Текст книги "Эксклюзивное интервью"

Меррит задумчиво уставился в пространство.

– Он ненавидит репортеров. Вряд ли он захочет говорить с ней.

– Полагаете?

– Черт! – Меррит смахнул каплю пота с кончика носа. – А что, если мы опоздали? Если она уже побеседовала с Грэем, если он что-то ей рассказал…

– Тогда потенциальные проблемы не за горами, – резюмировал Спенс.

– В будущем году президентские выборы, и мы не можем себе позволить даже потенциальные проблемы.

– Именно. – Спенс обменялся с президентом многозначительным взглядом.

– Думаю, нелишне будет заставить этого репортера замолчать.

Президент кивнул, затем возобновил бег.

– Делайте все, что считаете нужным. Спенс побежал рядом.

– Я займусь этим немедленно.

Глава 13

Ты не обманываешь меня? Из ФБР?

– Так сказал Хови. – Барри звонила Дэйли из Джексон-Хоула. Она сняла номер в мотеле и сейчас разглядывала себя в зеркале. То ли от освещения, то ли от осознания того, что все очень серьезно, она побледнела.

– Два агента пришли на телестанцию и расспросили его обо мне. – Она вроде передала Дэйли все то, о чем ей рассказал Хови. – Он наложил в штаны от страха. Правда, правда! Фрип сам углубился в детали о расстройстве своего кишечника, которые не стоит повторять.

– Ничего смешного, Барри.

Еще один защитный механизм, который она развила в детстве, – сардоническое чувство юмора. Но на этот раз ее разум не справился – ситуация по-прежнему казалась серьезной. Она надеялась, что Дэйли рассеет ее беспокойство, но вышло совсем наоборот.

– Что ты думаешь по этому поводу?

– Думаю, что ты сильно кого-то нервируешь.

– Кого?

– Возможно, всего лишь Далтона Нили. Твои частые звонки доставили массу хлопот пресс-секретарю Белого дома. Ты как бы намекала, что он недостаточно правдив, рассказывая о здоровье первой леди. Его способ попросить, чтобы ты оставила их в покое, – это натравить на тебя ребят из ФБР.

– Или?

– Или, – он вздохнул, – за всем этим может стоять самая верхушка вплоть до Овального кабинета. Что думает по этому поводу Хови?

– Их с Дженкинсом проинформировали, что запрос обо мне был чистой формальностью. Хови, кстати, объяснил, что мой интерес к Ванессе – всего лишь избыток дружеского сочувствия после недавнего интервью.

– Они купились на это?

– По крайней мере так показалось. Может, это их удовлетворило.

– Может быть.

Через мгновение она сказала:

– Дэйли, давай считать, что никто из нас не поверил этому.

Они помолчали некоторое время, единственным звуком в трубке было хриплое дыхание Дэйли. Наконец он произнес:

– Я совсем забыл тебя спросить, как прошло с Бондюрантом?

Сердце у нее упало. Как прошло с Бондюрантом? В постели или вне ее? В постели он был великолепен, вне…

– Примерно, как я и предполагала. Враждебный. Неразговорчивый.

– Не встретил тебя с распростертыми объятиями? Если выражаться точно, то именно с распростертыми и встретил.

– Ну, не совсем так.

– Он хоть что-нибудь прояснил?

– Нет. Вернее, ничего не сказал прямо. Теперь я не сомневаюсь, что они с Ванессой испытывали друг к другу сильные чувства. По крайней мере он-то уж точно.

– Думаешь, они совершили эту гадость?

– Совершили или нет, но он до сих пор эмоционально привязан к ней. Был один момент, когда он перестал следить за собой и начал горестно сокрушаться о том аде, через который она прошла. Думаю, это относилось к ее печали по поводу смерти ребенка.

– Никогда ничего не предполагай, Барри. Слышишь? Разве тебя не учили? Добывай факты!

– Так вот, я не собираюсь снова встречаться с ним, если ты предлагаешь именно это. Он просил меня выбросить все из головы, в том числе и его. Я намерена проделать последнее. Я закончу свое расследование, но без Бондюранта.

– Что это с тобой?

– Ничего, а что? – Господи, она умрет, если Дэйл и станет известно, как она пожертвовала журналистской честью и объективностью ради нескольких минут сексуального блаженства.

– Ладно, – сказал он без внутреннего убеждения. – Ты ведешь себя так, словно от чего-то защищаешься.

– Я беспокоюсь за свой материал.

– Тебя захватило?

– Целиком и полностью. С каких это пор мелкого репортеришку беспокоят визитами из ФБР? Чем больше дверей передо мной закрывают, тем больше я убеждаюсь, что кому-то нужно что-то скрыть.

– Когда ты возвращаешься?

– Завтра. Я возьму след в Вашингтоне. Есть что-нибудь новое о Ванессе?

– Немного старой грязи. , – Я звякну тебе завтра вечером, когда вернусь домой. Как ты себя чувствуешь?

– Неплохо, – сказал он, но голос выдал его. – Барри? Если ты наткнулась на что-то действительно отвратительное… Ладно, будь поосторожнее. Да?

Эта трогательная забота заставила ее затосковать по нему. Даже после того, как раздались гудки, она продолжала держать телефонную трубку, не желая прерывать эмоционального контакта. Дэйли скорее был членом ее семьи, чем просто другом, а уж на родителя походил больше, чем ее собственные мать и отец.

Она устало двинулась в душевую, сбросила одежду. Зеркало над умывальником оказалось ничуть не добрее, чем то, что висело в спальне. Выглядела она ужасно. То, что осталось от макияжа, было нанесено тридцать шесть часов назад. Тонкие лучики в уголках глаз гораздо глубже выделялись на дневной основе грима. Ей тридцать три. На кого она будет похожа в сорок три? Пятьдесят три? Сравнивать не с кем, мать прожила гораздо меньше.

Барри отодвинула занавеску в сторону и встала под душ. Она взвизгнула, когда струя ударила ее в грудь, и опустила глаза, чтоб обнаружить причину жжения. На ее грудях виднелись слабые розовые царапины. Кожа над ухом горела.

Господи, что она наделала?

Девушка наклонила голову, желая, чтобы сильная струя выбила все воспоминания о Грэе Бондюранте. Голая, она казалась худой, крепкой и гибкой. Ее тело уже не было столь совершенным, как в юности. Чувствовались жизненные испытания, но неровности и угловатости делали его еще привлекательнее, как и ее седеющие виски, и морщинки вокруг глаз.

"Хорошо бы отдохнуть», – подумала она, намыливая шампунем голову. Усталость и стресс делали ее эмоционально хрупкой и опасно задумчивой. Сначала о Дэйли. Затем о родителях. Сейчас – о высоком, суровом человеке с бьющими голубым светом глазами и жестким ртом.

«Ваш отец любил вас?»

"Нет, мистер Бондюрант, не любил. Не любил и мою мать».

Если бы любил, зачем бы ему ее обманывать? Почему он заимел привычку изменять ей всю свою семейную жизнь? Почему лгал и опровергал ее обвинения, втягивая в те скандалы с криком и руганью, что наполняли для Барри ночь страданием и кошмарами. Почему продолжал мучить их семью своими проблемами, пока не умер от сердечного приступа в Лас-Вегасе в комнате отеля, когда очередная любовница натирала его чресла любовным эликсиром с запахом кокоса? У него даже не хватило совести умереть с приличием.

А что делала ее глупая, дурная мать? Упрекнула ли она его когда-нибудь за нарушение венчальной клятвы? Ругала ли она его за безразличие к собственной дочери, ведь, будучи слишком занятым своими похождениями, он не удостоил своим вниманием ни одной стадии ее развития? Отчитывала ли она его за то, что он самый нелюбящий и невнимательный родитель в истории? Даже после его смерти сказала ли она хоть кому-нибудь, каким отъявленным сукиным сыном он был?

Нет. Она пышно похоронила его и потом, не в силах жить в одиночестве, пришла домой и проглотила пачку таблеток.

Одна неделя – двое похорон.

"Да, мистер Бондюрант, вы действительно задели за живое».

Барри вышла из-под душа и дотянулась до полотенца. Она читала в книгах, слышала в телепередачах, в общем, знала из психологии. Девочки, отвергнутые отцами, идут двумя путями: л ибо становятся нимфоманками, ищущими любовь и внимание в любой форме, с любым встречным, либо совсем отвергают мужчин, обычно в пользу других женщин. Барри не сделала ни того, ни другого. Она не стала шлюхой, выпрашивающей мужского внимания для поддержания собственной значимости. Не пошла она и другим путем. Ее сексуальные аппетиты ограничивались мужчинами. В обществе физически привлекательного, обаятельного и более-менее умного мужчины она получала от секса истинное удовольствие. Одним ее непреклонным правилом было устанавливать время, место и уровень общения. Она называла это выстрелами. До сексуального эпизода этим утром. Она никогда еще так не теряла контроля над собой. Такое бездумное, неосторожное, беспечное погружение в страсть опасно для психики любого. За примером далеко ходить не надо – ее собственная мать. Барри дала себе обет не повторять ее фатальной ошибки, мать слепо любила отца, и он злоупотреблял ее любовью.

Барри была не прочь отдать мужчине свое тело, когда у нее возникало такое желание и позволяли обстоятельства. Но она поклялась не позволять своей голове и особенно сердцу увлечься любовью.

Грэй проснулся в тот самый момент, когда подушкой накрыли его лицо. Он инстинктивно попытался вытащить из-под подушки пистолет, но руки его были прижаты к кровати: видимо, нападавший нагнулся над ним. Грэй напрягался и боролся, выгибался, пытался вдохнуть воздух, которого не было.

А негодяй смеялся.

Грэй узнал весельчака секундой раньше, чем подушку откинули. Спенсер Мартин так и лучился улыбкой.

– Здесь, вдалеке, ты становишься изнеженным, старина.

Грэй отпихнул его и скатился с кровати.

– Ты, проклятый лунатик! Я мог тебя убить.

– Хочешь переиграть все заново? – спросил Спенс, все еще смеясь. – Это я бы тебя убил.

– Какого черта ты здесь делаешь? Проникаешь в мой дом, играешь в какие-то игры! О Боже, который сейчас час?

– Я тоже рад тебя видеть, Грэй. – Спенс последовал за ним до самой ванной комнаты. – Ты потерял несколько фунтов.

Грэй снял с вешалки голубые джинсы, натянув их, поприветствовал своего бывшего коллегу.

– А ты малость поправился. Шеф-повар Белого дома, видимо, знает свое дело.

У Спенса улыбка не сходила с лица.

– Знаешь, чего мне не хватало после того, как ты ушел?

– Моего шарма?

– Полного отсутствия у тебя такового. Многие лебезят передо мной. Я доверенный советник и лучший друг президента. Не важно, насколько я груб с людьми, они прогибаются и всегда готовы поцеловать мою задницу. Но только не ты, Грэй. Ты со всеми обходился одинаково. Как с дерьмом, – добавил он.

– И поэтому ты здесь, да? Соскучился?

Он повел Спенса на кухню. В доме были лишь одни часы, да и те над кухонной плитой. Грэй проверил время. Почти полдень. Прошло двадцать четыре часа с тех пор, как он развлекал Барри Трэвис в этой комнате. Странная симметрия происходящего не ускользнула от него.

– Ты никогда не любил смеяться, Грэй. Но было удобно иметь тебя под рукой. Ты прекрасно выполнял свои функции.

Грэй красноречиво посмотрел на Спенса.

– Выполнял, не правда ли? Я был там, когда вы больше всего нуждались во мне. – Он задержал взгляд на несколько секунд, прежде чем отвернуться. – Кофе?

– Пожалуйста. Есть что-нибудь перекусить? Грей приготовил плотный завтрак, похожий на тот, которым кормил Барри сутки назад. Пока они ели, тишина нарушалась только звяканьем ложек о тарелки. Через какое-то время, Спенс спросил:

– Всегда так?

– Как «так»?

– Так тихо.

– Нет. – Грэй потягивал свой кофе. – Обычно еще тише. Здесь никто не разговаривает.

– Грэй-одиночка, – бросил Спенс. – Сильный и молчаливый, огромный, неулыбчивый герой, который воздерживается от публичности и ищет уединения. Черт! Прямо как в старых легендах. Как знать? Может, через сотню лет школьники будут петь о тебе песни.

Грэй молчал.

После миссии по спасению заложников к нему подкатывали редакторы и кинопродюсеры, страстно желая перенести его приключения в сферу развлечения. Они предлагали баснословные деньги, но он не поддавался соблазну. Грэй достаточно сэкономил, чтобы купить это поместье и жить комфортабельно до конца своих дней. Все, что он хотел, – это выйти из игры, и он вышел.

Бондюрант убрал тарелки со стола, затем вернулся с кофейником и разлил по чашкам кофе. Наконец он снова затронул причину приезда Спенса в Вайоминг.

– Причина в тебе. Только это, – сказал Спенс. – Дэвид послал меня в Сиэтл по делу. Вот я и подумал, раз уж пролетаю мимо, заеду-ка и повидаюсь с тобой.

Дэвид действительно мог послать его по делу, но Спенс ничего не делал просто так. Каждый свой поступок он железно мотивировал, создавая таким образом надежное прикрытие. У него всегда были запасные позиции для отхода на тот случай, если его действия попадут под тщательную проверку какого-нибудь федерального контролирующего органа.

Спенс, несомненно, был лучшим в их пехотном и разведывательном отделении. Он был асом во всем – в оружии, разведке, наблюдении. Мартин не ведал страха, он был машиной. Грэй нисколько бы не удивился, найди он компьютер в его голове. Или двигатель в груди вместо сердца.

Он полностью отдавал себе отчет, что человек, сидящий напротив, не имеет души.

– Ты лжешь, Спенс.

Спенсер Мартин даже глазом не моргнул.

– Черт, действительно лгу! И не могу выразить словами, как я рад, что ты просек это, Грэй. Ты все такой же цепкий. Не утратил хватку. – Он наклонился вперед. – Дэвид хочет, чтобы ты вернулся.

Несмотря на искреннее удивление, Грэй сохранил каменное выражение лица.

– Ты нужен ему в Вашингтоне, – добавил Спенс.

– Черта с два я ему нужен!

– Послушай. – Спенс поднял обе руки. – Он гордый человек. Черт, я мог бы не говорить тебе этого. Он упрямый и решительный, и самое трудное для него – это отступать и извиняться.

– Он поэтому послал тебя?

– Не хочется унижаться, я просто прошу от имени Дэвида, чтобы ты возвратился в Вашингтон, там твое настоящее место.

– Мое настоящее место здесь.

Спенс взглянул на живописный пейзаж за окном.

– Ты не медведь гризли, Грэй..

– Я люблю горы.

– И я тоже. Они прекрасны для альпинизма, лыж и тирольских песен. Береги это место для каникул, но возвращайся со мной в Вашингтон. Ты зря растрачиваешь свой талант. Ты нужен президенту. Нужен мне. Нужен стране.

– Прекрасная, волнующая речь! Кто тебе ее написал? Нили?

– Я серьезно.

– Я нужен стране? – Грэй хмыкнул. – Протри глаза. Страну не волнует, жив я или умер. Я делал работу, которой меня обучили. Больше моей стране ничего и не требовалось, и я убежден, не потребуется. Так оно и должно быть.

– Ладно, забудь патриотический долг. А как насчет Дэвида?

– Черт, я ему не нужен. Его рейтинг выше крыши. Другие партии пожертвуют несколькими бедолагами, выставив их против Меррита на следующих выборах, но это обернется дороги м безрезультатным упражнением, потому что Дэвида выберут на второй срок. Он так же нуждается во мне, как в волдыре на заднице.

– Не совсем так.

Спенс встал, потянулся и посмотрел в окно. Солнце стояло уже высоко, так что вид открывался потрясающий. Снег на горных вершинах так и сиял золотом, – Это происшествие с Ванессой, – вдруг выдал Спенс, – потенциальная взрывчатка.

– Что за происшествие? Спенс повернулся.

– После смерти ребенка она начинает сходить с ума.

– Для любой матери это стало бы серьезным ударом.

Спенс покачал головой.

– Это переходит всякие границы. Печаль обострила ее внутренние проблемы. Основное же, что ее нельзя оставить одну. – Он рассказал Грэю, что она находится в Хайпойнте под присмотром Джорджа Аллана и под круглосуточной опекой медсестры. – Дэвид боится, что она выкинет что-нибудь из ряда вон…

– Ты имеешь в виду, что она может как-нибудь искалечить себя?

– Да что угодно! В любом случае Дэвид надеется, что твой приезд окажет на нее благотворное воздействие.

– Он возлагает на меня слишком большие надежды, вряд ли я того заслуживаю. Да и потом, если уж он не может повлиять на свою жену, чего же ждать от меня?

– Ты должен развеять очередные слухи об их семейной жизни, – прямо высказался Спенс. – Ванесса много отсутствовала последнее время. Знаешь ведь, как люди говорят. Пошли сплетни. Хорошие семейные отношения очень помогут переизбранию Дэвида. Проблема с женой может стать катастрофой.

Если ты вернешься, слухи исчезнут раз и навсегда. Дэвид может прощать, но он никогда не зачислит в свои ряды человека, который был любовником его жены.

Грэй стиснул зубы с такой силой, что заболела челюсть. Под столом руки сами сжались в кулаки.

– Дополнительной сложностью является этот репортер, Барри Трэвис, – продолжал Спенс. – Она задала слишком много вопросов, чтобы мы могли чувствовать себя спокойно. У нее весьма сомнительные рекомендации. – Положив руку на переносной персональный компьютер, с которым он не расставался, Спенс выдал информацию о профессиональной деятельности Барри Трэвис. – Но поскольку Ванесса согласилась на эксклюзив, Трэвис стала выдавать себя за лучшую подругу и доверенное лицо первой леди. Она просто чокнутая, но иногда и незаряженное ружье стреляет.

– Она действительно страшный человек. Она была здесь.

– Здесь?! Когда?

– Вчера.

Спенс с облегчением плюхнулся в кресло и провел руками по лицу.

– Мы думали, она просто вынюхивает около Вашингтона, но раз уж она искала тебя, значит, затеяла очередное серьезное дело.

– О, дело действительно нешуточное! Она собрала целую папку газетных вырезок о нас с Ванессой. Короче говоря, сделала домашнюю работу и хочет распродать товар подороже. Я отказался говорить о Мерритах и заявил, что мне неинтересны ее россказни о них.

– Она что-нибудь о них говорила? Грэй хихикнул.

– Только не падай со стула, дружище. Она считает, что Ванесса убила своего ребенка, а потом заявила, что тот умер сам.

– Надеюсь, ты шутишь?

– Ты видел когда-нибудь, чтобы я шутил?

– Боже! – прошептал Спенс. – Мы знали, что ее куда-то занесло, но такое!.. Она действительно считает, что Ванесса?.. Это же абсурд!

– Конечно.

– Стоит л и тебе говорить, какой вред нанесет она не только Дэвиду и его предвыборной кампании, но и Ванессе, если даст ход своему предположению. А Ванесса сейчас очень уязвима. Джордж был вынужден увеличить дозу лекарств, чтобы сохранить ее психический баланс. Она очень увлеклась выпивкой, что тоже привносит некоторые проблемы. Если мнение Трэвис получит огласку, Ванесса может так и не прийти в норму.

Грэй без труда представил себе ход мыслей Спенса: защитить и предохранить президента, а следовательно, и себя.

– Интересно, где сейчас Трэвис? Грэй пожал плечами.

– Думаю, на обратном пути в Вашингтон. Я просил ее исчезнуть отсюда.

Спенс уже снова был на ногах.

– Мне бы позвонить в Вашингтон. Надо немедленно сообщить Дэвиду.

– Телефон в спальне на ночном столике.

– Спасибо. И, кстати, все было очень вкусно, – добавил Спенс через плечо, перед тем как выйти.

Грэй включил радио, чтобы послушать новости и прогноз погоды, не спеша убрал оставшуюся еду в холодильник и посуду на полку.

Во время уборки он выдвинул ящик, где держал большие столовые приборы, и, положив лопаточку, взял пистолет.

Затем открыл воду и начал заполнять раковину горячей мыльной водой. Погрузив в воду грязные тарелки, принялся за дело, не спуская глаз с тостера. Когда его хромированная поверхность отразила легкое движение за спиной, он выдернул из-за пояса пистолет, развернулся и выстрелил.

С руки, держащей пистолет, на пол стекла струйка мыльной воды.

Глава 14

Обратный перелет Барри в Вашингтон был длинным и неспокойным. В Национальном аэропорту царил хаос, как на турецком базаре. Добираясь на автомобиле со стоянки до телестанции, она вконец вымоталась. Собираясь войти незамеченной, чтобы проверить свое рабочее место на предмет почты и сообщений, она надеялась так же тихо удалиться, не перемолвившись ни с кем и словом.

В компьютерной почте сообщений не было; четыре сообщения лежали в телефонном ящике. Два от знакомых, одно из химчистки – оказывается, там не смогли вывести пятно с блузки – и последнее от Чарлин. Та спрашивала, почему она не ответила ни на один из ее звонков.

Барри стала гадать, что за вспышка новостей была у Чарлин: проникновение терроризма в организацию бойскаутов, активность мафии среди эскимосов, цианид в кукурузных хлопьях?!

– Бедняга, – пробормотала Барри, уничтожая телефонные сообщения. – Возможно, она просто одинока и хочет с кем-нибудь поговорить.

– А кто не хочет?

– Черт побери, Хови! – воскликнула она, развернувшись в кресле. – Напугать меня вот так, до смерти, доставляет тебе какое-то нездоровое наслаждение?

– Ты бы так не подпрыгнула, если бы совесть у тебя была чиста.

– Не заводись. Я не в настроении.

– Правда? – воскликнул он пронзительным голосом. – А как же насчет меня? Именно я прикрывал твою задницу, когда федералы донимали расспросами. Именно мне ты наврала и выставила дураком перед Дженкинсом.

– Очень сожалею, Хови. Я вынуждена была солгать.

Она встала, чтобы уйти, но он преградил ей дорогу.

– Что ты расследуешь, Барри? Скажи мне.

– Нет, пока не получу достаточно информации.

– Почему бы тебе не взять с собой оператора? Она подумала, давно ли пришло в голову этого «Эйнштейна», что она даже не взяла фотографа, когда отправилась за крутым материалом. Ведь что такое телерепортаж без картинки?!

– Пока еще преждевременно брать оператора. Ты первым узнаешь, когда появятся первые показания на пленке.

Выражение его лица стало неприятным. Еще более неприятным.

– Мне осталось несколько лет до пенсии. Если ты думаешь, что я собираюсь потерять из-за тебя пенсию, то ты сильно ошибаешься. Большим риском было начинать с тобой, но я сделал на тебя ставку.

– За что я вам вечно благодарна. А сейчас я пересекла весь континент и два часовых пояса и потому устала, раздражена и хочу под душ. Я собираюсь забрать своего пса и отправиться домой. Спокойной ночи. – Она проскользнула мимо.

– Ладно, хорони себя заживо. Но не надейся утащить за собой и меня! Это последний раз, когда я ходил за тебя на ковер. – Она была уже почти вне слышимости, когда он сделал прощальный выстрел:

– И выглядишь ты отвратительно!

Сначала Барри хотела оставить Кронкрайта в питомнике до утра, но решила, что ей нужна компания. Кроме того, она не любила держать его взаперти без необходимости.

Барри приехала в питомник за несколько минут до закрытия. И служительница, и Кронкрайт – оба при виде ее чуть не прыгали от радости.

– Прекрасно воспитан, но ужасно избалован, – сказала молодая женщина, освобождая Кронкрайта.

– Да, знаю. Но он принц среди собак. – Барри присела на корточки и взъерошила его загривок. Он же без устали лизал ей лицо.

Проявление радости у него ничуть не уменьшилось и в машине.

– Обещаю, что ты получишь угощение сразу же, как только мы попадем домой, – бросила Барри, открывая дверцу. – Ну успокойся!

Так как кто-то занял парковочное место напротив ее дома, она вынуждена была при парковаться на пол-, квартала дальше.

– Кронкрайт, успокойся! – девяносто фунтов собачьего веса тянули поводок. Зная, что вот-вот и он дома и там его ждет угощение, пес был почти неуправляем.

– Ладно, ладно. – Барри отцепила поводок. Не сделай она этого, пес просто потащил бы ее за собой.

Почуяв свободу, он на долю секунды задержался, затем бросился вниз по улице, стуча когтями по тротуару.

– Заходи через свой собачий лаз, – вслед ему крикнула Барри.

Она нагнулась к сиденью, чтобы вытащить сумку и багаж.

Взрывная волна, словно гигантская рука, ударила и свалила ее на землю. Огромный пылающий шар взвился в небо, затопив все вокруг жутким красным сиянием ада.

– О мой бог мой бог мой бог! – Ей удалось наконец встать на четвереньки. Несколько секунд Барри ошарашенно смотрела на адское пламя в полуквартале отсюда, туда, где когда-то стоял ее дом. Черный дым клубился над этим местом, затмевая месяц. Несколько секунд она находилась в оцепенении, затем кровь прилила к голове. Пьяно пошатываясь, она поднялась на ноги и побежала вниз по тротуару. По крайней мере попыталась бежать. На самом деле это скорее напоминало какую-то нетвердую походку.

– Кронкрайт! – Крик ее еле отличался от мычания. – Кронкрайт! Сюда, мой мальчик! – Она не замечала жары, двигаясь по выложенной камнями дорожке, ведущей к центральному входу в дом.

– Леди, вы с ума сошли!

Чьи-то руки подхватили ее под мышки, мешая двигаться вперед.

– Кто-нибудь, помогите! – выкрикнул человек. – Она пытается войти внутрь.

Затем ее держали уже несколько пар рук. Барри боролась, но напрасно. Ее протащили через улицу в соседний двор, подальше от опасного места. Она пыталась объяснить, но из горла вырывались только рыдания.

– Кронкрайт, Кронкрайт…

– Я думаю, Кронкрайт – это ее пес.

– Больше нет. Если он был в этом доме, он…

– Кто-нибудь знает, что случилось?

– Чей это был дом?

Барри лишь смутно слышала какие-то голоса. Из ближайших домов повыскакивали жители. Тротуар и дорогу запрудили любопытные. Вдали послышался вой сирен.

Когда добросердечные соседи убедились, что Барри не собирается бросаться в пламя, ее освободили, и все разбрелись кто куда. Она забралась на изгородь между лужайками и, съежившись, с ужасом наблюдала, как ее владение разваливается на части. Никто не обращал на девушку внимания, прохожие переговаривались друг с другом, стараясь восстановить ход событий.

– Вон приехали пожарные. Интересно, во двор въедут?

– Хоть бы полили и нашу крышу.

– А внутри кто-нибудь был?

– Только собака. Говорят, пес хозяина. Барри неслышно всхлипнула:

– Кронкрайт…

Это было последнее, что она успела произнести, прежде чем огромная ладонь зажала ей рот и ее перебросили через ограду. Барри попыталась закричать, но ладонь лишь увеличила давление. Она кинулась было к газону соседа, но похититель сбил ее с ног. Когда они достигли аллеи за домом, Барри удалось довольно-таки сильно пнуть его по голени, он ослабил хватку, но лишь на время; она же упала на асфальт и ободрала колени. Девушка вскрикнула, но разве можно было услышать ее крик среди этого шума и хаоса?!

Она умудрилась подняться на ноги, но снова попала в удушающие медвежьи объятия.

– Заткнись или я тебя ударю!

Поверив ему, Барри прекратила сопротивление; ее тащили через какой-то двор, затем через аллею и еще один двор. Наконец они достигли машины, припаркованной у обочины, улицы за две от ее авто.

Когда похититель дотянулся до дверной ручки, Барри вонзилась зубами ему в ладонь и двинула локтем в живот. Он отступил и прорычал ругательства. Барри со всех ног бросилась в сторону.

Но свобода оказалась недолгой. Он схватил ее сзади за волосы и притянул к себе. Затем развернул и тряхнул так сильно, что она испугалась возможности развалиться.

– Кончайте воевать со мной, черт побери! Я пытаюсь сохранить вам жизнь.

Когда голова ее перестала кружиться, стало ясно, что она находится в компании Срэя Бондюранта.

– У вас с собой есть очки?

Грэй держал направление к пригороду Мэриленда. Он вел машину умело, точно в пределах ограничения скорости. Чего ему меньше всего хотелось, так это быть остановленным за нарушение правил дорожного движения. Время от времени Бондюрант посматривал в зеркало заднего вида, впрочем, уже через несколько кварталов успокоился – погони не было.

Никто не следил за ними. Пока.

Поняв, что его вопрос до пассажира не дошел, Грэй взглянул на Барри. Она не моргая ошеломленно глядела прямо перед собой.

– У вас есть очки? – повторил он.

Барри повернулась к нему, непонимающе уставилась прямо в глаза, затем кивнула. Странно, и как это она умудрилась удержать на плече свою сумку?

– Выньте из глаз контактные линзы и наденьте очки, – приказал Грэй.

Барри облизала пересохшие губы, потом сглотнула.

– Как вы узнали?

– Не важно. Делайте, что я говорю. Соберите волосы под эту бейсбольную шапочку. – Он достал шапочку и положил на сиденье между ними.

– Что… Почему?..

– Не стоит рисковать. Вас могут узнать.

– Кто?

– Ребята, которые разнесли ваш дом на мелкие кусочки. А кто, вы думаете?

– Мой пес умер.

Голос Барри сорвался. Огни движущихся навстречу машин отражались в ее глазах. Она тихо заплакала. Грэй молчал. Он не был силен в такого рода вещах, но она ему больше нравилась плачущей, чем действующей как зомби.

Он продолжал движение, не выделяясь из потока машин. Когда она немного успокоилась, он припарковался к круглосуточно работающему кафе.

– Нам нужно о многом поговорить, – начал Грэй. – Я не пойду с вами в кафе, если вы собираетесь скандалить и привлекать внимание.

Он не двигался, пока она удаляла контактные линзы и надевала очки. Очки Грэй заметил, когда обыскивал ее сумочку, в то время как Барри спала на софе.

– У вас есть платок?

– Нет.

Барри вытерла нос рукавом.

– Пожалуй, я готова. Но шапочку я не надену. Меня и так никто не узнает.

И прежде чем Грэй опомнился, Барри уже открыла дверь и вылезла из машины. Он нагнал ее в тот момент, когда улыбающаяся хозяйка выскочила им навстречу. Грэй отказался от вложенного в пластик меню.

– Только кофе, пожалуйста.

Здесь было полутемно.

В основном столики пустовали. Ползала было перегорожено, запах вымытого до блеска линолеума конкурировал с запахами отбивной и кондитерского сиропа.

– Мистер Бондюрант, как получилось, что вы похищаете меня через несколько секунд после того, как мой дом взорвали?

Он воздержался от ответа, пока официантка, налив им кофе, не отошла.

– Я не делал этого, если вы меня имеете в виду.

– Именно это я и имею в виду.

– Вы ошибаетесь, – опустив глаза, он добавил:

– Жаль вашу собаку.

– И это я слышу от человека, который даже кличек не дает своим лошадям?! – удивилась Барри.

– Слушайте, я оказал вам услугу, вытащив вас оттуда.

– Но почему «вытащив»? Почему вы просто не попросили меня пройтись?

– Потому что вы были не в состоянии прислушаться к доводам. Я должен был вас увести оттуда, и это был скорейший путь. Я предполагал, что они возьмутся за вас, и был прав. Но если вы хотите, чтобы мы расстались, возражать не буду.

– О чем вы говорите! – воскликнула она тихим голосом, чтобы не привлекать внимания.

– Так почему бы вам не заткнуться и не дать мне объяснить?!

Она откинулась на спинку пластмассового стула и скрестила руки на груди. Он отпил из чашки.

– Во-первых, я хочу точно знать, что произошло. Логично предположить, что Бринкли…

– Кронкрайт.

– Кронкрайт вошел в дом первым.

– Там… был…лаз для собаки, в двери с обратной стороны дома.

– Именно через нее вы обычно входите, через заднюю дверь?

– Обычно да.

– Тогда, возможно, они поставили взрывное устройство туда.

Барри перегнулась через стол.

– Кто? И что здесь делаете вы? Почему преследовали меня до самого Вашингтона? Вы ведь преследовали меня, да?

– Я приехал предупредить вас, что вы задаете не те вопросы и не тем людям. Вы унюхали запах какой-то истории, которую президент не хочет афишировать.

Барри слегка побледнела и нервно закусила губу.

– Откуда вы знаете?

– Меньше чем через двадцать четыре часа после вашего отъезда меня посетил Спенсер Мартин.

– Он как-то связан с Белым домом?

– Можно сказать и так. После Дэвида Меррита он самый влиятельный человек в стране.