Текст книги "Кукла на троне. Том I"

Перо – 3

Земли Короны

Остановить поезд посреди дороги стоит три золотых эфеса. Выйти из него в чистое поле не стоит ничего – проводник даже готов оказать помощь в виде пинка под зад. А вот открыть конский вагон и выгрузить четверку лошадей – это еще эфес. Данные расценки Марк и его спутники узнали на берегу речушки Змейки, примерно в тридцати милях на запад от Оруэлла. Герцог Ориджин, из чьего кошелька были заплачены несколько эфесов, вряд ли обеднеет от такой потери, и Марк немного пожалел об этом. Захлопнув двери, состав издал возмущенный гудок и тронулся с места. Четыре человека с лошадьми остались у рельс. Под их ногами лежала каменистая насыпь, припорошенная снегом. Влево и вправо от нее – бескрайнее белое поле, по которому, оправдывая свое название, выделывала петли речушка. Впереди – рельсовый мост через нее. Позади – далеко, почти у горизонта – лес. Вдоль дороги стояли, как часовые, могучие дубовые столбы.

– Так-с, – сказал Марк и подышал на руки. Было холодно.

– Глядите, чиф, – Рыжий указал на последний столб перед мостом. – Возле того столба пара бандитов сошла с поезда. Привязали камень к веревке, закинули на провода так, чтобы намоталось. Рванули как следует – готово, провод упал. Бандиты были, кстати, не дураки: веревку взяли сухую, на руки перчатки надели – иначе их бы искрой зашибло. Как сделали дело – сели на коней и ускакали по руслу Змейки вон туда, на юг.

– Откуда все это знаешь?

– Про диверсантов сказали свидетели. А веревку с камнем сам видел – вон там лежала. Мы, как в Оруэлле закончили, так и приехали сюда. Целый день тряслись в седлах…

– Почему не в вагоне?

– Так поезда-то не ходили. Искра подается оттуда, из-за речушки. Как провода оборвались, так все поезда по нашу сторону Змейки и замерли.

– А на том берегу ходили?

– Ага.

– Угу… Кто свидетели?

– Мужики из во-он того хутора. И еще – гвардейцы лейтенанта Мейса. Они ведь кинулись в погоню, когда опомнились. Уже подъезжали к мосту – полмили осталось! Сами видели издали, как эти гады возились у столба. Но тут хлоп – искра пропала, поезд встал. Можно представить, как гвардейцы бесились!

О, нет. На самом-то деле, представить сложно. В руки молодому лейтенантику попало – страшно сказать! – целое достояние Династии Янмэй. Он его успешно потерял. Прямо из рук вырвали, из-под носа увели! Да еще солдат поубивали! Парень в ярости и праведном гневе. Сгребает остатки роты, кидает в вагоны, машинисту кинжал под нос: «Жми галопом! Дух выбей из тягача – но догони!» Машинист жмет, как может; гвардейцы скрипят зубами, точат клинки, заряжают очи; тягач искрит, гремит, скрежещет. Вот уже на горизонте показался поезд воров… Или не показался? Пожалуй, нет. В деле сказано: у бандитов было больше часа форы. Это пятнадцать миль, если на полном ходу… Значит, не видят гвардейцы врага, но точно знают, что он – впереди. Улепетывает, сверкая пятками, а они сворой псов мчат по следу. И тут – хлоп, как выразился Рыжий. На самом-то деле, не хлоп, а – трах-тарарах, тьма сожри твою Праматерь, сучий потрох! Выскочили, огляделись – вон, в какой-то полумиле впереди две фигуры у столба. Что делают? Это они, сучьи дети, сорвали провода! Взять, схватить!.. Но где там… Гвардейцы-то не везли с собой коней. А вот у диверсантов лошади нашлись: бандиты прыгнули в седла, слетели с насыпи – только их и видели. Ускакали вдоль по руслу реки, потерялись в тумане. Следов не осталось – Змейка тогда еще не замерзла…

– Бедняга лейтенант… – вздохнул Марк. – Вроде и невиновен, а все равно в пору повеситься…

– Ага, чиф.

Марк огляделся еще раз. Влево – поле. Далеко-далеко какие-то холмы. Вправо – тоже поле. Этак за милю – хуторок. Впереди речушка, позади – лес у горизонта…

– Хм… – буркнул Ворон невесело. – Скажи-ка, Дед, нет ли у тебя истории, как думали сначала одно, а оказалось другое?

Седой с готовностью отозвался:

– Как нарочно вспомнилась. В Южном Пути все знают, что пятнистые коровы дают хороший удой. А один крестьянин имел в хозяйстве черную корову. И вот он решил…

– Погоди-ка. Холодно стоять. Давайте двигать, по дороге доскажешь.

– Куда двигать? Вниз по Змейке, следом за диверсантами?

– Ты ж говоришь, следов не осталось.

– Ага, чиф.

– Так зачем нам туда?.. Нет, пойдем-ка мы лучше…

Марк покрутил головой, остановил взгляд на деревьях далеко позади.

– …вон к тому лесу.

– Это ж в сторону Оруэлла. Мы оттуда приехали!

– Ну да.

Они сели в седла и тронули коней. Дед рассказал историю о крашеной корове. Мужик намалевал на ней белые пятна, но скотина доилась все так же плохо. Мужик подвел ее к воде и показал отражение: мол, имей совесть, ты же теперь буренка! Корова углядела пятна на своих боках – и вовсе лишилась молока. Почему? Кто знает…

До леса было еще далеченько, так что поболтали о том – о сем. Рыжий поделился столичными новостями, порассказал о сослуживцах из протекции. Рыжий не дурак: давно понял, кто послал Деда, потому избегал политических тем, а если случалось помянуть Ориджина, то говорил со всем уважением «его светлость».

Дед разразился еще парочкой притч, Внучок старательно намотал на ус.

– Ты его вроде как учишь? – спросил Марк.

– Это он вроде как учится. А я так, просто… – ответил Дед.

– И чему он у тебя учится?

– Чему сможет.

– В каком деле ты – мастер?

– Что, по-твоему, значит это слово?

– Ну, что ты умеешь достаточно хорошо, чтобы получать за это деньги?

Дед ответил вполне ожидаемо:

– Присматривать за людьми. Учить детей грамоте. Путешествовать. Рассказывать истории. И еще всякие мелочи…

Под вечер на опушке нашли хижину лесника. Поскольку уже темнело, решили тут заночевать. Хижина оказалась пустой, холодной и мрачной. Уже больше месяца здесь никто не жил. Затопили печку, но изба прогрелась лишь к утру, когда Марк уже устал стучать зубами от холода. Зато в погребе, к общей радости, нашлось немало съестного. Странный был лесник: сам уехал, а харчи оставил.

Утром двинулись дальше к Оруэллу. Теперь дорога шла между лесом и насыпью. Наверху изредка погромыхивали поезда. От леса же веяло такой тишиной, что даже болтать не хотелось.

Марк то и дело поглядывал в чащу. Он и заметил странный куст.

– Гляньте-ка: ветки вроде объедены.

Никто не удивился: значит, олень на опушку выходил – эка странность…

– Вдоль опушки поезда ходят. Ужели звери не боятся?

Ну, значит, смелый олень… Однако Марк подъехал ближе и рассмотрел. Другие кусты рядом тоже были погрызены, а за ними лежала поляна. Марк спешился, подобрал палку и стал ковырять в снегу, проверяя бугорки. Под одним нашел что-то замерзшее и позвал:

– Извольте убедиться: здесь конские яблоки.

Не олень грыз кусты, а конь. И стоял он тут, на поляне, довольно долго. Успел сильно проголодаться или очень заскучал, раз начал грызть замерзшие веточки. И не один конь: перерыв всю поляну, нашли дюжину навозных куч.

– Здесь были всадники! – высказал очевидное Внучок. – Или вышли из лесу, или вошли в лес!

– Ищите, – велел Марк. – Там, в лесу, должны быть следы. Найдем тропу, по которой они вышли… или вошли.

Поиски быстро принесли плоды: двигаясь сквозь чащу, отряд всадников ломал ветви, топтал валежник. Отметины складывались в более-менее заметную цепочку. Конники прошли здесь давно, однако в безлюдном лесу никто до сих пор не затоптал их следы. Поезда распугали дичь, а за дичью ушли и охотники. Не осталось ни души. По крайней мере, живой…

Скелет был приколот к дереву обломком копья. На костях громоздился тулуп, несуразно большой и распахнутый настежь. Там, где кончались ноги мертвеца, торчали из снега носки сапог. От прочей одежды остались лишь лохмотья: вороны изодрали ее, добираясь до мяса. В футе от трупа валялся топор.

– Кто это?.. – спросил Внучок. Он, кажется, был мастером дурацких вопросов.

– Лесник, – ответил Марк.

– Ах, вот почему он не забрал харчи!

– Да, Внучок, именно поэтому.

Рыжий осмотрел кости и копье. Оценил угол, под которым торчало древко. Пощупал тулуп и шапку, свалившуюся с черепа. Подобрал топор, провел пальцем по лезвию. Хмыкнул.

– Что скажешь?

– Его убил всадник. Заколол, не спешиваясь, сверху вниз. Но сначала запугал: двинул коня прямо на мужика, тот стал пятиться, уперся спиной в дерево – тогда всадник и ударил. Всадник был не один. Все в его отряде отлично вооружены и одеты.

– Последнее откуда известно?

– Хороший топор, хорошая шапка, но никто не взял себе.

– Угу. И когда случилось дело?

– Больше месяца назад, но меньше трех. Думаю, в начале декабря, еще до сильных морозов: на ногах сапоги, а не валенки.

– Ясно.

Марк бросил последний взгляд на мертвеца, покачал головой и велел:

– Двигаем.

– А… может, его похоронить?..

– Похоронят те, кто его знал. У нас другие дела.

Дурное предчувствие овладело Марком. Очень нехорошо убили лесника. Дюжина или две вооруженных всадников встретили пешего мужичка. Он для них – никакая не опасность. Сказали бы: «Поди прочь» – исчез бы с дороги. Вместо этого они его закололи. За то одно, что встретился на их пути. Марк знавал многих преступников, и далеко не всякого можно назвать негодяем, подонком, гадом… Но эти парни сполна заслужили свое место на виселице.

Да, сполна.

Гостиница звалась «Лесной приют». Так гласила вывеска, прибитая над воротами. Ну, раньше звалась… Среди двора, обнесенного забором, маячил обугленный остов. Стропила и перекрытия, все внутренности дома выгорели начисто. Стены из толстых бревен устояли и походили теперь на черный дырявый гроб. Четыре часа пути по следам всадников привели отряд Марка на это пепелище.

– Ищите трупы, – буркнул Ворон. – Они здесь есть.

Нашли скелеты пары лошадей, погребенные под руинами конюшни. И шесть человеческих могил: четыре подписанные, две безымянные. Видимо, жители ближней деревни побывали здесь, похоронили хозяина гостиницы и его работников, подписали могилы, но двух мертвецов они не знали.

– Четверо здешних, – сказал Рыжий, – и двое случайных постояльцев. Не проснулись, когда начался пожар, и погорели. Бедняги.

– Вряд ли мертвые могли проснуться, – ответил Марк. – Всадники убили их сразу же, едва вошли в гостиницу. Увидели – и закололи, как лесника. Потом поели, накормили коней, поспали. А утром подожгли постройки и двинулись дальше.

Рыжий глянул на остов конюшни, оценил расстояние от нее до дома. Ярдов двадцать – никак огонь не перекинется, если нарочно не подпалишь.

– Да, чиф. Вы правы.

На всякий случай осмотрели развалины. Побродили по двору, поковырялись в снегу, где он как-то подозрительно бугрился. Заглянули в остов дома. Не нашли ничего значимого, кроме собачьего скелета. Мертвая гостиница могла сообщить лишь одно: здесь всадники вошли в лес, либо из него вышли.

«Лесной приют» стоял на опушке, в четверти мили от дороги. У тракта имелся путевой указатель: на восток – Оруэлл (15 миль), на запад – Кейсворт (4 мили), на юг – гост. «Лесной приют» (близко).

– Допустим, – сказал Марк, – молодчики выехали из лесу и увидели этот же указатель. В Оруэлл они бы не пошли: там полно и полиции, и солдат. Идти снова в лес – странно: зачем тогда было выходить на дорогу? Остается Кейсворт. Едем туда.

– Еще они могли, чиф, приехать из Оруэлла, сжечь «Лесной приют» и пройти сквозь лес к рельсам. Мы же не поняли направление следов.

– Верно, не поняли. Но если всадники шли к рельсам, то там они сели в поезд и уехали, и мы их никогда не найдем. Будем надеяться на лучшее: что они шли от рельс.

* * *

Город Кейсворт насчитывал двенадцать тысяч жителей, и добрая четверть из них собралась на площади у церкви. Подобное столпотворение бывает в праздники, в ярмарочные дни и при осаде. Что удивительно, ни первое, ни второе, ни тем более третье не имело места. Горожане просто толпились на площади, тяготея к порталу церкви. На ступенях стояли четверо. Они вещали, горожане слушали.

Из задних рядов, где очутились подъехавшие Марк и Дед, сложно было разобрать речь. Слуха достигали лишь некоторые слова, причем отнюдь не ласковые: «зажрались», «катаются в масле», «богатеи». Заинтересовавшись, Марк протолкался вперед, заодно приглядываясь к ораторам. Все четверо были мужчинами. Трое держались группой и явно были хорошо знакомы, четвертый стоял чуть в стороне. Трое говорили тише и ровнее – рассказывали что-то. Четвертый разрывал их речь внезапными хлесткими возгласами.

– …каждый день пируют. Ей-ей, каждый день. Телеги с харчами во дворец так и прут одна за другой. А на утро выбрасывают объедки – тысяча нищих ими питается. Тысяча человек – на объедках!

– Да! Народу всегда одни помои!

– Потом, значит, тиятр. Сам светится, вся улица светится, и не свечами, а искрой. Говорят, за час пять эфесов сгорают. Пять золотых за час – фить и нету! А за ночь сколько – подумать страшно. И никто из простых этого даже не видит: в тиятр одни вельможи ходят.

– Да! Все богачам! И им все мало!

– Собачьи бега тоже хороши. Навезли во дворец таких кобелей, что с овцу размером. Штук пятьдесят, не меньше. Сколько они жрут – только представь…

– Да что собаки! Ты за ремонт скажи!

Марк растерялся. Народное возмущение?.. Против Короны?! Это было очень странно. Мужики любят жаловаться: на лордов, бургомистров, сборщиков податей, шерифов, цеховых старейшин… На тех, кого знают лично, с кем то и дело сталкиваются, от кого получают пинки. Но ругать императорский двор?! Да еще так пренебрежительно?! Народу свойственно верить: владыка велик, как ясное солнышко. Все неурядицы в жизни – только из-за того, что владыка видит не все закутки державы. Где он недоглядел, там собачонки распоясались. А заметит его величество – сразу их приструнит!

Даже когда Адриана обвиняли в ереси, жестокости, святотатстве – эти упреки все же звучали уважительно. Да, тиран, да, поступил скверно. Но это – понизив голос, полушепотом, даже с сомнением: тиран, но великий человек, нам ли его судить?.. А тут: «зажрались»!

– Ага, ремонт, значит, затеяли. Сами же бомбили дворец – теперь сами чинят. И мало им просто починить, так еще начали рекос… рекнос… в общем, перестраивают наново! Там крышу перекладывают, здесь стены перекрашивают. И красят, уж конечно, не белилами, а серебром или золотом. Статуй навезли – видимо-невидимо! Тащат их и в дом, и на крышу – всюду статуи! Все беломраморные, конечно… А один зал украсили цветами! Среди зимы-то! Полный корабль цветов!.. Аж из Шиммери!..

Оратор даже задохнулся от возмущения, вспомнив эти цветы. Тут Марк мог понять его чувства, поскольку хорошо знал достатки простого горожанина. Один горшок хризантем, привезенный из Шиммери, стоит года мужицкого труда.

– Скажи другое: из тех цветов половину потом выкинули. Не подошли, значить…

В это первый мужик не сразу поверил, переспросил:

– Точно выбросили? Уверен?

– Сам видел! Ходил на набережную поглядеть: груда зелени на льду валялась.

– Вот же… вот же… – горожанин не сразу нашел слово. Выронил глухо, с робостью: – Кровопийцы…

Четвертый, что стоял осторонь, подхватил:

– Да, верно! Кровопийцы! На чьем горбу цветочки выращены? Чьим потом и кровью за дворец плачено? Нашими, братья! Нашими!

– И подати выросли, – добавил невпопад первый рассказчик, словно пытаясь извиниться, оправдаться за слетевшую грубость.

– Кровопийцы и есть! – заорал кто-то из толпы. – Налоги вдвое!

Вот тут ахнуло – упало на благодатную. Цветы из Шиммери, собаки из Ориджина, сияющий «тиятр» – все это далеко, будто в сказке. А налоги-то – плетью по живому!

– Да, вдвое!

– Говорили: из-за войны. Ага, щас!

– Война кончилась – подать еще выше!

– Не на войну, а на дворец!..

– Крови нашей никак не напьются!..

До сей минуты Марк не видел причин вмешиваться: на то есть местный шериф с констеблями, чтобы выловить зачинщиков и влепить шестнадцатую Эврианова закона. Но сейчас толпа заголосила, и Марк уловил настрой: не тупая стадная злоба, не зависть с ненавистью, а – обида, усталость от поборов. Сердце дернулось: жаль этих людей. Ни в чем же не виноваты, кроме сказанной правды, а влетят на рудники или галеры. Нужно прекратить это безумие! Улучив момент, Ворон крикнул:

– Ее величество!.. Ее величество!..

Что дальше – он не знал. Надеялся, толпа образумится от одного слова «величество». Так бывало при Адриане.

И правда, люди притихли на миг. А тот четвертый со ступеней – ох, и зычный голос, на квартал пробивает! – ответил:

– Кто говорит: ее величество? Владычица – свет божий! Не она виновна, а лорд-канцлер! Это он затеял мятеж, он привел северян, он жирует-пирует в столице!

– Верно! – откликнулась площадь. – Северный плут!.. Мятежник!.. Лорд-кровопийца!..

Марк схватился за голову, заорал во весь дух:

– Замолчите, несчастные!

– Сам молчи, холуй! – голос четвертого звучал куда внушительней, чем марков. – За нами правда!

– Правда!.. – вторила площадь. – Канцлер окрутил владычицу! Гнем спины, чтобы он жрал!

Сколько в толпе ушей «лорда-кровопийцы»? Уж две пары точно есть!

Безнадежно, совсем не веря в успех, Марк дернул за рукав Деда:

– Пойдем отсюда.

– Куда? – спросил слуга Ориджина.

– К шерифу.

Неожиданно Дед пожал плечами:

– Ладно, идем.

У шерифа Кейсворта был красный нос. Смачный такой, свекольный, с прожилками сеточкой. Марк хотел говорить спокойно… но, увидав этот нос, не сдержался:

– Ты совсем очумел, пьянчуга? Что допустил в своем городе?!

– По какому праву!.. – взревел шериф, а Марк оборвал его, грохнув кулаком по столу.

– Эврианов закон, шестнадцатая статья: «Подстрекательство к бунту». Виновны от четырех человек до трех тысяч! А ты сидишь, жуешь сопли!

Шериф издал грозный рык:

– Грррм! Не твое собачье дело! У нас вольный город, народ говорит свободно!

– Дурак ты набитый! Вольный город? Так это еще хуже, пустая башка! Будь у вас лорд – герцог с него бы шкуру спускал. А так – пришлет роту кайров, они вам устроят волю! Языки на копья нанижут, а кишки по заборам развесят – будет воля! Или думаешь, герцог не узнает? Лорд-тьма-сожри-канцлер – не узнает?!

– А вы кто такие? – спросил шериф чуть тише.

Марк злобно хохотнул:

– Мы, представь себе, люди лорда-канцлера. Его светлости Эрвина Ориджина личные посланники.

– Правда?.. – медленно, но все же доходило. – Я это… я сейчас распоряжусь… мы прекратим!..

– Значит, так. – Марк обошел кругом стола и воздвигся над шерифом. – Прекращать поздно: слово сказано, зерно посеяно. Потому сделаешь ты вот что. С завтрашнего дня – никаких сборищ. Кто начнет вещать – без лишних слов в темницу, пускай там вещает. Но горожан ты умаслишь, чем только сможешь. Вылижешь улицы, переловишь карманников, приструнишь хулиганов. Констебли твои берут у горожан – запретишь. Чтобы ни звездочки, чтобы только по закону – ясно тебе?! Чтобы все отныне делалось по закону! Вообще абсолютно все! Собака гавкнула – и то по закону. Если нет закона – пусть не лает! А потом развесишь по городу флаги с гербами и всех научишь орать: «Слава Агате!» Вдохновенно так, с чувством: «Слава его светлости! Слава Агате!» Понятно?

Марк ткнул пальцем в оконное стекло.

– И чтобы через неделю твой Кейсворт был образцовым прелестным законопослушным местечком. Чтобы любой северянин, приехав сюда, захотел остаться жить! Чтобы Первая Зима против Кейсворта казалась дичью и глушью! Ясно?!

Уже некоторое время шериф повторял:

– Так точно, милорд. Будет сделано, милорд. Так точно…

Наконец, Марк исчерпал запас. Перевел дух, буркнул:

– Ладно…

Шериф еще сказал по инерции:

– Будет сделано.

Помолчал, трижды шмыгнул носом.

– Так вы, милорд, вы это… не доложите?

– Мы – нет, – ответил Марк, искренне надеясь, что не солгал. – А вот за других шпионов в толпе я не ручаюсь. Потому отлови нескольких зачинщиков и показательно высеки. Прежде всех – того, что подгавкивал со ступеней. Явный провокатор.

– Будет сделано, милорд.

– Надеюсь, что будет. Бургомистру доложи, что мы заходили. Пускай тоже почешется.

– Да милорд.

– Ладно…

Марк уселся на стол. Царапнул еще взглядом по сетчатому носу шерифа. Сказал уже спокойнее:

– Вообще-то мы прибыли по другому делу. Ответь-ка на пару вопросов. В начале декабря в четырех милях от Кейсворта сгорела гостиница «Лесной приют». Что знаешь об этом?

Шериф проморгал зародыш бунта у себя под носом. Шансы, что он вспомнит что-нибудь о какой-то там гостинице, были ничтожны. Марк спросил только для очистки совести, и уже представлял себе муторный завтрашний опрос констеблей, почтовых курьеров, торговцев, глашатаев, сплетниц… Но шериф на диво ответил: «Всенепременно, милорд», – и вытащил из бюро толстенную книгу. Пролистал на начало декабря – Марк заметил, как много страниц исписано с тех пор. Похоже, все служебное рвение, какое осталось у чинуши, он направлял на ведение учета происшествий – единственное дело, ради которого не нужно было покидать кабинет…

– Да, милорд, запись имеется. На рассвете девятого декабря хуторяне заметили дым над лесом. Придя на место, нашли пепелище и трупы. Тела похоронили, о пожаре доложили нам. Это потому, что у них, в хуторе, своего констебля не имеется.

– Сперва похоронили тела, а лишь потом заявили в полицию?..

– Что с ними еще было делать? Лес же. Не закопаешь – волки пожрут.

– Ты учинил следствие?

– Никак нет, милорд. Дело обычное: пожар. Из очага выпали угли – и готово. Да и лес этот, где гостиница, не моя забота. Мы – вольный город, а лес принадлежит баронству.

– Баронскому шерифу сообщил?

– Зачем? Случай-то ясный.

Ну, естественно…

– Шериф, а были ли в последующие дни – десятого, одиннадцатого – еще какие-нибудь ясные случаи в округе? Скажем, грабеж, разбой, убийства?.. Может, другие пожары?

– Сейчас-сейчас, милорд…

Густо наслюнявив пальцы, шериф пролистал несколько страниц. Вчитался в записи, шевеля бровями.

– Никак нет. Никакого грабежа или иного бесчинства.

– А если б случилось, ты бы знал?

Шериф как будто обиделся:

– Учет ведется аккуратно, милорд. Извольте проверить!

Да-да… Ленивый и тупой пьянчуга, о чем, конечно, знает весь город. Вряд ли он первый, к кому бегут за помощью в беде.

Но с другой стороны, шестого декабря в столицу ворвались кайры! Девятого эта новость уже разошлась по городам Земель Короны. Люди дрожали от каждого шороха, любую странную тень приняли бы за северянина. Может, в иное время они и нечасто обращались к стражам порядка, но именно в те дни!..

– Скажи, шериф: а просто подозрительные люди появлялись в Кейсворте? Или, может, проезжали мимо?

Тот перевернул страницу.

– Вот, милорд. В самом городе никого такого не было. Но есть объездная дорога через лес. Ее протоптали те, которые… Ну, недобропорядочные лица…

Ага, ясно. За проезд через город взимается путевой сбор. Кому жаль денег, объезжают по лесу. Так длится годами, вот и возникла тропа.

– И что же на объездной?

– Там дежурил констебль Оутс. Он э… присматривал за недобропорядочными лицами…

То бишь, незаконно сдирал дорожный сбор.

– И?..

– Он видел отряд всадников. Человек сорок солдат при оружии.

– Откуда и куда ехали?

– Со стороны «Лесного приюта» на север, к развилке. За городом дорога раздваивается: одна в Альмеру, вторая в столицу.

– Под чьими гербами солдаты?

– Не было ни гербов, ни мундиров. Но Оутс их не сильно рассмотрел. Он… э… как раз отошел по нужде.

Точнее, спрятался в кусты, заслышав топот копыт. Вероятно, трусость спасла ему жизнь.

– Если не видел гербов и прочего, тогда как узнал, что они – солдаты?

– Хм… Не могу знать, милорд. В докладе указал: «Проехали неизвестные солдаты», – извольте убедиться. Да и странно ли, милорд? Война же шла, всюду солдаты ездили.

Да, конечно.

– Могу поговорить с этим Оутсом?

– Да… эээ… нет, милорд. Он вроде… уехал в хутор, к матери.

– В какой хутор?

Марк узнал название, выяснил еще несколько мелочей и распрощался с шерифом.

Едва вышли на улицу, Внучок воскликнул:

– Так что, это та самая банда?!

– Ты бы еще громче закричал…

Внучок переспросил таинственным невнятным шепотом:

– Такшто, это тасамая банда?

– Восьмого утром напали на гвардейский поезд. Восьмого вечером явились в «Лесной приют». Утром девятого сожгли «Лесной приют» и уехали дальше – мимо Кейсворта в Альмеру. Очень похоже на то…

– Зачем им в Альмеру, чиф? – спросил Рыжий.

– Где-то же нужно спрятаться…

– В лесу?..

– Вряд ли. Разбойники в лесу – слишком привычное дело… Они спрятались там, где их точно никто не искал бы.

Весь смысл сказанных слов догнал Марка позже, когда уже остановились на ночлег и стали думать об ужине. Он аж сел, раскрыв рот. Поморгал, присмотрелся к идее получше.

Не с первого раза заметил, что Рыжий тормошит его за плечо:

– Говорю, чиф, может, спустимся в харчевню?

– Рыжий, дружок, сходи-ка сам и принеси мне чего-нибудь.

– Что купить, чиф?

Марк почесал затылок.

– Знаешь, дружище, я как-то растерялся среди многообразия желаний… Может, эля, а может, копченый окорок. Или сыру… или книжку интересную почитать. А лучше, все вместе. Да, брат, неси все. И не торопись – времени-то много…

– Понял, – кивнул Рыжий.

Марк был уверен, что он действительно понял и не явится раньше времени. Когда Рыжий вышел, Ворон спросил Деда:

– Не желаешь ли, чтобы Внучок принес тебе чего-то пожевать?

– Я не голоден.

– Тогда пускай погуляет, проветрится, что ли? Молодому телу полезен свежий воздух.

– Ни к чему ему гулять.

Дед сыграл всего три ноты, но любопытство ясно различалось в них.

– От Внучка у меня нет секретов. Говори уже, Ворон.

– Как прикажешь. Я вот что хотел сказать, Дед: наше следствие окончено. Я знаю, где Предметы.

– Где?! – воскликнул Внучок и тут же получил от Деда подзатыльник:

– Не порти рассказ поспешностью. Дай человеку изложить толком.

– Благодарствую, – кивнул Ворон. – Я начну немного издалека, а ты, Дед, проверишь мои умозаключения. Уж ты-то, философ, разбираешься в логике… Итак. От самого начала дела меня смущали две его характерные черты. Тем больше смущали, что друг с другом они мало совместимы: первая черта – спешность, а вторая – глубокий, продуманный план. Посуди сам. Всего за одну ночь с шестого на седьмое декабря неизвестный злоумышленник успел: узнать о штурме дворца, решиться на похищение Предметов и спланировать его, нанять исполнителей, украсть яд из аптек и отравить воду в составе. Это быстро. Мне доводилось устраивать масштабные операции, и знаю не понаслышке: за одну ночь хотя бы составить толковый план и раздать приказы – уже подвиг. А еще успеть что-то там украсть и кого-то отравить – так и вовсе скорость ветра. Следовало ждать, что при такой-то спешке в плане обнаружатся изъяны. Где-то злодей недодумает, чего-то не предусмотрит. Потому первое, что я стал выискивать в деле, – это ошибки преступника.

– И нашел?! – не сдержался Внучок. Марк многозначительно улыбнулся.

– Первая частая ошибка хитрецов – лишняя сложность плана. Наворотят всякого, перемудрят, забудут, что самый надежный план – самый простой. Например, отравление. Спрашивается, какого черта было связываться с ядом? Только затем, чтобы остановить поезд? Боги, куда проще – взять и разобрать рельсы где-то по пути! Отчего не сделать это?! Допустим, бандиты боялись связываться с гвардейцами, хотели ослабить их перед атакой. Допустим, хотели затем увезти Предметы не на конях, а поездом – чтобы быстрее уйти от погони. Хорошо, признаю: это разумно. Тогда новый вопрос: зачем они остановились и оборвали провода? Не ошибка ли это? Ведь искровая сила идет именно по проводам! Сам же бандитский поезд питается искрой! Сорвав провода, не застрянут ли сами?!

– А и правда!.. Как они уехали без искры?!

– Кому-то из людей шерифа хватило ума: отработал этот вопрос и вложил в дело схему снабжения дороги искрой. Из нее следует, что на этом участке пути искра подается из герцогства Надежда, а не от столицы. Все, как сказал Рыжий. Бандиты оборвали провода за собой и остановили погоню, но их-то поезд в эту минуту уже был на участке, где искра сохранилась. Это не похоже на ошибку. Напротив, тонкий расчет, заставляющий всерьез считаться с умом автора. Но где-то же ошибка должна быть! Возможно, вот где: двух диверсантов высадили с поезда. Сорвав провода, они ушли по руслу Змейки. Почему не сели обратно в вагон? Более того, почему дали себя заметить и крестьянам, и машинисту поезда погони?! Первая моя мысль была такова: на Змейке сошли не двое, а вся банда с Предметами. Поезд ушел дальше, заставив полицию рыскать в поисках по степям Надежды, в то время как похитители остались тут, в Земле Короны.

Марк покачал головой.

– Побывав на мосту через Змейку, я отказался от этой идеи. Там вокруг поля. Преследователи издалека увидели бы банду, как разглядели двоих диверсантов. Значит, все правда: поезд ушел, диверсанты остались зачем-то… Зачем?

Он ухмыльнулся какой-то своей мысли.

– Знаешь, говорят, что настоящий гвардеец всегда похож на своего коня. А еще говорят, что боевой конь никогда не оглядывается. Смотрит только вперед и скачет так, что сам черт его не развернет. И вот я подумал: где банде сойти с поезда так, чтобы ее точно не нашли? В Надежде? Нет, там-то поищут в первую очередь. На Змейке? Снова нет. Поезд гвардейцев остановится у речушки, взбешенные вояки бросятся искать малейших следов. За спиной у гвардейцев – вот где безопасное место! Банда сошла с поезда еще до Змейки, в лесу, где ее не видно из вагонов. К Змейке поезд пришел уже пустым. Ни Предметов, ни бандитов, только машинист и пара диверсантов. Высадка банды заняла время, именно потому гвардейцы Мейса почти нагнали бандитский поезд и успели заметить диверсантов на столбах.

Дед троекратно кивнул, выразив одобрение.

– Вот поэтому ты и стал искать их следов в лесу.

– Да. Высмотрел лесок миль за пять до Змейки, достаточно глухой, чтобы скрыть конников. Я уже не сомневался, что бандиты уходили верхом. Значит, кто-то должен был ждать их в лесу с лошадьми. Вот мы и нашли место, где стояли кони, затем тропу, по которой ушли. Тропа привела к сожженной гостинице. Мы нашли шесть могил, четыре были подписаны. Бандиты перебили семью хозяина гостиницы и двух случайных постояльцев, заночевали, поели, накормили лошадей, дождались двух своих диверсантов – после чего двинулись дальше. Куда? Было бы глупо ломиться через чащу. Отряд шел груженным – триста Предметов, как никак! Значит, припасов с собой имелось обмаль, а значит, двигаться нужно было быстро. Бандиты уехали по дороге – к Кейсворту, как мы знаем, и дальше к развилке. Оттуда два пути: на запад, в Альмеру, и на восток – в столицу. Предметы украли из Фаунтерры… Согласитесь, друзья, чертовски забавно было бы спрятать их именно в Фаунтерре! Уж там-то точно никто не найдет!

Марк дал себе время полюбоваться ошарашенной миной Внучка и уважительной – Деда.

– А теперь вспомним две главные черты дела: быстрота и хитроумие замысла. Непохоже это на простых бандитов. И, сказать по правде, на бургомистра Эшера – тоже не особо. Богатый сытый осторожный еленовец… Он ведь не из тех, кто поставил бы на карту все, включая собственную голову. А уж если бы рискнул, то не сразу, а все обдумав и перепроверив. И самое странное: если уж рискнул и преуспел, и получил Предметы – то стал бы с ними сидеть в Фаунтерре? В городе, куда рвутся наперегонки две здоровенные армии?! Где от солдат скоро некуда будет плюнуть?! Нет, друзья, получи он похищенное, немедленно с ним испарился бы. Еще задолго до конца осады.