Текст книги "Обитель зла"

41

Романо расчистил дорогу от парковки до Casa della Strega и на тракторе с прицепом перевез вещи: латунную кровать, которую Сара, собственно, и купила для этого дома, матрасы, комод, старый сундук, ее картины, мольберт и другие принадлежности для рисования, лампы, белье, посуду, книги, ковры и прочие мелочи. Гардины она сшила на швейной машинке Розы, которая стояла на комоде в гостиной, а потом спрятала се в кладовку. Она поставила свечи, повесила картины, включила свою любимую музыку и была бесконечно счастлива.

– Это мой маленький рай, мое сокровище! – сказала она и пылко обняла Романо. – Здесь я буду собой, буду дома. Буду скучать по тебе и любить тебя еще сильнее.

Два-три раза в неделю она уходила туда. Романо даже представить не мог, как она проводит вечера и ночи, и пару раз приезжал без предупреждения. Ему при этом было не по себе, словно он проверяет ее, но Сара улыбалась, открывая дверь, и, похоже, была ему даже рада.

– Заходи, – говорила она. – Как прекрасно, что ты здесь! Я как раз начала чувствовать себя одинокой.

Она наливала ему бокал вина и гладила по голове, пока он пил, улыбалась и многообещающе смотрела ему в глаза. А он испытывал какое-то странное чувство. Словно школьник, которому кажется, что его уносит течение, когда его впервые касается женская рука.

И наконец она брала его за руку и увлекала за собой… Он видел картины на мольберте, написанные в последние дни. Она выключала свет. В постели Сара вела себя необузданно, чего он не замечал за ней в супружеской спальне в Монтефиере. Он чувствовал себя женатым мужчиной и тайным любовником одновременно. И для него она была почти чужой женщиной, которая доводила его до исступления.

Он пытался взять себя в руки, сдерживал себя, чтобы не испугать ее и не выйти за рамки дозволенного. И твердо верил, что делает ее счастливой.

Романо любил эротические приключения в ее маленькой хижине. Он не хотел упускать эти ночи, но ему было неудобно и стыдно, и он больше не приезжал к ней внезапно. Когда он хотел приехать, то заранее звонил ей на мобильный. И они договаривались о встрече в Casa della Strega, как пара любовников о тайной встрече в гостинице.

Наконец-то у Сары было свободное пространство, которое ей было так необходимо.

42

Сара лежала в гамаке на террасе в Монтефиере и дремала, когда около пяти часов в гости к ней неожиданно пришла Мариса из Рапалы. Они познакомились три года назад на встрече немецких женщин, которые собирались раз в месяц, чтобы обменяться опытом жизни в Тоскане, подружились и иногда встречались.

Мариса привезла ricciarelli, мягкие овальные кексы из марципана, поскольку знала, что Сара ради них бросит все, хотя обычно относилась к сладостям без интереса. Мариса жила в Италии уже двадцать лет. Ей было семьдесят три года, и два года назад она стала вдовой. Ее муж Сальваторе жил с удовольствием, не ощущая боли в теле, безнадежно изъеденном раком. Когда его забрали в больницу на обследование из-за проблем с сердечно-сосудистой системой, ему оставалось жить только три дня. До последнего вздоха он твердо верил, что быстро преодолеет случившиеся неприятности и доживет, как минимум, до ста лет. Смерть настигла Сальваторе так внезапно, что у него даже не осталось времени, чтобы попрощаться с Марисой, которая сидела возле кровати и держала его за руку. Он улыбнулся и умер.

И Мариса точно так же продолжала жить дальше. С улыбкой и всегда в хорошем настроении.

– Я не хочу, чтобы он сердился, видя со своего облака, что я пребываю в унынии, – говорила Мариса. – Нам всегда было хорошо вместе, у нас всегда было хорошее настроение, и так должно продолжаться. И когда я уйду к нему, чего не придется ждать слишком долго, мы начнем с того, на чем остановились.

Мариса, хотя у нее не было и капли лишнего веса, была неисправимой любительницей сладостей. Она поглощала сладости в любой форме, в любом виде и в любое время суток. Но послеобеденный кофе она не любила пить в одиночестве. Тут ей действительно очень не хватало Сальваторе, царство ему небесное!

Итак, Мариса и Сара сидели на террасе и пили кофе. Романо работал вместе с сантехником в траттории, потому что там забился слив воды в посудомоечной машине. Мариса как раз рассказывала свежий анекдот, который запомнила, чтобы передать Сальваторе в подходящее время на облаке, когда произошло следующее. Сара надкусила кекс, и вдруг острая боль в зубе пронизала ее насквозь. Она вскрикнула и с ужасом посмотрела на Марису, потому что боль не прекращалась и зуб не успокаивался.

Энцо предложил взять на себя заботу об Эди и Эльзе, и Мариса повезла Сару в Ареццо к знакомому зубному врачу. С тех пор как Сара жила в Италии, у нее никогда не возникало проблем с зубами, и она была рада, что Мариса может кого-то посоветовать.

– Это немец, – сказала Мариса, улыбаясь, – и, по-моему, самый лучший зубной врач в мире.

Это было настоящее потрясение, когда он вошел в стоматологический кабинет. Белый халат прекрасно сочетался с его светлыми, слегка волнистыми волосами и очень молодо выглядевшим лицом. Сара прикинула, что ему лет сорок пять, не больше.

Она показалась себе маленькой и беспомощной, когда пришлось поздороваться с ним из зубоврачебного кресла, где она лежала. Когда он подал ей руку, легким нажатием ноги поправил кресло, а затем нагнулся, чтобы более детально обследовать больной зуб, все ее тело было уже словно наэлектризовано. Она больше не чувствовала зубной боли, лишь невыносимое напряжение между ними. Он был высокого роста, выше, чем Романо, и очень худой. У нее всегда была какая-то непонятная тяга к таким лептосоматическим типам. Она закрыла глаза и сконцентрировалась на его дыхании, которое время от времени, словно лаская, касалось ее лица. Она думала уже не о зубе, а мысленно желала, чтобы медсестра, стоявшая рядом с креслом со своим отвратительным шлангом, которым время от времени отсасывала слюну из ее рта, чье лицо время от времени появлялось между его лицом и лицом Сары, убралась отсюда к черту. Она посмотрела на его красивые руки, которые спокойными и уверенными движениями делали ей местный наркоз.

– Больно? – спросил он, и Сара отрицательно покачала головой.

Когда он нечаянно коснулся ее руки, она так вздрогнула, что он тут же извинился. Но она только улыбнулась и попыталась удержать его взгляд. Ей показалось, что он что-то понял.

Сара прополоскала рот и поглядела на часы. Без двадцати восемь. Приемная была пуста, только Мариса сидела там и ждала ее.

«Черт побери, Мариса… – подумала она. – А я ведь уже так близка к цели».

– Придется поставить на зуб коронку, – сказал он, моя руки. – Временная долго не продержится. Через две недели мы увидимся снова.

Две недели! В ее ушах они прозвучали как два года, но она с благодарностью кивнула.

– Он чертовски хорошо выглядит, – сказала Мариса на обратном пути, – ты не находишь? Женщины сходят по нему с ума, он еле успевает отбиваться.

– Да ну? – Сара сделала вид, что ее это мало интересует.

– Он был женат на итальянке, но два года назад она его бросила. Ей надоели его измены.

«Значит, он легкая добыча. По крайней мере, не крепкий орешек, спрятанный под горой моральных терзаний».

– Его показатели в качестве жеребца меня не интересуют, – заверила она Марису. – Самое главное, чтобы он был хорош как врач.

Мариса покосилась на подругу, словно хотела сказать «Не верю ни одному твоему слову», но Саре было все равно. Пока ведь ничего еще не произошло, и Мариса могла смотреть каким угодно многозначительным взглядом, что она делала всегда, когда по причине легкой глухоты чего-то не понимала.

В следующие дни Сара только и думала, как бы поделикатнее обставить возобновление контактов с доктором Хольцнером. Маттиасом Хольцнером, как она прочитала на его визитной карточке. Через четыре дня она ему позвонила. Вечером, в половине восьмого, в его частную зубоврачебную клинику.

– Мне больно, – сказала она. – Что-то не в порядке с временной коронкой. Я не выдержу эту ночь. Можно я приеду?

– Хорошо, – сказал он, и его голос совершенно не был раздраженным. – Приезжайте.

Обычно поездка в Ареццо длилась сорок пять минут, но в этот раз она домчалась за тридцать пять.

Когда Сара приехала, медсестра уже ушла домой. И на докторе тоже не было белого халата. Он улыбнулся, и Сара ответила на его улыбку. Скорее всего, у нее был далеко не вид пациентки, которая сходит с ума от зубной боли.

– Что желаете? – спросил он. – Шампанское?

Она ожидала чего угодно, но только не этого.

Значит, вот как просто все бывает. Он или умел читать мысли, или обладал способностями экстрасенса. Ей не надо было напрягаться, что-то сложно и обстоятельно объяснять, может быть, выставлять себя на посмешище. Все было и так понятно.

Все произошло на зубоврачебном кресле. И это возбудило ее намного сильнее, чем то, что она сотни раз представляла в своих фантазиях.

Маттиас вскоре стал постоянным гостем в Casa della Strega. Он верил, что он – единственный. И Романо, который любил жену и желал ее, как никогда раньше, думал о себе так же.

43

Эди любил чистить зубы и иногда занимался этим делом целых полчаса, пока кто-нибудь не отнимал у него зубную щетку. Он потом расстроенно плевался в зеркало, но прекращал свою бесконечную чистку. А в это время Сара варила ему «здоровый суп», как она это называла, – овсянку с апельсинами, медом и изюмом. После завтрака она наводила порядок в кухне, вытирала овсянку со стола и стула, с пола и с кухонных шкафчиков. Она вытирала Эди лицо и руки, кроме того приходилось надевать ему чистую футболку, потому что во время еды он пачкал любую одежду. И Эди исчезал с Тигром в своем укрытии. Если была плохая погода, Сара усаживала Эди в его комнате или гостиной и давала ему какой-нибудь предмет. Книжку с картинками, старый телефон, вышедшую из строя кофемолку или поломанный приемник, которые ему разрешалось разбирать.

– Поиграй, – говорила она, гладила его по голове и уезжала, чтобы сделать покупки для траттории или провести день в Casa della Strega.

Придуманное ею название «Casa della Strega» уже прижилось в семье и даже частично в городке.

Эди был как будто предметом мебели, который она каждый день ставила в угол, тут же о нем забывая.

Романо вставал позже всех, потому что каждый вечер очень долго работал. Он не завтракал, а только пил кофе в кухне Терезы. Потом он шел к Эди, чтобы немного поиграть с ним, и приступал к приготовлению еды в траттории, где в разгар туристического сезона на обед подавали горячие блюда.

В обеденное время Тереза кормила Эди, а в остальном он был полностью предоставлен самому себе. Иногда он отправлялся на прогулку. Он бродил по оливковым рощам и виноградникам, и никто не знал, где он. Случалось, никто на протяжении нескольких часов не замечал, что Эди нет дома. Но он обязательно возвращался, когда уставал, испытывал голод или жажду.

– У него хотя бы есть чувство ориентировки, – сказала однажды Сара, когда он вернулся уже затемно. Ее грызла совесть, что Эди в свои одиннадцать лет часами в одиночку бродит по лесу, но она не хотела запирать его, как собаку в вольере. В конце концов, он был большим и крепким, как пятнадцатилетний подросток. – По крайней мере, пусть у него будет хоть это. Если бы он еще и терялся, у нас был бы кошмар каждый день. Тогда хоть сажай его на цепь!

То, что Эди ужасно скучал, никому, похоже, не приходило в голову.

Но Эльза знала, что такое скука.

Время от времени она после обеда присоединялась к Эди.

Ей не нужно было готовить домашнее задание, она и так все знала. У нее только по физкультуре было «хорошо», а отличные оценки по остальным предметам сами сыпались на нее.

– Подай мне ведро, Эди, – сказала Эльза, и Эди тут же выполнил ее просьбу.

Потом она отставила ведро в сторону и приказала:

– Снова принеси мне ведро, Эди, но сначала налей в него воды.

Это было уже труднее. Она каждый день занималась с ним, но Эди понадобилось две недели, чтобы запомнить, что нужно пойти к крану с водой на углу дома, открыть кран, налить в ведро воды, закрыть кран и вернуться с ведром к Эльзе. Когда он выполнил это задание в первый раз, она обняла его, почесала ему живот и накормила карамельками. Эди был бесконечно счастлив и постоянно хотел таскать ей воду в ведрах.

Эльза была неутомима в изобретении все новых и новых заданий. Если она была в гостиной, то говорила Эди:

– Сходи на кухню и принеси мне масло.

Когда Эди приносил масло, она посылала его за хлебом. Потом приказывала отнести то и другое назад и положить на место. Для Эди было сложно решить, куда положить масло, а куда – хлеб, и он старательно запихивал хлеб в буфет для посуды, а масло – в ящик для ножей и вилок. Но он старался. Конечно, лучше, когда тебя кормят карамельками, чем щипают.

Через неделю он уже мог правильно положить хлеб в корзину для хлеба, а масло – в холодильник. Еще через две недели он научился доставать масло из холодильника, хлеб из корзины для хлеба, вынимать из ящика для посуды нож, намазывать масло на хлеб и снова укладывать все обратно. Еще через неделю он понял, что нож, которым воспользовались, нужно класть в мойку или в посудомоечную машину. Эльзе понадобилось четыре недели, чтобы научить брата намазывать масло на хлеб. Когда она попробовала проделать то же самое с вареньем из апельсинов, Эди усвоил это намного быстрее, потому что ему хотелось побыстрее съесть хлеб с намазанным на него вареньем.

И после каждой победы она чесала ему живот и запихивала в рот конфету. «Хитрый Эди – tutti paletti» [63]63
  Все в порядке (итал.).


[Закрыть], – говорила она каждый раз, и Эди с восторгом повторял эту фразу. «Tutti paletti» стало его любимым выражением, и он бормотал эту фразу по двадцать раз, когда гордился собой, потому что что-то удавалось.

Когда Эди исполнилось десять лет, они с Эльзой придумали особый язык, чтобы понимать друг друга, и этот язык был очень своеобразным. Достаточно было Эльзе сделать определенный намек, как Эди точно знал, что нужно делать. Когда она говорила «ванная», он тут же бежал в ванную комнату, садился в ванну и крутил краны, пока не подбирал подходящую температуру. Потом он брал щепотку соли для ванн из желтой бутылки в форме медвежонка и от души плескался в воде. А Эльза рассказывала ему истории о медведях и кроликах. И только когда она запрещала ему брать с собой в ванну кролика, которого каждые пару месяцев приходилось заменять новым, поскольку ни один зверек долго не выдерживал общества Эди, он плакал. Он не хотел понять, что для кролика нет ничего хорошего в том, что ему доставляло такое огромное удовольствие. «Без лодки вода – для кролика беда», – говорила Эльза каждый раз, и однажды до Эди дошло, что кролик не умеет плавать и боится большой ванны, как он боится озера и даже маленького пруда в дедушкином саду.

Эльза стала для Эди смыслом всей жизни. Когда она была в школе, он нервно бегал перед домом туда и обратно, сидел в своем укрытии и качал ногой, двадцать раз приносил ведро с водой, говорил «tutti paletti» и верещал от радости, как обезьяна в лесу, когда она возвращалась домой. Стоило Саре или Романо отругать Эльзу или просто покритиковать ее, он начинал скалить зубы и угрожал родителям кулаками. Днем и ночью он мечтал о том, чтобы Эльза почесала ему живот, и она даже снилась ему. Он не знал, что то, что он чувствовал, называется любовью.

Даже если у нее не было времени для него, он бегал за ней, как тень. Обычно она старалась его не замечать, а когда он слишком сильно действовал ей на нервы, кричала на него. Тогда Эди на две секунды замирал, а потом падал на землю.

– Я все равно вижу тебя, Эди. Я вижу тебя всегда. Ты не можешь стать невидимым. Вставай и иди в свою берлогу, играй там с Тигром. С Тигром игра – лучшая пора…

После этого Эди немедленно вставал и уходил в свое укрытие. И ждал, когда Эльза найдет время для него.

Постепенно она начала приучать Эди к вещам, которые требовали больших усилий над собой. Она хотела знать, действительно ли он полностью доверяет ей и будет слушаться безоговорочно.

– Съешь это, – потребовала как-то она, положив дождевого червяка ему на ладонь.

Эди испуганно посмотрел на нее и отрицательно покачал головой.

– Сделай это, иначе я поссорюсь с тобой.

Глаза Эди расширились от страха, но он продолжал качать головой.

– Он ничего тебе не сделает. Он не ядовитый. И на вкус как макароны.

Эди по-прежнему качал головой.

– Ты мне не веришь?

Эди не прекращал качать головой.

– Ага. Эди злой. Эльза уходит.

Она повернулась и убежала в дом.

Эди стоял, как облитый водой пудель, и трясся всем телом. Он неотрывно смотрел на извивающегося в руке червяка и даже понюхал его. Примерно десять минут он просто стоял и боролся с собой.

Затем он крикнул во все горло:

– Эльза!

Эльза подошла к окну.

– Что такое, Эди?

Эди засунул червяка в рот, быстро прожевал его и с трудом проглотил. Но он не сказал «Tutti paletti», не засиял от гордости, а сел и заплакал.

Эльза вышла из дома и почесала ему живот.

– Эди храбрый – Эди хороший, – прошептала она и сунула ему в рот карамельку.

Все же Эльза была недовольна, что Эди пока что не справлялся с тем, что она требовала, потому что хотела знать, сделает ли он все, абсолютно все, что она ему прикажет. И тут начались мучения Эди.

Понадобилось пятнадцать мучительных попыток, пока он стал добровольно, не сопротивляясь, глотать червяков.

Она требовала от него отрывать у богомолов ножки и медленно разжевывать тараканов. Если он немедленно не исполнял то, что она приказывала, она била его, оставляла одного и не заботилась о нем.

Эди боролся. И каждый раз ему удавалось преодолеть себя. Его любовь к Эльзе была сильнее, чем отвращение. Слишком большим был его страх потерять ее.

Тоскана, май 2000 года – за пять лет до смерти Сары

44

Франческо Росси неделю назад исполнилось семнадцать лет. Он, погруженный в свои мысли, пинал ногами камешки, стараясь попасть ими в контейнер для мусора, который стоял возле автобусной остановки. Каждый раз, когда камень ударялся о пластиковую стенку, раздавался громкий щелчок. Еще семнадцать минут. Потом должен подъехать автобус – если он сегодня, в порядке исключения, прибудет точно по расписанию.

Он прекратил бессмысленное пинание камешков, присел на корточки и еще раз перебрал сверху донизу свою огромную спортивную сумку в поисках чего-нибудь, что можно выпить, затерявшегося между брюками, кроссовками, футболками, тренировочным костюмом и полотенцем. После двух часов игры в футбол на спортивной площадке в Бучине его горло пересохло. Время от времени случалось, что он забывал взять с собой две бутылки минеральной воды. Ничего. Nulla e niente [64]64
  Ноль и ничего (итал.).


[Закрыть]. Он со злостью запихнул вещи назад в сумку и закрыл ее на застежку-молнию.

Уже сейчас, в конце мая, солнце после обеда палило беспощадно. Нигде никакой тени. Даже остановка была ничем иным, как обыкновенным шестом в широком поле с табличкой «Fermata» [65]65
  Остановка (итал.).


[Закрыть] и расписанием движения на весь летний сезон. Франческо ненавидел поездки в автобусе, связанные с постоянным ожиданием, но ничего другого ему не оставалось. У него не было мопеда «Vespa», как у большинства мальчиков из его класса, потому что он экономил каждый цент из своих карманных денег для операции. У него был огромный, слишком длинный острый нос, а уши торчали по обеим сторонам головы, как подставки для пивных кружек. Он выглядел как какая-то карикатурная фигура, крыса или летучая мышь, и поэтому, с тех пор как он помнил себя, над ним постоянно смеялись. Стоило ему появиться в школьном дворе, как одноклассники начинали кричать: «Внимание, мышиная полиция!»

Утром в зеркале он видел не свое лицо, а физиономию «самолет, идущий на посадку», «Пиноккио» или «большую операцию по подслушиванию населения». Он был так несчастен, что в четырнадцать лет уже пытался повеситься на яблоне, но сук обломился и тем самым спас ему жизнь.

Он уже навел справки в Кареджи, большой клинике во Флоренции. Операция по уменьшению носа и подшиванию ушей стоила два миллиона лир, а таких денег у его родителей не было. Его отец работал водителем грузовика местного коммунального хозяйства, мать занималась домом и его тремя братьями и сестрами. Семья жила вместе с двумя кошками и худым, как веретено, псом не поддающейся определению случайной помеси пород в невзрачном домике в Террануово Браччиолини прямо возле автострады.

Франческо отпрыгнул в сторону, когда легковой автомобиль резко затормозил и остановился возле него.

– Buona sera, – сказала светловолосая женщина и улыбнулась.

Она была в машине одна.

– Может, подвезти? Куда тебе нужно?

– В Террануово.

– Никаких проблем. Я еду в Монтеварки. Садись.

Населенные пункты Террануово Браччиолини и Монтеварки уже почти срослись друг с другом. По расстоянию это было почти одно и то же.

Франческо от изумления не двигался с места.

– Ну давай, садись уже! Багажник открыт, можешь поставить туда свою сумку.

Франческо кивнул, и на лице его наконец появилась улыбка. Вот класс! Эта женщина просто так остановилась и взяла его с собой! Может быть, она даже отвезет его прямо к дому. Он поспешно забросил сумку в багажник и сел в машину. Как только он захлопнул дверцу, женщина рванула машину с места так быстро, что взвизгнули шины.

Он посмотрел на нее. «Она выглядит прекрасно», – подумал он. Но она была намного старше его. Ей определенно было лет тридцать. Для него оказалось сложным определить ее возраст, поскольку на женщине были солнечные очки. Боковое окно было открыто, и ветер постоянно бросал светлые полосы ей в лицо. Она пыталась левой рукой уложить их за ухо, но это помогало ненадолго.

– Ужасно мило, что вы взяли меня с собой! – робко сказал он и оперся на спинку кресла так, чтобы прижать левое ухо к голове. Иногда по ночам ему снилось, что ухо просто приклеилось к голове и он выглядит как нормальный человек, а не как мышь-самец из идиотского комикса.

Между сиденьями стояла бутылка с минеральной водой. Он невольно покосился на нее и подумал, удобно ли попросить у этой женщины, чтобы она позволила ему сделать глоток, как вдруг она сказала:

– Если хочешь пить, можешь взять воду. У меня там сзади, в сумке, есть еще.

Франческо одним глотком осушил бутылку, и у него даже перехватило дух.

– Черт возьми! – сказала женщина и улыбнулась. – А как насчет небольшой прогулки на машине? – вдруг спросила она. – Погода просто чудесная. У меня есть немного времени, а у тебя?

– У меня тоже, – заикаясь, ответил он не раздумывая.

В Леване она повернула направо и поехала в горы по направлению к Ареццо.

– Как тебя зовут?

– Франческо.

– Какое прекрасное имя!

Такого еще никто никогда ему не говорил. Франческо почувствовал, как лицо залилось краской.

– Ты ехал домой?

Франческо кивнул.

– Ты был у друзей?

Франческо снова кивнул и ответил:

– На футболе. Я играю в societa calcistica di Bucine [66]66
  Футбольная команда Бучине (итал.).


[Закрыть].

Он очень гордился этим, но ему показалось, что женщину его слова не заинтересовали, потому что она никак на них не отреагировала.

Машина свернула с главной дороги и поехала в направлении Чивителлы.

– Куда вы едете?

– Я еще не знаю, – улыбнулась она. – Куда-нибудь, где хорошо.

Франческо стало не по себе.

– Думаю, у меня не так уж много времени.

– Да ладно… – Она положила руку ему на колено. – Или твоя мама будет беспокоиться?

Франческо покачал головой. Его сердце билось как бешеное. Она убрала руку с его ноги и за Чивителлой повернула на дорогу, усыпанную щебенкой.

– Я знаю неподалеку одну фантастическую руину, откуда открывается захватывающий вид. Вот это я и хотела тебе показать. А потом мы сделаем небольшой перерыв и выпьем по глоточку.

– Зачем? Вы же меня совсем не знаете!

– А просто так.

Она снова улыбнулась, и Франческо вдруг охватила дрожь. К тому же он видел себя в зеркале. Его огромные уши горели, как два разрезанных апельсина-королька, на фоне бледных щек. А когда он сидел перед окном, то можно было видеть даже разветвление жилок в них, совсем как на копченых поросячьих ушах, которые он время от времени давал своей собаке. Он прижался ухом к плечу и почувствовал, как оно полыхает.

Тряская дорога, по которой машина ехала, как по доскам, то резко поднималась вверх, то шла мимо одиноких домов. Машина дважды свернула влево, затем вправо и начала спускаться вниз. Франческо уже давно перестал запоминать дорогу, но до руины было, наверное, еще далеко.

За оградой, окружавшей пастбище, машина пересекла луг и остановилась за обветренной и поросшей ежевикой оградой из природного камня. Женщина выключила двигатель, подняла на лоб солнечные очки, так что он впервые увидел ее глаза, положила руку на колено Франческо и наклонилась к нему. Ее лицо было настолько близко к его лицу, что ему не оставалось ничего другого, кроме как поцеловать ее. «Значит, вот так оно и бывает, – подумал он. Так просто».

Тело его пылало.

Привычным движением она потянула рычаг сбоку его кресла. Оно откинулось, и он почти лег на спину. Потом она снова поцеловала его. Дольше и более страстно, чем раньше. В это время ее рука нежно скользила по его голове, по его лицу, по ногам и в конце концов расстегнула застежку-молнию на его брюках.

Франческо задрожал. Он закрыл глаза и впервые в жизни забыл про свой нос и огромные торчащие уши…

– Так куда тебе нужно? – спросила она через полчаса. – Скажи точный адрес, и я отвезу тебя домой.

Франческо чувствовал себя на седьмом небе, легким и счастливым, как никогда. Но одновременно ему было стыдно и он не решался взглянуть на нее. Она стояла перед открытой дверцей машины и одевалась, а ему очень хотелось обнять ее и больше не отпускать.

– Террануова Браччиолли, – сказал он. – Сразу же налево после площади с круговым движением, туда, где поворот на Лоро Чиуфенну, бежевый дом с маркизой желтого цвета.

– Все понятно, – сказала она.

Только после Каппаноле он решился задать единственный вопрос, который горел у него в душе:

– Я увижу тебя снова?

– Может быть, – улыбаясь, сказала она. – Дай мне свой номер телефона. Я потом тебе позвоню.

Она протянула ему маленький блокнот, который крепился магнитом к приборной доске.

– По средам я всегда играю в футбол, – заметил он, пока писал, и услышал, как жалко прозвучал его голос.

– Не беспокойся. Если захочу, я найду тебя.

– Как тебя зовут?

– Мария, – сказала она. – Но это неважно. Можешь спокойно забыть это имя.

Четверть часа спустя она высадила его почти возле дома. Не прямо перед дверью, но достаточно близко, чтобы видеть, куда он войдет.

После она на полной скорости помчалась в Монтеварки. У нее было мало времени, типография закрывалась через двадцать минут, а ей еще надо было забрать настольные карточки на свою свадьбу, которая должна была состояться в ближайшую субботу.

«Я выхожу замуж, – подумала она и чуть не сошла с ума от радости. – Я выхожу замуж за Романо. За мужчину, которого люблю. Наконец-то…»