Текст книги "Полураспад СССР. Как развалили сверхдержаву"

Цель хирурга не в том, чтобы удалить дикое мясо; это только способ лечения. Он стремится к тому, чтобы на том же месте возродилась здоровая ткань и чтобы тот же участок тела снова зажил нормальной жизнью. Всякий, кто хочет устранить только то, что причиняет ему страдание, недостаточно дальновиден, ибо благо не обязательно идет следом за злом; за ним может последовать и новое зло, и притом еще худшее, как это случилось с убийцами Цезаря, которые ввергли республику в столь великие бедствия, что им пришлось раскаиваться в своем вмешательстве в государственные дела. С того времени и вплоть до нашего века со многими произошло то же самое. Мои современники французы могли бы на этот счет многое порассказать… Кто, затевая исцелить его одним махом, предварительно задумался бы над тем, что из этого воспоследует, тот, конечно, охладел бы к подобному предприятию и не пожелал бы приложить к нему руку…

Мы, пожалуй, еще не дошли до последней черты. Сохранность государств – это нечто такое, что находится за пределами нашего разумения. Государственное устройство, как утверждает Платон, – это нечто чрезвычайно могущественное и с трудом поддающееся распаду. Нередко оно продолжает существовать, несмотря на смертельные, подтачивающие его изнутри недуги, несмотря на несообразность несправедливых законов, несмотря на тиранию, несмотря на развращенность и невежество должностных лиц, разнузданность и мятежность народа.

Во всех наших превратностях мы обращаем взоры к тому, что над нами, и смотрим на тех, кому лучше, чем нам; давайте же сравним себя с тем, что под нами; нет такого горемычного человека, который не нашел бы тысячи примеров, способных доставить ему утешение. Наша вина, что мы больше думаем о грядущей беде, чем о минувшей. «Если бы, – говорил Солон, – все несчастья были собраны в одну груду, то не нашлось бы ни одного человека, который не предпочел бы остаться при своих горестях, лишь бы не принимать участия в законном разделе этой груды несчастий и не получить своей доли». Наше государство занемогло; но ведь другие государства болели, бывало, еще серьезнее и тем не менее не погибли. Боги тешатся нами словно мячом и швыряют нас во все стороны: Enimvero dii nos homines quasi pilas habent (Ведь боги обращаются с людьми, словно с мячами (лат.). – Плавт. Пленники, 34).

Светила роковым образом избрали римское государство, дабы показать на его примере свое всемогущество. Оно познало самые различные формы, прошло через все испытания, каким только может подвергнуться государство, через все, что приносит лад и разлад, счастье и несчастье. Кто же может отчаиваться в своем положении, зная о потрясениях и ударах, которые оно претерпело и которые все-таки выдержало? Если господство на огромных пространствах есть признак здоровья и крепости государства (с чем я никоим образом не могу согласиться, и мне нравятся слова и Сократа, советовавшего Никоклу не завидовать государям, владеющим обширными царствами, но завидовать тем из них, которые сумели сохранить за собой то, что выпало им в удел), то Рим никогда не был здоровее, чем в то время, когда он был наиболее хворым. Худшая из его форм была для него самой благоприятною. При первых императорах в нем с трудом прослеживаются какие-либо признаки государственного устройства: это самая ужасающая и нелепая мешанина, какую только можно себе представить. И все же он сохранил и закрепил это свое устройство, остался не какой-нибудь крошечной монархией с ограниченными пределами, но стал властителем многих народов, столь различных, столь удаленных, столь враждебно к нему настроенных, столь неправедно управляемых, столь коварным образом покоренных nec gentibus uliis Commodat in popuium terrae peiagique potenter invidiam fortuna suam (И ни одному племени не предоставляет судьба покарать за нее народ, властвующий над сушей и морем, (лат.). – Лукан, I, 82–84.)

Не все, что колеблется, падает. Остов столь огромного образования держится не на одном гвозде, а на великом множестве их. Он держится уже благодаря своей древности; он подобен старым строениям, из-за своего возраста потерявшим опору, на которой они покоились, без штукатурки, без связи, и все же не рушащимся и поддерживающим себя своим весом, nec iam vaiidis radicibus haerens, Pondere tuta suo est (Этот дуб уже не стоит на прочных корнях, но держится благодаря своему весу (лат.). – Лукан. I, 138–139).

К тому же никак нельзя одобрить поведение тех, кто обследует лишь внешние стены крепости и рвы перед ними; чтобы судить о ее надежности, нужно взглянуть, кроме того, откуда могут прийти осаждающие и каковы их силы и средства. Лишь немногие корабли тонут от своего веса и без насилия над ними со стороны. Давайте оглядимся вокруг: все распадается и разваливается; и это во всех известных нам государствах как христианского мира, так и в любом другом месте; присмотритесь к ним, и вы обнаружите явную угрозу ожидающих их изменений и гибели:

Et sua suit incommoda, parque per omnes Tempestas.

(И y них свои беды; и над всеми бушует одинаково сильная буря (лат.). – Вергилий. Энеида, XI. 422–423,487.)

…Кому ведомо, не будет ли господу богу угодно, чтобы и с нами произошло то же самое, что порою случается с иным человеческим телом, которое очищается и укрепляется благодаря длительным и тяжелым болезням, возвращающим ему более полное и устойчивое здоровье, нежели то, какое было ими у него отнято?

Но больше всего меня угнетает то, что, изучая симптомы нашей болезни, я нахожу среди них столько же естественных и ниспосланных самим небом и только им, сколько тех, которые привносятся нашей распущенностью и человеческим безумием. Кажется, что даже светила небесные – и они считают, что мы просуществовали достаточно долго и уже перешли положенный нам предел. Меня угнетает также и то, что наиболее вероятное из нависших над нами несчастий – это не преобразование всей совокупности нашего еще целостного бытия, а ее распадение и распыление, – и из всего, чего мы боимся, это самое страшное…»

Мишель Эйкем де Монтень.

Опыты. Избранные главы. М., 1991. С. 482–487.

Парад суверенитетов

Грузия. «Парад» суверенитетов» начался 9 марта 1990 г., когда Верховный Совет Грузии во главе со Звиадом Гамсахурдиа принял «Декрет о гарантиях защиты Суверенитета республики» и одновременно «денонсировал» не существующий Союзный договор 1922 г.

Юридически пункт грузинского Декрета о «денонсировании Союзного договора» был бессмысленным актом, но Горбачев и его советники почему-то придали ему важный политический смысл. Не менее важными оказались и два другие решения этого грузинского акта.

Первый: юридический выход Грузии из состава СССР дал мощный наглядный урок другим союзным республикам, как следует действовать, если они стали на путь независимости. Второй аспект Акта — восстанавливая юридические основы государственного устройства буржуазной демократической республики, существовавшей до 1919 г., грузинские власти лишили федеративных начал Грузию и «вернулись» к унитарному устройству – ее три автономии: Абхазия, Южная Осетия и Аджария – лишились этого статуса. Отсюда – истоки тех вооруженных и невооруженных конфликтов, которые, то разгораясь, то затухая, долгие годы шли на территории этих республик. И сформировались две «непризнанные республики», которые стали «головной болью» для России.

Истоки такого драматического развития событий в Грузии находятся в конфликтном развитии событий в самом начале 1989 г., когда в самый разгар горбачевской демократии в Тбилиси проходила мощная демонстрация сторонников независимого грузинского государства. Республиканские власти Грузии, опираясь на помощь военных из Закавказского военного округа (генерал Родионов), ввели войска на центральную площадь Тбилиси, «рассекли» демонстрантов и, используя саперные лопаты как оружие, попытались рассеять эту демонстрацию. Некоторые люди получили ранения, в результате разразился грандиозный скандал – в то время общество не «привыкло» к жестокостям, последовавшим повсеместно вскоре после всеобщего «прихода демократии» на смену «негуманного социализма», когда о масштабных вооруженных конфликтах, насилии властей, массовых убийствах – обо всем этом люди вспоминали лишь в связи со сталинской эпохой. Верховный Совет СССР создал специальную комиссию для расследования «Тбилисских событий»; депутаты допрашивали («с пристрастием») генерала Родионова, руководителей Грузии, свидетелей событий. Они были освобождены от занимаемых должностей. Вот на этом общественно-политическом и психологическом фоне в начале 1990 г. пришел к власти в Грузии Константин Гамсахурдиа, обещавший «восстановить независимую Грузию». И своими конкретными действиями вверг страну в пучину Гражданской войны – при полном бездействии союзных властей. Самыми опасными из них были, безусловно, решения, связанные с ликвидацией федеративных начал Грузии – превращение автономий – Абхазии, Южной Осетии и Аджарии – в области с назначенными Тбилиси префектами.

Армения. Несколько ранее начались события в Нагорном Карабахе – автономии Азербайджана, – в которой численно преобладало армянское население. Руководители этой автономии и Армянской ССР и ранее поднимали вопрос о «выходе» Карабаха из Азербайджана и «присоединении» к матери-Армении. В новых, «демократических условиях» эти требования зазвучали с особой силой; поддержали эти сепаратистские устремления и некоторые влиятельные политические фигуры в Москве. Здесь конфликт приобрел кровопролитный характер – после грузинских событий и особенно – в результате Беловежских соглашений. Большая часть офицеров из Закавказского военного округа воевала на армянской стороне, против Азербайджана.

Узбекистан. Кровавый характер приобрели события в Узбекистане – узбеки устроили погромы курдов-месхетинцев, которые были депортированы в военные годы из Грузии в Узбекистан. Уступив давлению узбеков (по сути, толпы), союзные власти переселили эту часть своих граждан на территорию Краснодарского края. Так было заложено начало этнической миграционной волне в СССР – как следствие безволия и нерешительности государства.

Прибалтийские республики. Слабость и безволие, проявленные еще на первых этапах решения возникающих конфликтов, крайняя нерешительность союзных властей, как представляется, способствовали тому, что довольно сдержанные позиции трех балтийских союзных республик – Литвы, Латвии и Эстонии – эволюционировали от требований «дать им возможность осуществлять самостоятельно экономическую реформу» – к предоставлению полной независимости от СССР. Руководители этих республик, много говорившие о «необходимости суверенитета», но не решавшиеся принять соответствующие решения высших органов власти, боясь возмездия союзного центра, на примере Грузии и Армении, убедились в том, что союзные власти слабы и безвольны. Они стали действовать немедленно. Через два дня после грузинского «акта» – 11 марта 1990 г. сессия Верховного Совета Литвы принимает «Акт о восстановлении независимого Литовского государства», отменяя на территории республики действие Конституции СССР. 30 марта того же 1990 г. Верховный Совет Эстонии принимает закон «О государственном статусе Эстонии», отрицающий законность государственной власти СССР в Эстонии с момента ее установления – то есть со времени оккупации страны в 1939 г. 4 мая Верховный Совет Латвии принимает Декларацию «О восстановлении независимости Латвийской республики».

По требованию союзных депутатов балтийских республик съезд народных депутатов СССР создал специальную Парламентскую комиссию для выявления исторической правды относительно оккупации этих республик в 1939 г., после начала военных действий Германии против Польши 1 сентября 1939 г. Возглавил эту комиссию член Политбюро, секретарь ЦК КПСС, один из близких соратников Михаила Горбачева, академик Александр Яковлев. После основательного изучения вопроса им был сделан доклад о наличии «секретных протоколов» (дополнительного соглашения) к «Договору о ненападении», заключенному в августе 1939 г. между Москвой и Берлином (пакт Молотова – Риббентропа). «Протоколы» предусматривали «согласие» гитлеровской Германии на оккупацию Советской Армией этих республик после начала военных действий германских войск против Польши. Так окончательно выяснилось для советского общества истина, связанная с тем, что Литва, Латвия и Эстония отнюдь «не добровольно» вошли в состав СССР.

Я уже в тот период пришел к устойчивому для себя выводу, что этим трем республикам следовало бы вернуть их самостоятельность и не пытаться их удержать. При этом следовало, с позиции исторической правды, вернуть Польше часть ее территорий, включенных в Литву, обеспечить «коридор», соединяющий Россию с Калининградской областью, и затем – признать независимость этих трех республик. Но это, как мне представлялось, был исключительный случай, и он не имел отношения к другим союзным республикам, народы которых давно интегрировались реально в понятие «советский народ» за столетия совместной жизни.

Украина. Буквально через несколько дней после ГКЧП Украинский Верховный Совет принял «Акт о государственной независимости», а 1 декабря в Украине прошел референдум о независимости. «За» проголосовали 90 % его участников; большинство «за» было даже среди русского населения Крыма – таков был «эффект ГКЧП».

Через несколько часов после подведения итогов референдума о признании независимой Украины объявили правительства Польши и Канады. СССР «рассыпался», Горбачев бездействовал, Ельцин же, обладая огромным авторитетом после нашего совместного подавления ГКЧП (вместе с Верховным Советом), алчно взирал на Кремль и кабинет Горбачева.

«Процесс пошел»

«Суверенитеты» в 1990 г. провозглашались едва ли не ежедневно – 12 июня «Декларацию о государственном суверенитете РСФСР» принимает I съезд народных депутатов России. 20 июня такую же декларацию принимают парламенты: Узбекской ССР, 23 июня – Молдавской ССР, 16 июля – Украинской ССР; несколько позже – Казахской, Киргизской, Таджикской ССР.

Как любил говорить Михаил Горбачев, «процесс пошел», – он перекинулся на автономные республики России: 20 июля Верховный Совет Северо-Осетинской автономной республики принимает «декларацию о суверенитете». А Чечено-Ингушетия чем хуже? Она принимает «свою» декларацию 26 ноября того же, 1990 г., отличающуюся особым радикализмом; а затем о суверенитете заявляют все автономии России (кроме Дагестана), а также все три автономии Грузии – Абхазия, Южная Осетия и Аджария, – выступившие против политики Константина Гамсахурдиа. Области и края Российской Федерации принимают решения о «конституировании» в республики или создании «новых» республик; армяне Краснодарского края (Россия) и Джавахетии (Грузия) требуют «своих» автономных районов» на их территориях (в местах компактного расселения армян): аналогичным образом ставит вопросы целый ряд народностей (в том числе представители казачества), проживающих в разных республиках и регионах СССР – России, Украины, Молдавии, Узбекистана, Казахстана…

Решение о назначении референдума с вопросом: «Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которых будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?» — был принят в декабре 1990 г. на IV съезде народных депутатов СССР.

Этот референдум, который состоялся 6 марта 1991 г., по идее Горбачева, должен был спасти Союз, но фактически он заложил мощную, уже правовую, базу под его надлом – от участия в нем отказываются шесть союзных республик из пятнадцати: Армения, Грузия, Литва, Латвия, Эстония и Молдавия. В то же время количественные результаты союзного референдума были впечатляющими: из 186,6 млн граждан, имеющих право участвовать в референдуме, на избирательные участки пришло 148,6 млн человек, это 80 % избирателей. Из них за сохранение Союза голосуют 113,5 млн человек (76,4 %), против голосуют 32,3 млн человек, или 21,7 %. На этом же референдуме, как говорилось ранее, решился также вопрос о введении в системе государственной власти России должности президента – «за» проголосовало 69,9 % участников референдума.

Но все это не может изменить один очевидный жестокий факт – шесть союзных республик получают определенные правовые основания считать, что они более не являются субъектами СССР. Вот чего добился Горбачев, приняв «игру» в «референдум». Это – начало, первый этап начавшегося по инициативе самой верховной власти «разбалансирования» СССР.

Второй его этап – также начатый по инициативе «верхов» – это «игра» в новый «союзный договор». Этот этап в определяющей мере связан с так называемым новоогаревским процессом, который заложил Горбачев 23 апреля 1991 г., – бесконечные «совещания» с представителями союзных и автономных республик относительно содержания этого самого «нового союзного договора». По мере обсуждений и дискуссий республики требовали от союзного центра все больше прав и полномочий, далеко выходящих за пределы, установленные действующей Конституцией, о которой даже не вспоминали.

После референдума было подписано соглашение «9+1»: Горбачев и лидеры девяти республик, участвовавших в референдуме, в котором говорилось, что «первоочередной задачей является заключение нового договора суверенных государств с учетом итогов проведенного всесоюзного референдума». К лету 1991 г. такой проект был подготовлен и вызывал много вопросов, в том числе и в руководстве России (к этой стороне этого проекта мне придется неоднократно возвращаться в дальнейшем нашем повествовании).

ГКЧП безусловно оказал роковое воздействие на всю политическую и психологическую ситуацию – ни итоги союзного референдума, ни подготовленный Горбачевым проект Союзного договора уже никого не интересовали: ельцинисты методично и целенаправленно (но действуя в глубокой тайне) привели страну под Беловежские соглашения, после которых начался стремительный распад СССР.

Некоторые аналитики полагают, что если бы Ельцин остался председателем парламента, а не стал бы единолично «правящим начальником» России, реформы проходили бы совсем по-другому; и уже точно мы не получили бы перманентную «войну властей», господство «указного права», «шоковую терапию», чубайсовскую приватизацию и «черный октябрь» 1993-го. Возможно, но ситуация сложилась так, как она сложилась, а не иначе – поэтому бессмысленно строить прогнозы на допуске иных сценариев развития. Но в логике этой группы аналитиков важно другое – они признают разрушительный потенциал Ельцина, внесшего (вместе с Горбачевым) определяющий вклад в развал СССР и деградацию процессов социально-экономического и культурного развития Российской Федерации. (См.: Вишневский Б. Последняя победа СССР // Московские новости. 2006. 10–16 марта.)

Межрегиональная группа (МДГ)

Народные депутаты СССР, недовольные «медлительностью» Горбачева на пути демократических преобразований и трансформации экономики Союза в рыночную, создали в начале 1990 г. так называемую межрегиональную депутатскую группу (МДГ). Лидерами ее были первоначально Г. Попов, Ю. Афанасьев, Г. Старовойтова. Академик Сахаров хотя считался идейным вождем, инициатором ее создания, но действовал самостоятельно. А лидеры МДГ, рассматривая знаменитого академика как «старого чудака», лишь использовали его имя для достижения своих целей.

Попытка создания такой «группы» относится еще к самому начальному этапу деятельности Первого съезда народных депутатов СССР в 1989 г. Но тогда инициаторы трусливо отступили, клятвенно заверяя с трибуны съезда (и Горбачева!), что у «них не было намерений создавать фракцию». Это была унизительная картина! Видимо, узнав о таких намерениях Попова и Афанасьева, Горбачев сделал замечание о «недопустимости фракций». В ответ испуганный Попов вышел на трибуну съезда и стал что-то лепетать, оправдываясь и заверяя всех, что он, Попов, и его товарищи никак не намеревались «создавать фракцию», что он «полностью поддерживает линию КПСС, Горбачева и съезда» и т. д. Видеть и слышать все это по TV – а это транслировалось по всем каналам на весь Союз – было не просто неприятно, но и противно. Меня с Гавриилом Поповым соединяли многие годы дружеских отношений, которые начались, когда я был студентом-юристом МГУ, а он – аспирантом.

Но вскоре все-таки появилась эта самая «межрегиональная группа», и по мере укрепления горбачевской демократической революции, расширения международных связей союзного парламента они стали чувствовать себя увереннее, больше критиковали разные стороны общественно-экономической жизни, в том числе и самого Горбачева и его политику. И это в целом воспринималось в обществе позитивно. Но настораживало другое – члены этой группы стали претендовать на то, что она – единственная «демократическая сила» в обществе! Но не только это, но и их все более уверенные заявления о том, что «демократическое развитие общества неизбежно приведет к распаду СССР», а на территории самой России «появятся самостоятельные государства» – и «ничего плохого в этом не следует рассматривать». По-видимому, эти идеи стал разделять и Ельцин, который вошел в эту «группу» и находился под влиянием более ярких и образованных людей, составивших стержень «группы». Так, в январе 1990 г., еще задолго до того, когда мы избрали его председателем Российского парламента, находясь в Свердловске (где он был избран депутатом в Российский парламент), Ельцин предложил организовать на территории России семь русских республик: Центральная Россия, Северная и Южная республики, Поволжье, Урал, Сибирь, Дальний Восток. Тогда же он предложил разработать программу переселения в Россию русского населения, проживающего в национальных республиках СССР. (См.: Уральский рабочий. 1990. 31 января.) Таким образом, Ельцин еще в самом начале 1990 г. публично заговорил о разрушении СССР. Поэтому его высказывание в адрес российских автономий «глотайте столько суверенитета столько, сколько проглотите» было не случайной импровизацией малообразованного человека (так это было воспринято многими), не понимающего, что это ведет к разложению Российской Федерации.

На базе МДГ была создана партия «Демократическая Россия», которая пыталась идеи этой «группы» «провести» как основу политической и законодательной деятельности в Российском парламенте. Но этого я им позволить не мог. Депутаты «группы» заняли позиции жесткой борьбы с Михаилом Горбачевым, начиная уже примерно со второй половины деятельности I съезда народных депутатов СССР в 1989 г.; первоначально они всячески препятствовали разрешению конфликта в Нагорном Карабахе, поощряли сепаратистские тенденции в союзных республиках. И даже доводили до абсурда обсуждение кандидатур в министры союзного правительства, когда премьер Николай Рыжков вынужден был как статист проводить время месяцами в зале заседаний съезда, в то время как его ждали другие, сложнейшие дела государства. 15 марта 1990 г. съезд народных депутатов избрал Михаила Горбачева Президентом СССР; 24 сентября того же года Верховный Совет СССР наделил Горбачева «дополнительными полномочиями» – для более интенсивного «проведения экономической реформы в СССР». МДГ дружно выступила против обоих этих предложений, обвиняя Горбачева в «сползании к диктатуре». Но насколько двуличными были эти депутаты (и особенно их лидеры), показывает их отношение к аналогичным действиям Ельцина – в Российской Федерации. Именно под их давлением наш российский съезд народных депутатов наделил Ельцина «дополнительными полномочиями», которые превосходили те, которые получил Горбачев от союзного парламента; они также не выступали против того, чтобы Ельцин стал избранным Президентом России. И тем более – не обвиняли его (Ельцина) в «сползании к диктатуре», как Горбачева, хотя в случае с Ельциным диктаторские поползновения проявились сравнительно быстро в силу его очевидной приверженности к тоталитарным методам управления.

В конце концов, поясняет один из видных деятелей МГД и первый министр внешних связей в российском правительстве Виктор Ярошенко, «демократы» четко сформулировали свою конечную цель: «Демократическая Россия» требует выхода России из состава СССР».(См.: Ярошенко Виктор. Энергия распада // Новый мир, 1991, № 3. С. 1991.) Таким образом, действия Ельцина в постпутчевский период и вплоть до подписания в ходе встречи «тройки» в Беловежской пуще документов по расчленению СССР четко вписывались в основные цели МДГ и созданной ею партии «Демократическая Россия», которая к демократии, однако, имела меньше всего отношения, выступая исключительно орудием борьбы за власть, хотя бы ценой разрушения СССР.