Текст книги "Поминайте наставников ваших. Архимандрит Троице-Сергиевой Лавры Наум (Байбородин) в воспоминаниях современников"

Глубокое духовное родство связывало Батюшку с блаженной старицей Любушкой Сусанинской[23]23
  Любовь Ивановна Лазарева (1912–1997).


[Закрыть].

В четыре года она осталась сиротой. Еще в юности взяла на себя подвиг странничества. Прожила как птица: без документов, без постоянного пристанища. Ночевала где придется, часто под открытым небом в лесу. Всю войну Любушка молилась за Россию. И только в старости Блаженная обрела относительный покой и приют в доме Людмилы Ивановны Мироновой, проживавшей на станции Сусанино, что по дороге в Вырицу.

У Любушки я бывала неоднократно. В один из приездов, в начале 1980-х, Любушка спросила меня:

– А у вас в Пе рми (с ударением именно на первый слог, как это звучит в славянских текстах) есть храм, посвященный Божией Матери?

Я сказала, что до революции были, но теперь в городе осталось всего две церкви: Троицкая и Всехсвятская.

– Вы просите, и вам отдадут, – посоветовала Блаженная.

Тогда совет показался наивным, но уже в конце 1980-х – всего через шесть-семь лет после нашей с Любушкой беседы – по ходатайству протоиерея Иоанна Сексяева и Валентины Алексеевны Сидоровой[24]24
  Ныне игумения Руфина, настоятельница Кунгурского монастыря.


[Закрыть] верующим были переданы руины церкви в честь Успения Пресвятой Богородицы. Православные люди и развалинам были рады. Потом в городе появились и другие храмы, посвященные Божией Матери, в том числе и наш Успенский монастырь.

Любушка

После защиты диссертации встал вопрос о моем будущем: оставаться на работе или поступить в монастырь – либо в Ригу, либо в Пюхтицы.

Для решения этого вопроса мой духовный отец отправил меня в Сусанино – к Любушке. Когда я спросила ее, какой мне выбрать путь, она коротко ответила:

– Работать хорошо.

Я дословно передала ее слова Батюшке, и он благословил меня остаться на работе. Уволилась я уже после открытия Пермского Успенского монастыря, перед своим мантийным постригом, который состоялся в 1993 году в Хотькове, у мощей родителей преподобного Сергия схимонахов Кирилла и Марии. Тогда их только-только канонизировали. Возможно даже, что меня первую постригли в честь преподобной Марии Радонежской. Благодарю Бога за милость, что постриг совершал наш Батюшка отец Наум.

У кого в прямом смысле «высшая математика», так это у Бога. Как мой иноческий постриг пришелся под праздник Игумении «Троеручицы», так и монашеский стал символичной перекличкой, совпав с днем венчания моих родителей. А ведь даты для постригов специально не выбирали.

Одна моя знакомая заметила: «Вот отец Кирилл такой ласковый, а наш Батюшка такой строгий». Когда мы в тот же день пришли к Батюшке, он сказал ей:

– А вы от меня ласки не ждите.

Спустя годы наш духовный отец говорил:

– Да, я был строг, потому что не хотел, чтобы вы ко мне привязывались.

Батюшка говорил, что между собой и Богом нельзя ставить даже чьей-то тени. И напоминал слова Евангелия, которые читаются при постриге: Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня (Мф. 10, 37).

Как-то Батюшка беседовал с нами в маленьком домике, где разбирали монастырскую почту. Вошел архимандрит Кирилл, и я услышала беседу двух великих старцев. Они очень доброжелательно и с глубоким пониманием и почтением, а немного даже и с юмором разговаривали друг с другом.

Иногда как-то противопоставляли этих двух старцев – архимандритов Кирилла и Наума. Быть может, были у них в чем-то разные подходы к людям, но ведь и звезда от звезды разнствует во славе (1 Кор. 15, 41).

Протоиерей Сергий Ткаченко[25]25
  Настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы во Владыкине.


[Закрыть], например, так об этом говорит: «Отец Кирилл – пастырь любви. Скажешь ему, что, учась в институте, очень трудно утренние-вечерние молитвы полностью прочитывать, и так надо рано вставать, ночью какие-то работы постоянно пишешь… “Ну, сократи себе правило”, – говорил отец Кирилл. А к отцу Науму с тем же подойдешь, он сразу: “Так выучи наизусть”. Отец Наум был очень требовательный».

Отца Кирилла сравнивали с терапевтом, а отца Наума – с хирургом, так он мог иногда твердо отсекать страсти и резко менять судьбу человека. В чем-то такое сравнение, может быть, и имело под собой основание.

Например, одну девушку из Соликамска, работавшую на престижной работе, неожиданно пригласили съездить к старцу, о котором она ничего не знала. Испытывая некоторое волнение перед поездкой, она открыла Евангелие и прочла у апостола Луки: Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонаде жен для Царствия Божия (Лк. 9, 62).

Во время исповеди Батюшка сказал ей:

– Домой даже не возвращайся. Отправь по почте заявление на расчет и отправляйся в Пюхтицы.

Понятно, что паломница не была готова к такому повороту судьбы и стала отказываться, говорила, что у нее больная мама, хорошая работа, на что Старец устало заметил:

– Ну вот, только возьмутся за плуг, так сразу и оглядываются назад.

Она была так поражена его словами, что поступила, как он сказал, и не пожалела об этом.

Испытывая наше послушание, Батюшка мог дать совершенно непредсказуемое благословение. Например, однажды, когда я приехала в Лавру во время летнего отпуска, он благословил мне съездить в Алма-Ату и передать какие-то распоряжения его духовной дочери Вере Смирновой, а уже через день мне необходимо было вернуться в Москву. Когда я выходила из приемной, Батюшка вдруг уточнил:

– Сейчас с билетами, конечно, трудно. Так можно ведь долететь до Фрунзе, а потом на автобусе до Алма-Аты. Дорога красивая, суслики у нор стоят, беркуты крылья расправляют, – он даже изобразил и сусликов, и беркутов. С тем я и ушла.

Отстояв очередь на Ленинградском вокзале, я приобрела билет на самый удобный рейс, на лучший аэробус, который улетал в полночь по московскому времени. Учитывая три часа разницы с Алма-Атой и три часа полета, предполагалось, что в шесть утра я сойду с трапа самолета в алма-атинском аэропорту. Про себя я отметила: «Что-то там Батюшка про сусликов и беркутов говорил, а я между тем на самый лучший самолет билет взяла».

В Москве у меня были какие-то дела, и я поехала их вершить. Позвонила Рае Перетягиной[26]26
  Впоследствии – игумения Никона, настоятельница Шамординского монастыря (1941–2012).


[Закрыть], она жила в Старо-Конюшенном переулке на Арбате в небольшой комнатушке коммунальной квартиры. Рая пожаловалась, что болеет, и я как врач поехала ее проведать.

Она работала тогда в издательском отделе Московской Патриархии, потому у нас было много интересных тем для разговоров. Когда я спохватилась, то времени до самолета оставалось совсем ничего. Уже подъезжая к аэропорту Домодедово, я стала серьезно беспокоиться, потому что было чуть больше часа до вылета. И точно: когда подошла к стойке регистрации, мне заявили, что регистрация уже закончилась. Я показала билет – до отлета еще целый час. Но меня уже никто не слушал, потому что было очень много желающих улететь, и мое место, конечно, отдали. Печали моей не было границ. Оставалась лишь маленькая надежда попасть со своим билетом на другой самолет, такое тогда практиковалось, но вокруг было множество людей с телеграммами.

Было еще несколько ночных рейсов, уже не таких удобных, с промежуточной посадкой в Актюбинске. Каждый раз я пыталась узаконить свой билет, но находились более нуждающиеся. В пять утра, когда не осталось никакой надежды, я, будучи «злой тоской удручена», вдруг услышала: «Объявляется посадка на Фрунзе, есть свободные места». Тут я поняла, что все суслики и беркуты – мои!

Самолет был плохонький, намерзлись мы на высоте. Прилетели белым днем, когда солнце стояло уже высоко. Пришлось добираться через весь город на автовокзал. Автобус на Алма-Ату отправлялся через несколько минут, но билетов не было. Водитель согласился довезти меня до Алма-Аты за непосредственную оплату, предоставив мне откидное сидение над ступенями входа. Так и ехала всю дорогу – «на жердочке». Кажется, около пяти часов. Это оказалось лучшее место, потому что вся панорама была обозреваемой, а пейзажи – один другого интереснее: кладбища, мавзолеи, национальные юрты в пустыне, а на горизонте – горные хребты с ледниками; и над всем этим простором бескрайность синего неба. Правда, ни беркутов, ни тем более сусликов я, конечно же, так и не увидела.

В Алма-Ату автобус прибыл поздно вечером.

Все-таки я добралась до Веры. Мой обратный путь она сама организовала. У нее были знакомые в аэропорту, и мне достали какой-то дополнительный билет. Солнце в окне иллюминатора казалось зависшим в одном положении, потому что летели в обратную сторону – в какое время вылетели, в такое и прилетали в Москву.

Помню, что во время полета я наблюдала, как облака складываются в причудливые перламутровые за мки, и от ощущения необъяснимого счастья я проплакала всю дорогу. Мне так дорога была эта поездка, что до сих пор вспоминаю ее с благодарностью. Оказалось, что никакой необходимости лететь в Алма-Ату не было, просто Батюшка иногда испытывал, на что мы способны. Эта поездка в духовном плане дала мне многое: и радость общения с друзьями, живущими за тысячи верст, и какой-то внутренний свет. Стали понятны слова: Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа (Ин. 3, 8). Именно за послушание Господь дает тонкое прикосновение благодати. И напротив, с горечью вспоминаю сейчас, как много раз не находила нужным выполнить благословения своего духовного отца, и последствия такого небрежения всегда были печальными.

Пост – дар древний; пост – драгоценность отцов. Он современен человечеству. Пост узаконен в раю.

Святитель Василий Великий

Трудно выполнять благословения духовника, если он сам не трудился на поприще того подвига, на который благословляет человека.

Благословения нашего Батюшки не были «бременами неудобоносимыми», даже если и представлялись вначале едва ли выполнимыми. Сам быв искушен, он мог и искушаемым помощи (Евр. 2, 18).

За благополучный исход важного дела Старец благословлял строго поститься, иногда даже без воды. Например, ради того, чтобы прославили нашего священномученика Андроника Пермского (канонизацию этого святого почему-то долго откладывали), весь наш монастырь перед заседанием Священного Синода строго постился три дня. Такой же пост благословил Батюшка монастырям, когда начались нестроения на Украине. Старец и сам был строгим постником. В первую неделю Великого поста он не вкушал пищи и воды с понедельника до пятницы. Напоминал всем:

Скажем, 69-е правило апостольское: «Если епископ, пресвитер, диакон, иподиакон, чтец, певец не постится в среду, в пятницу и в дни святой Четыредесятницы, извергается из своего сана, мирянин да отлучается от Церкви.

Существует духовный закон: если человек искренне желает выдержать пост, Господь ему в этом непременно поможет. Это правило многократно подтверждалось и в моей собственной жизни.

Вспоминается, скольких усилий стоило нам в годы нашей юности не нарушить пост.

Жизнь ставила нас в самые жесткие условия. Можно было поплатиться очень многим: если бы кто-то из коллег заметил такое наше необычное поведение и связал бы это с религией, последствия могли быть самыми неблагоприятными.

Сейчас – пожалуйста, есть постная диета в любой столовой. В годы нашей молодости никакого выбора не было, все было унифицировано. Все меню, безусловно, молочное и мясное, только компот разве что постный.

Особенно было трудно на работе, где в 12 часов дня все сотрудники собираются в ординаторской на обед. А когда сутки дежуришь, там трижды надо было сесть за стол и изобразить, что ты ешь. Было крайне непросто, но Господь помогал. Так вот и отстаивали свою свободу – свободу поступать по совести. И это на протяжении двадцати лет, но по милости Божией пост не нарушали.

Странно слышать, как современные христиане сетуют, что трудно сохранить пост. Это зависит только от наличия или отсутствия желания у самого человека, от его решимости, а в остальном Господь помогает. Пост – это веселое время, как говорится в Постной Триоди. Когда совесть человека чиста, на душе светло и радостно.

Когда постится человек, утончается плоть, дух возвышается, чище становится, и бывает особенное благодатное состояние.

Валентина Шкирмина, которую, как я уже сказала, взяли в медучилище по молитвам Батюшки, вначале работала уборщицей. В шутку она себя называла «младшим научным сотрудником по ведрам и швабрам». Однако в этой почетной должности ей довелось проработать недолго. За добросовестность и аккуратность вскоре ее назначили старшей лаборанткой. В ее распоряжении, кроме разных реактивов, был этиловый спирт, в связи с чем в праздники она становилась сугубо уважаемой персоной.

Однажды 8 марта выпало на субботу первой недели Великого поста. Валя не успела вовремя уйти из училища. Ее остановили уже на крыльце. По распоряжению директора ей надлежало выдать спирт для банкета и, конечно, принять участие в застолье. В общем, взяли ее под белы рученьки и усадили за стол. Она взмолилась: «Господи, помоги сохранить пост!» Праздновали в учебной аудитории, сдвинув ученические столы, под столешницами которых имелись полки для портфелей. Валя всех угощала, подавала посуду и делала вид, будто тоже пригубляет разведенный сиропом спирт и жует бутерброды, а сама ела только хлеб, а остальное незаметно складывала на полочку под столешницей. Никто этого не заметил.

На другой день она с легкой душой поехала в Лавру и встала в очередь на исповедь к Батюшке. За ней стояла женщина, одержимая злым духом. Вдруг бес заговорил в ней грубым голосом:

– Ух эта Валентина, как я ее вчера не пускал! А она… – и стал он пересказывать все, что происходило на банкете в училище.

Старшая лаборантка Валя

Валя стояла ни жива ни мертва, понимая, что речь идет о ней. Батюшка тоже услышал беса и уточнил у Вали:

– Ты эту женщину знаешь?

– Нет.

– А она тебя?

– Тоже нет.

– Это он о тебе рассказывает?

– Обо мне.

Да, бес со злобой рассказывал о ней, как она смогла его победить и не нарушить заповедь Божию.

* * *

Где бы ни был человек, что бы ни делал, всегда он находится в поле зрения Всевидящего Бога, а еще рядом находится Ангел Хранитель (который даруется человеку во время Таинства Крещения) и, увы, при каждом человеке (и крещеном, и некрещеном) с рождения приставлен служитель темных сил – бес.

Потому-то и не существует тайных грехов. Старец часто об этом говорил. Как важно понимание этого довести до сознания каждого ребенка! Всегда есть три свидетеля грехопадения человека: на всяком месте владычествия Его видит его Господь, Ангел Хранитель плачет о душе, ибо не смог удержать ее от падения, и бес – третий свидетель – радуется: он же научил греху, он же записал этот грех на соответствующем мытарстве.

Если человек утаивает грехи, хитрит, то должен понять, что Бога не обманешь. Причащается такой хитрец во осуждение. Господь терпит, но и наказывает или скорбями большими, или болезнью дитяти, или даже полоумием. А почему? Бог ждет, когда люди опомнятся и исправятся. Какое терпение у Него! Когда Господь дарует нам принять Таинство Крещения, то отпускает наши грехи, прародительские и личные, и приставляет каждому Ангела Хранителя. А при рождении человека демон приставляет к нему беса. Так и знайте, что у каждого православного христианина есть Ангел Хранитель и есть бес, который знает все его страсти, все наклонности его души. Ангелы Божии руководят нами, и когда Ангел Хранитель дает какое-то вразумление, то тихо из глубины сердца только раз как бы мысль подаст, напомнит и не повторяет, молчит. Только надо их чувствовать, прислушиваться, что Ангел предлагает: много раз он не повторяет, не навязывает, только раз коснется мирно, тихо сердца человеческого. А некоторые помыслы, как мы замечаем, могут целый день или всю неделю кружиться. Это диавол внушает какие-то помыслы (или про блуд, или про воровство, или еще о чем), день и неделю может томить ими человека, и даже непрестанно. Поэтому надо его обличать и отгонять: «Отойди от меня, сатана!» Как живому говорить: «Я Богу служу, а тебя не признаю». Потому что до сих пор некоторые считают (как их учили в школе по учебникам, которые диктовал диавол), что помыслы наши – это функция мозга, плод сознания, мышления. Значит, злые помыслы тоже функция нашего мозга? Нет, это речи, слова, беседы диавола. Не надо с этими помыслами беседовать.

Поэтому и удобопреклонен человек чаще ко злу, поскольку Ангел не настаивает. Где Бог – там свобода (2 Кор. 3, 17). Господь, будучи Сам свободной Личностью, наградил этим качеством и человека.

Господь желает, чтобы мы добрым хотением, доброй волею избрали истину, добро, правду, возлюбили жизнь вечную, возлюбили Богородицу и всех святых и сами стали добрыми, святыми.

А вот дьявол не то что настаивает, он требует, убеждает, угрожает, хитрит, льстит, пока не доведет человека до греха. После этого он смеется и злорадствует: сделал он свое гнусное дело с душой человеческой, и остается самое главное для него – не допустить до покаяния. Логика у дьявола всегда одна и та же: «Как! Ты такое про себя скажешь? Да ты не будь дураком! Что о тебе подумают?! Да все же так делают!» Так человек по научению дьявола не может расстаться со своими грехами, как с каким-то сокровищем, и погибает его душа.

* * *

В 1930-е годы моя мама была сослана в Караганду. Ссыльные там тяжело голодали. От своего скудного пайка мама оставляла кусочек для маленькой дочки, моей сестренки, которая просыпалась ночью и знала, что найдет под подушкой корочку хлеба. И все же девочка умерла от голода и вызванных недоеданием болезней. Мама говорила, что если бы тогда им сказали: «Хлеба будете есть досыта до самой смерти, только подпишитесь, что больше уже ничего не попросите», – все бы как один ответили: «Если досыта есть хлеб, то неужели стоит еще чего-то просить?»

Русский прозаик и публицист Олег Волков – дворянин, потомок адмирала Лазарева – более четверти века провел в лагерях и ссылках. Сажали его, как и прочих «классово чуждых», по пресловутой 58-й статье. В своей книге «Погружение во тьму» писатель вспоминал, как в тридцатые годы к ним в камеру втолкнули мальчишку с Украины – арестовали по доносу друга. Заключенные оживились, стали парня расспрашивать, как там, на воле, и тот ответил:

– Ну, хлеба-то мы уже досыта едим.

Видимо, страшный период голода уже миновал. А он, Олег Волков, аристократ, с верхних нар канючил: «Да врет он все, хохол! Разве бывает такое, чтобы хлеб есть досыта?» Давно ли он ел икру и другие деликатесы, пил изысканные вина, но не представлял уже, что такое возможно – есть досыта хлеб.

У нас сейчас такой ассортимент продуктов, круп сколько! А нам все кажется, что мы недоели-недопили. Совершенно нельзя себя жалеть, потому что все, что Господь учредил, в том числе и посты, – это все человеку во благо. Если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется (2 Кор. 4, 16).

От поста обычно стихают хронические заболевания. Известно, что в блокадном Ленинграде не было бронхиальной астмы, диабет там умолкал. Пост совершенно обновляет организм, сгорают ненужные белки, шлаки выводятся.

Пост дает человеку и великую духовную силу. Если возникают какие-то нестроения у детей, многие родители просят благословения у своих духовных отцов на подвиг поста по понедельникам (кроме обязательного для всех поста в среду и пятницу). Для этого нужны определенные усилия, своего рода мужество, но детям это очень помогает.

Архимандрит Наум был строг в отношении поста и говорил, что тех, кто хранит все посты, в суровые, голодные времена Господь и травинкой напитает. Кроме того, у большинства людей, соблюдающих заповедь поста, сохраняется ясный ум до глубокой старости.

Стопы моя направи по словеси Твоему, и да не обладает мною всякое беззаконие.

Пс. 118, 133

Когда человек направляет «стопы своя» к Богу, то, как правило, он сталкивается с искушениями. Или скорби валятся, или наоборот: вдруг начинается период исключительного благоприятствования. И тут надо быть предельно внимательным к своему внутреннему состоянию. Дьявол готов золотом выстелить мостовые, только бы отвлечь человека от общения с Богом.

На железнодорожном вокзале в Перми работала одна очень милая добропорядочная женщина Татьяна Сазоновна. Нередко мы обращались к ней за помощью, когда срочно нужны были билеты, и она нас выручала. Следует сказать, что Татьяна Сазоновна жила в коммуналке с духовно нездоровой матерью, страдавшей беснованием. Можно представить, как она с ней настрадалась. Жила Т. С. надеждой стать монахиней, но не могла оставить свою мать без присмотра. И все же ей удалось несколько раз побывать в Пюхтицком монастыре, куда рвалась ее душа.

И вот мать умерла. Татьяна Сазонов-на к тому времени тоже вышла на пенсию, то есть никакими житейскими проблемами уже не была обременена. Зато получила новую квартиру и с удовольствием занялась ее обустройством: обставила мебелью, купила шторы, новую посуду. Без дела сидеть она не привыкла и устроилась работать бухгалтером в епархию. Впереди – спокойная старость и можно наконец-то пожить для себя, все условия для этого созданы. И вроде бы все благочестиво, и трудится она в церкви.

Поехала Татьяна Сазоновна к Батюшке, и он вдруг спрашивает:

– У тебя есть швейная машинка?

– Да.

– Все оставляй, бери с собой швейную машинку и поезжай в Пюхтицы. Будешь жить при монастыре и помогать сестрам шить. – И добавил: – Важно, чтобы не тебе там понравилось, а ты там понравилась.

Это было неожиданно. Татьяна Сазоновна смутилась: благословение противоречило ее новым жизненным планам. Она уже забыла, что хотела стать монахиней, поэтому начала возражать и приводить доводы.

– Батюшка, у меня квартира…

– Не нужна она тебе.

– Батюшка, у меня мебель…

– Она тебе не пригодится.

– Батюшка, я работаю при храме, спасаюсь.

Одним словом, наотрез отказалась от предложения Старца.

Батюшка лишь сказал:

– Ты – наследница «богатого юноши».

Он напомнил ей о евангельском юноше, наследнике большого имения, спросившем Христа: Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную, – и услышал ответ: – Если хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди (Мф. 19, 16–17).

Господь перечислил ему эти заповеди. Но юноша хотел большего: Все это я сохранил от юности моей; чего еще недостает мне? Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, и следуй за Мною. Услышав слово сие, юноша отошел с печалью, потому что у него было большое имение. Иисус же сказал ученикам Своим: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное (Мф. 19–21). То есть Господь предлагал ему стать апостолом, но он так и не решился расстаться со своим богатством. Где сейчас оно, это богатство? Уже две тысячи лет сиял бы он в апостольском достоинстве, а впереди еще и вечность.

Батюшка потом еще много раз говорил, когда кто-то из Перми к нему приезжал:

– Пусть Татьяна срочно уезжает!

Она продолжала работать в епархии, ходила в церковь, но Господь попустил ей тяжелый сахарный диабет. Она стала себя беречь, перестала соблюдать посты, хотя и при сахарном диабете соблюдение поста вполне возможно. Господь укрепляет и даже облегчает болезни.

Помню, воскресным зимним вечером приехала ко мне Тамара Зырянова (она тоже работала в епархии) и с порога спросила:

– Что, Батюшка в Пермь приехал?

– Нет, не слышала.

– Ты скрываешь!

– Да нет, я знала бы, наверно. С чего ты взяла?

– Только что я навестила Татьяну Сазоновну в первой медсанчасти, она сказала, что к ней в палату приходил Батюшка и сказал:

– Прожила бы до семидесяти лет, но за непослушание умираешь.

Тамара была уверена, что Батюшка в Перми, я едва смогла ее убедить, что это не так.

Батюшка явился Т. С. в духе, призывая ее к покаянию.

Так она и умерла, не дожив и до шестидесяти, «наследницей богатого юноши». Совсем ненадолго пригодился ей этот комфорт. Именно это и предвидел Старец, он всегда напоминал нам о кратковременности нашей земной жизни.

Жизнь проходит как сон. Мы здесь не живем, а готовимся к жизни. Все, что мы видим, слышим, что приобрели, построили, накопили, останется на земле, когда нас положат во гроб. Самое главное делание наше – общение с Богом. Седмьдесят лет, аще же в силах осмьдесят лет (Пс. 89, 10) Господь определил земного жития, а там уже вечность. Надо думать о том, что ты мытарства будешь проходить, давать ответ за свои деяния.

Мы помним рабу Божию Татиану в своих молитвах, трудной была ее жизнь, при этом она не озлобилась, успела сделать много доброго, и хочется верить, что Господь принял ее в Свои обители. Однако мы знаем из Евангелия: В доме Отца Моего обителей много (Ин. 14, 2). Совсем другой могла бы быть, наверное, ее вечность.