Текст книги "Поминайте наставников ваших. Архимандрит Троице-Сергиевой Лавры Наум (Байбородин) в воспоминаниях современников"

Воспоминания монахини Марии[50]50
  Монахиня Мария (Фомина).


[Закрыть]

Мама нас с братом, нынешним митрополитом Астраханским Никоном, с детства к отцу Науму водила. С нами, детьми, он и вел себя как с детьми. То что-нибудь вкусненькое даст, то овечку какую-нибудь на Рождество подарит. Одно время Батюшка все хотел, чтобы я игуменией стала, но пусть уж лучше овечки игрушечными будут…

– Не мое это, Батюшка, – говорю, и он не стал настаивать.

В один из моих приездов Батюшка отправил меня во Владимир. Там при кафедральном соборе у отца Наума сестринская общинка была. Вот туда на послушание я и отправилась. Пела на клиросе. Уборщицей была. А для смирения потом еще и туалеты мыла, чтобы на меня никто не заглядывался. Года два я там потрудилась, и Батюшка благословил меня «на каникулы» в Рижский монастырь.

– Езжай да попросись у игумении. Возьмет или не возьмет?

Мне тогда и восемнадцати не было, а в монастыри принимали только после двадцати шести лет. С этим строго было. У меня еще и прописки не было. Но Батюшка мне вдруг откуда-то красивый отрез черного крепдешина достает и вручает со словами:

– Отдашь матушке – пусть она тебе хитон пошьет.

Я поехала. Все матушке пересказала. В Риге тогда игумения Магдалина (Жегалова) была – подвижница высокой духовной жизни. Отдаю ей отрез. Она на меня взглянула и говорит:

– Это уже когда подрастешь, мы тебе сошьем из него подрясник. А пока в сатиновом походишь.

Отправила меня на послушание в пустыньку. Потрудилась я на послушаниях в пустыньке с месяц, и вот приезжает туда матушка Магдалина. Я думаю: «Хоть бы она меня не взяла», – потому что к тому времени очень полюбила я Пюхтицкий монастырь.

А она:

– Я помолилась. Беру тебя!

Я – в слезы, можно было подумать, что от радости.

– Ты съезди еще раз к отцу Науму, – говорит матушка. – Так как с пропиской у тебя сложности, жить будешь у нас, а работать пока в больнице.

Приехала я к Батюшке. Как раз в тот день умерла его мама Пелагея Максимовна, в постриге схимонахиня Сергия. Я подошла благословиться. Старец возле гроба сидел. Дал он мне девятую кафизму прочитать. Удивительно, что, даже прощаясь с мамой, отец Наум все равно принимал людей и отвечал на их вопросы.

Я ему все рассказала.

– Матушка игумения, – объясняю, – меня берет. Как вы благословите?

И он вдруг отвечает, он всегда в сердце человеку смотрел:

– Поживи еще с мамой. А там видно будет.

И вручает мне мешок – сложил туда вещи своей мамы. И еще отдал нам ее швейную машинку. Мы очень бережно ко всему этому относились.

Пожила я, значит, с мамой. Потом вызвал меня отец Наум и говорит:

– Ну, ты как? Регентом сможешь быть?

– Батюшка, да я и нот не знаю.

– А ты можешь сказать: до-о-о ля-я фа? Ну-ка повтори!

Я повторила.

– Ну вот. Езжай. Представляешь, там батюшка только выйдет на проповедь, а певчие уже разбегаются.

Так я оказалась в Эстонии, в Кохтла-Ярве, у отца Вячеслава Куркина. Приехала туда, ничего не знаю, и на первую службу попала прямо на Успение. Иду к храму и плачу:

– Матерь Божия, как же я буду регентовать? Матерь Божия, Ты Сама управь! – прямо реву.

Там же все певчие – дореволюционные, как же я буду регентовать при них?

– Ма-ри-на! – вдруг слышу в спину (меня так звали до пострига).

Оборачиваюсь – моя родная сестра Анна откуда ни возьмись бежит. Батюшка ее, оказывается, вслед за мной отправил.

Певчие в Кохтла-Ярве меня замечательно приняли, их регент мне помогала и всему меня учила. Мне даже не верилось, что все так хорошо.

Были, конечно, и искушения в женской мирской общине, после которых в монастыре все как в раю воспринимается. Батюшка всегда знал, кому какую школу надо пройти и как это каждому из нас потом пригодится.

Помню, как-то раз приезжает к нам на приход Тамара Конькова – тоже чадо Батюшки. Я ее очень любила, она у нас во Владимирской общине старшей сестрой была. Сейчас она монахиня Надежда, где-то в Новосибирске, на родине Батюшки, подвизается.

Она мне и объявляет:

– Батюшка тебе благословил проситься в Пюхтицы.

Я очень обрадовалась. И ведь ни разу Батюшке не обмолвилась, что в Пюхтицы хочу. Мне с самого начала туда хотелось, но Батюшка лучше знает, кого и как вести.

Отправилась я в Пюхтицы. Мне как раз восемнадцать исполнилось. Это мне подарок был на совершеннолетие. Приезжаю, кланяюсь игумении Варваре (Трофимовой):

– Матушка, благословите к вам в монастырь. Меня отец Наум благословил.

И она сразу:

– Я тебя беру.

А там, оказывается, формировался второй иерусалимский набор. Первый уже отправили, и мы были на подходе – двадцать человек. Но почему-то только одна я в Иерусалим попала, хоть и не хотела. Мне в Пюхтице нравилось. Да и матушка была не против меня оставить, но все же сказала:

– Езжай к своему духовнику – как он благословит.

Я надеялась, что Батюшка меня не благословит, но только начала говорить об Иерусалиме, как он:

– Двумя руками благословляю, – по-архиерейски отозвался.

– А как же я без вашего окормления буду жить?

– Я передаю тебя в руки Матери Божией, – отвечает.

Так меня и пристроил.

Воспоминания монахини Серафимы[51]51
  Монахиня Серафима (Шкирмина) – насельница Пермского Успенского монастыря.


[Закрыть]

С Батюшкой я познакомилась в 1968 году. Хотелось бы рассказать хотя бы немногое из того, что хранит память.

Батюшка спас моего брата от тюрьмы. Это было в 1974 году. Юра жил в Белоруссии и работал в милиции. Взял он списанный служебный мотоцикл, приварил к нему такую же списанную коляску, а трубу использовал обычную, которая не соответствовала ГОСТу. На этом транспорте он ездил.

Однажды поехали они всей семьей на дачу, и дорогой случилось несчастье: коляска, в которой сидели жена и дочь, оторвалась и на скорости врезалась во что-то. Девочке-то ничего, кувыркнулась, словно мячик, и целехонька стоит, а жена убилась насмерть. И тогда все родственники жены возроптали на Юрия и обвинили его в случившейся трагедии. Они хотели во что бы то ни стало посадить его в тюрьму. Все средства использовали для этого. И хотя он и сам служил в милиции, но сделать ничего не мог. Ему грозил срок минимум пять лет.

Я поехала к отцу Науму и рассказала о беде брата. Батюшка благословил привезти его в Лавру.

Юра сомневался:

– Да чем он мне поможет?

– Ну, как, он же… друг министра, – сказала я первое, что пришло в голову.

И брат согласился.

Мы приехали 8 марта 1975 года. Батюшка стал беседовать с братом, расспросил, как дело было, а я знала: какие первые слова скажет Батюшка – так оно и будет. Отец Наум выслушал Юрия и сказал:

– Сажать тебя не за что, а что дадут, смирись.

Я поняла: в тюрьму его не посадят.

Потом отец Наум исповедал брата, дал ему полотенце и книги.

Когда Юра вышел от Батюшки, я сказала:

– Тебя не посадят.

– Откуда ты знаешь?

– Так Батюшка же сказал, что сажать тебя не за что. Не посадят!

– Да откуда он знает…

Мы переночевали в Посаде, наутро Юра причастился и уехал.

Суд откладывали несколько раз по разным причинам. И в итоге Юрия оправдали, хотя он ничего не делал для этого. В качестве наказания ему предписали работать на стройке в ста километрах от Минска, и даже зарплату платили. Пробыл он там год, и его отпустили. Клейма судимости он избежал. Батюшкины слова сбылись.

* * *

Приехала я как-то в Сергиев Посад, встретила Таню Б. и не узнала ее. Она выглядела, как будто ей уже лет семьдесят пять: худая, бледная, как говорят в таких случаях, «краше в гроб кладут».

Она говорит:

– Я умирать собралась, ведь Батюшка предсказал мне, что через двенадцать лет я умру. Видимо, приблизился срок.

Таня попала к Батюшке совсем юной. У нее тогда жених был, как ей казалось, хороший. Она сказала Батюшке:

– Я замуж собираюсь, у меня жених замечательный, и приданое есть.

А Старец ей:

– Да зачем тебе замуж выходить, если жить осталось двенадцать лет.

И у них с женихом как-то все само собой разладилось. Вскоре Таня уехала во Владимир, лет десять работала в Успенском соборе, а потом переехала в Сергиев Посад.

Прошло двенадцать лет, и у нее в голове нашли опухоль, и на ноге появилось какое-то новообразование.

Стоит она перед отцом Наумом и плачет:

– Батюшка, вы сказали, что через двенадцать лет я умру. Вот прошло двенадцать лет, и я умираю.

– Да я это тебе так сказал, чтоб ты замуж не выходила, – ответил он.

Старец угостил меня «генеральской колбасой», очень вкусной, из какой-то дорогой рыбы. И так мне жаль стало Таню, что я отдала ей всю колбасу, думаю, пусть перед смертью вкусненького поест.

Но она, по молитвам Батюшки, осталась жива и до сих пор живет. Она дала обет девства, послушалась духовного отца и потому осталась жива.

В другой раз привела Татьяна к Батюшке своих родственников, а те еще и сына с собой взяли. Батюшка с ними побеседовал, а после сказал Тане:

– Ты дай им рублей семьдесят, добавь на пианино для мальчика.

Потом Татьяна так комментировала его слова:

– Он, Валя, узнал, сколько у меня денег, я на пальто копила. Приехала я домой, пересчитала. Точно! Ровно 70 рублей. Ладно, думаю, отдам за благословение.

* * *

Было это в 1998 году. Я шла в Лавру и встретила Нину Чекоткову. Она была печальная и убитая горем, будто кого похоронила.

– Ты чего такая? – спрашиваю.

– Врачи сказали, надо срочно делать операцию, какое-то новообразование у меня обнаружили. А Батюшка говорит, что операцию делать не надо. И что мне теперь – умирать?

– Успокойся, – говорю. – Если Батюшка сказал не надо, значит не надо, иначе умрешь на операционном столе или, еще хуже, инвалидом беспомощным станешь. А так поживешь еще. Ты почему Батюшке не веришь? Давай я тебе хорошее лекарство сделаю, будешь его принимать и поправишься. Обмен веществ наладится.

Поговорила с ней, привела положительные примеры, и она чуть повеселела. А какая худая была! Врачи ее ругали и дивились, что она отказывается от операции.

Перекрутила я через мясорубку чернослив, курагу, орехи, смешала все это с медом и дала ей банку этого лекарства, говорю:

– Ешь, это точно поможет.

Через неделю встречаю ее и вижу, что она повеселела и даже к врачам перестала ходить. А из больницы шлют на домашний адрес повестки, чтобы срочно явилась. Тогда доктора еще беспокоились о здоровье пациентов.

Молитвами Батюшки Нина поправилась и прожила еще двадцать лет. В 2006 году ее назначили настоятельницей Переславского Феодоровского монастыря. Умерла игумения Варвара (Чекоткова) в 2017 году – от сердечной недостаточности.

* * *

В 1997 году Батюшка болел пневмонией и лежал в московской больнице на Пироговке.

Наступил праздник Крещения. Во второй половине дня к нему в палату постучалась молодая женщина, еврейка, и сказала, что в соседней палате умирает ее отец, а ей принесли какую-то воду от экстрасенса:

– Мне сказали, что вы – человек духовный, – говорила она, – вот я и решила спросить вас, можно ли давать эту воду отцу?

Батюшка взял у нее из рук сосуд с водой и пошел вместе с ней к больному.

Зашли в палату, где умирал старый человек, еврей. Рядом на стуле сидел зять – тоже еврей. Батюшка сказал:

– Видите ли, не знаем мы, какие слова произносили над этой водой, может быть, имя Божие призывали, поэтому не будем ее в раковину выливать, а выльем за батарею, где вода быстро испарится. Сегодня великий праздник – Крещение Господне, и мне принесли крещенской воды. Может быть, вы хотели бы окреститься? – обратился отец Наум к умирающему.

Больной ответил утвердительно. Тогда Батюшка спросил у дочери:

– И вы не против?

– Нет, я как папа, – ответила она.

Он спросил зятя:

– А вы?

– Раз они сами этого хотят… – пожал он плечами и вышел из палаты.

Батюшка окрестил старого еврея, а ночью он умер. Прямо как в евангельской притче о работнике виноградника, когда Господь в последний, «единонадесятый» час спас его.

Через какое-то время дочь этого человека приехала к отцу Науму в Лавру. В больнице спросила его фамилию и разыскала его. Она горячо благодарила Батюшку, потому что ей приснился отец и сказал, что если бы не этот священник, окрестивший его, то ему бы не избежать ужасной участи, а сейчас благодаря ему он в раю. Отец просил ее разыскать священника и поблагодарить.

Я приносила в больницу Батюшке обед и часто видела, как он, сидя на кровати, разбирал множество писем и выписывал имена, чтобы помолиться об этих людях. У Старца не было возможности ответить на каждое письмо, но он молился обо всех, обращавшихся к нему за помощью.

Алма-Атинские записки

Во время моего пребывания в Алма-Ате в 1980-е годы у нас в Покровском храме была псаломщица Валентина Бебенина, духовное чадо Батюшки. Она постоянно пела на клиросе, но голос неожиданно «пропал». Стала она чтицей, но вскоре и читать не смогла. Ходит, бывало, грустная, унывает.

Я к ней подошла:

– Валя, что с тобой?

– Да вот, голоса нет, – ответила шепотом.

Осмотрела я ее горло, вижу, оно не красное, катаральных явлений нет, и я ее срочно направила к ЛОРу.

Врачи осмотрели Валентину и сказали, что прямо на связке имеется какое-то образование. Стали решать, делать операцию или не делать. Но уже на следующем приеме твердо сказали: надо срочно сделать операцию. Но в ближайшее время мы ждали Батюшку, он должен был приехать в Алма-Ату, поэтому с операцией она отсрочила.

Батюшка приехал, и мы пошли в горы к преподобномученикам. На могилках монахов Серафима и Феогноста – они тогда еще не были прославлены – Старец служил сначала панихиду, а потом молебен. Валя Бебенина там тоже была.

Батюшка вдруг повернулся к ней и сказал:

– И ты пой!

– Так, Батюшка, я же не могу.

– Пой как сможешь.

Она пыталась издать какие-то звуки.

Батюшка ей опять говорит:

– Пой! Громче пой!

И она что-то сипела, сипела и в конце запела. И голос появился!

Батюшка уехал, а голос у Вали восстановился, и она снова стала петь в храме. Когда она пришла к врачам, они посмотрели, а на связке чисто, нет никакого «образования».

* * *

Та же Валя Бебенина очень жалела своего соседа – пожилого человека. Он часто и совершенно бескорыстно ей помогал. Сейчас же он находился на грани жизни и смерти, а вот священника пригласить отказывался.

Тогда Батюшка сказал, что надо за него молиться.

– Вот он сидит, а вокруг бесы, – говорил Старец и добавил: – и в нем самом бес. (Видимо, так и было.)

– Они его и настраивают против исповеди, чтобы заполучить душу для ада. Но если кто-то начинает молиться за человека, то Господь посылает Своего Ангела, и тот отгоняет духов злобы. Ангел напоминает человеку о добром и святом, что было в его жизни, о верующих людях, которые ему чем-то помогли. Может быть, он вспомнит, как в детстве его водили в храм и причащали. Таким образом сердце человека умягчается, и он приходит к покаянию. И Господь берет его в Царство Небесное.

В таких случаях дьявол готов спорить с Самим Богом:

– Ты спас его, потому что Ты сильный, а сам он этого не хотел. Ты спас его против его воли!

Правосудный Господь ответит:

– Да, он не хотел, но за него молились Мои верные рабы, и ради их святых молитв Я его простил и спас.

* * *

В центре Алма-Аты, около центрального рынка, стоит храм в честь Вознесения Господня. Необычайно красивый собор высотой 56 метров. Он построен из тянь-шаньской ели. Внутри храм оштукатурен, есть хоры. Собор стоит на «сейсмических подушках» – особым образом сложенных бревнах. Когда в 1911 году в Алма-Ате было сильное землетрясение и все кругом рушилось, этот храм совершенно не пострадал. Он только как бы «подпрыгнул» и встал на место. Закрыли его еще до Хрущёва и сделали из церкви музей.

Уже в 1990-е годы, в один из батюшкиных приездов в Алма-Ату, мы ходили в горы, а когда спустились, Батюшка предложил заехать в этот храм. Было уже около шести вечера, музей вот-вот должен был закрыться. Старец вошел первым, мы за ним: отец Александр, Вера Смирнова и я. Сотрудники нам не препятствовали. Батюшка стал с ними разговаривать – о том, что здесь когда-то был храм, о Боге, о покаянии и много еще о чем. Потом спросил:

– Вы не против, если бы здесь снова был храм и проводились службы?

Вознесенский кафедральный собор г. Алма-Аты

Директор музея ответила за всех:

– Нет, мы не против.

Батюшка начал при всех спрашивать директрису о ее грехах: может, вот это у вас было, а может, это?

– Нет, нет, батюшка, ничего такого не было! – торопливо отвечала женщина. Она была казашка.

– Ты приди к нашей Вере Смирновой, поговори, может, покрестишься.

Потом Батюшка поднялся на сцену – это бывший амвон – и сказал:

– Надо проверить, какая здесь акустика. – Воздел руки и возгласил: «Богородицу и Матерь Света в песнех возвеличим!» – и после добавил: – Хорошая акустика!

Потом пошли по кабинетам, которые были устроены прямо в алтаре.

Все это происходило за три года до открытия храма. Батюшка вошел в собор и прославил там Божию Матерь. Разве после этого могли не открыть храм!

А женщина-директор позже разыскала Веру Смирнову и сказала:

– Меня совесть замучила, он ведь мне все мои грехи перечислил, а я отпиралась. Что же мне теперь делать?

* * *

Коктюбе – высокая гористая местность около Алма-Аты, откуда открывается панорама всего города. Часто эту красивую возвышенность посещают молодожены, здесь собираются в дни рождения, другие праздники, а то и просто так – местные жители любят сюда приходить.

Поднялись как-то мы, несколько человек с Батюшкой, на Коктюбе, а там собрались молодые казахи, и все какие-то агрессивные, может быть, и нетрезвые. И вот появился Старец: в подряснике, на шее четки. Казахи стали с презрением на него смотреть.

Отец Наум сам подошел к ним, и они его тотчас окружили, мне даже страшно стало: как бы не набросились на православного священника. Стали казахи с Батюшкой спорить о Боге, причем все они называли себя атеистами. Один – видимо, он на философском факультете учился – больше всех выступал. Но Батюшка находил такие слова, что «философ» терялся и не умел ему ответить. В конце концов он сдался и даже букет цветов где-то раздобыл и подарил Батюшке в знак уважения. А после спросил:

– Где вас можно найти?

* * *

В мае 1993 года приехал Батюшка в Алма-Ату и говорит отцу Александру:

– Надо нам здесь храм построить.

Они долго ездили по городу, и вдруг Батюшка указывает:

– Вот подходящий участок.

А этот участок находился на обширной школьной территории. Директор школы, как оказалось, был в отпуске.

Отец Наум – великолепный организатор. Уже на следующий день закипела работа: копают фундамент, везут бетон… И все это без каких-либо согласований и документов – просто уму непостижимо!

Возвращается директор школы из отпуска и в страшном гневе решительным шагом идет к строителям, чтобы разобраться, что происходит на вверенной ему территории. Все мигом разбежались, остался только Батюшка.

На возмущенные вопросы директора он спокойно ответил:

– Представьте себе, я – сержант, вы – генерал, но Президент-то выше…

И директор отступился: раз дело согласовано с президентом, что тут можно возразить.

За время Петрова поста был залит бетонный фундамент и возведены стены. К концу лета здание церкви был возведено. Батюшка торопил, и качество работ, конечно, немного страдало. Отец Александр переживал, что стены получились неровными, но Старец его успокоил:

– Бабушки оштукатурят.

И правда, уже после отъезда отца Наума пришли две женщины-пенсионерки, предложили свою помощь и прекрасно оштукатурили стены. Храм стал гладким, как яичная скорлупа. 19 августа 1993 года, на праздник Преображения Господня, в нем была совершена первая Божественная литургия.

Храм в честь Рождества Христова в Алма-Ате

Потом, когда стали законодательно оформлять территорию, чиновники все бумаги безропотно подписали. Более того, вскоре рядом построили огромный храм – в честь Рождества Христа Спасителя. А в Казахстане законы очень строгие, ведь это мусульманская страна, и там нельзя, чтобы какой-то храм был выше мечети. Тем не менее собор Христа Спасителя стал самым высоким в Алма-Ате.

Какого же Президента имел в виду Батюшка? Разумеется, Того, Кто выше всех и правит миром, – Господа Бога. К Нему он молитвенно воззвал, и Бог его услышал.

* * *

Когда Батюшка приезжал в Алма-Ату в отпуск, то не давал нам расслабляться, строго нас воспитывал. Он был очень легким на подъем, стремительным и непредсказуемым. Не было такого, чтобы вот обед приготовили, вот пообедали, вот собрались и поехали по запланированному маршруту.

Старец появлялся внезапно и говорил:

– Срочно едем!

Не успеешь ни поесть, ни с собой собрать еды для того, чтобы в дороге перекусить.

Батюшка в Алма-Ате среди духовных чад

Один раз поехали мы на стройку Христорождественскою храма. Батюшка не дал времени пообедать, я лишь успела быстро сложить в кастрюлю какие-то с вечера приготовленные оладьи и взяла с собой питьевой воды. В машине предложила Старцу покушать, но он отказался. А на стройке рабочие были уже уставшие и голодные, и я отдала им эти оладьи. Думаю, себе мы дома что-нибудь приготовим.

Сели в машину, едем обратно, и Батюшка сразу спросил:

– Где оладьи? Давай их сюда.

Я сказала, что рабочим отдала. Он стал меня ругать, зачем отдала оладьи, надо было спросить – благословение взять. Он ругает меня, но я чувствую, что на самом-то деле он доволен, что я рабочих угостила. Приехали домой, а он и есть не захотел. Так, наверно, берег нас от тщеславия.

Батюшка постоянно ставил перед нами какие-то сложные задачи, которые надо было преодолевать: то мы куда-то идем, то едем, то прорубаем в горах ступени, то копаем подземный ход и т. п. И сам с нами все это делал. Частенько поднимал нас до восхода солнца. Когда только он сам отдыхал! Не хотел, видимо, чтобы были мы занеженными и праздными, а воспитывал из нас воинов Христовых. В его приезды и правда чувствовали себя как на войне. А Батюшка был полководцем.

Молодых ребят он отправлял далеко в горы, они жили там и молились, как отшельники, а мы раз в неделю, а то и реже носили им еду.

А когда прощался с нами, уезжая в Посад, то говорил, улыбаясь: «Ну, теперь отдохнете!»

* * *

Было ощущение, что Батюшка мог видеть на расстоянии.

Летом 1995 года он ездил к блаженной Любушке, а на обратном пути остановился в Петербурге – на квартире у кого-то из своих духовных чад. Я тогда тоже там была.

Как раз в те дни, в июне 1995 года, Алма-Ату должен был посетить Московский патриарх Алексий II.

И вот 16 июня Старец вдруг сказал:

– Вот сейчас отец Александр[52]52
  Ныне Карагандинский епископ Севастиан (Осокин).


[Закрыть] встречает патриарха.

На что я возразила:

– Нет, Батюшка, сегодня шестнадцатое, а Патриарх по расписанию должен прибыть семнадцатого июня.

Батюшка будто не слышит меня и, глядя куда-то перед собой, продолжает:

– Да, вот идет патриарх…

Тогда я еще более горячо возразила:

– Нет, Батюшка, я расписание точно знаю, у патриарха строгий регламент, он прибудет 17 июня.

И тут он мне весело так говорит:

– Давай позвоним!

Набираю номер алма-атинского храма – того самого, строительством которого Батюшка руководил летом 1993 года и куда патриарх должен был приехать на следующий день, чтобы и освятить закладку еще одного собора.

Трубку взяла сотрудница храма Александра Григорьевна. Я попросила позвать настоятеля, но она взволнованно заговорила:

– Что ты! Некогда! Сейчас патриарха будем встречать… Ой, кладу трубку, идет уже Святейший…

* * *

Как-то приехала я в отпуск в Сергиев Посад. А у нас в Алма-Ате была корова, которая вот-вот должна отелиться. На дворе ранняя весна, хоть и февраль, в Казахстане весна гораздо раньше начинается. Я просила Батюшку помолиться, чтобы отел прошел благополучно, переживала, как они без меня справятся.

А он так весело спрашивает:

– Корова отелилась, и что? Теленок сразу вскочил и побежал?

Как знающий тонкости дела специалист, как-никак врач, я ему возразила:

– Ну нет, Батюшка, теленочек обычно рождается слабенький, сырой весь, и корова сначала всего его облизывает.

Старец больше ничего не сказал, но когда я вернулась в Алма-Ату и спросила, как там наша корова, то назначенная ответственной за отел Марина Харитонова ответила:

– Ой, что ты! Тут такое было! Прихожу в коровник, корова уже явно отелилась, пуповину видно, а теленка нигде нет. Выхожу в огород, а он там бегает по последнему снегу, знакомится с миром.

Как сказал Батюшка, так и было – «вскочил и побежал».

* * *

Однажды Батюшка приехал в Алма-Ату и поселился в горах на крохотной дачке. Он сразу же начал приводить в порядок этот заброшенный участок. Надо сказать, работать он умел. Он и всем своим духовным чадам, а потом монастырям благословлял заводить хозяйство.

– Хорошо бы огороды иметь, – говорил он, – чтобы выращивать овощи для себя на зиму, и колодец выкопать, чтобы все было такое доброкачественное. И хорошо бы построить баньку, чтобы сохранять здравие тела ради служения Богу во славу Его, по воле Его и во спасение своей души. Некоторые боятся труда, а отцы прямо говорят: кто избегает труда, бывает слабосильный, часто болеет и рано умирает. Только труд нужен благоразумный…

Однажды нечаянно, вырубая заросли кустарников, Батюшка срубил деревце метра полтора высотой.

Надя Винокур заметила:

– Батюшка, это же слива!

– Ах, как жаль! Ну ладно, на войне бывает всякое.

Он работал мотыгой и нас научил ею орудовать. Вообще, о мотыге (мотыжке) мы читали только в «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря», преподобный Серафим Саровский работал мотыжкой. А мы привыкли лопатой копать. Окучник более похож на мотыгу, только она несколько массивней. Мы смотрели, как надо работать мотыгой.

Участок шел вверх, и Батюшка снизу вверх ударял по земле, как будто колол дрова. У него все очень быстро получалось, так что этот участок мы в два счета обработали. Помню, 30 июня принесли мелкую плохонькую картошку, мы хотели ее выбросить, но Батюшка эту картошку освятил, прочитал молитвы, и мы ее посадили. Вскоре он пришел и сказал:

– Вы видели, наша картошка дала всходы?

Мы едва смогли рассмотреть единичные листочки картофельных всходов. Потом он благословил нам под каждый корень вылить по стакану воды – «вот будет картошке радость!».

Радость эту картошке мы дарили практически каждый день. Вода была только внизу, и надо было в ведрах таскать ее на высоту. А осенью с этого участка собрали великолепный урожай, нам его хватило на всю зиму.

Так и наши неплодные души Батюшка возделывал, очищал покаянием и орошал своими молитвами, чтобы принесли мы хоть какие-то плоды.

* * *

В алма-атинском аэропорту был у нас один хороший знакомый из военных, звали его Владимир. Он был комендантом аэропорта по перевозке пассажиров и часто помогал нам с билетами. Его молодая жена Наталья (24 года) пожаловалась мне на постоянные головные боли, да и сын у них тоже заболел, поэтому я пришла к ним домой осмотреть больных. От нестерпимых головных болей ни таблетки, ни уколы Наташе не помогали. Доктора предлагали ей операцию, говорили, затылочный нерв воспален.

Когда мы ездили в отпуск, то всегда заезжали к Батюшке. В один из таких визитов я спросила его о Наташе: стоит ли соглашаться на операцию? Врачи считают ее несложной – надо пересечь и удалить нерв. Батюшка сказал, что операцию делать не надо, пусть ходит в храм и молится. Потом я поехала к Любушке и у нее про Наталью спросила. Она тоже сказала:

– Ни в коем разе! Пусть берет масличко от преподобного Сергия, помазуется им, в храм ходит каждое воскресенье и каждый праздник. – Затем повторила: – Ни в коем разе! – даже постучала по столу.

По возвращении в Алма-Ату я встретилась с Наташей, и она мне сказала:

– Вы знаете, меня ведь уже в больницу положили. Я лежала в палате, и меня готовили к операции. Вдруг пришел мой хирург и сказал:

– Наташа, хоть я ни в какую мистику не верю, но сегодня мне приснился странный сон, и я тебе операцию делать не буду. Снилось мне, будто захожу я в операционную, и ты лежишь на столе. Я мою руки, все как обычно, и вдруг слышу голос: «Операцию Наташе делать не надо, ей будет лучше». Проснулся я и думаю: «Как странно, сегодня как раз среда, у меня плановая операция, именно Наташу должен оперировать». И решил не делать операцию.

Потом я сопоставила время и поняла, что именно в эти минуты я была у Батюшки и мы говорили о Наташе.

Правда, было поставлено еще одно условие: ходить в храм, молиться, причащаться. К сожалению, она этого не делала. Отец Александр повенчал их с Владимиром прямо у них дома, причастил Наташу, но свою жизнь они не изменили. В храм не ходили, даже ребенка не причащали.

Долгое время мы не встречались с этой семьей. И вот в 1992 году Владимир позвонил нашим соседям – своего телефона у нас не было – и попросил меня прийти к ним, сказал, что сын очень болен, а Наташа в больнице, ей сделали операцию.

Я прихватила гостинцы, молочка взяла, у нас же корова своя, и побежала к ним. Возле подъезда встретила Наташу, она сказала, что ее уже выписали. Однако затылок она поддерживала рукой.

– Как же так, Наташа, – говорю, – ведь не надо было делать операцию.

– Да, но хирург сказал, что операция совсем не сложная. Надо только удалить веточку затылочного нерва, и все будет в порядке.

Мы поднялись на третий этаж, я посмотрела мальчика, определила у него скарлатину, назначила лечение. Володя тоже был дома.

Наташа мне говорит:

– У нас есть фильм о том, что происходит с душой после смерти. Хотите посмотреть?

– А чей фильм?

– Итальянский, католический.

– Ясно, про индульгенции… – вздохнула я.

Я помнила проповедь на эту тему, которую слышала на богослужении в Лавре, ну и рассказала им о том, где, по церковному преданию, обитают души после смерти. Первые три дня душа находится возле тела, но может перенестись в любое место, куда захочет. В третий день она проходит мытарства и идет на поклонение Богу. Шесть дней душе будут показывать райские чертоги, а с девятого по сороковой день – обители ада (насколько же ад, получается, больше рая!). Довольно подробно все им рассказывала. Потом мы еще немного поговорили, и я ушла.

Утром прибегает соседка:

– Наташа умерла! Володя просит тебя прийти.

Я бегом к нему. Он кинулся мне навстречу, слезы – ручьем:

– Наташа умерла!.. Не надо было делать операцию, ты же говорила…

Потом уж рассказал мне:

– Когда Наташа лежала в больнице, в ночь перед операцией я проснулся оттого, что кто-то смеется, нагло так, глумливо. Открыл глаза и вижу – промелькнула чья-то тень. Никого не видел, только слышал смех и видел тень. Я испугался, схватил сына, прижал к себе, а на душе муторно и страшно.

Похоже, бес над ним посмеялся.

Причину смерти Натальи так и не смогли определить. Володя впал в страшное уныние, и отец Александр Осокин повез его к Батюшке.

Отец Наум спросил его:

– Ты комендант по перевозке грузов?

А Володя озлоблен был тогда и довольно дерзко ответил:

– Я – комендант по перевозке пассажиров!

Батюшка помолчал, потом говорит:

– Она-то в раю, а вот ты… Сколько у тебя женщин было – столько? – и называет число.

– Нет, не было столько.