Текст книги "Кукла на троне. Том I"

– Идем.

Спутники вошли в трактир. Было смрадно и темно, как в любом дешевом кабаке. С кухни тянулся дымок, закопченные стекла почти не давали света. Но семерых всадников нельзя было не заметить. Рослые парни в кожаных куртках с бляхами; один косматый, один бритоголовый, прочие стрижены под горшок. Косматый тянет песню – гортанное хриплое наречье степи. Шаваны из Рейса!

– Братья!.. – воскликнул Ней, шагая к ним.

Бритый шаван обернулся, и Ней замер, метнув руку на эфес, а Чара скрипнула тетивой. То был ганта Бирай, с ним шестеро дезертиров – тех, что бросили Спутников в литлендской деревне.

– Сожри вас Дух Червя, мрази! – выкрикнула Чара.

Ее дыхание изменилось, стало глубже и быстрее. Шаванам нужно всего три вдоха, чтобы перепрыгнуть лавки и добежать до лучницы. Но за три вдоха их станет на трех меньше.

– Спутники!.. – ганта Бирай развел руки в дружеском жесте. – Каким ветром вас сюда занесло?..

– Вы сбежали из боя, покинув нас, – сухо отчеканил Ней.

– Сбежали, покинув?.. Ты, брат, ошибся. Мы просто сбежали. Думали, и вы побежите следом. Кто ж виноват, что вы остались?

– Я вам кричала, чтобы зашли с тылу.

– Да?.. Прости, сестра, я на ухо туговат.

Ганта хлопнул себя по бритому черепу и ухмыльнулся.

– А ну, все железки – под стол! – рявкнул Ней.

– Чего?.. – спросил Бирай все с той же дурной ухмылкой.

Свистнула стрела, срезав ганте мочку уха.

– Все железо – под стол! – рыкнула Чара.

Шаваны замешкались. Если сложат оружие, никто не помешает Спутникам перебить их, как овец. А если кинутся в атаку, трое сдохнут, но четверо-то добегут! Вот только ганта Бирай будет первым среди трех покойников.

– Парни, делайте, что сказано, – велел он своим. Прикрикнул, хлопнув по столу: – Делайте!

Ножи и мечи стали падать на пол. Ганта сказал, глядя на Чару:

– Ты не дури, сестричка. Чтобы шаван убил шавана на чужбине – это не по-людски. В Рейсе – легко, но в чужой земле мы все друг другу братья!

– Когда ты нас бросил в бою, мы тоже были на чужбине.

– Мы сражались вместе, пока в том был смысл. Но как Моран завел нас под самый хвост – тогда ушли. Все знают: шаван – свободный человек. Может уйти, когда захочет.

– Когда захочет?! А что, если мы с Неем зажжем этот кабак, подопрем снаружи дверь и уйдем? Как захотели – так и ушли. А?..

Позади нее что-то скрипнуло. Трактирщик, что прежде не подавал голоса, поднял из-за стойки арбалет.

– Никто ничего не подож… Ох!..

Чара обернулась и прошила стрелой его плечо, заставив бросить арбалет. Случилось это мгновенно – никто из шаванов и дернуться не успел, как лучница вновь держала их на прицеле.

Ней поднял руку, призывая ее успокоиться. Сказал Бираю:

– Вот что, парень. Мы дали тебе пожить еще немного не затем, чтобы вести споры. Это дело глупое и никому не нужное. Ты еще дышишь потому, что мы хотим спросить.

– Спрашивай – отвечу.

– Мы приехали в Надежду за золотом. Но вот уж неделю ни у кого не видали ни эфеса. Знаешь ты в этой земле хоть одного богача? Купца, золотопромышленника, лорда?..

– Х-ха! Снимать собрались? Мы, брат, тоже.

– Я тебе не брат. Не твое сучье дело, что мы собрались. Просто отвечай: знаешь парня с деньгами или нет?

– Знаю, – кивнул Ганта, почему-то с улыбкой.

– Где его найти?

– У тебя за спиной.

Свистнул меч, вылетая из ножен. Метнулась в сторону Чара, развернувшись в прыжке.

На пороге трактира стоял человек в сером плаще и широкополой шляпе.

– Я – парень с деньгами. А вам-то что?

Ней метнулся взглядом от плаща к шаванам – пока стоят, не дергаются – и обратно к плащу.

– Кто ты такой?

– Тот, кому плевать на железки.

Струя искр, слетев с его ладони, упала на меч Неймира. Рукоять вспыхнула, обожгла руку. Чара спустила тетиву. За ярд от плаща стрела врезалась… в воздух перед раскрытой ладонью. Отскочила, бессильно стукнула в стену.

– Колдун?..

– Наконец-то узнали, – он приподнял шляпу, сверкнул косыми глазами. – Слепое дурачье.

– Хозяин, эти двое хотели нас убить, – сказал ганта Бирай. – Будет здорово, если ты их прикончишь, или позволишь мне.

Колдун закрыл за собой дверь и оказался в кромешной тени.

– Ты имел время их прикончить. Но что-то я не заметил рвения.

– Эти гады застали нас врасплох!..

– О, так вас можно застать врасплох? А я думал, вы – самые крутые всадники во всем Рейсе. Ты, помнится, говорил именно так.

– Хозяин, я…

– Ты помолчишь, – оборвал Колдун. – А я побеседую…

Он повернулся к Чаре:

– …с тобой. Приятно, знаешь, беседовать с женщиной. Особенно с такой, что не кладет в штаны от одного моего вида.

– Было бы от чего… – буркнула Чара.

– Скажи-ка, вы сделали, что мне обещали?

– Если ты такой чародей, то сам знаешь.

– Могу узнать, но в чем тогда будет смысл беседы?.. Лучше скажи сама: выполнили обещание?

– Да.

– Поведали обо мне Степному Огню?

– Все, что знали.

– Сказали, что я на его стороне и могу помочь?

– Да.

– Не слышу похвальбы в твоем голосе.

– Не привыкла хвастаться. Особенно тем, что сдержала обещание.

– Но все же, в чем-то вы сплоховали.

– Не буду врать: мы промахнулись. Ней мечом, а я – из лука.

– То бишь, хотели убить – и не сумели?

– Да.

– Кого?

– Шакала, который нас предал. Морана Степного Огня.

Колдун хмыкнул, поправил шляпу.

– Я верно понял, дамочка: вы порекомендовали меня Морану, а затем попытались его убить?

– Верно.

– И это событие, думаю, снизило цену вашей рекомендации? Моран вряд ли полюбит друга людей, которые хотели его прикончить. Не так ли?

– Моран пристрелит тебя, как только увидит.

– Хм… Выходит, вы не очень-то выполнили обещание. Ты согласна, барышня?

Чара не ответила, а ганта Бирай вскричал:

– Я же сказал, убей их! Они – дерьмо!

– Заткнись, – отрезал Колдун и щелкнул пальцами. Ничего особого не произошло – просто раздался щелчок. Но ганта Бирай вжал голову в плечи и на фут уменьшился ростом.

– Так вот, дамочка, – продолжил колдун. – Вы обещали поговорить с Мораном и поговорили. Вы не обещали не убивать его потом, так что формально ты права. Но мы же не законники, чтобы судить формально. Нам важна суть вещей, ты согласна? А суть вот какая. Мне требовалось доверие Морана, и теперь его не будет. Из-за вас.

Ней решил вмешаться:

– Не все так плохо, Колдун. Моран же не знает тебя в лицо. Приди к нему, подружись, не говори, что знаком с нами…

– Но вы же описывали меня! Думаешь, Моран спутает мое описание с кем-нибудь?! С другим косоглазым колдуном, стреляющим из пальца?!

– М-ммм…

– Степной Огонь для меня потерян. Я вынужден менять планы.

Он скинул шляпу и сел за стол рядом с шаванами. Крикнул трактирщику:

– Эля всем. За счет заведения.

Бедняга затянул зубами повязку на плече и побежал обслуживать. Колдун махнул Спутникам:

– Садитесь к нам.

– Благодарю, мы постоим.

– Разве похоже, чтобы я спрашивал?.. Садитесь. Нужно поговорить.

Спутники переглянулись. Не шибко хотелось спорить с человеком, от которого отскакивают стрелы. А от разговора, пожалуй, беды не будет.

Они сели. Ганта Бирай зашипел, когда ему пришлось подвинуться. Колдун сказал:

– Итак, мне пришлось изменить план. Для нового плана я нанял этих семерых парней. Они сказали, что круче них на Западе нет никого. Я поверил. Я иногда бываю очень доверчив, хе-хе. Теперь вы двое разоружили всех семерых, и не появись я вовремя, еще, глядишь, прибили бы. С чем бы я остался – с семью трупами вместо отряда? И с лютым врагом Мораном вместо друга-союзника Морана?.. Все это очень разочаровывает.

Трактирщик принес эль. Колдун с омерзительным звуком всосал сразу четверть кружки, облизал пену с заячьей губы.

– К чему ты ведешь? – спросил его Ней.

– Вы испортили мой старый план. Вы и поможете мне с новым.

– Эй, придержи коня! – вмешался Бирай. – Ты уже нанял нас! Денег обещал! Ради тебя мы явились в эту долбанную Надежду! Ты не можешь теперь прогнать…

– Парень, – Колдун покрутил пальцем в воздухе, – я могу все.

Он дал Бираю время осознать и продолжил:

– Но я не хочу вас прогонять. Давеча как раз думал, что семерых мало. И тут являются еще двое, да такие, что сами стоят семерых. Вместе выходит четырнадцать всадников – неплохой отряд.

Бирай, Чара и Неймир закричали в один голос:

– Мы с этими шакалами?! Никогда! Или мы, или они!

– Хе-хе-хе, – отозвался Колдун. – Мне нужны вы все. Работы на два месяца. Потом разойдемся: я довольный, вы богатые.

– Заплатишь золотом?.. – оживилась Чара.

– Золотом, да. Но не заплачу – сами возьмете. Вы собирались снимать – вот и будете снимать, но там, где я скажу. Называю место – вы делаете налет и берете монеты. Треть мне, две трети вам.

– А места-то ты знаешь? Мы за неделю в Надежде ни одного эфеса не видали!

Он почмокал губами.

– О, дамочка! Я такие места знаю – тебе и не снилось! Не в одной Надежде, еще и в Альмере. Ты понимаешь, что такое банк?

Чара только поморгала.

– Место, где люди хранят деньги, – ответил Ней.

– Ага. Вы будете брать банки. В них много золота, очень много. По меркам банка, сотня эфесов – не деньги. Через два месяца каждый из вас сможет купить себе по табуну. Или по замку в центральных землях.

Глаза засверкали у всех без исключения. Чара мечтательно закатила зрачки, Бирай расплылся в улыбке, отовсюду послышались довольные смешки. Один Ней сохранил ясность мысли:

– Стало быть, через месяц за нами будет гоняться вся Надежда и Альмера?

– И что? Не давайте никому запомнить ваши лица. Всюду кричите, что вас – девятеро. Назовитесь: Неистовая Девятка или Девять Духов Запада, или еще как-то, но с числом. О вас будут знать одно: количество. Потом разъедетесь в разные стороны – и девятка испарится.

– Как делить добро? – спросил Бирай.

– Я возьму треть, а остальное делите, как знаете. Но!..

Колдун щелкнул пальцами и обвел косым взглядом всех за столом.

– Ставлю два условия. Первое. Вы отработаете десять банков, ни одним меньше. Раньше десятого уйти нельзя. Ага?..

Колдун помедлил, чтобы каждый за столом сказал: «да». Два месяца, – подумал Ней. Два месяца, а потом станем богаты и поедем куда захотим. Очень хорошо, раз уж на Запад дорога заказана.

И он тоже кивнул:

– Да.

– Еще условие, – сказал Колдун. – Ты, Бирай, захочешь прирезать этих двоих, едва они уснут. А ты, дамочка, захочешь перестрелять тех семерых, если кто-то не вовремя чихнет. Мне этого дерьма не нужно. Вы, все девятеро, работаете на меня. Если кто-то из вас убьет кого-то другого, я порешу оставшихся восемь. Все живые и богатые – или все бедные и дохлые. Сами выбирайте, хе-хе.

– Ладно…

– Угу…

– Это условие навсегда, – уточнила лучница, – или на два месяца?

– Пока выполняете мой план. Потом – делайте что хотите.

– Согласна, – Чара показала зубы в ухмылке.

Не сказать, что ганта Бирай был каким-то особенным мерзавцем. Сбежать из боя, когда запахло жареным, – половина знакомых Нею шаванов сделала бы так же. А то и больше половины.

Конечно, Ней и Чара грозились его убить, а ганта отвечал той же монетой. Если кто-то тебя обидел, ты обязан поклясться прикончить обидчика! Без этого попросту лишишься уважения. Шаваны горазды на громкие клятвы… Но вот на самом деле носить в сердце старую вражду, строить планы мести, травить душу злобой – унылое занятие, жалко тратить жизнь на это.

Потому Ней весь день хранил суровый вид, но под вечер присел к костру ганты Бирая. У огня было трое шаванов: сам ганта, Косматый и Гурлах. Прочие уже повалились спать.

– С чем пришел, сын шакала? – спросил ганта, насупив брови.

Ней знал: это он для виду злобится, но сам тоже не прочь пригасить огонь. Ведь иметь во врагах таких воинов, как Спутники, – себе дороже.

– Поговорим о том, как делить золото.

– Это правильно, – проворчал ганта. – О дележе трофеев надо решить загодя. Иначе потом поубиваем друг друга, а Колдуну это не понравится.

– И какую долю ты хочешь? – спросил Нея Косматый.

– Половину, – ответил Ней.

Косматый заржал:

– Размечтался! Две девятых вам, семь девятых нам – по числу людей.

Гурлах сказал:

– Две девятых – много. Вам полторы, а нам семь с половиной. Из вас двоих одна баба, ей надо меньше.

Ганта развел руками:

– Ты слышал, Ней, что люди говорят.

Неймир пошвелил костер, чтобы искры полетели, поглядел на них, а тогда сказал:

– Нет, ганта, неверно твои люди говорят. Сам подумай: мы с Чарой сегодня могли всех вас уложить и забрать все золото. Так что если даем вам половину, то это уже большая щедрость с нашей стороны.

– Всех бы вы не уложили, – возразил ганта. – Подстрелили бы трех, но четверо бы остались и выпустили вам кишки.

– Ошибаешься, – сказал Ней. – Из тех четверых одного бы я подсек, второго сшиб под ноги третьему, а четвертого прирезала Чара – она держала нож наготове. Мало у вас было шансов. Если говорить по правде, то совсем ни одного. Я говорю «мало» только чтобы не обидеть.

Косматый и Гурлах живо включились в спор. Обсудили все возможные исходы боя в трактире. Ней даже встал и показал, каким приемом отбил бы атаку, а Гурлах – каким прыжком добрался бы до лучницы. Но к единому мнению так и не пришли.

Тогда Ней сказал:

– Ладно, ганта, вот тебе еще довод. Вспомни бой в литлендской деревне. Мы с Чарой удержали рыцарей, а не сделай мы этого – они догнали бы вас и положили в пыль. Вы нам тогда задолжали семь жизней.

– Э, нет! Не с той стороны смотришь. Мы в деревне влетели в засаду и потеряли пять человек, пока вы прохлаждались в роще. Не вам крепко досталось, а нам. Это вы нам тогда задолжали!

Во всех деталях вспомнили тот день, поспорили толком, Ней был назван хвастуном и ленивой задницей, а ганта Бирай – трусливым хорьком. Достичь согласия снова не удалось.

Тогда все четверо занялись тем, что делают мужчины Запада, когда торгуются: стали мериться славой и набивать себе цену.

Ганта Бирай рассказал, как ходил рейдом в Дарквотер, в самую глубину болот. Своими руками он убил пятерых лучников с отравленными стрелами и ведьму, одетую в змеиную кожу. С ведьмы снял мешочек особой пыльцы, и когда подул ею в лицо одной красотке – она сей же миг влюбилась в Бирая, упала на колени и стала целовать ему пятки.

Косматый сказал, что тоже ходил в Дарквотер и своим руками заколол невидимого воина. Учуял его нюхом и рубанул на запах. Воин упал и помер, а тогда сделался видимым. Вместо брони на нем были зеленые пластинки, вроде рыбьей чешуи, и страшная маска на морде.

Гурлах поведал, что это он, Гурлах, одолел легендарного Вороного Ганту. Вороной Ганта имел вороного коня – свирепого, как Дух Войны. Ганта настолько с ним сроднился, что мог брать у коня силу, а тот у него – ум. Потому, пока Вороной Ганта оставался в седле, победить его было невозможно. Гурлах вступил с ним в бой, получил три раны и чуть не погиб, но в последний миг прыгнул из седла и в полете подсек ногу вражьему коню. Вороной Ганта вылетел из седла и сразу ослабел, тогда Гурлах с ним справился.

Ней сказал, что все это ерунда. Вот он, Ней, однажды нанялся в войско графа Закатного Берега и вышел на бой против кайров. Рубился как мог – одного ранил, другого спешил, но тут его приметил и атаковал кайровский офицер. То был всем поединкам поединок, на Юге подобных вовек не увидишь. Офицер бился, как сто чертей вместе, но все же Ней его одолел, поскольку был легче и быстрее. Тогда он снял с кайра черно-красный плащ и два года на нем спал: очень мягкая и теплая вещь, да еще с мехом! А когда плащ поизносился, продал его за целых пять монет.

Ганта Бирай сказал: в начале войны, когда только перешли броды и пошли на штурм первой литлендской крепости, он, ганта, с отрядом лазутчиков взобрался по веревке на стену. Дело было ночью, и стражники крепости не видели их, но тут один парень, что лез следом за гантой, взял и чихнул. Стражник выглянул в бойницу и швырнул камень. Попал Бираю в плечо, да так сильно, что правая рука онемела. Но ганта все равно смог залезть на стену, а потом одной левой уложил стражника.

Косматый сказал, что тоже там был. Это он чихнул, потому что в носу зачесалось. Когда понял, что всех выдал, то решил отыграться и стал рубиться, как никогда в жизни. Сам уложил пятерых стражников, а шестого так швырнул со стены, что тот залетел на крышу казармы, пробил черепицу и накололся на пики, стоявшие пирамидой в арсенале. Пока литлендцы разгребали черепицу и выдергивали свои пики из трупа, подоспели Косматый с Бираем и всех побили.

Гурлах поведал, как в бою при Мелоранже прорвался прямо в лагерь владыки Адриана. Вбежал в роскошный шатер – думал: вдруг убью императора? Но Адриана там не было, а был здоровущий рыцарь с искровым копьем. Ткнул прямиком Гурлаху в грудь, а тот махнул мечом и срубил острие копья. Но искра соскочила с наконечника на гурлахов клинок и ударила его по рукам. Он выронил меч, но не стал убегать. Подсел, схватил рыцаря за руку, изо всех сил вывернул и прикоснулся к забралу рыцаря его же копьем! Раздался треск, запахло так, будто от молнии. Рыцарь повалился на землю, а из-под шлема дымились его волосы.

Ней сказал: детский лепет все это! Вот когда он, Ней, служил в Шиммери – то было настоящее дело. Тогда как раз случилась Война Вельмож: Третий и Четвертый из Пяти ополчились на Второго. Они собрали армию воинов на двуногих птицах. Эти пташки слабее коней, но такие быстрые, что глазом не уследишь! Машешь мечом – и только воздух рубишь, а птичий наездник уже у тебя за спиной! Один шиммерийский генерал повел полк Неймира в бой против птичек – и проиграл. Снова повел – снова был разбит. И не мудрено, ведь убить наездника на птице – так же просто, как зарубить ветер. Тогда генерал собрал всех оставшихся в тайном ущелье и велел тренироваться. Никто не выйдет отсюда, пока не научится мечом разрубать перышко на лету! И за месяц упражнений лучшая сотня воинов обучилась этому, Ней же сумел рассечь не только перышко, а даже волосок. Потом они пошли в бой, и на сей раз победили, и Ней нарубил семь птичьих голов. Четыре продал, две потерял, а одну засушил и подарил любимой женщине. Это была не Чара, а та, что прежде нее.

Ганта Бирай послушал Нея и дал веский ответ:

– Ты, парень, все ездишь по разным землям и бьешься за чужаков. А есть от этого толк? Спроси меня, и я скажу: мало толку. Вот я с пятнадцати лет скакал по Рейсу и все время снимал. Где брал лошадку, где пару, где дюжину. Так и накопил табун в двести голов, собрал свой ган, сделался гантой. Сейчас воюю, а дома ждут меня лошадки, три жены, четыре сына и шесть дочерей. Так-то, Неймир. А что ты имеешь, кроме меча да злющей бабы?

Неймир не полез за словом в карман:

– Я нажил то, что важнее детей и дороже табуна: опыт. Я знаю все земли на свете, кроме Ориджина с Нортвудом. Все повадки и нравы мне знакомы, любой говор – как родной. Скоро мы разбогатеем – я возьму свое золото и поселюсь, где захочу. Хоть даже прямо в столице! Веришь или нет – дело твое, но меня там всякий за своего признает. А что сделаешь ты? Вернешься в Рейс?.. За тобой по следам тут же альмерцы прилетят, легко разыщут и отберут все банковское золото.

– Еще чего! Я найму столько шаванов, что никто и близко не подступится. Придет за золотом первый рыцарь – возьму его в плен. Придут новые спасать первого – возьму и их. Придут третьи спасать вторых – этих тоже захвачу. А потом всю толпу продам в Альмеру ихним женам, и стану еще вдвое богаче!..

Под эти разговоры давно уже стемнело, и всех клонило в сон. Спорить стало лень, стороны пошли на уступки. Ней сказал: ладно, мы с Чарой возьмем добычи за шестерых человек. Гурлах ответил: за двух с половиной. Ты, Ней, за двоих, а Чара – баба, ей много не надо. Ганта Бирай сказал: бери долю трех человек и помни мою щедрость. Ней ответил: дашь мне за пятерых, и еще поклонишься в землю, что до сих пор жив. Ганта сказал: вот только снова не начинай!..

Сошлись на том, что Спутникам причитается доля четверых всадников.

Когда Ней лег рядом с Чарой, она проснулась и заворчала:

– Мириться ходил?

– Угу.

– С крысами снюхался?

– Не такие они крысы…

– Договорился на пять долей?

– На четыре.

– Тряпка.

Чара ткнула его коленом и уснула. Такой у них был порядок: когда нужно с кем-то замириться, идет говорить Ней. После Чара ворчит и зовет его тряпкой, но в глубине души радуется, что хоть один из пары умеет заводить друзей. Иногда ведь и это нужно.

* * *

Плащ рабыни упал на пол, следом – два мертвых тела. Начальник хрипел, привалившись спиной к стене. Мортимер поднял глаза от ценной бумаги. Какую-то секунду он находился вне контроля двух убийц. Он мог бы сделать что-то: например, завопить или броситься бежать, или попытаться схватить нож, оставшийся в теле охранника. Он потратил секунду на то, чтобы увидеть и осознать все произошедшее, и простонать:

– Святые боги!..

Рабыня сказала, обращаясь к покойникам:

– Тирья тон тирья.

Потом взяла Мортимера за горло:

– Есть оружие?

– Не-не-нет… – проблеял Мортимер.

– Стой тихо, – приказала рабыня.

– Д-да, м-миледи…

Надо заметить, в кассовом зале сохранилась тишина. Ковер поглотил шум падения тел, начальник так и не издал ни звука, кроме хрипов. Бак и Херд – головорезы у наружных дверей – не имели ни шанса понять, что здесь случилось.

– Отопри-ка, – сказал южанин кассиру, кивнув на дверь рядом с оконцем.

Тот протянул руку, с трудом дотянулся до засова, рванул. Рабыня потянула на себя, распахнула дверь во внутреннюю комнату кассы. Вбежала и перехватила кассира.

– Где?

– Денежки?.. Вот тут… в ящике…

– Отпирай.

Клацнул замок. Южанин, оставив кассира, присматривал за начальником и Мортимером. Рабыня сказала:

– Здесь примерно триста золотых.

– Двести восемьдесят четыре, – уточнил кассир.

– Этого мало, – сказал южанин. – Где еще?

Мортимер знал, где еще. В тыльной стене кассы имелась скрытая дверь, а за нею – хранилище. Там находился резерв – две тысячи золотых эфесов. И спаренный арбалет у потайной отдушины, и пятый охранник, о присутствии которого убийцы не догадывались.

Мысль об этом, пятом, повергла Мортимера в ужас. Южанин спросил кассира: «Где еще?» – а потом, конечно, спросит и приказчика. Если Мортимер солжет, а кассир вдруг скажет правду, Мортимера убьют. Если оба солгут, а начальник придет в чувства и скажет правду, Мортимера с кассиром убьют. Если все солгут, и грабители поверят, но охранник откроет свою проклятую отдушину и застрелит рабыню – южанин перебьет всех. Ни крохи сомнений! Так что же делать? Что сказать?!

– Где еще?

– Больше нет, это все, – как мог твердо, ответил кассир.

– Правда?

– Чистейшая, миледи.

– Я ему не верю, – буркнула рабыня.

– Как и я, – кивнул южанин.

Он поднес кинжал к носу Мортимера.

– А ты что скажешь, милейший: где остальные деньги?

– Я… э… вам же сказали, милорд…

– Что сказали?

– Такие правила… я не знаю…

– Лысый хвост, – хрипло ругнулась рабыня.

Мортимер пытался не смотреть на лезвие у своего лица, потому скосил глаза на женщину. Она стояла в дверях кассы, и Мортимер ясно разглядел, как за ее спиной качнулся на стене портретик белолицего хозяина банка, открыв отдушину в дальней стене.

– Не… не… – слова застряли в пересохшем горле.

Но от Мортимера ничего и не требовалось. Сдвигаясь с места, портрет издал тихий шорох. При первом звуке западница рухнула на колени. Стрела свистнула над ее макушкой, вспорола воздух у самой щеки Мортимера и стукнула в стену.

– Я не виноват… – прошептал приказчик.

Южанин ухватил его руку и вывернул за спину. Мортимер превратился в живой щит человеческого роста, а южанин скрылся за ним и толкнул приказчика внутрь кассы. Стражник сквозь узкую отдушину не видел теперь никого, кроме Мортимера. Пожелай он выстрелить снова, нашел бы только одну цель.

– Это я, приказчик!.. – выдавил Мортимер. – Ну, пожалуйста!..

Его подтащили к стене и прижали затылком к амбразуре.

– Так и стой, – велел южанин.

Рабыня втолкнула в кассу начальника отделения и заперла за собою дверь. Начальник как раз восстановил дыхание, и южанин обратился к нему:

– За стеною твой пес с арбалетом. Я верно понимаю, что он стережет деньги?

Начальник прочистил горло кашлем и вдруг зарычал, краснея от гнева:

– Вы пожалеете об этом! Теперь вам не сносить головы!

– Оу, – только и выронил южанин.

– Наше отделение под личной защитой городского шерифа! Через час все констебли выйдут на охоту! Клянусь, что вы не доживете до утра, несчастные ублюдки!

Рабыня за спиной начальника подняла нож и вопросительно глянула на южанина. Но тот мотнул головой в знак запрета и спросил начальника с весьма натуральным испугом:

– Не доживем до утра? Ой-ой! Что же с нами будет??

– Смерть найдет вас! Вас утыкают стрелами, как ежей, и насадят на копья, как жареных поросят! Констебли разыщут вас в любой щели, куда бы вы ни заползли!

– О, боги, какой ужас! – южанин в отчаянии всплеснул руками. – И что, нет никакого спасения?!

Начальник расправил плечи, выпятил грудь:

– Вы перешли черту, когда напали на отделение уважаемого банка! Теперь вам нет надежды на спасение! Охранники у входа уже дали знать шерифу, констебли уже берут в железное кольцо весь квартал. Идут ваши последние минуты!

Южанин принялся ломать ладони:

– О, боги, боги! Мы еще так молоды!.. И мы не злые люди, просто сбились с пути!.. Где же справедливость? За что нам такая суровая кара?!

– Вам следовало трижды подумать, прежде чем сбиться с пути в сторону банка графа Шейланда!

– А может быть, суд?.. – в глазах южанина блеснули слезы надежды. – Если мы сдадимся прямо сейчас, возможно, судья сжалится над нами?..

– Могу пообещать одно: вас не прирежут, как свиней, прямо на месте. Вы выйдете из банка живыми и предстанете перед судом. А там уж молитесь, чтобы судья сытно позавтракал и был в хорошем настроении: тогда вы честно доживете свой век на галере. Но если судья будет зол, или вы проявите невежливость и расстроите его, то попадете в руки хозяина банка – графа Шейланда из Уэймара. И тогда да спасут Праматери ваши бедные души! Вас зароют заживо в каменной норе, вы будете гнить много лет подряд. Ваши сердца еще будут биться, когда черви сожрут ваши глаза и языки!

Южанин зажал рот ладонью. Мортимера тоже чуть не вывернуло наизнанку. Если бы не страх изменить позу, в которой его установили, приказчик согнулся бы и выблевал на ковер свой обед.

Но тут рабыня, что прежде усмехалась, изобразила на лице подобие скуки. И южанин, мгновенно сбросив деланный испуг, влепил начальнику пощечину.

– Любезный, ты высказался? Позволь и мне пару слов. Прикажи псу отпереть и отдать нам деньги. Тогда выживут все, кто пока еще жив.

– Бросьте оружие и молите о пощаде, глупцы! Если сейчас же сдадитесь, отделаетесь катор…

Южанин оттолкнул Мортимера и уткнул начальника лицом в амбразуру – так, что концовка фразы прозвучала уже в отдушину.

– Я повторю свой намек, – сказал южанин и пощекотал кинжалом затылок начальника. – Прикажи отпереть.

Начальник издал странный звук – не то всхрюкнул, не то хохотнул.

– Вы даже из отделения не выйдете! Выход один, на нем стражники! Они уже все услышали и позвали констеблей!

Рабыня пнула сапогом стену.

– Эй, шакал в конуре! Отопри и отдай нам деньги. Иначе прирежем этих троих, а к тебе в дыру будем лить горящее масло, пока не задохнешься.

На минуту грабители умолкли, давая возможность оценить весомость угрозы. Начальник так и не уяснил, что к чему. А вот Мортимер с кассиром прекрасно понимали свои шансы. Они глядели друг на друга, и от вида ужаса на чужом лице каждому становилось еще страшнее.

– Чак, прошу тебя! Пожалей нас!.. – выдохнул кассир, обращаясь к стене с амбразурой.

– Надоело ждать, – бросила рабыня и стала считать. – Пять пальцев. Четыре пальца. Три пальца. Два…

Вдруг амбразура заговорила:

– Ладно, ладно, я выхожу.

– Умный парень, – улыбнулся южанин.

Вопреки протестам начальника, дверь хранилища лязгнула засовами, заскрипела. Наверное, внутри было жарко и душно: на бритом черепе стражника блестели капельки пота. Чак был высок и жилист, и, как показали события, отчаян и быстр, словно черт. Но вряд ли умен…

Стражник скользнул взглядом по кассе, поднял увесистый мешочек и бросил южанину:

– Держи.

Зрачки южанина машинально дернулись, следя за летящим предметом. А Чак мгновенно повернулся к рабыне и выбросил руку с ножом. Западница успела увернуться от клинка, но Чак ударил второй рукой и выбил из нее дух, тут же вновь занес нож. Однако южанин не стал тратить миг, чтобы поймать мешочек. Он отшатнулся, деньги с грохотом брякнули на пол, а южанин прыгнул вперед и всадил нож в затылок охранника – за секунду до того, как тот прикончил бы рабыню.

– Тирья тон тирья, – сказал южанин мертвецу.

Женщина отряхнулась, глотнула воздуха, презрительно пнула труп Чака:

– Безмозглый пес. Кто захочет сдохнуть ради денег?!

– Видимо, он надеялся победить, – рассудительно молвил южанин. – Ты как считаешь?

Вопрос адресовался Мортимеру, и тот проскулил:

– Вы убьете нас?..

– Вопросом на вопрос – как невежливо. Не вижу смысла убивать тебя: от этого ты вежливей не станешь.

Южанин заглянул в мешочек и присвистнул. Рабыня зашла в хранилище и вынесла еще два, столь же увесистых. Дала по одному в руки кассиру и Мортимеру.

– Вперед, выходим.

– Теперь вам точно конец! – подал голос начальник. – У выхода вас ждут!

– Надеюсь, что ждут, – сказал южанин и стукнул начальника головой о стену. Тот лишился чувств.

Когда они вышли в приемный зал, Мортимер убедился в правоте начальника: их, действительно, ожидали. Правда, не те люди, кого имел в виду начальник. Привычные мордовороты у наружной двери были мертвы – лежали ровно на тех местах, где весь день несли вахту. И приказчик Хаген разделил их судьбу – он распластался по столу, залив кровью учетную книгу. Щетинистые узкоглазые мужики расхаживали по комнате, поигрывая изогнутыми мечами. Увидев их, Мортимер сбился с шага и чуть не упал. Кто-то из головорезов заржал, как конь. Другой отнял ношу у приказчика, брякнул на стол, распахнул. Глаза его расширились:

– Ай, Дух Степи!

– Вот еще, – сказал южанин и отдал узкоглазым два других мешочка.

С минуту все были заняты: смотрели на золото. В Мортимере затрепетала робкая надежда: сейчас они обрадуются, подобреют от щедрости добычи, и… может быть… Взглянув на кассира, увидел тот же проблеск и в его глазах. Глория-Заступница, помоги нам!..

– Убей их.

То был давешний клиент в шляпе и очках. Он смотрел прямиком в лицо Мортимеру, а обращался к женщине:

– Убей.

– Зачем? – спросила рабыня.

– Затем, что я говорю.

Она помедлила, будто взвесила.

– Не довод.

– Лучше не спорь со мной, дамочка.

Рабыня расставила ноги пошире, положила руки на пояс с ножами, упрямо наклонила голову.

– Незачем их убивать. Идите!

Мортимер и кассир не сразу поняли, что она обращается к ним.

– Ты чего это?.. – рыкнул один из узкоглазых. – Кончай ползунов!

– Идите отсюда, – повторила рабыня, толкнув их в спины.

Мортимер никогда бы не решился пройти сквозь толпу бандитов с острыми мечами, если б не прямой приказ. Чара твердо сказала, что ему делать, и он подчинился. Вдавив голову в плечи, зашагал к двери.