Текст книги "Выборы"

– Поросенок, я полагаю, ты достанешь их в Штатах… И пусть твой художник придумает, как разрисовать значки. Молодежная расцветка, от которой рябит в глазах, мне не нужна. Значки должны быть агрессивными, готовыми прыгнуть на противника… Фраза – «Я за Ако»… Ему не нравится, Пит.

– Скажите, что ее придумал сам Лидер.

– Старина Акомоло сам придумал ее. Послушай, Поросенок, мне она нравится, вождю Акомоло – нравится, Питу – нравится. Я хочу, чтобы на значке нашлось место и символике партии. Да, лопата и мотыга… Ну, если ты не сможешь добыть их в Англии, я скажу тебе, что надо делать. Сажай своего художника в самолет до Нью-Йорка. Два миллиона он закажет в Рочестере, один – в Питтсбурге, еще два – в Лос-Анджелесе. Вывозить начнем из Лос-Анджелеса. Полиграфисты там порасторопнее. Значки мне нужны в конце следующей недели. И пусть твой художник всем говорит, что Клинт Шартелль не купит у них ни одного значка, если они задержат отправку хотя бы на день. Слышишь, Поросенок? Теперь насчет пластиковых бумажников… Ладно. Разберись с ними сам… Все идет как по маслу, Поросенок. Мы ходим в гости, Пит пишет речи, и все счастливы… Ты узнал, кого прислал «Ренесслейр»? Хорошо, значит, мы получим его сегодня… Да, все отлично. Мы свяжемся с тобой, если возникнет необходимость. До свидания, Поросенок, – не успел он положить трубку, как вновь зазвонил телефон. – Все прекрасно, мистер Оджара. Я оценил ваше мастерство… Я бы сказал, что вы – лучший телефонист, с кем мне приходилось иметь дело… Еще раз благодарю вас.

Глава 17

После ленча нам подали жареную печень с картофелем, брюссельскую капусту и пудинг, от которого мы с Шартеллем отказались, я собрал бумаги доктора Диокаду, взял портативную пишущую машинку и ушел в спальню с отдельным входом. Вновь перечитал все документы, прошелся по пунктам программы, выискивая наиважнейший, наиболее интересный, привлекательный для избирателей, с которого журналист начал бы свою статью. Сделав выбор, я напечатал две странички квитэссенции речи, сухо, сжато, в стиле АП[11]11
  АП – Ассошейтед Пресс, информационное агентство.


[Закрыть]. Эти странички составляли скелет речи, а также могли послужить сообщением для прессы после первого публичного выступления вождя Акомоло.

Я представил себе, как говорит вождь, как строит фразы, что выделяет, его любимые согласные звуки. Очень хорошо он произносит букву "п", и я решил почаще использовать слова, в которые она входит: партия, перспектива, прогресс, перестройка, пламенный, практически, первостепенный.

Ему также нравились короткие предложения. Я подумал, что и мне следует придерживаться того же правила. От пяти до одиннадцати слов в каждом предложении, не больше. Так как излагал Акомоло свои мысли в несколько педантичной манере, ему приходилось пользоваться словами, которые могли сказать больше, чем говоривший.

Сосредоточившись на образе вождя Акомоло, я сел за пишущую машинку. Поработал два часа, затем встал, пошел на кухню за кофе. По пути назад я заметил записку Шартелля: «Я в городе. Вернусь в 4.30 или 5».

Я вновь сел за машинку. Речь писалась легко, и у меня в ушах звучал голос Акомоло. Это помогало. Я напечатал двадцать страниц за пять часов. Еще полчаса я редактировал текст. С готовой речью я вернулся в гостиную. Шартелль сидел, вытянув ноги, с высоким бокалом в руке.

– Как город? – спросил я.

– Стоит.

– Что вы пьете?

– Чай со льдом. Я заглянул в наш единственный супермаркет и купил пачку растворимого чая, – он поднял руку, предупреждая мой вопрос. – Не волнуйтесь, юноша, я сохранил верность фирме. Я купил марку, которую она рекламирует. Затем приобрел у уличной торговки свежей мяты, проскользнул на кухню, пока Самюэль почивал после ленча, и налил полный кувшин. Хотите бокал?

– Я налью сам. Куда вы его поставили?

– Присядьте, юноша, отдохните. Я слышал стук машинки и не стал вас отрывать, – Шартелль прошел на кухню и принес бокал чая. – С мятой.

Я попробовал.

– Неплохо. Вы хотите прочесть? – Я протянул ему сообщение для прессы и Речь.

Я не встречал человека, читающего так же быстро, как Шартелль, хотя некоторые мои знакомые осиливали три, а то и четыре страницы в минуту. Я написал двадцать страниц. На их чтение вслух в нормальном темпе ушло бы пятьдесят минут. Вождь Акомоло с его размеренной манерой прочитал бы ее за час с небольшим. Шартелль уложился в три минуты. Отложив последний лист, он восхищенно покачал головой.

– Вы прекрасный писатель, Пит. Я таки слышал "п" нашего дорогого вождя. И начало очень хорошее.

– А что вы скажете о сельскохозяйственном разделе?

– План прямых дотаций изложен у вас гораздо четче, чем в бумагах дока Диокаду. Вы написали столь ясно и просто, что его может понять каждый, кто знает английский язык. Чертовски хорошая Речь, Пит. Одна из лучших, что мне приходилось читать.

– Благодарю. А где вы научились так быстро читать?

– Когда я жил еще с отцом, он довольно пристально следил за биржей. Подписывался на все газеты и журналы с финансовыми страницами: «Уолл-стрит Джорнэл», «Джорнэл оф Коммерс», «Баррон'с», «Нью-Йорк таймс», «Чикаго трибюн» и так далее. Моя работа состояла в том, чтобы прочитать эти страницы и вырезать то, что могло представить интерес. Но я не успевал их прочесть. И тут мне попалось на глаза объявление: «Как научиться читать быстрее и лучше за десять уроков». Я подписался на полный курс и в результате мог одолеть «Таймс» за десять минут. На ней я практиковался, прочитывая практически каждое слово.

– И понимали смысл?

– Сначала не очень, но постепенно дело шло все лучше и лучше. А теперь никаких проблем.

– Как же вы это делаете?

– Все очень просто. Вы начинаете читать вниз по диагонали, слева направо, и скоро вам удается охватить взглядом всю страницу. Иногда это весьма удобно, если, к примеру, нужно познакомиться с планом предвыборной кампании соперника, пока их везут в лифте из штаб-квартиры на пятнадцатом этаже к копировальным машинам на четвертом.

– Могу представить.

С привычным визгом тормозов у крыльца остановился «ягуар ХК-Е». На левом сиденье стояла сумка с клюшками для гольфа. Дженаро, в ветровке с глубокими вырезами под рукавами, чтобы не мешала замаху, в тонкой зеленой водолазке и брюках из плотной хлопчатобумажной ткани, взлетел по ступенькам, скинул на крыльце ботинки с шипами и вошел в гостиную. Его лицо сияло.

– Тридцать два удара на девять лунок!

– Неплохой результат, – похвалил я его.

– Тридцать один – рекорд клуба. На днях я его побью.

– По-моему, вам жарко, Дженаро, – заметил Шартелль. – Снимите ветровку и дайте ее мне.

– Благодарю, – Дженаро отдал ветровку Шартеллю, тот прошел в столовую и повесил ее на спинку стула.

– Я опять к чаю?

– Да, Самюэль уже возится на кухне, – ответил Шартелль.

– Если вы сможете уговорить его принести мне холодного пива, я дам вам полный отчет о проделанной работе.

Самюэль принес чай. Шартелль, с извиняющейся ноткой в голосе, попросил бутылку холодного пива для вождя Дженаро.

– Да, са, – без энтузиазма ответил Самюэль.

Отхлебнув пива, Дженаро удовлетворенно выдохнул, рыгнул и вытер рот тыльной стороной ладони.

– Диокаду приедет с минуты на минуту. Как обычно, ему нужно захватить с собой какие-то бумаги. Но я могу начать и без него, – он достал из кармана брюк маленькую записную книжицу.

– Первое, веера. Я провел час с министром экономического развития и его постоянным секретарем. Пятнадцать минут ушло на то, чтобы они прониклись идеей. Еще сорок пять я убеждал министра, что в его родной деревне невозможно изготовить столько вееров. Заказы уже распределены и будут готовы в конце следующей недели.

– Хорошо, – кивнул Шартелль.

– Второе – распространение. Я весь вечер просидел в штаб-квартире партии и набросал планы распространения вееров и значков. Это довольно сложно, и мне не хотелось бы вдаваться в подробности. Но я гарантирую, что готовые изделия залеживаться не будут. В некоторые места мы будем возить их на грузовиках, в другие – доставлять самолетом. У нас есть «дакота», один из старых «С-47». Он может приземлиться где угодно, да еще перевезти группу активистов.

– Третье – вертолеты. Оба будут у нас в воскресенье вечером. Эта чертова нефтяная компания воображает, что получит права на разведку полезных ископаемых по всей стране, если Лидер уедет в столицу. Я обещал им все, кроме денег, а последнего им и не надо. Два пилота, один из Южной Африки, второй из Америки. Я думаю, с южноафриканцем полетит Декко, чтобы тот дважды подумал, прежде чем проехаться по поводу черных.

– Правильно. Какие вертолеты?

– Большие. «Сикорски С-55». Рассчитаны на восемь человек, не считая пилота. Должно быть по два пилота, но новых нам не найти. У меня есть список заправочных станций компании. Мы можем ими пользоваться, но за горючее придется платить. Я согласился.

– Просто отлично, – улыбка Шартелля становилась все шире.

– А что, по-вашему, я делал? Упражнялся на поле для гольфа?

– Продолжайте, Джимми, вы просто молодец.

– Газета. Я поговорил с парнем, который работал в «Нью-Мексикэн» в Санта Фе. Он загорелся, но требует денег. Мы сошлись на пятидесяти фунтах в неделю, хотя могу поклясться, что он никогда не получал больше десяти.

– Он чувствует, что деваться нам некуда.

– Возможно, но он рад помочь. Он сам наберет сотрудников, договорится с типографией, а распространять газету мы будем через штаб-квартиру. Бесплатно, да?

– Совершенно верно, – кивнул Шартелль.

– Может, он еще и пишет? – спросил я.

– Он утверждает, что да. Рвется дать разоблачительные материалы о севере и старике Алхейджи, как называет его Клинт.

Шартелль встал и заходил по комнате.

– Кто будет давать ему материалы по программе партии? – спросил он Дженаро.

– Я. Все, что будет касаться выступлений Лидера и Декко, а также сообщения для прессы пойдут в набор в первую очередь.

– И вы решили вопрос с распространением газеты?

– Да.

– Как вы собираетесь назвать газету?

– «Голос народа». Это его идея, – ответил Дженаро.

– Наверное, он все-таки не умеет писать, – вздохнул я.

– Пойдет, – вынес решение Шартелль.

– И последнее, барабаны. Их взял на себя Диокаду. Он будет с минуты на минуту.

Диокаду появился пять минут спустя, как всегда с ворохом бумаг.

– Чаю? – предложил Шартелль.

– С удовольствием.

Я налил ему чашку чаю.

– Джимми рассказал нам о том, что сделано, док, и я чувствую, что мы взяли нужный темп, – Шартелль раскурил сигару.

Диокаду выпил чай, поставил блюдце с чашкой на стол, вытащил из-под бумаг блокнот, нашел нужную страницу и посмотрел на нас.

– Мне начать с барабанов или с деятелей искусства?

– С деятелей.

– Хорошо. Вчера вечером в Барканду образован комитет «Писатели и художники Альберти – за Акомоло». Его учредителями стали актер, поэт, два писателя и два художника. Все они хорошо известны в Альбертии, слышали о них и в Англии.

– Во сколько вам это обошлось?

– По сто фунтов каждому, но они обещали, что вовлекут в комитет по пять новых членов.

– На этой неделе? – уточнил Шартелль.

– Да.

– Хорошо. Теперь барабаны.

– С ними все решено. Правда, на это ушел весь день. Я сидел на телефоне с девяти утра и только несколько минут назад повесил трубку. Я разделил страну на пятнадцать зон и потом выбрал главного барабанщика в каждой зоне. Ключевая фраза будет передаваться ему лично, каждый вечер или с установленной нами периодичностью. Он будет связываться с барабанщиками своей зоны, главные из них получат по двести пятьдесят фунтов. Из этих денег они будут расплачиваться с барабанщиками своей зоны.

– Когда они смогут начать?

– Хоть сегодня. Но я сказал, что в понедельник или во вторник.

– Хорошо, – Шартелль вновь сел, положив ногу на ногу. – Джимми, вы знаете, кто шпионит за вами, не так ли?

– Конечно. Парламентский секретарь министерства сельского хозяйства. Он сказал мне, что на самом деле работает на нас, но должен поддерживать связи с севером, чтобы приносить пользу. Я думаю, что они платят ему больше.

– Несносный молодой человек, – фыркнул Диокаду.

– А как насчет востока? Кто передает им информацию?

– Клерк из моего министерства, – ответил Дженаро. – Он у меня под присмотром.

– Ясно. Если я хочу послать Даффи две телеграммы в Лондон, вы можете устроить так, чтобы копии попали в руки этих молодцов, возможно, за день-два до того, как их получит Даффи?

Дженаро ухмыльнулся.

– Мы постараемся.

Шартелль повернулся ко мне.

– Пит, принесите сюда пишущую машинку и код сиротки Анны. Мы должны сочинить секретное послание для Наемника.

Я принес машинку и бумагу.

– Я хочу, чтобы вы закодировали нам текст с просьбой к Даффи найти фирму, которая будет вычерчивать в небе Альбертии разные слова со следующей недели и до самых выборов.

– Вычерчивать в небе слова? Что-то я вас не понимаю, Шартелль.

– От вас этого и не требуется, юноша. Вы кодируйте, кодируйте.

Я пожал плечами, вставил в машинку чистый лист бумаги, на мгновение задумался. Напечатал текст, вытащил лист, передал его Шартеллю. Диокаду и Дженаро с недоумением смотрели на него. Я, кажется, начал догадываться о замысле Шартелля. Телеграмма гласила:

«НАЕМНИКУ: НАМ АБСОЛЮТНО НЕОБХОДИМА СЛУЖБА НАПИСАНИЯ КАРАКУЛЕЙ НАД АЛЬБЕРТИЕЙ. ТАТУИРОВАННОЕ ЛИЦО В ВОСТОРГЕ. ПИРОЖОК УБЕЖДЕН ИСХОД МЕСТНОЙ ЗАВАРУХИ ЗАВИСИТ ОТ ЕЕ НАЛИЧИЯ. ПОДТВЕРДИТЕ ПОЛУЧЕНИЕ. ТОЧКА СКАРАМУШ».

Шартелль прочитал и улыбнулся.

– Я не думаю, что это кого-нибудь обманет, но поломать голову заставит, – он передал лист Дженаро, тот – Диокаду.

– Я не совсем уверен… – Диокаду не договорил, потому что Шартелль поднял руку.

– Одну минуту, док, и я все объясню. Я хочу, чтобы Пит отбарабанил еще одну телеграмму, пока коды у него в голове.

– Чем вы хотите порадовать Даффи на этот раз?

– Мне нужен дирижабль вроде тех, что изготавливает «Гудйир»[12]12
  «Гудйир» американская аэрокосмическая фирма, специализирующаяся на резинотехнических изделиях, выпускает бескаркасные дирижабли.


[Закрыть].

– Святой боже, – простонал я, вставил в машинку чистый лист, глянул в потолок и напечатал вторую секретную телеграмму. Шартелль отдал ее Дженаро, и тот прочитал:

«НАЕМНИКУ: НАМ АБСОЛЮТНО НЕОБХОДИМА ПОЛАЯ СИГАРА ДЛЯ ПОЛЕТОВ НАД АЛЬБЕРТИЕЙ. ТАТУИРОВАННОЕ ЛИЦО ЗА. ПИРОЖОК УБЕЖДЕН В НЕОБХОДИМОСТИ ДОСТАВКИ. ПРЕДЛАГАЮ НЬЮ-ЙОРК. СООБЩИТЕ ДАТУ ОТПРАВКИ. ДЕНЬГИ НЕ ПРОБЛЕМА. ТОЧКА. СКАРАМУШ».

– Юноша, да вы прирожденный конспиратор, – воскликнул Шартелль. – Едва ли кто сможет написать секретную телеграмму хуже этих, – он повернулся к Дженаро. – Первая из них, насчет каракулей, должна попасть в руки мальчиков из «Ренесслейра». Вторая – к организатору кампании доктора Колого. Постарайтесь обставить все так, чтобы ознакомиться с содержанием телеграмм они смогли, затратив немало усилий, но они должны понять суть текстов. Успеваете за мной?

Дженаро усмехнулся.

– Не нужно мне все разжевывать, Клинт.

– Я и не собираюсь.

– Диокаду печально покачал головой.

– Я безнадежно отстал и заблудился. Еще на первой телеграмме.

Шартелль улыбнулся, откинув голову, кликнул Самюэля. Тот возник на пороге после неизбежного «Са!».

– Чай мы уже выпили, так что принеси чего-нибудь покрепче.

Дженаро остановился на пиве, Диокаду попросил джин с апельсиновым соком, мы с Шартеллем остались верны джину с тоником.

– Все очень просто, док, – пустился в объяснения Шартелль, когда Самюэль скрылся на кухне. – Я хочу, чтобы оппозиция прознала о нашем секретном оружии – вычерчивании лозунгов в небе и использовании наполненного гелием дирижабля для прославления нашего кандидата. Теперь, если я правильно понимаю психологию «Ренесслейра», они расшибутся в лепешку, чтобы начать выписывать лозунги раньше нас. В этом корень их успехов. Они всегда берутся за апробированное. Если на телевидении в моде комедии положений – выступают спонсорами комедии положений. Если наибольшим успехом пользуются неброские рекламные объявления, они не дадут никаких других. Они – имитаторы. Новации не в их духе. Я сомневаюсь, что они выродили хоть одну собственную идею, но чужие используют превосходно. Так что они наверняка решат, что вычерчивание нужных слов в небе – верное дело, и притащат в Альбертию дюжину самолетов, чтобы в ее небе сияло имя страны Алхейджи. Как оно звучит в сокращенном виде, вроде Ако?

– Его зовут Хей, – ответил доктор Диокаду.

– То, что надо, – кивнул Шартелль. – Вычертить его в небе – сущий пустяк. А какой символ у его партии?

– Пирамида.

– Прекрасно. Дайте мне лист бумаги, Пит.

Он что-то нарисовал на листе и отдал его доктору Диокаду, тот – Дженаро, а уж потом лист оказался у меня. Рисунок выглядел так:

ХЕЙ

– Моя не голосует за человека в небе, господин, – скопировал я Уильяма.

– Совершенно верно, Пит, я рассчитываю именно на такую реакцию. Но нам надо действовать наверняка. Вот тут нам поможет Джимми.

– Как? – спросил Дженаро.

Шартелль откинулся на спинку стула и мечтательно посмотрел в потолок. На его лице играла легкая улыбка. Я уже знал, что она означает. И пожалел тех, о ком он думал в этот момент.

– Джимми, мне нужны распространители слухов.

– Кто?

– У вас в штаб-квартирах партии есть славные ребята, напоминающие американских странствующих коммивояжеров. Тех, знаете ли, что ездят из города в город, из деревни в деревню, заговаривают с местными жителями, приносят последние новости.

Дженаро кивнул.

– Я знаю, о ком вы говорите.

– Они будут путешествовать парами. Никоим образом не афишируя связи с партией. Если же беседа перекинется на политику, а это, как мне представляется, неизбежно, они ввернут пару-тройку нужных фраз. Вы меня понимаете?

Дженаро снова кивнул.

– Допустим, «Ренесслейр» притащит сюда самолеты, вычерчивающие в небе слова специальными дымами. У вас есть люди, которые выяснят заранее, где те будут летать?

– Такие люди у меня есть.

– Прекрасно. За день-два до того, как появятся самолеты, мы зашлем в этот город или деревню парочку говорливых юношей. И они как бы невзначай упомянут о вычерчивании слов в небе.

На этот раз кивнули мы все.

– Причем один повернется к другому и скажет: «Знаешь, Оджо, я не верю, что дым, который вылетает из самолета, отбирает у тех, кто смотрит на него, мужскую силу».

А Оджо – возможно, его звать иначе, ответит: «Я слышал, что странный дым, который тянется за ними, не что иное, как смертоносный газ, и в этой деревне, где они летали накануне, все женщины стали вдовами, хотя их мужья живы». Что-нибудь этакое. Возможно, я нахожусь под сильным влиянием Райдера Хаггарда. А потом один, все равно кто, добавит: «Я не верю, что в домах, над которыми появилось имя ХЕЙ, уже не раздается детский крик». И этот диалог они будут вести вновь и вновь, переходя из одного места в другое, на один шаг опережая самолеты. Я думаю, Джимми, для выполнения этого задания нам понадобится человек сто.

Дженаро восхищенно покачал головой.

– Из этого может выйти толк, Клинт. Есть же у нас сексуальные табу. Конечно, мы найдем нужных людей, собственно, они уже есть, верные сторонники партии, которым ваше предложение очень понравится. От них же не потребуется ничего другого, кроме как пить пиво да молоть языком, в этом они доки. Так уж получилось, но двумя месяцами раньше я заказал сотню «фольксвагенов». Похоже, он будут весьма кстати.

Доктор Диокаду показал на свой опустевший бокал.

– Как вы думаете, я могу попросить джина с соком? Очень освежающий напиток.

Я кликнул Самюэля, и тот наполнил наши бокалы.

– Это, разумеется, ложь, – Диокаду повернулся к Шартеллю. – Самолетный дым совершенно безвреден.

– Безвреден, док. В выхлопные газы добавляют химикалии или сырую нефть. Именно об этом и будут говорить наши посланцы: они, мол, не верят слухам о том, что дым вызывает импотенцию и бесплодие. Но вы правы. Это ложь. Заведомая, сознательная ложь. Вы думаете, нам не следует прибегать к таким приемам?

Диокаду вздохнул.

– Лидеру это не понравится. Декко будет против.

– Я не собираюсь посвящать их в наши планы. Они не должны знать об этом. Их дело – выступать перед народом. А в грязной канаве работать будем мы.

– Этого мало, Клинт, – заметил я. – Нельзя рассчитывать только на секретные телеграммы.

Шартелль кивнул, вновь зашагал по комнате.

– Нам нужны два человека, – он взглянул на Дженаро. – Занимающие довольно высокое положение в партии. С безупречной репутацией. И готовые на жертвы.

Он замолчал. Дженаро и Диокаду переглянулись.

– Продолжайте, – сказал Дженаро.

– Я хочу, чтобы они стали предателями. Перебежали к оппозиции. Один – к сэру Алакаду, второй – в лагерь доктора Колого. Естественно, не с пустыми руками. Они принесут с собой информацию, главным образом правдивую, которую можно проверить, а также, и это самое важное, подтверждение того, что мы делаем ставку на небесные письмена и гудйировский дирижабль. Они должны быть хорошими актерами. У вас есть такая пара?

– Перестаньте смотреть на меня, – не выдержал Дженаро. – Я ни за что не стану предателем.

– О вас и речи нет. Нам нужны молодые, честолюбивые, умные парни. Вам придется воззвать к их патриотизму, верности партии, жажде приключений.

– Скорее, к их кошелькам, – бросил Диокаду. – Я подумал о двоих, – он назвал ничего не говорящие мне фамилии, посмотрел на Дженаро. Помедлив, тот кивнул.

– Один – адвокат, другой – чиновник. Оба связаны с партией и выдвигаются на все более заметные роли. Говорить они умеют… могут создать впечатление, что вхожи во все кабинеты, – Дженаро вновь кивнул. – Они нам подойдут.

– Кто с ними свяжется? – спросил Шартелль.

– Диокаду. Он теоретик партии. Они подумают, что я хочу их надуть.

Шартелль взглянул на Диокаду.

– Хорошо, – в его голосе не слышалось радости. – Я поговорю с ними сегодня вечером. Они оба в Убондо.

– Обычные поводы для предательства… – начал Шартелль, но Диокаду оставил его.

– В прошлом у нас хватало предателей, мистер Шартелль. Поводы мне известны.

Джимми Дженаро встал, взмахнул воображаемой клюшкой для гольфа.

– А что они должны говорить о дирижабле? Если-таки будет дирижабль?

– Это просто. Они не могут поверить, что в дирижабле спрятана американская атомная бомба.

– Бум-бомба, как говорят в глубинке, – вставил Дженаро.

– А барабаны будут нагнетать страхи перед импотенцией и смертью, – добавил Диокаду. Два самых сильных страха, мистер Шартелль. Но, допустим, оппозиция будет все отрицать?

– Спросите эксперта по общественным отношениям, – Шартелль махнул сигарой в мою сторону.

– Они не смогут отрицать слух, иначе они подтвердят, что он соответствует действительности. И не смогут перестать славить в небе старину Алхейджи. Ибо, если самолеты перестанут летать, наши мальчики будут утверждать, что спасли мужчин Альбертии от импотенции. Они проигрывают в любом случае, если только клюнут на приманку. То же с дирижаблем. Прекращение его полетов будет трактоваться как результат протестов общественности. Допустим, они будут отрицать наличие бомбы. Но почему они должны отрицать то, чего нет? Представьте себе такое заявление для прессы: «Джонни X. Джонс назвал сегодня лживыми широко распространившиеся слухи о том, что он – мошенник».

Диокаду покачал головой.

– Но мы не можем рассчитывать, что выиграем на этом предвыборную кампанию. Это лишь хитрость, обман, ложь, в конце концов.

Шартелль кивнул.

– Если люди проголосуют за вождя Акомоло, значит, они поддержат его программу. Если они захотят проголосовать против двух других партий, у них не останется иного выхода, как примкнуть к лагерю Акомоло. Вы знаете, док, что у него нет голосов, и я не уверен, что они появятся, даже если он будет выступать по двадцать четыре часа в сутки до самых выборов. Но я хочу направить оппозицию по ложному пути, запрограммировать их ошибки. Пусть они тратят время попусту. Занимаются ненужным делом. Я хочу посеять разногласия в их штаб-квартирах и панику в их сердцах. А когда создается стрессовая ситуация, паника вспыхивает мгновенно.

– Я готов вам помогать, Клинт, – Дженаро повернулся к Диокаду и произнес короткую фразу на диалекте. – Диокаду согласно кивнул. – Я сказал, что руки наших врагов в крови. В прошлом они не раз обделывали свои делишки за наш счет. Идея Клинта не кажется мне предосудительной. Хитрость и коварство нам не помеха. Если его замысел удастся, у нас будут голоса, много голосов.

– Я согласен, но Лидер не должен знать подробности, Диокаду печально улыбнулся. – Мистер Шартелль, я узнаю много нового об оборотной стороне политики. Похоже, именно там приобретаются и теряются голоса.

Шартелль улыбнулся в ответ.

– Голоса приобретаются и теряются на обеих сторонах, док. Я лишь хочу предусмотреть все, что возможно. Кстати, Джимми, как там наши профсоюзы?

– Я поговорил с этим типом. Он готов на сделку, но не согласен на всеобщую забастовку. Все, кроме этого.

– И что он нам обещает?

– Один профсоюз, очень дисциплинированный. Они не приступят к работе без его прямого указания.

– Какой же?

– Тот, что вызывает наибольшую вонь, – Дженаро хохотнул. – «Объединенная федерация альбертийских золотарей».