Текст книги "Ягоды. Сборник сказок"

Мы набросали в кучу приготовленные веточки, и уже через пять минут у нас был костер. Мы с Игнатом стояли немного в стороне и наблюдали, как Леусь крутит тумбочку то туда, то сюда, останавливается, будто что-то вспоминая, а потом снова переставляет тумбочку, приговаривая: «Все должно быть правильно». Игнат держал цветы и иногда поглядывал на меня. Так прошло, наверное, с полчаса. Потом, наконец, он понял, что тумбочка стоит правильно, взял рюкзак и кинул его в костер.

– Теперь я буду говорить, а вы за мной повторяйте, – строго сказал он.

Он встал к нам спиной, поднял руки и начал говорить:

– Бог, мы помогли уничтожить зло в этом мире.

Я не понял, когда надо начинать повторять. Но Леусь немного обернулся, ожидая, что я это повторю и я повторил.

– Теперь помоги нам. Чтобы Оксана и Андрей полюбили друг друга и поженились.

Мне показалось, что действительно там происходит что-то тайное. А когда я повторил последнюю фразу, то у меня даже появились слезы. Посмотрев на Игната, я увидел, что он тоже плачет и шепотом пытается повторять слова Леуся. Потом Леусь повернулся к нам и сказал, что чудо свершилось и любовь победила зло. Тот вечер действительно был очень необычным. Была полная тишина. Слышалось только что-то трескавшееся в костре. Потом мы слышали, что внутри догорающего рюкзака что-то лопнуло, как бы даже взорвалось. Мы молча смотрели на костер. Что произошло, я не особо понимал, но сомнений не было, что произошло что-то важное, и я даже поверил, что теперь мы с Оксаной сможем не просто встретиться, но и остаться вместе.

Когда костер уже потух, мы погрузили тумбочку обратно на тележку, цветы воткнули в землю рядом и пошли на остановку. Еще ходили какие-то автобусы, и через полтора часа мы были дома у Леуся.

Следующее утро было не менее волнительным. Мы, как обычно, собрались на кухне.

– Ну что, жених? – улыбаясь, сказал Леусь. – Готов? Сегодня свататься пойдем.

– А тумбочку с собой берем? – смеясь, сказал я.

– Да, – невозмутимо ответил Леусь.

– Берем? – такого я совсем не ожидал.

– Ну а как ты хочешь? Ты думаешь, что вчера все сделалось? Нет, нам нужна тумбочка, чтоб ее правильно поставить в нужном месте. Около квартиры Оксаны, перед тем как зайти, нам надо все правильно сделать. Понимаете? – он говорил как всегда быстро и немного смешно. – Конечно, я не дурак, понимаю, что это покажется странным, если мы все втроем к ней придем и еще с тумбочкой. Она подумает, что какие-то сумасшедшие из дурдома сбежали.

Игнат тут засмеялся. Я тоже представил наш вид. Трое не совсем нормальных людей с тумбочкой на тележке приходят домой к бывшей однокласснице, чтоб признаться в любви. А если она испугается нас? Мне от одной такой мысли стало не по себе. Я понял, что должен сначала узнать, замужем ли она, и только если не замужем, то прийти к ней. Я так и сказал Игнату с Леусем.

– Да, ты прав. А вдруг она замужем, – нервно сказал Леусь. – А что же мы сначала не проверили-то? Может, мы зря все это делали? Не, не может быть, чтоб зря. Мне же дядя говорил, что мы все правильно делаем. Нет, она не замужем. Это я тебе говорю.

– Ну, будем надеяться, – вздохнув, сказал я.

– Да, вообще-то нам надо действовать вот как, – сказал Леусь. – Мы придем к ней домой как бы и не к ней.

– Как это?

– А вот как, мы придем и скажем, что агенты недвижимости.

– Давай.

– Нет все-таки, – Леусь задумался. – Так нельзя. Бог не поможет, если мы будем врать. Мы должны в открытую. Пусть лучше странными покажемся, но надо напрямую, все вместе, прямо с тумбочкой.

Игнат засмеялся, а вот мне было несмешно. Внутри все дрожало, ведь через несколько часов я смогу снова увидеть ее. Я не думал ни о чем больше. Все внешние детали были неважны. Если она окажется замужем, то мы быстро уйдем и все. Она нас больше никогда не увидит. Но я почему-то верил Леусю, прекрасно при этом понимая, насколько странными могли казаться порой его слова.

И через пару часов мы были у того самого дома, адрес которого был записан у Леуся на бумажке. Внутри уже все замерло, и я даже не понимал, что происходит, просто следовал за ними. Тащил на четвертый этаж эту тумбочку, как во сне помогал ее правильно установить. Да, тогдашнее состояние было сравнимо с тем, что было в больнице после большой дозы нейролептиков. В подъезде стены были покрашены в желтый цвет, и мне даже показалось, что я иду по больничному коридору.

– Вот эта квартира, звоним, – донеслось откуда-то из тумана.

– Кто там? – услышался старушечий голос.

Леусь посмотрел на меня и, увидев, в каком я состоянии, твердо произнес:

– Это Леусь.

Дверь открыла маленькая старушка.

– А вам кого? – спросила она, оглядывая нас и нашу тумбочку.

– Оксану, – Леусь не терял уверенности.

– Оксану? Так она тут давно не живет, а вы кто ей?

– Одноклассник, священник и его друг, – пробарабанил Леусь.

– Кто? А, ну заходите.

Мы прошли в комнату. Туман в голове рассеялся. Старушка предложила нам сесть и оставить тумбочку в коридоре.

– Какой такой священник у нее одноклассник? – спросила старушка, присаживаясь около Леуся.

– Нет, священник я, Леусь, а одноклассник – вот он, Андрей.

– А, понятно, ну щас чайку поставлю, – сказала она и резво пошагала на кухню.

Мы посмотрели друг на друга. Леусь сделал нам знак, чтобы, мол, не волновались и он все устроит.

– А Оксаночка уже давно тут не живет, – вернулась старушка. – Она же с мужем тогда в Москву переехала.

Я резко поглядел на Леуся, а потом на Игната. Внутри все перевернулось. Было чувство, может, еще более страшное, чем то, тогда, в палате. Показалось, что мир рассыпается вокруг, что снова откуда-то взялся туман. Перед глазами все почернело, звуки стали какими-то другими. Игнат, увидев, что мне плохо, подскочил ко мне.

– В-в-воды, – выдавил он.

Старушка быстро принесла стакан с водой. Игнат сунул мне его прямо под губы. Вода лилась, я ничего не соображал и уходил куда-то. Тогда Леусь выхватил стакан и вылил мне на лицо. От этого я пришел в себя.

– А чего с тобой-то? – спросила старушка.

– Это у него так, просто бывает у всех от неверия, не обращайте внимания, – строго сказал Леусь. – И что, она и сейчас замужем?

– Не, так они ж развелись тогда еще, – сказала старушка.

Леусь показал мне язык. Я не мог скрыть улыбки.

– Она ж одна с Сережкой маленьким сейчас, но его родители помогают, правда. Сережка-то уже во второй класс пошел. А она и звонила на днях, все говорит, как бабушка, здоровье, – добрая она. А жизнь-то нелегкая.

– А мы хотим к ней поехать, – прямо сказал Леусь. – Как нам ее найти?

– К ней? В саму Москву? Тут же далеко, – удивилась она.

– Ну и что? Нам надо ее увидеть. Дайте-ка ее адрес в Москве.

Он говорил с таким убедительным видом, что не дать адрес она не могла. Я бы в жизни не решился вот так прийти домой. Это было само по себе что-то чудесное, что я встретил таких друзей.

– Да, она смазливая была, моя Оксаночка. Бывало, весь вечер ей звонят парни, зовут то туда, то туда. А она мне все рассказывала, всем делилась. Говорит, пойду, бабушка. А потом приходит и говорит: не пойду, мол. А когда Володька приехал из Москвы сюда, приглянулась она. Вот и выскочила замуж тогда за Володьку-то. И уехали. А щас как официанткой, аль кем. Сережка-то с его родителями ночует, когда она в смену уходит. А я и не пойму.

– Красота есть средство борьбы со злом, – внезапно сказал Леусь. – Она есть божественное начало, данное миру. И если красота идет не к любви, а от нее, то она содействует злу. Красота должна быть милосердной, любящей, сострадающей, как и Бог, а иначе она лишь усилит зло вокруг. Она должна быть тонка, она не должна подавать виду, что она красива, тогда красота усилится во многие разы и явит свою истинную природу – природу полную сердечности и спасительности. И именно тогда красота спасет мир.

Я посмотрел на Игната. У него тоже был открыт рот от удивления, как и у меня. Такой речи от Леуся мы никогда не слышали. Он говорил, как диктор на телевидении или как настоящий священник. Он увидел, что я удивлен, и снова показал мне язык, вызвав и у меня, и у Игната улыбку.

Мы выволокли тумбочку вместе с тележкой из подъезда. Старушка нас просила заходить иногда, а то ей бывает совсем скучно одной. Мы распрощались очень тепло и обещали во что бы то ни стало зайти снова.

Был приятный, немного холодный осенний день. Деревья были уже практически без листьев. Одежда была большой и снизу немного поддувало, поэтому я старался не стоять на месте.

– Ну что, завтра в Москву? – сказал Леусь.

– Да, конечно! – воскликнул я. – Как же я счастлив, что вы у меня есть, – я бросился обнимать их.

– Только тут дело такое, у вас документов нет, билеты могут не продать. На электричках доберемся.

– Хорошо, давай на электричках. А ты был в Москве когда?

– Не, не был. Но я новости всегда смотрю и знаю Москву хорошо. Можно сказать, родился и вырос там. Ну что, Фома неверующий? Ишь ты, плохо ему там стало… Я же тебе говорил, что она не замужем. Чего ты там спектакль-то закатил?

– Прости, – сказал я, смеясь. – Просто так внезапно она это сказала.

– Внезапно сказала… Ты меня слушай всегда. Все, пойдем, посчитаем, сколько денег у нас осталось. На дорогу должно хватить.

Весь вечер мы собирались в дорогу. Леусь еще раз помыл нашу тумбочку, сложил сумку с вещами. Денег должно было хватить и на дорогу, и еще на какую-то жизнь на первое время, если мы там останемся. Потом мы рассчитали план, как добираться до Москвы на электричках. Это должно было занять чуть больше суток, если правильно делать пересадки. Мы даже посчитали, что сможем сэкономить в каком-то месте. И на следующее утро уже были на вокзале.

Мы ехали целый день. Один раз пересели. Весь вагон смотрел, как мы затаскиваем с собой тумбочку. А нам было смешно от их взглядов. Игнат больше всех смеялся. Мы сидели и пели песни, никого не стесняясь, полные своего неподдельного счастья. А к ночи приехали в небольшой российский городок, откуда уже до утра не шло никаких электричек. Утром надо было не пропустить первую же, тогда мы к полудню будем в Москве.

На вокзале помимо нас оказалась еще компания молодых людей. Там был один парень и три девушки. У парня была гитара, и он на ней что-то бренчал. Они немного косились на нас. А спустя час одна из девушек подошла.

– А у вас закурить не найдется? – спросила она.

– Нет, не курим, – сказал Леусь.

– Жаль, – сказала она и пошла обратно к своей тусовке.

– И не пьем, – крикнул я ей в след.

Она повернулась и, смеясь, спросила:

– И с девушками ни-ни?

Мы рассмеялись. Она, видя наше веселое расположение, снова подошла.

– Вы откуда? Подваливайте к нам, веселее будет.

– Ну, рассказывайте, молодые интересные, откуда будете и куда путь держите, – спросила она, когда мы пересели поближе к их компании.

– Мы из Минска, – сказал Леусь. – Я священник Леусь, а это мои друзья Андрей и Игнат.

– Кто? Священник? – она рассмеялась. Парень тоже прервал свое брыньканье и удивленно посмотрел на Леуся. – А я-то думала, что мы весело ночь проведем, а тут священники. Или вы не все священники, а грешники тоже имеются? – она засмеялась еще сильнее, две другие девушки поддержали ее смех.

Игнат засмущался. Было видно, что он даже слегка краснеет. Леусь почему-то молчал. Девушка задавала какие-то вопросы и продолжала смеяться.

– Ну вот ты мне сразу понравился, – сказала она Игнату. – Этот толстый, который у вас священник, этот худой, а ты в самый раз, ты моим будешь сегодня. А вы, девчонки, разбирайте, кому священник, а кому монах, – они хором захохотали. – Слушайте, а вы какие-то долбанутые, а? Перед вами дамы красуются, а вы как суслики сидите. Сделайте хоть комплимент. Вот скажи, я красивая? – она обратилась к Игнату.

Игнат напугался. Он поглядывал то на меня, то на Леуся. А мы тоже не знали, что делать. Он попытался сказать.

– Крас-с-с-сивая.

– О-о-о, да ты заика, – она снова рассмеялась. – Ну ничего, я не люблю болтунов. Они девушке лапшу на уши навешают, лазурные берега наобещают, а на утро и след простыл. А заика хоть лишний раз не будет врать. Да, так ты мне еще больше нравишься, – она пустила струйку дыма прямо в лицо Игната.

– Дорогие дамы, – сказал внезапно Леусь. – Вы спросили, куда мы едем. Так вот, позвольте мне ответить. Мы едем в Москву. Другой вопрос, зачем мы едем в Москву. А в Москву мы едем в поисках любви. И не той любви, о которой вы говорите, а той, благодаря которой мир еще не сдох, благодаря которой человек выжил, которая является истинным смыслом человеческого бытия. И вот этот человек, этот, как вы сказали, монах действительно любит. И из-за любви он еще жив, и из-за любви его не сгноили в психушке, и из-за любви мы сожгли героин на костре, и из-за любви мы подарили Богу цветы. И этой любви мы вам желаем.

Парень перестал играть на гитаре. И он, и все три девушки молча уставились на Леуся. Только потом та самая, что курила, тихо сказала:

– А вы правда священник?

– Конечно, – с гордостью ответил Леусь.

– А этот правда монах?

– Нет, он не монах, это Андрей. Но он правда сбежал из психиатрической больницы, мы правда уничтожили наркотики и едем в Москву к его любимой, к Оксане.

Все замолчали. Я тоже не знал, что сказать. Было видно, что речь Леуся погрузила всю компанию в какое-то странное раздумье.

– Простите, а что это? – после небольшой паузы спросил парень, показывая на нашу тумбочку.

– Это? – Леусь посмотрел на тумбочку. – Суфии говорили, что истина носит чалму и плащ. Чалма – это мораль, о которой вам не мешает напомнить. А плащ – это мистика. Так вот, это – наш плащ.

После этого они начали общаться с нами по-другому, почему-то даже обращаясь к нам на вы. Это оказались местные школьники старших классов, которые просто не хотят идти домой и, когда местный бар закрывается, приходят на железнодорожную станцию. Та самая девушка начала задавать Леусю вопросы по религии. Каждый его ответ удивлял все больше и больше. Мне даже начало казаться, что передо мной и впрямь сидит священник. Он действительно много знал, и это совсем не вязалось с его странными речами, которые я от него слышал раньше.

Игнат тоже слушал речи Леуся, затаив дыхание.

– Скажите, а почему я должна вообще в церковь идти? – спросила одна из девушек.

Я ожидал, что Леусь сейчас ответит как обычно что-то вроде «а зачем люди ходят, они же не дураки, если бы было не надо, то и не ходили бы». А мы услышали странное:

– Чтобы быть единым с церковью. Это реализация метафизической тайны, единая молитва, жизнь не одного человека, а церкви, которая идет к любви. Это же семья, – Леусь странно улыбнулся. – Вы приходите просто в свою семью, а не для совершения каких-то бессознательных ритуалов. Зачем вы приходите в свои семьи?

Все молчали, немного настороженно поглядывая на Леуся.

– Я вам скажу. Ах да, забыл совсем, вы же не пошли сегодня в свои семьи, остались здесь, на вокзале. Но все равно, вы вернетесь. Почему? Потому что иного нет и быть не может. Вы ее часть, часть вашей семьи. Убегаем из семьи – теряем себя. Так же и с церковью.

– Скажите, а вы правда во всякие там… ну концы света верите или ну… пришествия всякие? – нерешительно спросила та, что первой подошла к нам.

Глаза Леуся заблестели. От его вида, по правде, становилось немного не по себе.

– Я знаю, что будет, – он начал говорить шепотом. – Изольется Дух на всякую плоть, и верующие в любовь спасутся. А кто не верит, осудит сам себя своим неверием.

Когда девушки отвернулись, я чуть слышно сказал Леусю:

– Я тебя боюсь.

А он засмеялся и снова показал мне язык.

Мы приехали в Москву только к вечеру. Уже смеркалось. Вокруг было множество народа с немного раздраженными и холодными лицами. Вся толпа молча шла в определенном направлении. Мы с тележкой и сумкой тоже пошагали за ними. Потом народу с нами стало меньше, потом еще меньше. И вот мы оказались в каком-то районе среди огромных домов.

– Сейчас посмотрю, какая это улица, – сказал Леусь. – Может, это прямо та, где она и живет. Он оставил тележку и пошел со своей бумажкой сравнивать адрес, там написанный, с тем, что был на доме. – Нет, не эта улица.

Мы пошагали дальше, спрашивая у всех проходящих мимо, как нам добраться до нужной улицы. Было что-то поразительное, что-то заколдованное – никто не знал! Абсолютно никто. Мне даже показалось, что все происходящее похоже на сон. Так мы проходили почти весь вечер, после чего поняли, что совсем не знаем, где нам провести эту ночь.

На улице было холодно оставаться. За ночь можно было полностью околеть. На дверях домов были кнопки, и попасть в подъезд было не так-то просто. Но нам ничего не оставалось, как подождать, что кто-нибудь выйдет, и забежать в первый попавшийся подъезд.

Мы расположились прямо на лестнице, поставив к окну тележку с тумбочкой. Но тут мимо прошел какой-то мужчина и что-то рявкнул в нашу сторону. Я облокотился о стенку и стал засыпать. Сквозь туман я увидел больничный коридор. Я сразу почувствовал, что наступает вечер пятницы. В коридоре никого не было. Я шел, заглядывая в палаты, но там тоже никого не находил. Вдруг я почувствовал страх. Он был повсюду. Я понял, что кто-то тут все же есть и что он был здесь всегда, но его просто не замечали. Я посмотрел в окошко первой палаты. Там лежал привязанный дед, а на полу валялся Черный с иглой, воткнутой в руку. С каждым моментом становилось все страшнее. Я попытался убежать оттуда, но понял, что не могу сделать ни шагу. Коридор уходил куда-то в бесконечность, там далеко я тоже видел Черного и старика. Обернувшись, я увидел парня в капюшоне. Он протягивал мне шприц, заполненный каким-то кипящим раствором. И тут я услышал, что весь этот страх мне говорит: «Ты никогда не найдешь ее, ты вернешься сюда и будешь ждать только одного – пятницу». Я сполз по стене и закрыл лицо руками. Но тут почувствовал, что меня бьют ногой. «Ты, сука, ты кольнешься», – Черный бил меня изо всех сил. Я закричал так сильно, что проснулся.

Меня действительно кто-то пинал ногой. Я не сразу понял, что происходит. Открыв глаза и немного придя в себя, я увидел двух милиционеров, которые стояли над нами.

– Так, что тут за притон? Документы! – кричал один из них.

– У меня нет документов.

– Ну конечно, у тебя их нет. Было бы странно, если бы у тебя они были. Так, давай, грузи этих перцев.

Они потащили нас к выходу.

– Погодите, наши вещи, – сказал Леусь, показывая на тележку и сумку.

– Заберем все вещи, – строго сказал один из милиционеров.

Они действительно притащили тележку и сумку и бросили к ним в машину. Я никак не мог отойти от этого кошмарного сна. Игнат и Леусь тоже немного напугались. Нас привели в какой-то милицейский участок и посадили за решетку, напротив которой стоял стол.

Эти двое милиционеров были совсем молодыми. Было видно, что они даже не знали, что с нами делать. Они еще раз спросили наши документы и, услышав, что документов нет, снова переглянулись. Но через полчаса пришел какой-то другой милиционер, уже в годах. Он говорил очень жестко.

– Кто такие? – он сел за стол и начал что-то записывать.

– Я Леусь, священник, а это мои друзья Андрей и Игнат, – тихо сказал Леусь.

– Документы! – крикнул он.

– У меня вот, паспорт, а у них нет паспорта, – сказал Леусь. – Мы из Минска.

– Регистрация! – снова крикнул он.

– Мы из Минска, но у них нет паспортов, так получилось.

– Это что такое? – крикнул он, показывая пальцем на тележку с тумбочкой.

– Это наш плащ, – начал Леусь, но тут же поправился. – Ой, что я говорю, это тумбочка.

Милиционер подошел к решетке и встал напротив Леуся.

– Ты что, думаешь, я тупой? Я не понимаю, что это тумбочка? Нет, ты скажи, ты думаешь, я не понимаю, что это тумбочка на тележке? Я спрашиваю, какого хрена у вас она! И кто вы такие. Я тут уже пятнадцать лет, но таких уродов не видел.

Молодые милиционеры засмеялись.

– Так, это же психи, – сказал он вдруг. – Давай, зови этих… Пусть в дурку отвозят, там разберутся. Нам тут таких не надо.

– Не надо, – тихо прошептал я. Все детали сна вернулись, и я понял, что это был совсем не сон, что сейчас все это снова случится. Мне стало страшно. Даже не припомню, когда мне было так страшно. Раньше я мог залезть под одеяло, скрыться от всего этого ужаса, а сейчас одеяла не было. Игнат и Леусь тоже стояли совершенно беспомощные и испуганные.

– Не надо в больницу, – я заплакал, присев и обхватив колени руками. – Прошу вас, не надо в больницу.

– Так, уроды, в больницу не хотите, да? Я спрашиваю, как фамилия! – он крикнул еще громче.

Тут я вскочил и, закрыв глаза, начал говорить:

– Самойленко Андрей. Мне двадцать пять лет. Я три месяца лежал в больнице, в третьем отделении. Героин приносили по пятницам. Приносил странный парень в капюшоне. Мы его поймали потом, отняли наркотики и сожгли на костре. Старик подходил к окну, он кого-то ждал, а потом его скручивали. И мы подарили цветы Богу, а взамен мы просили любви. Мы приехали в Москву, чтобы найти мою любовь Оксану, мы с ней поженимся и организуем фирму, где будем заниматься слесарным делом. А это наш плащ, он мистика у нас, он наш алтарь. А это Леусь, он священник, и дядя его тоже был священником. А это Игнат, он… Он ангел. Не надо в больницу, мы ведь зло уничтожили, Бог, не надо в больницу.

Текли слезы. Я открыл глаза. Все трое милиционеров молча смотрели на меня. Старший из них встал из-за стола и начал прохаживаться взад и вперед, косо поглядывая на меня. А потом он закричал на молодых милиционеров:

– Кретины! Желтки! Кого вы притащили?! Вам проблем мало? Мне не нужны тут героинщики. Вот уроды, где вы их взяли? Это же полные нарики, полные торчки. У меня на участке за два года ни одного притона не было. Вы слышали, что он говорил? Героин. Вы слышали? – он подошел ко мне и тихо начал говорить. – Короче, так, уроды, есть два варианта. Первый: я вас запихиваю в этот ваш ящик и спускаю в канализацию, вас находят там через месяц вместе с вашим героином. Второй: вы сами залезаете сейчас в этот ящик и я вас больше никогда не вижу на своем участке. Никогда, ты запомнил? Все, десять минут, чтоб вас тут не было. Следующий раз выбора не будет. Если еще раз вас кто-нибудь заметит, ваши головы в этом ящике будут валяться.

Мы выбежали из участка, не совсем понимая, что же произошло. Леусь тащил тележку, а я сумку. Мы бежали от того места так быстро, как только могли, наверное так же, как и тогда из больницы. Я чувствовал, что произошло что-то необычное, не мог понять, что именно, но что-то точно произошло. Мы бежали, наверное, целый час по разным районам под лай собак, спотыкаясь, падая, роняя тележку. Потом мы сели на одну из скамеек.

– Бог нас освободил? – спросил я Леуся.

– Да, – сказал он.

Так наступило утро. Мы совсем не замерзли, хотя были одеты довольно легко. А может, и замерзли, просто не обратили на это внимания. Мы побрели в первую попавшуюся сторону и вдруг увидели надпись «Общежитие». Хорошо, что Леусь догадался поменять деньги на российские рубли, я бы в жизни до такого не догадался. У нас ведь были деньги, мы пришли и сказали, что хотим остановиться на несколько дней.

Нам дали трехместную комнату, показали, где душ, а также где можно налить чай. Мы походили вокруг общежития, спрашивая об указанном адресе, но никто не мог нам помочь. А потом половину дня сидели и планировали, как мы придем домой к Оксане. Мы почти не спали предыдущей ночью, там, в подъезде, да и до этого на вокзале не особо, поэтому тогда же днем улеглись спать.

– А мне в больнице как-то снился сон. Оксана подошла ко мне и сказала, что хочет пойти собирать яблоки со мной, – сказал я, лежа на одной из наших новых кроватей.

– Правда? – Леусь поднял голову и серьезно посмотрел на меня.

– Да, я гулял в лесу. Раньше я часто там гулял, мы с родителями жили неподалеку. Такой лес классный был. Деревья будто разговаривали, да, да, они живые были. Там и речка была, а дальше стройка какая-то. И вот ее увидел там. Она подошла, улыбалась так и про яблоки говорила.

– Так, дело серьезное, – Леусь встал. – Все надо менять, – он начал ходить взад-вперед по комнате. Игнат тоже поднял голову. Стало ясно, что наш сон пока отменяется. – Ты должен прийти к ней с яблоками, как тогда, понимаешь, это был знак, она тебя ждет с яблоками. Ты приди и угости ее яблоками, а только потом признавайся ей в любви. Понимаешь? Завтра пойдем и сначала яблок купим, а только потом к ней поедем.

– Хорошо, – сказал я, улыбаясь и закрывая глаза.

Я как провалился куда-то. Не было никаких отчетливых снов, я просто летел в непонятном направлении. А открыв глаза, понял, что проспал и день, и следующую ночь. Было раннее утро. Игнат с Леусем уже не спали.

– Так, сейчас до ближайшего рынка, покупаем яблоки, я схожу сам, у меня паспорт есть. Заодно попробую узнать об этом адресе. А вы ждите, – сказал Леусь.

– А рано ведь еще, рынки не открылись.

– Не беспокойся, пока найду, откроются, – ответил он.

Эти несколько часов мы пили чай с хлебом и со смехом вспоминали больничное время. Игнат так радостно смеялся, мне было тоже так весело. Я понимал, что сегодня именно тот день, который может решить все, – вся моя жизнь изменится, она станет другой, она станет настоящей.

Через пару часов вернулся Леусь. Он держал сумку с яблоками, но он был чем-то огорчен.

– Ну же, говори, не нашел адрес? – мы с Игнатом смотрели на него.

– Нашел, – грустно сказал он.

– Нашел? А что же случилось? Что с тобой?

– Ты же женишься на Оксане, и мы не будем тебе нужны, – сказал он, глядя в пол. – Зачем тебе мы? У тебя ведь будет красивая жена.

– Что ты говоришь такое, Леусь, – я подскочил к нему и взял его за руки. – Мы же откроем фирму, будем ремонты квартир делать. И Оксана будет с нами работать, тоже будет помогать. Ты что? Мы же теперь всю жизнь все вместе будем.

Он посмотрел на меня и улыбнулся.

– Это метро «Выхино», это совсем не здесь. Нам надо в другой конец Москвы ехать. Сейчас соберемся и поедем. Мне одна бабушка рассказала, как эту улицу найти: она там жила когда-то. Значит так, когда к ней придем, сначала тумбочку правильно поставим, потом снова помолимся, и ты ей дашь яблоки. Она возьмет, а ты потом скажешь, что ее любишь.

– А если не возьмет, а если как тогда, в школе? – мне стало страшно от этой мысли, но я все же понимал, что такое может случиться.

– Если все правильно сделаем, то возьмет. Ты же видел, как нас из милиции выпустили?

– А если мы что-нибудь неправильно сделаем?

Леусь задумался. Этот вопрос его поставил в тупик.

– Ну, так не надо неправильно делать, – сказал он и начал сбрасывать вещи в сумку.

Через полчаса мы были в московском метро. Когда мы тащили по эскалатору тумбочку, на нас смотрели все милиционеры, но почему-то никто не подошел и не попросил документы, хотя других вокруг часто останавливали. Мы ехали в вагоне и смеялись. Ехали долго, больше часа. Было так смешно, люди сидели друг напротив друга и листали журналы, а мы пели песни.

Это метро оказалось на самом конце, но туда ехало много народу. Мы снова начали спрашивать нужную улицу, но никто не мог ответить. Но нам повезло, одна женщина сказала, что тоже туда идет и покажет нам дорогу.

– А вы не местные, как я вижу, – сказала она.

– Да, мы из Минска.

– А у меня соседи тоже из Минска приехали. А вы какими судьбами в столице?

– Я священник, а это мои друзья, – сказал Леусь. – Мы приехали в поисках возлюбленной.

– Священник, – женщина засмеялась. – Что-то не похож.

Эти слова Леуся как-то задели и он надулся.

– Ну вот и эта улица, а какой вам дом нужен?

– Двадцать второй, – нехотя сказал Леусь.

– Так это же мой дом, – удивленно сказала женщина. – Простите, а что это у вас на тележке? Тумбочка? Вы переезжаете?

– Нет, это плащ, – отрезал недовольный Леусь.

Женщина засмеялась.

– Ну вот и пришли. Может, вы ко мне идете? – спросила она.

– Нет, сомневаюсь, – мрачно ответил Леусь.

– А в какую вам квартиру?

– Мы это, мы разберемся, спасибо, большое спасибо, что проводили, – сказал он.

– Да, огромное вам спасибо, – сказал я. Игнат тоже в знак благодарности закачал головой.

Это был многоэтажный дом. Нам повезло, что там был лифт, потому что, как оказалось, нужная квартира находилась на одиннадцатом этаже. Мы остановились на лестничной клетке, и Леусь принялся вертеть тумбочкой.

– Ну, вот к этой минуте мы шли с вами всю вечность, – я заметил, что он сильно волнуется. – Мы встретились там, у пруда, для того чтобы прийти сюда. Игнат, Андрей, повторите про себя те же слова, что мы говорили там, у школы. Я надеюсь, я все правильно сделал и Бог нас сейчас слышит.

Он повернулся к нам спиной, напротив тумбочки, и стал что-то шептать. А мы с Игнатом опустили головы и стали молиться.

– А теперь бери яблоки и звони в эту дверь, – тихо сказал Леусь.

Внутри все колотилось. В голове все было перемешано: ее образ, больничный коридор, милицейский участок. Набросился какой-то туман, и я в этом тумане молча взял яблоки и позвонил в дверь.

Никто не открывал. Я звонил еще и еще. Видимо, никого не было дома. Я обернулся. Леусь пытался переставить тумбочку. Но ничего не помогало. Просто никого не было дома. Тут дверь напротив распахнулась, там была та самая женщина, что показывала нам дорогу.

– Ух ты, а вы к Оксанке, что ли? – она рассмеялась.

– Да, – сказал я, держа в руке сумку с яблоками.

– А с каких это пор к ней стали священники с тумбочками, или как это у вас, с плащами то есть, ходить? Ее нет, она сына из школы забирает. А потом на вечернюю пойдет.

– А где она работает?

– Здесь недалеко, в ресторане официанткой, а вы, собственно, кто ей будете?

– Я одноклассник ее, а это мои друзья Леусь и Игнат.

– Очень приятно, – сказала она и снова хихикнула. – По правде сказать, вы немного странными кажетесь, заходите ко мне, я вам нарисую, как к ней на работу пройти. А чего это у вас одежда не по размеру, а, одноклассник, она же вся болтается на вас? А чего это у вас там? Яблоки с родины, что ли?

– Нет, это мы здесь купили.

Она объяснила, как нам пройти в тот ресторан, где работала Оксана. Туман немного развеялся, но внутри дрожь осталась. Оксана начинала работу в шесть вечера, а заканчивала около трех ночи. Мы пришли к ресторану около пяти и стали сидеть невдалеке и ждать ее. Игнат смотрел на каждую женщину, идущую в нашу сторону, а потом на меня, спрашивая, не она ли. Я тоже смотрел повсюду. И вдруг я увидел ее. Да, это была она, это была моя Оксана, та самая, которая снилась мне, которая сидела через парту от меня, такая же красивая, как раньше, с такой же стрижкой, только немного более полноватая, чем тогда. О да, это же была она! Как и тогда, все было, как тогда, когда я смотрел на нее через школьное окно. Игнат посмотрел на нее и на меня и сразу все понял. И Леусь все понял и начал возиться, устанавливая на место тумбочку.