Текст книги "Последняя утопия. Права человека в истории"

Исключительно важно осознавать значимость различий между, с одной стороны, антиколониальным идеализмом и активизмом прежних времен, и, с другой стороны, правозащитным идеализмом и активизмом новейшего времени. Их взаимоотношения характеризовались не преемственностью, а замещением и вытеснением одного другим. Антиколониальное видение прав всегда концентрировалось, как теоретически, так и практически, на фундаментальном праве на самоопределение, побочно подкрепляемом антирасизмом – и это позволяет говорить о принципиально самобытном концепте. Сохраняя верность прежним евро-американским концепциям прав, антиколониализм ставил во главу угла независимость и автономию новой нации как форума, на котором позже будут отстаиваться права человека. Иначе говоря, доминирующий на международной арене тренд выдвигал на первый план коллективный суверенитет и верховенство nation-state, а не индивидуальную прерогативу и подчинение государства глобальному праву.

Таким образом, если деколонизация и продвинула правозащитное дело, то произошло это в своеобразной и отчасти регрессивной манере. На волне своего беспрецедентного триумфа она учреждала суверенные государства по всему миру, отметив послевоенную эпоху переходом «от империи к нации». Даже в стенах ООН, то есть на главной площадке, где пересекались антиколониализм и права человека, ключевое «право» на самоопределение всячески превозносилось и поощрялось; его связывали с проектами справедливого социального развития и – на пике могущества стран третьего мира в этой международной организации – с призывами к «новому международному экономическому порядку». Вся эта динамика отчетливо сказывалась на деятельности Комиссии ООН по правам человека, в плане как ранжирования прав по их важности, так и отстаиваемых этим органом целей226226
  Emerson R. From Empire to Nation: The Rise to Self-Assertion of Asian and African Peoples. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1960; Rist G. The History of Development: From Western Origins to Global Faith. London: Zed Books, 2002. Chap. 9.


[Закрыть]. Но даже на гребне захлестнувшего ООН в 1970‐е годы антиколониализма уже было заметно, что намечавшееся на Западе приятие нынешнего понимания прав человека следует приписывать их постепенному освобождению от антиколониальной повестки. Как выяснилось в дальнейшем, подъему правозащитной идеи, пусть даже лишь в общественном сознании первого мира, способствовали два взаимосвязанных события.

Во-первых, низменная суть колониального господства была изобличена в глазах всего человечества, что позволило окончательно покончить с этим явлением. Неприятный факт, который нам приходится признавать, заключается в том, что права человека пережили свой моральный триумф не во время деколонизации, а лишь после нее; только потеря империи позволила либерализму, включая и его собственную философию прав человека, очиститься от порочащих его былых связей с угнетением и насилием за рубежом. Последние масштабные очаги формального колониализма были окончательно ликвидированы в середине 1970‐х годов с предоставлением независимости португальским владениям. Провалившаяся примерно в то же время отчаянная и кровавая попытка американцев «спасти» Южный Вьетнам от коммунизма – вкупе с ее разрушительными моральными последствиями, с которыми вынужден был разбираться президент Джимми Картер, – подготовила почву для давно обещанного разворота США к правам человека как внешнеполитическому идеалу. Лишь после того как формальный имперский порядок и прямой интервенционизм холодной войны оказались дискредитированными, интернационализм, основанный на уважении прав человека, смог выйти на первый план.

Во-вторых, весьма значимым оказалось и повсеместное распространение мнения о том, что антиколониализм в его классических формах потерпел полнейшее крушение как нравственный и политический проект. Понимание этого приходило по мере постепенного накопления тех беспокойств и тревог, которые были в свое время обоснованно «поставлены на паузу» – чтобы позволить лидерам третьего мира консолидировать власть и провести обещанные ими радикальные социально-экономические реформы (если, разумеется, эти лидеры не оказывались новыми плутократами, даже не думавшими выполнять свои обещания). В середине 1960‐х годов один из сторонников утверждения гражданских свобод по всему миру заявлял, что «выборочно применяемая автократия может оказаться необходимой для формирования социальных предпосылок, обеспечивающих соблюдение прав человека». Спустя десять лет было уже понятно, что эта ставка не сработала. «Не устарело ли самоопределение?» – вопрошал в итоге известный юрист-международник в 1973 году227227
  Bayley D. H. Public Liberties in the New States. Chicago: Rand McNally, 1964. P. 142; Sinha S. P. Is Self-Determination Passé? // Columbia Journal of Transnational Law. 1973. Vol. 12. P. 260–273.


[Закрыть].

Чем дальше, тем больше ответ на этот вопрос представлялся утвердительным – по крайней мере, для развитого Запада. Гарвардский политолог Руперт Эмерсон, который долгое время оставался наиболее заметным приверженцем самоопределения в академической среде, осудил в 1975 году применение «двойных стандартов, которые дезавуируют нравственные устои стран „третьего мира“ и порочат привлекательность отстаиваемых ими идей». По его словам, «безусловно легитимный натиск, которому подверглись колониализм и апартеид, был поставлен под сомнение, когда новые страны в массовом порядке начали снимать с себя ответственность за многочисленные нарушения прав человека и попрание достоинства личности в их собственных границах». Как выразился Артур Шлезингер – младший в 1977 году, который стал рубежным в области прав человека, «государства могут соответствовать всем критериям национального самоопределения, но при этом быть грязными кляксами на политической карте мира. Соблюдение прав человека позволяет выйти к более величественному принципу, которым является индивидуальное самоопределение». В классической работе «Права человека сегодня» юрист-международник Луис Хенкин предположил, что Томас Пейн «приветствовал бы появление множества новых государств, рожденных революциями и самоопределением, но несомненно впал бы в ярость, услышав предположение о том, что процветание и равенство могут обеспечиваться только автократией, жертвующей свободой настоящего ради неопределенного будущего». В послевоенную эпоху, пояснял сенатор от штата Нью-Йорк Дэниел Патрик Мойнихэн, политика не смогла отстоять права человека, поскольку их принесли в жертву на мрачном алтаре самоопределения. «Огромные надежды, которые связывались с маленькими росточками, пущенными нашим великим деревом свободы, не позволяли нам думать, и уж тем более говорить, что с этими побегами что-то не так, – продолжал он. – А потом последовала травма Вьетнама, которая, наверное, окончательно убедила в том, что нам, занимаясь культивированием этой поросли, обязательно нужно опираться на поддержку народов, очень похожих на тот, который мы только что разорили». Как только прошло достаточно времени и воздерживаться от критики злоупотреблений, распространившихся в третьем мире, было уже не нужно, с вьетнамской войной покончили228228
  Emerson R. The Fate of Human Rights in the Third World // World Politics. 1975. January. Vol. 27. № 2. P. 223; Schlesinger A., Jr. Human Rights: How Far, How Fast? // The Wall Street Journal. 1977. March 4; Henkin L. The Rights of Man Today. Boulder: Westview Press, 1978. P. 136; Moynihan D. P. The Politics of Human Rights // Commentary. 1977. August. Vol. 64. № 2. P. 22; ср.: Spiro E. P. From Self-Determination to Human Rights: A Paradigm Shift in American Foreign Policy // Worldview. 1977. January – February; Liskofsky S. Human Rights Minus Liberty? // Worldview. 1978. July.


[Закрыть]. Лишь после того как самоопределение вступило в полосу кризиса, западные наблюдатели смогли увидеть путь, ведущий от давней мечты о постколониальном освобождении к гораздо более свежей утопии – к надежде на рождение нового мира, в котором восторжествуют индивидуальные права человека.

Глава 4
«ЧИСТОТА ЭТОЙ БОРЬБЫ»

«Можно подумать, будто от конца 1960‐х годов нас отделяет не десятилетие, а целое столетие», – заметил польский диссидент Бронислав Бачко в конце 1970‐х. Бачко перебрался из Варшавы на Запад в 1968 году, как раз в то время, когда радикалы будоражили мир требованиями экстраординарных преобразований. Для молодежи это был глоток свежего воздуха: вместо того чтобы воспроизводить устаревшее и несостоятельное общество, полагали юные революционеры, им предстоит изобрести новый мир. «Граффити на парижских улицах призывали „отдать власть воображению“ и превозносили „реализм, требующий невозможного“», – вспоминал Бачко. Однако, по мере того как в последующее десятилетие надежды на пришествие царства свободы и справедливости померкли, трансформирующий утопизм на Западе, как показалось многим, исчез без следа. Еще вчера превозносимые чаяния теперь безжалостно выкорчевывались, зачастую их бывшими апологетами. «Дело выглядело так, будто бы утопию сделали козлом отпущения в коллективном изгнании демонов, мучивших нашу эпоху», – заключал Бачко. И действительно, к концу 1970‐х казалось, будто бы в мире началось что-то вроде искупления предшествующей очарованности утопизмом. Впрочем, Бачко подозревал, что внешность может быть обманчивой. Поэтому польский ученый полагал, что вместо «увядания» или «распада», которые виделись многим, утопия пережила лишь «перемещение границ»: ей удалось уцелеть, но уже в новой форме. «Разве нельзя себе представить, – писал он, – что разочарование в утопических „системах“ будет сопровождаться борьбой утопических надежд и способов мышления за выживание, сообщающей нашей эпохе две противоречивых установки одновременно: с одной стороны, недоверие к утопии, а с другой стороны, желание как-нибудь сохранить ее?»229229
  Baczko B. The Shifting Frontiers of Utopia // Journal of Modern History. 1981. September. Vol. 53. № 3. P. 468, 475.


[Закрыть]

В проницательном наблюдении поляка предлагается удачная фокусировка, позволяющая лучше понять, почему идея прав человека наполнялась энергией в контексте разрушающегося и трансформирующегося идеализма. Права человека появились на свет как минималистская и жизнестойкая утопия, способная уцелеть в суровом климате. Это были годы «кошмара» и «срыва», особенно после нефтяного шока и глобального экономического обвала 1973 года. Однако зима разочарований, наступившая на Западе, привела к обесцениванию максималистских и программных планов трансформаций – и в особенности революций. Для нас ключевой вопрос заключается в том, каким образом права человека, которые отнюдь не были в центре внимания глобального идеализма до 1940‐х годов и позже, а также не смогли вписаться ни в антиколониальную борьбу, ни в молодежный активизм 1950–1960‐х годов, все же добились всего перечисленного в 1970‐х. Именно в то десятилетие впервые люди массово стали обращаться к языку прав человека, выражая на нем свои надежды на лучшее будущее. Но поворот произошел не на пустом месте. Открытие прав человека происходило в ходе их сопоставления с другими схемами и состязания с ними. Права человека были реализмом, который требовал возможного. Но если дело обстояло так, то осознать их значимость можно было только на фоне иных, более грандиозных мечтаний, на которые они, с одной стороны, опирались и которые, с другой стороны, ими вытеснялись.

Чаще всего общественные движения той поры вооружались лозунгом прав человека впервые за всю свою историю. По мере того как 1970‐е шли вперед, стремление отстоять права человека все чаще предъявлялось в качестве основания для социальной борьбы; процесс продолжался и в последующие десятилетия, не завершившись до сих пор. Это кипение было в самом разгаре в тот момент, когда завершалось согласование Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, подписанного в Хельсинки в 1975 году. Упомянутое событие попутно создало новую площадку, на которой могли развернуться правозащитники Северной Атлантики. А затем наступил 1977 год, отметивший поразительный и непредсказуемый взрыв интереса к правам человека. Одна из самых удивительных особенностей того периода состояла в том, что в его начале и Всеобщая декларация, и сам концепт международных прав человека были почти неизвестны публике, а потом вдруг, под давлением социальных движений, которые нуждались в этих ранних «источниках», они стремительно были обнаружены и применены на практике. Права человека позволили непохожим друг на друга акторам действовать сообща, ибо все иные некогда воодушевлявшие их альтернативы теперь представлялись нежизнеспособными, а у истоков этой конвергенции оказалось стратегическое отступление от прежних, более грандиозных утопизмов.

Общую рамку, позволяющую понять взрывной подъем правозащитного активизма накануне прорывного 1977‐го и позднее, можно будет сконструировать лишь в том случае, если мы примем за точку отсчета упомянутый крах предшествующих утопий и стремление найти им замену. Ведь одно дело отслеживать историю международной гражданской адвокации, ограничиваясь только внутренней динамикой этой сферы, и совсем другое дело объяснить успех правозащитной деятельности многочисленными захватывающими событиями и новаторскими общественными движениями, позволившими правам человека выжить в неблагоприятном идеологическом климате 1970‐х годов. Одно дело зафиксировать эволюцию наднациональных правозащитных механизмов, например в ООН и в европейском регионе, но совсем другое дело объяснить небывалое укрепление культурного престижа, который они вдруг обрели после десятилетий забвения. Наконец, одно дело изучать государства, которые, подобно Соединенным Штатам при Джимми Картере, принялись в 1970‐е годы продвигать права человека в беспрецедентно новаторской манере и клеймить не уважавшие их режимы неприятными (хотя отнюдь не фатальными) новыми способами, и совсем другое дело разобраться, почему идее прав человека в тот момент столь эффективно удалось укорениться на территории идеализма, в сознании обычных людей и в общественной жизни. Кончина иных утопических проектов и их приспособление к правозащитной повестке предоставляют наиболее полезные указатели, позволяющие не заблудиться в ходе этого анализа.

Мозеса Московица, одного из очень немногих стойких представителей правозащитной организации старой закалки, вполне можно назвать неудачником. Родившись в 1910 году в украинском Стрые, он, будучи подростком, вместе с семьей эмигрировал в Соединенные Штаты, где получил образование в Городском колледже Нью-Йорка и Колумбийском университете. Перед Второй мировой войной Московиц работал аналитиком в Американском еврейском комитете – АЕК (American Jewish Committee), а потом служил в американских частях на европейском континенте, сыграв видную роль в качестве начальника политической разведки в оккупированной американцами земле Баден-Вюртемберг. Вернувшись в 1946 году домой – новорожденная ООН тогда еще только начинала свою деятельность, – Московиц решил заняться отстаиванием интересов еврейства в международных судебных органах. Заручившись поддержкой таких влиятельных фигур, как Рене Кассен, он сформировал Консультативный совет еврейских организаций – КСЕО (Consultative Council of Jewish Organizations), в состав которого вошли АЕК, Англо-еврейский союз (Anglo-Jewish Union) и французский Всемирный еврейский союз (Alliance Israélite Universelle). Поясняя, почему он так усердно и непублично работал во имя прав человека, причем даже после того, как в послевоенное время их предали забвению, Московиц был весьма красноречив: «Я хотел служить чему-то вечному, нерушимому и универсальному. Конечно, мне не верилось, что это принесет полное искупление, но я считал, что мы не сможем продвигаться вперед, если этот принцип не будет прочно закреплен в международных соглашениях»230230
  Расшифровка интервью с Мозесом Московицем, записанного 7 ноября 1979 года. Место хранения записи: AJC William E. Wiener Oral History Collection, New York Public Library, Dorot Jewish Division, 22.


[Закрыть].

Как полагал Московиц, эту задачу лучше было решать, работая в одиночку и без лишнего шума. По этой причине в послевоенные годы активист порвал с АЕК, который, по его мнению, начал отказываться от собственного этоса довоенной поры, превращаясь в «так называемую массовую организацию… машину давления, печатающую брошюры и распространяющую листовки». «Никаких утопий или чего-то подобного, именно такой, как мне казалось, должна быть спасительная благодать», – добавлял он. Московиц критиковал даже «Международную амнистию» за «изобретательство всевозможных формальных трюков и придумывание разных ненужных процедур» – за «возведение вавилонской башни, которая в конце концов погребет под собой саму программу». Хотя в нью-йоркских кругах, как еврейских, так и близких к ООН, Московиц в 1950–1960‐х годах имел прозвище «Мистер Права человека», он сам и его организация оставались практически неизвестными – несмотря на то, что за десятилетия работы в КСЕО именно он подготовил ряд лучших и, по сути, единственных, аналитических исследований, посвященных судьбе прав человека в недрах Организации Объединенных Наций. В последующие годы Московиц неустанно добивался укрепления юридического статуса прав человека и предлагал учредить должность «генерального прокурора» по правам человека231231
  Ibid. P. 25, 33, 35. Я опирался также на машинописную копию «Curriculum Vitae» и прочие документы из архива работ Московица: Moses Moskowitz Papers, White Plains, New York. Полезными оказались и его публикации: Moskowitz M. Human Rights and World Order: The Struggle for Human Rights in the United Nations. New York: Oceana Publications, 1958; Idem. The Politics and Dynamics of Human Rights. New York: Oceana Publications, 1968; Idem. International Concern with Human Rights. Leiden: Sitjhoff, 1972; Idem. The Roots and Reaches of United Nations Decisions. Aalphen an den Rijn: Sitjhoff & Noordhoff, 1980. О внесенном в 1963 году предложении учредить должность «генерального прокурора по правам человека» см.: Blaustein J. Human Rights: A Challenge to the United Nations and to Our Generation // Cordier A. W., Foote W. (Eds) The Quest for Peace: The Dag Hammerskjöld Memorial Lectures. New York: Columbia University Press, 1965.


[Закрыть]. (Лишь через много лет, в 1993‐м, когда эра Московица уже завершилась, в структуре ООН появился офис Верховного комиссара по правам человека.)

Оставаясь шоу одного актера и фокусируясь сугубо на процессах, протекавших внутри ООН, деятельность КСЕО весьма показательно демонстрирует, как выглядела ранняя правозащитная адвокация. Первые организации, получившие консультативный статус в соответствии со статьей 71 Устава ООН, в подавляющем большинстве основывались на какой-то групповой идентичности. В послевоенный период многочисленные неправительственные структуры принялись переформулировать свои прежние миссии в духе бюрократических и языковых норм ООН; сам Московиц, кстати, сделал то же самое в отношении еврейской адвокации. Начав свою работу в конце XIX века и пережив стремительную экспансию в межвоенный период, непосредственно после завершения Второй мировой войны пул неправительственных организаций насчитывал около тысячи структур, около сотни из которых вскоре получили статус консультантов ООН. В этом ряду оказались и немногие группы, посвятившие себя правам человека. Тем не менее ни одной из них, причем независимо от сферы деятельности – будь то коммерция, стандартизация, трудовые отношения, сельское хозяйство, социальное обеспечение или миротворчество, – не удалось сделать саму идею «неправительственной организации» чем-то заметным и значимым. Лайман Кромвель Уайт, который довольно долго оставался их первым и единственным исследователем, в 1951 году сетовал на то, что «НПО остаются великим неизученным континентом в мире международных отношений». На организации, которые, подобно группе Московица, подхватывали любую ссылку на обновленные права человека, приходился лишь малый сегмент этого континента, причем даже для многих из них проблематика прав не была единственной профильной. Они просто дополняли свои прежние цели (как правило, это было миротворчество или забота об определенных социальных группах) стратегическим продвижением нового правозащитного языка. В авторитетном обзоре Уайта, подготовленном через пять лет после основания ООН, еще нет такой обобщающей категории, как «правозащитная организация»232232
  White L. C. International Non-Governmental Organizations: Their Purposes, Methods, and Accomplishments. New Brunswick: Rutgers University Press, 1951. P. VII, 261–266.


[Закрыть].

Таким образом, в подмножестве групп, посвятивших себя работе с правами человека в ООН, группа Московица была вполне типичной. Их цели задавались религиозными, этническими или гендерными характеристикам тех общностей, интересы которых они лоббировали. И даже когда они преследовали общую повестку – например, боролись за мир, – их руководство и членство определялись в соответствии с групповой идентичностью. Так, женский интернационализм добивался вполне однозначных целей: в их ряду были избирательное право для женщин, предотвращение торговли людьми или борьба с проституцией, повышение женских зарплат, а иногда еще и попытки внедрить феминистское миротворчество в маскулинную геополитику233233
  См.: Cooper S. E. Peace as a Human Right: The Invasion of Women into the World of High International Politics // Journal of Women’s History. 2002. May. Vol. 14. № 2. P. 9–25; Foster C. Women for All Seasons: The Story of the Women’s International League for Peace and Freedom. Athens: University of Georgia Press, 1989.


[Закрыть]. В послевоенные годы подобные группы, некогда посвятившие себя конкретной религиозной, этнической или гендерной клиентуре, всего лишь универсализировали свою риторику, не меняя социальную базу. Скажем, для АЕК особенность послевоенной сцены заключалась в том, что права евреев в новых условиях легче было защищать, отстаивая права человека в целом234234
  В одном из служебных документов Московиц комментировал это следующим образом: «Вся программа Американского еврейского комитета базируется на стратегической концепции, согласно которой лучшей защитой прав евреев должна быть атака на те инстанции, которые распространяют ложь и предрассудки, а также продвижение демократических идеалов и институтов. Главной опорой состоятельности этой программы, как в долгосрочной, так и краткосрочной перспективе, может быть только ООН». См.: Moskowitz M. Evaluation of the United Nations Program of the American Jewish Committee (February 1951). AJC RG 347.17.10. YIVO Archives. Center for Jewish History, New York. Gen-10. Box 173.


[Закрыть]. Но и в подобных случаях группы, включая еврейские, сосредотачивались на специфических нуждах своих сторонников. «Только в процедурных вопросах неправительственные организации координируют свои действия внутри ООН, – отмечал Роджер Болдуин, соучредитель Американского союза защиты гражданских свобод (American Civil Liberties Union) и, в годы Второй мировой войны, Международной лиги прав человека (International League of the Rights of Man). – По сущностным вопросам они всегда работают индивидуально»235235
  Цит. по неопубликованной рукописи: Eckel J. «To Make the World a Slightly Less Wicked Place»: The International League of the Rights of Man, Amnesty International USA and the Transformation of Human Rights Activism from the 1940s through the 1970s. Прекрасный анализ, предложенный автором, полностью сочетается с моим.


[Закрыть]. Кроме того, гуманитарная повестка одновременно отстаивалась на множестве площадок. Существовали местные, национальные и международные группы, которые работали с помощью своих государств, международных организаций или сами по себе. По контрасту с описанным положением у правозащитной адвокации имелась привилегированная и эксклюзивная локация: сосредоточением ее интересов, действий и реформ выступала исключительно Организация Объединенных Наций.

Некоторые пытались поднять авторитет идеи прав человека в глазах широкой публики. Хотя многие из ранних неправительственных организаций и без того солидарно стремились к узакониванию прав и внедрению санкций за их нарушение, апелляциями к общественности они тоже старались не пренебрегать, особенно после 1953 года, когда устами Джона Фостера Даллеса правительство США объявило о том, что в обеспечении прав человека оно считает первичным образование, а не закон. В результате известная детская писательница Дороти Кэнфилд Фишер сочинила просветительскую брошюру «Справедливый мир для всех: о значении Всеобщей декларации прав человека», которую различные группы распространяли в начале 1950‐х годов. Действуя в том же русле, Американская ассоциация Объединенных Наций (American Association for the United Nations), консолидировавшая усилия религиозных и женских групп, спонсировала трансляцию по всей стране радиопередач, которые были посвящены десятой годовщине Всеобщей декларации и в которых участвовали певица Мариан Андерсон и певец Дэнни Кэй; а 7 декабря 1958 года американским зрителям с той же целью показали телеспектакль под названием «Все в твоих руках», призванный пропагандировать идею прав человека. Впрочем, эти обнадеживающие, но рудиментарные усилия не смогли ввести новое понятие в широкий обиход.

Только Международная лига прав человека Болдуина изначально возникла как неправительственная организация, занимающаяся исключительно правами. Эта группа, учрежденная в конце 1941 года европейскими эмигрантами, надеявшимися пересадить на американскую почву французскую Лигу прав человека (Ligue des Droits de l’Homme), возглавлялась Болдуином с 1942 года; особенно энергично он руководил ею после того, как в январе 1950‐го покинул пост сопредседателя в Американском союзе защиты гражданских свобод. Гражданско-либертарианские установки этой структуры были яркими, но не слишком типичными, что усугублялось антиколониальными настроениями Болдуина. После некоторых ранних колебаний руководитель лиги начал считать борьбу с коммунизмом приоритетным делом. Необычным, однако, было то, что возглавляемое им объединение связывало обеспечение прав человека с проведением деколонизации. Подобное продвижение, однако, не смогло укрепить престиж идеи: вероятно, лига начала пропагандировать эту связку слишком рано. Возникнув до эпохи новых массовых движений, лига была крайне малочисленной; кроме того, ей не удалось создать профессиональные элиты, которые могли бы ее возглавить. В итоге этой организации не удалось сконструировать успешную модель, которую смогли бы воспроизвести другие. Она так и осталась замкнутой в адвокации внутри ООН. Причем, несмотря на то что после 1947 года Комиссия ООН по правам человека, желая обеспечить собственную нейтральность, решила не рассматривать петиции, Роджер Болдуин и Джон Хамфри, первый директор Управления ООН по правам человека, часто контактировали друг с другом236236
  Интерес Болдуина к борьбе за гражданские свободы за рубежом зародился еще в 1920‐х годах (хотя тогда ему не удалось увлечь этим Американский союз защиты гражданских свобод), когда он с энтузиазмом занимался вопросом независимости Индии и интересовался судьбами политических заключенных. См.: Cottrell R. C. Roger Nash Baldwin and the American Civil Liberties Union. New York: Columbia University Press, 2000. Chap. 13. О фокусировке Болдуина на ООН см.: Baldwin R. N. Some Techniques for Human Rights // International Associations. 1958. Vol. 8. P. 466–469. См. также: Clark R. S. The International League of the Rights of Man [неопубликованная рукопись]; Idem. The International League for Human Rights and South West Africa 1947–1957: The Human Rights NGO as Catalyst in the International Legal Process // Human Rights Quarterly. 1981. Vol. 3. № 4. P. 101–136. Оценку деятельности лиги в середине 1970‐х, после смены ее названия, см. в статье: Scoble H., Wiseberg L. The International League for Human Rights: The Strategy of a Human Rights NGO // Georgia Journal of International and Comparative Law. 1977. Vol. 7 (Supplement). P. 289–314, особенно P. 292–295. Фрагмент этой статьи был перепечатан под другим названием: Idem. Human Rights as an International League // Society. 1977. November – December. Vol. 15. № 1. P. 71–75.


[Закрыть].

К концу 1960‐х годов и в особенности после основания Международной амнистии стало очевидно, что предшествующие стратегии тех неправительственных организацией, которые хоть мельком касались прав человека, включая и Международную лигу прав человека, оказались практически бесплодными. Ни одно событие не убеждало в этом более безапелляционно, чем Тегеранская конференция, проведенная в ознаменование двадцатой годовщины Всеобщей декларации. Хотя в документах международного сообщества канонизировались базовые ценности, которым предписывалось следовать, даже сами лидеры неправительственного сектора уже осознавали несостоятельность ООН в качестве центральной арены активизма, нацеленного на обеспечение прав человека. После провального апрельско-майского заседания и прозвучавших на нем восхвалений антиколониализма (а также осуждений израильской оккупации) Шон Макбрайд, генеральный секретарь Международной комиссии юристов (International Commission of Jurists), выразил сожаление по поводу того, что «большую часть времени собравшиеся посвятили воспроизведению текущих политических мнений и оценок, причем делалось это в самой эмоциональной форме»237237
  Конференция в Тегеране освещалась крайне скупо. См.: Middleton D. Israel Is Accused at Rights Parley // The New York Times. 1968. April 24; MacBride S. The Promise of Human Rights Year // Journal of the International Commission of Jurists. 1968. June. Vol. 9. № 1. P. II. Международная комиссия юристов, основанная в 1952 году, опираясь на финансирование Центрального разведывательного управления США, продвигала принцип верховенства права; со временем группа переключилась на защиту прав человека. См.: Tolley H. B., Jr. The International Commission of Jurists: Global Advocates for Human Rights. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1994.


[Закрыть]. В 1968‐м, в рамках празднования провозглашенного ЮНЕСКО Международного года прав человека частные группы снова попытались высказаться, причем американское правительство даже учредило для этого президентскую комиссию, которую возглавил Аверелл Гарриман238238
  См.: Phillips E. C. You in Human Rights: A Community Action Guide for International Human Rights Year. New York, 1968; Stuber S. I. Human Rights and Fundamental Freedoms in Your Community. New York: Association Press, 1968. (Последнюю из этих публикаций спонсировала Американская ассоциация Объединенных Наций.) О работе комиссии см. ее итоговый доклад: To Continue Action for Human Rights. Washington, 1969. Ср. с более политизированным описанием ее деятельности в сборнике: Carey J. (Ed.) The International Protection of Human Rights. Twelfth Hammerskjöld Forum. New York Association of the Bar of the City of New York, 1968.


[Закрыть]. Результаты, однако, опять оказались неутешительными – вероятно, из‐за разочарований тегеранского форума. По мнению Московица, ни одно событие не вызвало «более серьезных сомнений» в том, что программа ООН по правам человека «сможет вынести то бремя, которое на нее возложено», нежели тегеранская конференция – форум, «ничуть не сумевший приблизиться к тому, чего от него ожидали, ни по форме, ни по содержанию». Заключительный акт тегеранской встречи, писал Московиц, не стимулировал «ни миссии, ни поиска, ни открытия. В принятых решениях отсутствует само ядро той огромной социально-политической темы, которая пробуждает надежду, поддерживает энтузиазм и предвещает счастливое будущее… Конференция по правам человека не породила такой приливной силы, которая смела бы все препятствия, блокирующие вызревание подлинно международной озабоченности правами человека»239239
  Цит. по: Abram M. B. The UN and Human Rights // Foreign Affairs. 1969. January. Vol. 47. № 2. P. 363; Moskowitz M. International Concern with Human Rights. Р. 13, 23.


[Закрыть].

Но, по-видимому, самые важные и показательные выводы относительно правозащитной стратегии, представленной на провальной тегеранской конференции, были сделаны на форуме неправительственного сектора, состоявшемся в сентябре 1968 года. По сравнению с саммитом в Тегеране конференция неправительственных организаций в Париже оказалась совершенно иной по духу. В штаб-квартире ЮНЕСКО собрались почти исключительно представители первого мира. Большинство представляло разнообразные религиозные организации, хотя некоторые ключевые спикеры – прежде всего, президент Замбии Кеннет Каунда – обеспечивали новую кровь. В событии участвовал и кое-кто из отцов-основателей 1940‐х годов. Рене Кассен, которому через несколько недель предстояло стать лауреатом Нобелевской премии мира, утверждал, что «бойцы» неправительственного сектора должны и дальше добиваться реформирования ООН и в особенности принятия обязывающих пактов, гарантирующих соблюдение прав человека. В свете Тегерана отстаивание христианского каркаса прав человека, которым занимался, например, Шарль Малик и которое казалось столь существенным в 1940‐х годах, не могло не резонировать и в современности. «В нынешних заявлениях, касающихся прав человека, да и в самой Всеобщей декларации нет ничего такого, чего нельзя было бы обнаружить в великой матрице христианского вероучения, – подчеркнул он. – Даже те, кто сегодня со страстью и искренностью несет бремя защиты прав человека, придерживаясь нерелигиозных или антирелигиозных взглядов, черпают свою энергию, осознанно или бессознательно, из кладезя этой традиции». Ислам же, напротив, в своих нынешних формах все менее готов к тому, чтобы вносить вклад в совершенствование этой идеи, несмотря на присущую ему «гуманистическую составляющую, которую предстоит возродить в наше время независимо от переменчивости политической моды». Отсылая к последствиям Тегерана и политической сумятице во всем мире, свои самые большие сожаления Малик приберег для молодежи. Юношеский активизм, говорил он, не приносит правам человека никакой пользы, поскольку его сторонники поддались искушению огульного отрицания существующих общественных порядков – вместо того чтобы смягчить свои обличения несправедливости, учитывая цивилизационные достижения человечества. «Я очень хотел бы, чтобы кто-нибудь, желательно тоже молодой человек, осмелился бы встать перед этими юными людьми и сказать им, что в мире есть великое множество правильных вещей и что их долг – любить и ценить эти вещи. Неправительственные организации не должны позволять молодым проваливаться в бездну нигилизма». Иные делегаты, однако, признавали, что, в отличие от некоторых других устремлений, права человека пока не стали программой, привлекающей молодежь. Фредерик Нольде, также присутствовавший на мероприятии, не стал выносить приговор прежней деятельности неправительственных организаций, похожих на его собственную протестантскую экуменическую группу; вместо этого он осмотрел зал и не без иронии заметил: «Пришлось бы сильно напрячь воображение и память, чтобы отнести большинство собравшихся к категории молодежи. Но эта ситуация может и должна быть исправлена»240240
  См. три статьи, вошедшие в итоговый сборник парижской конференции неправительственных организаций: Cassin R. Twenty Years of NGO Effort on Behalf of Human Rights; Malik C. An Ethical Perspective; Nolde O. F. The Work of the NGO’s: Problems and Opportunities // Conference of NGOs in Consultative Status: Toward an NGO Strategy for the Advancement of Human Rights. New York: UNESCO, 1968. P. 22, 99–100, 111. Аналогичным образом швейцарский философ Жанна Херш, подготовившая по заказу ЮНЕСКО антологию текстов, посвященных правам человека (Hersch J. (Ed.) Birthright of Man: An Anthology of Texts on Human Rights. Paris: UNESCO, 1969), сокрушалась по поводу того, что «некоторые люди сегодня захвачены благородной страстью к разрушению, желая создать справедливость из ничего, причем подобное негодование стало своего рода модой». См.: Hersch J. Man’s Estate and His Rights // Idem. (Ed.) Birthright of Man. P. 102. Ср.: Ganshof van der Meersch W. J. Droits de l’homme 1968 // Droits de l’homme. 1968. Vol. 1. № 4. P. 483–490; Kaminski G. La jeunesse, facteur de la promotion et de la réalisation du respect universel des droits de l’homme // Droits de l’homme. 1971. Vol. 4. № 1. P. 153–190.


[Закрыть].

Активистам, которые напряженно размышляли о том, почему права человека до сих пор не преуспели, парижская встреча показала, прежде всего, нежизнеспособность привычного подхода, ориентированного на ООН, и бесполезность встраивания правозащитной тематики в конкурирующие социально-политические течения, сотрясавшие в то время западный мир. Сэр Эгертон Ричардсон, представитель Ямайки при ООН, в 1963 году первым предложивший провести международный год прав человека, оказался наиболее прямолинейным. «Тегеран стал для нас моментом истины, ибо там мы лицом к лицу столкнулись с основной нашей напастью, – заявил он. – Мы увидели, во что превращается защита прав человека, если заниматься ею руками правительств». В Тегеране «вскрылось много пробелов, но не обнаружилось почти никаких достижений, – продолжал дипломат. – Учитывая это, сегодня, защищая права человека и отстаивая человеческое достоинство, представляется необходимым полагаться по большей части на граждан, а не на государства»241241
  Sir Richardson E. The Perspective of the Tehran Conference // Conference of NGOs in Consultative Status: Toward an NGO Strategy for the Advancement of Human Rights. Р. 25; Cyfer-Diderich G. Report of the General Rapporteur // Ibid. P. 1.


[Закрыть]. В столкновении с соперничающими утопиями, которые вовсе не обращались к правам человека, правозащитный проект должен был найти для себя конкурентные преимущества.

Оценивая триумф концепта, который ООН представила, а потом сама загнала в угол, не стоит полностью сбрасывать со счетов работу, протекавшую в кабинетах и залах этой международной организации в то время. Там шла своя, пусть и медленная, эволюция. Тем не менее, подготавливая в середине 1970‐х свой обзор, посвященный достижениям ООН на этом поприще, британский политолог Герберт Джордж Николас имел все основания для язвительности:

Ничто не причинило большего вреда Организации Объединенных Наций в целом и Экономическому и Социальному Совету в частности, чем великое возбуждение, мотивируемое правами человека. Причем к этому делу приложили руку абсолютно все. Соединенные Штаты на конференции в Сан-Франциско требовали, чтобы пункты о правах человека были внесены в Устав Организации; советский блок эксплуатировал тему прав человека при полнейшем равнодушии к бревну в собственном глазу; латиноамериканцы усмотрели в правах человека идеальную возможность поупражняться в столь ценимом ими политическом красноречии; наконец, англосаксы в целом вопреки собственной традиции реализма в либеральных и гуманитарных вопросах тоже присоединились к коллективу, восхищающемуся новым нарядом короля. Так был затеян трусливый заговор, призванный скрыть абсурдность ситуации, в которой попечение о правах человека доверялось международному клубу правительств – хотя во все времена и во всех странах именно правительства оказывались их главными нарушителями242242
  Nicholas H. G. The United Nations as a Political Institution. 5^th ed. Oxford: Oxford University Press, 1975. P. 148–149.


[Закрыть].

Несмотря на труды крошечных групп общественников и небольшой кучки бюрократов, предпринимавшиеся на базе ООН в 1950–1960‐х годах, небывалый взлет интереса к правам человека в 1970‐х находился в непосредственной связи со стремительной маргинализацией ООН как центрального форума для обсуждения правозащитных норм и их единственного самопровозглашенного хранителя. Этот «обход ООН с флангов» был беспрецедентным; он, в частности, не имел ничего общего с той линией, которую проводил американский интернационализм военных и послевоенных лет243243
  Интересные наблюдения относительно того, в каком состоянии старомодный американский интернационализм находился в середине 1960‐х годов, см. в работе: Gardner R. N. (Ed.) Blueprint for Peace: Being the Proposals of Prominent Americans to the White House Conference on International Cooperation. New York: Vintage Books, 1966; непосредственно о правах человека см. P. 84–102.


[Закрыть]. В первую очередь поворот был обеспечен «Международной амнистией». Если тегеранская конференция убедила в необходимости какого-то новаторского стиля мобилизации, то «Международная амнистия» предложила соответствующую модель.