Текст книги "Поминайте наставников ваших. Архимандрит Троице-Сергиевой Лавры Наум (Байбородин) в воспоминаниях современников"

В общем, о чем Батюшка ни спросит, он все отрицает. Кипевший в нем протест принимал форму обиды и раздражения. Но когда он вернулся в Алма-Ату, то позвонил мне и попросил:

– Приди, пожалуйста.

Я пришла, а он мне с порога:

– Это же святой человек!

– Почему вы так решили, Володя?

– Он меня сразу спросил: «Ты по перевозке грузов?» – «Нет, – говорю, – я по перевозке пассажиров». А я ведь был сюда направлен по перевозке грузов. Это я временно был в пассажирском секторе. Потом он сказал: «У тебя столько-то женщин было». Я ответил, что не было столько. А когда назад летели, делать нечего было, начал считать, вспоминать, и число сошлось! У меня волосы дыбом встали – откуда он знает? Все точно сказал! Вот я дурак…

* * *

В прежнее время в Алма-Ате было два аэропорта: для наших пассажиров и для иностранцев. В бухгалтерии «Интуриста» работала одна знакомая, и у нее была довольно высокая зарплата.

Время от времени она бывала у Батюшки, и в один из приездов он ей сказал, чтобы она с работы уходила, прямо срочно рассчитывалась. При этом дал ей ложку. Это показалось ей странным.

По возвращении домой она рассказала о словах Старца мужу.

Тот усмехнулся:

– Тебе хорошо жить надоело? Где ты еще такую зарплату будешь получать?

И она осталась работать в бухгалтерии.

Вскоре какие-то вышестоящие сотрудники провернули финансовую махинацию, а подставили ее, мою знакомую. Не зря Батюшка дал ей ложку, потому что она «расхлебывала» потом эту историю несколько лет, выплачивая кем-то присвоенные деньги.

* * *

Вспоминается случай, когда по Батюшкиному благословению мне пришлось принимать роды на дому. Произошло это в 1994 году.

В Алма-Ате в нашем храме была прихожанка Татьяна Лебеденко, мать двоих детей. У нее обнаружили лимфогранулематоз, тяжелое злокачественное онкозаболевание. А вдруг оказалось, что она ждет третьего ребеночка. Врачи категорически заявили, что надо делать аборт, иначе болезнь начнет прогрессировать, и она оставит своих детей сиротами. Помню, она вся в слезах прибежала в храм: что делать? Служил там тогда отец Евгений Бобылев, он позвонил в Сергиев Посад знакомым, чтобы у Батюшки спросили совета, как поступить. Батюшка ответил, чтобы она к врачам больше не ходила, а мне благословил принимать роды. Так Татьяна и поступила, хотя врачи в открытую ее называли ненормальной. Я тогда работала в детской больнице микропедиатром, и мы вместе с еще одной рабой Божией Галиной, бывшей акушеркой, принимали эти роды. Родилась здоровая девочка, сейчас она уже взрослая. Так по молитвам и благословению Батюшки Татьяна не совершила страшного греха убийства, и живет и здравствует на свете ее дочь.

Самое удивительное, что и Татьяна до сих пор жива, хотя по поводу своего тяжелейшего заболевания ничем не лечилась, Господь ее исцелил по молитвам Батюшки. Я уже много лет не живу в Алма-Ате и недавно поинтересовалась у того же отца Евгения, как там Татьяна. И узнала, что они отстроили дом и у нее куча внуков.

Воспоминания иеромонаха Аверкия (Белова)

Моя первая встреча с архимандритом Наумом

Первая моя встреча с дорогим Батюшкой произошла летом 1993 года. Я был студентом факультета журналистики Казахского Государственного университета, жил с бабушкой и дедушкой в Алма-Ате.

В воскресный день я проспал литургию и был этим очень огорчен. Понимал – неделя, начавшаяся без молитвы в храме, наполнится искушениями. Решил поехать в Аксайский скит, на место убиения святых преподобномучеников Серафима и Феогноста, чтобы восполнить урон, нанесенный моим нерадением.

И вот я уже шагаю мимо дач по берегу горной реки. Ближе к завершению восьмикилометрового подъема меня обогнал «газик», наполненный священниками.

Я дошел до скита. Никого нет. Поклонный крест. Сень над могилой. Шептание елей. Игры белочек. Ожидание чуда. Молитва о благословении моей двадцать лет назад начавшейся, но уже поцарапанной жизни.

Вдруг я услышал голоса людей, которые поднимались к могилке святых не по тропинке, а по крутому неудобному склону.

Первым показался протоиерей Евгений Бобылев, мой тогдашний духовник. Я подбежал взять благословение, но не получил его. Отец Евгений показал жестом, что благословляться надо у кого-то другого, идущего следом. Тут из-за бугра вышел протоиерей Александр Осокин (ныне епископ Карагандинский и Шахтинский Севастиан). Но и он не благословил меня. Потом вышел незнакомый мне молодой священник, это был архимандрит Никон (Фомин) – будущий митрополит Астраханский и Камызякский. В благословении отказал. За ним шли известные мне миряне Василий Никишин (будущий игумен Серафим, настоятель скита, где все это происходило) и Александр Снигур (будущий митрополит Хабаровский и Приамурский Артемий).

И наконец последним шел величественный белобородый Старец. Я сразу догадался, что это архимандрит Наум. О его приезде в Алма-Ату все говорили. В трепете я бросился за благословением к нему. Но Батюшка прошел мимо меня, как мимо пустоты, не благословив и даже не взглянув.

Подойдя к месту погребения преподобномучеников, пришедшие начали молебен. Окончив его, стали петь различные церковные песнопения. Как прекрасно звучал этот хор столпов Православной Церкви под кронами вековых елей, указывающих острыми верхушками на красоту неба!

А я молча стоял в сторонке, совершенно ошеломленный и раздавленный тем, что прозорливый лаврский духовник не удостоил меня никаким вниманием. «Видимо, вычеркнут ты, Саня, из Книги Жизни. Совсем плохи твои дела», – говорил я сам себе, находясь на грани отчаянья.

Но тут пришла мысль о силе покаяния. Я стал вспоминать свои большие и малые грехи, с внутренним воплем просил прощения, искренно намечал пути исправления своей непутевой жизни. Сорок минут, обжигаемый страхом отвержения и погибели, я молился так, как не молился никогда в жизни. Впоследствии, когда уже Старец стал моим духовником, я неоднократно переживал подобные состояния.

Несомненно, это проявление святоотеческой хирургической педагогики.

Вот молитвенные песнопения окончены. Отец Наум тихим благостным голосом говорит отпуст и сразу же подходит ко мне. Благословляет, радостно-радостно улыбаясь, и заводит разговор:

– Мы видели тебя, когда ты поднимался по дороге. Как же ты обогнал нас? У тебя, наверно, где-то в кустах лошадка спрятана? Ну, расскажи, как ты живешь?

– Живу в суете. Учусь на журналиста. Хожу на исповедь к отцу Евгению.

– Приходи завтра на стройку нового храма к отцу Александру. А теперь пойдем потрапезничаем.

Кажется, Старец еще что-то говорил, а я что-то отвечал. Не помню подробностей. Помню лишь доброту, простоту, смирение, любовь, радость, исходившие от этого человека, ставшего вскоре для меня всем после Бога.

На деревянном столе появилась корзинка с чаем, клубникой, бутербродами. Все сели. Вкушая благословенную пищу и благорастворенный воздух, мы слушали рассказы отца Наума из мировой истории. Счастье.

После трапезы вышли на тропинку и начали спуск. Мне казалось, что Старец очень немощен и нуждается в нашей помощи. Но неожиданно он очень быстро, умело, ловко побежал вниз, объясняя нам на ходу, что нужно соединить коленки и двигаться мелкими семенящими шажками. Минут через пятнадцать мы спустились к ручью.

Старец спросил:

– Как идти дальше?

Священники объяснили, что надо подняться до урючного сада и потом спускаться через него по проторенной дорожке.

– Попробуем испытать путь, который проложила вода. Давайте пойдем по ручью, – предложил отец Наум.

Все согласились.

О, что это был за поход! Недавно здесь сошел грязекаменный поток – сель. Мы шли по журчащей воде. Падали на мокрой, затягивающей глине. Перелазили через огромные камни, продирались через заросли шиповника, малины, ежевики. Преодолевали поваленные деревья. Прыгали через маленькие водопады.

Старец шутливо предложил отцу Никону:

– Ты помолись Илье-пророку, чтобы он перенес несколько гор к тебе в Шартомский монастырь.

Мне кажется, под горами отец Наум иносказательно подразумевал людей, которые должны были уехать из Алма-Аты к отцу Никону.

Наконец мы спустились до машины. Поцарапанные. Глиняные. Порванные. Мокрые. Счастливые.

Потом я узнал, что это обычный стиль походов нашего духовника, любившего все, что юродиво ради Христа и не от мира сего.

По его молитвам я много раз, отправляясь в пешие путешествия, попадал в подобные ситуации, не планируя их заранее. То есть – сбивался с дороги, падал в речку, карабкался по опасным скалам, встречался с дикими зверями, не успевал засветло вернуться и ночевал в горах, попадал в небольшие лавины, делал крюк в знакомом месте, проваливался в глубокий снег, ковылял со сломанной ногой.

Во время жизненных испытаний мне вспоминается этот поход со Старцем и его сподвижниками. И я радуюсь, что наш путь не такой гладкий и комфортный, как хотели бы враги нашего спасения – мир, плоть и дьявол.

Воспоминания монахини Марии[53]53
  Монахиня Мария (Яковлева).


[Закрыть]

Отца Наума называют духовным хирургом, и мой случай как раз об этом.

Попала я к нему в 1995 году. Мне было тридцать два года, и я начала понимать, что надо искать волю Божию, а не самонадеянно рассчитывать на свои силы. У меня была хорошая работа, квартира, и я собиралась устроить личную жизнь, поскольку у меня был жених, на мой взгляд, очень мне подходящий. И все-таки я решила благословиться на брак у какого-нибудь старца.

Отмечу, что на моем попечении были парализованная мать и племянница-подросток. Ни о каком монастыре я не помышляла, разве что, может быть, в глубокой старости, по примеру преподобного Сергия, который ушел в монастырь лишь после того, как похоронил своих родителей.

В Перми у меня была подруга Маргарита. Когда-то, по окончании института, она была направлена в наш город, и в течение трех лет мы вместе работали и вместе начали в храм ходить. Однажды мне приснился сон, будто мы с Маргаритой горим в огне, но она вдруг стала удаляться, и я увидела ее в длинном черном одеянии, причем она уже не горит. Маргарита говорит мне: «Светка, а мне здесь прохладно». И вскоре я узнала, что она ушла в монастырь.

Этот сон произвел на меня сильное впечатление, и я, никому ничего не сказав, поехала в Лавру. Встретилась там с Ритой – она к тому времени стала духовным чадом Батюшки, – и мы несколько дней пытались попасть к Старцу, но не получалось.

Уже перед отъездом, в день памяти апостола Иоанна Богослова, я хотела причаститься, но исповедовавший меня иеромонах не допустил меня к принятию Христовых Таин и назначил епитимию. Это было настоящим потрясением.

И вот мы снова стоим в очереди к Старцу – последняя возможность попасть к нему, так как я уезжаю. И Рита стала кричать:

– Батюшка, она сегодня уедет!

Наконец Старец меня принял. Я начала исповедоваться, он задавал вопросы и вдруг благословил меня поступить в монастырь. Просто гром среди ясного неба.

– А как же работа, – говорю, – квартира, мама больная, я же не могу ее оставить.

– Кто еще у тебя есть?

– Племянница.

– Вот с ней и оставишь. Маму в монастырь перевезешь. Сколько до Перми километров?

Стали они с Ритой считать, а я стою, и у меня голова кругом: это мою-то маму, которая часами сериалы да новости по телевизору смотрит, в монастырь?

Батюшка дальше спрашивает:

– Что ты умеешь делать?

Я про себя думаю: кому в монастыре нужно мое экономическое образование, – и плечами пожимаю.

– Коров пасти умеешь?

– Нет.

Вдруг осенило: я же в музыкально-хоровой школе училась.

– Я петь умею, – говорю.

– Будешь петь.

И еще сказал:

– Будешь жить в богадельне.

В голове пронеслись жуткие кадры из фильмов про богадельни. Нет уж, это не для меня!

– Можно я домой съезжу? – начала было я канючить.

– Что ты! Да тебя даже за монастырские ворота нельзя выпускать.

Рита почти за шиворот меня держит и приговаривает:

– Старец благословил, значит, в монастырь поедем.

В душе началась паника: что я маме скажу, родным?

Стою у раки Преподобного, плачу, а какая-то монахиня меня успокаивает:

– Сегодня же Иоанн Богослов – апостол любви, он тебя любит и поможет тебе.

С этого времени все в моей жизни изменилось. А в будущем Господь сподобил меня участвовать в строительстве монастырского храма во имя апостола Иоанна Богослова.

Батюшка слов на ветер не бросал. Совсем не напрасно он сказал, что мне лучше вообще не выходить за территорию монастыря. Дальнейшие события это подтвердили.

Монастырь только начал свое становление, и мы, первые насельницы, жили в трудных условиях. Пока нам передали только первый этаж бывшего монастырского корпуса, а на втором располагалась какая-то строительная контора. На нашем этаже, в вестибюле, который вообще-то по документам уже принадлежал обители, стоял бильярдный стол, и в обеденный перерыв мужчины из конторы играли в бильярд и с любопытством за нами наблюдали, так и говорили: «Посмотрим, что за монашки объявились». Позже они увидели, что монахи – не самый плохой народ. Они видели, сколько мы трудимся, каково наше отношение к жизни, к людям. Благодаря общению с обителью некоторые из «наблюдателей» приняли крещение и повенчались со своими супругами. Но это все гораздо позже.

Однажды кто-то попросил дежурную сестру вызвать меня в вестибюль. Я вышла. Оказалось, приехал тот человек, который надеялся стать моим мужем. Мое решение уйти в монастырь его не устроило, и он решил действовать радикально: при всех схватил меня на руки и побежал к дороге, где его ждала машина. Мужчины, толпившиеся у бильярдного стола, не без сочувствия смотрели ему вслед и спрашивали у Маргариты: «Это вашу девочку понесли?» А она бежала сзади и била его тапочкой по спине, но он на это не реагировал и буквально выносил меня из монастыря. На пути стояло дерево, и я ухватилась мертвой хваткой за его ветки, что и спасло меня.

Кстати, это был не единственный случай. Уже в последние годы нечто подобное готовили одной из наших насельниц ее родственники, но у них тоже ничего не вышло – Господь ее уберег. Людям из мира непонятен смысл монашеской жизни.

Моя мама была человеком с крутым характером и воспитывала нас строго. Мой избранник ей нравился, и она пришла в негодование из-за моего поступка. Как и благословил Батюшка, я приехала за ней. Позже мама рассказывала, что они с тем молодым человеком договорились вызвать психбригаду, как только я приеду домой. Но в последний момент Господь смирил сердце мамы, и она приняла другое решение: «Я буду там, где моя дочь».

Мы привезли маму в монастырь, хотя никто не верил, что семидесятилетняя парализованная женщина выдержит 600 километров на машине.

Мама прожила в монастыре двадцать лет и умерла монахиней.

А жила я действительно как в богадельне: на первом этаже сестринского корпуса, по соседству с нашей с мамой келией, жили одни только старенькие монахини.

Низкий поклон архимандриту Науму. Такими решительными мерами, казалось бы против воли, он спасал наши души и заботился не только о нас, но и о наших родственниках, всегда интересовался их самочувствием и духовным состоянием.

Известно: если человек кого-то оставляет, когда хочет следовать за Христом, того, оставленного, берет на Свое попечение Божия Матерь. За время моей жизни в монастыре родные успокоились, стали ходить в храм, повенчались. Потом они приезжали в гости и говорили маме, что она счастливая мать. Моя племянница тоже благополучно вышла замуж. Надеюсь, что и оставленному мною человеку Господь не даст погибнуть.

Каждая встреча с Батюшкой была для меня событием. Я всегда волновалась перед поездкой к Старцу, побаиваясь каких-то перемен. Однажды я привезла к нему своих родных, а сама не подготовила исповедь и услышала упрек:

– Почему ты так относишься к покаянию?

Покаянию Старец уделял очень большое внимание.

Помню, как мы, несколько сестер обители, радостные и взволнованные после благословения на постриг, стояли с чемоданами книг на остановке Сергиева Посада. Вдруг странного вида мужчина с собачкой стал «нарезать круги» вокруг нас и угрожающе рычать:

– Платочки надели! В Царство Небесное захотели?..

Бесу монашество как кость в горле.

Батюшка любил монашеское пение. На стене его келии висели крупно напечатанные ноты песнопений, и я не раз слышала доносившееся оттуда пение монахинь. Однажды, волнуясь, я стала заикаться на исповеди, но Старец строго сказал:

– Говори, как поёшь.

Однажды после исповеди он спросил, есть ли у нас катехизаторские курсы. А у нас все не получалось их организовать, не было помещения. Я принялась объяснять это, но услышала:

– Вы не блаженные.

То есть не наследуете блаженства.

Он отправил меня в московский храм за программами. По приезде в Пермь я сразу пошла к матушке и передала ей слова Старца. Матушка взяла благословение владыки Афанасия, и враз все получилось: и помещение арендовали, и преподаватели нашлись, и народ к нам просто валом повалил.

Еще был такой случай непосредственной помощи отца Наума. У нас на подворье в селе Кольцово, в 30 км от Перми, с давних пор проистекал целебный источник. В советское время его забрасывали мусором, заливали нефтепродуктами, даже цементировали, но вода все равно пробивалась на поверхность где-нибудь рядом, и паломники продолжали ездить в Кольцово за целебной водой. Когда храм передали монастырю, источник был расчищен, однако вскоре вода в нем иссякла. Вызывали мы гидрологов, специалисты вели наблюдение в течение года и вынесли вердикт:

«С появлением монастыря в селе прибавилось жителей, появились новые дома, новоселы пробурили много автономных скважин, что истощило подземный ресурс воды». Однажды сестры рассказали об этой нашей печали Батюшке, и он посоветовал копать на полтора-два метра глубже там, где продолжало проявляться небольшое количество воды в виде лужицы, и при этом читать акафист Николаю Чудотворцу. Приступили к работе. Читали акафист и копали. На полутораметровой глубине нашли сразу три водных жилы. Решили копать дальше, до плиточного слоя, и на глубине почти двух метров из-под земли прорвались еще две мощные струи. Сейчас возле источника построена водосвятная часовня во имя святителя Николая и оборудована купальня.

На последней нашей встрече Батюшка снова говорил о покаянии, и я снова вспоминала какие-то забытые грехи, видимо, душу нужно еще чистить и чистить.

– Вот в Константинополе во времена святителя Иоанна Златоуста сто тысяч христиан было, – говорил он, – а спасались только сто, из тысячи один… Пойдешь по мытарствам, бесы будут твои грехи называть, и время, и обстоятельства.

Много еще вопросов осталось у меня, вот бы Батюшку спросить… Нам его очень не хватает.

Воспоминания инокини Дорофеи

На Прощеное воскресенье 2002 года я осознанно приняла Таинство Крещения. Мне было восемнадцать лет. А летом 2003 года я поступила в университет на юридический факультет. В сентябре после установочной сессии взяла двухнедельный отпуск и решила впервые потрудиться в монастыре. Но радость моя омрачилась обострением тяжелого заболевания. И вот лежу я на кровати в келии, рыдаю, ведь я так хотела послужить Господу, а теперь все мои планы рухнули и, наверное, матушка игумения отправит меня домой.

Матушка пришла ко мне, стала успокаивать и утешать. Между прочим спросила, бывала ли я в Загорске. Я впервые слышала о таком городе, не представляла, где это. Я ответила, что никогда не была в Загорске. Игумения предложила мне съездить в Лавру. Сестры, как смогли, объяснили мне, куда и зачем я еду: к Старцу.

Учитывая, что я выросла в семье, далекой от Церкви, да и сама недавно крестилась, я очень мало знала о подвижниках благочестия. Слово «старец» для меня было связано только с одним святым – преподобным Серафимом Саровским. И в сентябре 2003 года, садясь в поезд Пермь – Москва, я знала, что еду почти что к преподобному Серафиму.

Я считала, что только этот человек может помочь в моем горе и открыть мне причину моей болезни. От всего сердца я желала услышать от Старца пусть даже и горькое обличение своих грехов, которые стали причиной расстройства моего здоровья, а также узнать единственно верное направление последующей жизни. В поезде я написала чистосердечную исповедь с семи лет – все, что смогла вспомнить.

И вот Лавра. Рано утром мы у Старца. Замечаю, что какие-то монахи, женщины, дети – все хотят войти в заветную дверь. Потом я поняла, что они хотели попасть хотя бы на лестницу, ведущую в приемную Батюшки. Остальная огромная толпа останется снаружи, но все равно люди будут ждать и надеяться.

Оценив ситуацию и свое положение, я решила, что мы слишком поздно пришли и в порядке очереди вряд ли сможем попасть на прием. С некоторой печалью, но и со смирением новоначального я отошла в сторону и присела на лавочке. Через десять минут приоткрылась заветная дверь, и голос батюшкиной келейницы вызвал:

– Пермские, проходите!

Как ни в чем не бывало я сижу на скамеечке, не доставая ногами до пола, покачиваю ими, а про себя думаю:

– Надо же, не только мы из Перми приехали, а кто-то еще в этой шумящей толпе.

Не прошло и тридцати секунд, как ко мне подбежала какая-то женщина и говорит:

– Ты чего сидишь? Тебя зовут!

Я ушам своим не верю. Это была келейница Батюшки. Он ей так и сказал:

– Катя пермская сидит на скамейке, ножками болтает. – По этому признаку она меня и нашла.

Когда я вошла, Старец как раз отправил мою спутницу обратно на лестницу, чтобы она еще какие-то грехи вспомнила.

Я стояла перед Батюшкой на коленях под его епитрахилью. Чей-то голос из-за спины торопит:

– Читай грехи!

Начинаю читать. Батюшка просит говорить громче. Стараюсь «прибавить звук».

– Еще громче! – просит он.

Я еще громче читаю (по листочкам). Надо сказать, голос у меня не слабый. В общем, читала я свои грехи точно так же, как теперь читаю Апостол в храме.

Батюшка сразу сказал, что нужно вызвать моих родителей. Я-то надеялась, что Старец сейчас откроет те мои грехи, которые я сама не осознаю или скрываю в тайниках своей души. Ждала обличений, но ничего такого не было. Батюшка очень приветливо со мной поговорил. Подарил книгу и отпустил.

Вылетела от него как на крыльях – всех люблю, всем рада! А на моих спутниках лица нет. И чего они боятся? Когда мы все собрались после исповеди, я спросила у них, почему они такие бледные стояли. Оказалось, что, когда я начала читать свои грехи, одна из сестер вышла, а дверь за собой не закрыла. И все, кто стоял у двери, исповедь мою слышали. Но не в этом дело. Когда они услышали слова Батюшки: «Читай громче! Еще громче!» – их объял ужас, что вот так же потом все будут слушать их исповедь. И пока я была у Батюшки, они стояли в страхе за себя. Никому и дела не было до моих грехов.

Через несколько дней приехала моя мама. Старец сначала с ней поговорил, а потом позвал меня. И с порога сказал мне:

– У тебя золотая мама!

А я про себя думаю: «Она же даже некрещеная, как может быть золотой?»

После беседы он отправил нас в скит к архимандриту Ефрему, где в этот же день мою маму покрестили.

В связи с обострением болезни я хотела бросить учебу в университете и пойти в монастырь. Сказала о своем желании Батюшке.

Он ответил:

– Юристы нам тоже нужны. Закончишь учебу, тогда и приедешь ко мне на распределение. А пока я тебе экзамен устрою. Скажи, какие юридические дисциплины ты знаешь?

Я стала перечислять.

– А еще?

Я быстро в голове прокрутила весь список, что-то добавила. Вроде бы все.

Тут он весело так говорит:

– Хорошо! А есть еще такое право – конституционное.

«Эх, – думаю, – самое главное забыла!»

Через полтора года у нас на факультете было распределение по кафедрам. Прибежали мои подружки, торопят идти в деканат, писать заявления, чтоб нас перевели на кафедру гражданского права, а то раскидали по кафедрам как попало. Списков я еще не видела. Подхожу к стенду, нахожу свою фамилию в списке на кафедру Конституционного и Финансового права. Сразу вспомнила разговор в келии Старца. Заулыбалась, говорю подружкам:

– Заявление писать не буду. Я на своем месте.

После нашего с мамой возвращения из Лавры покрестились и мои старшие сестры со своими детьми. Я стала крестной у малышей. А вот папа никак не соглашался идти в храм. Но была одна тонкость: куличи на Пасху всегда пек папа, это было его любимым занятием. Даже меня он каждый год подгонял:

– Скоро Пасха, а ты и не готовишься!

Через четыре года мне все-таки удалось уговорить папу заехать в Сергиев Посад – «взглянуть на архитектуру Троице-Сергиевой Лавры», ведь он закончил строительный факультет. А где архитектура, там и Батюшка.

Боялась я за папу, как бы он не наговорил Батюшке каких-нибудь грубостей. Стою внизу на лестнице, ведущей в приемную Старца, молюсь. И вдруг вижу картину: выходят Батюшка и папа в обнимку, как старые друзья. Батюшка держит папу за плечо и говорит:

– Володя – хороший парень! – и, обращаясь ко мне, продолжает: – Сейчас поедете в Хотьково, окрестите его, а потом снова ко мне без очереди.

Вышли мы от Старца, а у меня сомнение: может быть, папа Батюшке много чего наобещал, может, и креститься, и молиться – лишь бы от него отвязались. А теперь он нам еще покажет свой характер и упрямство. Глядя с подозрением на отца, спрашиваю:

– Ты действительно согласен креститься?

– Я так зауважал этого человека, что ради него согласен креститься!

Батюшка умел найти подход к каждому человеку.

Мы съездили в Хотьково. Папу там окрестили в монастыре. Вернулись к Батюшке. За это время очередь незначительно продвинулась. А папу все встречают как именинника, поздравляют. Таким счастливым я его еще не видела. Он поднимается вверх по лестнице, а там уже стоит Батюшка с большой Казанской иконой Божией Матери. Благословил папу и говорит:

– Ну, Владимир, теперь тебе и умирать не страшно.

У меня ноги так и подкосились. Первые две недели ждала, что с папой что-нибудь случится. Но ничего не произошло.

Ровно через год (плюс-минус два дня) мы с отцом ездили в Дивеево, где, ремонтируя кровлю, он сорвался и упал со второго этажа на бетонную отмостку. В результате – обширная гематома головного мозга. Несколько операций. Полтора месяца в реанимации. Но ведь на земле преподобного Серафима ничего случайного не бывает. Умер папа на свой день Ангела 27 июля 2008 года после всенощной. Один монах, тоже чадо старца Наума, сказал мне:

– Сам князь Владимир со всей Святой Русью пришел за твоим отцом.

Через два года была я у Батюшки. Рассказала о смерти отца и просила его святых молитв.

Батюшка ответил:

– Твой отец в Царстве Небесном за вас молится.

По благословению Старца удалось убедить повенчаться бабушку и дедушку – родителей мамы. Во время венчания им было уже за 80 лет, но стояли они, как юные молодожены: скромные, застенчивые, с румянцем на лице.

Все вышесказанное подтверждает слова Батюшки, которые он сказал при первой нашей встрече:

– Придется весь ваш род взять под свое покровительство.

Наше знакомство было недолгим, встречи редки, но всегда наполнены взаимной любовью и благорасположением.

Господь сподобил меня побывать и на отпевании дорогого и любимого духовного отца – архимандрита Наума.