Текст книги "Пленник реторты"

Глава 29

Механический рыцарь приблизился, лязгая железными суставами и тревожа оберландских коней, которые, видимо, не привыкли, еще к подобному соседству.

Голем остановился. Замер молчаливым истуканом. Ненадолго, впрочем.

– Брось оружие… – приказал маркграф.

Гигантская секира и чудовищный меч бронированного монстра упали на землю.

– … И возьми-ка этого вот, – Альфред кивнул на скулящего калеку.

К несчастному потянулись пятипалые клещи в шипастых латных перчатках. Нидербуржец в ужасе отшатнулся, но был подхвачен оберландскими копейщиками и брошен голему.

Тот, как и было велено, ВЗЯЛ жертву. Стальной хваткой за локти. Не обращая внимания на вопли толстяка. Затем монстр вновь застыл в ожидании. В объятиях железного великана бился и надрывался от крика живой человек. Пока еще живой.

– Руки, – лениво бросил бронированному монстру Альфред. – Его руки мне не нужны. Выполняй!

Нидербуржец заорал пуще прежнего в последней безуспешной попытке вырваться. И…

Голем развел свои кулаки-клещи в стороны.

…и вырвался. Не вопя уже – хрипя от боли, пошатываясь и подволакивая ноги, бюргер все же пробежал с полдюжины шагов.

Видимо, не осознавая до конца, что бежит без рук.

Руки человека – оторванные по локоть и сжатые стальными перчатками голема – хватали воздух окровавленными пальцами.

Покалеченный нидербуржец рухнул на колени. В изумлении и ужасе уставился на брызжущие красным культи… Целую секунду, а может, и две несчастный смотрел на кровоточащие обрывки собственных конечностей. И лишь после повалился на землю.

Затих он, однако, не сразу.

Некоторое время ремесленник-самозванец еще полз… пытался ползти, пятная кровью площадную грязь. Подальше от маркграфа, поближе к ошеломленной толпе. Словно там можно было обрести спасение. Оберландцы ему не мешали. Шокированные нидербуржцы не помогали. Несмотря на тесноту, люди отступали от безрукого калеки, как от чумного.

– Все могу… все могу… – упрямо шептали бледные губы умирающего, – о-о-о… у-у-у…

До безмолвствующей толпы он добраться не смог: истек кровью.

Маркграф Верхних Земель Альфред Оберландский окинул притихшую площадь тяжелым взглядом. Объявил – громогласно и четко:

– С каждым лжецом, выдающим себя за умелого мастера, будет так! И будет еще хуже, если обман раскроется не сразу. Чем позже раскроется – тем будет хуже. Все ясно?! Всем ясно?! Кто следующий? Ну?! Мне нужны настоящие умельцы.

После расправы с самозванцем количество выходящего из толпы ремесленного люда заметно поубавилось. А вскоре и вовсе сошло на нет.

– Все? – ухмыльнулся Альфред. – И никого больше?

Видимо, все. Видимо, никого. Нидербуржцы молчали. Призывов к сопротивлению не звучало. Жители павшего города готовы были принять любую уготованную им участь с покорностью скота на бойне.

– Увезти мастеров, – распорядился Чернокнижник.

Небольшая группка оберландских копейщиков и несколько всадников погнали ремесленников в сторону бургграфского замка. Вскоре пленники скрылись за поворотом извилистой улочки, однако на площади по-прежнему было тесно. Даже после того, как Лебиус отобрал нужных ему умельцев, места освободилось немного.

Чернокнижник скучливо глянул куда-то поверх толпы. Заговорил снова:

– А теперь что касается остальных…

И – долгая-долгая пауза.

И вновь над площадью висит кладбищенская тишина, невозможная, казалось бы, при таком скоплении народа. Живого пока еще народа…

– У вас есть шанс спастись, – продолжал вещать Альфред Оберландский. – Даже после того, как ваши пушки появились под стенами моего замка. Оцените мою милость…

Альфред снова умолк на пару секунд, видимо, давая время и возможность оценить. И, наконец, перешел к делу:

– Мне нужна ваша помощь…

Дипольд насторожился. Это было уже интересно и притом весьма. Чем нидербуржцы могут помочь змеиному графу? Люди вокруг недоуменно переглядывались.

– Я предполагаю и, поверьте, имею на то веские основание, что в городе… – маркграф, обвел внимательным взглядом замершее перед ним людское море, изменил незаконченную фразу и закончил с нажимом: – Что в ВАШЕМ городе скрывается некто Дипольд Гейнский по прозвищу Славный.

Толпа ахнула, зашевелилась, взбурлила, с некоторым даже, как показалось Дипольду, намеком на возмущение.

Ах, как скверно! Дипольд пониже надвинул застегнутый куколь. Он начинал понимать суть происходящего.

Альфред, выждав еще немного, требовательно вскинул руку. Волнение стихло мгновенно. Шум прекратился.

– Не нужно убеждать меня в том, что гейнский пфальцграф – причина всех бед Нидербурга, – снова заговорил Чернокнижник. – Я этому охотно верю, ибо так оно и есть на самом деле. Однако мне доподлинно известно, что незадолго до вступления моих войск в город, Дипольда видели в его окрестностях…

«Крылатые лазутчики! – догадался пфальцграф. – Вороны с человеческими глазами! Все-таки они следили за мной. И… и все-таки они меня упустили?»

– А поскольку все дороги, ведущие из Нидербурга, были перекрыты моими людьми задолго до м-м-м… штурма…

Многозначительная пауза.

«Вот именно – «м-м-м… штурма»!» – с ненавистью подумал Дипольд. Настоящего штурма-то не было и в помине. Потому как некому оказалось дать настоящий отпор маркграфу.

– В общем, никто не мог покинуть нидербургские земли без моего ведома, – продолжал Альфред. – Если же Дипольд все-таки ускользнул каким-то чудом, тогда и вы все мне без надобности. Но такое вряд ли возможно. Я уверен, что гейнец находится где-то здесь. Очень возможно – на этой самой площади, среди вас. И я хочу его видеть. Тот, кто укажет на Дипольда, спасет и себя, и остальных.

Толпа вновь заволновалась, чувствуя, как обретенная было надежда рассеивается, будто призрачный туман.

– Молча-а-ать! – Альфред опять поднял руку.

Замолчали. Начинающийся гомон как отсекло. Маркграф еще раз окинул площадь быстрым холодным взглядом. Крест-накрест. Из конца в конец. Словно полосуя клинком. Заговорил снова:

– Или, быть может, его светлость пожелает выйти сам? Но тогда, уж не обессудьте, господа нидербуржцы, ваша помощь мне не понадобится. И я тогда вам ничем обязан не буду. Ну, а выводы делайте соответствующие. Итак, я жду ровно минуту. Потом… Потом я пускаю на площадь своих големов. Искать пфальцграфа будут они. И горе тому, кто попадется им под руку.

Альфред Чернокнижник повернулся к механическому монстру, свершившему расправу над самозваным мастером. Оберландский великан все еще держал в стальных ладонях оторванные человеческие руки.

В толпе зашептались, завертели головами, осматривая соседей затравленными глазами. Толпа жаждала выпихнуть хоть кого-то. И тем хоть как-то отсрочить неизбежное.

– Вон тот, в капюшоне, – вдруг услышал Дипольд за спиной чей-то гнусавый голос – пока еще тихий и осторожный. – Инквизитор, который. Может, он, а?

– А ведь, и правда! – тут же поддержал гнусавого кто-то еще – тоже сзади. Второй голос звучал громче и увереннее. – Пусть лицо свое покажет!

– Точно он! – вступил в разговор третий горожанин. Этот стоял сбоку, и его Дипольд приметил сразу. Нидербуржец зажимал ладонью кровоточащее предплечье. Раненый говорил вполголоса – одновременно боязливо и убеждено: – Святой отец меня ножом по руке полоснул. Гляньте, кровищи сколько! И на плаще его – тоже, вон, пятна. А ведь истинным служителям божьим, пусть даже и карателям Святой Инквизиции, человеческую кровь проливать не положено. И ножей с собой инквизиторы не носят.

– Не-а, не положено!

– Не носят ножей святые отцы!

– Все верно!

– Правильно!

– Он это!

– Он!

– Пфальцграф окаянный!

– Гейнец проклятый!

Возня вокруг Дипольда быстро разрасталась и становилась все более заметной. Ужас перед Альфредом Оберландским оказался сильнее, чем извечный страх перед отцами-инквизиторами. Что, впрочем, вполне понятно. Змеиный граф, его магиер, его големы и солдаты – вот они, рядышком. А хваленая инквизиция, призванная повсеместно защищать добропорядочных слуг Господа и Императора от еретиков, колдунов и чернокнижников всех мастей – невесть где сейчас. Только один каратель поблизости и оказался. Да и тот… каратель ли? Не очередной ли самозванец?

– Ишь, как рожу-то прячет! – хрипели сзади.

– Застегнул куколь на все пуговицы, да еще и рукой держит.

– Боится, видать, чтобы не заглянули!

И уже предлагали:

– Стянуть с него капюшон!

– А ты не противься, святой отец! – убеждали пфальцграфа.

– Не то хуже будет, твоя треклятая светлость! – обещали ему.

– Хватай его! Держи!

Нужно было решаться. Сейчас же. Немедленно.

И Дипольд решился. Стряхнул тянущиеся со всех сторон руки. Самых дерзких полоснул по пальцам вырванным из-под инквизиторского плаща ножом. Под вопли раненых растолкал стоящих впереди. Кого – растолкал, кого – пырнул засапожником.

Выскочил из взбудораженной толпы, пряча нож под широким рукавом. Вывалился из плотной людской массы, слыша за спиной злобное шипение, проклятья, крики боли и ненависти.

И сразу же наткнулся на оберландских копейщиков.

– Пропустить! – приказ Чернокнижника прозвучал прежде, чем Дипольда успели схватить.

Оберландцы расступились.

В толпе нидербуржцев послышались возмущенные и предостерегающие возгласы. Но…

– Молча-а-ать! – грянул над площадью грозный рык Альфреда. – Всем молчать!

Толпа послушно и испуганно умолкла.

Глава 30

Дипольд занял заранее выбранную позицию – самую подходящую для задуманного. Вроде бы и перед Альфредом, окруженным со всех сторон телохранителями, встал. Но так, что и до маркграфского трубача тоже – рукой подать.

– Святой отец? – с насмешливым удивлением произнес змеиный граф. Конь Альфреда, словно чувствуя настроение хозяина, аж пританцовывал перед Дипольдом. – Право слово, не ожидал, не ожидал… Неужели всезнающая имперская инквизиция готова оказать услугу оберландскому Чернокнижнику и поспособствовать мне в поисках Дипольда Гейнского?

Издевался, мерзавец! Чувствовал свою силу – и откровенно издевался. Но, похоже – пока только над незадачливым инквизитором. А вот кто прячется под просторной черной накидкой Альфред, кажется, еще не сообразил.

Или все же сообразил?

Или нет?..

– Ваша светлость! Нож! – предупредил кто-то из бдительных телохранителей. – У него нож в рукаве. И кровь на плаще.

Заприметил-таки маркграфский пес, как предательски топорщится правый рукав. Ну, а свежую кровь, запятнавшую инквизиторский плащ – ту и вовсе мудрено не заметить.

– Каратель! – вскинулся другой трабант. – Кольчуга на нем!

– Вижу-вижу, – процедил Альфред. – И кольчужку под плащом. И кровушку на плаще. И ножичек припрятанный – тоже вижу. Интересно, с каких пор отцы-инквизиторы разгуливают по имперским дорогам с разбойничьим оружием и проливают кровь? Разве это не запрещено вашим уставом?

Дипольд искренне пожалел, что кривые плохо сбалансированные засапожники не предназначены для метания. А то бы стоило попытаться… Швырнуть в эти глумливые глаза под открытым забралом. Глядишь – и не увернулся бы маркграф. И телохранители – кто знает – быть может, не успели бы прикрыть своего господина.

Альфред будто разгадал его мысли:

– Отдал бы ты свою ковырялку, святой отец. Проку от нее все равно не будет. Только медленно, пожалуйста, без резких движений… А потом поговорим и о пфальцграфе, если тебе есть что сказать. Да, и капюшончик, будь добр, сними перед моей светлостью. Я знаю, что вы, божьи каратели, своих лиц открывать не привыкли, но здесь ни инквизиторские, ни имперские законы больше не действуют. Так что давай-давай, смелее. Не нужно меня злить. И, главное, бежать не пытайся, святой отец – не выйдет. Предупреждаю сразу: любая глупая выходка с твоей стороны станет смертным приговором для тех, кто стоит на площади у тебя за спиной. Это я обещаю и тебе, и им. Даю честное маркграфское слово!

Сказано это было громко, чтобы услышали все. И таким тоном, чтобы ни у кого не возникло сомнений: слово свое Альфред сдержит непременно.

Что ж, за спиной Дипольда стояли перепуганные нидербуржцы. А уж их-то жизнями пфальцграф не особенно дорожил. Все равно этот двуногий скот обречен. Ну, не верил Дипольд, что Чернокнижник пощадит хоть кого-нибудь. Даже если маркграф не перебьет их сразу, прямо здесь, то отправит подыхать в темницы или в магилабор-залы.

– Ты ведь не хочешь погубить столько ни в чем не повинных людей, святой отец? – расплылся в улыбке Альфред Оберландский. – Грех-то какой, а?

Дипольд кивнул и послушно поднял левую руку к куколю – расстегнуть пуговицы и сбросить тяжелую плотную ткань с головы. Правой пфальцграф медленно – как просили – протягивал нож рукоятью вперед. Но тому протягивал, кому счел нужным. Сигнальщику с боевым рогом.

Поскольку оберландский трубач находился сейчас к нему ближе прочих, ничего подозрительного в этом не было. Всадник, увидев безропотно сдаваемое оружие, наклонился в седле и тоже протянул левую руку, правой придерживая висевший на плече рог …

Гейнский пфальцграф скинул капюшон.

– Дипольд! – ахнули вокруг.

Его ожидания оправдались. Даже более чем. На миг оберландцы остолбенели. На краткий миг, недостаточный для того, чтобы прорваться к Альфреду или Лебиусу, но вполне сгодившийся для другого.

Сверкнул на солнце подкинутый засапожник. Правая ладонь пфальцграфа быстро и ловко перехватила оружие за рукоять. Теперь на сигнальщика было направлено заточенное лезвие.

Левой рукой Дипольд вцепился в запястье изумленного трубача. Дернул на себя, одновременно выбрасывая зажатый в кулаке нож вперед. Сильно и резко ударил всадника под локоть.

Оберландец, судорожно стиснув повод пальцами правой руки и упершись левой ногой в стремя, попытался усидеть в седле и уклониться от выпада Дипольда. Не вышло: отточенная сталь легко вошла в неприкрытое броней подреберье. Короткий вскрик – и наездник, балансировавший на одном стремени, мешком повалился на землю вместе со своим сигнальным рогом.

Оставив нож в боку трубача и оттолкнувшись ногой от упавшего тела, Дипольд сам вскочил в седло. Дернул повод, разворачивая скакуна. Гикнул. Что было сил саданул пятками по конским бокам. Сил было много, и силы эти с лихвой компенсировали отсутствие шпор. Рослый жеребец взял с места в карьер.

Шарахнулись в сторону испуганные лошади маркграфской свиты.

Дипольд стрелой пронесся мимо вражеских всадников, запоздало поворачивавших коней. Мимо застывших големов. Мимо ошарашенных копейщиков.

Еще удар пятками. Еще…

Еще крик – прямо в конские уши.

Оберландский жеребец мигом вынес пфальцграфа с площади. Понес дальше – по опустевшему лабиринту путаных городских улочек.

Крепкая рука наездника направляла скакуна к главным Нидербургским воротам.

– Взять! Схватить! – отчаянно завопил кто-то за спиной беглеца. Но то был не голос маркграфа и не крик магиера.

Дипольд не мог видеть, как Лебиус заступил дорогу погоне, кинувшейся было за беглецом. Не видел он и того, как Альфред Чернокнижник повелительным взмахом руки остановил своих всадников.

Оберландцы осадили коней, недоуменно переглядываясь, но не смея произнести ни слова.

– До чего же прыток все-таки этот Дипольд! – задумчиво прицокнул языком Альфред и повернулся к магиеру: – Уже второго коня у меня уводит! Конокрад, прямо, а не благородный пфальцграф.

– Да, ваша светлость, – согласился Лебиус, – он очень ловок и удачлив. И это лишний раз доказывает, что мы не ошиблись с выбором. Дипольд Славный – наиболее подходящая кандидатура…

Прагсбуржец оборвал недоговоренную фразу на полуслове: вокруг были люди, для чьих ушей не предназначались сокровенные тайны, объединявшие маркграфа и магиера.

Альфред, впрочем, прекрасно понял недосказанное.

– Но не слишком ли Дипольд ловок и удачлив, а колдун? Не чрезмерно ли? – прищурился змеиный граф.

В вопросе Альфреда слышалось и любопытство, и озабоченность, и грозное предостережение.

– Ты, помнится, предлагал мне отыскать Дипольда в Нидербурге, вывести его за городские стены, а уже там дать ему возможность сбежать. Таков был твой план?

– Вы правы, ваша светлость, – не посмел возразить Лебиус. – Но ведь ничего страшного не произошло. Присмотрщик получил необходимые распоряжения и кружит над городом. Ваши люди, оставленные на стенах и за стенами, предупреждены. А пфальцграф… Он всего лишь несколько ускорил развитие событий.

– Всего лишь?! Несколько?! – Альфред криво усмехнулся. – Вообще-то, Дипольд сегодня действовал иначе, чем ты запланировал. И знаешь, колдун, меня начинает беспокоить эта его непредсказуемость.

– Позволю заметить, ваша светлость, дела обстоят вовсе не так плохо, – осторожно ответил Лебиус. – Скорее – наоборот. Дипольд оказывается еще более предсказуемым, чем я рассчитывал.

– Но здесь, на площади, он всех нас застал врасплох. Он перехитрил и тебя, и меня. Или… Погоди-ка, колдун! – Альфред вперился тяжелым взглядом в смотровые прорези на магиерском капюшоне. – Или ты все же ожидал от него чего-то подобного?

Маркграф нахмурил лоб, припоминая…

– А ведь в самом деле… Это ведь ты упросил меня взять в город сигнальщика в парадных, а не в боевых одеждах. Ты посадил его на сильного коня, пригодного к дальней дороге. И именно по твоей просьбе я держал трубача возле нас. Ну-ка, ну-ка, объясни, колдун…

– Я лишь стараюсь предусмотреть то, что может произойти, – донеслось из-под капюшона. – А произойти может всякое. Но чтобы не утруждать понапрасну вашу светлость излишними и утомительными подробностями обо всех возможных вариантах развития событий…

– Впредь изволь утруждать! – холодно велел Альфред. – Я хочу знать все. Обо всех возможных вариантах. И обо всех твоих планах. Ты понял меня, колдун?

– Да, ваша светлость, – покорно качнулся магиерский куколь.

– Ты хорошо меня понял?

– Да, ваша светлость…

– Правильно?

– Да, ваша…

Не дослушав, Альфред тронул коня.

Глава 31

Маркграф подъехал к неподвижному сигнальщику, вокруг которого уже суетились оберландские латники. Скривился, глянув на расколотый от удара о землю рог. Рог был хорош, и его было жалко.

Затем Альфред перевел взгляд на распростертое тело. Спросил:

– Как он?

– Мертв, ваша светлость, – доложили маркграфу. – Похоже, нож достал до сердца.

– Пфальцграф оставил после себя еще один труп, – задумчиво проговорил Альфред.

Обернулся. Улыбнулся.

– А, колдун?

– Чем больше трупов, тем лучше, ваша светлость, – сразу же отозвался Лебиус. – Смерть, множимая волей Дипольда, нам на руку.

– Ну что ж, сегодня на совести гейнца будет много смертей… – на губах Чернокнижника играла хищная усмешка.

Маркграф направил коня на толпу нидербуржцев. Лебиус следовал чуть позади. От магиера не отставали два стражника с обнаженными мечами. За ними тронулась с места вся маркграфская свита. Вооруженные всадники брали Альфреда и Лебиуса в плотное полукольцо. Альфред наезжал на людское море шагом, не спеша.

Море отступало…

– Ну что, бюргерское отродье, дождался ли я от вас сегодня помощи?! – зло, но в то же время и весело выкрикнул маркграф.

Альфред не останавливался. Двигался вперед и вперед. Сопровождавшие Чернокнижника всадники тоже не останавливались.

Отступать с оцепленной площади было некуда, однако толпа пятилась и спрессовывалась. Это казалось невозможным, но между мордами оберландских коней и передними рядами нидербуржцев расстояние оставалось неизменным. Теснота и давка усиливались. Однако никто из горожан не смел нарушить тишины.

– Нет, не дождался! – сам же и ответил на свой вопрос Альфред Оберландский. – Вы не указали мне на Дипольда, пока была такая возможность. Но это еще полбеды. Это я еще могу простить. Настоящая беда в другом. Для вас – больша-а-ая беда…

Конь Чернокнижника продолжал, понукаемый седоком, неторопливо переставлял ноги. Огромный боевой жеребец надвигался на пешую толпу. Прагсбургский магиер и оберландские всадники следовали рядом.

– Его светлость гейнский пфальцграф Дипольд Славный изволил зарезать моего человека и бежать с площади, прекрасно сознавая, что тем самым всех вас обрекает на гибель. Разве я не предупреждал его? Разве не давал слово учинить расправу над вами за подобную глупость с его стороны?

Долгая выразительная пауза в грозной речи маркграфа…

Молчание на площади. Покорное согласие. СТРАХ…

– И теперь вам же я задаю вопрос: может ли благородный рыцарь нарушить свое слово?

Альфред, наконец, натянул поводья, останавливая коня.

Остановилась свита.

– Может, я спрашиваю?!

Стиснутая големами, оберландскими копейщиками и вооруженными всадниками толпа безмолвно колыхалась, будто единый организм, содрогающийся от ужаса.

– Нет, не может, – снова сам себе ответствовал Чернокнижник, громко проговаривая каждое слово, – никак не может. Если давший слово человек, конечно, по-настоящему благороден. А кто-нибудь из присутствующих здесь сомневается в моем благородстве?

Толпа замерла.

Альфред повернулся к Лебиусу, поинтересовался – на этот раз тихо, почти неслышно:

– Тебе нужны еще люди, колдун? Живые люди, я имею в виду?.. Целые?..

Лебиус отозвался столь же негромко:

– У меня достаточно людей, ваша светлость. Живых и целых пока достаточно. Ну, а эти… – прорези на магиерском капюшоне обратились на забитое народом торжище. – В мастераториях этих все равно пришлось бы рвать и резать на куски. К тому же, сейчас для нас важна не их жизнь и не их смерть, как таковые, а виновник их смерти. И, в первую очередь, та степень вины, что лежит на Дипольде.

Альфред вновь глянул на притихших горожан. Вздохнул с неискренней печалью и глумливым сожалением:

– Что ж, господа бюргеры, почтенные и не очень, возблагодарите за все Дипольда Гейнского по прозвищу Славный. Если успеете.

И добавил уже другим голосом – зычным, громогласным, как и подобает военачальнику, отдающему приказ:

– Големы, вперед!

Стальные великаны вступали в людское море со всех сторон одновременно.

– Бей! Руби! Круши! Ломай! Рви! – повелел Альфред Оберландский.

И, повернувшись к Лебиусу, заметил:

– Так будет проще и быстрее. Ну, а чистить големов от крови и смазывать механику – твоя забота, колдун.

– Сделаю все в лучшем виде, ваша светлость, – заверил магиер. – У меня теперь достаточно толковых помощников. Нидербургские мастера – лучшие во всем Остланде. А уж если их еще немного улучшить…

Лебиус спрятал улыбку в тени куколя.

– Да, колдун, и не забудь про голема, который первым перебрался через крепостной ров, – напомнил маркграф. – У него внутри, должно быть, тоже все хлюпает. Может поржаветь, бедняга.

На этот раз Лебиус ответил кивком. Разговаривать было уже невозможно: слишком шумно стало на рыночной площади Нидербурга.

Над головами с выпученными глазами и разинутыми в многоголосом вопле ртами поднимались и опускались чудовищные мечи, секиры, булавы и просто стальные руки с растопыренными пальцами-крючьями. Лязг и звон металла тонули в криках боли и ужаса.

Обезумевшая человеческая масса попыталась было выплеснуться из берегов, очерченных границами торжища, но вездесущие оберландские всадники и пешие копейщики рубили и кололи людей, загоняя их обратно – туда, где собирала свою кровавую жатву бесстрастная механическая смерть.

Крики нидербуржцев настигли Дипольда Славного уже у главных городских ворот. Ударили в спину, подхлестнули коня.

– Пр-р-равильно! Все пр-р-равильно, – прорычал пфальцграф сквозь зубы.

Нет, он не испытывал сейчас ни жалости, ни сострадания к гибнущим на площади людям. Всего его, все его нутро, всю душу или то, что было вложено вместо нее, наполняло и распирало нечто иное. Хорошо знакомое уже. Но еще не понятое, не осознанное до конца.

Дипольду повезло. Улица, ведущая к воротам, была свободна. Как и прочие улицы, по которым он пронесся в бешеном галопе. Ни одного оберландца, ни одного голема на пути.

И ни одной стрелы, ни одной пули, пущенной вдогонку.

И ворота открыты. Так открыты секирами и булавами стальных монстров, что захочешь – не закроешь.

А за воротами косо лежит сорванный с цепей подъемный мост.

А за мостом справа – обоз оберландской армии, так и не вошедший в город. Кони, волы, люди. Крытые повозки, окрашенные в разные цвета, и повозки открытые. Длинноствольные бомбарды на диковинных колесных лафетах. Ядра и бочки с порохом.

Дипольд направил коня влево. Туда, где свобода, где нет над ним больше чужой воли.

«Нет! Чужой! Воли! – мысленно повторял он в такт конскому скоку. – Нет! Чужой! Воли!»

Все было правильно. Как всегда. Все пра-виль-но!

И погони не было.

Вернее, была, но слишком запоздалая и вялая какая-то, неспешная. Несколько всадников, выскочивших вслед за Дипольдом из разбитых ворот, преследовали его до дальних Нидербургских предместий, где благополучно отстали. Резвый жеребец, захваченный на городском торжище, легко оторвался от коней оберландцев.

Зато в небе над головой Дипольда неотвязно кружил одинокий ворон. И вряд ли то был случайный попутчик.

Но, слава Богу, вечерело. И, слава Богу, вскоре представилась возможность свернуть в лес. Значит, еще есть надежда. Надежда на густые, дремучие – не чета оберландским – остландские чащобы и на ночную тьму. Извилистые, плохо просматривавшиеся с высоты лесные тропки да безлунные ночи – вот как можно избавиться от назойливого пригляда сверху.

Если, конечно, повезет.