Текст книги "Белорусские сказки"

Иван Быкович

За тридевять земель, в тридевятом царстве жили царь да царица. И было у них всё, что душа пожелает, вот только деток не было. А без детей нет радости на свете и ночь темна и день не светел.

Как-то раз помолились царь с царицей усердно богу о том, чтобы ниспослал им дитя, и легли спать. И привиделся им в эту ночь один и тот же дивный сон: будто плавает в заповедном пруду ёрш златопёрый, и стоит царице этого ерша отведать, как она спустя положенное время царевича родит.

Утром царь с царицей пробудились да чудному сну подивились. Созвали мамок-нянек, и сообща решили, что сон этот не иначе как вещий. И велел царь рыбакам златоперого ерша из пруда выловить, им из рук в руки передать и при этом тайну соблюдать.

Отправились рыбаки к заповедному пруду и едва закинули сети, как златопёрый ерш тотчас в них и попался. Отнесли они его к царю с царицей, а та как чудесную рыбу увидала, так от радости чуть не зарыдала, ерша в свои руки подхватила, а рыбаков щедро наградила. Потом позвала царица свою кухарку и строго-настрого ей приказала:

– Приготовь мне этого ерша, да смотри, из рук его не выпускай и никого другого к нему не подпускай!

Кухарка дело своё знала: чудо-рыбу почистила, сварила, а помои – в ведро да на двор.

Съела царица ерша, кухарка доела остатки, а во дворе корова помои вылизала.

И как отведали они этого ерша, так стала каждая ждать к сроку малыша.

И вот в положенный срок в том царстве родилось разом трое детей: царица родила Ивана-Царевича, кухарка – Ивана-Кухаревича, а корова – Ивана-Быковича.

Стали дети расти-подрастать, словно тесто на дрожжах. И до того они были один на другого похожи, что с виду и не разберёшь, где чей сын. А различали их только привычкам, потому как нарезвятся, они наиграются, придут домой, и Иван-Царевич просит чистую рубаху, Иван-Кухаревич за едой тянется, а Иван-Быкович тотчас спать укладывается.

К десяти годам наскучили им детские забавы, явились все трое к царю и говорят:

– Батюшка-царь, в милости нам не откажи и палицу железную пудов этак пятьдесят весом выковать нам прикажи!

Отдал царь приказ кузнецам, и они день и ночь эту палицу ковали, царский приказ выполняли. Когда же пятидесятипудовая палица была готова, то никто из кузнецов её и даже сдвинуть с места не мог. Однако, что Царевичу, что Кухаревичу, что Быковичу эта палица под стать пришлась. Перебросил каждый её из руки на руку, словно лёгкое пёрышко и пошли с ней на царский двор.

Тут Иван-Царевич и говорит:

– А давайте, братцы, силой померяемся: кому из нас быть старшим!

– Давайте! – отвечает ему Иван-Быкович. – Возьми палицу и ударь нас по плечам, а после пусть Кухаревич нас бьёт, а потом – мой черёд вас бить.

Взялся царский сын за палицу, ударил ею Кухаревича и Быковича по плечам и вогнал их в землю по колено. После него взялся бить кухарский сын и вогнал он своих товарищей в землю по пояс. А как дошёл черёд Быковича, так вогнал он Царевича да Кухаревича в землю по самую шею.

Выбрался Кухаревич из земли, выбрался и Царевич, а потом и говорит:

– А давайте-ка, братцы, ещё раз силой померяемся! Только на этот раз будем палицу к небесам подбрасывать: кто выше других подбросит, тот и будет старшим среди нас.

– Что ж, – молвит в ответ Иван-Быкович, – подбрасывай первым!

Взялся царский сын за палицу и подбросил её к небесам. Скрылась палица за облаками и вернулась на землю только спустя четверть часа.

Подбросил палицу кухарский сын, и прилетела она спустя полчаса.

А у Быковича палица так высоко к небесам взметнулась, что назад вернулась только спустя час.

Тогда и признали братья Ивана-Быковича старшим среди них.

Как-то раз прогуливались молодцы по царскому саду, и попался им на глаза невесть откуда взявшийся громадный камень. Тут Иван-Царевич решил снова силу испытать и навалился на камень могучим плечом. Однако тот даже с места не сдвинулся. После него взялся за камень Иван-Кухаревич. Поднатужился он и чуть сдвинул громадину в сторону. А как дошёл черёд Быковича, так стоило ему только пнуть громадный камень ногой, как тот и откатился, словно булыжник.

Смотрят молодцы – под камнем ход в конюшню, а в ней кони богатырские им под стать и снаряжение ратное на стенах развешано.

Как увидели они всё это добро, так тотчас к царю за благословением поспешили.

– Отпусти ты нас, царь-батюшка, в чужедальние края отправиться, на людей посмотреть и себя показать!

Благословил их царь в дорогу, дал им с собой злата-серебра да припасов разных, и отправились молодцы на богатырских конях в чужедальнюю сторону.

Ехали они, ехали по полям и по лугам, по долинам и горам, и привела их дорога в тёмный лес. Вдруг видят – стоит избушка на курьих ножках, с ноги на ногу переваливается.

Тут молодцы в один голос и крикнули:

– Избушка, избушка, поворотись к нам передом, а к лесу задом! Нас к себе впусти, хлебом-солью угости!

Послушалась их избушка, повернулась к ним передом, они и вошли в неё. А там Баба-Яга лежит на печи, увидела их да как закричит:

– Фу-фу! В оны дни русским духом здесь и не пахло, а нынче русский дух сам на ухват садится да в печку просится!

Рассмеялся на это Иван-Быкович и говорит Яге:

– Плохо же ты, старуха, гостей встречаешь: сразу бранишься, а не привечаешь! А ну-ка по добру, по здорову слезай с печи, да всё, что есть на стол мечи!

Слезла Баба-Яга с печи, поклонилась в пояс Ивану-Быковичу и говорит ласково:

– Здравствуй, здравствуй, Иван-Быкович! Далече путь держишь?

– А ты нас сперва напои, накорми, а опосля уж и расспрашивай!

Накормила их Баба-Яга, напоила, тогда Быкович ей и говорит:

– А путь наш лежит к реке Смородине, к Калинову мосту. Ходит молва, что живёт там чудо-юдо поганое, вот надобно нам его извести.

– Ай да молодцы! Доброе вы дело затеяли, ведь нет никому житья от этой погани! Только, Ванюша, не одно чудо-юдо то, а много их, и разоряют они всё царства вокруг дочиста.

Заночевали молодцы в избушке на курьих ножках, а поутру дальше отправились.

Как стали они подъезжать к реке Смородине, смотрят – весь берег людскими костями усеян, да так, что кони по колено в них вязнут. Увидели они и ветхую избушку, а так как дело было к ночи, решили в ней остановиться. Устроились молодцы на ночлег, тут Иван-Быкович и говорит:

– Братцы, место здесь недоброе, а потому давайте каждую ночь по очереди в дозор ходить, друг дружку от зла хранить.

Бросили они жребий, и выпало в первую ночь Ивану-Царевичу в дозор идти. Вышел он за дверь, походил вокруг, побродил, прилёг в кустах, и вскоре его сон сморил. Пробудился Иван-Быкович посреди ночи, почувствовал недоброе и вышел доглядеть, всё ли спокойно.

Вот дошёл он до Калинова моста, и вдруг воды в реке Смородине всколыхнулись, птицы на дубах встрепенулись. А это чудо-юдо о шести головах на Калинов мост въезжать стало. Доехало чудо-юдо до середины моста, и тут конь под ним запнулся, ворон на его плече трепыхнулся, пёс рядом с ним ощетинился. Вскричало тогда на них чудище шестиглавое:

– Что ж ты, волчья сыть, запинаешься? Что ж ты, воронье перо, трепыхаешься? Что ж ты, пёсья шерсть, щетинишься? Неужто почуяли Ивана-Быковича? Так он, поди, и не родился, а если и родился, то на ратное дело не сгодился! Я его одним хлопком убью!

Как услыхал те слова Иван-Быкович, взбежал на мост и молвит:

– А не рано ли ты, погань, похваляешься? Не поймав соколика – рано его ощипывать, не одолев молодца – рано его охаивать! Так давай-ка сойдёмся, да силой померяемся, и кто победит, тот похвалится!

И сошлись они на Калиновом мосту, не на жизнь, а на смерть биться стали. Закачался мост, затряслась земля, даже листья с дубов попадали. И срубил Иван-Быкович своим мечом разом три головы чудо-юдовых. Застонала погань проклятая, просит у добра молодца отдыха. А молодец говорит в ответ:

– У тебя на плечах ещё три головы, а у меня – одна-единственная! Как сравняемся, так и отдохнём!

Вновь сошлись они, вновь ударили, и отсёк Иван-Быкович последние чудо-юдовы головы. А после этого разрубил его тело поганое и скинул куски в реку Смородину. Головы же под мостом в груду сложил и спокойненько спать отправился.

Утром вернулся с дозора царский сын, а Быкович его и спрашивает:

– Видел ли чего, слышал ли?

А Иван-Царевич на это отвечает:

– Тишина всю ночь стояла, даже муха не жужжала!

На вторую ночь настал черёд кухарскому сыну в дозор идти. Вышел он за дверь, походил вокруг, побродил, прилёг в кустах, и вскоре его тоже сон сморил. Пробудился опять Иван-Быкович посреди ночи, почувствовал недоброе и вышел доглядеть, всё ли спокойно.

Подошёл он к Калинову мосту, и вдруг воды в реке Смородине всколыхнулись, птицы на дубах встрепенулись. А это чудо-юдо о девяти головах на Калинов мост въезжать стало. Доехало чудо-юдо до середины моста, и тут конь под ним запнулся, ворон на его плече трепыхнулся, пёс рядом с ним ощетинился. Вскричало тогда на них чудище девятиглавое:

– Что ж ты, волчья сыть, запинаешься? Что ж ты, воронье перо, трепыхаешься? Что ж ты, пёсья шерсть, щетинишься? Неужто почуяли Ивана-Быковича? Так он, поди, и не родился, а если и родился, то на ратное дело не сгодился! Я его одним щелчком убью!

Как услыхал те слова Иван-Быкович, взбежал на мост и молвит:

– Не спеши хвалиться, успей лучше Богу помолиться! Не известно ещё, кто кого одолеет!

Размахнулся молодец и срубил своим мечом разом три головы чудо-юдовых, а потом размахнулся ещё разок, и отлетело ещё три головы в сторону. Разозлился змей, ударил Быковича и вогнал его по колено в землю. А молодец зачерпнул горсть земли и бросил змею прямо в очи. И пока чудо-юдо глазами хлопало, Иван-Быкович мечом лишил его последних голов. После этого разрубил его тело поганое и скинул куски в реку Смородину. Головы же под мостом в груду сложил и спокойненько спать отправился.

Утром вернулся с дозора кухарский сын, а Быкович его и спрашивает:

– Видел ли чего, слышал ли?

А Иван-Кухаревич на это отвечает:

– Не видал, брат, не слыхал, комар даже не пищал!

Привёл тогда Иван-Быкович своих братьев к Калинову, показал им груду голов чудо-юдовых и говорит:

– Эх вы! Вам бы только спать-почивать, а не с чудо-юдом воевать!

На третью ночь настал черёд Ивану-Быковичу в дозор идти. Взял он белый рушник повесил его на стену, а под ним глиняную миску поставил, потом повернулся к братьям и говорит:

– Иду я, братцы биться не на жизнь, а на смерть! Вы же всю ночь не спите да на полотенце смотрите. Как начнётся бой, так окрасится полотенце багрянцем, и потечёт кровь с него в миску. Коли натечёт крови до половины миски, знайте, ладится у меня дело. Коли наполнится миска до краёв – тоже не беда. А коли кровь через край хлынет – дело плохо. Отвязывайте скорее моего коня богатырского и сами мне на выручку поспешайте.

Вот подошёл Иван-Быкович к Калинову мосту, и вдруг воды в реке Смородине всколыхнулись, птицы на дубах встрепенулись. И тут чудо-юдо о двенадцати головах на Калинов мост въезжать стало. Доехало чудо-юдо до середины моста, и тут серебристый конь под ним запнулся, серебристый ворон на его плече трепыхнулся, серебристый пёс рядом с ним ощетинился. Вскричало тогда на них чудище двенадцатиглавое:

– Что ж ты, волчья сыть, запинаешься? Что ж ты, воронье перо, трепыхаешься? Что ж ты, пёсья шерсть, щетинишься? Неужто почуяли Ивана-Быковича? Так он, поди, и не родился, а если и родился, то на ратное дело не сгодился! Я только дуну, от него только мокрое место останется!

Как услыхал те слова Иван-Быкович, взбежал на мост и молвит:

– Не спеши раньше боя хвалиться, как бы потом не осрамиться!

– Так это ты?! Зачем явился?

– С тобою, погань, сразиться, крепость твою испытать!

– Да куда тебе, блоха, мою крепость испытывать?!

– Я сюда пришёл с тобой не лясы точить, а твои поганые головы рубить!

Сказал Иван-Быкович эти слова, к чуду-юду подскочил и разом ему три головы срубил. А чудище подхватило свои головы, чиркнуло перстом огненным, и они тотчас обратно к шеям приросли. Пришёл черёд чудищу бить, ударило оно, и вошёл Иван-Быкович в землю по колено. Видит молодец, что ему одному не справиться и говорит:

– Разгорячился я! Дай мне дух перевести, да рукавицу сбросить!

Не стало чудо-юдо этому противиться, а Быкович стряхнул с десницы рукавицу и запустил ею в избушку. Выбила рукавица все окна, а братья спят и не просыпаются.

Взмахнул тогда Иван-Быкович своим мечом раз-другой и срубил чудищу шесть голов, да только напрасно – головы снова к шеям приросли. И вогнало его чудо-юдо на этот раз в землю по пояс. Попросил тогда молодец снова дух перевести и запустил вторую рукавицу в избушку. Пробила рукавица крышу, а братья всё спят и не просыпаются.

В третий раз размахнулся молодец и срубил чудищу девять голов, но и они снова к шеям приросли. Ударило тотчас в ответ чудо-юдо, и вошёл Иван-Быкович в землю по самую грудь. Запустил тогда молодец в избушку свою шапку, и от удара изба по брёвнышкам раскатилась. Пробудились братья ото сна, смотрят – кровь из миски хлещет через край. Бросились они тогда богатырского коня отвязывать, а потом и сами на выручку поспешили.

Примчался богатырский конь на Калинов мост, поднялся на дыбы и стал копытами чудище бить да топтать, а молодец между тем отрубил огненный перст чудо-юдов и принялся ему все двенадцать голов рубить. А как срубил, рассёк на куски его тело и сбросил их в реку Смородину.

К тому времени и братья подоспели, а Быкович с укором им говорит:

– Сладко же вы, братцы почивали! Еле-еле вас добудился, чуть было из-за вас головы не лишился!

На утренней заре вышел Быкович в чисто поле, ударился оземь и обернулся воробышком. Взмахнул он крылышками и полетел к палатам чудо-юдовым, чтобы разузнать, не замышляют ли там чего худого против них. Увидел он распахнутое окно и сел на подоконник. А там, как раз старая ведьма жила. Увидела она воробышка, насыпала ему горсть зёрнышек и стала причитать:

– Вот, воробышек, покушай, моего горюшка послушай. Сгубил Иван-Быкович всех моих зятьёв, осиротил нас, проклятый!

– Не убивайся ты так, матушка! – утешают её дочери, – мы ему за наших мужей отомстим!

– Я, – молвит одна из дочерей, – напущу на Ивана-Быковича и его братьев страшный голод, а сама обернусь яблонькой при дороге. Отведают они моих наливных румяных яблочек и тотчас лопнут!

– А я, – молвит вторая, – напущу на них страшную жажду, а сама обернусь колодцем придорожным. Возьмутся они за мой серебряный ковш, чтобы прохладной водицы испить, и утянет их ковш на самое дно колодца, там они и утонут!

– А если у сестриц не сладится, – молвит третья из ведьминых дочерей, – то я напущу на них сон-дремоту, а сама узорчатым ковром обернусь да на лугу расстелюсь. Прилягут они на ковёр подремать и сгорят дотла!

Выслушал воробышек эти речи и назад полетел. Прилетел в чисто поле, ударился оземь и стал как прежде молодцем. Собрался он с братьями в обратный путь, сели они на богатырских коней и поехали.

Вот едут они по дороге, и вдруг напал на них такой страшный голод, что и не высказать. А тут как раз яблонька при дороге растёт, наливными яблочками к себе манит. Поспешили Царевич да Кухаревич к тем яблочкам, да только Быкович их опередил и яблоню мечом изрубил. Хлынула из неё кровь ручьём, а Иван-Быкович братьям и говорит:

– Если б я вас не опередил, то сейчас бы вас хоронил!

Поехали они дальше. И расправился Иван-Быкович также и с колодцем, и с ковром узорчатым, погубив всех ведьминых дочерей.

Прознала про это ведьма и задумала Ивана-Быковича погубить, за всё ему отомстить. Обрядилась она нищенкой и, встав у дороги по которой молодцы ехали, стала милостыню просить. Увидел её Иван-царевич и говорит Быковичу:

– Подал бы ты, братец, червонец нищенке. Для нас батюшка-царь казны не жалел, так нечего и нам скупиться.

Подъехал Быкович к старой ведьме протянул ей червонец, а она ухватила молодца за руку и вместе с ним тотчас исчезла, словно сквозь землю провалилась.

Перепугались не на шутку Царевич с Кухаревичем и от страха во всю прыть домой поскакали, а о том, чтобы братца из беды выручать даже и не подумали.

А ведьма между тем утащила Быковича в тёмное подземелье, к своему старому мужу-колдуну и говорит:

– Вот он – наших дочерей и зятьёв губитель!

А старик кликнул двенадцать своих слуг – могучих богатырей и приказывает им:

– Возьмите-ка вилы железные да поднимите мне веки, хочу взглянуть на того, кто осмелился весь мой род извести!

Исполнили богатыри его волю, оглядел он Ивана-Быковича с ног до головы, а потом и говорит:

– Так это ты, Иван-Быкович, успел и на свет народиться, и к ратному делу сгодиться, и с моими детушками управиться? И что же мне теперь с тобой делать?

– А что хочешь, то и делай, раз я в твоей власти, я ко всему готов!

– Проку нет – тебя убивать, ведь моих дочерей да зятьёв не поднять. А живой ты можешь мне сгодиться, я как раз подумывал жениться. Поезжай-ка, Ваня, в заморскую столицу и привези мне златокудрую царицу!

Услыхал это Иван-Быкович и думает: «На кой чёрт тебе старому жениться? Я и сам бы в жёны взял царицу!»

А старуха-ведьма как услыхала, что мужу больше не мила она стала – камнем в омут упала да там навеки и пропала.

Между тем старик-колдун дал молодцу дубинку и говорит:

– Возьми эту дубинку и отправляйся с ней к вековому дубу. Как придёшь, трижды стукни ею по стволу и произнеси: «Дуб-дубок, отворись, большой корабль появись!» Да не забудь после того, как корабль появится, приказать дубу снова затвориться, иначе нанесёшь мне великую обиду!

Разыскал Иван-Быкович вековой дуб и принялся бессчётно бить по нему дубинкой, приговаривая:

– Дуб-дубок, отворись, всё, что есть в дубе, появись!»

И вышел из дуба большой красивый корабль, а за ним последовало множество лодок. Вышли все они на белый свет и тотчас, весь народ, который был на них, принялся Ивана-Быковича прославлять да за своё вызволение благодарить.

Забрался молодец на большой корабль и только хотел в путь отправиться, как один седой лодочник подъехал к нему и говорит:

– Многие лета тебе, Иван-Быкович! Возьми меня с собой, я тебе пригожусь!

– А что ты можешь?

– Могу хлеб возами есть!

– Экий ты умелец! Так на то и я горазд! Но так и быть, забирайся на мой корабль, будешь мне товарищем.

Только забрался старичок-объедайло на корабль, как тут же другой старичок стал к Ивану-Быковичу в товарищи проситься:

– Многие лета тебе, Иван-Быкович! Возьми меня с собой, я тебе пригожусь!

– А ты что можешь?

– Могу пиво бочонками пить!

– Вот уж удивил! На это и я горазд! Ладно, забирайся на мой корабль, будешь и ты мне товарищем.

Не успел старичок-обпивайло забраться на корабль, как раздался голос третьего лодочника:

– Многие лета тебе, Иван-Быкович! Возьми меня с собой, я тебе пригожусь!

– И что же ты можешь?

– Могу в баньке париться! Мне любой жар нипочём!

– Эка невидаль! Я и сам париться горазд! Что ж, забирайся и ты на мой корабль, тоже будешь мне товарищем.

Забрался и он на корабль, а за ним ещё двое пожаловали: один мог звёзды считать, а другой мог ершом плавать-нырять. Принял и их в товарищи Иван-Быкович.

Вот отправился он, наконец, со всеми своими товарищами в заморскую столицу за златокудрою царицей.

Три месяца они туда добирались, а там уже их ждали-дожидались: возы хлеба для гостей свозили, бочонки с пивом к берегу катили.

Увидел Иван-Быкович великое множество возов с хлебом да бочек с пивом на берегу и спрашивает:

– Куда такая пропасть всего?

А слуги златокудрой царицы ему отвечают:

– Всё для тебя, Иван-Быкович, наготовлено! Отведай нашего угощения, не побрезгуй!

– Да мне это всё и за год это осилить!

Тут взглянул он на своих товарищей и говорит:

– Други мои верные, выручайте! Ешьте хлеб возами, да пиво бочками выпивайте!

Принялись тут старичок-объедайло со старичком-обпивайло за дело, и спустя час от угощения ни крошки, ни капли не осталось.

Увидели это слуги, поспешили своей царице обо всём доложить, а она им на это и говорит:

– Раз наш гость дорогой угощения отведал, так пусть теперь в баньке попарится!

И повели слуги Ивана-Быковича в царскую баню париться. Да только баньку ту три месяца топили и до красна её раскалили, так что и за версту к ней не подойти.

– Да в этой баньке не то что париться, а можно заживо изжариться! – говорит Иван-Быкович.

Тут вспомнилось ему, что есть у него товарищ, которому любой жар в бане нипочём. Вот и отправил он его вперёд себя в баню. А старичок, как в баню вошёл, по углам дунул-плюнул и выстудил её так, что стены в бане инеем покрылись. А потом как закричит:

– Ой-ой-ой! Замерзаю! Надо бы ещё баньку подтопить!

Слуги как это услыхали, так только рты пораскрывали. Поспешили они опять к своей златокудрой царице доложить, что баня инеем покрылась, а Иван-Быкович её, царицу требует.

Вышла тогда к молодцу златокудрая царица, подала ему свою белую руку и отправились они на его корабле в родную сторону.

Плыли они, плыли, вдруг охватила царицу грусть-тоска. Тогда ударила она себя в грудь, обернулась звёздочкой и умчалась на небо.

– Эх, разве ж её теперь вернёшь! – вздохнул Иван-Быкович, да тут припомнил, что у него среди товарищей звездочёт есть.

Тут старичок-звездочёт за дело принялся: пересчитал все звёзды, а затем сам звездой на небо полетел и столкнул новую звёздочку с небосклона. Упала она на корабль и тотчас обратно в златокудрую царицу превратилась.

Долго они плыли, недолго ли, вдруг снова охватила царицу грусть-тоска. Тогда ударила она себя в грудь, обернулась щукой и бросилась в море.

Опечалился Иван-Быкович, да тут припомнил, что есть у него среди товарищей старичок, что мог ершом плавать-нырять.

Пришёл черёд ему за дело приниматься. Обернулся старичок ершом, бросился в воду, догнал щуку и давай её своими колючками колоть да из моря выталкивать. Не выдержала щука, выпрыгнула из моря на корабль и снова в царицу превратилась.

Тут и к берегу пристали. Распрощался Иван-Быкович со своими товарищами и вместе с царицей к старому колдуну направился.

А старик, как узнал, что молодец вернулся, кликнул двенадцать своих слуг – могучих богатырей и приказывает им:

– Возьмите-ка вилы железные да поднимите мне веки, хочу взглянуть на царевну златокудрую. Взглянул и на радостях говорит Ивану-Быковичу:

– Теперь я тебя, Ванюша, прощаю и на свет белый отпускаю!

А тот ему на это и говорит:

– Я красавицу-царицу добыл и без неё теперь мне белый свет не мил!

– И как же нам с тобою поступить? Как красавицу-царицу поделить?

– Да что тут думать-гадать? Вон, впереди пропасть глубокая, а через неё жёрдочка перекинута. Кто над этой пропастью пройдёт, тот царевну в жёны и возьмёт!

– Что ж, иди первым.

Пошёл Иван-Быкович по жёрдочке, а царица знай себе, шепчет:

– Лёгким пёрышком лети, не оступись, не упади!

Так и прошёл Иван-Быкович над пропастью. А старый колдун, лишь на жёрдочку наступил, тотчас в пропасть угодил.

Привёз Иван-Быкович златокудрую царицу в своё родное царство да там с ней и обвенчался. Братьев же своих он пристыдил, а затем им всё простил. И стал Иван-Быкович с красавицей-женой счастливо жить-поживать, о хорошем помнить, а о плохом не вспоминать.