Текст книги "Хрущёв и Насер. Из истории советско-египетских отношений. Документы и материалы. 1958–1964"

Мы приехали в Асуан. Туда на перекрытие русла приехали Бен-Белла, президент Алжирской Республики, премьер-министр Йемена, забыл его фамилию, Ареф – президент Иракской Республики. С Арефом у нас были плохие отношения. Мы считали его человеком непрогрессивного направления, поэтому я даже Насеру высказал такое мнение: «Неприятный он человек, с ним и разговаривать неприятно». А перед торжественным обедом, который давал Насер в честь своих гостей, мы получили известие, что Ареф учинил расправу над прогрессивными силами Ирака. Поэтому я сказал Насеру: «Очень неприятный человек. По нашим сведениям, он совершил какую-то акцию – арестовал или уничтожил людей, и сидеть рядом с таким человеком, – а распределение мест складывалось так, что я сидел непосредственно рядом с Арефом, или через 1–2 человека за столом, – очень неприятно». Насер говорит: «Я думаю, эта информация неверная. Не думаю, чтобы он сделал это в момент, когда он находится в Египте, являясь моим гостем, и когда встречается с Вами. А он очень хотел с Вами встретиться, потому что хочет установить более тесные отношения с Советским Союзом». Я говорю: «Сомневаюсь, потому что по его выступлениям этого не заметно». «Хорошо, я узнаю». Через какое– то время Насер мне сказал: «Вы знаете, он клялся и божился, что не делал этого. Вообще это вымысел буржуазной прессы, ничего подобного в Ираке не было. И я ему верю, потому что он очень религиозный человек, всё время стоит на коленях и бьёт поклоны Аллаху, обращаясь к нему со всевозможными просьбами. Поэтому он соврать не может, уверяю Вас».

Обед прошёл очень торжественно. После я беседовал с Арефом. Ареф сам поднял этот вопрос и сказал: «Информация, которую Вы получили, неверная. Эту информацию дают лица, которые не заинтересованы в том, чтобы улучшались отношения между Ираком и Советским Союзом. Я же этого не делал и не делаю». Я говорю: «Я очень рад, что Вы так заявляете и что этого не произошло. Но мы имели такую информацию». Возможно, информация наша была неточной.

Самое лучшее впечатление произвёл на меня Бен-Белла. Культурный, образованный человек, который разбирается в вопросах строительства социализма, в марксистских вопросах. Человек, который стоял на позициях строительства научного социализма. Он сам говорил, что нет какого-то другого пути строительства социализма, кроме научного, марксистского. И он нравился мне своей внутренней политикой. Например, компартия Алжира тоже находилась на нелегальном положении. Но это довольно сложное нелегальное положение. Потому что они жили свободно, свободно располагался ЦК алжирской компартии. Все деятели компартии были известны алжирскому руководству и мне даже рассказывали коммунисты, что Бен-Белла вызывал влиятельных людей компартии и спрашивал: «Что вам нужно? Занимайте посты в профсоюзах, занимайтесь вопросами просвещения, культуры, экономики». То есть никакого препятствия внедрению коммунистов в государственный и общественный аппарат правительство не делало.

Когда было торжественное перекрытие, то это было обставлено так, что присутствовало огромное количество народа. С речью выступил президент, а министр, который непосредственно занимался строительством Асуанской плотины, сделал вроде рапорта президенту. Одним словом, какая-то форма торжественного порядка была разработана. Потом был пуск. Президент пригласил меня: «Так как плотина наша, но вы фактически ее строите, вы ее кредитуете, ваш технический проект и ваши люди, поэтому прошу вместе со мной нажать кнопку для взрыва отводной плотины с тем, чтобы направить воду по новому руслу». Это, собственно, почётная миссия, поэтому не было смысла отказываться. Это честь. Поэтому я поблагодарил его и с удовольствием согласился. Мы с президентом нажали эту кнопку. Раздался взрыв, и вода хлынула по новому направлению. Правда, мне потом говорили, что два человека задержались в туннелях и их смыло водой. Потом говорили, что они спасены. Но так это было или нет? В общем, была допущена такая непредусмотрительность.

Перекрытие прошло очень торжественно. Это нужно было видеть, потому что нельзя передать, как светились лица египтян, как искрились глаза, когда они смотрели, как мощный поток нильской воды направился по новому руслу.

Меня предупредили, что в Асуане особенно сухой климат, где раз в несколько лет выпадает дождь. Я приготовился к этим условиям. И всё же, когда мы приехали в Асуан, мы как в духовку залезли. От солнца нигде не было спасения. Но помещение, в котором я разместился, было хорошим, с охлаждением воздуха, с водой. Но принять холодный душ – это было только название, потому что вода в душе была тёплая, нагретая асуанским солнцем.

На вечер был назначен митинг. А перед этим, по-моему, было собрание наших специалистов и рабочих. У них там был свой клуб, и они пригласили меня, чтобы я выступил перед ними. Я с удовольствием согласился. Побеседовал с ними, рассказал о положении дел в стране. Положение дел было хорошим и настроение у людей было хорошее.

При закате солнца собрался митинг. Почему вечером или ночью? Потому что днём на открытом воздухе невозможно было находиться. Выступил президент. Президент выступил и впервые сказал о социализме, который они строят и будут строить на основе научного социализма. То есть он отошёл от обычного стандарта о строительстве арабского социализма. Здесь он впервые сказал о научном социализме. Он не сослался на Маркса и Ленина, но сказал, что научный социализм. Это одно и то же собственно. Он не сослался не только по внутреннему пониманию, но, видимо, учитывал настроение своих противников, а главным образом своих союзников, которые не совсем понимали эти вопросы. Поэтому он делал временную уступку. Во всяком случае, это было шагом вперёд и мне было приятно это слышать.

У меня была подготовлена небольшая речь, и я тоже выступил. Слушателями был встречен хорошо. Потом выступил Бен-Белла. Бен-Белла произнёс очень хорошую речь. Потом выступил Ареф. Нельзя было согласиться с такой речью, потому что в политическом отношении речь была очень путаной. Она переплеталась с его неверным пониманием. Он там говорил об иракском социализме и только об иракском. Много говорил об Аллахе, как верующий человек. Одним словом, речь его была не такой, как у Насера, и конечно не такой, как у Бен-Беллы.

Речь премьера Йемена не выделялась чем-то особенным. Это была передовая митинговая речь, поэтому не вызвала энтузиазма. Но ничего не было сказано такого, против чего можно было бы возражать. Тем более, если учесть внутреннее положение этой страны и взгляды самого премьер-министра. Это не коммунист, военный человек, поэтому от него требовать нечего было. Да и сам он был без особых претензий. Но он демонстрировал, что хочет дружественных отношений с Советским Союзом. Мы это понимали, поддерживали его и оказывали ему помощь. Мы тогда строили для Йемена морской причал и другие сооружения. Но больших сооружений мы тогда в Йеменской Республике не вели, потому что внутреннее положение было непрочным и премьеру было не до строительных объектов. Он вёл войну против принца Эль-Бадра, который стал потом королём. Интересная личность. Я о нём кое-что расскажу позже, потому что встречался с ним раза два-три. Очень оригинальный человек. Я встречался с ним тогда, когда он был наследным принцем короля Йемена.

На этом митинге я сидел рядом с Бен-Беллой. Когда выступал Ареф, Бен-Белла всё время улыбался, даже поворачивался в мою сторону и смеялся. Он понимал, что я тоже не согласен с его высказываниями, поэтому так открыто выражал своё отношение к речи. Когда выявилось содержание речи Арефа, Бен-Белла начал меня уговаривать выступить, Я говорю: «Позвольте, это же неприлично. Мне было дано слово, я выступил, сказал, что мы считали нужным сказать, а сейчас у меня и речи подготовленной нет. Это будет плохо расценено, что я проявляю какие-то особые притязания, что не положено гостю». «Да нет, что вы!» Начал меня уговаривать. «Поверьте мне, что это будет очень хорошо воспринято. А что у вас нет текста, – я уверен, что вы найдёте что сказать, и скажете полезное для Арефа и всех слушающих». Отказываясь, я имел в виду Насера, что ему это будет неприятно. Потом говорю: «Выступить и открыть дискуссию с Арефом на митинге – неприлично. Он же президент Иракской Республики?» Но тут вмешался Насер. Он тоже обратился ко мне: «Я Вам советую выступить. Вы не вступайте в полемику, не называйте его фамилии, но выскажите свою точку зрения. Она будет полезной для Арефа и для других слушателей. Иначе сложится такое впечатление, что мы с ним согласны». Я говорю: «Имейте в виду, что я выскажу свою точку зрения, а вы её знаете, поэтому не будьте на меня в претензии».

Я выступил и сказал о научном социализме. А у Арефа была примерно такая же структура мыслей, которую когда-то высказывал Насер. Но для Насера это был уже пройденный этап, а Ареф сейчас повторял эту позицию: арабский народ, мы делаем всё для арабского народа, мы верны арабскому народу. Не разделял на классы, а рассматривал арабский народ как единое целое. Вот эту тему я и взял для своего выступления. Я сказал: «Вот некоторые говорят насчёт арабского народа. Но арабский народ, как и все народы, имеет сложную структуру. Есть арабы капиталисты, есть арабы помещики, есть арабы крестьяне, есть арабы рабочие. Так за каких арабов ораторы, которые здесь выступают? Потом, арабы-крестьяне хотят получить помещичью землю, а арабы-помещики не хотят её отдать. Наоборот, помещики хотят, чтобы феллахи работали на них. Арабы-рабочие работают на арабов-капиталистов и эти капиталисты хотят, чтобы рабочие работали как можно больше, чтобы рабочий день был у них как можно длиннее, и получали они как можно меньше. Арабы-рабочие же хотят своего: меньше работать и больше получать. Так вы за каких арабов? За арабов-рабочих или арабов-капиталистов»? И другие элементарные доводы приводил, понятные для марксистов. Я закончил. Кому нужно было понять, те поняли, что я полемизирую с Арефом, с его речью. Но когда я готовился к выступлению, то вся моя подготовка заключалась в том, что я сидел, собирался с мыслями, приводил их в какую-то последовательность, поэтому меня беспокоило, поймут ли меня рабочие и служащие, которые были на митинге. Главным образом рабочие. Но среди них абсолютное большинство неграмотных, которые воспитывались в таком понимании, что прогрессом для них является арабский социализм и что нужно бороться за защиту арабов. И это вполне понятно, потому что много лет Египет был под пятой английских колонизаторов, потом арабские народы вели борьбу против Израиля, который захватил их земли. Поэтому, когда говорили «за интересы арабов», «за арабский народ», в их понимании это было против внешнего врага. Вопросы же внутренние и вопрос классовой борьбы затушевывались, не вскрывались. Компартия же Египта и компартии других стран находились в подполье и были ещё слабы. Таким образом, обнажив классовый состав египетского общества и других арабских государств, я беспокоился, как поймут это рабочие? Поймут ли правильно? Но народ слушал очень внимательно. Переводил тогда наш переводчик и переводил, видимо, хорошо, потому что народ принимал речь хорошо, с одобрением, и довольно бурным одобрением.

Когда я закончил, народ очень бурно проявил своё отношение к речи. Бен-Белла тоже был очень доволен. Он говорил: «Очень хорошо получилось». Насер тоже похвалил. Но, возможно, Насер хвалил как хозяин гостя, а Бен-Белла действительно так понимал. Он был полностью со мной согласен, и у меня не было сомнения в том, что он говорит так, как думает.

Кончились речи, митинг закрыли. Ареф понял, конечно, мою речь. Я считал его ограниченным человеком, но не нужно быть умным, чтобы понять, что такое выступление носило полемический характер с его речью. Одним словом, этот человек произвёл на меня плохое впечатление. Но он президент и к нему хорошо относились Насер и Бен-Белла. Хотя со всеми пороками, на которые я указывал, оба соглашались. Тогда Бен-Белла высказался довольно откровенно: «Тов. “Старик”, поймите, что Ареф идёт вместе с нами и никуда не уйдёт. Он будет идти вместе с нами до конца, поэтому мы должны его поддерживать. То, чего он не понимает, – придёт время, поймёт. Но другого, лучше его понимающего, нет. А если есть такие люди, так они стоят на других позициях, они против нас. Он же стоит за арабское единство и поддерживает это единство, как он понимает. Во всяком случае, он за единство с нами. Поэтому не нужно его отталкивать, наоборот, мы должны его поддерживать. Без него могут прийти люди с проведением другой политики». Мне высказывание Бен-Беллы очень понравилось. Он абсолютно правильно сказал. Я ответил: «Я вас понимаю, тов. Бен-Белла. Действительно, нужно проявить терпение, иначе ничего не сделаешь». Это как в «Коньке-горбунке», там есть такие слова: коли глупым ты родился, завсегда отец бранился. То есть надо иметь дело с таким человеком, какой он есть. Поэтому мы договорились о более терпимом к нему отношении. И эту терпимость Бен-Белла и президент Насер направляли в мою сторону.

Я им сказал: «Я с вами согласен. Это понимание правильное, поэтому не нужно делать каких-либо булавочных уколов, которые могли бы его раздражать или охлаждать. Наоборот, его нужно поддерживать». И после моего возвращения в Москву мы обменялись мнением по этому вопросу и решили последовать совету, который высказали Бен-Белла и президент Насер. Влиять, толкать его, но всё-таки с пониманием относиться к позиции, которую занимает Ареф.

Вот так закончился митинг по случаю перекрытия реки в Асуане. Мне потом рассказывали наши люди, знающие арабский язык, что арабы очень внимательно слушали и исключительно хорошо восприняли моё выступление. Не помню, какой-то наш специалист ездил с арабским шофёром, так этот шофёр сидел в машине и слушал все выступления на митинге и в том числе мою первую и вторую речь. И потом, когда они ехали, он сказал: «Впервые в жизни слышу такое понимание насчёт арабского народа, арабского единства. Такое откровение. Очень правильно было сказано. Действительно, мы имеем разные интересы».

Это классовое расчленение, которое я очень резко провёл, мы у себя прошли давным-давно, а для арабов это было новым. Никто так не ставил вопроса, особенно из руководящих кадров. Наверное, коммунисты это ставили, но они были в подполье, потом компартия там была очень малочисленной, поэтому не имела своих последователей в народной толще. И это не доходило до простых людей. Одним словом, я тоже был доволен, что своим выступлением посеял семена правильного понимания структуры общества, что оно является классовым, и каждый класс имеет свои интересы, которые находятся в противоречии с интересами другого класса.

По плану моего пребывания у Насера было предусмотрено посещение Красного моря. Нам сказали, что там будут корабли, и мы на этих кораблях будем жить. Не помню, два или три дня должны были там находиться. Что любители могут ловить там рыбу и что мы будем проводить беседы между собой и проведём общую беседу с представителями других арабских государств. Повторяю, что там были представлены Йемен, Алжир и Ирак. Сирия не могла присутствовать. После разрыва союза, который был создан, она не присутствовала.

Мы уехали на Красное море. По-моему, летели самолётом. Там уже стояли корабли. Мы разместились на этих кораблях. На них было немного свежее, чем в песках, в которых находится Асуан. Морской воздух всё-таки освежал, и дышалось легче. Рыболовы сейчас же занялись ловлей рыбы, а представители государств организовали встречи и беседы.

Беседы, которые мы провели, были нам полезны. Они опять выявляли наши точки зрения. При обмене мнениями мы находили больше точек соприкосновения, больше взаимопонимания по тем вопросам, которые требовали доработки и созревания. Я сейчас конкретно не помню, какие это были вопросы, но это вопросы международного порядка, вопросы внутреннего строительства и вопросы единства стран, которые стоят на позиции борьбы против колонизаторов, за мирное сосуществование. По вопросам внутреннего порядка, внутреннего строительства в каждой стране мы обменялись мнением ещё на митинге. О том, какой путь, буржуазный или социалистический, нужно выбирать. Там уже Насер выступил за путь научного социализма, Ареф выступил за путь арабского социализма не потому, что он противопоставлял свою точку зрения точке зрения Насера. Нет. Насер был для него абсолютным авторитетом. Просто он был за него по недомыслию. То, что ясно для нас, ещё не ясным было для Арефа. Я не говорю этого о Бен-Белле, который, я считаю, ближе всех был к нам, марксистам. Он не высказывался открыто за марксизм-ленинизм, но фактически в своей деятельности руководствовался этим учением. Он делал это по внутренним соображениям, потому что должен был подвести народ к созреванию и правильному пониманию этого учения. Нельзя отрываться от своего народа с тем, чтобы не противопоставить себя ему и не дать возможности классовым врагам использовать свои довольно сильные позиции среди неграмотного арабского народа.

Я сейчас не знаю, в каком положении находится Бен-Белла, но когда его свергли и я узнал об этом из печати, я считал, что это очень большая потеря для Советского Союза, стран социализма и всего коммунистического движения. Потому что я считал, что в потенции это коммунист. Политика, которую он проводил, не противоречила коммунистической тактике. Это вопрос не теоретический, а вопрос тактический, который он проводил и проводил разумно, правильно.

Красное море – тёплое море, но я не купался. Наши товарищи купались в этом море, ловили рыбу, но я не купался. Очень богатое рыбой море. По берегам это море похоже на Каспийское, тоже окружено песками, пустыней. Вид с моря на берег довольно унылый, потому что он пустынный – пески, барханы.

Пришло время уезжать оттуда. Мы прилетели обратно в Асуан, а оттуда продолжали свой путь согласно намеченного плана. Мы должны были поехать в Луксор – это древняя столица египетского царства, Там богатейшие исторические памятники, которые нужно было спасать, потому что они затоплялись.

Я не могу сейчас утверждать, ехали мы по железной дороге в Асуан или летели самолётом. Пребывание это было коротким и настолько насыщенным, да прошло ещё много времени, так что в памяти получаются нагромождения. Поэтому трудно восстановить по памяти, а другими источниками я не располагаю. У меня только осталось в памяти от полёта, что река Нил с высоты тянется очень узкой полосой. И вид довольно грустный. Потому что только на небольшом пространстве справа и слева от Нила можно наблюдать растительность, а всё остальное пространство – безжизненная пустыня. Это и по географии известно, что там пустыня. Но ещё большее впечатление получаешь, когда наблюдаешь эту пустыню с воздуха.

Когда мы беседовали с президентом и вице-президентом Амером о воинской подготовке, то оказалось, что они готовили у себя отряды, которые могли существовать в пустыне. Они их специально тренировали на случай, если жизнь потребует забросить их в пустыню. То есть чтобы они могли жить там на подножном корму. А какой корм может быть в пустыне? Говорят, что в пустыне есть змеи, поэтому они питались змеями. Оказалось, что и в пустыне человек может прожить довольно продолжительное время, если его соответствующим образом натренировать.

Программой моего пребывания в Египте была запланирована поездка совместно с президентом под Александрию в проектные организации, которые разрабатывали проекты освоения будущих земель. То есть после создания Асуанской плотины к уже освоенным землям прибавится ещё 1/3 земель. Это очень весомая цифра. Нужно иметь в виду, что это поливные земли, поэтому ценность их очень большая. На них они снимают урожай два раза, а по некоторым культурам три раза в год. Собственно, что такое год в Египте? У них холод безморозный. Это просто похолодание в нашем понимании. Поэтому Асуанская плотина имела такое значение для египетского народа. Здесь мечты были связаны не только с получением электроэнергии, а главным образом рассматривалась возможность расширения поливных площадей и создания условий для обеспеченности продовольствием и техническими культурами.

Мы выехали. Приехали в какой-то район. Там было много архитекторов, которые разрабатывали планы застроек населённых пунктов. Но принцип был у них такой, чтобы идти по старой дорожке. То есть землю, которую они получат в результате орошения, нарезать мелкими участками и основываться на технике, которая существует сейчас и которая существовала тысячу лет назад.

Когда я ездил с Насером, то из вагона поезда или из автомашины видел того же буйвола с завязанными глазами и погонщика, который вычерпывает воду и подаёт на рисовые поля. Это рисовое поле очень маленькое, даже миниатюрное. Были даже хозяйства, которые обрабатывали землю вручную. Люди жили очень бедно, буквально в норах, как сурки. Это я говорю о деревне. Видимо, в результате такого нищенского положения деревни президент не предложил мне поехать в какой-то населённый пункт, по нашему в деревню, и что-то посмотреть там. Я мог наблюдать только с дороги. В одном месте я думал, это просто бугорок, а оказалось, там люди живут. Не знаю, может быть, это были самые обездоленные из обездоленных, но внешний вид людей, даже в городах, был очень бедным.

Это вполне понятно, так как по статистике жизненный уровень там низкий.

Однажды мы вместе с президентом ехали в одной машине. Вдруг президенту стало дурно. Он остановил машину, глаза у него закатились, он откинулся на спинку машины. Это у меня вызвало большое беспокойство. Он сказал, что плохо себя чувствует, у него головокружение и что ехать дальше не может. Извинился, пересел в другую машину и, по-моему, вернулся в Александрию. Нам же он предложил ехать по маршруту, который был запланирован.

Не помню, кто с нами ещё был. Видимо, Амер. Потому что Амер всегда ездил с нами. Были редкие случаи, когда Амера не было вместе с президентом при осмотре каких-либо достопримечательностей, сооружений.

Мы поехали, осмотрели. Люди старались, прилагая все усилия к более разумному использованию этих новых площадей и созданию более человеческих условий для обитателей деревень.

У меня сложилось впечатление, что в самой основе заложено непрогрессивное начало. Но своих впечатлений я не высказывал, а слушал и сравнивал. А я имел возможность сравнивать с нашими среднеазиатскими республиками. Сходство условий большое: на Ниле, как, например, в Узбекистане или Таджикистане, ведётся главным образом поливное хозяйство. Без поливки нельзя ничего получить. Я имею в виду основные культуры – рис, хлопок, фрукты. Фруктовые среднеазиатские культуры замечательные, но всё это – на поливе. Если не иметь полива, то всё это умрёт, превратится в пустыню.

Мы уже широким фронтом вели огромные механизированные работы по нивелировке площадей, прокладке каналов. Здесь же всё это было недоступно. Для них был невозможен такой способ разработок, какой имели мы. Поэтому я критически относился к их планам освоения этих земель. Но я долго колебался – высказать или нет свои сомнения президенту, боясь, что это даст повод думать, что я толкаю его на какие-то радикальные меры в области ведения сельского хозяйства – к коллективизации или другим формам крупного хозяйства. Хотя я видел возможность для проявления в Египте прогрессивности в освоении земель, полученных в результате большой воды с помощью Асуанской плотины.

Мы приехали в Александрию. По плану мы должны были собраться вечером. Туда мы приехали к обеду. Я должен был обедать в отведённом для меня дворце. Это был богатый, роскошный дворец короля. Вечером Насер пригласил меня к себе. У него там была дача довольно приличная и большая. Так что он имел возможность принимать даже несколько десятков человек. Там был зал, в котором мы потом собрались. Ехали мы вдвоём. Амера не было. Как в поговорке говорится: не терпится мастеровому, так и у меня всё время была внутренняя потребность высказать свои соображения. Извиниться и объяснить ему, что это ни в коей мере не является какой-то рекомендацией. Это просто мои соображения, которые никого ни к чему не обязывают. И я к нему обратился. Сейчас не помню, какая была форма обращения. По-моему, когда мы были один на один, то я к нему обращался «товарищ Насер», или «президент».

«У меня, – говорю, – есть свои соображения, но я колеблюсь, сказать Вам о них или нет». Я уже говорил, что он на меня производил очень хорошее впечатление: ясные глаза, подкупающий, теплый, человечный, располагающий к себе взгляд. Он мне нравился. И я сейчас питаю большие симпатии к нему, когда вспоминаю о встречах, беседах и своём пребывании в Египте. «Скажите, – говорит, – что вы думаете».

«Я думал о землях, которые вы должны готовить к освоению. Хотел Вас спросить, как думаете их осваивать». Он говорит: «Будем осваивать. Разделим эти земли между народом. У нас много безземельных людей, нужда колоссальная». Это для меня было не ново. Я сам знал, что у них больше рабочих рук, чем дел, а тем более земли у крестьян. Они нуждаются в увеличении наделов и ждут, что получат эту землю в результате строительства Асуанской плотины.

«Мы, – говорит, – думаем так сделать: раздать крестьянам».

«Конечно, – говорю, – это большое дело, и богатство у вас будет очень большое. Но разрешите мне высказать свои соображения. Прошу заранее правильно меня понять и не обижаться на то, что я, как гость, веду себя навязчиво. Я выскажу только свои соображения, которые Вас ни к чему не обязывают. Выслушайте меня и Ваше дело, как мне ответить и как Вы будете рассматривать эти мои соображения».

«Пожалуйста, я Вас слушаю».

«Я бы на вашем месте не делил землю, а создал государственные хозяйства, которые мы в советских условиях называем совхозами – советские государственные сельскохозяйственные предприятия. У нас есть большой опыт. Такие хозяйства мы создаём в Узбекистане, Туркмении, Таджикистане». А мы уже к этому времени создали несколько десятков совхозов и эксплуатировали эти новые хозяйства уже несколько лет. Поэтому имели возможность сделать заключение о рентабельности этих хозяйств и о том, как окупаются вложенные в них средства. Так что я мог разговаривать более или менее конкретно, без цифр, конечно, но по памяти я ими мог апеллировать.

«Я Вам расскажу, как делаем мы. Мы сейчас ведём большие работы в Голодной степи. Там большие возможности. И вопрос освоения этих земель зависит только от капиталовложений и количества воды. Мы отказались от того, чтобы на этих землях создавать колхозы, а решили создать государственные предприятия – совхозы. Делаем там посёлки городского типа, со всеми городскими коммунальными условиями, службами, строим школы, детские ясли и сады. Одним словом, всё, что нужно для обслуживания живущих и работающих в этом хозяйстве. Конечно, это требует больших средств, капиталовложений. Но опыт показал, что достаточно трёх хороших урожаев – и эти капиталовложения окупаются. А хорошие урожаи на поливных землях зависят только лишь от качества обработки земли, от умения работать на этих землях. При этом условии можно получить минимум 30 центнеров хлопка. А лучшие хозяйства у нас получают и больше. Наши экономисты мне докладывали, что если взять стоимость этого урожая не в хлопке-сырце, а в реализации продуктов и изделий из него, то капиталовложения окупаются буквально за 2–2,5 урожая, а при хорошем урожае – за полтора урожая. Пусть будет не полтора, два, пусть будет три, четыре. Значит, за четыре года вы окупите все капиталовложения. Это же дает огромные средства накоплений. Поэтому если бы вы создали госхозы на вашем уровне, то эти хозяйства были бы как печатный станок, который печатал бы деньги. И для населения Египта это было бы большим удовлетворением, потому что вы привлекали бы его в качестве рабочей силы для работы в этих госхозах, повышали бы его культуру, квалификацию, а следовательно, его заработок был бы на должном уровне. Вы бы работали не так, как сейчас – с мулом, когда мул вертит колесо для того, чтобы поливать водой. Вы не обижайтесь, но ещё в старое дореволюционное время я видел в учебнике на картинках такой способ орошения, какой существует сейчас в Египте».

Отношения с президентом у нас были хорошие, поэтому я допускал такую вольность, считая, что он поймёт правильно и не обидится.

«Такой способ был при Рамзесе I. Таким же он остался и при Насере I. А уже прошли столетия. Почему это так? Потому что хозяйства основаны на маленьких клочках земли. Человек не может поставить там насос, применить хлопкоуборочную машину, сеялку. Машины просто нельзя туда затащить, им негде развернуться. Поэтому я считаю, что вы закладываете непрогрессивные условия для ведения сельского хозяйства. Если вы раздадите землю крестьянам, они, конечно, будут вас боготворить за такие добрые дела. Это действительно прогрессивное дело. Но потом вы не сможете внедрить там технику, так как на мелких клочках эта техника не нужна. Крестьянин будет рабом своей земли, потому что весь его труд будет основываться на ручном труде. Вы уже не сможете распоряжаться доходами, которые будет получать крестьянин, поэтому лишите себя доходной стороны и опять должны будете пользоваться системой налогов. При такой системе ведения хозяйства будет малая производительность труда и малые доходы для государства. Следовательно, малые доходы для народа, для вашей финансовой казны. Вот мои соображения. Если Вы согласитесь с моей точкой зрения, признаете, что в ваших условиях это возможно, то вам не нужно будет далеко ходить. Вам нужно только снарядить авторитетную правительственную делегацию, которая приехала бы в Узбекистан, Таджикистан или Туркменистан, где мы могли бы показать любое хозяйство. Всё это вы увидели бы на практике: наши хозяйства, нашу технику, сооружения по распределению воды и прочее. У нас это сделано на более высоком уровне. И там, где разумные руководители, хозяйство ведётся довольно эффективно. Я долго боролся сам с собой – говорить или не говорить Вам, но всё-таки не удержался и сказал. Но если хотите, то можете сделать так, что Вы меня не слышали и я Вам ничего не говорил. Таким образом, мы в расчете и никто никому не обязан».

Он внимательно выслушал меня и сказал: «Я считаю, что для нас это не подойдёт. Во-первых, у нас нет кадров. И ещё вот эта коррупция. Это невозможно. Нельзя будет установить контроль, поэтому хозяйство будет убыточным». «Ваше дело, – говорю. – Я вам высказал свои соображения, а ваше дело взвесить всё. Вы лучше знаете свой народ и своё хозяйство и как вы решите, это меня не касается. Я полагаюсь на вас. Вы лучше чувствуете, что для вас полезно, а что вредно. Вы говорили в отношении того, что у вас нет кадров и что существует коррупция. Видимо, у вас будут воровать. Ведь у нас тоже воруют. Тут нужен контроль. Если есть возможность получить людям дополнительные ворованные доходы, то воры неизбежны. Но даже и при этом положении, в результате ведения такого хозяйства, вы будете извлекать большую пользу для народа и для своего бюджета. Это у вас будет буквально монетным двором, который будет давать вам деньги, вы получите миллионы рублей». У них денежная мера, кажется, фунты.