Текст книги "Поминайте наставников ваших. Архимандрит Троице-Сергиевой Лавры Наум (Байбородин) в воспоминаниях современников"

В доме Виктора Васильевича Плешкова, где я была частой гостьей, состоялось мое знакомство с замечательным и мужественным священником.

Помню, я зашла после занятий со студентами, и сидели мы с Виктором Васильевичем в его кабинете, заставленном книжными шкафами. Раздался звонок. Он пошел открывать, а затем из передней послышались голоса:

– До каких же пор мы будем друг от друга скрываться! – это Виктор Васильевич уговаривал войти какого-то гостя.

Протоиерей Сергий Богдан

Известно: такт – это любовь. Пришедшему был настолько свойствен такт, что он никоим образом не хотел скомпрометировать хозяина дома. Такое непростое было время. Виктор Васильевич заверил, что его гостья будет рада встретиться с батюшкой. Так я познакомилась со священником села Ильинское протоиереем Сергием Богданом.

Родом он был из Белоруссии, их семью еще в 1930-е годы сослали в наши края. Но и здесь не оставили в покое: родителей арестовали за верность Богу, а сын Сережа остался с клеймом «член семьи врагов народа». При этом «сердобольные» гонители говорили парню, что им жаль его юность и не хочется отправлять его в лагерь. Ему предложили «простой» выход: встать посреди села и на глазах у всех отречься от Христа. На это он не согласился.

В результате Сережа Богдан оказался на золотых приисках Колымы. Господь так устраивал, что где бы он ни появлялся, там обязательно открывались золотоносные жилы. За это полагались какие-то добавки в рационе и другие привилегии, могли даже срок скостить, поэтому все заключенные старались попасть в его бригаду. Потом Сергея Антоновича взяли писарем в контору, потому что у него был каллиграфический почерк.

Родители Сергея так и сгинули в лагерях, а он, отбыв десятилетний срок, вернулся в Пермь.

На брак с матушкой Анастасией его благословил владыка Иоанн (Лавриненко), он же рукоположил его во иерея и отправил в Благовещенскую церковь села Ильинское.

Из нашей беседы в доме В.В. Плешкова я узнала, что у отца Сергия две дочери, которых он ласково называл Еленушкой и Зинаидушкой. Оказалось, что Зиночка болеет и лежит дома с температурой. Я отправилась к ним домой осмотреть больную. С тех пор мы подружились.

Старшая дочь отца Сергия – Елена – закончила фарминститут, муж ее стал священником и служил во Владимирской епархии. И была матушка Елена во всем ему помощницей. При храме, где они служили, сложилась дружная община. Матушка Елена умерла от онкологического заболевания, и на ее похоронах люди говорили, что пришли они в храм ради батюшки, а остались там ради матушки – ради ее приветливой улыбки и доброты.

Зиночка, когда мы познакомились, училась на экономическом факультете университета.

Была она миловидной без всякой косметики, элегантной, всегда с безупречным вкусом одетой, вопреки моде в длинных юбках. Но самое главное, что всех в ней привлекало, – это ее богатый внутренний мир, родители смогли заложить в ней крепкий фундамент. В дальнейшем по благословению архимандрита Наума она стала насельницей Суздальского Покровского монастыря и приняла постриг с именем Елена. В настоящее время игумения Елена возглавляет Муромский Воскресенский монастырь, который находится на берегу Оки в бывшем имении святых Петра и Февронии Муромских.

Непростым было служение отца Сергия в те годы, это были годы хрущёвских гонений. Приходили комиссии из отдела по делам религий, шла речь о закрытии храма, задавали самые разные вопросы, и даже весьма каверзные. Так, один из членов такой комиссии спросил:

– Вот скажите, Сергей Антонович, в Библии написано, что Господь создал Еву из Адамова ребра, стало быть, у мужчин должно быть одним ребром меньше?

Отец Сергий возразил:

– Да вы знаете, у меня сосед с войны вернулся на протезе, ногу на фронте потерял; несмотря на это дети у него впоследствии рождались с двумя ногами.

Такой остроумный ответ привел комиссию в негодование. Небезынтересно, как потом на какой-то городской конференции докладчик, подчеркивая необходимость усиления атеистической работы, говорил с возмущением, приводя этот пример, что к таким священникам, как Богдан, нельзя пускать молодежь, с такими надо держать ухо востро.

Господь давал отцу Сергию мудрость выходить из самых сложных ситуаций, и храм в Ильинском закрыт не был. Батюшка, любимый своими прихожанами, прослужил в нем до конца своих дней.

Отец Сергий не дожил до времени возрождения православия в России и открытия монастырей. Его здоровье было подорвано в ГУЛАГе. Он умер от инфаркта миокарда в 1981 году.

Отец Михаил Луккане́н (1914–1987) родился в Эстонии. В русском варианте его фамилия была Лука́нин, а на эстонский манер – Луккане́н.

Он получил классическое образование от преподавателей дореволюционных духовных школ в Парижском богословском институте преподобного Сергия Радонежского. Разумеется, отец Михаил прекрасно говорил по-французски. До войны он служил священником в эстонском городе Нарве.

Судьба его сложилась более чем драматично.

Началась Вторая мировая война, шел передел границ европейских государств. Двадцатишестилетний иерей Михаил решил покинуть Эстонию, где уже пахло порохом и гарью. На железнодорожном вокзале он посадил в вагон свою матушку – юную Тамару Саввишну, на руках которой была их девятимесячная дочь Наташа. Вместе с ними уезжал шурин – старший брат Тамары Саввишны.

Устроив семью, батюшка решил пройтись по привокзальным магазинчикам, чтобы прикупить в дорогу провианта. На беду в это время в здании вокзала взорвалась бомба. Перрон оцепили, и отец Михаил не смог прорваться к поезду, который уносил в неизвестность самых дорогих и близких ему людей.

Протоиерей Михаил Лукканен

Только после войны он смог разыскать жену и дочь. Шурин увез их в Америку, а тогда был «железный занавес». Так он больше никогда и не увидел жену и дочь. Они только переписывались и обменивались фотографиями.

В августе 1940 года Эстония вошла в состав СССР, а в 1941-м отца Михаила сослали на стройку в Пермскую (тогда Молотовскую) область. В 1943 году, в связи с изменением курса правительства в отношении религии, батюшка был освобожден с правом служения в Пермской (Молотовской) епархии.

Прихожане любили отца Михаила за ревностное отношение к пастырскому долгу и многие другие качества, особенно как искусного проповедника. Сотрудница краеведческого музея рассказывала, что однажды они обратились в епархию с просьбой прислать священника, который объяснил бы музейным специалистам назначение богослужебных предметов, хранившихся в запасниках. Пришел отец Михаил Лукканен. Он взял потир, поставил на ладонь и произнес евангельские слова: И Он сказал: жажду (Ин. 19, 28). Это прозвучало так исключительно проникновенно и строго, что сотрудники музея, в основном по сути атеисты, остались под глубоким впечатлением от этой встречи.

Священникам не разрешали общаться с молодежью, и мы, студенты, что называется, «не лезли на глаза», хотя всегда с нетерпением ждали выразительных проповедей отца Михаила. Говорил он отрывисто, чеканя слова и немного в прононс. Дорого было слышать его краткие и емкие проповеди в Великий пост. Уже в Прощеное воскресенье он призывал этот подвиг начинать с высокого. А именно простить всех, уничтожить в своем сердце каждую даже малую обиду:

– Все мы знаем, что Господь дал апостолу Петру ключ от райских врат. Значит, есть тот ключ и есть те двери. Сегодня, в Прощеное воскресенье, этот ключ чудесным образом оказывается в руках каждого из нас. Аще отпущаете прегрешения человеком, и Отец ваш Небесный отпустит вам согрешения ваши (Мф. 6, 14).

Можно привести пример, как на общей исповеди он говорил о зависти:

– Вот вы завидуете. Скажите, от того, что вы завидуете, у вас прибывает? Нет. А у тех, кому вы завидуете, убывает? Тоже нет. А на душе как? Грязно, гадко, нехорошо. Ну зачем мы будем завидовать?

И представлялась очевидной совершенная нелепость такой черной страсти, как зависть.

Вообще же в бедах и печалях отец Михаил предлагал искать собственную вину – наши грехи, а потому говорил:

– Мы сами себя мучаем, сами себя наказываем, сами себя терзаем.

Как же это точно!

В Крестопоклонную неделю Великого поста по окончании службы мы слышали с амвона его проникновенные слова:

– И я, как пастырь ваш, поклоняюсь кресту каждого и каждой из вас.

Слова эти касались глубин души, и мы уносили в своем сердце искру святости.

Однажды во Всехсвятской церкви отпевали священника, о котором прихожане знали, что он временами крепко выпивал и не мог справиться со своей слабостью. Известно, что служителей Церкви судят особенно строго, без всякого снисхождения, будто это не такие же люди со своими слабостями.

Храм был полон. Открылись царские врата, вышел отец Михаил. Он обвел внимательным взглядом присутствовавших и, указывая на лежавшего в гробу пастыря, словами Христа предложил:

– Кто из вас без греха, первый брось в него камень (Ин. 8, 7).

Наступила тишина. Отпевание прошло очень торжественно.

Здесь, в Перми, отца Михаила постигла еще одна тяжелая утрата. Об этом узнала я много лет спустя от того же монаха Виктора (Плешкова). Служил в нашем городе протоиерей Александр Осипов. Вместе с отцом Михаилом они учились в Париже, оба попали в Пермь из Эстонии. Уже говорила я, каким блестящим проповедником был отец Михаил, не менее талантлив был и его друг. Отец Александр говорил такие глубокие проповеди по Ветхому Завету, что даже (было это еще до хрущёвских гонений) многие сотрудники университета приходили в собор слушать его.

«Медные трубы» этот несчастный человек пройти не смог.

Нравственное падение начинается, как известно, с малого. Об этом не без печали вспоминала Пелагия Николаевна Горбунова, в тайном постриге монахиня Евфросиния (в схиме Тавифа), келейница владыки Иоасафа. Жила она тогда близ кафедрального Троицкого собора, и отец Александр нередко оставался у нее ночевать. В дни Великого поста он говорил, что кормить ужином его не надо, а просил только кипятка, при этом доставал кубики какао с молоком (было такое лакомство) и сдобную булку. То есть постом он уже пренебрегал.

Вскоре его пригласили на преподавательскую работу в Ленинград, и стал он профессором Ленинградской духовной академии.

Но предупреждает всех апостол Павел: Блюдите убо, како опасно ходите (Еф. 5, 15). Одна из почитательниц отца Александра, сотрудница Ленинградского мединститута, своей к нему привязанностью смогла положить конец его преподавательской деятельности.

Александр Осипов

Он оставил не просто бы академию, но и Бога и стал научным консультантом библиотеки им. Салтыкова-Щедрина.

«Бойся, как гееннского огня галок намазанных (женщин), ибо они часто из воинов царских делают рабами сатаны» — такой совет дает преподобный Серафим Саровский. И кому?! Своему младшему современнику, наместнику Троице-Сергиевой Лавры архимандриту Антонию (Медведеву), человеку святой жизни, который ныне причислен к лику святых и мощи его находятся в Лавре. Так это в жизни реально опасно. «На то и щука, чтобы карась не дремал».

Известно, что всякий талант от Бога, а от человека уже зависит, как распорядится он Богом данным ему талантом. Насколько талантливым был Осипов проповедником, настолько бездарными и примитивными были его брошюрки по атеизму. Произошла такая метаморфоза довольно быстро, так же скоро узнали об этом и в Перми. Когда в очередной раз Виктор Васильевич вошел в алтарь, отец Михаил подошел к нему и, указывая на имя Осипова, значившееся в старом графике служб священников, лаконично с болью сказал: «Сдох». Так отец Михаил, будучи, по сути, на чужбине, понес еще одну утрату – потерял друга, с которым была связана его молодость, которому он доверял.

Вскоре Господь прекратил жизнь Александра Осипова. Умирал он в ленинградской больнице от рака. Боли не могли снять никакими наркотиками, и жуткие крики умиравшего наполняли все этажи больницы.

Многие годы отец Михаил был епархиальным секретарем. В годы хрущёвских гонений на Церковь во многом благодаря его усилиям удалось отстоять Всехсвятский храм, который власти планировали закрыть.

Об отце Михаиле тепло вспоминала монахиня Киевского Флоровского монастыря Дионисия. Родом она была из Перми. В миру ее звали Антониной – Тоней. С отцом Михаилом Тоня познакомилась в 1952 году, ей было тогда девятнадцать лет. Спустя полвека, в 2006 году, она рассказывала:

«Отцу Михаилу Лукканену я особенно благодарна и всегда поминаю его в своих молитвах. Первая моя исповедь была именно у него.

Он вник во все сложности моей жизни и понял, как мне трудно работать, не имея собственной швейной машинки, ведь я по профессии швея. После исповеди сказал:

– Подождите меня здесь.

Исповедав последнего прихожанина, он куда-то ушел, но быстро вернулся и вручил мне толстый конверт. В нем было пять тысяч рублей – огромные деньги по тем временам.

– Вот, – сказал батюшка, – передай своей маме.

Этих денег хватило на швейную машинку и на многое другое. А ведь отец Михаил видел меня первый раз в жизни, просто помогать людям для него было естественно, как дышать».

У нас с отцом Михаилом были доверительные отношения. Он рассказывал мне о себе и о своей учебе в Париже. Однажды во время елеопомазания попросил:

– Помолитесь о упокоении моей матушки Тамары. Она умерла в Америке после неудачной операции.

В конце жизни я навещала отца Михаила как врач. Он жил в однокомнатной квартире рядом с кафедральным собором.

Иногда батюшка делился своими печалями.

– Пишет, – рассказывал он о письме своей дочери Наташи, – иду по моему любимому Нью-Йорку… В его сознании не укладывалось, как можно любить Нью-Йорк, когда есть на свете его любимая Россия. И добавил:

– Я не знаю, где Америка (конечно, он был блистательно образованным человеком и географию знал основательно, но образно сказал именно так), но всегда ее вот так благословляю, – и он осенил крестом свою любимую Наташу в сторону запада.

Так и прожила Наталья Михайловна Лукканен всю свою жизнь в далекой Америке благословением и молитвами своего отца.

В конце жизни отец Михаил приехал на исповедь к архимандриту Науму. Батюшка, сожалея о его одиночестве, предложил ему переехать из Перми в Алма-Ату. Но вскоре по возвращении в Пермь отец Михаил умер.

Александр Алексеевич Ватолин (1923–1997) родился в Пермской области в крестьянской семье. В начале тридцатых годов середняцкая семья Ватолиных из-за отказа вступить в колхоз была раскулачена. А в семье пятеро детей. Жилось до того трудно, что приходилось даже милостыню просить.

В марте 1942 года, не окончив десятилетки, Александр ушел добровольцем на войну. По окончании Молотовского пулеметно-минометного училища его отправили на фронт в звании лейтенанта. Там будущий пастырь своей веры в Бога не скрывал и по возможности посещал церковь.

С войны он вернулся с больным сердцем. После курса обучения на историческом факультете Ленинградского университета преподавал историю в селе Асово Пермской области. Он был завучем школы, диктором местного радиоузла, депутатом местного Совета. Здесь уже приходилось скрывать свою любовь к Богу, поэтому по церковным праздникам он, завуч школы, ходил в церковь тайно, за десятки километров, в село Плотниково.

Протоиерей Александр Ватолин

Однажды во время службы его уязвили слова Иоанна Богослова: В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся не-совершен в любви (1 Ин. 4, 18).

Тогда он решил, что больше не будет скрывать свою веру. Это стало сенсацией. Местная власть развернула травлю учителя. Много пришлось ему пережить и выслушать, но он обладал недюжинной эрудицией, и Господь давал ему аргументированно отвечать на любые вопросы. Например, однажды его спросили:

– Александр Алексеевич, говорят, что Бог – это любовь, что Он милосердный, между тем в Библии рассказывается, как Он послал Саула и приказал истребить целый народ «от мужа до жены, от отрока до грудного младенца». О каком вообще человеколюбии можно говорить, если не щадили даже детей?

– А как вы считаете, если хирург видит, что у больного человека гангрена и врач стоит перед выбором: или конечность, пораженную болезнью, ампутировать (это будет жестоко, и человек останется инвалидом, но будет жить), или быть добрым и оставить все как есть, но тогда человек умрет. В том народе, который приказал Господь уничтожить, процветали противоестественные грехи, и дети уже имели в себе эту закваску, они видели все это беззаконие. Если бы они остались, то разнесли бы по лицу земли эту духовную проказу, и погибло бы все человечество.

Так просто ответил на этот непростой вопрос завуч школы А.А. Ватолин.

Будучи не в состоянии сломить этого человека, его уволили из школы. Но и его супругу Клавдию Яковлевну, преподавателя немецкого языка в той же школе, в покое не оставили. В школе на педсовете от нее потребовали, чтобы она, мать четверых детей, отреклась от своего мужа за то, что он так идеологически неверно мыслит. Она же утверждала сквозь слезы, что от мужа не откажется.

В мае 1965 года семье Ватолиных пришлось переехать из Асово в Пермь. Супруги устроились на завод им. Дзержинского. Жили в маленькой квартирке неподалеку от кафедрального собора. Александр Алексеевич регулярно посещал службы, был пономарем, чтецом, певчим. Владыка Иоасаф хотел рукоположить его в священный сан, но уполномоченный по делам религий Горбунов цинично возразил:

– Ну что вы, Василий Семенович (он демонстративно обращался к владыке как к мирянину)! Вы дайте нам кого попроще, хоть и пьяниц каких-нибудь. Не то прихожане увидят Ватолина и скажут: «Какие образованные люди в церкви работают!» Еще уверуют в вашего Бога.

Архимандрит Наум, с которым Александр Алексеевич познакомился еще в 1968 году в архиерейском доме, смог договориться с епископом Иоанном (Снычевым), и в 1974 году в Куйбышеве Александр Алексеевич был рукоположен во диакона.

Владыка Иоанн предупредил отца Александра, чтобы в управление по делам религий он никогда не ходил один:

– Они могут вызвать психбригаду, скажут, что вы буянили, и вас без суда и следствия увезут в больницу.

Владыка Иоанн готовил диакона Александра к священнической хиротонии, но каким-то образом об этом узнали в Пермском отделе по делам религий, началась паника. Из Перми в Куйбышев полетели телеграммы с протестом, и рукоположение пришлось отменить.

Тогда отец Наум договорился с архиепископом Ташкентским и Среднеазиатским Варфоломеем (Гондаровским). В союзных республиках все было намного проще, чем в Российской Федерации. К примеру, архиепископ Варфоломей во время праздничных демонстраций всегда стоял на правительственной трибуне вместе с руководством республики. В 1975 году владыка Варфоломей рукоположил отца Александра Ватолина во иерея и отправил служить в Киргизию. Без преувеличений можно сказать, что отец Александр проявил там поистине равноапостольное подвижничество: не счесть, сколько киргизов и русских он обратил в православную веру.

В 1978 году священник Александр вернулся в Пермь и получил назначение в село Та боры.

Даже в областном центре верующих в те годы было немного, что говорить о Таборах. В сельской местности атеистическая пропаганда достигла самых больших результатов, ведь крестьянство, всегда бывшее опорой Церкви, было почти уничтожено. И если в большом городе можно затеряться в толпе, то в деревне все на виду. Жители села Таборы давно перестали посещать свой храм. Зато на службы отца Александра стали во множестве приезжать православные люди из Перми, ибо, как сказано в Евангелии, вы есте свет мира, не может град укрытися верху горы стоя (Мф. 5, 14).

Его проповеди и беседы с прихожанами были настолько талантливы и убедительны, что умягчали самые черствые сердца. Отец Александр говорил, что на Страшном Суде не понесет ответ за нерадивость к пастырскому долгу, потому что обошел каждый дом на своем приходе и с каждым жителем села беседовал о Боге, Божием Промысле, благодати и важности Крещения для спасения души. Он был «делателем»[59]59
  Жатвы много, а делателей мало (Мф. 9, 37).


[Закрыть] в евангельском смысле слова.

В конце восьмидесятых, когда стало возможным беспрепятственно заниматься пастырской и миссионерской деятельностью, отец Александр сделал невероятно много для духовного просвещения людей. Он посещал школы, дома престарелых, тюрьмы, писал статьи в газеты, участвовал в радио– и телепередачах, выступал с лекциями. Его приезды в Пермь становились событиями. Сегодня многие вспоминают, что пришли в церковь благодаря встрече с отцом Александром Ватолиным. Первую Божию заповедь: возлюбить Господа от всея души и помышления, а ближнего своего как себя – он исполнил в полной мере.

Незадолго до своей кончины отец Александр говорил:

– Молодежи надо много брать от уходящего поколения священства. Нас уже мало остается. Ведь почти все молодые пастыри выросли в неверующих семьях, значит, нет крепких корней Православия. Многие думают, что, став священником, можно как-то и полегче прожить. А на самом деле это великий подвиг, если по-настоящему исполнять все что положено. Это крестный путь. Не зря мы нарукавницы надеваем и завязываем шнурочком – это руки Христа, связанные вервием. Мы надеваем головной убор – это терновый венец Христов. Не все это понимают, а надо бы…

Протоиерей Александр преставился 14 февраля 1997 года и был похоронен в селе Таборы. На его могильном кресте написаны слова апостола Павла: Горе мне, если не благовествую (1 Кор. 9, 16).

По словам свт. Феофана Затворника, иноки – жертва Богу от общества, которое, предавая их Богу, из них составляет себе ограду.

Невозможно представить Русскую Православную Церковь без великих молитвенников и подвижников благочестия ХХ века, таких как митрополит Иосиф (Чернов), архимандриты Амвросий (Иванов) Балабановский, Павел (Груздев), Серафим (Тяпочкин), Тихон (Агриков), Кирилл (Павлов), Адриан (Кирсанов) и другие Псково-Печерские старцы, а также и наш духовный отец архимандрит Наум (Байбородин).

Невозможно также представить нашу Церковь без тех скромных делателей, незаметных, искренних служителей, пронесших все тяготы богоборческого времени, устоявших в истине и утвердивших в ней множество своих современников.

Они и стали для России и для всего мира невидимой оградой.

Дай нам, Господи, помнить опыт их жизни, их любовь, их мужество и подражать вере их.

Отцы!

Для того, чтобы сейчас быть служителем Церкви, нужно стать жертвой.

Митрополит Алма-Атинский Иосиф