Текст книги "Пленник реторты"

Закаленный клинок не выдержал хватки, что рвет решетки и мнет, как влажную гончарную глину, боевые шлемы. Славная сталь, выкованная лучшими оружейниками Остланда, переломилась с жалобным – будто струна на лютне лопнула – треньканьем. В руках Дипольда остался эфес и никчемный обломок в полторы ладони длиной.

Глава 21

– Ваша светлость, назад! – один из оруженосцев пфальцграфа непочтительно оттолкнул обезоруженного Дипольда за повозку с уцелевшей бомбардой, а сам с мечом наголо вскочил на козлы – между господином и големом. Прикрывая и защищая. Осыпая неуязвимого противника градом частых, но бессмысленных ударов. Бедняга-оруженосец – молодой, глупый, горячий и неопытный, кажется, так и не понял, что пфальцграфа механические рыцари Альфреда Оберландского убивать вовсе не собираются, а вот его самого…

Меч голема ударил один рах. Хватило. Более чем. Тяжелый клинок располовинил верного оруженосца вместе с латами – от темени до паха. И расколол надвое повозку под ним.

Господи, какая же силища таится в этих стальных мускулах! И неужели железных тварей Лебиуса ничего уже не остановит!

Под безумный, блуждающий взгляд Дипольда попал стрелок с искаженным лицом, вытаращенными глазами и сбитым на бок шлемом. Припав на колено, остландец судорожно заряжал ручную бомбарду. Дозаряжал, вернее. Ну да: порох уже утрамбован, пыж – вбит. Рядом – огнедышащей змейкой дымится фитиль. Но пуля, выскочившая из дрожащих пальцев, катится не в короткий ствол хандканнона – мимо.

Брызжа слюной и изрыгая невнятные проклятия, неловкий стрелок шарит по земле и камням, безуспешно ищет свинцовый шарик землянисто-каменистого цвета. Не находит. Лезет в напоясный мешочек за новым бондоком.

Кожаный мешочек развязывается. С полдюжины пуль высыпаются наземь. Раскатываются, разбегаются, как живые. И нет времени собирать, заряжать…

– Дай! – отбросив обломок меча, Дипольд вырывает оружие у растерявшегося стрелка.

– Сюда! – хватает тлеющий фитиль.

– Ваша светлость, не заряжено!

Плевать!

Дипольд не слышит криков. Ничьих. Он вообще сейчас ничего не слышит. Дипольд действует по наитию. Повинуясь одной лишь интуиции. Бондок ему не нужен. Ему сейчас нужна ручница с пороховым зарядом. И огонек на конце фитиля.

А хромой голем, голой рукой переломивший меч пфальцграфа, уже поднял… Нет, не свою чудовищную палицу. Видимо, так и не отыскав ее под трупами, оберландский стальной рыцарь, не мудрствуя лукаво, схватил остландскую алебарду.

Он орудовал ею, как обычным боевым топором. Рубил. Крушил. Алебарда – в левой руке, меч – в правой. И остландские латники разлетаются под страшными ударами, как тряпичные куклы. Куски воинов, куски кукол… В разные стороны.

Дипольд снова ринулся на ненавистного врага.

Прыжок – по кровавым лужам.

Еще прыжок – по изрубленным телам.

И еще – по обломкам повозки.

Чтобы забраться повыше.

Вот она, ходячая груда железа! Проклятая, живучая… Скрежещет, лязгает металлом. Правая рука голема крушит тех, кто справа, левая – кто слева. А впереди – гейнский пфальцграф Дипольд Славный. На которого стальной монстр не поднимет руки. Который нужен хозяину големов живым.

На миг бронированный великан остановился… замер перед человеком с хандканноном. И нужно было использовать тот миг. Нужно действовать! Стрелять нужно!

Крюка-упора для стрельбы из ручницы, как у иных рейтаров, на рыцарском доспехе Дипольда не было, и потому он просто зажал длинную железную рукоять подмышкой. Точность выстрела его сейчас не интересовала. Какая там точность, если в стволе все равно нет пули. И если мишень – вот она – на расстоянии ствола. Широкого, короткого, окованного железными кольцами ствола ручной бомбарды.

Быть может, голем не счел его оружие опасным. Быть может, поздно сообразил, что именно задумал Дипольд. Если железная голова монстра вообще способна хоть что-либо соображать и думать о чем-то, помимо исполнения чужих приказов.

Дипольд поднял ручницу, одновременно поднося к затравочному отверстию дымящийся фитиль. Приставил ствол к расчерченному магическими письменами шлему. Вплотную. Прямо под выступающий козырек над смотровой щелью. Дульный срез хандканнона уткнулся в узкую темную прорезь на толстостенном металлическом горшке.

Огонь подпалил холостой заряд.

Дипольд едва успел зажмуриться и отвернуть лицо. Хоть оно и прикрыто забралом, но все же могло здорово достаться глазам.

Гулко, с характерным протяжным шипением, грянул выстрел. В упор. Смачного удара свинцовой пули о сталь в этот раз, конечно, не было. Лишь пыхнуло дымное пламя. Огонь, искры, изорванный в клочья тлеющий пыж. И все это – едким жгучим фонтаном – в бронированную морду, в смотровую щель…

И волна жара и вони вокруг…

Сильной отдачей (все же ручница упиралась в шлем оберландского великана, и пороховые газы рвались не только вперед, но и назад) хандканнон вышибло из рук Дипольда. Самого – спихнуло с повозки. Но это ничего. Это ерунда. Поднимаясь на ноги, пфальцграф не отводил глаз от дымного облака, окутавшего голову голема.

Облако быстро рассеивалось, и уже можно было увидеть результат произведенного выстрела. Вся передняя часть глухого шлема была в копоти и частых точках-оспинах пороховой сыпи. Заметно потемнели светящиеся магиерские знаки на стальном лбу. Местами облезло, будто сгоревшая кожа, темно-синее покрытие брони. С края смотровой щели свисал прилипший к металлу клок тлеющего пыжа. Сама узкая прорезь под козырьком курилась черным дымом. А там, за щелью, тихонько угасал заброшенный в шлем сноп искр.

Голем ослеп.

После такого – вне всякого сомнения! Должен был ослепнуть. Оберландский великан, правда, не бросил оружие, не схватился за обожженные глаза, не взвыл и не покатился по земле, как поступил бы человек. Вероятно, стальной рыцарь не чувствовал боли или чего-то, хотя бы отдаленно напоминающего боль. Голем просто застыл неподвижным истуканом, опустив занесенные для удара меч и алебарду.

Но почему? Эта боевая машина, наверняка, может бить и вслепую. Боится задеть своих?

«Нет, боится задеть меня, – мысленно усмехнулся Дипольд. – А задевать меня големам не позволено».

Что ж, слава Богу, это не взаимно!

Следовало поскорее завершить успешно начатое дело, и добить ослепшего монстра. Но чем? Меч сломан. Кинжальное жало – коротко и хрупко для такого противника. Взгляд Дипольда метался по трупам возле разломанной повозки. По разбросанному оружию.

Боевой стали вокруг валялось в избытке, но все было не то! Чтобы пробить латы голема, требовалось что-то особенное.

Ага, вот это к примеру…

Точно! Оно самое! Дипольд возликовал и истово вознес благодарственную молитву, не особо задумываясь даже, к кому и к каким силам сейчас взывает. Молитва была краткой, состоящей из одного-единственного слова: «Спасибо!».

Неподалеку лежало тело, попавшее под булаву голема. Вся верхняя часть – от набрюшника до перьев на смятом шлеме – сплошь каша из плоти, металла и дробленых костей. Искореженные доспехи, гербовая котта в грязи и крови, но к поясу мертвеца прикреплен знакомый боевой молот. Грозный клевец. Целенький.

Несчастный граф Арнольд Клихштейн так и не успел воспользоваться своим излюбленным оружием.

Так пусть им воспользуются другие!

Дипольд поднял чужой рейтерхаммер, взвесил в руке, приноравливаясь. Клевец хорошо, хватко лежал в ладони. Бедняга Арнольд знал толк в оружии…

Нехитрая, в общем-то, конструкция: надежная рукоять, да железный набалдашник в виде кулака, сжимающего загнутый стальной колышек с граненым острием-клювом и плоским обушком на обратной стороне. Нехитрая, но эффективная. Массивный металлический кулак, придавал вес, а прочная длинная рукоять-рычаг увеличивала силу удара. Тупой узкий обух боевого молота сейчас пфальцграфа не интересовал. А вот крепчайшее, особым способом закаленное острие, обладающее пробивной силой, недоступной ни мечу, ни копью, ни секире – другое дело. Именно этим смертоносным клином и намеревался воспользоваться Дипольд.

Вообще-то рыцарский хаммер – оружие ближнего боя. Зато когда неприятель уже стоит вплотную, на расстоянии вытянутой руки, граненый шип способен наносить точные сокрушительные удары, от которых не будет спасения. Правда, пробив щит, шлем или нагрудник противника, молот, случается, застревает во вражеской броне. Но потому лишь, что пробивает ее глубоко и основательно.

Дипольд снова ринулся в атаку.

Прыжок вперед…

Пфальцграф оказался слева от ослепшего голема. Размахнулся. Поднял и резко опустил клевец, вкладывая в удар всего себя. Загнутый колышек, описал в воздухе свистящую дугу, обрушился на темно-синюю броню…

Дипольд понимал, что пробить толстые пластины лат, устоявшие перед бомбардным ядром, ему не удастся даже с помощью рейтерхаммера, а потому вновь целил в уязвимое место – в прикрытый кольчужной сеткой щелистый стык на левой руке голема.

И…

Дз-з-щ-щ-х-х!..

Со звоном и скрежетом клюв хаммера вошел точнехонько в сочленение наручей, под шипастым налокотником.

Сила удара не была сейчас рассредоточена по острому, но длинному лезвию, как у меча, секиры или алебарды, и не была размазана по тупой широкой поверхности, как у булавы или каменного ядра. Вся сокрушительная мощь боевого молота сконцентрировалась на узком граненом острие. На самом его кончике. По сути, в одной точке. При этом Дипольд бил с близкой дистанции – точно и метко, как едва ли ударит арбалетный болт или копейный наконечник.

И…

Кольчужное прикрытие разошлось, порвалось, брызнув сбитыми звеньями. Широкие, внаслой лежавшие друг на друге, створки наруча тоже поддались, соскользнули одна с другой. Вогнулись вбитыми и выщербленными краями внутрь.

И…

Стальной клюв вклинился-таки, нырнул под налокотник голема на добрую половину, крепко засел в расширившейся щели. Что-то – Дипольд отчетливо ощутил это – задел, что-то смял, искорежил, перерубил – там, внутри, под толстой латной коркой.

Из пробитой руки выпала алебарда. Звякнула о камни. Скрюченные пальцы механического рыцаря дернулись, будто в агонии – раз, другой, но не смогли ни сжаться, ни разжаться. Такое бывает с парализованными стариками. А еще – с ранеными бойцами, у которых разрублены подлокотные сухожилия.

Ослепший, искалеченный, но все еще непобежденный голем не предпринимал, однако, никаких действий, чтобы поквитаться с противником. Впрочем, его зрячие и не понесшие урона соратники, безжалостно крошившие остландцев, тоже не спешили атаковать пфальцграфа. Ну, конечно! Запрещено ведь… Теперь-то это очевидно.

Раненый монстр, правда, попытался отступить. При этом голем волочил за собой и Дипольда: пфальцграф не желал выпускать увязшее в чужой броне оружие. Стальной великан оттаскивал его все дальше. Молча, без криков и стонов. Зато сам Дипольд орал сейчас за двоих. С диким воплем, приложив титанические усилия, пфальцграф выдернул-таки застрявший молот из-под шипастого налокотника.

Мельком отметил про себя, что из вмятой дыры по вражеским доспехам сочится что-то темное, со слабым красноватым оттенком и неприятным запахом. Смазка? Кровь? Колдовской эликсир?

Неважно.

С резким гортанным выкриком – чтобы помочь руке голосом и выдохом – пфальцграф нанес второй удар…

Дз-з-щ-щ-х-х!

С маху, с плеча. Такой же точный и не менее сокрушительный, чем первый.

Теперь – в ногу, за левый наколенник, где тоже бугрилось кольчужное прикрытие, а под стальной сеткой угадывалось еще одно сочленение лат.

Клевец пробился и здесь. Разодрал наружную кольчугу, расширил щель меж броневыми стыками, раздвинул округлые края стальных пластин-щитков. И вошел – еще дальше. Теперь в доспехе застряло добрые две трети граненного стального штыря.

И сразу видно: не безобидная это была рана. По темно-синим поножам тоже заструилась зловонная жидкость из порванных трубок-вен. Обильнее, чем по руке. А боевой молот, глубоко засевший под броней, намертво заклинил подвижные сегменты.

Левая нога воина-машины больше не сгибалась в колене. А поскольку и правая – поврежденная бомбардным ядром – не слушалась хозяина… Подвели, в общем, ноги пятившегося голема.

Монстр зацепился пяткой за груду камней, выковырнул приличный валун, и…

На этот раз Дипольд удержать оружие в руках не смог. С оглушительным грохотом механический рыцарь рухнул наземь.

Пфальцграфа стальной великан не придавил – видать, очень старался – но вот клевец, торчавший в ране-пробоине… Падая, голем подмял молот. Деревянная рукоять переломилась. Граненый клин так и остался торчать за левым наколенником.

Глава 22

Дипольд отступил на несколько шагов, наблюдая за упавшим великаном. Голем истекал своей големовой кровью – темной, дурно и остро пахнущей. Однако поверженный монстр вовсе и не думал издыхать. Пачкая землю вокруг себя буровато-черными пятнами, стальной рыцарь ворочался, будто дракон-подранок. Голем пытался подняться и не мог: непослушная левая рука, пробитая под шипастым локтем, сейчас ему только мешала. Отказавшие ноги не сгибались и не способны были удержать чудовищного веса оберландской боевой машины.

На краткий миг Дипольд застыл в растерянности. Что делать? А что теперь вообще можно было сделать? Добивать бронированную тварь кулаками?

Тупиковая какая-то получалась ситуация. И все же…

«Можно! – билось под черепной коробкой. – Големов Лебиуса тоже можно побеждать!»

А кровавая бойня подходила к концу. Разбредшиеся вправо и влево големы рубили остландцев с обоих рук. Преследовали тех, кто пытался бежать. Разили тех, кто сопротивлялся. Вокруг гибли последние верные люди, а пфальцграф думал только об одном.

«Их тоже можно побеждать!» – ликовал Дипольд, глядя на беспомощно копошащегося в пыли механического рыцаря. Ведь он сам, лично, только что сделал это. Одолел… ну пусть почти одолел непобедимую, несокрушимую, неуязвимую оберландскую тварь. Выходит, не такая уж она и непобедимая, несокрушимая и неуязвимая!

«Можно! Можно! Можно!»

Быть может, ради обретения этой уверенности стоило потерять войско? Все-таки знание, которое он получил сегодня ценой горького поражения – «Тоже! Можно! Побеждать!» – само по себе дорогого стоит.

В конце-то концов, армией больше, армией меньше… Отправляясь в поход на Верхнюю Марку, он лишь в спешке поскреб остландские земли по верхам. А там, где наспех, впопыхах собрано одно войско, со временем можно набрать еще одно. И два. Да хоть десять! Своими силами набрать. Или с помощью отца. По всему Остланду. Или по всей империи.

Главное сейчас – избежать плена.

Чтобы потом…

Снова…

Опять…

В воздухе стоял тяжелый, густой, с рыбным каким-то душком, запах свежей крови. Он забивал все – и пороховую гарь, и резкое алхимическое зловоние жижи, сочившейся из пробитых сочленений голема.

Живые люди – последние из оставшихся в живых – падали под ударами стальных рыцарей. И Дипольд почти физически ощущал чужую смерть. Ощущение это ширилось, распирало, побуждало к немедленному действию. Хоть к какому-то…

– Ваша светлость! – громогласный зов перекрыл крики и лязг металла.

Дипольд обернулся. Кричал Людвиг фон Швиц. Трое оруженосцев медвежьего барона пытались подтянуть к пфальцграфу оседланного коня черной масти. Единственного из тех, кто еще не сбежал.

«Догнали-таки! – отстраненно подумал Дипольд. – Поймали-таки!»

Конь упирался, хрипел и вырывался. Три пары рук едва удерживали перепуганного вороного.

– Ваша светлость! – орал фон Швиц, выкатывая из орбит обезумевшие глаза. – Спасайтесь!

Рослый боевой жеребец мотал головой, норовил подняться на дыбы, укусить, наподдать копытом. Жеребец пятился, волоча трех дюжих парней точно так же, как отступавший голем только что тащил за собой Дипольда.

– Скорее, ваша светлость! – а это уже взмолились оруженосцы барона. – Нет сил держать!

– Мы прикроем! – вновь прогремел зычный бас благородного фон Швица. – Не медлите, ваша светлость! Эти големы пришли за вами! Но вам в плен нельзя! У вашего отца должны быть развязаны руки! И он, и вы еще спросите с Чернокнижника за все! За всех нас!

Аминь! Правильно… все правильно рассудил верный и неглупый фон Швиц. В плен нельзя. А спросить с Чернокнижника нужно. И без отца тут уж никак не обойтись. И Карлу Остландскому вовсе ни к чему иметь в заложниках у змеиного графа пусть и своевольного, но все же единственного сына и наследника.

Дипольд колебался недолго. Да и не колебался гейнский пфальцграф, по большому счету, вовсе. Все было решено в одно мгновение. Плен хуже смерти. А сейчас есть шанс избежать и того, и другого. Избежать… бежать… Снова! Горько, постыдно сознавать это, но ведь он не просто бежит – а бежит для того лишь, чтобы иметь возможность вернуться снова. Чтобы позже добраться до Альфреда и его проклятого колдуна. Чтобы спросить – за все и за всех. Такая цель оправдывает бегство… средство… любое… Ибо это не трусость. Это – шаг к будущей победе.

Однажды ему уже удалось благополучно вырваться из владений оберландского маркграфа. Так, может, и сейчас? Повезет?

Прыжок, другой… почти не ощущая привычной тяжести лат, Дипольд в два счета добрался до коня.

Еще прыжок – и левая нога в стремени.

И – Дипольд в седле.

И другая нога ловит стремя, болтающееся справа.

Повод, брошенный оруженосцем фон Швица через конскую голову, Дипольд хватает на лету. Едва успевает. Отпущенного коня не требовалось подгонять. Ни шпорами, ни голосом.

Големы – гремящие, звенящие, лязгающие, размахивающие мечами, булавами, секирами, покрытые кровью и гарью – близко. Справа, слева. Перепуганное животное под Дипольдом шарахается в сторону, в другую. И…

– Уходите, ваша светлость! Спаса-а-а…

…уносится прочь. Туда, куда ускакали другие кони.

Дипольд верит вороному фон Швица. Мчится, не оглядываясь. Не желая видеть, как гибнут позади остатки верной дружины.

Но пфальцграфу приходится смотреть на другое. Конь скачет по тесному пространству, где прежде готовилась к бою остландская конница. И где теперь – лишь глубокие воронки от разрывов, дотлевающие уголья и зловонный, хотя и безобидный уже, чад. И великое множество неподвижных темных кочек.

Место, с которого недавно ушел ад.

Теперь-то здесь безопасно. Теперь все рассеялось. Развеялось. Испарилось. Растеклось. Пригасло. Сгинула вся смертоносная колдовская гадость, вся губительная магиерская мерзость. Теперь здесь тишина. И трупы.

Разные. Всякие.

Невредимые на первый взгляд, но – неживые люди и кони, наглотавшиеся удушливого синюшного дыма. И изувеченные до полной неузнаваемости. Смятые, разорванные, искореженные, изъеденные кислотной моросью, сожженные и сплавленные воедино тела и латы.

Теперь здесь дымятся земля, сталь, камни, мертвецы… И стелется густой запах горелого мяса и железной окалины. И несмертельный уже, но резкий, неприятный, нехороший остаточный дух алхимии и магии.

Как яичная скорлупа хрустит под копытами истлевшая, истончившаяся и утратившая былую прочность броня. Хрустит спекшаяся с броней черная корка человеческой плоти. Хрустят обгоревшие кости.

А конь вороной масти несет Дипольда сквозь черный дым дальше, в лагерь. Где тоже полно трупов. И поваленных, пожженных шатров, сгоревших палаток, опрокинутых и обугленных повозок, изломанного походного скарба и разбросанного оружия.

И еще дальше – за границы лагеря. Где уже нет следов обстрела и нет мертвецов, где чисто, вольно, свободно.

Гейнский пфальцграф Дипольд Славный рычит и плачет в закрытое забрало. Это слезы позора и обиды. Ярости и неутоленной мести.

И чего-то еще, что заполняет и переполняет пфальцграфа.

– Пшел! – всадник безжалостно пришпоривает коня, гнать которого нет нужды.

Дипольд мчится тем же путем, по которому привел свое войско на смерть – по извилистой ложбине между пологих и крутых склонов, поросших лесом. Мчится во весь опор, все дальше удаляясь от замка, от битвы, от плена. Долго мчится. Поворот. Еще один…

Дипольд резко натянул повод. Конь поднялся на дыбы, завертел головой, разбрасывая хлопья пены, не желая останавливаться. Нервно закрутился на месте.

Проклятье! Впереди снова трупы. Люди, кони. Дырявые латы, пробитые шлемы. Зияющие раны, кровавые лужи… Те немногие счастливчики, кому удалось вырваться из обстрелянного лагеря, попали в засаду. Оказывается, была все же засада на пути к оберландскому замку! Но поставленная не для того, чтобы преградить путь к крепости. А для того, чтобы не выпустить остландцев из Верхних Земель. Живыми – не выпустить.

Судя по всему, отступавших перебили из ручных бомбард. Когда это произошло? Либо во время обстрела остландской конницы, либо в разгар битвы с големами. Поэтому, наверное, и не слышно было отдаленной пальбы. Или просто расстояние оказалось слишком велико, а заросшие склоны извилистой ложбины отразили и поглотили эхо выстрелов. Да, скорее всего, так. Засаду устроили именно здесь не случайно.

Но где таятся оберландцы? Дипольд вертел головой. Из-за деревьев на горных склонах стрелять они никак не могли: далековато для ручниц. Для обычных хандканнанов, по крайней мере. Может, воины маркграфа прятались за теми, вон, камнями? Или в тех кустах? Может, и так… Но не похоже, что сейчас там кто-то есть. Видимо, вражеские стрелки ушли, решив, что беглецов больше не будет.

А если даже и не ушли… Какая разница? Все равно путь через ложбину – единственный путь к спасению. Дипольд вновь ударил шпорами по конским бокам. Жеребец фон Швица рванулся с места.

Сухо треснул далекий выстрел. Судя по звуку – очень далекий. Неразумно далекий. Однако выпущенная пуля осадила вороного. Конь, всхрапнув, споткнулся. Повалился.

Всадник вылетел из седла.

Несколько секунд Дипольд выждал, укрываясь за содрогающейся хрипящей конской тушей. Однако больше выстрелов не было. Пфальцграф осторожно приподнялся с земли. Огляделся. Порохового дымка нигде не видать: рассеялся уже. И, вроде бы, никакого движения вокруг. Вроде бы… И не понятно, кто стрелял? Откуда? Но ясно одно: убивать его по-прежнему не собираются. Значит, опять попытаются взять живым. И возьмут ведь, если сидеть на одном месте.

Следовало убраться с открытого пространства, подняться к спасительным деревьям на склонах, укрыться в лесу и – бежать. Бежать снова, бежать дальше, бежать, не останавливаясь. То, что убит конь, ничего не значит, пока не схвачен всадник.

Дипольд отполз от подстреленного вороного.

Тишина.

Дипольд поднялся на ноги.

Ни звука.

Он побежал к лесу.

Уже второй раз Дипольд Славный спасался от змеиного графа бегством. Второй раз убегал, надеясь на скорое возвращение.

Он знал, что вернется.

Что поквитается. Что отомстит.

За все. Сполна.

…Альфред Оберландский долго и сосредоточенно рассматривал через магиерскую трубку подступы к замку, усеянные трупами. Чернокнижник молчал, не высказывал ни похвалы, ни порицания.

Лебиус Марагалиус терпеливо ждал.

– …Итак, каковы результаты? – маркграф, наконец, опустил смотровую трубку и повернулся к магиеру.

– Как вы сами изволите видеть, ваша светлость… – начал, было, Лебиус.

И – не закончил.

И – был прерван.

– Мне сейчас интересно не то, что вижу я, а то, что имеет место на самом деле, – бесцветным голосом заметил Альфред. – Ты уже выпустил своих присмотрщиков, колдун?

– Да, ваша светлость, – прагсбуржец мгновенно собрался и посерьезнел.

– И ты смотрел их глазами?

– Да, ваша светлость.

– Что ты узнал о Дипольде?

– Под ним подстрелили коня, и сейчас пфальцграф уходит пешком. Он уже далеко отсюда, но прежде чем Дипольд покинет ваши владения, пройдет немало времени.

– Хорошо, – маркграф удовлетворенно улыбнулся. – Время нам нужно. Армия Дипольда?

– Ее больше нет, ваша светлость. Она погибла.

– Вся?

– Вся. Стрелки в засаде не выпустили никого. Кроме пфальцграфа, разумеется.

– Что ж, отрадно слышать. Раненые остландцы?

– Есть. Мы подобрали несколько человек. Думаю, кое-кто для нас сгодится…

– Понятно, – кивнул Альфред. – Каковы наши потери?

Лебиус замялся.

– Один голем выведен из строя.

– Знаю, что выведен, – раздраженно дернул наплечником маркграф. – Видел. Скажи, что с ним?

– Выжжены глаза. Ядром повредило правую ногу. Пробиты шарнирные сочленения на левой ноге и левой руке. Порвано несколько внутренних проводящих трубок. Вытекло около половины эликсирной субстанции, заменяющей голему кровь, – доложил Лебиус.

– Как скоро ты сможешь его починить?

– Не думаю, что это займет много времени. Самым сложным будет замена глазных яблок, в остальном же…

– Поторопись, – Альфред, не счел нужным дослушивать до конца. – Близится время ответного удара, и я хочу, чтобы все мои солдаты, слышишь, колдун – все до единого – были готовы к походу уже завтра. Справишься?

– Будет исполнено, ваша светлость, – заверил Лебиус.

– Надеюсь, что будет, – сухо произнес Чернокнижник. – Если по твоей вине возникнет задержка с наступлением – пеняй на себя. Учти: передовые разъезды к остландской границе я уже выслал.

Маркграф указал смотровой трубкой на распахнутые ворота. Из крепости выезжала группа легковооруженных всадников на свежих конях.