Текст книги "Эксклюзивное интервью"

– А почему тогда за тобой весь день следили? Пусть в данном случае ты и права – хотя лично я в этом не уверен, – Дэвид никогда ничего не прощает. Было ли твое утверждение правдивым или нет, но этого обвинения для него вполне достаточно, чтобы убить тебя.

Ее смелость исчезла.

– Ты думаешь, они попытаются снова?

– Нисколько не сомневаюсь.

– Хорошо, что я уже съела ужин, а то бы у меня пропал аппетит.

– Остался еще один ломтик картофеля.

– Я поделюсь с тобой.

Она разломила остывший ломтик надвое, одну половинку сунула в рот, а другую протянула ему. К ее удивлению, он потянулся к нему губами.

Затем языком коснулся ее руки, и по телу Барри пробежала приятная волна. Ноги и руки вдруг налились тяжестью, а живот подвело. Она вздрогнула всем телом, потом встала и выпрямилась.

– Я не собираюсь с тобой спать, Бондюрант. Если ты грезишь об этом, то хочу предупредить – ничего не получится.

– Должен лия считать, что ты использовала слово «спать», имея в виду его второе значение?

– Ты знаешь, что я имела в виду.

Он многозначительно посмотрел на девушку.

– Я знаю, что ты имела в виду, но не помню, чтобы я просил тебя об этом.

– Верно, не просил и не просишь. Не просил и в тот первый раз.

– Не надо было мне тогда этого делать. Спорить было не о чем. Если в то утро в Вайоминге ему не нужно было добиваться ее любви, то с чего бы ему соблазнять ее сегодня вечером?

– Я пошла в душ.

Барри взяла сумку, гордо вскинула голову, ушла в крошечную ванную и закрыла за собой дверь.

Глава 26

Меня однажды рисовал Аман.

– Рисовал тебя?

Барри вышла из ванной в одном свитере и трусиках. От нее исходил запах мыла и свежести. Перед тем как юркнуть под простыню, она стянула с себя свитер, и Грэй увидел, как на ее спине блеснули капельки воды. Он разместился на стуле у окна и время от времени посматривал сквозь жалюзи. Сейчас Бондюрант изо всех сил старался не думать о пахнущей чистотой, почти обнаженной журналистке, которая лежала всего в метре от него.

– Не разрисовывал мое тело, – пояснила она, – а изображал меня на холсте. Я, нагая, позировала ему.

– Как ты дошла до жизни такой? Денег не хватало?

– Да нет, дело совсем не в этом. Я тогда училась в колледже и во мне кипел бунтарский дух. Мне хотелось выкинуть что-нибудь такое, что мои родители наверняка бы не одобрили. Он искал натуру, я решила: а почему бы и нет? Во всяком случае, до тех пор пока в студии будет тепло.

– Ну и как? – поинтересовался Грэй.

– Студия эта оказалась вшивой мансардой, пахнущей краской и немытым художником. Он много курил, пил много дешевого вина и всегда пребывал в плохом настроении.

– А что картина?

– Не получилась. Тело выглядело ненатурально. Он стал объяснять, что во всем виновата любовь ко мне. И вот когда он в очередной раз разглагольствовал, я оделась и ушла. Но он сдержал обещание отапливать студию.

Непонятно было, фыркает Грэй или смеется.

– Он первым учил тебя, как?..

Не дождавшись ответа, он обернулся к ней. Она повернулась на бок лицом к нему, свернувшись калачиком. В том, как волосы спадали ей на обнаженные плечи, было что-то детское. Именно это его и интриговало – женская соблазнительность и детская незащищенность. Сочетание, перед которым невозможно устоять. Конечно, сегодня, спустя несколько недель, когда в нем еще живо воспоминание и он ощущает ее тепло, сомнений в том, кто она – женщина или ребенок, больше не осталось. В ее глазах застыли растерянность и обида.

– Зачем ты это делаешь, Бондюрант?

– Что?

– Зачем ты грубишь и оскорбляешь меня?

– Я совсем не этого хотел – я пытался поддразнить тебя. Но, видимо, очень неудачно.

– Я бы сказала: совсем неудачно.

– Недостаток воспитания.

После долгой паузы она шепотом произнесла:

– Художник научил меня только тому, что надо держаться подальше от художников. А что касается того, где я училась заниматься любовью, хм, я совершенствовала технику сама. – И после многозначительной паузы добавила еще тише:

– В то утро в твоем доме на ранчо.

Эротическое воспоминание заставило его тело сразу же отозваться, и стул, на котором он сидел, стал еще неудобней. Стыдно было смотреть ей в глаза. Он совсем не хотел быть ее первым мужчиной: с чувством собственной значимости приходит и чувство ответственности. Чтобы сменить тему, он спросил:

– Почему ты вспомнила о художнике? Она пожала плечами:

– Не знаю. Видимо, просто чтобы заполнить паузу.

– Вполне в твоем духе.

– Что?

– Всегда чувствуешь необходимость сказать что-нибудь.

– Не правда. Видишь? – Она скорчила гримасу.

– Очень смешно.

– Да, я постоянно шучу. И мне постоянно говорят об этом. Шучу и дразню.

И хотя он даже не улыбнулся, она засмеялась. Скорее даже расхохоталась, перевернувшись на спину и закинув руки за голову. Смех ее звучал искренне и так же соблазнительно, как и голос.

– Спасибо, Бондюрант. После сегодняшнего – очень кстати. Хотя мне следовало бы уже привыкнуть.

– К чему?

– К увольнениям. Это ведь не первое.

– Первый раз тебя уволил Дэйли?

Она с любопытством посмотрела на него.

– Он рассказал мне.

– Какой молодец! – с сарказмом произнесла Барри.

– Пустой разговор.

– А посвящая тебя в мою бурную биографию, он случайно не сказал, почему меня уволил?

Грэй покачал головой, но на самом деле он лгал. Дэйли рассказал ему эту историю со всеми подробностями. Но Бондюранту просто захотелось еще раз услышать ее голос, несмотря на соблазн дать волю рукам – ведь в конце концов, когда речь идет о жизни и смерти, романтическая история вряд ли уместна.

– Ну, – начала она, – вначале мы с Дэйли не были друзьями. Именно он привел меня на телевидение и предложил работу в теленовостях. Конечно, тогда я была слишком самоуверенна и обижалась даже на дельную критику. Дэйли решил, что у меня ветер в голове и толку никакого, поэтому очень скоро стал искать повод, чтобы как-то избавиться от неугодной. И хотя уволить меня было не так-то просто из-за всяких бюрократических проволочек, Дэйли все же сумел это сделать.

Барри оказалась самой первой представительницей прессы в зале окружного суда, после того как вооруженный человек открыл там стрельбу. И основываясь на показаниях некоей женщины, которой чудом удалось спастись, журналистка сообщила, что ранены десятки человек.

– «Кровавая бойня», – вот мои точные слова из репортажа.

Затем в телеэфире она сказала, что стрельба произошла на заседании судьи Грина. И подлила масла в огонь, потому что прошел слух, что судью прочат в кандидаты на место в Верховном суде.

Перед камерой я рассуждала на тему, была ли у этого инцидента политическая подоплека. Был ли Грин мишенью оппозиционных радикалов или это всего лишь месть за непопулярное судейство? Остался ли он невредимым или был ранен?

На самом деле в тот миг, когда это случилось, судья Грин играл в гольф. Инцидент произошел на другом заседании, и при этом пострадал только потолок, да и то лишь тогда, когда судебный пристав пытался отобрать ружье у мужчины, принесшего его в суд в качестве вещественного доказательства. Позже выяснилось, что моя свидетельница умственно неполноценная. Она занималась тем, что разливала чай и воду по стаканам в расположенном в подвале кафетерии. И ее никогда не видели на первом этаже здания. Мою судьбу предопределило то, что этот специальный репортаж прервал популярный сериал «Молодые и неугомонные». Жена Грина никогда его не пропускала. И услышав меня, она выскочила из дома, споткнулась во дворе о шланг и сломала себе правую руку. Зрители просто пришли в ярость от того, что прервали их любимую передачу, особенно когда узнали, что ничего такого, что могло бы соперничать с «мыльной оперой», в суде не произошло. Телефон раскалился добела от их раздраженных звонков. Репутация моя была подмочена. Это касалось и телестанции. Конкуренты смеялись над нашей программой новостей. И на случай, если кто-то не слышал, телекритики местной газеты еще несколько дней черпали в случившемся тему для своих статей. Дэйли влетело за меня по первое число. Удивительно, что он не вылетел с работы. Единственным, кто от этого выиграл, был Грин. Сейчас он в Верховном суде.

– Он непопулярен.

– Еще один минус мне. Я не раз слышала, что, если бы не сочувствие к Грину, возникшее в результате моего фиаско, его кандидатуру никогда бы не одобрили. Так что пусть американцы скажут мне спасибо за то, что в Верховном суде такой «изумительный» человек, как Грин. Кстати, Дэйли придерживается того же мнения.

– И как же вам удалось стать друзьями после этого?

– Несколько лет назад я прочитала, что из-за эмфиземы он вынужден был оставить работу. И я из вежливости позвонила ему.

На ее губах мелькнула улыбка, и Грэй не преминул полюбопытствовать почему.

– Дэйли признался, что он был так суров со мной, ибо мне мешало отсутствие здравого смысла и зрелости, а не таланта. И готов был помочь, если я отнесусь к нему с должным вниманием. С тех пор он мой лучший друг.

– А почему ты держала вашу дружбу в секрете?

– Главным образом потому, что это личное. Ни к чему привносить в личную жизнь профессиональное. А во-вторых, потому что…

– Потому что, если бы сослуживцы узнали, что ты подружилась со старым врагом, то тебя бы перестали уважать.

– Вы очень проницательны, мистер Бондюрант! На телевидении обычно обзаводятся врагами на всю жизнь. Если бы кто-нибудь узнал, что мы с Дэйли стали друзьями, то меня бы сочли размазней, пытающейся выдать себя за крутую.

Барри тут же весело улыбнулась, и Грэю совсем не хотелось теперь ее огорчать, но…

– Твой секрет больше не секрет, Барри. Я следил за теми, кто следил за тобой. И они знают, где ты была. – И, услышав, как она застонала, быстро добавил:

– Не думаю, что они им займутся, но на всякий случай надо предупредить его завтра утром.

– Почему они следили за мной?

– Большинство секретных агентов, охраняющих Дэвида, Ванессу и Белый дом, – люди Спенса. И хоть их задача охранять, они по-прежнему остаются его людьми.

– Но разве можно пренебрегать своими обязанностями?

– В этом-то и смак! Они ими не пренебрегают.

Если их спросят, они ответят, что ты эмоционально неуравновешенная личность и за тобой невредно понаблюдать.

– Если не сказать большего.

– Послушай, пора спать.

Он встал, выключил лампу и, вернувшись к окну, выглянул на улицу. Минут пять осматривал место для парковки в поисках чего-либо подозрительного. Наконец, удовлетворенный тем, что им удалось избавиться от преследователей, обернулся и, заметив на себе взгляд Барри, слегка смутился.

– Я думал, ты уже спишь.

Барри по-прежнему лежала на боку, правда, подложив руки под голову.

– Кто ты, Грэй Бондюрант?

– Я? Никто.

– Не правда, – сонно пробормотала она. – Ты должен быть кем-то.

– Спи.

– Тебе тоже нужно отдохнуть. Кровать широкая, запросто хватит места двоим.

Разве можно, оказавшись рядом с ней, удержаться от того, чтобы не ласкать?

– Я посижу еще немного.

– Зачем?

– Мне надо подумать.

– О чем?

– Спи, Барри.

– Можно еще один вопрос?

– Давай, – вздохнул он.

– В то утро в твоем доме, то, что было между нами… правда?

– Правда.

Она отвела глаза, а потом снова посмотрела на него.

– Хорошо нам было тогда в постели.

– Хорошо было, – улыбнувшись в темноту, повторил он.

– Но ты почему-то не целовал меня в губы. Почему?

– А это уже второй вопрос. Спокойной ночи.

– Джордж?

Казалось, что голос его жены донесся с другого берега океана выпитого шотландского виски. Доктор Аллан поднял голову, и увидел на пороге кабинета ее фигуру. Она выглядела милой, желанной и сильной. Он не мог вынести ее вида. Сила женщины делала его слабость еще более заметной.

Аманда подошла к столу, взяла в руки бутылку и посмотрела на остатки содержимого. Несмотря на то что был изрядно пьян, он уловил ее молчаливое осуждение.

Джордж раздраженно спросил:

– Что тебе, Аманда?

– Значит, ты пока помнишь, кто я. Ну слава Богу. Может, помнишь еще, что у тебя есть сыновья?

– Почему ты спрашиваешь?

– Твой старший сын с каждым днем все больше замыкается. Я просила его поделиться со мной своими сомнениями, но он лишь угрюмо молчит в ответ. Это заметили и учителя в школе. Он так похож на тебя! Это меня пугает. – Она перевела дыхание. – Я только что отошла от постели твоего младшего сына. Слушала, как он молится. Он попросил Бога помочь папочке, а затем заплакал. И мне пришлось обнимать и качать его, пока он не уснул.

Джордж потер уставшие красные глаза.

– Я попозже зайду поцеловать их на ночь.

– Ты не понял. Я вовсе не хочу, чтобы ты желал им спокойной ночи. По крайней мере не сейчас, когда ты в таком состоянии. Ты же знаешь, они ребята умные и понимают, что с тобой что-то не то. Пьянство не в счет.

– Пьянство? Ты думаешь, это подходящее слово?

– Становится подходящим. Что с тобой?

– Ничего.

– В самом деле? Ты считаешь свое поведение в течение последних сорока восьми часов нормальным? Ты явился домой вчера утром, словно призрак из фильма ужасов. Вспомни хотя бы, сколько ночей ты уже не спал? Ты ни единым словом не обмолвился, где так долго отсутствовал и почему так выглядишь. Ты даже не поинтересовался нашими семейными делами, а сразу же прошел к себе и вот уже два дня сидишь взаперти. – И, как бы резюмируя, она с громким стуком поставила бутылку на стол. – От тебя несет алкоголем, и из-за этого я злюсь на тебя! Я слышала, как ты плакал, и мне больно. Как я могу помочь тебе, если ты не говоришь, что произошло?

– Ничего.

– Черт возьми, Джордж, когда ты изменил свое отношение к браку?

– Что ты имеешь в виду?

– Если ты не доверяешь мне, значит, мы больше не муж и жена. В том смысле, в котором клялись в свое время. Но формально я еще твоя жена. И я, черт возьми, хочу знать, в чем дело!

– Господи, ты что, оглохла? – заорал он. – Ничего не случилось.

Но растущая ярость мужа не испугала ее. Она холодно произнесла:

– Не лги мне, я слишком хорошо тебя знаю!

– Оставь меня в покое.

– Не оставлю. – И она решительно тряхнула головой. – Ты мой муж, и я люблю тебя. Я буду защищать тебя до последнего вздоха. Но для начала скажи, почему ты из прекрасного врача, мужа и отца превратился в рыдающего пьяницу.

Он посмотрел на нее с яростью, но она умела быть безжалостно упрямой.

– Это связано с Дэвидом, верно? И не трудись лгать. Я знаю, что причина в нем.

– Перестань, Аманда.

– Что он просил тебя сделать?

– Я сказал, перестань.

– Что за власть он имеет над тобой?

– У него ее нет!

– Есть! – тоже крикнула она. – И если ты не сумеешь от этого избавиться, он тебя погубит.

Он вскочил на ноги и стукнул кулаком по столу.

– Та сиделка умерла.

– Что?

– То, что слышала. Теперь ты знаешь, что случилось. Ну что, счастлива? Удовлетворена?

– Ты говоришь о медсестре?

– Да, о ней. Той самой, которая три дня назад умерла в нашем доме у озера. Внезапная смерть от сердечного приступа.

Он обхватил голову руками.

– Я пытался ее спасти, но не смог. Не смог, и она умерла.

Он всхлипнул.

– Ты был пьян?

– Нет, я только принял таблетку валиума.

– Ты сделал все, что смог? Он кивнул.

– В течение получаса я пытался оживить ее, пока агенты Секретной службы не оттащили меня от трупа, сказав, что все кончено.

Аманда вздохнула и положила голову ему на грудь.

– Прости, Джордж, – мягко произнесла она. Ему так не хватало ее сочувствия! Он знал, что, несмотря на сердитые слова, которыми они обменялись, она будет крепко обнимать его и в этих объятиях он сможет на мгновение скрыться от терзающей его душу действительности.

Впрочем, он знал, что не заслуживает ее сочувствия и прощения. Джордж отстранился, убрал ее руки с плеч.

– Что ты мог сделать?

Отвернувшись от нее, он потянулся к бару. Его руки не слушались, когда он открывал новую бутылку виски. Наконец Джордж справился и плеснул себе еще.

– Нет, подожди, – вдруг остановил он Аманду. – Ты ведь можешь ре шить любую проблему, разве нет? Можешь достигнуть всего, чего захочешь. Твой девиз – «Достижение цели».

Он знал, что эти слова причинят ей боль, но не смог удержаться. Пусть еще кому-нибудь будет также плохо, как и ему! Поблизости оказалась Аманда.

Но она не поддалась на провокацию и не взвилась.

– Я не могу разрешить твою проблем у, Джордж, я могу лишь посочувствовать. Случалось, и раньше у тебя погибали пациенты. Естественно, что ты так тяжело переживаешь, ты ведь врач. Но никогда раньше ты не доходил до такого.

Она заглянула ему в глаза. И несмотря на то что был пьян, Джордж тем не менее почувствовал, что она может прочитать в его глазах то, что знать ей вовсе ни к чему. Испугавшись, Джордж отвернулся. Но не слишком поспешно.

– Ты мне не все рассказал. Что еще случилось в доме у озера?

– С чего ты взяла?

– Я знаю тебя, Джордж, и вижу, что ты утаил самое главное.

– Самым главным была смерть медсестры. И больше ничего.

– Это касается Ванессы, ведь так?

– Нет.

– Тогда почему смерть этой женщины…

– Что ты от меня хочешь?! – взорвался он. – Ты спросила, что со мной, и я сказал. А теперь убирайся к чертовой матери и оставь меня одного.

Он никогда не разговаривал с ней так грубо, это было неожиданностью даже для него самого. Неужели он опустился так низко?! От этой мысли Джордж стал еще отвратительнее сам себе. Он залпом осушил стакан.

Аманда с презрительной миной двинулась к двери. Выходя, она повернулась:

– Кричи, Джордж, ругайся, если тебе от этого легче. Я крепкая, выдержу.

Она подняла левую руку так, чтобы ему было видно обручальное кольцо.

– Дэвид Меррит давал клятву, когда вступал в должность. Но и я клялась у алтаря в день нашей свадьбы. Клялась, что, кроме смерти, ничто нас не разлучит. Ты мой муж, и я люблю тебя. И не отдам тебя без боя. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы не дать этому человеку погубить тебя, пусть даже он президент Соединенных Штатов.

Глава 27

Перестань, – проворчал Дэйли. Барри включила телевизор на полную громкость.

– Грэй считает, что дом под наблюдением.

– И жучки установлены?

– При современном уровне техники жучки вовсе не нужны, – откликнулся Грэй. – Они могут прослушивать и без них, находясь в квартале отсюда.

– Они?!

– Люди Спенса.

– Ублюдки, – проворчал Дэйли. Затем, кивнув в сторону Грэя, добавил:

– Я думал, он уехал.

– Я тоже так думала. И была несказанно удивлена, увидев его вчера.

– Я после фестиваля вернулся поздно, всю ночь волновался за тебя.

Виноватым голосом Барри ответила:

– Я забыла позвонить.

Дэйли жестом предложил им сесть.

– Насколько я поняла, эта история еще не закончилась? Вы по-прежнему считаете, что смерть ребенка не была несчастным случаем?

– Думаю, что так, – ответил Грэй. – С этого все и началось. И сейчас превратилось в нечто страшное. Дэвид пытается это скрыть, но у него плохо получается. У Спенса со мной ничего не вышло, дела в доме на озере у Джорджа Аллана со смертью медсестры пошли наперекосяк.

– Ее смерть привлекла внимание к Аллану в тот самый момент, когда ни он, ни Дэвид этого совсем не хотели. Аллан вынужден был прекратить лечение Ванессы. – Барри продолжила:

– Из-за того что смерть медсестры рано или поздно привлекла бы внимание к Ванессе, ему пришлось быстро… как бы это сказать, восстановить ее и отправить назад в Вашингтон.

– И в то утро на пресс-конференции она вновь предстала перед избирателями, – закончил Грэй. – И тем, кто не знал ее близко, казалась нормальной. Я же думаю, что она по-прежнему в опасности.

– С чего бы это? – спросил Дэйли. – Мне все кажется вполне обычным. Нили зачитал благодарность медсестре от имени первой леди. Меррит молится за ее семью. Бла-бла-бла.

– Ванесса дала понять, что она в беде. Она не надела обручальное кольцо своей матери, – объяснил Грэй. – Она носила его на безымянном пальце правой руки, после того как Клет надел его ей в день смерти матери. В то утро она старалась сделать отсутствие кольца заметным: когда телекамеры были обращены к ней, она соответствующим образом держала руку. Думаю, она хотела показать кому-то, что кольца нет.

– Ты в самом деле думаешь, что она давала знак и просила о помощи? – спросил Дэйли.

– Да.

– Может быть, кольцо стало ей велико – она ведь похудела. Или ей захотелось от него отдохнуть. А может, отдала ювелиру, чтобы он почистил. Есть множество объяснений.

– Верно. Если бы, будучи в Вайоминге, я увидел ее по телевизору без кольца на руке, я бы слегка удивился, но не встревожился. Однако, – продолжал он, – поскольку Спенса послали меня убрать, поскольку я знаю, почему взлетел на воздух твой дом, поскольку видел за тобой слежку, у меня есть основания быть встревоженным.

– Наверное, ты прав, – согласилась Барри. – Пресс-конференция стала первым публичным появлением Ванессы со времени ее «уединения». Если она так здорова, как утверждает Белы и дом, после пресс-конференции ее бы отправили назад.

Она неожиданно подняла телефонную трубку и стала по памяти набирать номер.

– Кому ты звонишь?

– В офис Ванессы.

– Не забудь – все, что ты скажешь, будет записано на пленку.

– У меня в запасе разные штучки. Выключи телевизор.

Тишина обрушилась словно дикий грохот.

– Доброе утро, – вежливо произнесла Барри в телефонную трубку. – Меня зовут Салли Мэй Хендерсон. Я представительница организации «Дочери американской революции». Хотелось бы от имени нашей организации вручить первой леди награду за заботу о бездомных.

Она подчеркнула, что представители организации хотели бы сделать это лично:

– Это привлечет внимание к проблеме бездомных.

Вежливо, но твердо ей ответили, что в ближайшее время встреча невозможна. Первая леди еще слаба после недавней болезни.

– Что ж, понимаю, передайте ей наш горячий привет. Мы еще позвоним. – Она повесила трубку и повернулась к Дэйли и Грэю:

– Персонал получил указания не назначать никаких встреч с ней, пока доктор Аллан не даст добро.

Грэй снова включил звук и сказал:

– Дэвид готовится к решительным действиям.

– Похоже на то.

Дэйли озабоченно почесал подбородок.

– Догадываюсь, о чем вы думаете, – сказал он.

Бондюрант продолжил:

– Ванесса стала помехой, а Дэвид уничтожает все помехи.

– Ну, это только предположение.

– Конечно. – Грэй снова сел на диван. Некоторое время все молчали. Наконец Барри произнесла:

– В работе я часто попадаю мимо цели. Временами меня подводит интуиция. На сей раз я не ошиблась. Наш президент – преступник. – Она посмотрела на Грэя. – Я могу не верить своей интуиции, но верю тебе.

– Спасибо. – Он посмотрел на Дэйли, затем снова на нее.

– Вам обоим надо устроить себе отпуск и провести его где-нибудь за границей. Дэвид увидит, что вы бросили расследование, и утратит бдительность. А я тем временем спасу Ванессу. До того как он приступит к плану В.

– Это невозможно! – горячо возразила Барри. – Мы говорим о попытке убийства первой леди. Как гражданка этой страны, я не могу оставаться безучастной. Я была первым человеком, к кому Ванесса обратилась за помощью. Если бы я правильно поняла ее знаки, возможно, они с Клетом были бы сейчас в безопасности. Из-за моей ошибки она по-прежнему остается во власти своего мужа. Из-за этого предателя я потеряла все, что мне дорого, – Кронкрайта, дом, работу. Я буду мстить этому сукину сыну из Овального кабинета. Берегись, мерзавец, ибо я самый страшный твой враг! Враг, которому уже нечего терять.

– Кроме этого дома, где ты можешь укрыться, – перебил Дэйли.

– Нет, кроме тебя, – нежно поправила она.

– Не смотри на меня так, девочка. Ты безумна. Вы оба, – поправился Дэйли и перевел взгляд на Грэя.

– Разве можно скрывать правду о Меррите? – мягко спросила Барри.

– Вы оба сошли с ума. Сами послушайте, что говорите. Он ведь, черт возьми, президент Соединенных Штатов! Самая высокая должность в мире, самый могущественный человек на Земле. Да вас просто убьют!

Барри посмотрела на Грэя и нашла в его глазах понимание. По иронии судьбы то, что их разделяло, сейчас связывало воедино.

Повернувшись к Дэйли, Барри сказала:

– В то время как Меррит собирается меня убить, я собираюсь драться, а не сидеть сложа руки. Но как я могу подвергать опасности тебя? Возьми отпуск и уезжай.

– Лучше всего сегодня днем. Сразу же после того, как соберешься, – поддержал ее Грэй.

– Куда бы ты хотел поехать, Дэйли? В Мексику?

– И подхватить там дизентерию? Ну уж нет!

– А как насчет Багам?

– Сейчас в Карибском море тайфун. Вы что, не смотрите новости?

– Австралия?

– Я никуда не поеду, – твердо заявил он. – Почему я должен уезжать и оставлять все это удовольствие вам?

– Удовольствия здесь не будет, Дэйли, – произнес Грэй загробным голосом. – Тебе не надо вмешиваться. Эти люди очень опасны. Речь идет о жизни и смерти.

– Для меня это уже не вопрос, – возразил Дэйли и обвел рукой свою жалкую комнату. – Мне и в самом деле нечего терять в отличие от Барри. Я неизлечимо болен, у меня нет жены, детей – ничего. Насколько я понимаю, если я вам помогу, то умру небезызвестным.

Барри быстро приблизилась к нему, и поцеловала в макушку.

– Милый, ты больной и некрасивый, но я люблю тебя.

– Перестань. Я не люблю этого. – Он отстранился от нее. – Итак, Бондюрант, с чего начнем?