сказку»… Он как бы утешает фанатов (или самого себя?) – ребята, все будет нормально, все будет хорошо…

Вот композиции, которые исполнил Юра в последний раз: «Попец», «Песенка», «30 лет» (на третьем куплете вокал пропадает, затем снова включается), «Туман», «Не дает», «Ява» (в несколько ускоренном варианте), «Теща», «Снегурочка», «Давай-давай», «Лирика», «ГАИ», «Бомж», «Ночь перед Рождеством», «Вурдалак», «Вампир», «Ночь страха», «Сожженная ведьма» (Юра все же включает в концертную программу две песни с еще не вышедшего нового альбома), «Утопленник», «Вальпургиева ночь», «Сельский кайф», «Трипак», «Сифон», «Илья Муромец», «Колхозная», «Взял вину на себя», «Пора домой»…

«Домой, домой, пора домой» – поет и в то же время кричит Юра в финальной песне на последнем в истории его группы выступлении в родной стране. Смотришь на это – и невольный вопрос рвется: «А где, где твой дом, Юра? Куда тебе пора, дорогой?» Вообще смотреть этот концерт и печально, и больно. И не только потому, что он последний. Просто слишком хорошо видно: Хой остался один на один с собой. Глухов и Аникеев присутствуя на сцене реально, фактически на ней отсутствуют, просто выполняя свою работу. Нет сценического света, нет вменяемых задников, дым-машины и других атрибутов концерта популярнейшей группы в стране. Зато есть самое главное – полный зал людей, знающих каждую песню Юры наизусть. Их лица пару раз мелькают на записи, посмотрите. На них же все написано, как на холсте.

21 июля Юра дает свое последнее интервью. Трудно сказать, вышло ли оно в эфир воронежского телевидения, для которого снималось, но запись сохранилась и доступна в сети. Хой контактен, пребывает в хорошем настроении, отвечает на вопросы охотно. Рассказывает, что долгое пребывание в Германии порядком ему надоело, обещает, что осенью выйдет новый альбом и что концертов в Воронеже пока не планируется… На вопрос о том, куда делась группа, почему о ней так долго не было слышно, как бы в шутку отвечает, что целых два года «в голову лезла всякая гадость, но песни не лезли». Снова говорит о съемках клипа и о своей давнишней мечте – доснять «Сказку». Главный посыл того интервью в том, что Хой планирует жить и работать дальше. То есть иногда в последний период он все же выбирался на светлую сторону, но… Последний кадр этой записи – Юра выходит из дома на улицу вместе с журналистом канала, садится в свою «Дэу» и уезжает, исчезая за поворотом.

В последний раз Хой вышел на сцену один, точно так же, как на самом первом выступлении в далеком 1987 году. Это был тот злополучный фестиваль «Звуковая дорожка» в «Лужниках», где Юра так и не смог допеть «Демобилизацию» до конца. Об этом мне подробно рассказал Алексей Привалов в своем интервью, так что останавливаться на том эпизоде второй раз смысла нет. Скажу лишь, что Алексей зря думал, что Юра на него в сильной обиде. Из здания Дворца спорта Хой вышел рассерженным и злым. В машину они сели с Кимцовым и поехали к Юре домой. Поначалу Хой, конечно, негодовал: «Блин, так опозориться, это же вообще!» Но злость сошла с него быстро и без остатка, за одну секунду. Что-то словно щелкнуло – и Юра вернулся в свое обычное состояние: шутил, курил, строил планы. В общем, все обиды быстро забылись, а остаток того дня 25 июня Хой и Кимцов провели за самым бесшабашным занятием на свете – стреляли по пустым бутылкам из травматического пистолета. В последнее время Юра серьезно интересовался пневматическим оружием, приобрел себе каталог и первый пистолет. Несколькими днями позже Хой уехал из Москвы в Воронеж. Теперь уже навсегда.

4 июля 2000 года – черный день календаря

Ирина Клинских. Второго июля папа приехал из Москвы. Это было лето, страшная жара, поэтому решили всей семьей поехать отдохнуть к бабушке в Усмань. И он нас на машине повез. Туда же приехали тетя из Питера, ее дети. Большая семья снова была в сборе. Папа вообще Усмань любил, отдыхал там душой. И правда – там было хорошо, спокойно, весело. Кстати, о песне «Теща». Его отношения с бабушкой были великолепными, абсолютно противоположными тому, о чем в песне поется. Обычно, будучи в Усмани, он покупал свое любимое «Жигулевское» и брал у дедушки тараньку – тот сушил ее в сарае килограммами. В этот раз он не пил, потому что ему нужно было ехать назад, в Воронеж, там было много работы над клипом «Ночь страха». Но для всех нас вскоре наступил день страха… 4 июля 2000 года между 12.00 и 12.30…

Папина смерть… Мама рассказывала, что он ее давно чувствовал. И говорил: «Мне кажется, что она ходит за мной по пятам». Он начал ее опасаться. Им овладело ощущение, что скоро произойдет нечто страшное. Он много думал в последнее время, размышлял о семье. О том, как пересмотреть, перестроить свою жизнь. Мучился, но ответа не находил. Предчувствие терзало его долго. Это началось примерно за полгода до ухода. Могу сказать, что и у меня с детства предчувствие было, что близкий человек рано уйдет. И с возрастом оно только усиливалось. А в тот момент все было прекрасно – мы ехали в Усмань, разговаривали, папа как всегда шутил, веселил нас. Прикалывался, всякие истории рассказывал. В общем, нас он привез, немного побыл в Усмани, а потом уехал работать над клипом.

В тот самый день 4 июля я проснулась сама не своя. Какая-то тяжесть давила. Я со всеми почему-то поругалась. Настроение было депрессивное, да еще сестра Лиля сильно психовала, плакала. И у меня появилось желание сейчас же уехать из Усмани в Воронеж на электричке – поехать к папе как можно скорее. Я на всех огрызалась, говорила, чтобы они отстали от меня, что я уезжаю. Рассказываю это все сейчас тебе, а у самой слезы… До сих пор помню все это до мелочей. Каждый раз эти воспоминания оживают, словно это все вчера случилось. А еще говорят, что время лечит… А тогда… Дома стоят, по дорогам продолжают ездить машины, солнце светит, родные люди рядом… а на душе тьма какая-то жуткая.

Наступил вечер. Мы все ждали папу – он обещал приехать на днях, как закончит работу. Мы обычно вечерами собирались с друзьями на «пятачке» у бабушкиного дома – девчонки, ребята на мотоциклах. Тусовались, в общем. Так и в тот вечер было. Смотрю – машина какая-то едет, фарами нас слепит. У меня в груди радость – «папа!». Но смотрю, машина не его… Подъехала, остановилась у дома. Оттуда выходят Андрей Дельцов и жена папиного брата. У меня сразу в голове диссонанс – как это так? Эти двое вообще не знакомы между собой, никогда не пересекались… И тут же осознание – случилось что-то страшное, непоправимое, раз они как-то познакомились и приехали вместе в Усмань. Я подошла к ним и задала вопрос: «А где папа?» Они: «Ира, пошли в дом…» В общем, все стало понятно. Но еще теплилась надежда, что, может, он в больнице, что все еще наладится. Подходим к крыльцу, поднимаемся по ступенькам к двери, заходим. Навстречу идут тетя, мама, бабушка… И тут Андрей сказал, что папы больше нет. У всех шок, ступор. Потом слезы…

Мне, как подростку, было это слышать совершенно невыносимо. Просто нереально. Я понимаю Андрея, он сам был в полном шоке и не подумал, что лучше бы меня постепенно подготовить к ужасной новости. И тут я теряю сознание. Мозг отключается, я просто падаю. Даже не помню, успел ли меня кто-нибудь поймать или нет. Всё. Времени нет, ничего нет, все остановилось. Потом очнулась, встала. Спрашиваю: «Что?!» Дельцов снова говорит: «Юры, твоего папы, больше нет с нами». И я второй раз отключаюсь. Представляешь? Ребенок 13 лет… Два раза потеряла сознание. Меня откачивают, поят водой. А сами все бледные… У меня в голове уже бредовые мысли зашевелились тогда: «Может, они обманывают? Может, специально неправду говорят?»

К огромному сожалению все было именно так, как они сказали. Мы наспех собрались, нас посадили в машину… И вот тогда я уже ничего не помню, все как в бреду, в тумане. Мы поехали… Ночь уже была… Мне два момента только запомнились: Андрей Дельцов нарушил какое-то правило, потом не заметил гаишников, которые за нами ехали… Они нас догнали, он им что-то там объяснял… А второе… Мы едем по трассе – и откуда-то летит бумага – по дороге, по обочинам, над нами в небе… Какие-то листы вокруг… Вот что это было?..

Подъехали к подъезду дома. Уже была глубокая ночь. Надо идти домой – а у меня истерика. Как?! Как туда идти?! Я не могла… Там же нет папы, там пустота, там ничего нет. Это настолько страшное состояние, просто не передать. Словно сердце проткнули. Даже если б и правда пронзили – боль была бы гораздо меньшей. Но что делать, входить-то надо. Поднимаемся, открываем дверь… И снова накат ужаса на меня. Пустота и тоска дома… Провал какой-то. Все. Его нигде нет. Он не уехал в Москву, он не на гастролях, он не ушел в магазин. Его просто больше нигде нет. Навсегда нет.

Я зашла в его комнату. Там все было, как прежде, все на своих местах. Пошли с мамой в их спальню. Постель была примята с одного края – видимо, он прилег отдохнуть. Похоже, третьего числа, потому что четвертого уже бы не успел. Рядом лежал пакет, в котором мы хранили фотоальбомы. Все они были на полу… И отдельно фото Лили лежало рядом с подушкой на постели. И тут мы с мамой просто заревели в крик. Мы поняли, что ему было настолько плохо, что никакие слова этого не передадут. Он знал, что совсем скоро умрет и что больше нас не увидит. И фотографии, что он смотрел, – это было прощание. Я представляю, как ему было больно… Как страшно.

Сказать, что эта ночь прошла тяжело – просто обмануть. Это было невыносимо. А утром… какие-то люди забегали туда-сюда, началась подготовка к отпеванию и похоронам… Все эти хлопоты. У меня все как в тумане было – то помню, то не помню. Вспоминаю, как приходили мои одноклассницы, плакали. Мы пошли с мамой на рынок, пытались что-то купить… А отовсюду уже трубили, что Юра Хой скончался. На рынке к нам стали люди подходить, что-то спрашивать, утешать, каждый старался проявить сочувствие. Все остальное – сплошные пробелы… Помню только страшную жару. Точно не уверена, но, кажется, в те дни было под пятьдесят.

Еще помню момент, когда гроб с телом занесли домой. Я не хотела выходить из кухни, боялась увидеть папу таким… Но потом все же зашла. Он так хорошо выглядел… И улыбка была на лице, вот это точно помню. Он словно отмучился… В общем, травму я получила жуткую. Тогда еще не было моды на психологов, но мне точно нужна была помощь, сейчас я это понимаю. Эту проблему нужно было прорабатывать. Я ушла в себя, на уроки ходить перестала – это уже с сентября. Практически весь восьмой класс я школу не посещала. Мама, конечно, не знала… Она сама каждый день ходила то в церковь, то к нему на могилу. Словно взял кто-то и сердца из нас вырвал… Но все это чуть позже, а пока… Шестое июля – день отпевания и похорон… Лил совершенно дикий ливень, прямо стеной дождь стоял. Словно само небо прощалось с папой…

Маме выдали бумажку, в которой написано – скоропостижная смерть, вызванная сердечной недостаточностью. Но все эти бумажки – ерунда. Уверена, что-то мистическое воздействовало на него. Что-то вроде магической черной привязки… Я абсолютно никого не обвиняю, у меня нет на то достаточных оснований, но его московская подруга не желала папу отпускать от себя… И не хотела его возвращения в семью. Повторю – это мои предположения, построенные на внутренних ощущениях. То есть его тянуло в разные стороны. И в итоге просто разорвало. Вот сердце и не выдержало. И душа не выдержала. Мама, видя все это, предлагала ему: «Юра, давай расстанемся, что же ты мучаешься». Он был категорически против, ответив ей: «Галя, нет. Я просто без тебя не смогу». И она поняла – надо бороться. Не за себя, не за семью, а за его состояние и самочувствие. Но оказалось, что поздно уже… Он из семьи уходить никогда не хотел. Понятно, интрижки бывают у многих. Но жена, которая всегда ждет тебя с вкусным обедом, и двое маленьких дочерей – это было для него основным.

Папа умер в то время, когда еще не было такого разнообразия всего. Сейчас бы он уехал путешествовать, сходил бы к психологу. Тогда ведь ничего подобного еще не существовало, жизнь была другая. Ему нужно было бросить все и уехать куда-нибудь одному. И со временем все бы утряслось, он бы вышел с перекрестка на нужную дорогу. И энергии бы чистой набрался.

Самое печальное то, что папу можно было спасти. Но так ему выпало по судьбе, что он умирал среди людей, которые не придали значения его состоянию и забили тревогу слишком поздно. Не нужно было ему ехать ни на какие съемки. Он почувствовал себя плохо еще утром. Был бледным, внутри все горело. Проблема с сердцем была налицо – у него за грудиной жгло нестерпимо. Уже тогда надо было ехать прямиком в больницу. Отмечу с особым пристрастием тот факт, что за столько лет история смерти папы обросла самыми разными слухами и легендами. В некоторых из них фигурируют наркотики. Давайте поставим в этом вопросе точку раз и навсегда – его кровь была чистой, никаких веществ в ней обнаружено не было, это показали анализы. Я не знаю и не хочу знать, зачем он поехал в тот дом, где умер. И только в качестве предположения скажу – в это место нужно было не ему, а его подруге. Зачем? Пусть каждый читатель решает для себя сам. А вообще она зависимости своей никогда не скрывала.

А в том доме… Папе становилось с каждой минутой все хуже. Внутри кипело, да еще жуткая жара на улице. Хозяин жилища и подружка папы просто накрыли его простыней – мол, полежи, отдохни, сейчас все пройдет. А человек задыхается, угасает на глазах. Они взяли и ушли на кухню, оставив его одного в комнате на кровати. В таком состоянии… А когда вернулись – он уже был мертв. Почему они не вызвали «скорую» сразу же? Я не знаю. Испугались, видимо.

По стечению обстоятельств в тот злополучный дом на Барнаульской на вызов приехала родственница наших соседей, она знала нашу семью. И она потом сказала однозначно – папу можно было спасти. Просто «скорую» надо было вызвать сразу – и его бы откачали. Да, может, он долго лежал бы в больнице. Возможно, были бы последствия – но папа остался бы жив. Потом приехала милиция. Выяснилось, что у него пропал с руки браслет, а с шеи – цепочка… В нашу квартиру было совершено проникновение – пропали вещи и некоторые документы. Зачем? Для чего? Я до сих пор понять не могу. Мы знаем, кто это сделал. Но говорить об этом я не хочу.